Роулэнд Лора Джо. Черный Лотос

   Тут она заметила беспокойство на лице Сано.
   – Что-то не так? – спросила Рэйко.
   – Хару никуда не поедет. – Его тон был осторожен и в то же время настойчив. – Она останется под арестом.
   – Но нельзя же держать ее под замком, когда дело почти выиграно! – вскричала Рэйко, не веря своим ушам.
   Сано качнул головой и набрал воздуха в грудь, решаясь на неизбежный спор.
   – Все, что случилось, Хару не оправдывает.
   – Ты, кажется, согласился с тем, что члены секты убили Фугатами и напали на жителей Синагавы. Разве не справедливо предположить, что и убийство Оямы, Тиэ и ребенка тоже их рук дело?
   – Справедливо, – подхватил Сано, – но не очевидно. Преступные деяния Черного Лотоса еще не доказывают честности Хару. В любом случае дело против нее остается открытым.
   – Значит, ты до сих пор ее подозреваешь? – поразилась Рэйко. – И суд состоится, несмотря ни на что?
   – Да, – ответил Сано.
   Его вид выражал огорчение, но в словах звучала решимость. Даже вода в купальне, казалось, похолодела, едва Рэйко поняла, что Сано ей по-прежнему не союзник. Опасность не миновала: он еще мог допустить роковую ошибку, запятнать свою честь и оставить убийц безнаказанными.
   – Скорее всего министр Фугатами был убит за то, что слишком много знал о Черном Лотосе и мог этим воспользоваться, – сказала Рэйко. – Думаю, то же верно для Хару, Оямы и сиделки Тиэ. Они могли что-то увидеть или услышать, а первосвященник счел их лишними свидетелями. Ояму с Тиэ он убил, а Хару подставил. Теперь и она унесет его тайны в могилу.
   – Я понимаю, тебе это кажется убедительным, – сказал Сано, – но доказательств по-прежнему нет.
   За его мягким тоном чувствовалось все то же упорство. Рэйко поджала колени, чтобы нечаянно не соприкоснуться с ним.
   – А ты спрашивал Хару, что ей известно о делах секты? – Когда Сано покачал головой, она продолжила: – И я не спросила, потому что не успела. Может, если сейчас поговорить с ней, она сообщит сведения, которые снимут с нее обвинение и убедят сёгуна допустить тебя в Черный Лотос.
   По воде пробежала рябь – Сано сложил руки.
   – Я не позволю Хару снова клеветать на других и делать вид, будто она ничего не помнит. Я не поверю ни единому ее слову, будь то даже правда о Черном Лотосе, так что нечего и говорить об этом.
   – Так нечестно! – сердито воскликнула Рэйко. – У Хару должна быть возможность оправдаться, особенно теперь, когда появилось свидетельство в ее пользу – убийство министра!
   Глаза Сано гневно сверкнули.
   – У нее было полно времени для этого, а она предпочла кормить нас небылицами. Будет ей последний шанс признаться – на суде. Я и так был слишком терпелив с ней... и с тобой, на свою беду. Оттягивал ее арест как только мог, проверял другие версии... Глава совета старейшин Макино воспользовался этим, чтобы подорвать мою репутацию. Откладывал суд, чтобы выслушать доклад Фугатами, как ты просила. Сёгун приказал мне судить ее, что я и сделаю, пока меня не казнили как ослушника. Хару виновна, и точка.
   Вода, казалось, обратилась в желчь от их взаимных упреков. Рэйко вдруг сделалось невыносимо сидеть рядом с Сано. Она рывком встала и выскочила из купальни, так что горячие струи хлынули на пол.
   – Рэйко-сан, постой! – окликнул ее Сано.
   Она услышала боль в его голосе, но просьбе не вняла. Отныне никакие слова не изменят их мнения – ни его, ни ее. Рэйко сдернула с полки простыню и, завернувшись в нее, бросилась вон. В своей комнате, дрожа от холода и негодования, она вытерлась насухо и облачилась в кимоно. Склонившись над угольной жаровней в полу, Рэйко ломала голову над тем, как найти детей Фугатами и сорвать планы Черного Лотоса до суда, не дожидаясь, пока Хару раздавят тиски закона. Теперь, когда ни ей, ни Сано нельзя возвращаться в храм Черного Лотоса, у них пропала всякая возможность понаблюдать секту изнутри.
