— Лабораторией, на территории которой вы спали, руководит Хенрик Эриксен.
   Это было уже чересчур! Такое заявление прорвало плотину моей апатии.
   — Эриксен? — вскричал я. — Первооткрыватель «лучей Эриксена»? Но ведь он умер вскоре после войны?
   — Самый знающий европеец в своей области. Он работает не один. С ним еще горный инженер Ван Рембоулд. То, что вы называете смертью, случилось с ним на два месяца раньше, чем с Эриксеном. На самом деле он плодотворно работал на шахтах Хэнани.
   В следующем помещении меня окружили стеклянные сосуды, подсвеченные изнутри мощными лампами.
   — Мои любезные москиты и другие крылатые насекомые, — сказал Фу Манчи. — Я первый исследователь, добившийся результатов при скрещивании насекомых. Это, конечно, лежит вне сферы ваших профессиональных интересов, но, уверяю вас, у меня в запасе есть многое, способное поразить самого искушенного обывателя.
   Тут понемногу я начал прослеживать связь между моим теперешним сном и реальностью. Из глубин подсознания всплывали забытые факты.
   Вот она! Та невиданная доселе муха, убитая мною в кабинете доктора Петри! Я почувствовал, что если это сон, то у него есть шанс когда-нибудь кончиться.
   — Жемчужины моей коллекции обитают в другом месте. Не всякий способен оценить их своеобразную красоту. Здесь же специально для демонстрации собраны наиболее эффектные экземпляры, способные подействовать на непосвященного.
   Его тонкая рука похлопала по одному из стеклянных ящиков с маленьким прозрачным окошечком.
   Тотчас послышалось громкое сердитое жужжание и показались две невиданных размеров осы.
   Одна — побольше, дюйма три, другая — поменьше, дюйма два с половиной. Осиное гнездо из материала, похожего на глину, размером около ярда, высилось в углу демонстрационного ящика.
   — Они красивы, не правда ли? Но, к сожалению, бесполезны. Просто иллюстрация к тому банальному факту, что в большинстве случаев увеличение размеров насекомого приводит к возрастанию его агрессивности и ядовитости.
   Я отказывался верить своим глазам, настолько это было необычное зрелище. Мне приходилось делать усилие, чтобы считать все это бредом или сном.
   — Лучше всего удаются опыты с насекомыми пустынь. Они, судя по всему, наиболее пригодны для использования.
   Он миновал коробку, в которой на тонком слое песка сидела блоха размером с муху.
   — Вас наверняка заинтересуют паукообразные.
   Фу Манчи сделал еще несколько шагов и остановился. Я посмотрел и закрыл глаза, не в силах перенести открывшееся мне зрелище.
   Сон постепенно переходил в кошмар. За стеклом сидел паук размером с апельсин. Отталкивающие подробности его строения, тошнотворные мелкие детали его жизнедеятельности, обычно незаметные для человеческого глаза, вызывали непреодолимое отвращение. Мерзкое насекомое сидело на куче мусора, в которой можно было разглядеть чьи-то кости, и перебирало своими чудовищными ногами, дюймов десяти длиной. Но самое отвратительное в этом страшилище были глаза!
   Они горели неестественным красноватым огнем и в упор смотрели на нас! Он следил за нами и, судя по его поведению, собирался напасть! Я почти физически ощутил поток злобы, идущий от маленького монстра.
   — Обратите внимание на целесообразность его движений, мистер Стерлинг. Опыты показывают, что он способен к примитивному мышлению. Он уже справился со всеми имеющимися у нас тестами на сообразительность. Мы еще не знаем уровня его интеллекта. Но я вижу, что утомил вас. Давайте еще только взглянем на бактерии. Этим направлением исследований руководит Фрэнк Нэркомб.
   Сил удивляться у меня уже не было.
   Фрэнсис Нэркомб — выдающийся бактериолог, член лондонского Королевского медицинского общества. Друг моего отца! Я сам участвовал в его похоронах! Специально для этого прилетал в Эдинбург.
   При нашем приближении двери сами отворялись. Мы прошли мимо громадных муравейников с большими блестящими муравьями, по залу, полному кактусов с ползающими по ним разнообразными гусеницами, и вошли в бактериологическую лабораторию.
   Там, в белом халате, изучал содержимое пробирки лысый человек с шишковатым черепом. Заслышав наши шаги, он оставил свое занятие и повернулся. Да, это был он, дядя Фрэнк, изрядно постаревший, с не одним десятком новых морщин, утративший половину некогда пышной шевелюры, но тем не менее вполне узнаваемый.
