Страница:
Всеохватное регулирование максимальных цен всегда полностью искажает структуру экономики и лишает потребителей возможности обращения к субститутам. Утверждается, что предельно допустимые цены устанавливаются для предотвращения инфляции. Это происходит всякий раз, когда правительство осуществляет масштабную инфляцию, обесценивая имеющиеся денежные остатки. Введение потолков цен на все товары эквивалентно ограничению минимального значения покупательной способности денежной единицы, РРМ (рис. 3).
Рис. 3. Последствия установления потолка цен на все товары
Пусть OF – денежная масса; DmDm – спрос на деньги; FP – устанавливаемая рынком равновесная покупательная способность денежной единицы (см. рис. 3). Устанавливаемый минимум величины покупательной способности денег (ОС), превышающий рыночный уровень, разрушает уравновешивающий механизм рынка. При значении покупательной способности, равной ОС, денежная масса превышает спрос на деньги. В результате у людей образуется «нераспроданный избыток» денег GH. Они пытаются «продать» свои деньги путем покупки товаров, но не могут этого сделать. Их деньги «нейтрализованы». В той мере, в какой государству удается поддерживать ограничения цен, часть принадлежащих населению денег оказывается бесполезной, потому что их не удается обменять на товары. Возникает неизбежный ажиотаж, поскольку каждый пытается найти применение своим деньгам[30]. В итоге общество получает очереди, взятки и т. п., а также давление в пользу возникновения «черного» рынка (т. е. собственно рынка) в качестве канала применения избытка денег.
Политика ограничения минимальных цен на все товары эквивалентна установлению верхнего предела покупательной способности денег. Возникает неудовлетворенный избыточный спрос на деньги, проявляющийся в форме нераспроданных запасов товаров во всех секторах экономики.
Последствия регулирования максимальной и минимальной величины цены одинаковы для любых цен, идет ли речь о потребительских товарах, инвестиционных товарах, земле, оплате труда или о «цене» денег, выраженной в других товарах. Возьмем, например, регулирование минимальной заработной платы. Когда закон о минимальной заработной плате эффективен, т. е. когда он навязывает заработную плату, превышающую рыночную ценность определенного вида труда (т. е. превышающую дисконтированную предельную производительность труда), спрос на трудовые услуги начинает отставать от предложения, и это «нераспроданное избыточное» предложение труда принимает форму вынужденной массовой безработицы. В отличие от общего выборочное ограничение минимальной заработной платы создает безработицу в отдельных отраслях, а приток рабочих рук, привлеченных более высокими ставками, консервирует эту ситуацию. В конце концов работникам придется согласиться на менее оплачиваемую работу. Кто бы в действительности ни установил эффективный минимум заработной платы – государство или профсоюзы, – результаты одинаковы.
Как блестяще показал Мизес, анализ последствий регулирования цен приложим и для регулирования цены («обменного курса») валют (одной валюты, выраженной в другой валюте)[31]. Частично это проявляется в законе Грэшема, но мало кто понял, что этот закон представляет собой просто частный случай последствий общего закона регулирования цен. Возможно, это непонимание было следствием вводящей в заблуждение формулировки закона Грэшема, которая обычно звучит так: «Плохие деньги вытесняют из обращения хорошие деньги». В таком виде это звучит как парадокс, свидетельствующий о нарушении рыночных законов, в соответствии с которыми победа принадлежит более совершенным методам удовлетворения запросов потребителей. Даже сторонники свободного рынка использовали эту формулировку закона как оправдание государственной монополии в чеканке золотой и серебряной монеты. На самом деле закон Грэшема следовало бы формулировать так: «Деньги, переоцененные государством, вытесняют из обращения деньги, недооцененные государством». Когда государство произвольно определяет ценность одних денег в других деньгах, оно тем самым вводит эффективный нижний предел цен на одну валюту и верхний предел цен на другую (здесь «цена» – это курс обмена одной валюты в другую). Такова природа биметаллизма. При биметаллизме государство признавало денежным товаром и золото и серебро, но устанавливало принудительный курс (т. е. их цену). Если, что неизбежно, этот официальный обменный курс не совпадал с рыночным (а величина разрыва со временем только увеличивалась, потому что рыночные цены менялись, а официальный обменный курс оставался неизменным), одни деньги оказывались относительно переоцененными, а другие – недооцененными. Представим для наглядности, что роль денег в стране выполняют золото и серебро и государство установило обменный курс: 16 унций серебра за 1 унцию золота (возможно, в этот момент соответствующий рыночной цене). Из-за накопления изменений со временем рыночная цена меняется до 15: 1. Что произойдет в этом случае? Серебро окажется произвольно недооцененным государством, а золото будет переоценено. Иными словами, в соответствии с установленным государством обменным курсом покупательная способность серебра по отношению к золоту занижена, а золота по отношению к серебру – завышена. Таким образом, в соотношении золота и серебра государство ограничило максимальную цену серебра и минимальную цену золота.
