Страница:
Вечер набирал обороты. Жора, вверивший бразды правления и режиссуру вездесущему Николаю, постукивал рюмкой в такт музыке и наблюдал за спектаклем. Колек же, дорвавшись до власти, извращался вовсю. Сначала он заставил пятерых оставшихся девушек танцевать попарно, меняясь друг с другом, включая в свой танец элементы лесбийской любви. Потом его больная, извращенная фантазия начала рисовать ему различные композиции, и он стал расставлять девушек в самых замысловатых и бесстыдных позах, демонстрируя сидящим за столом зрителям их самые откровенные места.
— С твоими режиссерскими способностями только в Голливуде порнофильмы снимать, — похотливо заметил ошалевший от увиденного «воротила финансового бизнеса» Константин Семенович, уже изрядно охмелевший и потирающий вспотевшие ладони.
Люберецкий хмыкал и выкрикивал пошлые советы, подбадривая Колька и его «актрис».
Феликс безучастно, даже слегка скучая, взирал на происходящее, то и дело потягивая из бокала спиртное. Герману и вовсе надоело это извращение, но остальным присутствующим спектакль нравился.
Вдохновленный пьяными Жориными репликами и комплиментами завеселевшего банкира, Коля откровенно вошел в раж. Он все более затейливо и эротично сплетал женские тела. «Ночные бабочки», по требованию новоиспеченного режиссера, предавались оральному сексу, лаская друг другу груди, ягодицы, проникая языками и пальцами глубоко в промежности. Клубок обнаженных тел колыхался и постанывал в такт музыки. Казалось, девочки почувствовали своего рода интерес к предложенной им игре и их собственные фантазии уже возникали помимо режиссуры сексуально озабоченного Колька.
— Стоп, козочки, — антракт. А то ишь как увлеклись…— провозгласил Жора. — Маленький перерыв перед решающим боем. Пропустите по рюмашке. Мы все же не звери какие-нибудь. Даже лошадям дают отдых, а вы замечательные лошадки.
Девушки не заставили себя долго ждать, быстренько сползли со сцены и подсели к столу. К удивлению, на их раскрасневшихся лицах не было заметно и следа недовольства по поводу унизительного спектакля.
Удивительное свойство человеческой адаптации к любым условиям…
«СУББОТНИК» ДЛЯ САДИСТОВ
СЛАДОСТРАСТИЕ ВТРОЕМ
ИСПОВЕДЬ ПРОСТИТУТКИ
— С твоими режиссерскими способностями только в Голливуде порнофильмы снимать, — похотливо заметил ошалевший от увиденного «воротила финансового бизнеса» Константин Семенович, уже изрядно охмелевший и потирающий вспотевшие ладони.
Люберецкий хмыкал и выкрикивал пошлые советы, подбадривая Колька и его «актрис».
Феликс безучастно, даже слегка скучая, взирал на происходящее, то и дело потягивая из бокала спиртное. Герману и вовсе надоело это извращение, но остальным присутствующим спектакль нравился.
Вдохновленный пьяными Жориными репликами и комплиментами завеселевшего банкира, Коля откровенно вошел в раж. Он все более затейливо и эротично сплетал женские тела. «Ночные бабочки», по требованию новоиспеченного режиссера, предавались оральному сексу, лаская друг другу груди, ягодицы, проникая языками и пальцами глубоко в промежности. Клубок обнаженных тел колыхался и постанывал в такт музыки. Казалось, девочки почувствовали своего рода интерес к предложенной им игре и их собственные фантазии уже возникали помимо режиссуры сексуально озабоченного Колька.
— Стоп, козочки, — антракт. А то ишь как увлеклись…— провозгласил Жора. — Маленький перерыв перед решающим боем. Пропустите по рюмашке. Мы все же не звери какие-нибудь. Даже лошадям дают отдых, а вы замечательные лошадки.
Девушки не заставили себя долго ждать, быстренько сползли со сцены и подсели к столу. К удивлению, на их раскрасневшихся лицах не было заметно и следа недовольства по поводу унизительного спектакля.
Удивительное свойство человеческой адаптации к любым условиям…
«СУББОТНИК» ДЛЯ САДИСТОВ
— Ну что, браток, — обратился Феликс к Герману. — Я вижу, ты не входишь в число ярых поклонников подобных извращений.
— Да, старик. В этой вакханалии есть что-то от случки животных. Какая-то грязная жестокость.
— О, брат, это еще что. Это еще милая безобидная шалость по сравнению с тем, какие действа я видел на своем веку. Как-то раз заехал я в сауну в гости к одной достаточно отмороженной группировке. А у них там гудеж в полном разгаре. Субботник в полный рост. Что есть субботник, ты, конечно, знаешь.
Запихав на Тверской несколько проституток в джипы, они их привезли в свою блатсауну. А там еще дюжина их пацанов. Пьяных. Обкуренных. Вот там-то, я скажу, было глумление так глумление. Жесточайшее презрение и унижение человеческой личности. Даже мне, видавшему виды бродяге, пиво пить расхотелось. Противно. Но что с них взять — звери, они и есть звери.
Одну кралю положили голой лицом вниз и ну на ней в карты резаться. Двоих под этот же стол загнали и игру затеяли: кто их пнет сильнее, тому и минет делают. Да так, чтобы случаем не прикусить. А то кранты. Челюсть враз свернут.
Одну подле стола поставили. Рядом. Как цаплю. На одной ноге. Пепельницу ей в руки всучили, при этом сказали, что если шелохнется или ногу опустит, бычки об ее задницу тушить будут. Обещание свое они сдержали.
Потом стало еще хуже. Одну девку из-под стола за космы вытащили да к деревянной двери лицом поставили и привязали. Стали вокруг ее обнаженного тела ножи метать. Да поскольку они были нехило обкуренные, один гусь финку ей сдуру в ягодицу вонзил. Она верещит, разрывается, кровь из раны хлещет. А эти — хоть бы хны. Поржали, поскалились. Залепили рану лейкопластырем и еще по печени настучали. Чтоб не верещала. И продолжили свои развлечения.
До чертиков обрыдла мне эта садистская блудня. Но в чужом монастыре права качать я не вправе. Да и по понятиям из-за блядей в падлу вписываться. Но живодерам этим я пару слов все же высказал. На что они мне возразили сразу двумя аргументами.