   — Магистр! — воскликнул он с выражением благоговейного почтения.
   Это было так не похоже на него. В той жизни он не признавал ничьих авторитетов и по праву считал себя не хуже любого другого исследователя.
   — Простите меня, — продолжал ученый. — Я не могу пока этого удовлетворительно объяснить, но у русских — иммунитет.
   — У русских? — ядовито осведомился Фу Манчи, неподражаемо форсируя свистящие звуки. — Что эти безмозглые рабы Сталина могут противопоставить натиску мощнейшего в истории интеллекта? Ишь ты, русские!
   На всегда бесстрастном желтом лице проступило выражение дикого бешенства. Неистовое безумие бушевало в этом человеке. И только изредка извержение вулкана страстей прорывало кору одеревенелой маски невозмутимого ученого, показывая, что скрывается за его внешним спокойствием.
   Но легкая тень одержимости только мелькнула на мгновение и тут же исчезла. И вновь перед нами возник великий ученый, озабоченный всего лишь решением очередной научной проблемы.
   — Коллега, перед вами я поставил наиболее сложную задачу, — сказал он, положив руку на плечо доктора Нэркомба. — Как вы смотрите на то, чтобы взять себе в помощники вот этого очень способного молодого человека?
   Фу Манчи повернулся ко мне, не успев спрятать остатки холодного огня в глубине глаз.
   — Вы, по-моему, уже знакомы с Аланом Стерлингом?
   Доктор Фрэнсис Нэркомб стал всматриваться в меня. Он действительно сильно изменился. Но в целом он остался прежним — добрым, слегка рассеянным человеком. В конце концов он узнал меня.
   — Алан, здравствуйте! Рад вас видеть! — протянул он мне руку. — Как поживаете? Как здоровье отца?
   — Спасибо, отец здоров.
   — Вот было бы хорошо, если б и он к нам присоединился!
   Потеряв способность удивляться, я утратил и многие другие человеческие качества, временно превратившись в механическую куклу с безжизненным голосом и абсолютной послушностью.
   И когда резкий голос позвал меня, я без всякого внутреннего протеста пошел на зов.

ГЛАВА XXI
ЧЕРВЬ

   Мы поднялись по лестнице с обычным для здешнего дома резиновым покрытием. Его упругость уже почти не замечалась. Только одно исключение встретилось мне до сих пор — маленькая библиотека.
   — Физиологическая лаборатория вряд ли вас заинтересует, — сказал доктор Фу Манчи. — Она не выдерживает сравнения с другими, хотя коллега Ямамото, ее руководитель, сейчас занимается весьма важной проблемой генной инженерии.
   Мы вышли в длинный, ярко освещенный коридор. Справа и слева от нас тянулись ряды одинаковых белых пронумерованных дверей. В Европе так оформляют гостиницы и казенные учреждения. Была только одна странность ни на одной двери я не заметил ни ручки, ни замочной скважины.
   — Сейчас я вам кое-что покажу. — сказал мой провожатый, останавливаясь у двери номер одиннадцать.
   Он нажал на небольшой выступ в стене рядом с косяком, и дверь быстро и бесшумно открылась. За ней оказался такой же коридор, с теми же рядами одинаковых дверей вдоль обеих стен.
   — Временно… — начал было резкий голос, но вдруг тут же прервался.
   Послышался странный звук, похожий на неясный подземный гул, очень низкий, на грани восприимчивости человеческого уха. Доктор Фу Манчи среагировал с неимоверной быстротой. Он отпрыгнул назад и посмотрел в глубь коридора, одновременно давая мне указания.
   — Закройте за мной дверь. Кнопку управления найдите сами. Одно нажатие закрывает дверь, два — открывают. Ждите здесь, пока за вами не придут. Не выходите, если вам дорога жизнь.
   Надо отдать ему должное, он умел повелевать. Чувствовалась в нем некая властная сила, уверенность в своем праве отдавать приказы. Это действует на людей. Как сказал один француз: «Поверь в себя — и другие поверят в тебя».
   Ему и в голову не пришло, что я могу ослушаться. Даже не оглянувшись, он стал продвигаться по коридору быстро, но осторожно, демонстрируя плавную, почти кошачью грацию.
   Я следил за ним, пока он не скрылся за поворотом. Потом я стоял в немом оцепенении на пороге комнаты, не зная, что предпринять. Он дал мне передышку. Это хорошо. Не надо было ему давать мне время на обдумывание.