Это ведет к тем же последствиям, что и любое эффективное регулирование цен. При установлении потолка цен на серебро (и нижнего предела цен на золото) спрос со стороны тех, кто хочет обменять золото на серебро превосходит спрос со стороны тех, кто хотел бы обменять серебро на золото. Происходит отток серебра в другую страну или в ту сферу, где оно может быть обменено на золото по цене свободного рынка. Золото, напротив, начинает притекать в страну. Если бы биметаллизм имел международный характер, тогда все серебро ушло бы на «черный» рынок и вся торговля шла бы только с участием золота. В силу этого ни одна страна не имеет возможности создать устойчивую систему биметаллизма, поскольку один металл непременно будет либо переоценен, либо недооценен относительно другого. И переоцененный металл всегда будет вытеснять из обращения недооцененный.
Государство может декретировать переход от металлических денег к неразменным бумажным деньгам, что, собственно, и сделали все государства мира. В результате каждая страна обзавелась собственными деньгами. На свободном рынке бумажные деньги будут обмениваться друг на друга в соответствии с колебаниями паритетов покупательной способности. Но представим, что государство установило произвольный курс обмена своей валюты Х на валюту Y. Пусть на свободном валютном рынке 5 единиц валюты Х обмениваются на одну единицу валюты Y. Теперь допустим, что правительство страны Х решило сделать свою валюту более дорогой и установило курс 3Х : 1Y. Что получится? Для валюты Х были установлены нижний предел цены в валюте Y и потолок цен для валюты Y в валюте Х. Все неизбежно ринутся обменивать деньги Х на Y по низкой цене, чтобы получить прибыль по сравнению с обменным курсом свободного рынка. Возникает избыточный спрос на Y в обмен на Х и избыточное предложение Х в обмен на Y. Вот вам объяснение внешне загадочного «дефицита долларов», поразившего Европу после Второй мировой войны. Все европейские государства установили завышенный курс своих денег по отношению к доллару. В результате регулирования цен доллар оказался в дефиците при обмене на европейские валюты, а последние стали излишком и безуспешно пытались найти доллары.
Другим примером последствий валютного контроля является древняя проблема соотношения между новыми и изношенными монетами. Проблема возникла из-за обычая штамповать на монетах название, обозначающее ее вес. Стремясь к «простоте», государства постановили, что старые монеты имеют такую же ценность, как и новые того же номинала[32]. Предположим, что принят закон, по которому ценность новой серебряной монеты весом 20 унций должна равняться ценности изношенной монеты того же номинала, весящей 18 унций. Результаты будут такими же, как и в случае любой другой попытки регулировать цены. Государство произвольно недооценило новые монеты и переоценило старые. Новые оказались слишком дешевыми, а старые – слишком дорогими. В результате новые монеты немедленно исчезали из обращения. Они либо уходили в другие страны, либо оседали в кубышках. И наоборот, происходил наплыв старых изношенных монет. Это создавало трудности для государственных монетных дворов, поскольку, сколько бы новых монет они ни чеканили, они исчезали из обращения[33].
Специфика действия закона Грэшема отчасти объясняется существующим практически во всех странах видом вмешательства – законами об узаконенном платежном средстве. В любой момент времени в обществе существует множество незакрытых кредитных обязательств по операциям, начатым когда-то в прошлом и подлежащим погашению в будущем. Выполнение такого рода кредитных договоров гарантируют судебные органы. В силу небрежности в контрактах традиционно указывалось, что долг будет погашен «деньгами», но не конкретизировалось, какими именно. Тогда государства приняли законы об узаконенном платежном средстве, которые определяли, что такое «деньги», даже если должники и кредиторы желали бы договориться использовать в качестве денег что-либо иное. Стоит государству объявить деньгами что-то такое, что не согласуется с предпочтениями участников сделки, как сразу начинают проявляться следствия закона Грэшема. В частности, рассмотрим страну с упомянутой выше биметаллической системой денежного обращения. Когда заключались договоры, курс серебра к золоту был равен 16 : 1, а сейчас упал до 15 : 1. А закон устанавливает курс 16 : 1. В результате все будут выплачивать долги переоцененным золотом. Установив узаконенное средство платежа, государство усугубило последствия регулирования валютного курса, а должники получили возможность слегка нажиться за счет кредиторов[34].
Другой формой уродующего рынки регулирования цен являются законы о ростовщичестве. Эти законы устанавливают потолок процентных ставок и объявляют незаконными все сделки, предусматривающие более высокий процент. Величина и доля сбережений и рыночная ставка процента определяются в конечном итоге индивидуальными нормами временны́х предпочтений. Закон о ростовщичестве действует как и другие ограничения максимального уровня цен – создает дефицит данной услуги. Ведь фактическая норма временны́х предпочтений, а значит, и «естественная» ставка процента остались прежними. А раз эта ставка процента теперь сделалась незаконной, значит, предельные сберегатели, т. е. люди с самыми высокими коэффициентами временны́х предпочтений, прекращают делать сбережения, и совокупный объем сбережений и инвестиций падает. В результате в будущем снизятся производительность труда и уровень жизни. Некоторые люди отказываются делать сбережения, другие даже проедают накопленный капитал. Масштаб последствий определяется тем, насколько полно реализуется закон о ростовщичестве, т. е. тем, в какой степени он деформирует и искажает добровольные рыночные отношения.
