Я пробрался сюда сегодня вечером и уже через час заметил катер, тихо причаливший совсем рядом со мной и высадивший какого-то человека. Полиция сидела в засаде с приказом не выдавать своего присутствия до условного сигнала. Я стал следить за высадившимся. Мне очень мешала луна, но человек, шедший впереди (как я догадался по одеянию — китаец), ни разу не обернулся, чувствуя, видимо, себя в полной безопасности. Он привел меня к лестнице, а потом — к двери. Я потратил добрых десять минут, прежде чем освоился с механизмом, который отпирает дверь.
   — Вы хотите сказать, мистер Смит, что проникли в дом Фу Манчи один? Без сопровождения? Сунули голову в пасть дьяволу?
   — Одному было легче, Стерлинг. Недаром воры и шпионы работают поодиночке.
   Я поразился смелости Найланда Смита.
   — Проникнув в дом, я стал исследовать его. В коридор, куда я попал, выходило множество дверей без дверных ручек и замочных скважин.
   Знаете, почему я попросил вас так подробно описать Флоретту? Потому что в первой же комнате, где я очутился, спала прекрасная девушка неземной красоты, будто бы я случайно попал в сказку о Спящей Красавице.
   Она спала, повернувшись лицом к окну, и лунный свет освещал ее. Ваше описание Флоретты сделало бы честь любому художнику слова, Стерлинг. Вы очень живо и талантливо нарисовали ее портрет, и я полностью согласен со всеми вашими эпитетами. Она действительно прекраснейшая из женщин, не зря вы так неравнодушны к ней. Вас, наверное, интересует, кто она и как сюда попала? Чуть позже я удовлетворю ваше любопытство и расскажу о ней очень многое. Это трагическая история. Я сразу заподозрил, что знаю, кто эта девушка, но последние мои сомнения рассеялись, когда вы сказали, что у нее фиолетовые глаза. Я ведь не видел цвета ее глаз, потому что она спала. Я ушел тихо, не побеспокоив ее.
   — Ну и выдержка у вас, мистер Смит!
   — Да, мало что, как показывает опыт, способно вывести меня из равновесия.
   — Вы, разумеется, имеете все основания на такое мнение о себе, но продолжайте, прошу вас!
   — Ну вот. Обойдя коридор, я расширил поле своих исследований и попал в эту ненормальную лабораторию…
   — «Ненормальную»? Очень точно сказано!
   — Да. Чудовищные механизмы вызывали чувство дискомфорта, а черные линии на полу…
   — Это страшные линии!
   — В самом деле? Я так и думал. Но ведь они бездействовали, не так ли? И не мешали мне осматривать фантастическую мешанину инструментов, приборов, панелей управления, линз, света… Но тут открылась потайная дверь в стене, и комнату пересек высокий китаец. Не заметив меня, он скрылся у противоположной стены. Выждав достаточно долгое время, я последовал за ним. Угадайте, что было дальше?
   — Могу себе представить!
   — Я столкнулся лицом к лицу с Фу Манчи!

ГЛАВА XXXII
ВЫЗОВ

   Он спал. Запах опиума сказал мне все: Фу Манчи, оказывается, злоупотреблял наркотиками.
   За последние двадцать лет, Стерлинг, не было у меня другой мечты, кроме как избавить мир от этой гадины. И вот я оказался на волосок от исполнения своего самого заветного желания. Уже и курок был взведен, и ствол направлен в ненавистное лицо, но, как это ни смешно, я не смог переступить через собственные предрассудки.
   Руки отказывались повиноваться мне и действовали как бы отдельно от мозга, вопреки всяким доводам рассудка.
   Такого со мной еще не случалось, чтобы тело отказывалось служить! Глаза видели, что перед ними — жалкий старик, и отказывались верить памяти, которая подсказывала, что этот на вид почтенный человек пролил реки крови невинных людей.
