— Не знаю, как я упала и как встала.
И все славили Бога, сохранившего рабу Свою от смерти.
В другой раз, когда она варила для сестер зелень в котле и хотела отставить кипящий котел от огня, диавол подкосил ей ноги; она упала назад, а котел с кипящим кушаньем опрокинулся ей на лицо. Помощница ее Юлия закричала, что Евпраксия обварилась, и сбежались все бывшие поблизости сестры; а Евпраксия быстро поднялась с земли и сказала улыбаясь Юлии:
— Что ты наделала, сестра? понапрасну ты встревожила сестер и игуменью!
И все видели, что лицо ее невредимо, ничуть не обожжено. Игуменья заглянула в котел и увидела, что остатки кипятка на дне еще клокочут; тогда она спросила Евпраксию:
— Разве на тебя не попал кипяток?
— Жив Господь, — отвечала она, — я почувствовала словно холодную воду, а не кипяток на своем лице.
Удивилась игумения и сказала:
— Да сохранит тебя Бог до конца, дитя мое!
Потом старшим сестрам она сказала наедине:
— Видите, Евпраксия сподобилась благодати Божией: упала с крыши и не разбилась, облила лицо себе кипятком и осталась невредима.
— Видим, — отвечали сестры, — что Евпраксия истинная раба Божия и что хранит ее Господь: от стольких искушений спас Он ее.
В этот монастырь приходили из ближнего города и окрестных селений женщины — мирянки, приносили своих больных детей, а также приводили и бесноватых: Господь, как сказано было выше, подавал исцеление больным и изгонял бесов по молитве богоугодной игумении и сестер, живших по-Божьи. Они собирались в церковь и устраивали совместные моления о разных больных, и те получали исцеление и возвращались домой здоровыми. Была в том монастыре одна бесноватая, которую с юных лет ее мучил живший в ней лютый демон, князь других нечистых духов. Эта женщина была связана цепями по рукам и ногам; она скрежетала зубами, свистела, испускала пену и громко кричала, так что все пугались ее крика. Много раз игумения со старицами молилась в церкви Богу, чтоб отогнал Он беса от этой страдающей женщины, но молитвы их не были услышаны: по Божьей воле это оставалось для большого чуда и для показания святости невесты Христовой Евпраксии, как об этом будет сказано ниже. В этой женщине был такой лютый бес, что никто не мог к ней близко подойти; она была привязана в одной подвальной комнате к столбу, и пищу и питье ей подавали издали: привязывали посуду к длинной палке, клали туда хлеб, бобы и какую-либо зелень и протягивали к ней; а она часто, схватив посуду с палкой, бросала их в лицо подававших. Так держали ее долгое время в монастыре. Однажды привратница пришла к игумении сказать, что явилась в монастырь какая-то женщина и плачет, а с ней восьмилетний ребенок, расслабленный и глухонемой, и просит она помолиться об исцелении своего ребенка. Игуменья, зная по откровению от Бога, что Евпраксии уже дана благодать исцелений и власть над нечистыми духами, призвала ее к себе и сказала:
— Пойди, возьми ребенка у матери, которая стоит у ворот, и принеси сюда.
Она пошла и, увидев совсем расслабленного ребенка, глухонемого, сжалилась над ним, вздохнула и, перекрестив его, сказала:
— Бог, сотворивший тебя, да и исцелит тебя, дитя!
С этими словами она взяла его на руки и пошла с ним к игумении. Ребенок, пока она несла его на руках, тотчас исцелился, начал говорить и звать свою мать. Евпраксия, услышав, что ребенок заговорил, пришла в ужас и положила его на землю; а ребенок встал и побежал к воротам, зовя мать. Привратница пошла и рассказала об этом игумении. Игумения тогда позвала к себе мать этого ребенка и сказала ей:
— Что же это, сестра, ты искушать нас пришла со здоровым ребенком?
— Владыка Христос свидетель мне, госпожа моя, — отвечала мать, — что до настоящего часа ребенок мой не говорил, не слышал, не действовал руками, ногами ступить не мог, а когда эта честная девица взяла его на руки, тотчас заговорил, выздоровел и начал ходить.
Тогда игумения сказала этой женщине:
— Милостью Христовой выздоровел у тебя ребенок, иди с миром и благодари Бога.
Когда женщина с исцеленным ребенком ушла, игумения сказала Евпраксии:
— Я хочу, дочь моя, чтоб ты кормила из своих рук ту страдающую беснованием сестру в нашем монастыре, если ты не боишься ее.