Законы о ростовщичестве принимаются, по крайней мере по официальной трактовке, чтобы помочь заемщикам, особенно наиболее рисковым, которым приходится платить повышенный процент за дополнительный риск. Но именно для такого рода заемщиков законы о ростовщичестве оказываются наиболее вредоносными. Если установленный законом потолок процентных ставок не слишком низок, общество не столкнется с чрезмерно сильным сокращением объема сбережений. Но потолок процентной ставки установлен ниже рыночной ставки для наиболее рискованных заемщиков (предпринимательская компонента процентной ставки здесь наибольшая), и, следовательно, они оказываются отрезанными от рынка кредитных ресурсов. Когда процент устанавливается по соглашению сторон, кредитор может назначить очень высокую цену, и каждый, кто согласится эту цену платить, сможет воспользоваться кредитом. Когда процентные ставки регулируются, многие потенциальные заемщики вообще лишаются доступа к кредитам[35].
Законы о ростовщичестве не только сокращают объем сбережений, но и создают искусственный «дефицит» кредитных ресурсов, т. е. увековечивают ситуацию избыточного спроса на кредиты по установленным законом ставкам. В силу этого заимодавцы вместо того, чтобы выдавать кредит самым способным и эффективным претендентам, вынуждены «распределять» кредитные ресурсы среди клиентов на основе искусственных, а не экономических критериев.
Примеры ограничения минимума процентных ставок редки, но они дают примерно такой же эффект, как и установление потолка процентных ставок. Ведь когда временны́е предпочтения и естественная ставка ссудного процента падают, сбережения и инвестиции растут. Но если государство законодательно ограничивает минимальный уровень процентной ставки, последняя не может снизиться, и люди будут не в состоянии продолжать начатые ими инвестиционные проекты, реализация которых привела бы к повышению цен на факторы производства. Таким образом, ограничение минимума процентных ставок также тормозит экономическое развитие и препятствует росту уровня жизни. Предельные заемщики лишаются доступа к рынку кредитных ресурсов.
В той мере, в какой рынок будет функционировать незаконно, процентная ставка будет более высокой, чтобы компенсировать дополнительный риск ареста по закону о ростовщичестве.
Подведем итоги. Политика регулирования цен причиняет ущерб полезности по крайней мере одной из сторон обмена непосредственно. Последующий анализ выявляет, что скрытым, но столь же определенным последствием является ущерб для значительного числа тех, кто рассчитывал получить выигрыш в полезности от политики регулирования цен. Потолок цен всегда устанавливают под лозунгом защиты потребителей, которым государство намерено обеспечить товары по более низким ценам, но это приводит только к тому, что для многих товары делаются просто недоступными. Ограничение минимума цен всегда оправдывают необходимостью защитить продавцов, но в результате это не позволяет многим продавцам реализовать избыток своей продукции. Более того, регулирование цен ведет к искажению структуры производства и размещения производственных факторов, что усугубляет ущерб для потребителей в целом. Не надо забывать и об армии чиновников, которые должны содержаться за счет налогообложения – разновидности двухстороннего вмешательства – и которые должны проводить в жизнь всякое регулирование. Эта армия сама по себе отвлекает массу людей от производительного труда и сажает их на шею оставшимся производителям, тем самым доставляя выгоду чиновникам за счет остальной части населения. Разумеется, к таким же последствиям приводит создание армии чиновников для любого другого вида вмешательства.
3.2. Регулирование производства: запреты
3.3. Регулирование производства: предоставление монопольных привилегий
Рис. 3. Последствия установления потолка цен на все товары
Пусть OF – денежная масса; DmDm – спрос на деньги; FP – устанавливаемая рынком равновесная покупательная способность денежной единицы (см. рис. 3). Устанавливаемый минимум величины покупательной способности денег (ОС), превышающий рыночный уровень, разрушает уравновешивающий механизм рынка. При значении покупательной способности, равной ОС, денежная масса превышает спрос на деньги. В результате у людей образуется «нераспроданный избыток» денег GH. Они пытаются «продать» свои деньги путем покупки товаров, но не могут этого сделать. Их деньги «нейтрализованы». В той мере, в какой государству удается поддерживать ограничения цен, часть принадлежащих населению денег оказывается бесполезной, потому что их не удается обменять на товары. Возникает неизбежный ажиотаж, поскольку каждый пытается найти применение своим деньгам[30]. В итоге общество получает очереди, взятки и т. п., а также давление в пользу возникновения «черного» рынка (т. е. собственно рынка) в качестве канала применения избытка денег.