Во-первых, только за день до вышеописанного бедлама, точно такие же, по их словам, твари продажные, проститутки с Тверской, на их кентов мусоров навели. Сдали их с потрохами, в их же собственной квартире. Пацаны же в бегах были, теперь им нехилый срок чалиться. А во-вторых, говорят: «Бляди — они и в Африке бляди». Проститутки есть продажные дешевки. Вписаться якобы за них по всем понятиям в падлу.
Не стал я им ничего доказывать. Уехал просто. Ну вот что я тебе скажу, братишка. В сауне звери были, конечно, беспредельные, конченые. Жертвы же их во мне тоже вызывают мало симпатии и жалости. Они же сами допустили, что их, словно на базаре, как коров и свиней, покупают.
И еще я вот что тебе скажу, и это самое главное: если шлюхам будет жизнь малиной казаться, то каким примером это послужит честным, порядочным женщинам? Для наших жен, сестер, дочерей? Это мое личное мнение. Ты можешь с ним не соглашаться.
— А как тебе, старик, Мария Магдалина? — поинтересовался Герман. — Помнишь, как Христос сказал горожанам, желающим забить падшую женщину камнями, что пусть в нее кинет камень тот, кто сам без греха?
— Я вижу, мы спорим о разном. Ты что, оправдываешь продажную любовь?
— Да нет, что ты. Просто ты уж слишком резко их осуждаешь.
— А я вообще урка резкий, — засмеялся Феликс. — Люблю жесткие позиции: или грудь в орденах, или жопа в шрамах, третьего не дано. И кстати, та женщина, за которую заступился Мессия, не была проституткой, она просто изменила своему мужу…
— Просто изменила мужу? А это, по-твоему, нормально?
— Ну, братан, мы с тобой сейчас совсем в дебрях морали заплутаем.
В это время Люберецкий, уставший от застолья, провозгласил:
— Братва! Банкет продолжается!
Колян прибавил звук музыки. Девушки выпили по последней рюмке и проследовали к сдвинутым столам.
Пресловутая сцена ждала их. Новоиспеченный режиссер вновь начал осуществлять свои сексуально-порнографические фантазии.
Ох уж этот Колек! Холуй холуем. Шестерка. Своей подобострастной услужливостью смог приблизиться к довольно узкому кругу воротил теневого бизнеса. Но место свое он знал.
Шоу достигло кульминации. Весьма опьяневшие «актрисы», разгоряченные спиртным и сексом, по собственной воле предавались бесстыдным импровизациям. В буйстве этой вакханалии трудно было различить, где чьи ноги, руки, попы, груди. Доставив удовольствие зрителям и себе этой феерией пьяных лесбийских чувств, Колян решил приблизить естественный финал. Он поставил девочек в ряд каждую в позицию «партер» на четвереньки так, что их обнаженные попки были направлены в сторону зрителей.
— Лед тронулся, господа присяжные заседатели! — продекламировал фразу небезызвестного героя Колек. — Кушать подано, наслаждайтесь.
С трудом дождавшись приглашения, первым к ряду округлых ягодиц, пыхтя, устремился Константин Семенович, расстегивая на ходу непослушную молнию ширинки.
Следом за ним косолапо засеменил Гена Боров. Тут же под шумок к одной из попок попытался пристроиться и сам Колек. Но неожиданно раздался рык Жоры.
— Куда же вы, гоблины, так торопитесь?
Все резко тормознули свой похотливый рывок.
— Совсем нюх потеряли. Про субординацию забыли. Мы еще с братками Феликсом и Германом себе по заднице не выбрали, а вы уже спешите свой кочан попарить. Тормозните малость. — И, обратившись к Феликсу и Герману, добавил: — Ну что, братаны, выбирайте. Красота-то какая. Какие задницы вам приглянулись?
— Старик, ты уж не обессудь. Больно я утомленный для такой мощной групповухи. Если не возражаешь, я откинусь в одной из комнат с теми двумя, которые в ванной последствия стресса смывают, — сказал Герман.
— А я-то думаю, что они там так долго, не пора ли экзекуцию повторить? Ну да ладно, братуха. Какой базар. Забирай, конечно. Все мое — твое! Ну, а коль неласковые будут, ты их сюда обратно гони. В общий, так сказать, воспитательный процесс. Ну а ты. Фил, как?
— Да ты за меня не беспокойся, — устало махнул рукой Феликс. — Что-то мне сегодня оргия не всласть. От усталости еле на ногах стою. Глаза слипаются. Пойду в свободную комнату, малость подремлю, а потом, если желание возникнет, выдерну какую-нибудь из вашей групповухи.
— Что-то ты, братуха, сдаешь свои позиции, — заулыбался Жора.
— Посмотрел бы я, как тебя на баб тянуло, если бы ты двое суток не спал.
С этими словами он пошел искать себе место для отдыха, а Герман направился к ванной. Отворив дверь, Герман заглянул внутрь. Девушки испуганно обернулись. Две пары глаз, одни заплаканные, другие грустно-благодарные одновременно посмотрели на него.
— Ну что, удобно устроились? Не отсидели свои мягкие места на краю ванны? Пошли со, мной.
— Туда, ко всем? — со страхом спросила юная путана.
— Ну, если настаиваешь, — улыбнулся Герман. — А если нет, то можете остаться со мной.
— Спасибо! Ты просто прелесть! — сказала та, что постарше, и поцеловала Германа в мочку уха. — Надеюсь, ты в нас не разочаруешься… — многозначительно добавила она.
Удалившись в отдельную комнату и заперев за собой дверь, они присели на огромную, как аэродром, кровать.
— Да, старик. В этой вакханалии есть что-то от случки животных. Какая-то грязная жестокость.
— О, брат, это еще что. Это еще милая безобидная шалость по сравнению с тем, какие действа я видел на своем веку. Как-то раз заехал я в сауну в гости к одной достаточно отмороженной группировке. А у них там гудеж в полном разгаре. Субботник в полный рост. Что есть субботник, ты, конечно, знаешь.
Запихав на Тверской несколько проституток в джипы, они их привезли в свою блатсауну. А там еще дюжина их пацанов. Пьяных. Обкуренных. Вот там-то, я скажу, было глумление так глумление. Жесточайшее презрение и унижение человеческой личности. Даже мне, видавшему виды бродяге, пиво пить расхотелось. Противно. Но что с них взять — звери, они и есть звери.