— Не боюсь, госпожа моя, — отвечала Евпраксия, — и если прикажешь, буду это делать.
После того Евпраксия взяла хлеба и вареной пищи в посуде и принесла к бесноватой; та тотчас заскрежетала зубами, бросилась на нее и, схватив посуду, хотела разбить. Евпраксия же, взяв ее за руку, сказала ей:
— Жив Господь, я повалю тебя на землю, возьму посох нашей госпожи игумении и буду жестоко тебя бить, чтоб ты больше не бесчинствовала!
Бесноватая увидела, что Евпраксия гораздо сильнее ее, — Господь укрепил рабу Свою, — испугалась и замолчала. А святая начала ласково увещевать ее:
— Сядь, сестра моя, — говорила она, — ешь, пей и не смущайся.
Та села, ела и пила и заснула. С этого времени перестали подавать ей пищу издали на палке, она брала ее из рук Евпраксии, и дивились все сестры. Если же когда бесноватая начинала смущаться, рваться и кричать, то сестры говорили ей:
— Замолчи, вот Евпраксия придет к тебе с посохом и прибьет тебя!
И тотчас бесноватая усмирялась и умолкала. Вышеупомянутую Герману опять стала грызть в сердце зависть; она говорила другим сестрам:
— Разве никого нет еще из сестер, кроме Евпраксии, которая бы носила бесноватой пищу; дайте мне хлеб, и я так же буду служить бесноватой, как и Евпраксия.
Она взяла хлеб и кутью, подошла к бесноватой и сказала:
— Возьми, сестра, поешь!
Бесноватая же крепко схватила ее, разорвала на ней одежду донага, заскрежетала на нее зубами, повалила ее на землю, села на нее и, навалившись, начала кусать и есть ее тело на плечах и шее. Раздался ужасный вопль, но никто не решался подойти к ней; тогда Юлия поспешила в кухню и сказала Евпраксии:
— Германа совсем погибает от бесноватой!
Прибежала Евпраксия, схватила бесноватую за руки и за шею, и так избавила Герману, всю израненную и окровавленную.
— Разве хорошо ты сделала, — обратилась Евпраксия к бесноватой, — так изранила сестру?
А она стояла, скрежеща зубами и испуская пену.
— Жив Господь, — прибавила Евпраксия, — с этого времени, если ты причинишь зло какой-либо сестре, я не пощажу тебя, а возьму у игумении посох и без жалости буду бить тебя.
Тогда та легла и замолчала.
На следующее утро рано пришла Евпраксия навестить больную. Оказалось, что она разодрала на себе все одежды и, сидя нагая на земле, собирала свой гной и ела. Сжалилась над ней блаженная Евпраксия и прослезилась; потом одела ее в другую одежду, принесла ей хлеба, воды, накормила и напоила ее. Возвратившись в свою келью, она весь день плакала тайно от сестер и молилась, чтобы Господь исцелил страдающую; так и всю ночь пробыла она в молитве, а Бог открыл ее молитву игумении; на утро игуменья позвала ее к себе и спросила:
— Дитя мое Евпраксия, почему ты скрыла от меня свою молитву о страдалице; если б ты мне сказала, и я бы потрудилась вместе с тобой.
— Прости меня, госпожа моя, — отвечала Евпраксия, — я видела ее в таких мерзостях и сжалилась над ней.
— Дочь моя, — сказала ей игумения, — мне нужно тебе кое-что сказать; но смотри, не возгордись. Вот Христос дал тебе власть изгнать того беса, и на всех других бесов дана тебе сила.
Услышав это, Евпраксия упала на землю, посыпала себе голову землей и восклицала, говоря:
— Как мне, окаянной и такой скверной, изгнать беса, если вы столько лет молились и не могли до сих пор этого сделать.
Игумения сказала:
— Дитя мое, это дело дожидалось тебя, чтоб узнали, какая великая награда приготовлена тебе на небе; не прекословь, исполни, что тебе приказывают.
Евпраксия пошла сначала в церковь, бросилась на землю перед образом Господа нашего Иисуса Христа, омочила землю слезами, прося помощи свыше. Потом, помня приказание игумении, она отправилась к бесноватой; за ней шли все сестры, чтобы посмотреть, что будет. Подошедши к больной, Евпраксия сказала:
— Исцеляет тебя Господь наш Иисус Христос, создавший тебя.
И осенила ее крестным знамением. Бес закричал страшным голосом: «Что это за лживая и скверная монахиня! Сколько лет уже я живу в этой женщине и никто меня не изгнал, а эта нечистая хочет изгнать!»