Политика ограничения минимальных цен на все товары эквивалентна установлению верхнего предела покупательной способности денег. Возникает неудовлетворенный избыточный спрос на деньги, проявляющийся в форме нераспроданных запасов товаров во всех секторах экономики.
Последствия регулирования максимальной и минимальной величины цены одинаковы для любых цен, идет ли речь о потребительских товарах, инвестиционных товарах, земле, оплате труда или о «цене» денег, выраженной в других товарах. Возьмем, например, регулирование минимальной заработной платы. Когда закон о минимальной заработной плате эффективен, т. е. когда он навязывает заработную плату, превышающую рыночную ценность определенного вида труда (т. е. превышающую дисконтированную предельную производительность труда), спрос на трудовые услуги начинает отставать от предложения, и это «нераспроданное избыточное» предложение труда принимает форму вынужденной массовой безработицы. В отличие от общего выборочное ограничение минимальной заработной платы создает безработицу в отдельных отраслях, а приток рабочих рук, привлеченных более высокими ставками, консервирует эту ситуацию. В конце концов работникам придется согласиться на менее оплачиваемую работу. Кто бы в действительности ни установил эффективный минимум заработной платы – государство или профсоюзы, – результаты одинаковы.
Как блестяще показал Мизес, анализ последствий регулирования цен приложим и для регулирования цены («обменного курса») валют (одной валюты, выраженной в другой валюте)[31]. Частично это проявляется в законе Грэшема, но мало кто понял, что этот закон представляет собой просто частный случай последствий общего закона регулирования цен. Возможно, это непонимание было следствием вводящей в заблуждение формулировки закона Грэшема, которая обычно звучит так: «Плохие деньги вытесняют из обращения хорошие деньги». В таком виде это звучит как парадокс, свидетельствующий о нарушении рыночных законов, в соответствии с которыми победа принадлежит более совершенным методам удовлетворения запросов потребителей. Даже сторонники свободного рынка использовали эту формулировку закона как оправдание государственной монополии в чеканке золотой и серебряной монеты. На самом деле закон Грэшема следовало бы формулировать так: «Деньги, переоцененные государством, вытесняют из обращения деньги, недооцененные государством». Когда государство произвольно определяет ценность одних денег в других деньгах, оно тем самым вводит эффективный нижний предел цен на одну валюту и верхний предел цен на другую (здесь «цена» – это курс обмена одной валюты в другую). Такова природа биметаллизма. При биметаллизме государство признавало денежным товаром и золото и серебро, но устанавливало принудительный курс (т. е. их цену). Если, что неизбежно, этот официальный обменный курс не совпадал с рыночным (а величина разрыва со временем только увеличивалась, потому что рыночные цены менялись, а официальный обменный курс оставался неизменным), одни деньги оказывались относительно переоцененными, а другие – недооцененными. Представим для наглядности, что роль денег в стране выполняют золото и серебро и государство установило обменный курс: 16 унций серебра за 1 унцию золота (возможно, в этот момент соответствующий рыночной цене). Из-за накопления изменений со временем рыночная цена меняется до 15: 1. Что произойдет в этом случае? Серебро окажется произвольно недооцененным государством, а золото будет переоценено. Иными словами, в соответствии с установленным государством обменным курсом покупательная способность серебра по отношению к золоту занижена, а золота по отношению к серебру – завышена. Таким образом, в соотношении золота и серебра государство ограничило максимальную цену серебра и минимальную цену золота.
Это ведет к тем же последствиям, что и любое эффективное регулирование цен. При установлении потолка цен на серебро (и нижнего предела цен на золото) спрос со стороны тех, кто хочет обменять золото на серебро превосходит спрос со стороны тех, кто хотел бы обменять серебро на золото. Происходит отток серебра в другую страну или в ту сферу, где оно может быть обменено на золото по цене свободного рынка. Золото, напротив, начинает притекать в страну. Если бы биметаллизм имел международный характер, тогда все серебро ушло бы на «черный» рынок и вся торговля шла бы только с участием золота. В силу этого ни одна страна не имеет возможности создать устойчивую систему биметаллизма, поскольку один металл непременно будет либо переоценен, либо недооценен относительно другого. И переоцененный металл всегда будет вытеснять из обращения недооцененный.
