Страница:
Результатом оказываются потери для работников, которые не могут работать там, где хотели бы, и должны занимать менее оплачиваемые рабочие места. Искажается размещение факторов производства относительно максимального удовлетворения потребителей и максимальной доходности самих факторов. Промышленность теряет в производительности и гибкости.
«Требования безопасности» используют и для предотвращения географической конкуренции, т. е. для того, чтобы не позволять потребителям покупать товары, произведенные в других географических зонах. В аналитическом плане различие между конкуренцией вообще и конкуренцией географической невелико, потому что географическое положение – это лишь один из многих факторов силы или слабости конкурирующих фирм. Так, правительства штатов организовали молочные картели, которые под лозунгом «безопасности» не дают ценам упасть ниже установленного минимума, ограничивают производство и не допускают импорта молочной продукции из других штатов. Единственным результатом, разумеется, является ограничение конкуренции и поддержание монопольных цен. Более того, к безопасности ввозимой извне молочной продукции обычно предъявляются куда более жесткие требования, чем к производимой на территории штата[51].
3.3.4. Таможенные пошлины
3.3.5. Иммиграционные ограничения
3.3.6. Законы о детском труде
«Требования безопасности» используют и для предотвращения географической конкуренции, т. е. для того, чтобы не позволять потребителям покупать товары, произведенные в других географических зонах. В аналитическом плане различие между конкуренцией вообще и конкуренцией географической невелико, потому что географическое положение – это лишь один из многих факторов силы или слабости конкурирующих фирм. Так, правительства штатов организовали молочные картели, которые под лозунгом «безопасности» не дают ценам упасть ниже установленного минимума, ограничивают производство и не допускают импорта молочной продукции из других штатов. Единственным результатом, разумеется, является ограничение конкуренции и поддержание монопольных цен. Более того, к безопасности ввозимой извне молочной продукции обычно предъявляются куда более жесткие требования, чем к производимой на территории штата[51].
3.3.4. Таможенные пошлины
Таможенные пошлины и импортные квоты вводят ограничения (вплоть до полного запрета) географической конкуренции по многим товарным позициям. Благодаря этому отечественным производителям предоставляется квазимонополия, в том числе и монопольная цена. Пошлины причиняют ущерб интересам потребителей продукции «защищаемой» области, которые лишаются возможности покупать более качественные и дешевые товары иностранных производителей. Наносится ущерб более эффективным иностранным фирмам и потребителям всех областей, которые лишаются возможности пользоваться преимуществами географической специализации. На свободном рынке лучшие ресурсы направляются туда, где они производят наибольшую ценность. Блокирование межрегиональной торговли ведет к менее эффективному и менее выгодному использованию факторов производства.
Экономисты положили немало сил на разработку «теории международной торговли», которая в принципе не заслуживает такого внимания. Ведь на свободном рынке вообще не было бы отдельной теории «международной торговли» – свободный рынок остается центром всех аналитических проблем. Анализ последствий государственного вмешательства сводится к сопоставлению этих последствий с тем, что мы имели бы в случае свободного рынка. «Страны» могут иметь значение в культурном и политическом отношении, но не в экономическом плане, поскольку экономически они возникают только как следствие государственного вмешательства: либо в форме таможенных пошлин и иных барьеров на пути географической торговли, либо в форме вмешательства в денежное обращение[52].
Вопрос о таможенных пошлинах породил множество дискуссий. Аргументы в пользу защитных пошлин однообразны и сводятся к доказательству того, что тарифная политика не является инструментом эксплуатации потребителей, живущих в зоне таможенной защиты. Все эти старания напрасны. Аргументов много. Характерна, например, борьба с «неблагоприятным торговым балансом». Но каждый человек сам решает, что ему покупать, и сам определяет, важен для него «благоприятный» или «неблагоприятный» торговый баланс. Термин «неблагоприятный» неудачен, потому что любая покупка представляет собой действие, максимально благоприятное для человека в момент покупки. То же самое верно и для консолидированного баланса региона или страны. Межрегиональный торговый баланс вообще не может быть «неблагоприятным», если только сами торговцы не предпочтут, чтобы он был таким, либо продавая свои золотые резервы, либо беря кредиты (займы добровольно предоставляются кредиторами).