Одну кралю положили голой лицом вниз и ну на ней в карты резаться. Двоих под этот же стол загнали и игру затеяли: кто их пнет сильнее, тому и минет делают. Да так, чтобы случаем не прикусить. А то кранты. Челюсть враз свернут.
Одну подле стола поставили. Рядом. Как цаплю. На одной ноге. Пепельницу ей в руки всучили, при этом сказали, что если шелохнется или ногу опустит, бычки об ее задницу тушить будут. Обещание свое они сдержали.
Потом стало еще хуже. Одну девку из-под стола за космы вытащили да к деревянной двери лицом поставили и привязали. Стали вокруг ее обнаженного тела ножи метать. Да поскольку они были нехило обкуренные, один гусь финку ей сдуру в ягодицу вонзил. Она верещит, разрывается, кровь из раны хлещет. А эти — хоть бы хны. Поржали, поскалились. Залепили рану лейкопластырем и еще по печени настучали. Чтоб не верещала. И продолжили свои развлечения.
До чертиков обрыдла мне эта садистская блудня. Но в чужом монастыре права качать я не вправе. Да и по понятиям из-за блядей в падлу вписываться. Но живодерам этим я пару слов все же высказал. На что они мне возразили сразу двумя аргументами.
Во-первых, только за день до вышеописанного бедлама, точно такие же, по их словам, твари продажные, проститутки с Тверской, на их кентов мусоров навели. Сдали их с потрохами, в их же собственной квартире. Пацаны же в бегах были, теперь им нехилый срок чалиться. А во-вторых, говорят: «Бляди — они и в Африке бляди». Проститутки есть продажные дешевки. Вписаться якобы за них по всем понятиям в падлу.
Не стал я им ничего доказывать. Уехал просто. Ну вот что я тебе скажу, братишка. В сауне звери были, конечно, беспредельные, конченые. Жертвы же их во мне тоже вызывают мало симпатии и жалости. Они же сами допустили, что их, словно на базаре, как коров и свиней, покупают.
И еще я вот что тебе скажу, и это самое главное: если шлюхам будет жизнь малиной казаться, то каким примером это послужит честным, порядочным женщинам? Для наших жен, сестер, дочерей? Это мое личное мнение. Ты можешь с ним не соглашаться.
— А как тебе, старик, Мария Магдалина? — поинтересовался Герман. — Помнишь, как Христос сказал горожанам, желающим забить падшую женщину камнями, что пусть в нее кинет камень тот, кто сам без греха?
— Я вижу, мы спорим о разном. Ты что, оправдываешь продажную любовь?
— Да нет, что ты. Просто ты уж слишком резко их осуждаешь.
— А я вообще урка резкий, — засмеялся Феликс. — Люблю жесткие позиции: или грудь в орденах, или жопа в шрамах, третьего не дано. И кстати, та женщина, за которую заступился Мессия, не была проституткой, она просто изменила своему мужу…
— Просто изменила мужу? А это, по-твоему, нормально?
— Ну, братан, мы с тобой сейчас совсем в дебрях морали заплутаем.
В это время Люберецкий, уставший от застолья, провозгласил:
— Братва! Банкет продолжается!
Колян прибавил звук музыки. Девушки выпили по последней рюмке и проследовали к сдвинутым столам.
Пресловутая сцена ждала их. Новоиспеченный режиссер вновь начал осуществлять свои сексуально-порнографические фантазии.
Ох уж этот Колек! Холуй холуем. Шестерка. Своей подобострастной услужливостью смог приблизиться к довольно узкому кругу воротил теневого бизнеса. Но место свое он знал.
Шоу достигло кульминации. Весьма опьяневшие «актрисы», разгоряченные спиртным и сексом, по собственной воле предавались бесстыдным импровизациям. В буйстве этой вакханалии трудно было различить, где чьи ноги, руки, попы, груди. Доставив удовольствие зрителям и себе этой феерией пьяных лесбийских чувств, Колян решил приблизить естественный финал. Он поставил девочек в ряд каждую в позицию «партер» на четвереньки так, что их обнаженные попки были направлены в сторону зрителей.
— Лед тронулся, господа присяжные заседатели! — продекламировал фразу небезызвестного героя Колек. — Кушать подано, наслаждайтесь.
С трудом дождавшись приглашения, первым к ряду округлых ягодиц, пыхтя, устремился Константин Семенович, расстегивая на ходу непослушную молнию ширинки.
Следом за ним косолапо засеменил Гена Боров. Тут же под шумок к одной из попок попытался пристроиться и сам Колек. Но неожиданно раздался рык Жоры.
— Куда же вы, гоблины, так торопитесь?
Все резко тормознули свой похотливый рывок.
— Совсем нюх потеряли. Про субординацию забыли. Мы еще с братками Феликсом и Германом себе по заднице не выбрали, а вы уже спешите свой кочан попарить. Тормозните малость. — И, обратившись к Феликсу и Герману, добавил: — Ну что, братаны, выбирайте. Красота-то какая. Какие задницы вам приглянулись?
— Старик, ты уж не обессудь. Больно я утомленный для такой мощной групповухи. Если не возражаешь, я откинусь в одной из комнат с теми двумя, которые в ванной последствия стресса смывают, — сказал Герман.
— А я-то думаю, что они там так долго, не пора ли экзекуцию повторить? Ну да ладно, братуха. Какой базар. Забирай, конечно. Все мое — твое! Ну, а коль неласковые будут, ты их сюда обратно гони. В общий, так сказать, воспитательный процесс. Ну а ты. Фил, как?
— Да ты за меня не беспокойся, — устало махнул рукой Феликс. — Что-то мне сегодня оргия не всласть. От усталости еле на ногах стою. Глаза слипаются. Пойду в свободную комнату, малость подремлю, а потом, если желание возникнет, выдерну какую-нибудь из вашей групповухи.
— Что-то ты, братуха, сдаешь свои позиции, — заулыбался Жора.
— Посмотрел бы я, как тебя на баб тянуло, если бы ты двое суток не спал.
С этими словами он пошел искать себе место для отдыха, а Герман направился к ванной. Отворив дверь, Герман заглянул внутрь. Девушки испуганно обернулись. Две пары глаз, одни заплаканные, другие грустно-благодарные одновременно посмотрели на него.