   Итак, что со мной происходит? Я не умер — это точно. По крайней мере гипотеза смерти приводит к бездействию. Так же очевидно, что это все — не сон. Но не может быть и реальностью. Скорее всего здесь имеет место нечто среднее между бредом и реальностью. Меня, наверное, загипнотизировали! Внушают видения всяких чудес типа гигантских насекомых и умерших ученых, чтобы уверить в своем могуществе и подавить волю к борьбе. Та женщина, Фа Ло Ше, демонстрировала свое искусство гипноза, а ведь она, как я понимаю, всего лишь ученица своего отца!
   Но если это так, то было явной ошибкой с их стороны оставлять меня одного. Способность к сопротивлению имеет свойство быстро восстанавливаться. Они еще раз убедятся в этом на моем примере! Они, наверное, не хотели оставлять меня в одиночестве, просто у них что-то не заладилось. Может быть, какая-то авария…
   «Не выходите, если вам дорога жизнь». Интересная фраза, сказанная без всякой рисовки, сухо, по-деловому.
   Пока я перебирал в голове эти мысли, пока смутные ощущения роились передо мной, как стаи мух, стали происходить странные вещи.
   В начале коридора с потолка вдруг начала опускаться массивная задвижка. Это было похоже на сцену обороны средневекового замка, когда поднимают висячие мосты и опускают железные решетки. Только висячих мостов здесь не было, а вместо железной решетки опускалась цельная каменная плита. Пол и стены дрожали от работы невидимого механизма спуска. А может быть, это дрожал я сам, пораженный внушительностью зрелища?!
   Я посмотрел вслед Фу Манчи. С другого конца коридора проход тоже был заперт! Такой же по виду плитой!
   Что происходит? Пожар, что ли? Отрезают путь огню? Но я не чувствовал ни малейшего запаха дыма. Да и способен ли пожар напугать Фу Манчи?
   И тут же я увидел нечто, разрешившее мое недоумение, но поставившее передо мной еще больше, чем было, вопросов.
   Издавая низкие, тягучие звуки, будто исполняя дикарскую песню неслыханным в природе басом, высокий, словно оживший Колосс из блестящего розового мрамора, по направлению ко мне двигался монстр — не человек и не животное, а сказочная тварь, сошедшая с экрана фильма ужасов.
   Непропорционально большая голова сидела на мощных плечах. Сильные толстые руки с короткими перепончатыми пальцами едва доставали по длине до пояса. Узкая грудь и очень маленькие для такого великана ноги дополняли омерзительный облик существа, в целом похожего на гигантского дождевого червя. Маленькие красные глазки неотрывно смотрели на меня, и этот взгляд не предвещал ничего хорошего. Покачиваясь из стороны в сторону на своих недоразвитых ногах, извиваясь всем безволосым телом, шамкая беззубым ртом и раздувая широкие ноздри, чудовище ковыляло ко мне.

ГЛАВА XXII
МЕЖДУ КОШМАРОМ И РЕАЛЬНОСТЬЮ

   Очнувшись от оцепенения, я быстро выскочил из коридора и занялся лихорадочными поисками закрывающей кнопки.
   Этот злобный червь явно собирался убить меня! Он завертел головой и замахал руками в предвкушении наслаждения.
   Я еле успел нажать кнопку, когда он был совсем уже рядом.
   Ноги сами отнесли меня подальше от опасного места. Сердце бешено колотилось. Для таких рук, наверное, вполне возможно задержать плавное движение дверей. Меня охватил первобытный ужас. С таким же чувством, наверное, взирали из своей пещеры наши предки, когда какой-нибудь саблезубый тигр или иной зверь пытался добраться до них через воздвигнутые людьми защитные препятствия.
   Но дверь все-таки закрылась перед самым носом человека-червя.
   Раздался глухой стон, потом громкий стук. Дверь, а вместе с ней пол и стены стали сотрясаться от ударов. Чудовище тосковало по упущенной добыче и пробовало на прочность дверные запоры.
   Я замер, напряженно ожидая результатов борьбы кошмарного червяка с металлической дверью.
   Но вскоре что-то, видимо, отвлекло тварь, и она разразилась диким воплем злобы и ярости. Потом все стихло.
   Я приложил ухо к шершавой поверхности двери и прислушался, но ничего не мог различить, кроме гула механизмов, управляющих движением каменных плит.