Государство может декретировать переход от металлических денег к неразменным бумажным деньгам, что, собственно, и сделали все государства мира. В результате каждая страна обзавелась собственными деньгами. На свободном рынке бумажные деньги будут обмениваться друг на друга в соответствии с колебаниями паритетов покупательной способности. Но представим, что государство установило произвольный курс обмена своей валюты Х на валюту Y. Пусть на свободном валютном рынке 5 единиц валюты Х обмениваются на одну единицу валюты Y. Теперь допустим, что правительство страны Х решило сделать свою валюту более дорогой и установило курс 3Х : 1Y. Что получится? Для валюты Х были установлены нижний предел цены в валюте Y и потолок цен для валюты Y в валюте Х. Все неизбежно ринутся обменивать деньги Х на Y по низкой цене, чтобы получить прибыль по сравнению с обменным курсом свободного рынка. Возникает избыточный спрос на Y в обмен на Х и избыточное предложение Х в обмен на Y. Вот вам объяснение внешне загадочного «дефицита долларов», поразившего Европу после Второй мировой войны. Все европейские государства установили завышенный курс своих денег по отношению к доллару. В результате регулирования цен доллар оказался в дефиците при обмене на европейские валюты, а последние стали излишком и безуспешно пытались найти доллары.
Другим примером последствий валютного контроля является древняя проблема соотношения между новыми и изношенными монетами. Проблема возникла из-за обычая штамповать на монетах название, обозначающее ее вес. Стремясь к «простоте», государства постановили, что старые монеты имеют такую же ценность, как и новые того же номинала[32]. Предположим, что принят закон, по которому ценность новой серебряной монеты весом 20 унций должна равняться ценности изношенной монеты того же номинала, весящей 18 унций. Результаты будут такими же, как и в случае любой другой попытки регулировать цены. Государство произвольно недооценило новые монеты и переоценило старые. Новые оказались слишком дешевыми, а старые – слишком дорогими. В результате новые монеты немедленно исчезали из обращения. Они либо уходили в другие страны, либо оседали в кубышках. И наоборот, происходил наплыв старых изношенных монет. Это создавало трудности для государственных монетных дворов, поскольку, сколько бы новых монет они ни чеканили, они исчезали из обращения[33].
Специфика действия закона Грэшема отчасти объясняется существующим практически во всех странах видом вмешательства – законами об узаконенном платежном средстве. В любой момент времени в обществе существует множество незакрытых кредитных обязательств по операциям, начатым когда-то в прошлом и подлежащим погашению в будущем. Выполнение такого рода кредитных договоров гарантируют судебные органы. В силу небрежности в контрактах традиционно указывалось, что долг будет погашен «деньгами», но не конкретизировалось, какими именно. Тогда государства приняли законы об узаконенном платежном средстве, которые определяли, что такое «деньги», даже если должники и кредиторы желали бы договориться использовать в качестве денег что-либо иное. Стоит государству объявить деньгами что-то такое, что не согласуется с предпочтениями участников сделки, как сразу начинают проявляться следствия закона Грэшема. В частности, рассмотрим страну с упомянутой выше биметаллической системой денежного обращения. Когда заключались договоры, курс серебра к золоту был равен 16 : 1, а сейчас упал до 15 : 1. А закон устанавливает курс 16 : 1. В результате все будут выплачивать долги переоцененным золотом. Установив узаконенное средство платежа, государство усугубило последствия регулирования валютного курса, а должники получили возможность слегка нажиться за счет кредиторов[34].
Другой формой уродующего рынки регулирования цен являются законы о ростовщичестве. Эти законы устанавливают потолок процентных ставок и объявляют незаконными все сделки, предусматривающие более высокий процент. Величина и доля сбережений и рыночная ставка процента определяются в конечном итоге индивидуальными нормами временны́х предпочтений. Закон о ростовщичестве действует как и другие ограничения максимального уровня цен – создает дефицит данной услуги. Ведь фактическая норма временны́х предпочтений, а значит, и «естественная» ставка процента остались прежними. А раз эта ставка процента теперь сделалась незаконной, значит, предельные сберегатели, т. е. люди с самыми высокими коэффициентами временны́х предпочтений, прекращают делать сбережения, и совокупный объем сбережений и инвестиций падает. В результате в будущем снизятся производительность труда и уровень жизни. Некоторые люди отказываются делать сбережения, другие даже проедают накопленный капитал. Масштаб последствий определяется тем, насколько полно реализуется закон о ростовщичестве, т. е. тем, в какой степени он деформирует и искажает добровольные рыночные отношения.
Законы о ростовщичестве принимаются, по крайней мере по официальной трактовке, чтобы помочь заемщикам, особенно наиболее рисковым, которым приходится платить повышенный процент за дополнительный риск. Но именно для такого рода заемщиков законы о ростовщичестве оказываются наиболее вредоносными. Если установленный законом потолок процентных ставок не слишком низок, общество не столкнется с чрезмерно сильным сокращением объема сбережений. Но потолок процентной ставки установлен ниже рыночной ставки для наиболее рискованных заемщиков (предпринимательская компонента процентной ставки здесь наибольшая), и, следовательно, они оказываются отрезанными от рынка кредитных ресурсов. Когда процент устанавливается по соглашению сторон, кредитор может назначить очень высокую цену, и каждый, кто согласится эту цену платить, сможет воспользоваться кредитом. Когда процентные ставки регулируются, многие потенциальные заемщики вообще лишаются доступа к кредитам[35].