   Тогда я опустил пистолет и решил осмотреться. На плече китайца спала его ручная мартышка. Она нисколько не изменилась за прошедшие пятнадцать лет, когда мы виделись в последний раз. Обезьянка проснулась, когда я открыл дверь в оранжерею. Знаете, меня ошеломили спрятанные в недрах виллы джунгли! Я даже не заметил, как мимо меня прошмыгнула Пеко. Из оцепенения меня вывели звуки ваших шагов, Стерлинг. Я не рассчитывал сразу наткнуться на вас. Нам удивительно повезло. Остальное вы знаете. Я преследовал вас, а вы…
   Тут он резко прервался и замолчал.
   — Что это? — спросил он, имея в виду раздавшийся странный для его уха звук.
   — Это вызов. Кто-то зовет меня. Мое отсутствие заметили.

ГЛАВА XXXIII
Я СОГЛАШАЮСЬ

   Я часто вспоминаю то тягостное молчание, которое повисло между нами после сигнала вызова. Я понимал, о чем думает Смит, потому что сам думал о том же.
   — Тут есть одна загвоздка, — решился прервать молчание Найланд Смит. — Мы, конечно, можем сейчас же покинуть страшное место на полицейской лодке, но… Я еще не успел рассказать об одной задумке, только что родившейся у меня.
   Постепенно решился и я. Пример Найланда Смита вдохновил меня. Какое нужно иметь мужество, чтобы добровольно сунуть голову в пасть китайскому дракону! Мне было бы стыдно смотреть ему в глаза, если бы я отказался от его предложения. А Смит уже обдумывал детали предстоящих действий.
   — Вы говорили, что зов исходит от этого кольца?
   Я снял кольцо с пальца и подал ему. Он повертел его в руках и посмотрел на меня.
   — Я не имею права просить вас об этом… — начал Найланд Смит.
   — Я согласен. Жду ваших распоряжений.
   — Спасибо, Стерлинг. Но я не могу дать вам распоряжений, пока не узнаю об одной вещи, а именно: находится ли Петри в руках у Фу Манчи? И еще: жив он или мертв? — Найланд Смит надел кольцо себе на палец. — Поэтому, пожалуйста, когда вернетесь на виллу, дайте мне знать по своему кольцу, нашли вы Петри или нет и в каком он состоянии.
   — А как я объясню свое отсутствие?
   — Подумайте об этом, заранее.
   — А что сказать по поводу кольца?
   — Что потеряли его. Придумайте место, где его трудно искать. Если через десять минут не последует короткий сигнал, я буду считать, что вы не вольны в своих действиях. В противном случае я жду сообщения. Один длинный сигнал — Петри там, но мертв, два коротких — Петри жив. Запомнили?
   — Да.
   По дороге назад я обдумывал свои оправдания. Найланд Смит провожал меня.
   — Желаю удачи! Я горжусь вами, мистер Стерлинг!
   — Даст Бог, еще увидимся, мистер Смит!
   И я добровольно вошел в только что покинутую тюрьму, отказываясь от с таким трудом приобретенной свободы. Тоска стала овладевать мною, но я устыдился своего малодушия, вспомнив героическое поведение Найланда Смита. Я покажу ему, что и на меня можно положиться.
   Уже зная, что в знакомом коридоре находится спальня Флоретты, я как-то по-особому осмотрел ряд одинаковых белых дверей, не зная точно, за какой именно живет моя возлюбленная, и послал ей мысленное пожелание всех благ. Далее я шел торопливо по пустынным комнатам, закрывая за собой все двери.
   Фу Манчи, вопреки моим страхам, по-прежнему пребывал в состоянии наркотического транса. Даже прыгавшая на плече мартышка не могла вывести его из забытья.
   Я закрыл двери его кабинета и почти бегом бросился к ботанической лаборатории. Неужели мое отсутствие останется безнаказанным?
   Задержав дыхание, как можно более спокойно, внутренне сжавшись, я вошел и… остолбенел.
   Рядом с телефонным диском стояла Флоретта!