   И тут вдруг Рэйко вспомнила о предложении Мидори отправиться в храм. Она спохватилась: прошло столько времени, а от подруги ни слуху ни духу. Боясь, как бы Мидори не обиделась на нее, Рэйко решила с утра разыскать ее и постараться восстановить дружбу.

* * *

   В храме Черного Лотоса монахини вели послушниц по сумрачному подворью. Сотня молодых женщин, одетых в белое, с распущенными волосами, проходили пара за парой мимо темных, молчаливых строений. Их вдохновенные лица сияли в прерывистом свете фонариков монахинь. Шествие происходило в безмолвии. Слышно было лишь частое дыхание идущих, да шорох сандалий по галечной дорожке, да звон цикад в зарослях. Посередине колонны шла Мидори бок о бок с Тосико. Ряды послушниц пронизывало невидимое, но ощутимое волнение. Мидори дрожала в предчувствии чего-то важного, какого-нибудь откровения, касающегося Черного Лотоса.
   Поначалу, когда ее только приняли в храм, она думала, что монахини загрузят их черной работой, как обычно поступают с послушниками, тогда она сможет осмотреться как следует и порасспрашивать здешних обитателей. Вместо этого Мидори проводила дни напролет за стенами обители вместе с такими же, как она. Они заучивали стихи из сутр Черного Лотоса, которые читал им пожилой священник. Любые разговоры, кроме повторения сутр, запрещались. Те, кому не терпелось поболтать за едой, получали от монахинь по голове деревянной колотушкой. Тем не менее среди послушниц то и дело пробегал шепот.
   Как-то раз Тосико села рядом с Мидори и передала свежие сплетни:
   – На наших учинили облаву. Всем монахиням, священникам и прихожанам Черного Лотоса приказано собраться в храме. Никому не разрешается выходить за ограду. Храм закрывается для посторонних. Скоро начнется!
   – Что начнется? – еле слышно спросила Мидори. – О чем ты?
   На их головы опустилась колотушка. Девушкам пришлось замолчать. Сквозь решетки на окнах Мидори видела снующих туда-сюда монахинь и священников с поклажей на плечах. Обстановка делалась все более таинственной. Мидори не терпелось разузнать, что происходит, но монахини не спускали с нее глаз даже при посещении уборной. И вот за ужином настоятельница Дзюнкецу-ин обратилась к послушницам:
   – Наш первосвященник Анраку возвестил приближение судьбоносного дня, и мы должны встретить его во всеоружии. Все послушницы будут посвящены на церемонии, которая состоится сегодня вечером.
   Наконец перед шеренгой замаячил главный зал. Монахини повели новеньких по лестнице, и Мидори вдруг обуял страх: ведь никто не объяснил ей, что сейчас произойдет! Она было попятилась, но Тосико втащила ее обратно в строй. Священники отворили двери. Изнутри хлынул матовый золотистый свет, приглашая послушниц войти.
   Там, в вышине, в латунных светильниках плясали язычки пламени, озаряя сиянием потолок. Вдоль стен, отделанных лаковыми фризами, выстроились, точно солдаты, молодые бритоголовые священники в черных одеждах. Зеркала над фризами зрительно увеличивали и без того большой зал. Отполированный кипарисовый пол простирался до самого алтаря – возвышения во всю дальнюю стену, где стояли золотые статуи Будды, тысячи зажженных свечей и курильниц, наполнявших воздух приторно-едким дымом. Позади них красовалась гигантская фреска с изображением черного лотоса. Мидори ахнула от восхищения.
   Монахини расставили послушниц в десять рядов лицом к алтарю. Мидори и Тосико снова оказались вместе во втором ряду.
   – Воздайте хвалу Черному Лотосу! – грянули хором священники.
   Вдруг из середины алтаря вырвался столб дыма и серой колонной взметнулся к потолку.
   Мидори и другие послушницы вскрикнули от неожиданности. Но вот в дыму проявились очертания человека. Это был высокий мужчина с черной повязкой на глазу, облаченный в многоцветную парчовую мантию.
   – Падите ниц перед достопочтенным Анраку! – приказали монахини.