Законы о ростовщичестве не только сокращают объем сбережений, но и создают искусственный «дефицит» кредитных ресурсов, т. е. увековечивают ситуацию избыточного спроса на кредиты по установленным законом ставкам. В силу этого заимодавцы вместо того, чтобы выдавать кредит самым способным и эффективным претендентам, вынуждены «распределять» кредитные ресурсы среди клиентов на основе искусственных, а не экономических критериев.
Примеры ограничения минимума процентных ставок редки, но они дают примерно такой же эффект, как и установление потолка процентных ставок. Ведь когда временны́е предпочтения и естественная ставка ссудного процента падают, сбережения и инвестиции растут. Но если государство законодательно ограничивает минимальный уровень процентной ставки, последняя не может снизиться, и люди будут не в состоянии продолжать начатые ими инвестиционные проекты, реализация которых привела бы к повышению цен на факторы производства. Таким образом, ограничение минимума процентных ставок также тормозит экономическое развитие и препятствует росту уровня жизни. Предельные заемщики лишаются доступа к рынку кредитных ресурсов.
В той мере, в какой рынок будет функционировать незаконно, процентная ставка будет более высокой, чтобы компенсировать дополнительный риск ареста по закону о ростовщичестве.
Подведем итоги. Политика регулирования цен причиняет ущерб полезности по крайней мере одной из сторон обмена непосредственно. Последующий анализ выявляет, что скрытым, но столь же определенным последствием является ущерб для значительного числа тех, кто рассчитывал получить выигрыш в полезности от политики регулирования цен. Потолок цен всегда устанавливают под лозунгом защиты потребителей, которым государство намерено обеспечить товары по более низким ценам, но это приводит только к тому, что для многих товары делаются просто недоступными. Ограничение минимума цен всегда оправдывают необходимостью защитить продавцов, но в результате это не позволяет многим продавцам реализовать избыток своей продукции. Более того, регулирование цен ведет к искажению структуры производства и размещения производственных факторов, что усугубляет ущерб для потребителей в целом. Не надо забывать и об армии чиновников, которые должны содержаться за счет налогообложения – разновидности двухстороннего вмешательства – и которые должны проводить в жизнь всякое регулирование. Эта армия сама по себе отвлекает массу людей от производительного труда и сажает их на шею оставшимся производителям, тем самым доставляя выгоду чиновникам за счет остальной части населения. Разумеется, к таким же последствиям приводит создание армии чиновников для любого другого вида вмешательства.
3.2. Регулирование производства: запреты
Объектом трехстороннего вмешательства могут быть не только условия обмена, но и производство. Примером является запрет государством производства и продажи какой-либо продукции. Ущерб несут все стороны: потребители, которые теряют в полезности, поскольку не могут купить товар и удовлетворить свои наиболее насущные нужды; производители, которым не дают заработать более высокие доходы в этой отрасли и они вынуждены удовлетворяться более низкими доходами в другом месте. Причем бо́льшая часть ущерба ложится не на предпринимателей, которые зарабатывают на эфемерной адаптации, и не на капиталистов, поскольку существует тенденция выравнивания процента на капитал во всех отраслях, а на рабочих и землевладельцев, которым приходится смириться с устойчивым снижением доходов. Выигрывают от регулирования только сами государственные чиновники: во-первых, регулирование требует увеличения рабочих мест для них (создаваемых за счет налогов), а во-вторых, они получают удовлетворение от того, что могут проявлять власть и принуждение по отношению к другим. И если в случае регулирования цен можно сказать, что на первый взгляд одна из сторон обмена выигрывает – производители или потребители, – то в случае установления запретов изначально очевидно, что обе стороны обмена – и потребители и производители – неизбежно проигрывают.
Установление запретов во многих случаях порождает давление в пользу нелегального восстановления рынка, т. е. появления «черного» рынка. Как и в случае регулирования цен, «черный» рынок в силу своей незаконности создает проблемы. Производство неизбежно сжимается, а цена продукции растет, чтобы компенсировать риск нарушения закона. И чем строже запрет и выше установленные законом санкции, тем меньше объем запрещенного производства и выше цены. Более того, подпольность производства затрудняет доведение до сведения потребителей информации (например, посредством рекламы) о существовании рынка. Из-за этого он будет организован менее эффективно, качество обслуживания потребителей окажется ниже, а цены – выше, чем если бы производство осуществлялось легально. Подпольным производителям приходится скрываться, а значит, они не могут создавать крупные производства – более заметные и более уязвимые для закона. Тем самым теряются преимущества крупномасштабного производства, что является дополнительным фактором роста цен из-за ограничения объема производства[36]. Парадоксально то, что запрет может выступать как своего рода монопольная привилегия, даруемая «черному» рынку, поскольку в условиях подполья, как правило, преуспевают предприниматели совсем иного типа, чем те, которые достигают успеха на легальных рынках. На «черном» рынке самую большую прибыль приносит умение обходить закон и подкупать чиновников.