ГЛАВА XXXIV
ДЕРСЕТО

   — Флоретта! — закричал я.
   Она была одета в шелковую белую пижаму, очень идущую ей. Она была грустна и встревожена, хотя и пыталась это скрыть.
   — Флоретта! Это вы меня вызывали?
   — Я.
   — Но откуда вы узнали, что я дежурю?
   — Я знаю очень много и еще об очень многом догадываюсь.
   — Сколько раз вы вызывали меня?
   — Два раза.
   С каким-то сомнением она смотрела на меня, и в ее взгляде читался немой вопрос и мучительная надежда. Я не понимал, что ее так волнует. А между тем мне надо было решать, посвящать ли ее в подробности происходящего Она с детства росла в атмосфере поклонения Фу Манчи. Можно ли ей доверять в борьбе против него? Немного поколебавшись, я решил не выдавать Флоретте свои тайны.
   — Ну да, конечно, два раза, сколько же еще?
   Второй сигнал Найланд Смит воспринял, наверное, как мой знак о благополучном исходе пристрастного допроса, а он еще только начинался.
   — Где вы были?
   Мне приходилось обманывать нежнейшее существо, лгать гению чистой красоты, Совершенной Женщине. Я был сам себе противен. Но что делать? Речь шла о судьбе моей цивилизации.
   — Я осматривал пальмы. Ботанику там есть на что полюбоваться.
   — Вы были один?
   — Да, — прозвучала из моих уст вынужденная ложь.
   Флоретта почувствовала мою неискренность и очень мило нахмурилась.
   — Ну а кто мог быть со мной, Флоретта?
   — Принцесса очень красива, — тихо прозвучал ответ.
   — Какая принцесса?
   И тут я начал прозревать. Неужели она ревнует меня? Господи ты Боже мой!
   — Вы имеете в виду Фа Ло Ше?
   — Ах, она для вас уже не принцесса, а просто Фа Ло Ше? Быстро вы!
   Флоретта повернулась и пошла к выходу, грациозно покачивая бедрами.
   — Флоретта! — закричал я.
   Она не обернулась. Тогда я прыгнул и поймал ее за руку.
   Она сделала все, чтобы я догадался о ее чувствах. Большего нельзя было требовать от женщины. Теперь настала моя очередь объясниться. Все случилось настолько неожиданно. Ведь между нами стояло столько преград! Сердце колотилось в груди, глаза застил туман, в ушах шумело, мысли хаотически прыгали от одного к другому. Нужно было сосредоточиться и подобрать верные слова, не вспугнуть птицу счастья, готовую опуститься в руки.
   — Флоретта! Клянусь, она ничего для меня не значит! Я знаю только ее имя. Я не знал, что она принцесса. Я видел ее на воле всего только один раз.
   Она повернулась ко мне, готовая поверить всему, что бы я ни говорил. Мы взялись за руки и смотрели друг на друга. И чем больше смотрели, тем дальше от нас отдалялся мир, пока совсем не исчез, когда наши губы слились в поцелуе.
   Моя мама говорила мне, что я пошел в отца, которому трудно было ненавидеть, но очень легко — любить. Я полюбил Флоретту с первого взгляда. Она, как оказалось, тоже. Вряд ли со дня сотворения мира встречалась более романтическая любовь, чем наша.
   А потом мы говорили, говорили и не могли наговориться. Нам надо было столько рассказать друг другу. Мы перескакивали с одного на другое, хохотали как сумасшедшие и плакали навзрыд. Те сумбурные минуты я помню как в тумане, но все же память сохранила кое-что из рассказа Флоретты о себе и о своем опекуне.
   Из ее слов я вывел заключение, что домашние и слуги Фу Манчи любили его, лишь у меньшинства эти чувства смешивались со страхом. Для большинства он служил примером для подражания и идеалом человека, достойного в скором будущем управлять миром.