Абсурдность аргументов в пользу таможенной политики особенно наглядна, если довести эту идею до логического предела, скажем, до рассмотрения двух людей – Смита и Джонса. Это вполне допустимое использование приема reductio ad absurdum[53], потому что нет качественной разницы между ограждением таможенными пошлинами всей страны или одного или двух человек; все различия носят чисто количественный характер[54]. Предположим, что у Джонса есть ферма, «Поместье Джонса», а Смит работает у него. Проникшись идеей тарифного регулирования, Джонс призвал Смита «покупать только домашнее». Теперь они руководствуются лозунгами «Не допустим утечки денег из “Поместья”», «Не дадим эксплуатировать себя посредством наплыва из-за границы “Поместья Джонса” продукции дешевого труда иностранцев» и т. п. Чтобы гарантировать достижение поставленной цели, Джонс устанавливает 1000 %-й таможенный сбор с импорта любых товаров и услуг из-за «рубежа», т. е. из-за пределов фермы. В результате они вынуждены работать день и ночь, чтобы произвести все необходимое для жизни, «проблемы безработицы» (т. е. досуга) отходят в прошлое. Многих вещей они не в состоянии сделать, несмотря на все усилия. Некоторые вещи требуют многих лет труда. Они и действительно достигают известной «самообеспеченности», которую обещают все сторонники протекционизма, но их обеспеченность – это полуголодное существование вместо комфортного уровня жизни. Деньги «сохраняются дома», так что у Джонса и Смита есть возможность наслаждаться очень высокой номинальной заработной платой и ценами, но реальная ценность их заработной платы, выраженная в товарах, быстро падает.
Герои нашего мысленного эксперимента попали в ситуацию изолированной, или бартерной, экономики – экономики прямого обмена, царящей на острове Робинзона Крузо и Пятницы. Именно таков идеал протекционистской политики. Именно к этому сводится тарифный принцип; это атака на рынок, его логическая цель – достижение самодостаточности отдельных производителей. Достижение этой цели сулит нищету для всех и смерть для большей части сегодняшнего населения земли. Мир скатится от цивилизации к варварству. Умеренные тарифы, ограждающие значительные территории, конечно, всего лишь толчок в этом направлении, но ведь это уже толчок! Аргументы, используемые для оправдания таможенных тарифов, вполне могут оправдать возврат к «самодостаточности» лесных дикарей[55],[56].
Генри Джордж в своем анализе протекционистских тарифов дает очень острую критику самого понятия «защита»: «Защита предполагает предотвращение… Что же именно предотвращают защитные тарифы? Саму торговлю… Но торговля, которую пытаются предотвратить с помощью тарифов, – это не наводнение, не землетрясение или торнадо, которые возникают без участия человека. Торговля предполагает человеческое действие. Пока есть люди, желающие и пытающиеся торговать, нет нужды кого-либо защищать или охранять от торговли. Кто такие эти люди, от стремления которых торговать нас защищают «протекционисты»? …желания одной стороны могут быть сколь угодно сильными, но их недостаточно для возникновения торговых отношений. Для каждой торговой сделки необходимы две стороны, действительно желающих торговать и получать взаимную выгоду. Чтобы что-нибудь купить, нужно сначала что-нибудь продать, и нельзя ничего продать, пока не найдется желающий это купить. Если бы американцы не хотели покупать иностранные товары, их нельзя было бы продать даже без применения всяких тарифов. Действительной причиной торговли, предотвратить которую пытаются наши протекционисты, является не стремление иностранных производителей что-либо продать нам, а желание американцев покупать иностранные товары… С помощью тарифов протекционисты пытаются защитить нас вовсе не от иностранцев, а от нас самих»[57].
Ирония заключается в том, что в длительной перспективе у покровительственных тарифов потенциал эксплуатации куда меньше, чем у других инструментов монополизации. Ведь защищаются лишь фирмы, расположенные в пределах определенной территории. Любой, даже иностранец, имеет право открыть свое предприятие в этих границах. Так что в защищаемую отрасль начнут стекаться другие фирмы как извне, так и на самой защищенной тарифами территории, и так до тех пор, пока монопольный выигрыш не сведется к нулю, хотя искажения в структуре производственных ресурсов и ущерб для потребителей сохранятся. Таким образом, в долгосрочной перспективе сами по себе тарифы не создают устойчивых выгод даже для тех, ради кого они, собственно, и учреждаются.
Многие авторы и экономисты, в принципе являющиеся сторонниками свободы торговли, допускают обоснованность «аргумента младенческой отрасли». Очень немногие сторонники свободной торговли подвергали этот аргумент сомнению, если не считать предупреждений, что тарифы могут сохраниться и когда отрасль выйдет из «младенческого» состояния. Последний довод, в сущности, представляет собой согласие с аргументом «младенческой отрасли». Если оставить в стороне совершенно ложную и вводящую в заблуждение биологическую аналогию, уподобляющую недавно созданную промышленность беспомощному новорожденному младенцу, нуждающемуся в защите, суть этого аргумента сформулировал Тауссиг: «Аргумент заключается в том, что таможенная пошлина только временно завышает цену на защищенный тарифом товар, а в конечном итоге цена упадет. Конкуренция… приведет в конце концов к понижению цены… Со временем внутренние цены понизятся. В самом начале отечественный производитель испытывает трудности и не может противостоять иностранной конкуренции. Со временем он научится самым лучшим приемам производства и будет поставлять свою продукцию на рынок столь же дешево, как иностранцы, или даже еще дешевле»[58].