   Выходить наружу из своего убежища мне очень не хотелось, несмотря на все мое любопытство. Я решил подождать. Спокойно обернувшись, я внезапно обнаружил, что рядом находится еще кто-то.
   Это была Флоретта!
   На ее лице застыл испуг. Я помнил, как она сказала, что ее ничего не может испугать. И вот она на моих глазах уже дважды за последние сутки испытала страх. Или, может быть, с того вечера в ресторане прошли не сутки, а недели? Я не мог слишком уж доверять своему чувству времени.
   Она была белее бумаги.
   — Вы?.. — прошептала она. — Что вы здесь делаете?
   Я не без труда пожал плечами. Этот простой жест вызвал в моей шее, побывавшей в лапах бирманца из племени дакойтов, приступ острой боли.
   Мое сердце гулко билось о грудную клетку, голова немного закружилась, колени ослабли. Не от болезни, не от пережитого страха, не от боязни за свою судьбу, а от соседства с прекраснейшей из женщин. Флоретта показалась мне еще привлекательней, чем в предыдущие наши встречи. Как грациозно она стояла! Как изящно на ней сидело свободное бело-голубое одеяние! Ее неземная красота снова увела меня от веры в реальность происходящего. С такой фигурой она могла быть только ангелом в раю!
   Значит, все-таки я умер и нахожусь в мире теней, о котором много говорят на спиритических сеансах.
   — Как вы прекрасны! — невольно воскликнул я.
   — Что вы сказали?
   Она отвлеклась от своих мыслей, ее страх сразу прошел, и она как-то по-новому, с пристальным интересом посмотрела на меня.
   — Вы удивительно красивы…
   Она подошла ко мне, склонила голову набок и прошептала:
   — Вы так думаете?
   С близкого расстояния ее очарование подействовало на меня еще сильнее. Я смотрел на нее и никак не мог насмотреться. У нее оказались вовсе не синие глаза, а фиолетовые. Или она изменила цвет глаз, попав сюда? И правда, этот цвет шел ей гораздо больше.
   Ну что ж, мир, в который я попал, не так уж и плох, если в нем можно будет видеться с Флореттой. Может быть, я тоже изменю внешность и стану достойным ее? Буду работать над интересными проблемами… Вот только Фу Манчи не укладывался в такую радужную картину. Не мог такой человек пребывать в раю или даже хоть чем-то похожем на рай месте.
   — Я рада вас видеть, — сказала Флоретта.
   — И я.
   Она огляделась по сторонам и быстро заговорила:
   — Вы заметили, как я испугалась, да? До сих пор мне казалось, что я преодолела эту слабость навсегда. Меня специально тренировали ничего не бояться. Но этот ужасный гул угнетающе действует на меня. Вы ведь еще не знаете, в каких случаях он звучит, не так ли?
   Бледность с нее сошла, она села на стул у стены и через силу улыбнулась.
   — Здесь очень странно, — сказал я, не в силах отвести от нее глаз.
   — Еще бы! — отозвалась она — Я с детства не могу никак привыкнуть.
   — С детства? Вы хотите сказать, что выросли здесь?
   — Нет, именно здесь я впервые, но вот, например, старый дворец в Хэнани, где я часто бываю, очень похож на этот.
   — Вы много путешествуете? — ляпнул я, лишь бы что-нибудь сказать, совершенно не думая о смысле своих слов. Мне просто доставляло удовольствие слушать ее нежный, музыкальный голос.
   — Да, я много чего повидала.
   — С Махди-беем?
   — Да, он почти всегда сопровождает меня. Он — мой телохранитель и целитель.
   — Целитель?
   — Да… — она удивилась моему тону и очень мило наморщила носик. — Махди-бей — мой врач. Он меня наблюдает с самых пеленок. Очень умен и бесконечно добр ко мне.
   — Но он ведь — араб! Вы знаете арабский язык?
   Она засмеялась, сверкнув белозубой улыбкой.
   — А почему бы и нет? Это так естественно — я ведь тоже арабка!
   — Вы?
   — Что, не похожа? Выгляжу просто загорелой, да? Поверьте на слово, что это тот загар, который никогда не сходит.
   — Но ведь у вас фиолетовые глаза! А волосы цветом как… как закат в Каире!
   — Ага! Вот видите, сами говорите, что есть во мне что-то от египтянки.
   — Но у вас совершенно нет никакого акцента!
   — Ну и что? — очень просто сказала она. — Вы не верите в мои способности? Я говорю без акцента еще на немецком, испанском, итальянском и китайском языках.