   Воспитанием Флоретты занимались весьма основательно, не прерывая процесса ни на один день. Сколько она себя помнила, рядом с ней всегда кто-то находился за исключением времени, отведенного на самые интимные отправления.
   Подруги для нее были тоже воспитаны специально, чтобы составлять ей компанию.
   К мужчинам она не имела доступа. Подавлять неясные желания ее учили в буддийском монастыре. Вообще у нее было очень много незаурядных учителей со всех континентов мира.
   Фа Ло Ше она не любила и побаивалась. По ее представлениям, принцесса имела какие-то свои цели и собственных ставленников и сторонников в окружении отца. Общее направление деятельности организации, которую Флоретта называла Си Фан, оставалось для нее загадкой. Она знала, что скоро будет война, но о характере военных действий не догадывалась.
   Очень часто в ее жизнь вторгались вызовы Фу Манчи. Она постоянно чувствовала на себе давление чужой воли. Только иногда, как, например, сегодня ночью, она чувствовала себя свободной. Как я понял, Фу Манчи оставлял ее в покое только на время своих опиумных развлечений.
   — А почему ты назвала себя Дерсето?
   Флоретта невесело усмехнулась.
   — Это персонаж одной малоизвестной древнеегипетской легенды. Русалка пустынь, заманивающая путников в зыбучие пески. Ты ведь встретил меня на песке, так? И я хотела намекнуть тебе, что любить меня — опасно для жизни.
   Мы стояли, обнявшись, иногда сливаясь в поцелуе. Волны блаженства покачивали меня, но вдруг нота диссонанса ворвалась в нашу песню счастья, как будто сам Найланд Смит напомнил мне о долге.

ГЛАВА XXXV
КАМЕННЫЕ ПЛИТЫ

   — Входи, он здесь, — сказала Флоретта. — Оставь дверь открытой, я дам знать, если кто-нибудь подойдет.
   Переступив порог, я забыл даже о Флоретте, настолько меня поразило увиденное.
   Живой Петри, постаревший и поседевший, лежал на кровати и смотрел на меня!
   — Петри! — закричал я. — Слава Богу, вы живы!
   У меня была уже некоторая психологическая закалка, иначе, конечно, моя первая фраза была бы иной.
   Петри выглядел больным и слабым. Вялым движением он подал мне руку, которую я жарко пожал.
   — Это чудо, что вы живы, дружище!
   — Да, пожалуй, — ответил он едва слышным голосом. — Живуч я, как гадюка, ибо выдержал не только чуму, но и инъекцию, вызывающую клиническую смерть.
   — Какую инъекцию?
   — Это долгая история. Сейчас нет времени объяснять.
   Даже такой короткий разговор сильно утомил моего друга. Я увидел, насколько он ослаб.
   — Не буду вам мешать, Петри. Мне еще нужно сообщить приятную новость Найланду Смиту.
   — Он здесь? — вскинулся больной.
   — Да, рядом с домом.
   Петри стиснул зубы и зажмурил глаза. Известие, видимо, сильно обрадовало его.
   — Дайте карандаш и бумагу.
   — Петри, вам нельзя волноваться!
   — Дайте, это очень важно.
   По его тону я понял, что спорить бесполезно. Движения давались ему с большим трудом, но он мужественно боролся с собственной слабостью и писал какие-то формулы и латинские слова.
   — «654»! — воскликнул я.
   Когда Петри закончил писать, карандаш выпал из его рук.
   — Стерлинг, это нужно передать на волю и распространить по всему миру!
   — Да-да, конечно, не беспокойтесь. Петри!
   — Бегите скорее к Найланду Смиту, судьба цивилизации зависит от быстроты ваших ног! Нет, стойте, дайте еще раз взглянуть на формулы..
   Он открыл глаза и еще несколько секунд смотрел на протянутый ему листок. Вдруг лицо его сильно исказилось. Он смотрел на дверь. Я обернулся и увидел мелькнувший силуэт Флоретты.