Таким образом, предполагается, что старые отрасли обладают опытом и капиталом, позволяющими противостоять натиску новых конкурентов. Отсюда следует, что мудрая таможенная политика в долгосрочной перспективе будет не препятствовать конкуренции, а, напротив, способствовать ей.
Аргумент о незрелости промышленности переворачивает с ног на голову верный вывод из верной посылки. Тот факт, что капитал уже вложен, дает старым фирмам преимущество даже с учетом того, что в свете современных знаний и запросов потребителей сегодня этот капитал вложили бы в другом месте. Но дело в том, что мы всегда вынуждены считаться со сложившейся ситуацией, вынуждены работать с капиталом, созданным инвестициями предшественников. И если они совершали ошибки – с позиций сегодняшних знаний – это достойно сожаления, но все равно мы всегда должны добиваться максимальных результатов исходя из того, что имеем на сегодняшний день. У нас нет и никогда не будет возможности начать все с нуля – для этого нужно было бы попасть в ситуацию Робинзона Крузо: невозделанная земля, голые руки и никакого оборудования. Приходится извлекать преимущества из капитала, вложенного в прошлом. Чтобы субсидировать новые отрасли, нужно отнять у потребителей преимущества, даруемые исторически данным капиталом.
Вообще говоря, если долгосрочные перспективы новой отрасли настолько хороши, почему же туда не идут частные предприниматели, всегда ищущие возможности для прибыльных инвестиций? Только в силу понимания того, что эти вложения будут неэкономичны, т. е. окажутся бесполезной тратой капитала, земли и труда, которые можно было бы выгодно использовать для удовлетворения более насущных нужд потребителей. Как говорит Мизес, «дело в том, что основание новой отрасли выгодно с экономической точки зрения только в том случае, если новое расположение настолько важно, что перевешивает потери из-за отказа от неадаптируемых и не поддающихся перемещению капитальных благ, вложенных в уже существующие заводы. Если это именно так, то новые заводы будут способны успешно конкурировать со старыми без всякой помощи государства. В противном случае обеспеченная им защита является бесполезной тратой средств, даже если она временна и впоследствии позволит новой отрасли выживать самостоятельно. Пошлина фактически равносильна субсидии, которую вынуждены оплачивать потребители в качестве компенсации за использование дефицитных факторов производства для замены списанных в утиль еще пригодных капитальных благ и отвлечения этих дефицитных ресурсов от другого применения, где они принесли бы пользу, оцениваемую потребителями выше… При отсутствии пошлин миграция отраслей [в более выгодные места] была бы отложена до тех пор, пока капитальные блага, инвестированные в старые заводы, не износились или не устарели вследствие технологических усовершенствований до такой степени, что потребовали бы замены новым оборудованием»[59].
Если следовать логике, аргумент «младенческой отрасли» следовало бы прилагать не только к международной, но и к межрегиональной или межрайонной торговле. Непонимание этого является одной из причин живучести данного аргумента. Согласно логике, следовало бы говорить, что никакая новая фирма не в силах выжить и окрепнуть, не будучи защищенной от конкуренции старой фирмы, где бы та ни размещалась. В конце концов, новые фирмы обладают специфическими преимуществами, дающими им возможность успешно конкурировать с капиталом, накопленным старыми фирмами. Новые фирмы могут начинать с чистого листа, создавая самые передовые и совершенные в техническом отношении производства и размещая их самым выгодным образом. Именно предприниматели должны в каждом отдельном случае сопоставлять преимущества и недостатки новой фирмы, выбирая таким образом самый выгодный и надежный курс[60].
Экономисты положили немало сил на разработку «теории международной торговли», которая в принципе не заслуживает такого внимания. Ведь на свободном рынке вообще не было бы отдельной теории «международной торговли» – свободный рынок остается центром всех аналитических проблем. Анализ последствий государственного вмешательства сводится к сопоставлению этих последствий с тем, что мы имели бы в случае свободного рынка. «Страны» могут иметь значение в культурном и политическом отношении, но не в экономическом плане, поскольку экономически они возникают только как следствие государственного вмешательства: либо в форме таможенных пошлин и иных барьеров на пути географической торговли, либо в форме вмешательства в денежное обращение[52].