   Становясь вслед за всеми на колени, простирая руки и касаясь лбом пола, Мидори отчаянно старалась унять дрожь и страх. Как бы ей хотелось, чтобы Рэйко и Хирата были рядом!
   – Приветствую вас, дети мои, – произнес первосвященник. Его тихий голос звучал так отчетливо и гулко, что перекрывал даже скороговорку молитвы. – Поднимите головы, чтобы я мог вас видеть.
   Мидори осторожно села. Анраку подошел к низкой изгороди красного лака, окаймляющей алтарь. Стократно отраженный в зеркалах, он, казалось, смотрел отовсюду, из каждого уголка зала. Его красота ошеломила Мидори. Анраку оглядел всех послушниц по очереди, и когда его взгляд задержался на Мидори, у нее перехватило дыхание от их мимолетного единения.
   – Поздравляю вас со скорым приобщением к Черному Лотосу, – сказал Анраку. – Вы пришли сюда по разным причинам, из разных мест, далеких и близких, но всех вас роднит одно замечательное свойство.
   Он сделал паузу. Мидори, как и все, выжидающе замерла, боясь шелохнуться.
   – Подобных вам нет среди смертных, – продолжил Анраку, разведя руки, как бы всех обнимая. Дымный воздух, казалось, вибрировал от речитатива священников и его магической силы. – Вы сильны и чисты духом, способны воспринимать необычное и даже творить чудеса. Величие – вот ваш удел.
   Его слова наполнили сердца гордостью, вернули улыбки на лица. Они тронули даже Мидори, несмотря на ее положение соглядатая. Дым благовоний забирался в легкие, отчего у нее закружилась голова. Может, она и впрямь особенная, а Анраку первый это подметил?
   – Всем вам пришлось поплатиться за свою исключительность. – Подавшись вперед, первосвященник как будто прибавил в стати, его голос отдавался в каждом уголке зала. – Мир жесток с теми, кто не похож на других. Вы терпели презрение, насмешки и неприязнь. Гонимые, хулимые, безвинно терзаемые, шли вы по жизни, полной боли и унижения.
   В молитвенном гуле послышались всхлипывания. Отовсюду смотрели искаженные мукой девичьи лица. Общий настрой подчинил себе и Мидори. С болью в сердце она вспоминала насмешки Хираты, снисходительность Рэйко, издевки фрейлин замка Эдо, долгую разлуку с семьей. Ее глаза наполнились слезами.
   – Знайте: страдания вам причинялись из зависти, – продолжал Анраку. – Люди хотят лишить вас превосходства, которого им не суждено иметь.
   Откровение потрясло Мидори. Как просто и ясно, оказывается, объясняются все ее беды! Повсюду вокруг на заплаканных лицах расцветало понимание.
   – Однако эти муки выпали на вашу долю не случайно. Их ниспослали вам высшие силы, чтобы испытать ваш дух на крепость. Вы выжили и тем самым прошли проверку. Теперь же судьба избрала вас для вступления в общину избранных, подобных вам. Здесь ваш настоящий дом! И здесь вы обретете заслуженное совершенство!
   Анраку улыбнулся, излучая доброжелательность, от которой забылись былые обиды. Теперь послушницы рыдали от счастья, и вместе с ними – Мидори. Быть может, судьба в самом деле привела ее сюда – в единственное место, где ее признают и поймут?
   – Взгляните на свою новую семью, – произнес Анраку, поводя рукой. – Знайте: здесь вы дома, среди подобных вам, вместе.
   Послушницы обменялись теплыми, преданными взглядами. Мидори ощутила такой наплыв дружеских чувств, какого прежде не знала.
   – Воздадим хвалу Черному Лотосу! – пропела она.
   – Перед всеми вами стоит важная цель, – сказал Анраку. – Все вы ищете высшего знания, осведомленности в духе и конечного выражения того, что в вас сокрыто. Избрав меня в наставники, вы получите мое благословение. Итак, ваше путешествие начинается.
   По рядам слушательниц пробежало волнение.
   Анраку продолжал:
   – Сутры Черного Лотоса описывают путь к просветлению в виде ленты, сотканной из бесчисленного множества нитей. Приблизьтесь одна за другой, чтобы я заглянул в вашу душу и определил, какая стезя кому предназначена.