— Ну что, удобно устроились? Не отсидели свои мягкие места на краю ванны? Пошли со, мной.
— Туда, ко всем? — со страхом спросила юная путана.
— Ну, если настаиваешь, — улыбнулся Герман. — А если нет, то можете остаться со мной.
— Спасибо! Ты просто прелесть! — сказала та, что постарше, и поцеловала Германа в мочку уха. — Надеюсь, ты в нас не разочаруешься… — многозначительно добавила она.
Удалившись в отдельную комнату и заперев за собой дверь, они присели на огромную, как аэродром, кровать.
СЛАДОСТРАСТИЕ ВТРОЕМ
В то время когда младшая, а ее звали Лина, разливала «Джим Бим» и колу по бокалам, Рита, так звали старшую, опустилась перед сидящим на кровати Германом на колени и, лукаво улыбаясь, начала расстегивать его рубашку. Расстегнув все пуговицы, она прильнула губами к его волосатой груди. Покрывая ее поцелуями, Рита опускалась все ниже и ниже. И когда горячие губы коснулись низа его живота, дыхание ее участилось, а руки инстинктивно потянулись к брючному ремню. Быстрыми и умелыми движениями расправившись с застежкой, она еще быстрее расправилась с ширинкой. Нырнув туда рукой, молодая женщина извлекла на свет твердую мужскую плоть.
— Какой же ты у меня красивый, какой большой и твердый. Какая горячая, большая головка… — шептала Рита, обращаясь к фаллосу, ласкала его губами и языком, со страстью впивалась в него, поглощая до самого основания.
У Германа невольно возник нелепый вопрос: как он там весь помещается? Но как раз в данный момент его меньше всего занимал конкретный ответ. Пусть это останется загадкой мастерицы высококлассного минета.
Маргарита сменила страсть на нежность. Ее озорной язычок бегал по стволу напряженного члена, плавно переходя на внутреннюю часть бедер, а потом вновь поднимался выше и блуждал по волосяному покрову нижней части живота.
Герман в блаженном кайфе от такого удивительного орального искусства откинулся на спину и ласково запустил руку в пышные пряди Ритиных волос. Он гладил ее локоны, которые иногда закрывали от его взора ее лицо.
Брюки спали с его колен на щиколотки, и он одним махом освободился от них. Девушка вновь заглотнула его плоть. Ее стремительные движения становились все чаще и чаще, все быстрее и быстрее, и тут настал кульминационный миг. По телу Германа пробежала сладостная дрожь, все мускулы напряглись. Из донельзя напряженного члена в нёбо девушки брызнула мощная струя животворной влаги. В это же мгновение прозвучал удовлетворенный, глухой стон Германа, и одновременно с ним неподдельно застонала сама Маргарита. Она слегка сбавила темп и с жадностью поглотила горячую влагу всю без остатка. Маргарита наконец-то оторвалась от Германа и мутными от наслаждения глазами посмотрела на него.
— Ты доволен, милый?
— А ты как думаешь? Ты просто волшебница секса! Умница.
— И я довольна твоим красавцем. Между прочим, я даже кончила вместе с тобой. А это, скажу честно, бывает совсем не часто.
Все это время Лина тихо, но восторженно наблюдала эту сцену. И кураж, с которым ее подруга нежно обрабатывала Германа, непроизвольно передался ей. Желание овладело ее существом. От былого страха и унижений не осталось и следа. Она почти вплотную приблизилась к занимавшейся любовью паре и, держа бокал виски вспотевшими от волнения руками, наблюдала за ними. Маргарита, оторвавшись от Германа, повернулась к ней:
— Ну, что ты уставилась, дурашка? Поди, уже сама жаждешь отблагодарить своего спасителя! Не стесняйся. Присоединяйся к нам. — И, протянув руку, она дотронулась до влажного лона Лины. — Сильно, однако, тебе хочется! Но нашему герою необходима временная передышка. Иди ко мне.
Она нежно потянула к себе слегка растерявшуюся, но послушную Лину и усадила ее рядом на мягкий ковер. Погладив ее белокурые волосы, Рита ласково повалила девушку на спину и стала целовать ее упругие, еще девичьи груди, губами оттягивая и нежно покусывая набухшие соски.
— Ты до конца расслабься, девочка, лишь при полном расслаблении ты получишь настоящее наслаждение.
Лина, вняв совету своей старшей подруги, в совершенстве владевшей таинствами искушения, в невероятном блаженстве закрыла глаза, отдаваясь потоку захлестнувшего ее сладострастия. А неутомимая искусительница овладевала ее телом все больше и больше, заставляя партнершу покориться немереной активности ее сексуальной натуры.
Герман, развалившись на кровати, с возбуждающим любопытством наблюдал эту эротическую игру. Две нимфы, два обнаженных стройных тела как бы олицетворяли собой некую особо чувственную нежность. Потягивая налитое Линой виски, он почувствовал легкое щекотание в своем инструменте. Скосив глаза, заметил его приподнятое настроение. Через несколько мгновений его член уже был готов к бою. Он активно рапортовал об этом своему хозяину. Герман внял его стремлению, поставил на пол бокал и положил руку на плавно покачивающуюся перед ним, открытую во всей своей прелести попку Риты. Попка слегка вздрогнула, и почти сразу же на его руку легла свободная рука обладательницы умопомрачительных ягодиц. Эта рука настойчиво звала его руку углубиться в свои вожделенные чертоги. И когда его пальцы коснулись любовной влаги, он не выдержал. Его младший друг, давно напряженно стоявший, указывал точно вверх на незажженную, хрустальную люстру.
Герман опустился к стоящей на коленях Маргарите и, обхватив ее бедра, с силой вогнал в нее свой жаждущий фаллос. Она вскрикнула, но резкая боль так же мгновенно прошла, как и возникла. Одновременно с ее криком послышался сладострастный стон Лины, накатившийся на нее оргазм полностью поглотил ее. Она с закрытыми глазами внимала внезапно нахлынувшему удовольствию.
Тем временем Герман активными, мощными толчками входил в Риту. Изогнувшись, как кошка, она синхронно двигала бедрами в такт партнеру.