Вопрос о таможенных пошлинах породил множество дискуссий. Аргументы в пользу защитных пошлин однообразны и сводятся к доказательству того, что тарифная политика не является инструментом эксплуатации потребителей, живущих в зоне таможенной защиты. Все эти старания напрасны. Аргументов много. Характерна, например, борьба с «неблагоприятным торговым балансом». Но каждый человек сам решает, что ему покупать, и сам определяет, важен для него «благоприятный» или «неблагоприятный» торговый баланс. Термин «неблагоприятный» неудачен, потому что любая покупка представляет собой действие, максимально благоприятное для человека в момент покупки. То же самое верно и для консолидированного баланса региона или страны. Межрегиональный торговый баланс вообще не может быть «неблагоприятным», если только сами торговцы не предпочтут, чтобы он был таким, либо продавая свои золотые резервы, либо беря кредиты (займы добровольно предоставляются кредиторами).
Абсурдность аргументов в пользу таможенной политики особенно наглядна, если довести эту идею до логического предела, скажем, до рассмотрения двух людей – Смита и Джонса. Это вполне допустимое использование приема reductio ad absurdum[53], потому что нет качественной разницы между ограждением таможенными пошлинами всей страны или одного или двух человек; все различия носят чисто количественный характер[54]. Предположим, что у Джонса есть ферма, «Поместье Джонса», а Смит работает у него. Проникшись идеей тарифного регулирования, Джонс призвал Смита «покупать только домашнее». Теперь они руководствуются лозунгами «Не допустим утечки денег из “Поместья”», «Не дадим эксплуатировать себя посредством наплыва из-за границы “Поместья Джонса” продукции дешевого труда иностранцев» и т. п. Чтобы гарантировать достижение поставленной цели, Джонс устанавливает 1000 %-й таможенный сбор с импорта любых товаров и услуг из-за «рубежа», т. е. из-за пределов фермы. В результате они вынуждены работать день и ночь, чтобы произвести все необходимое для жизни, «проблемы безработицы» (т. е. досуга) отходят в прошлое. Многих вещей они не в состоянии сделать, несмотря на все усилия. Некоторые вещи требуют многих лет труда. Они и действительно достигают известной «самообеспеченности», которую обещают все сторонники протекционизма, но их обеспеченность – это полуголодное существование вместо комфортного уровня жизни. Деньги «сохраняются дома», так что у Джонса и Смита есть возможность наслаждаться очень высокой номинальной заработной платой и ценами, но реальная ценность их заработной платы, выраженная в товарах, быстро падает.
Герои нашего мысленного эксперимента попали в ситуацию изолированной, или бартерной, экономики – экономики прямого обмена, царящей на острове Робинзона Крузо и Пятницы. Именно таков идеал протекционистской политики. Именно к этому сводится тарифный принцип; это атака на рынок, его логическая цель – достижение самодостаточности отдельных производителей. Достижение этой цели сулит нищету для всех и смерть для большей части сегодняшнего населения земли. Мир скатится от цивилизации к варварству. Умеренные тарифы, ограждающие значительные территории, конечно, всего лишь толчок в этом направлении, но ведь это уже толчок! Аргументы, используемые для оправдания таможенных тарифов, вполне могут оправдать возврат к «самодостаточности» лесных дикарей[55],[56].
Генри Джордж в своем анализе протекционистских тарифов дает очень острую критику самого понятия «защита»: «Защита предполагает предотвращение… Что же именно предотвращают защитные тарифы? Саму торговлю… Но торговля, которую пытаются предотвратить с помощью тарифов, – это не наводнение, не землетрясение или торнадо, которые возникают без участия человека. Торговля предполагает человеческое действие. Пока есть люди, желающие и пытающиеся торговать, нет нужды кого-либо защищать или охранять от торговли. Кто такие эти люди, от стремления которых торговать нас защищают «протекционисты»? …желания одной стороны могут быть сколь угодно сильными, но их недостаточно для возникновения торговых отношений. Для каждой торговой сделки необходимы две стороны, действительно желающих торговать и получать взаимную выгоду. Чтобы что-нибудь купить, нужно сначала что-нибудь продать, и нельзя ничего продать, пока не найдется желающий это купить. Если бы американцы не хотели покупать иностранные товары, их нельзя было бы продать даже без применения всяких тарифов. Действительной причиной торговли, предотвратить которую пытаются наши протекционисты, является не стремление иностранных производителей что-либо продать нам, а желание американцев покупать иностранные товары… С помощью тарифов протекционисты пытаются защитить нас вовсе не от иностранцев, а от нас самих»[57].
Ирония заключается в том, что в длительной перспективе у покровительственных тарифов потенциал эксплуатации куда меньше, чем у других инструментов монополизации. Ведь защищаются лишь фирмы, расположенные в пределах определенной территории. Любой, даже иностранец, имеет право открыть свое предприятие в этих границах. Так что в защищаемую отрасль начнут стекаться другие фирмы как извне, так и на самой защищенной тарифами территории, и так до тех пор, пока монопольный выигрыш не сведется к нулю, хотя искажения в структуре производственных ресурсов и ущерб для потребителей сохранятся. Таким образом, в долгосрочной перспективе сами по себе тарифы не создают устойчивых выгод даже для тех, ради кого они, собственно, и учреждаются.