   — Кто это, Стерлинг? — жарким шепотом спросил Петри, пытаясь приподняться в постели.
   — Что вы, Петри? Это — Флоретта. Она вас чем-то напугала?
   — Не может быть! — шептал, не слушая меня, Петри. — Я брежу? А впрочем, все равно… Бегите, Стерлинг!
   Я не мог объяснить себе странное поведение своего друга, но времени размышлять не оставалось — Флоретта делала тревожные знаки.
   — Скорее, скорее, кто-то сюда идет! — прошептала она.
   Мы вышли и, стараясь ступать бесшумно, двинулись по коридору, держась за руки.
   — Кто он — Петри? — тихо спросила Флоретта. — Он так странно посмотрел на меня. Он что, меня знает?
   — Петри — мой друг. Я видел, как он на тебя смотрел. Мне тоже показалось, что он тебя знает.
   Я вспомнил что и Найланд Смит тоже узнал Флоретту! Это было необъяснимо!
   Пока я, ошеломленный, ступал вслед за своей прекрасной провожатой, мы прошли весь путь до знакомого коридора за радиолабораторией и встали около дверей в спальню Флоретты.
   — Ну вот и все, — грустно сказана девушка, опустив голову. — Давай прощаться. Сказка кончилась. Прощай. Тебе — туда, а я — остаюсь.
   — Остаешься? Зачем? Не надо оставаться!
   — Прощай! — повторила она, открывая дверь в свою комнату.
   — Как «прощай»? Что ты такое говоришь? У нас нет времени. Скорей идем!
   — Нет, — отрезала Флоретта и захлопнула дверь перед моим носом.
   Сам не свой от ярости, я открыл дверь и ворвался к ней, задыхаясь от злости. Она встретила меня спокойно, с грустной улыбкой на губах.
   — Неужели ты не понял? Ты ведь не можешь забыть свой долг ради меня, правильно? Я тоже не могу. Я знаю, что ты — шпион, враг моего друга и повелителя. Но я полюбила тебя, хоть ты и безнадежно испорчен современной цивилизацией. Давай расстанемся навсегда и сохраним добрую память о нашей встрече. Прости, милый, но как только ты уйдешь, я подниму тревогу. Торопись!
   — Флоретта!..
   — Если бы можно было любить тебя, не нарушая клятвы верности другому.
   Она прижалась ко мне, я крепко обнял ее.
   — Я не препятствую тебе уйти, не мешай и ты мне остаться.
   Бедная девочка! Заколдованная красавица!
   — Флоретта! Я вернусь! Клянусь тебе! Где бы ты ни была! Ты будешь ждать меня?
   Я готов был разорваться на части, проклиная чертова колдуна и его чары. Я плакал, не сдерживая слез, целуя ее глаза, щеки, волосы, плечи…
   — Но я не могу тебя оставить здесь! — неистово, как в истерике, закричал я. — Не могу и не хочу!
   — Тише! — взмолилась Флоретта. — Нас могут услышать.
   Она подняла вверх указательный палец, призывая ко вниманию.
   Я прислушался. Вдруг раздался знакомый глухой звук, как во время охоты на человека-червя. В доме опускались каменные плиты, перекрывая все входы и выходы.
   — Скорей уходи! — крикнула Флоретта и, вырвавшись из моих объятий, кинулась к двери. Но было уже поздно. Дверь не открывалась.
   — Что мы наделали! — простонала моя бедная девочка и бессильно опустилась на пол. — Это конец!
   — Подожди отчаиваться, Флоретта! Что-нибудь придумаем!
   — Это бесполезно. Система хорошо продумана. Все пути перекрыты.
   — Должен же быть какой-нибудь выход!
   — Так бывает не всегда.
   Мелкая дрожь, сотрясавшая пол и стены, прекратилась. Каменные переборки опустились. Мы оказались пойманными, как в мышеловку. В шаге от дома меня ждут Найланд Смит, свобода, конец безумного кошмара. В кармане у меня лежит рецепт спасения человечества. И все напрасно. Скоро меня найдут и убьют. А что будет с моей любимой? Что ожидает ее?