— А теперь твоя очередь, милая, приласкать нас, — сладострастно прошептала Рита. — Поцелуй нас там…
Помогая рукой Лине проскользнуть между ногами партнеров, она определила место для головы своей младшей подруги. Губы Лины оказались под активно действующим поршнем из человеческих органов, мужского и женского. Столь близкого и сильного восприятия полового акта она никогда не испытывала. Обхватив руками бедра Германа, она с трепетом прильнула к влажному стыку двух человеческих тел. Это было нелегко при их постоянном движении. Но зато как было изумительно и всепоглощающе в откровенности своей вновь открытое сексуальное чувство. Все трое слились как бы в единое целое, пульсирующее от наслаждения, живущее только им в этот восхитительный миг. Герман положил одну руку на ягодицу Риты, другую же руку отвел назад и стал ласкать и теребить влажное лоно увлекшейся Лины.
Синхронность движений трех действующих персонажей сей эротической пьесы была удивительна и непроизвольна. Движения Германа становились все более неистовыми. Их совместные стоны, общее учащенное дыхание сплетались в некую своеобразную оду богу Эросу. И вот накал страстей достиг своего апогея. Их совместный оргазм наступил одновременно у всех троих — одного самца и двух самок.
Развалившись на кровати, они, расслабленные, внимали удовольствию, волнами пробегавшему по их телам.
Утомленная страхами, нервным напряжением и новыми, прежде неизведанными ощущениями, Лина незаметно отправилась в царство Морфея — повелителя сна. Герману почему-то спать не хотелось. Сонное состояние, постоянно сопутствующее ему в застолье, рассеялось благодаря активному усердию и фантазиям Риты. Она же сама, как ни странно, на вид не усталая и не пьянеющая, наполнив бокал Германа и свой очередной порцией виски, смешала его с кока-колой. Протянув бокал молодому человеку, Рита негромко поинтересовалась:
— О чем ты задумался?
— Да так, понемногу обо всем и ни о чем конкретно, — после небольшой паузы изрек Герман. — Вот, например… У меня возникает риторический вопрос. Почему такая неординарная и обворожительная красавица, как ты, занимается столь гнусным ремеслом? Ведь могла бы, наверное, сделать какую-нибудь приличную карьеру. Например, в шоу-бизнесе. Или, по крайней мере, удачно выйти замуж за какого-нибудь достойного человека.
— В этом бренном мире не все так просто, как кажется. Но прими мою искреннюю благодарность за добрый комплимент, — заметила Маргарита.
— Искреннюю благодарность, — передразнил Феликс. — Охотно принимаю. Представь себе, слышал я множество историй от так называемых твоих коллег по бизнесу, но все-таки я не против поинтересоваться и твоей. Любопытно не потому, что ты сама гораздо лучше, привлекательнее и ярче многих твоих соратниц по ремеслу. Хотя, в общем-то, так оно и есть.
— Ну, ты уж так совсем меня захвалишь. Смотри, загоржусь. А насчет моей истории… — Она немного задумалась. — Истории о том, как чистая девочка Маргарита докатилась до такой жизни? Так изволь. Если тебе, конечно, не лень познакомиться с моей биографией. Но, поверь, моя история ничем особенным от множества других не отличается. Так же грустна и тривиальна. Итак…
— Какой же ты у меня красивый, какой большой и твердый. Какая горячая, большая головка… — шептала Рита, обращаясь к фаллосу, ласкала его губами и языком, со страстью впивалась в него, поглощая до самого основания.
У Германа невольно возник нелепый вопрос: как он там весь помещается? Но как раз в данный момент его меньше всего занимал конкретный ответ. Пусть это останется загадкой мастерицы высококлассного минета.
Маргарита сменила страсть на нежность. Ее озорной язычок бегал по стволу напряженного члена, плавно переходя на внутреннюю часть бедер, а потом вновь поднимался выше и блуждал по волосяному покрову нижней части живота.
Герман в блаженном кайфе от такого удивительного орального искусства откинулся на спину и ласково запустил руку в пышные пряди Ритиных волос. Он гладил ее локоны, которые иногда закрывали от его взора ее лицо.
Брюки спали с его колен на щиколотки, и он одним махом освободился от них. Девушка вновь заглотнула его плоть. Ее стремительные движения становились все чаще и чаще, все быстрее и быстрее, и тут настал кульминационный миг. По телу Германа пробежала сладостная дрожь, все мускулы напряглись. Из донельзя напряженного члена в нёбо девушки брызнула мощная струя животворной влаги. В это же мгновение прозвучал удовлетворенный, глухой стон Германа, и одновременно с ним неподдельно застонала сама Маргарита. Она слегка сбавила темп и с жадностью поглотила горячую влагу всю без остатка. Маргарита наконец-то оторвалась от Германа и мутными от наслаждения глазами посмотрела на него.
— Ты доволен, милый?
— А ты как думаешь? Ты просто волшебница секса! Умница.
— И я довольна твоим красавцем. Между прочим, я даже кончила вместе с тобой. А это, скажу честно, бывает совсем не часто.
Все это время Лина тихо, но восторженно наблюдала эту сцену. И кураж, с которым ее подруга нежно обрабатывала Германа, непроизвольно передался ей. Желание овладело ее существом. От былого страха и унижений не осталось и следа. Она почти вплотную приблизилась к занимавшейся любовью паре и, держа бокал виски вспотевшими от волнения руками, наблюдала за ними. Маргарита, оторвавшись от Германа, повернулась к ней:
— Ну, что ты уставилась, дурашка? Поди, уже сама жаждешь отблагодарить своего спасителя! Не стесняйся. Присоединяйся к нам. — И, протянув руку, она дотронулась до влажного лона Лины. — Сильно, однако, тебе хочется! Но нашему герою необходима временная передышка. Иди ко мне.
Она нежно потянула к себе слегка растерявшуюся, но послушную Лину и усадила ее рядом на мягкий ковер. Погладив ее белокурые волосы, Рита ласково повалила девушку на спину и стала целовать ее упругие, еще девичьи груди, губами оттягивая и нежно покусывая набухшие соски.
— Ты до конца расслабься, девочка, лишь при полном расслаблении ты получишь настоящее наслаждение.