— Не я тебя изгоняю, — сказала Евпраксия, — но Христос Бог мой, Жених мой!
А бес кричал:
— Не выйду, нечистая, у тебя нет силы меня выгнать!
— Я нечистая, — отвечала святая, — много во мне всякой скверны, как ты говоришь, но выйди из нее, тебе повелевает Христос Бог мой! А если не хочешь выйти, то я возьму посох у госпожи нашей игумении и буду бить тебя.
Бес долго возражал и всё не хотел выходить. Тогда Евпраксия взяла у игумении жезл и пригрозила ему, говоря:
— Выходи, а то буду бить тебя.
— Как же я выйду из нее, — возражал бес, — когда я заключил с ней условие и не могу его нарушить?
Святая ударила три раза жезлом со словами:
— Выйди из создания Божия, дух нечистый — Христос Господь повелевает тебе.
Зарыдал бес:
— Куда мне идти? — говорил он.
— Иди в тьму кромешную, — отвечала святая, и в вечный огонь, на бесконечную муку, приготовленную тебе и отцу твоему сатане и всем, исполняющим вашу волю.
Все сестры стояли и смотрели издали, не смея подойти. Так как бес не хотел выходить и всё спорил, то святая Евпраксия подняла глаза к небу и воскликнула:
— Господи Иисусе Христе! не постыди меня в этот час, чтоб не порадовался из-за меня нечистый бес!
И тотчас бес закричал громким голосом и вышел, а женщина стала с тех пор совсем здоровая. Евпраксия взяла ее с собой, обмыла, одела в чистую одежду и повела в церковь; там все вместе прославляли и благодарили Христа Бога. А Евпраксия с того дня стала отличаться еще большим смирением служила всем сестрам, как рабыня. Когда матери приносили в монастырь больных детей, игумения отсылала их к святой Евпраксии, а она, хотя и не хотела, но повинуясь приказанию начальствующей, исцеляла их благодатию Христовой.
Когда приближалось время блаженной кончины святой Евпраксии, игумении было откровение от Бога во сне, что невеста Христова уже призывается в небесный чертог; очень встревожилась игумения этим видением, — ей жалко было расставаться с любимой Евпраксией; она стала плакать и никому не хотела говорить о своем видении. Старицы, увидев, что она тужит и плачет каждый день, сначала не смели спросить ее, почему она так тужит; потом сами так опечалились ее печалью, что обратились к ней с вопросом:
— Скажи нам, госпожа наша, матушка, почему ты так печальна? у нас сердце разрывается, глядя на твою печаль и слезы.
— Не заставляйте меня открыть вам до завтра, — отвечала игумения.
— Жив Господь, — сказали старицы, — если ты не откроешь нам, матушка, то очень опечалишь нас.
Тогда игумения сказала:
— Я не хотела вам говорить до утра, но, если уж вы так просите меня, то слушайте: нас покидает Евпраксия, — завтра уходит она из этой жизни. Но пусть никто из вас сегодня об этом не говорит ей, чтоб не смущать ее, — пусть она не знает этой тайны, пока не наступит ее время.
Услышав эти слова игумении, сестры горько расплакались: все очень любили Евпраксию и чтили, зная ее за великую угодницу Божию и истинную рабу и невесту Христову; лишиться ее для них была большая потеря. Одна из сестер услышала, что старицы плачут, проведала причину, побежала тотчас в пекарню и застала там Евпраксию вместе с Юлией за печением хлебов.
— Знаешь, госпожа, — сказала она, — игумения со старицами о тебе плачут.
Евпраксия и Юлия удивились этим словам и молча стояли. Потом Юлия сказала Евпраксии:
— Уж не упросил ли царя тот, твой бывший жених, взять тебя из монастыря силой, — не об этом ли скорбят игумения со старицами?
— Жив Господь мой Иисус Христос, — отвечала святая, — хоть все царства земные соберутся, не смогут принудить меня оставить Христа моего; однако, госпожа моя Юлия, поди, узнай повернее, о чем это плачут; очень мне неспокойно на душе.
Юлия пошла, стала у дверей и слушала, что говорят, а игумения в это время рассказывала старицам свое видение.