Существуют разные типы запретов. Запрет может быть абсолютным, когда любое производство чего-либо объявляется вне закона. Запрет может быть частичным, как, например, в случае рационирования, когда государство запрещает потребление, превышающее установленный законом уровень. Очевидно, что рационирование причиняет ущерб потребителям и снижает уровень жизни всех. Так как рационирование законодательно ограничивает верхний уровень потребления некоторых товаров, оно также искажает структуру потребительских расходов. Товары, продаваемые свободно или с меньшими ограничениями, займут бо́льшую роль в структуре потребления, тогда как потребители предпочли бы тратить больше денег на то, что продается по карточкам. Более того, сами карточки образуют новую разновидность квазиденег, тогда как функции настоящих денег сжимаются, а в обществе воцаряется неразбериха. Деньги покупаются производителями и расходуются потребителями – в этом их главная функция. С появлением карточной системы потребители лишаются возможности использовать свои деньги в полной мере, в том числе для того, чтобы направлять распределение производственных факторов. Кроме того, им приходится «использовать произвольно номинированные и распределенные потребительские карточки – крайне неэффективную разновидность параллельных денег. Особенно страдает структура потребительских расходов, а поскольку карточками обычно запрещено меняться, те, кто не желает покупать товар Х, лишены возможности заменить соответствующие карточки на купоны, дающие право на покупку товаров, которые не нужны другим людям»[37].
Устанавливаемые государством приоритеты и ассигнования — это еще одна форма запрета и усиления хаоса в системе цен. Эффективные покупатели не могут купить то, что нужно, а неэффективные имеют открытый доступ к поставкам. Эффективные фирмы лишаются возможности перекупать факторы производства и ресурсы у неэффективных компаний; первые оказываются скованными, а вторые фактически получают субсидии. Приоритеты государства образуют еще одну разновидность параллельных денег.
Законы о максимальной продолжительности рабочего времени насаждают безделье и запрещают труд. Это прямая атака на производство, приносящая ущерб тем, кто желает работать, уменьшающая их доходы и снижающая уровень жизни всего общества[38]. Ниже мы подробнее обсудим законы о сохранении ресурсов, которые также мешают производству и ведут к снижению уровня жизни. Предоставление монопольных привилегий, чему посвящен следующий раздел, – это, по сути дела, также запрет, потому что они представляют собой право на производство для одних и запрет для других.
Установление запретов во многих случаях порождает давление в пользу нелегального восстановления рынка, т. е. появления «черного» рынка. Как и в случае регулирования цен, «черный» рынок в силу своей незаконности создает проблемы. Производство неизбежно сжимается, а цена продукции растет, чтобы компенсировать риск нарушения закона. И чем строже запрет и выше установленные законом санкции, тем меньше объем запрещенного производства и выше цены. Более того, подпольность производства затрудняет доведение до сведения потребителей информации (например, посредством рекламы) о существовании рынка. Из-за этого он будет организован менее эффективно, качество обслуживания потребителей окажется ниже, а цены – выше, чем если бы производство осуществлялось легально. Подпольным производителям приходится скрываться, а значит, они не могут создавать крупные производства – более заметные и более уязвимые для закона. Тем самым теряются преимущества крупномасштабного производства, что является дополнительным фактором роста цен из-за ограничения объема производства[36]. Парадоксально то, что запрет может выступать как своего рода монопольная привилегия, даруемая «черному» рынку, поскольку в условиях подполья, как правило, преуспевают предприниматели совсем иного типа, чем те, которые достигают успеха на легальных рынках. На «черном» рынке самую большую прибыль приносит умение обходить закон и подкупать чиновников.
Существуют разные типы запретов. Запрет может быть абсолютным, когда любое производство чего-либо объявляется вне закона. Запрет может быть частичным, как, например, в случае рационирования, когда государство запрещает потребление, превышающее установленный законом уровень. Очевидно, что рационирование причиняет ущерб потребителям и снижает уровень жизни всех. Так как рационирование законодательно ограничивает верхний уровень потребления некоторых товаров, оно также искажает структуру потребительских расходов. Товары, продаваемые свободно или с меньшими ограничениями, займут бо́льшую роль в структуре потребления, тогда как потребители предпочли бы тратить больше денег на то, что продается по карточкам. Более того, сами карточки образуют новую разновидность квазиденег, тогда как функции настоящих денег сжимаются, а в обществе воцаряется неразбериха. Деньги покупаются производителями и расходуются потребителями – в этом их главная функция. С появлением карточной системы потребители лишаются возможности использовать свои деньги в полной мере, в том числе для того, чтобы направлять распределение производственных факторов. Кроме того, им приходится «использовать произвольно номинированные и распределенные потребительские карточки – крайне неэффективную разновидность параллельных денег. Особенно страдает структура потребительских расходов, а поскольку карточками обычно запрещено меняться, те, кто не желает покупать товар Х, лишены возможности заменить соответствующие карточки на купоны, дающие право на покупку товаров, которые не нужны другим людям»[37].