Лина, вняв совету своей старшей подруги, в совершенстве владевшей таинствами искушения, в невероятном блаженстве закрыла глаза, отдаваясь потоку захлестнувшего ее сладострастия. А неутомимая искусительница овладевала ее телом все больше и больше, заставляя партнершу покориться немереной активности ее сексуальной натуры.
Герман, развалившись на кровати, с возбуждающим любопытством наблюдал эту эротическую игру. Две нимфы, два обнаженных стройных тела как бы олицетворяли собой некую особо чувственную нежность. Потягивая налитое Линой виски, он почувствовал легкое щекотание в своем инструменте. Скосив глаза, заметил его приподнятое настроение. Через несколько мгновений его член уже был готов к бою. Он активно рапортовал об этом своему хозяину. Герман внял его стремлению, поставил на пол бокал и положил руку на плавно покачивающуюся перед ним, открытую во всей своей прелести попку Риты. Попка слегка вздрогнула, и почти сразу же на его руку легла свободная рука обладательницы умопомрачительных ягодиц. Эта рука настойчиво звала его руку углубиться в свои вожделенные чертоги. И когда его пальцы коснулись любовной влаги, он не выдержал. Его младший друг, давно напряженно стоявший, указывал точно вверх на незажженную, хрустальную люстру.
Герман опустился к стоящей на коленях Маргарите и, обхватив ее бедра, с силой вогнал в нее свой жаждущий фаллос. Она вскрикнула, но резкая боль так же мгновенно прошла, как и возникла. Одновременно с ее криком послышался сладострастный стон Лины, накатившийся на нее оргазм полностью поглотил ее. Она с закрытыми глазами внимала внезапно нахлынувшему удовольствию.
Тем временем Герман активными, мощными толчками входил в Риту. Изогнувшись, как кошка, она синхронно двигала бедрами в такт партнеру.
— А теперь твоя очередь, милая, приласкать нас, — сладострастно прошептала Рита. — Поцелуй нас там…
Помогая рукой Лине проскользнуть между ногами партнеров, она определила место для головы своей младшей подруги. Губы Лины оказались под активно действующим поршнем из человеческих органов, мужского и женского. Столь близкого и сильного восприятия полового акта она никогда не испытывала. Обхватив руками бедра Германа, она с трепетом прильнула к влажному стыку двух человеческих тел. Это было нелегко при их постоянном движении. Но зато как было изумительно и всепоглощающе в откровенности своей вновь открытое сексуальное чувство. Все трое слились как бы в единое целое, пульсирующее от наслаждения, живущее только им в этот восхитительный миг. Герман положил одну руку на ягодицу Риты, другую же руку отвел назад и стал ласкать и теребить влажное лоно увлекшейся Лины.
Синхронность движений трех действующих персонажей сей эротической пьесы была удивительна и непроизвольна. Движения Германа становились все более неистовыми. Их совместные стоны, общее учащенное дыхание сплетались в некую своеобразную оду богу Эросу. И вот накал страстей достиг своего апогея. Их совместный оргазм наступил одновременно у всех троих — одного самца и двух самок.
Развалившись на кровати, они, расслабленные, внимали удовольствию, волнами пробегавшему по их телам.
Утомленная страхами, нервным напряжением и новыми, прежде неизведанными ощущениями, Лина незаметно отправилась в царство Морфея — повелителя сна. Герману почему-то спать не хотелось. Сонное состояние, постоянно сопутствующее ему в застолье, рассеялось благодаря активному усердию и фантазиям Риты. Она же сама, как ни странно, на вид не усталая и не пьянеющая, наполнив бокал Германа и свой очередной порцией виски, смешала его с кока-колой. Протянув бокал молодому человеку, Рита негромко поинтересовалась:
— О чем ты задумался?
— Да так, понемногу обо всем и ни о чем конкретно, — после небольшой паузы изрек Герман. — Вот, например… У меня возникает риторический вопрос. Почему такая неординарная и обворожительная красавица, как ты, занимается столь гнусным ремеслом? Ведь могла бы, наверное, сделать какую-нибудь приличную карьеру. Например, в шоу-бизнесе. Или, по крайней мере, удачно выйти замуж за какого-нибудь достойного человека.
— В этом бренном мире не все так просто, как кажется. Но прими мою искреннюю благодарность за добрый комплимент, — заметила Маргарита.
— Искреннюю благодарность, — передразнил Феликс. — Охотно принимаю. Представь себе, слышал я множество историй от так называемых твоих коллег по бизнесу, но все-таки я не против поинтересоваться и твоей. Любопытно не потому, что ты сама гораздо лучше, привлекательнее и ярче многих твоих соратниц по ремеслу. Хотя, в общем-то, так оно и есть.
— Ну, ты уж так совсем меня захвалишь. Смотри, загоржусь. А насчет моей истории… — Она немного задумалась. — Истории о том, как чистая девочка Маргарита докатилась до такой жизни? Так изволь. Если тебе, конечно, не лень познакомиться с моей биографией. Но, поверь, моя история ничем особенным от множества других не отличается. Так же грустна и тривиальна. Итак…
ИСПОВЕДЬ ПРОСТИТУТКИ
Родилась я в небольшом провинциальном городке, в Белоруссии, в самой что ни на есть обычной семье. Мать преподавала в школе географию, а отец преданно посвятил свою жизнь родному заводу, где работал токарем и гордился своим «почетным» пролетарским происхождением. Будучи ударником труда в цехе, дорогой папочка ударно потрудился и на брачном ложе, создав помимо меня еще двух братишек и сестренку. Не скажу, что семья сильно нуждалась, но семейного бюджета с трудом хватало от зарплаты до зарплаты. Мой папа был «самых честных правил», конкретный типаж своего поколения. По крайней мере, он сам так убежденно считал. Посему, в отличие от своих товарищей, запчасти с завода не воровал. Мама, добрейшая женщина, была закоренелой моралисткой и нас, своих детей, впрочем, как и своих учеников, стремилась воспитывать в жестких рамках.
Из четырех детей я по счету была третьей и самой одаренной, по мнению маминых коллег, учителей нашей школы. Учеба мне давалась легко, особенно гуманитарные предметы, из которых я более всего жаловала литературу. Позже, в старших классах, это увлечение переросло в увлечение театром, и практически все свободное время я пропадала в нашем школьном самодеятельном театральном кружке. Дома же к моим занятиям никто не относился серьезно.