Многие авторы и экономисты, в принципе являющиеся сторонниками свободы торговли, допускают обоснованность «аргумента младенческой отрасли». Очень немногие сторонники свободной торговли подвергали этот аргумент сомнению, если не считать предупреждений, что тарифы могут сохраниться и когда отрасль выйдет из «младенческого» состояния. Последний довод, в сущности, представляет собой согласие с аргументом «младенческой отрасли». Если оставить в стороне совершенно ложную и вводящую в заблуждение биологическую аналогию, уподобляющую недавно созданную промышленность беспомощному новорожденному младенцу, нуждающемуся в защите, суть этого аргумента сформулировал Тауссиг: «Аргумент заключается в том, что таможенная пошлина только временно завышает цену на защищенный тарифом товар, а в конечном итоге цена упадет. Конкуренция… приведет в конце концов к понижению цены… Со временем внутренние цены понизятся. В самом начале отечественный производитель испытывает трудности и не может противостоять иностранной конкуренции. Со временем он научится самым лучшим приемам производства и будет поставлять свою продукцию на рынок столь же дешево, как иностранцы, или даже еще дешевле»[58].
Таким образом, предполагается, что старые отрасли обладают опытом и капиталом, позволяющими противостоять натиску новых конкурентов. Отсюда следует, что мудрая таможенная политика в долгосрочной перспективе будет не препятствовать конкуренции, а, напротив, способствовать ей.
Аргумент о незрелости промышленности переворачивает с ног на голову верный вывод из верной посылки. Тот факт, что капитал уже вложен, дает старым фирмам преимущество даже с учетом того, что в свете современных знаний и запросов потребителей сегодня этот капитал вложили бы в другом месте. Но дело в том, что мы всегда вынуждены считаться со сложившейся ситуацией, вынуждены работать с капиталом, созданным инвестициями предшественников. И если они совершали ошибки – с позиций сегодняшних знаний – это достойно сожаления, но все равно мы всегда должны добиваться максимальных результатов исходя из того, что имеем на сегодняшний день. У нас нет и никогда не будет возможности начать все с нуля – для этого нужно было бы попасть в ситуацию Робинзона Крузо: невозделанная земля, голые руки и никакого оборудования. Приходится извлекать преимущества из капитала, вложенного в прошлом. Чтобы субсидировать новые отрасли, нужно отнять у потребителей преимущества, даруемые исторически данным капиталом.
Вообще говоря, если долгосрочные перспективы новой отрасли настолько хороши, почему же туда не идут частные предприниматели, всегда ищущие возможности для прибыльных инвестиций? Только в силу понимания того, что эти вложения будут неэкономичны, т. е. окажутся бесполезной тратой капитала, земли и труда, которые можно было бы выгодно использовать для удовлетворения более насущных нужд потребителей. Как говорит Мизес, «дело в том, что основание новой отрасли выгодно с экономической точки зрения только в том случае, если новое расположение настолько важно, что перевешивает потери из-за отказа от неадаптируемых и не поддающихся перемещению капитальных благ, вложенных в уже существующие заводы. Если это именно так, то новые заводы будут способны успешно конкурировать со старыми без всякой помощи государства. В противном случае обеспеченная им защита является бесполезной тратой средств, даже если она временна и впоследствии позволит новой отрасли выживать самостоятельно. Пошлина фактически равносильна субсидии, которую вынуждены оплачивать потребители в качестве компенсации за использование дефицитных факторов производства для замены списанных в утиль еще пригодных капитальных благ и отвлечения этих дефицитных ресурсов от другого применения, где они принесли бы пользу, оцениваемую потребителями выше… При отсутствии пошлин миграция отраслей [в более выгодные места] была бы отложена до тех пор, пока капитальные блага, инвестированные в старые заводы, не износились или не устарели вследствие технологических усовершенствований до такой степени, что потребовали бы замены новым оборудованием»[59].
Если следовать логике, аргумент «младенческой отрасли» следовало бы прилагать не только к международной, но и к межрегиональной или межрайонной торговле. Непонимание этого является одной из причин живучести данного аргумента. Согласно логике, следовало бы говорить, что никакая новая фирма не в силах выжить и окрепнуть, не будучи защищенной от конкуренции старой фирмы, где бы та ни размещалась. В конце концов, новые фирмы обладают специфическими преимуществами, дающими им возможность успешно конкурировать с капиталом, накопленным старыми фирмами. Новые фирмы могут начинать с чистого листа, создавая самые передовые и совершенные в техническом отношении производства и размещая их самым выгодным образом. Именно предприниматели должны в каждом отдельном случае сопоставлять преимущества и недостатки новой фирмы, выбирая таким образом самый выгодный и надежный курс[60].