— Видела я, — говорила она, — двух честных мужей в светлой одежде; вошли они в монастырь и говорят мне: пусти Евпраксию, Царь ее требует; потом пришли другие два, еще светлее, и сказали: возьми Евпраксию и веди ее к Царю. Я тотчас взяла ее и повела; когда мы пришли к каким-то чудным воротам, — я их красоту и описать не могу, — они отворились сами собой, и мы вошли внутрь; там увидели нерукотворную палату, полную несказанного блеска, и высокий трон; на нем сидел сияющий Царь. Я не могла войти внутрь, а Евпраксию взяли и повели к Царю; она поклонилась Ему в ноги поцеловала его пречистые стопы. Я увидела там бесконечное множество ангелов и святых, и все стояли и смотрели на Евпраксию. Потом я увидела Матерь Божию, Пречистую деву Марию, Владычицу нашу; Она взяла Евпраксию и показала ей прекрасный чертог и приготовленный венец, сияющий славою и честию. И слышала голос, который говорил ей:
— Евпраксия! вот награда тебе и покой; но теперь иди, а через десять дней приходи и будешь наслаждаться этим всем бесконечные века.
Так рассказывала игумения старицам о своем видении, а сама плакала и, наконец, сказала:
— Вот нынче десятый день с тех пор, как я видела, и завтра Евпраксия преставится.
Услышав это, Юлия стала бить себя в грудь и пошла в пекарню с плачем и рыданием. Увидала ее плачущую Евпраксия и сказала:
— Заклинаю тебя Сыном Божиим, скажи мне, что ты слышала, что так плачешь?
— Я плачу, — отвечала она, — потому, что сегодня мы расстаемся с тобой: я слышала от великой госпожи нашей, что завтра ты скончаешься.
Евпраксия, как услышала это, тотчас лишилась сил и упала на землю, словно мертвая. Юлия сидела над нею и плакала.
Потом Евпраксия сказала Юлии:
— Дай мне руку, сестра моя, подними меня и отведи меня в дровяной сарай; там положи меня.
Юлия так и сделала. Евпраксия лежала на земле, плакала и говорила Господу:
— За что, Владыка, ты погнушался мною, странницей, сиротой? За что презираешь меня? теперь бы мне время трудиться и бороться с диаволом, а Ты теперь берешь у меня душу! Смилуйся надо мной, рабой Твоей, Господи, и оставь меня по крайней мере на один этот год, чтоб мне покаяться в грехах моих, потому что не покаялась я, нет у меня добрых дел и нет у меня надежды на спасение. Умершим нет покаяния, ни слез, и не мертвые хвалят Тебя, Господи, и не сходящие в ад, но живые благословляют имя Твое святое; дай мне один год, как бесплодной смоковнице.
Когда она так рыдала, одна из сестер услыхала, пошла и сказала игумении со старицами:
— Кто рассказал ей, — спросила игумения, — о нашем разговоре и смутил ее душу? не запретила ли я вам сообщать ей эту тайну, пока не придет ее час? Что вы наделали! Прежде времени смутили ее! Пойдите, приведите ее сюда!
Когда привели святую, она упала в ноги игумении, говоря:
— Отчего не сказала ты мне, матушка, что близка моя кончина; я бы поплакала о моих грехах! И вот теперь я отхожу без надежды на спасение: нет у меня благих дел. Пожалей меня, владычица моя, помолись обо мне Богу, чтоб Он дал мне пожить один год, дабы мне покаяться в грехах. Я отхожу без покаяния и не знаю, какая тьма обымет меня и какая мука ожидает меня.
Игумения на это сказала ей:
— Жив Господь, дочь моя Евпраксия, нетленный Жених твой Христос удостоил тебя небесного царствия и приготовил тебе прекрасный чертог и венец вечной славы.
И начала игумения рассказывать ей всё свое видение о ней и так утешала ее, вселяя в ее душу надежду; кроме того она просила Евпраксию помолиться о ней Богу, чтоб Он и ее сподобил такой же участи. Евпраксия, лежа у ног игумении, занемогла: сначала у ней сделался озноб, а потом жар объял ее.
— Возьмите ее, — сказала тогда игумения сестрам, — и внесите в молельню, приходит ее час.
Ее взяли, положили в молельню и сидели возле нее, скорбя и плача до вечера; вечером игумения приказала сестрам принять пищи, а при Евпраксии остаться одной Юлии, так как та никогда не оставляла ее. Юлия затворилась с нею и пробыла до утрени. Она просила Евпраксию:
— Сестра, не забудь меня перед Господом! Вспомни, что я не расставалась с тобою; вспомни, что и грамоте я научила тебя; вспомни, что и к подвигу я побуждала тебя; умоли Христа, чтобы Он и меня взял с тобою!