   — Простите, я не хотел вас обидеть.
   Она кивнула, и ее великолепные волосы неподражаемо качнулись в такт грациозному движению.
   — Я понимаю, вам это кажется странным и ненужным для женщины — слишком много знать. Но что я могу поделать? Все забыть? Меня долго учили. Готовили к высокой миссии.
   Едва эти чужие напыщенные слова слетели с ее идеальных по красоте губ, как она застыла, устремив взгляд в неведомые дали. В одно мгновение она превратилась в памятник своему предназначению.
   Если бы я поддался своему желанию и поцеловал ее, она бы, наверное, не заметила этого, погруженная в себя.
   — Флоретта! — печально позвал я. — О чем вы говорите? Какая высокая миссия? Вы созданы для любви! Такой женщине, как вы, предназначено судьбой полюбить достойного мужчину, родить красивых детей, дать им всем счастье!
   — Женщина по своей природе не способна любить, — отрешенно повторила Флоретта заученные где-то слова — Она может только служить.
   — Ради всего святого! Кто вам это наплел?!
   — Вы еще не все знаете. Подождите до вечера. После увидимся.
   Я сделал к ней только один шаг, и тут же остановился, будто наткнувшись на стену.
   Знакомые звуки! Божественная мелодия «горна эльфов», как я окрестил ее однажды, лилась отовсюду и лишала воли.
   Флоретта медленно удалялась от меня. Дойдя до противоположного конца коридора, она нажала на выступ в стене, обернулась и сказала: «Опасности больше нет. До встречи».
   В отчаянии я смотрел, как закрывается за ней дверь, и чуть не плакал от досады. Внезапно мне показалось, что кто-то стоит за моей спиной. Я резко обернулся.
   В дверях стояла женщина, которая некогда была мне представлена как миссис Петри и которую Найланд Смит называл Фа Ло Ше, одетая так же, как и Флоретта, в шелковый костюм китайского покроя.
   Она походила на своего отца безжизненным выражением лица и кошачьими повадками.
   — Отец ждет вас, — холодно произнесла китаянка. Судя по тону, мне следовало забыть сцену знакомства у постели Петри.

ГЛАВА XXIII
КАЛЬЯН

   Следуя за стройной провожатой, я бился над главным вопросом, без ответа на который нельзя было решать все остальные.
   Жив я, в конце концов, черт побери, или мертв?
   Не найдя ответа, я просто принял окончательное решение считать себя живым и действовать, исходя из сделанного предположения. Иначе надо было просто сложить руки и ждать, а это не по мне.
   Второй вопрос в уме ли я?
   Допустим, что я не сумасшедший. Тогда выходит, что существует в нашем мире уголок, в котором не действуют законы природы, в котором сама природа изменяется, согласно прихотям ученых.
   Пока я размышлял, мы с Фа Ло Ше поднялись по лестнице, и девушка пропустила меня вперед, предварительно открыв бесшумную дверь.
   Вдруг у самого моего уха раздался горячий шепот:
   — Не думайте о том, что было, и о том, что удивило вас, сосредоточьтесь на главном. Мой отец знает, что вы знакомы с Лепестком Розы. Молчите, слушайте меня! Он будет спрашивать, вы отвечайте. Не бойтесь инъекции у Ямамото. Божественное Откровение не изменит вас, я об этом позабочусь. Но вы притворяйтесь, слышите? Притворитесь — это ваш единственный шанс. Потом я найду вас, ждите. А сейчас пропустите меня вперед!
   Всю эту тираду она выпалила с бешеной скоростью, пока мы шли — не более десяти ярдов — от одной двери до другой.
   Я попытался постичь смысл ее торопливых фраз.
   Лепесток Розы! Это она, наверное, имела в виду Флоретту! То есть она хочет сказать, что факт нашего знакомства известен Фу Манчи? А что такое Божественное Откровение? Интуиция подсказывала мне, что это нечто очень интересное, но малоприятное.
   Фа Ло Ше открыла дверь и обернулась ко мне.
   — Дальше идите сами и помните мои слова!
   Я подчинился и перешагнул порог. Дверь за моей спиной затворилась. В комнате, куда я попал, было темно. В нескольких ярдах от меня, в углу, горел тусклый светильник Знакомый слабый запах опиума витал в воздухе.
   Хозяин сидел за столом, не сразу заметный вошедшему из светлого коридора. Он пристально смотрел на меня, так что постепенно я будто увидел слабые лучи, исходившие из его глаз. Это была, конечно, иллюзия, но она порождала неприятное ощущение, как будто я вышел голым на освещенную сцену.