3.3.5. Иммиграционные ограничения
Наемные работники также могли бы требовать привилегии географической олигополии – иммиграционных ограничений. Неумолимая тенденция свободного рынка заключается в выравнивании ставок оплаты равного по своей производительности труда во всем мире. Эта тенденция обеспечивается действием двух адаптационных процессов: бизнес мигрирует туда, где труд дешевле, а рабочие переселяются туда, где платят больше. Иммиграционные ограничения представляют собой попытку закрепить более высокий уровень оплаты труда (основанный на ограничении предложения рабочей силы) за жителями данной территории. Эти меры представляют собой не монополию, а ограничение, потому что (а) каждый работник владеет «собой», а потому никакие ограничения не могут охватить все предложение труда; и б) объем предложения труда очень велик по отношению к способности отдельного рабочего увеличивать продолжительность своего рабочего времени, т. е. рабочий в отличие от монополиста не может воспользоваться ограничениями для наращивания производства, а значит, более высокая цена труда не есть отражение эластичности кривой спроса на него. Любые ограничения на рынке труда ведут к повышению цены. Весь рынок труда взаимосвязан; взаимосвязаны рынки труда для разных профессий, и общий уровень заработной платы (в отличие от существующего в отдельных отраслях) определяется полным объемом предложения труда, тогда как спрос на различные виды труда в разных отраслях подчиняется разным кривым спроса. Сокращение общего предложения труда на данной территории сдвигает влево все возможные кривые предложения различных видов труда, что ведет к общему росту уровня заработной платы.
Таким образом, иммиграционные ограничения обеспечивают уровень заработной платы, основанный на ограничении, для всех обитателей территории, где действует ограничение, хотя, разумеется, наибольший выигрыш достается тем, кто благодаря ограничениям избавляется от прямой конкуренции с потенциальными иммигрантами. Они выигрывают за счет того, что эти люди вынуждены оставаться дома и соглашаться на менее оплачиваемый труд.
От ограничения иммиграции выигрывают не любые территории, а только те, где высока заработная плата. Людям, живущим в областях с низкой заработной платой, редко приходится переживать из-за иммиграции – оттуда стремятся уехать[61]. Высокая заработная плата характерна для областей, отличающихся большей величиной капитала на душу населения, и рабочие здесь пытаются противиться притоку иностранных рабочих, которые могут стать причиной понижения заработной платы.
Иммиграционные барьеры приносят им выгоду за счет иностранных рабочих. Жители богатых территорий обычно об этом не задумываются[62]. Их беспокоят другие проблемы. Процесс межстранового выравнивания заработной платы заторможен, но вместе с тем он продолжается в форме экспорта капиталов в страны с низкой заработной платой. Чем сильнее давление в пользу высокой заработной платы, тем более заинтересованы отечественные капиталисты в том, чтобы вкладывать деньги за рубежом. В конечном итоге процесс выравнивания заработной платы пройдет до конца, только при этом размещение ресурсов будет совершенно деформировано. Слишком большая доля рабочих и капитала (относительно удовлетворения потребителей всего мира) окажется за рубежом, и слишком малая – в стране. Кроме того, из-за иммиграционных барьеров граждане страны могут понести бо́льшие потери как потребители, чем получить выигрыш в качестве работников. Потому что иммиграционные барьеры (а) деформируют международное разделение труда, неблагоприятно влияя на эффективность размещения производств и населения; б) население страны, защищенной иммиграционными барьерами, может оказаться ниже «оптимальной» численности. Приток населения будет стимулировать рост массового производства и специализации, что закономерно приведет к росту среднего душевого дохода. Разумеется, в долгосрочной перспективе уровень заработков выровняется, но, вероятно, на более высоком уровне, особенно если до того бедные страны были «перенаселены» относительно оптимума. Иными словами, страны с высокой заработной платой могут иметь население менее многочисленное, чем было бы оптимальным по критерию реального душевого дохода, а страны с низкой зарплатой – иметь избыточное население сверх этого оптимума. В этом случае миграция населения принесет обеим странам повышение реальной заработной платы, хотя страны с низким уровнем заработка выиграли бы больше.