С наступлением утра увидела игумения, что Евпраксия уже при последнем издыхании, и послала Юлию к сестрам сказать:
— Идите, проститесь в последний раз с Евпраксией: она кончается.
Собрались сестры, стали прощаться с ней, плача и говоря:
— Помяни нас, сестра, во царствии Христовом!
Она же не могла говорить и молчала. После всех пришла и та, которую Евпраксия избавила от мучившего ее беса; она целовала руки ее со слезами и говорила:
— Эти святые руки много послужили мне недостойной ради Бога, ими отогнан был от меня мучивший меня диавол.
Евпраксия же ничего ей не отвечала, и сказала игуменья:
— Разве не жаль тебе этой сестры, Евпраксия, она так плачет, а ты ничего не скажешь ей?
Евпраксия взглянула на эту сестру и сказала:
— Что ты беспокоишь меня, сестра, оставь меня в покое, я при кончине уже; но бойся Бога, и Он сохранит тебя!
Потом, посмотрев на игумению, она сказала:
— Молись за меня, матушка, так как трудно душе моей в эту минуту.
И все сестры с игуменией стали молиться о ней и, когда, кончив молитву, сказали аминь, предала честную и святую свою душу в руки Божии святая и преподобная невеста Христова Евпраксия. Прожила она тридцать лет [ ]. Много плакали над ней сестры, погребли ее подле матери ее и прославляли Бога за то, что сподобил их иметь в своей среде такую богоугодную сестру и проводить ее к Богу. Юлия же не покидала ее гроба в течение трех дней, плача и рыдая, а на четвертый день пришла к игумении веселая и радостная и сказала:
— Помолись обо мне, матушка; меня уже зовет Христос, Которого умолила за меня госпожа Евпраксия быть вместе с нею.
Сказав это, она простилась со всеми сестрами и скончалась на пятый день. Ее похоронили возле гроба святой Евпраксии. Через тридцать же дней преподобная игумения диаконисса Феодула созвала сестер и сказала им:
— Выберите себе мать вместо меня, которая бы могла управлять вами: меня зовет Господь; много молила Его обо мне госпожа Евпраксия, чтоб Он учинил меня вместе с нею и Юлией: Юлия вместе с Евпраксией также сподобилась чертога небесного; к ним отхожу уже и я.
Сестры все радовались за Евпраксия и Юлию, что они вошли в радость Господа своего, и молились, чтоб Он и их сподобил той же участи. О матери же, оставляющей их, плакали они и выбрали себе начальницей одну из сестер, по имени Феогнию. Ее позвала к себе перед кончиной игумения и сказала ей:
— Ты знаешь хорошо весь порядок и устав монастырской жизни, заклинаю тебя Пресвятою Единосущною Троицей, не приобретай для монастыря никаких имений, ни богатств, чтоб не занимать ум сестер земными заботам, чтоб из-за земных они не лишились благ небесных, но пусть они, оставив без внимания всё временное, получат вечное.
А сестрам она сказала:
— Вы знаете жизнь святой Евпраксии. Подражайте ей, чтоб вместе с нею сподобиться чертога небесного.
Потом она, простившись со всеми в последний раз, велела ввести себя в молельню, затворить двери и никому не входить к ней до завтра. Наутро рано вошли к ней сестры и нашли ее скончавшейся о Господе и с плачем погребли ее подле святой Евпраксии. С того времени никого более не хоронили на том месте; а от честных мощей этих угодниц Божиих бывало много чудес: подавалось исцеление всяких болезней, изгонялись бесы, которые громко кричали:
— О, Евпраксия! ты и по смерти побеждаешь и изгоняешь нас!
Таковы были жизнь и подвиги преподобной Евпраксии, которая сподобилась небесной славы. Постараемся и мы подражать ей: будем приобретать смирение, послушание, кротость, трудолюбие, терпение, чистоту ее и целомудрие, чтоб и нам ее молитвами оказаться достойными вечных благ, радости и пребывания с ангельскими ликами, — чтоб сподобиться нам наслаждения славой Господа нашего Иисуса Христа в Царствии Его небесном со всеми святыми в бесконечные веки, аминь.