Зато наш художественный руководитель Сергей Степанович души во мне не чаял и, восхищаясь моим юным талантом, предсказывал головокружительную карьеру. Я к этому времени стала превращаться из гадкого утенка, как многие девочки переходного возраста, в прекрасную птицу — лебедя. Точь-в-точь как в сказке Андерсена. Это перевоплощение, так же как и дарование юной артистки, было замечено моим бесценным, внимательным художественным руководителем. Глазастый малый. А так как я была в него тайно влюблена, как и большинство девочек нашего школьного театра, то в десятом классе, после непродолжительного романа, насыщенного стихами и прочей романтической дребеденью, коей привыкли кружить головы малолеткам взрослые кавалеры, я неожиданно потеряла девственность. Впрочем, на этом останавливаться не буду. Не стоит. Зачем бередить воспоминания о наивности и непосредственности, так похожие на элементарную глупость? Словом, в начале моего сошествия с Олимпа чистоты и целомудрия я оставалась достаточно непорочной…
Закончив общеобразовательную школу с приличным аттестатом, окрыленная верой в свой театральный талант, я устремила свой наивный и жаждущий взор не куда-нибудь, а на столицу, на Москву, на ГИТИС.
Но, увы, не всем удается уберечь свои романтические надежды от краха. Не всем суждено родиться Золушками.
Не пройдя на третий тур творческого конкурса, я оказалась перед выбором своего дальнейшего пути. Следующего шага.
Распутье, на котором стояла неудачливая абитуриентка, имело, в сущности, всего лишь две дороги: зацепиться в столице или вернуться домой, в глухую провинцию. Перспектива периферийной жизни после увиденного в Москве казалась настолько безысходной и мрачной девочке с широкое раскрытыми глазами, что, несмотря на ущемленное самолюбие, мое все еще полное розовых надежд сознание принялось судорожно искать возможные варианты.
В те уже далекие дни мое непорочное воображение никак не могло представить меня на панели. Даже самая случайная мысль об этом показалась бы кощунством. Боже, как я была наивна!
Не сомневаясь в своей счастливой звезде и сделав ставку на смазливое личико и стройную фигуру, я решила попробовать себя на поприще фото— модельного бизнеса.
Было начало девяностых. Перестройка и демократия создали новые возможности. В Москве появилось несколько модельных агентств. Обойдя большинство из них, максимум, что я сумела получить, — это дружелюбные улыбки и неопределенные обещания о возможном дальнейшем сотрудничестве. Во многих агентствах мои данные и координаты были внесены в реестр, в компьютер. Но я не сдавалась. Усердно обивала пороги. Мое упорство в итоге вроде бы вознаградилось.
В агентстве с тривиальным названием «Красавицы России» меня заприметил щегольского вида молодой человек, который, как оказалось, входил в руководство фирмы. Звали его Алексей.
Побеседовав со мной на общие темы и задав несколько формальных вопросов, он протянул свою визитную карточку:
— Позвони мне, пожалуйста, завтра, во второй половине дня. Мне кажется, для тебя я смогу что-нибудь придумать… — доверительным тоном закончил он.
На следующий день я получила работу. Не скажу, что она целиком соответствовала моим амбициям, но все же позволяла снять квартиру и покрывать расходы на мое существование. И продолжать надеяться…
Естественно, я не подписывала сногсшибательных контрактов и мое лицо не украсило обложки модных журналов. В большинстве случаев мои обязанности в агентстве сводились к тому, что я, как и прочие модели, занималась тем, что разбавляла своим присутствием различные презентации, фуршеты и прочие мероприятия, на которые нас заказывали клиенты. Мы вручали цвета, подарки и попросту составляли свиту желающим. Все гонорары уходили в основном агентству, а нам доставались жалкие крохи. Но многим нашим ровесницам и такие гроши показались бы весьма внушительными. Подруги из моего городка, провинциальные девчонки, о таких деньгам только мечтали.
Помощь Алексея, как я догадалась позже, не была бескорыстной. Я вошла в круг его фавориток и вскоре, как и следовало ожидать, оказалась в постели моего благодетеля. Конечно, я была не единственной его пассией. Его ложе периодически посещали и другие девушки, но к своим любимицам он относился особенно дружелюбно и наилучшие халтурки по работе подбрасывал именно нам, что обеспечивало сравнительно безбедное существование.
Впрочем, как мужчина он был мне достаточно интересен. Хотя я знала, что у него не одна, наши отношения воспринимала как любовные. Даже умудрялась ревновать его, дуреха, считая его, несмотря ни на что, своим любовником. А поскольку с другими девицами отношения он специально не афишировал, то наши взаимоотношения я считала вполне нормальными. Но все это была лишь вершина айсберга…
Увы, фаворитки у профессионального ловеласа и акулы модельного бизнеса не постоянны. На смену одним неминуемо приходят другие. Новые. Свежие.
Я заметила, что отношение ко мне Алексея изменилось. Он стал меня игнорировать. На мероприятия, которые считаются более престижными и лучше оплачиваются, меня стали приглашать гораздо реже. Он явно охладел к моей персоне, что сказывалось не только в постели, но и в получении престижной работы. И конечно, настораживало…
И вот однажды, на удивление, вопреки общей тенденции почти не давать мне приличной работы, я была приглашена на презентацию одной фирмы, с высокой оплатой. Фирма казалась солидной и преуспевающей. В числе приглашенных были достаточно известные люди из коммерческой сферы и шоу-бизнеса. После формальной торжественной части состоялся обильный фуршет, во время которого меня и еще двух девушек подозвал Алексей.
Указав на одного обрюзгшего коммерческого магната с маленькими, маслянистыми глазками, он объявил, что мы должны сопроводить его и его компанию на загородную дачу. Что, дескать, все это — продолжение мероприятия. И добавил, что мы получим щедрые добавочные премиальные. Тон Алексея давал понять, что это одно из тех предложений, от которых он не рекомендует отказываться. Алексей объявил, что для фирмы эти клиенты очень важны, и недвусмысленно намекнул, чтобы мы с ними были очень и очень ласковы.