Сейчас модно говорить о «перенаселении» таких стран, как Индия и Китай, утверждая при этом, что в этих районах мира осуществляется ужас мальтузианской модели, когда земля не может прокормить растущее население. Причиной этой ошибки является то, что здесь в центре анализа отдельные «страны», а не мировой рынок в целом. Ошибкой является утверждение, что перенаселение существует только в некоторых частях рынка, а в других его нет. Теория «недо» и «перенаселения» (относительно произвольного критерия – максимального уровня реального душевого дохода) приложима только к рынку в целом. Если отдельные территории страдают от недостаточности населения, а другие – от перенаселения – это не проблемы, касающиеся воспроизводства населения и развития промышленности, а проблемы, связанные исключительно с создаваемыми правительствами барьерами на пути миграции. Индия «перенаселена» либо потому, что ее граждане сами не переселяются в другие страны, либо потому, что правительства этих других стран не желают их принимать. В первом случае мы имеем дело с добровольным выбором индийцев: они предпочитают менее обеспеченную жизнь, приобретая психический выигрыш от жизни в Индии. Упомянутое выше международное выравнивание ставок заработной платы имеет место только если мы включаем в нее это психологическое вознаграждение. Более того, если другие государства запрещают въезд в свои страны, то проблема состоит не в абсолютном «перенаселении», а в наличии искусственных барьеров, воздвигнутых на пути иммиграции[63].
Учитывая последствия иммиграционных барьеров, следует иметь в виду, что нарушение эффективности системы межрегионального разделения труда и размещения производства приносит ущерб всем потребителям. Здесь тоже уместно обратиться к методу reductio ad absurdum. Как замечают Кули и Пуаро, «если оправданы барьеры, воздвигнутые вдоль наших национальных границ, чтобы помешать приезду к нам желающих попытать счастья в нашей стране, почему бы нам тогда не воздвигнуть такие же барьеры между штатами и местностями внутри нашей страны? Почему низкооплачиваемый рабочий… должен иметь право перебраться из закрывающегося завода детских колясок в Массачусетсе на расширяющийся автомобильный завод в Детройте… Ведь он будет соперничать с обитателями Детройта за жилье, еду и одежду. Он может согласиться получать за свою работу меньше, чем принято в Детройте, чем вызовет потрясение на тамошнем «рынке труда»… В любом случае, он жил в Массачусетсе, пусть этот штат и несет «ответственность за его благосостояние». Вот вопросы, которыми мы могли бы задаваться, но самый честный ответ на них – это наши действия… Мы предпочитаем ездить в автомобиле, а не в детской коляске. Было бы глупо пытаться купить автомобиль или еще что-то на свободном рынке и при этом отказывать кому бы то ни было в возможности помогать производить нужные нам вещи»[64].
Сторонник иммиграционных законов, опасающийся снижения уровня жизни, просто не того боится. Он подозревает, что население его родного края уже превышает оптимальную величину. Следовательно, на самом деле он боится не иммиграции, а любого роста населения. Если бы он был логичен, он должен был бы потребовать установления контроля над рождаемостью, чтобы замедлить рост населения, поддерживаемый отдельными родителями.
Таким образом, иммиграционные ограничения обеспечивают уровень заработной платы, основанный на ограничении, для всех обитателей территории, где действует ограничение, хотя, разумеется, наибольший выигрыш достается тем, кто благодаря ограничениям избавляется от прямой конкуренции с потенциальными иммигрантами. Они выигрывают за счет того, что эти люди вынуждены оставаться дома и соглашаться на менее оплачиваемый труд.
От ограничения иммиграции выигрывают не любые территории, а только те, где высока заработная плата. Людям, живущим в областях с низкой заработной платой, редко приходится переживать из-за иммиграции – оттуда стремятся уехать[61]. Высокая заработная плата характерна для областей, отличающихся большей величиной капитала на душу населения, и рабочие здесь пытаются противиться притоку иностранных рабочих, которые могут стать причиной понижения заработной платы.
Иммиграционные барьеры приносят им выгоду за счет иностранных рабочих. Жители богатых территорий обычно об этом не задумываются[62]. Их беспокоят другие проблемы. Процесс межстранового выравнивания заработной платы заторможен, но вместе с тем он продолжается в форме экспорта капиталов в страны с низкой заработной платой. Чем сильнее давление в пользу высокой заработной платы, тем более заинтересованы отечественные капиталисты в том, чтобы вкладывать деньги за рубежом. В конечном итоге процесс выравнивания заработной платы пройдет до конца, только при этом размещение ресурсов будет совершенно деформировано. Слишком большая доля рабочих и капитала (относительно удовлетворения потребителей всего мира) окажется за рубежом, и слишком малая – в стране. Кроме того, из-за иммиграционных барьеров граждане страны могут понести бо́льшие потери как потребители, чем получить выигрыш в качестве работников. Потому что иммиграционные барьеры (а) деформируют международное разделение труда, неблагоприятно влияя на эффективность размещения производств и населения; б) население страны, защищенной иммиграционными барьерами, может оказаться ниже «оптимальной» численности. Приток населения будет стимулировать рост массового производства и специализации, что закономерно приведет к росту среднего душевого дохода. Разумеется, в долгосрочной перспективе уровень заработков выровняется, но, вероятно, на более высоком уровне, особенно если до того бедные страны были «перенаселены» относительно оптимума. Иными словами, страны с высокой заработной платой могут иметь население менее многочисленное, чем было бы оптимальным по критерию реального душевого дохода, а страны с низкой зарплатой – иметь избыточное население сверх этого оптимума. В этом случае миграция населения принесет обеим странам повышение реальной заработной платы, хотя страны с низким уровнем заработка выиграли бы больше.