Устанавливаемые государством приоритеты и ассигнования — это еще одна форма запрета и усиления хаоса в системе цен. Эффективные покупатели не могут купить то, что нужно, а неэффективные имеют открытый доступ к поставкам. Эффективные фирмы лишаются возможности перекупать факторы производства и ресурсы у неэффективных компаний; первые оказываются скованными, а вторые фактически получают субсидии. Приоритеты государства образуют еще одну разновидность параллельных денег.
Законы о максимальной продолжительности рабочего времени насаждают безделье и запрещают труд. Это прямая атака на производство, приносящая ущерб тем, кто желает работать, уменьшающая их доходы и снижающая уровень жизни всего общества[38]. Ниже мы подробнее обсудим законы о сохранении ресурсов, которые также мешают производству и ведут к снижению уровня жизни. Предоставление монопольных привилегий, чему посвящен следующий раздел, – это, по сути дела, также запрет, потому что они представляют собой право на производство для одних и запрет для других.
3.3. Регулирование производства: предоставление монопольных привилегий
Вместо того чтобы вводить абсолютный запрет на производство, правительство может запретить производство и продажу некоей продукции всем, кроме определенных фирм. Эти фирмы получают от правительства право заниматься соответствующим производством, и этот тип запрета выступает как предоставление особой привилегии. Если привилегия даруется одному человеку или фирме, это монопольная привилегия, если нескольким – это квазимонополия, или олигополия. Впрочем, в обоих случаях речь идет о монополистической привилегии. Очевидно, что эта привилегия выгодна монополисту или квазимонополисту, потому что его конкуренты насильственным образом не допускаются в эту область производства. Столь же очевидно, что отстраненные от производства фирмы терпят ущерб и вынуждены работать в менее доходных и выгодных отраслях. Страдают и потребители, потому что список поставщиков нужных им товаров оказывается резко суженным. Последнее обстоятельство неблагоприятно, даже если не учитывать влияния, которое монополизм оказывает на цены.
Монополистическая привилегия и исключение конкуренции могут быть оформлены прямым правительственным решением. Однако сегодня, как правило, это осуществляется скрытым и непрямым образом, в виде наложения штрафных санкций на конкурентов, что обычно оправдывается заботой о «всеобщем благосостоянии». Но эффект монопольных привилегий всегда один и тот же, независимо от того, являются ли они прямыми или косвенными.
К свободному рынку теория монопольной цены неприложима, но в случае монопольных и квазимонопольных привилегий она совершенно уместна, потому что здесь перед нами неоспоримое различие: не иллюзорное различие между ценой «конкурентной» и «монопольной» или «монополистической», а реальное различие между ценой свободного рынка и монопольной ценой. Дело в том, что в отличие от понятия «конкурентная цена» цену свободного рынка можно определить на концептуальном уровне[39]. Монополист, опирающийся на пожалованную привилегию, способен реализовать монопольную цену на свою продукцию (превышающую цену свободного рынка), если для него кривая спроса неэластична или сравнительно менее эластична. А на свободном рынке для любой фирмы кривая спроса эластична при цене выше рыночной; будь это иначе, у фирмы был бы стимул поднять цену и увеличить свой доход. Предоставление монопольной привилегии делает кривую потребительского спроса на продукцию фирмы менее эластичной, потому что у потребителей нет возможности обратиться к субститутам, производимым потенциальными конкурентами.
Монополистическая привилегия и исключение конкуренции могут быть оформлены прямым правительственным решением. Однако сегодня, как правило, это осуществляется скрытым и непрямым образом, в виде наложения штрафных санкций на конкурентов, что обычно оправдывается заботой о «всеобщем благосостоянии». Но эффект монопольных привилегий всегда один и тот же, независимо от того, являются ли они прямыми или косвенными.
К свободному рынку теория монопольной цены неприложима, но в случае монопольных и квазимонопольных привилегий она совершенно уместна, потому что здесь перед нами неоспоримое различие: не иллюзорное различие между ценой «конкурентной» и «монопольной» или «монополистической», а реальное различие между ценой свободного рынка и монопольной ценой. Дело в том, что в отличие от понятия «конкурентная цена» цену свободного рынка можно определить на концептуальном уровне[39]. Монополист, опирающийся на пожалованную привилегию, способен реализовать монопольную цену на свою продукцию (превышающую цену свободного рынка), если для него кривая спроса неэластична или сравнительно менее эластична. А на свободном рынке для любой фирмы кривая спроса эластична при цене выше рыночной; будь это иначе, у фирмы был бы стимул поднять цену и увеличить свой доход. Предоставление монопольной привилегии делает кривую потребительского спроса на продукцию фирмы менее эластичной, потому что у потребителей нет возможности обратиться к субститутам, производимым потенциальными конкурентами.