   Сердце мое, только что бившееся как в лихорадке, остановилось Я стоял как мертвый, не в силах пошевелиться.

ГЛАВА XXXVI
НЕЗАМУТНЕННОЕ ЗЕРКАЛО

   Флоретта с опущенной головой сидела в кресле. Время от времени ее кольцо выдавало порцию точек-тире.
   — Тебя ищут, — тихо комментировала она зашифрованные сообщения.
   Первая отчетливая мысль после нескольких минут полного сумбура была о Найланде Смите. Он, наверное, получает сообщения, предназначенные мне. Поймет ли он, в какое я попал положение?
   — Флоретта, давай подумаем, что будем отвечать на вопросы!
   Она повернула ко мне свое лицо, превратившееся в прекрасную застывшую маску.
   — Никто не сможет скрыть от него правду.
   Тут я снова почувствовал легкую вибрацию.
   — Флоретта! Каменные переборки могут открываться поодиночке?
   — Да, каждую можно поднять отдельно от остальных.
   Я чувствовал, что где-то по одной поднимаются каменные плиты. И с каждым разом поднимается плита, которая расположена ближе к нам, как будто кто-то идет прямой дорогой к нашему прибежищу.
   Наконец у самых дверей раздались шаги. У меня невольно сжались кулаки.
   И вот на пороге показался Фу Манчи!
   Его спокойствие предвещало бурю.
   — Шерше ля фам, — проговорил он по-французски, глядя на Флоретту.
   Я шагнул к нему. Он поднял руку. Тотчас из коридора прыгнули два китайца.
   — Вы, оказывается, герой, мистер Стерлинг? Не знал. Я был о вас лучшего мнения.
   Я взглянул на Флоретту. Лучше бы не глядел! В ее глазах я увидел обожание. Она смотрела на Фу Манчи, как дикарь на своего идола. Ее кумир заговорил с ней по-китайски, не удостоив меня более ни единым взглядом.
   Мной занялись его слуги, в которых сразу чувствовались четкая выучка и богатый опыт. Не успел я охнуть, как был скручен и оглушен. Воля к сопротивлению тут же покинула меня. Здесь работали профессионалы высокого класса.
   Я совершенно не помню, как очутился в кабинете Фу Манчи. Память вернулась ко мне, когда я сидел на знакомом китайском стульчике рядом с коллегой Ямамото и дочерью Фу Манчи.
   Фа Ло Ше курила сигарету, вставленную в очень длинный — добрых пол-ярда — мундштук. Она выразительно посмотрела на меня, очевидно, на что-то намекая, но тайный смысл ее намеков так и не дошел до меня: слишком много пережил я за последние часы. Разум мой опустил шторы на окна души.
   Коллега Ямамото сидел, как приговоренный к смерти, сгорбленный и потный, как мышь. Весь его вид говорил о страхе и раскаянии.
   И вот вошел Фу Манчи.
   Все встали, как в зале суда при появлении председательствующего. А я только стиснул зубы, подавляя желание броситься на него с кулаками. Не судья он мне, он сам — преступник, по которому плачет веревка.
   — Встать! — услышал я резкий повелительный голос.
   И, хотя все мое существо протестовало против такого унижения, ноги сами распрямились в коленях.
   Тогда Фу Манчи сел на свой изысканный трон из слоновой кости, не сводя глаз с Фа Ло Ше.
   — Коллега Ямамото, — начал он. — вы можете идти.
   Японец вскочил как ужаленный и, часто кланяясь попятился к двери, быстро шевеля губами, но не произнося ни слова.
   После его ухода Фу Манчи сказал одну китайскую фразу, после чего Фа Ло Ше рухнула на колени как подкошенная, выронив свой невиданных размеров мундштук и закрыв лицо узкими, как у отца, ладонями.