Сейчас модно говорить о «перенаселении» таких стран, как Индия и Китай, утверждая при этом, что в этих районах мира осуществляется ужас мальтузианской модели, когда земля не может прокормить растущее население. Причиной этой ошибки является то, что здесь в центре анализа отдельные «страны», а не мировой рынок в целом. Ошибкой является утверждение, что перенаселение существует только в некоторых частях рынка, а в других его нет. Теория «недо» и «перенаселения» (относительно произвольного критерия – максимального уровня реального душевого дохода) приложима только к рынку в целом. Если отдельные территории страдают от недостаточности населения, а другие – от перенаселения – это не проблемы, касающиеся воспроизводства населения и развития промышленности, а проблемы, связанные исключительно с создаваемыми правительствами барьерами на пути миграции. Индия «перенаселена» либо потому, что ее граждане сами не переселяются в другие страны, либо потому, что правительства этих других стран не желают их принимать. В первом случае мы имеем дело с добровольным выбором индийцев: они предпочитают менее обеспеченную жизнь, приобретая психический выигрыш от жизни в Индии. Упомянутое выше международное выравнивание ставок заработной платы имеет место только если мы включаем в нее это психологическое вознаграждение. Более того, если другие государства запрещают въезд в свои страны, то проблема состоит не в абсолютном «перенаселении», а в наличии искусственных барьеров, воздвигнутых на пути иммиграции[63].
Учитывая последствия иммиграционных барьеров, следует иметь в виду, что нарушение эффективности системы межрегионального разделения труда и размещения производства приносит ущерб всем потребителям. Здесь тоже уместно обратиться к методу reductio ad absurdum. Как замечают Кули и Пуаро, «если оправданы барьеры, воздвигнутые вдоль наших национальных границ, чтобы помешать приезду к нам желающих попытать счастья в нашей стране, почему бы нам тогда не воздвигнуть такие же барьеры между штатами и местностями внутри нашей страны? Почему низкооплачиваемый рабочий… должен иметь право перебраться из закрывающегося завода детских колясок в Массачусетсе на расширяющийся автомобильный завод в Детройте… Ведь он будет соперничать с обитателями Детройта за жилье, еду и одежду. Он может согласиться получать за свою работу меньше, чем принято в Детройте, чем вызовет потрясение на тамошнем «рынке труда»… В любом случае, он жил в Массачусетсе, пусть этот штат и несет «ответственность за его благосостояние». Вот вопросы, которыми мы могли бы задаваться, но самый честный ответ на них – это наши действия… Мы предпочитаем ездить в автомобиле, а не в детской коляске. Было бы глупо пытаться купить автомобиль или еще что-то на свободном рынке и при этом отказывать кому бы то ни было в возможности помогать производить нужные нам вещи»[64].
Сторонник иммиграционных законов, опасающийся снижения уровня жизни, просто не того боится. Он подозревает, что население его родного края уже превышает оптимальную величину. Следовательно, на самом деле он боится не иммиграции, а любого роста населения. Если бы он был логичен, он должен был бы потребовать установления контроля над рождаемостью, чтобы замедлить рост населения, поддерживаемый отдельными родителями.
3.3.6. Законы о детском труде
Законы о детском труде — это наглядный пример ограничения занятости для некоторый рабочих с целью достижения более высокой заработной платы для всех остальных. Вэпоху активных разговоров о «проблеме безработицы» многие борцы с безработицей активно поддерживают законы о детском труде, принудительно закрывающие доступ к рынку труда для целой категории работников. Таким образом, законы о детском труде ведут к вынужденной безработице. Вынужденная безработица ведет к общему сокращению предложения труда и в силу взаимосвязи между всеми сегментами рынка обеспечивает распространение этого эффекта и соответственно рост заработной платы для всех категорий работников. Правительство не только не дает детям работать, но и произвольно повышает доход бездетных семей за счет семей с детьми. Законы о детском труде затягивают период, на протяжении которого дети требуют расходов со стороны родителей, и тем самым штрафуют эти семьи.