Из четырех детей я по счету была третьей и самой одаренной, по мнению маминых коллег, учителей нашей школы. Учеба мне давалась легко, особенно гуманитарные предметы, из которых я более всего жаловала литературу. Позже, в старших классах, это увлечение переросло в увлечение театром, и практически все свободное время я пропадала в нашем школьном самодеятельном театральном кружке. Дома же к моим занятиям никто не относился серьезно.
Зато наш художественный руководитель Сергей Степанович души во мне не чаял и, восхищаясь моим юным талантом, предсказывал головокружительную карьеру. Я к этому времени стала превращаться из гадкого утенка, как многие девочки переходного возраста, в прекрасную птицу — лебедя. Точь-в-точь как в сказке Андерсена. Это перевоплощение, так же как и дарование юной артистки, было замечено моим бесценным, внимательным художественным руководителем. Глазастый малый. А так как я была в него тайно влюблена, как и большинство девочек нашего школьного театра, то в десятом классе, после непродолжительного романа, насыщенного стихами и прочей романтической дребеденью, коей привыкли кружить головы малолеткам взрослые кавалеры, я неожиданно потеряла девственность. Впрочем, на этом останавливаться не буду. Не стоит. Зачем бередить воспоминания о наивности и непосредственности, так похожие на элементарную глупость? Словом, в начале моего сошествия с Олимпа чистоты и целомудрия я оставалась достаточно непорочной…
Закончив общеобразовательную школу с приличным аттестатом, окрыленная верой в свой театральный талант, я устремила свой наивный и жаждущий взор не куда-нибудь, а на столицу, на Москву, на ГИТИС.
Но, увы, не всем удается уберечь свои романтические надежды от краха. Не всем суждено родиться Золушками.
Не пройдя на третий тур творческого конкурса, я оказалась перед выбором своего дальнейшего пути. Следующего шага.
Распутье, на котором стояла неудачливая абитуриентка, имело, в сущности, всего лишь две дороги: зацепиться в столице или вернуться домой, в глухую провинцию. Перспектива периферийной жизни после увиденного в Москве казалась настолько безысходной и мрачной девочке с широкое раскрытыми глазами, что, несмотря на ущемленное самолюбие, мое все еще полное розовых надежд сознание принялось судорожно искать возможные варианты.
В те уже далекие дни мое непорочное воображение никак не могло представить меня на панели. Даже самая случайная мысль об этом показалась бы кощунством. Боже, как я была наивна!
Не сомневаясь в своей счастливой звезде и сделав ставку на смазливое личико и стройную фигуру, я решила попробовать себя на поприще фото— модельного бизнеса.
Было начало девяностых. Перестройка и демократия создали новые возможности. В Москве появилось несколько модельных агентств. Обойдя большинство из них, максимум, что я сумела получить, — это дружелюбные улыбки и неопределенные обещания о возможном дальнейшем сотрудничестве. Во многих агентствах мои данные и координаты были внесены в реестр, в компьютер. Но я не сдавалась. Усердно обивала пороги. Мое упорство в итоге вроде бы вознаградилось.
В агентстве с тривиальным названием «Красавицы России» меня заприметил щегольского вида молодой человек, который, как оказалось, входил в руководство фирмы. Звали его Алексей.
Побеседовав со мной на общие темы и задав несколько формальных вопросов, он протянул свою визитную карточку:
— Позвони мне, пожалуйста, завтра, во второй половине дня. Мне кажется, для тебя я смогу что-нибудь придумать… — доверительным тоном закончил он.
На следующий день я получила работу. Не скажу, что она целиком соответствовала моим амбициям, но все же позволяла снять квартиру и покрывать расходы на мое существование. И продолжать надеяться…
Естественно, я не подписывала сногсшибательных контрактов и мое лицо не украсило обложки модных журналов. В большинстве случаев мои обязанности в агентстве сводились к тому, что я, как и прочие модели, занималась тем, что разбавляла своим присутствием различные презентации, фуршеты и прочие мероприятия, на которые нас заказывали клиенты. Мы вручали цвета, подарки и попросту составляли свиту желающим. Все гонорары уходили в основном агентству, а нам доставались жалкие крохи. Но многим нашим ровесницам и такие гроши показались бы весьма внушительными. Подруги из моего городка, провинциальные девчонки, о таких деньгам только мечтали.
Помощь Алексея, как я догадалась позже, не была бескорыстной. Я вошла в круг его фавориток и вскоре, как и следовало ожидать, оказалась в постели моего благодетеля. Конечно, я была не единственной его пассией. Его ложе периодически посещали и другие девушки, но к своим любимицам он относился особенно дружелюбно и наилучшие халтурки по работе подбрасывал именно нам, что обеспечивало сравнительно безбедное существование.
Впрочем, как мужчина он был мне достаточно интересен. Хотя я знала, что у него не одна, наши отношения воспринимала как любовные. Даже умудрялась ревновать его, дуреха, считая его, несмотря ни на что, своим любовником. А поскольку с другими девицами отношения он специально не афишировал, то наши взаимоотношения я считала вполне нормальными. Но все это была лишь вершина айсберга…
Увы, фаворитки у профессионального ловеласа и акулы модельного бизнеса не постоянны. На смену одним неминуемо приходят другие. Новые. Свежие.
Я заметила, что отношение ко мне Алексея изменилось. Он стал меня игнорировать. На мероприятия, которые считаются более престижными и лучше оплачиваются, меня стали приглашать гораздо реже. Он явно охладел к моей персоне, что сказывалось не только в постели, но и в получении престижной работы. И конечно, настораживало…
И вот однажды, на удивление, вопреки общей тенденции почти не давать мне приличной работы, я была приглашена на презентацию одной фирмы, с высокой оплатой. Фирма казалась солидной и преуспевающей. В числе приглашенных были достаточно известные люди из коммерческой сферы и шоу-бизнеса. После формальной торжественной части состоялся обильный фуршет, во время которого меня и еще двух девушек подозвал Алексей.
Указав на одного обрюзгшего коммерческого магната с маленькими, маслянистыми глазками, он объявил, что мы должны сопроводить его и его компанию на загородную дачу. Что, дескать, все это — продолжение мероприятия. И добавил, что мы получим щедрые добавочные премиальные. Тон Алексея давал понять, что это одно из тех предложений, от которых он не рекомендует отказываться. Алексей объявил, что для фирмы эти клиенты очень важны, и недвусмысленно намекнул, чтобы мы с ними были очень и очень ласковы.