Житие святой Олимпиады диакониссы
Родиной святой Олимпиады, названной так в честь своей матери, был Царьград, где жили ее известные и знатные родители. Отец ее, Анисий Секунд, был один из самых почтенных сенаторов, а мать ее была дочерью того знаменитого епарха Евлавия, который упоминается в рассказе о чудесах святителя Христова Николая и который в царствование Константина Великого был первым лицом после царя. Олимпиада, дочь Евлавия, сначала была обручена с младшим сыном Константина Констою, который после отца царствовал в древнем Риме; но он был убит до брака, а она была выдана за Арсака, царя армянского, с которым недолго пожила и овдовела, тогда Олимпиада вышла замуж за вышеназванного сенатора Анисия Секунда и родила святую Олимпиаду, которая еще не достигла совершеннолетия, как родители уже обручили ее с благородным юношей, сыном епарха Невридия; самый же брак был отложен. Но прошло двадцать месяцев, жених умер, и осталась Олимпиада девицей и в то же время вдовою; она не захотела уже, хотя и достигла совершеннолетия, выходить замуж за другого, но пожелала пребывать в девстве и целомудрии всю свою жизнь.
По смерти своих родителей, Олимпиада осталась наследницей великих богатств и бесчисленного имения; всё это она посвятила Богу и стала раздавать щедрою рукою нуждающимся: церквам, монастырям, пустынножителям, больницам, приютам для убогих и странников, сиротам и вдовам, и впавшим в нищету; посылала она щедрую милостыню также и заключенным в тюрьмах, и сосланным в заточение; так по многим местам распространялась ее щедрость. Сама же она постоянно молилась и постилась, всячески умерщвляя свое тело и порабощая его духу.
В то время царствовал Феодосий Великий [ ], отец Аркадия и Гонория; у него был один родственник, по имени Елпидий, за которого он желал выдать блаженную Олимпиаду, молодую и красивую, но она не хотела. Царь обращался к ней с просьбами, всячески стараясь уговорить ее выйти замуж за его родственника Елпидия, но она никак не соглашалась, не смотря на то, что ей грозили, и она знала, что царь разгневался. Она послала царю такой ответ:
— Государь! если б Бог хотел, чтоб я была замужем, то не взял бы у меня моего первого мужа; но, так как Он знал, что не на пользу мне в этой жизни быть замужем, то освободил мужа от совместной жизни со мною, а меня избавил от тяжелого ига мужней власти и Свое благое иго (ср. Мф.11:30) положил на мои помыслы.
Царь разгневался и приказал начальнику города отнять у нее всё ее имение и хранить его, пока Олимпиаде не минет тридцать лет от роду. Начальник не столько по царскому приказанию, сколько по наговору Елпидия, так обижал и стеснял ее, что она не только в имуществе своем, а даже и в себе самой не была властна: он не позволял ей ни беседовать с богоугодными святителями, ни посещать церковь, добиваясь чтоб с тоски она пошла замуж, но Олимпиада радовалась и благодарила Бога. Через несколько времени она написала царю следующее:
— Ты оказал мне, владыка, царскую милость и поступил истинно по-епископски [ ], приказав другому заботиться и беречь мое бремя, о котором я заботилась сама; еще большее благодеяние сделаешь ты мне, если прикажешь твоему чиновнику раздать всё мое имение церквам, нищим и недостаточным людям, чтобы я избегла суетной славы, раздавая не сама, и тогда не буду пренебрегать настоящим своим богатством [ ], свободная от забот о богатствах земных и скоро погибающих.
Царь прочел ее письмо и, размыслив сам с собою, позволил ей опять владеть своим имением: он наслышался о ее добродетельной и богоугодной жизни, о великом ее воздержании и жестоком умерщвлении тела. Действительно, она совсем не ела мяса, не ходила в баню; если же нужда ее заставляла, по нездоровью, вымыться, то она в одной рубашке садилась в ванну с теплой водой и мылась не раздеваясь, так как она стыдилась не только служанок, но и самой себя и не хотела видеть своего нагого тела.
По такой целомудренной и честной жизни святая Олимпиада, добродетелям которой удивлялись и святители, была взята на служение церкви, — святейшим патриархом Нектарием [ ] она назначена была диакониссою [ ]. И служила она Господу честно и праведно вместе с другими диакониссами, подобно евангельской вдове святой Анне, «которая не отходила от храма, постом и молитвою служа Богу день и ночь»(Лк.2:37). Жизнь блаженной Олимпиады была настолько беспорочна, что даже и враги ее не могли найти в ней чего-либо заслуживающего порицания. Враждовавшие со святым Иоанном Златоустом, патриаршествовавшим после Нектария, враждебно относились и к этой неповинной рабе Христовой, и из них более всего Феофил, патриарх александрийский: он гневался на нее за то, что изгнанных им из египетской пустыни честных иноков (о них подробно рассказывается в житии Златоуста) [