   Фу Манчи продолжал говорить, и с каждой новой фразой его дочь склонялась все ниже и ниже, пока не уперлась лицом в ковер.
   — Алан Стерлинг! — произнес наконец Фу Манчи по-английски. — Две вздорные красотки помогли вам ненадолго выйти из-под моего контроля. Некоторых мужчин губят женщины. Вы — из их числа.
   Я поразился. Откуда он все знает? Фа Ло Ше не сказала ведь ни слова, как и Ямамото! Или они разыгрывают здесь передо мной комедию, заранее договорившись? Это было бы вполне в духе Древнего Китая.
   — Миллионы бесполезных двуногих тварей, — продолжал между тем Фу Манчи, — отягощают своим присутствием терпеливую планету. С этой минуты, к сожалению, я вынужден включить в их число и вас, мистер Стерлинг. В Идеальном Государстве нет места таким, как вы. Никакой прогресс не возможен без отбора, согласитесь. Я выбрал себе принцип. Я возьму лучшее, что создала земная цивилизация. Я возьму машины Запада и людей Востока! Но все-таки я, видимо, еще не готов к борьбе с вами, поставившими на божественный пьедестал бездушные машины. Сами, конечно, вы не страшны, но вам почему-то помогают люди Востока! Даже моя собственная дочь! Мне нужно время, чтобы осознать этот факт и сделать соответствующие выводы.
   Он обернулся и дважды ударил в гонг.
   — Это ваша цивилизация выдумала такую глупость, как равноправие женщин с мужчинами. У нас на Востоке в каждом доме на стене весит плетка для непокорных.
   Из открывшейся двери вышли две коренастые негритянки, все одеяние которых состояло из узких красно-черных набедренных повязок. С ними, как я понял, Фу Манчи разговаривал на их родном языке. После короткого приказа черные фигуры двинулись к Фа Ло Ше, намереваясь поднять ее с пола. Но гордая дочь Фу Манчи опередила их. Одним неуловимым движением она оказалась на ногах и, бросив сверкающий взгляд на отца, впереди негритянок вышла из комнаты. В руках одной из негритянок я заметил устрашающего вида плетку, похожую на русский кнут.
   — Алан Стерлинг, — продолжил самозваный судья, — моя благородная цель состоит в том, чтобы спасти мир от него самого. Для этого нужна Великая Чистка! Не сегодня, так завтра мои мечты исполнятся. Людей западной цивилизации ничто не спасет. Те, кто им помогает, будут наказаны, будь это хоть моя собственная дочь! Наверное, сын не предал бы меня. Ох, женщины! Жаль многолетних трудов, потраченных на их воспитание. Кто бы мог подумать, что один из простых смертных может разрушить здание такой совершенной постройки! До сих пор это было только незамутненное зеркало, в котором я узнавал себя!
   Но это поправимо. Свою невесту я выбирал путем тщательных исследований, в том числе с помощью генной инженерии. Сын обещает стать достойным помощником своего отца. Вы пытались помешать мне. Восемнадцатилетние труды чуть не пропали даром!
   Он встал, одновременно ударив в гонг.

ГЛАВА XXXVII
СТЕКЛЯННАЯ МАСКА

   Не знаю, что произошло затем, но очнулся я уже в своих апартаментах. Рядом со мной никого не было Пол и стены тряслись мелкой дрожью — опять у Фу Манчи неприятности, снова кто-то от него сбежал, и ему опять потребовалось перекрывать все входы и выходы. Интересно, кто на этот раз доставляет ему хлопоты? Не Флоретта ли?
   Вряд ли Фу Манчи простит ей предательство. Пощадит ли он ее красоту? Непохоже на него. Его идеал — целесообразность. Что бесполезно — должно быть уничтожено.
   А Петри? Что будет с ним, больным и беспомощным?
   Тысячи страхов терзали меня, пока я слонялся из угла в угол, не в силах усидеть на месте Дверь не реагировала на мои постоянные проверки ее работоспособности.