   — Садитесь, — резко сказал Фу Манчи.
   Оглянувшись, я увидел рядом с собой маленький китайский стульчик и сел.
   Фу Манчи продолжал в упор рассматривать меня. Я попытался отвести взгляд в сторону и не смог. Стальные серые глаза Найланда Смита, всегда производившие на меня неизгладимое впечатление, не шли ни в какое сравнение с пронзительными зелеными узкими глазами Фу Манчи.
   До этого момента я не верил в гипноз. Даже мнение мистера Смита о гипнотических способностях Фа Ло Ше вызывало у меня сомнения. Но теперь, в этой темной комнате, наедине с Фу Манчи, я наконец поверил в возможность подчинения своей воли другому человеку одной лишь силой его взгляда.
   Взгляд доктора действовал, как наркотик. Когда он заговорил, его голос слышался мне, как сквозь толстый слой ваты, которую я пытался усилием воли сбросить и не мог.
   — Как я выяснил, вы, оказывается, знакомы с тем редким цветком, которым я особо дорожу и к которому не позволяю подходить первому встречному и поперечному? Это жемчужина моей коллекции. Совершенная Женщина. Ваше вмешательство может расстроить налаженный механизм ее функционирования.
   Я закрыл глаза. Это было труднее, чем поднять штангу в сто килограммов, но я в конце концов смог побороть себя.
   — Итак, слушайте. Вы накануне самого значительного шага в своей жизни. Вы, может быть, будете работать на торжество дела Си Фана! Но сначала я вам кое-что расскажу. Знайте, что большинство живущих на земле подчиняются моей воле. И скоро это большинство станет подавляющим. Муссолини всегда выполнял все мои указания, но президент Гувер — нет. И он уступил место Рузвельту. Мустафа-паша, к сожалению, ушел от меня, но моя организация в Анатолии нейтрализовала его влияние. Фон Гинденбург! Престарелый фельдмаршал превратился в…
   Я старался не открывать глаз. Этот фанатик не обращал на меня никакого внимания, полностью уйдя в себя и размышляя вслух. Он не стеснялся произносить при мне самые, видимо, сокровенные свои мысли. В этом я угадывал свою дальнейшую судьбу. Он твердо рассчитывал на то, что мне отсюда уже никогда не выбраться.
   — Румыния, тоскливый гобой расстроенного европейского оркестра… — продолжал бубнить мой тюремщик. — Ее король — абсолютно ничтожная личность. Но любая бесконечно малая величина, к сожалению, может расстроить великолепно налаженную мировую гармонию Человек на вершине власти, управляемый очередной любовницей, опасен, пока, естественно, его любовница неподконтрольна Женщина — вот рычаг, который искал Архимед. Бедняга, он не понял этого Это понял я Конечно, и у меня бывают ошибки. Некоторые из них даже попадают на страницы газет. Вы, наверное, читали о них? Но примите во внимание и бесспорные успехи гораздо более значительного количества моих начинаний. Вы не сможете отрицать того банального факта, что я имею большое влияние на судьбы мира.
   Голос говорившего становился все тише и тише, пока не смолк совсем. Я удивился и открыл глаза.
   Фу Манчи возился около светильника, подогревая в ее лучах пучок какой-то травы.
   — Пока это не объяснено наукой, — пробормотал он, глядя на свет сквозь полуопущенные веки. — И я могу в любой момент перестать, если захочу.
   Он бросил пучок травы в кальян, стоявший на бронзовом подносе.
   — В этой древней брошюре, — сказал он и показал мне издали маленькую книжечку, — содержатся некоторые алхимические рецепты. Автор — англичанин, мистер Ватсон Коунсел. Жаль, что он умер, я бы взял его к себе в лабораторию. Тираж — пятьсот экземпляров. Повторных тиражей не было. Интересно отметить, Алан Стерлинг, что с тех пор никто не удосужился проверить описанный здесь метод получения золота. Я могу завалить золотом весь мир'
   Он прикусил мундштук кальяна своими широкими желтыми зубами, вдохнул и потом, выдохнув, выпустил изо рта струю едкого дыма.
   — Но Россия мешает мне, Соединенные Штаты — тоже. Дерутся, как пауки в банке, и при этом считают себя самыми умными! Даже Китай! Мой Китай!
   Он замолчал, медленно положил мундштук на стол и левой рукой негромко ударил в небольшой гонг, висевший у него за спиной.