   Две монахини подошли к первому ряду послушниц. Выбрали одну из девушек и возвели на алтарь. Мидори не на шутку встревожилась. Ритуал так увлек ее, что она забыла, для чего пришла в храм. Анраку склонился к послушнице, сжал ее голову ладонями и пристально вгляделся в глаза. Гул молитвы нарастал. Мидори видела, как первосвященник шевелит губами, говоря что-то послушнице, и понимала, что не сможет подойти к нему в свое время. Анраку может узнать, что она шпионка!
   Тем временем он отпустил девушку, и та, спотыкаясь и плача, попятилась на свое место. Одну за другой послушниц забирали к алтарю. Кто-то, слушая первосвященника, стонал, кто-то лил слезы, кто-то ошеломленно смотрел в пространство. Некоторые даже падали в обморок. "Что же он говорит им?" – недоумевала Мидори. Но вот настал и ее черед.
   Сама не своя от страха, она поднялась, шатаясь из стороны в сторону словно пьяная. Монахини подсадили ее к алтарю. Вокруг Мидори закружились искры света и дымовые вихри, где-то внутри отдавалась молитва. Ни жива ни мертва, она стояла перед Анраку.
   Он казался высоким как гора, а его мантия на фоне гигантского черного лотоса мерцала пламенем.
   Потом он нагнулся, и его твердые теплые ладони легли ей на щеки. Мидори поначалу не смела поднять на него глаза, боясь выдать себя, но взгляд Анраку приковал ее внимание. Его единственное око сияло как маяк, освещая каждый уголок ее души. Ощутив бездну измерений, скрывающихся за повязкой, Мидори ужаснулась и тихонько заныла.
   Тут Анраку улыбнулся, и чувство тесного единения с ним успокоило Мидори.
   Затем он сказал мягким завораживающим тоном:
   – Любовь – вот та сила, что движет тобой. Твое сердце томится от неразделенной любви. Ради нее ты пойдешь на край света, в огонь и воду, будешь ждать целую вечность. Именно любовь привела тебя ко мне.
   "Как он узнал? – пронеслось в голове у Мидори. – Неужели он догадался, кто я?" Ей захотелось бежать со всех ног, но хватка Анраку совершенно ее обездвижила.
   – Итак, любовь есть твой путь к просветлению, – произнес он. – Тьма и невзгоды поджидают тебя на этом пути, но с моей помощью ты обретешь свою судьбу. Следуй за мной, и твои заветные мечты исполнятся.
   Его лицо сияло мудростью. Его ладони испускали энергию, которая перетекала в Мидори теплой волной. Его облик вдруг начал меняться у нее на глазах. Теперь перед ней был Хирата – глядящий на нее и улыбающийся. Мидори чуть не подскочила от радости. Первосвященник и впрямь мог дать ей все, что она пожелает, даже любимого! Потом видение исчезло, и Анраку отпустил ее.
   В вихре огней Мидори вдруг показалось, что она очертя голову падает с алтаря. Секунда – и она пришла в себя, стоя на коленях в ряду таких же послушниц. Едва опомнившись от потрясения, она попыталась понять, что произошло, но рассудок отказывался повиноваться. Она понимала, что первосвященник увлекает ее в свою зачарованную обитель и что нужно сопротивляться, но предложенные им дары так непреодолимо манили...
   Послушницы продолжали подходить и спускаться с алтаря. В толпе разгорались страсти – одни не могли сдержать слез, другие стонали, третьи радовались. Мидори гадала, что Анраку наобещал остальным. То, что он может знать всех и исполнить любое желание, казалось немыслимым и вместе с тем абсолютно нормальным. Мидори почувствовала, как ее воля слабеет, а душа льнет к Анраку.
   Когда обряд был закончен, первосвященник удовлетворенно оглядел послушниц. По обращенным к нему одухотворенным лицам Мидори поняла, что все они ощущают ту же смесь страха, надежды и восхищения, что и она.
   – Теперь вы все знаете, каким путем вам надлежит идти, – сказал Анраку. – Но прежде чем отправиться в странствие, вам необходимо принести клятву, которая требуется от каждого члена Черного Лотоса.
   Он воздел руки.
   – Встаньте, дети мои!
   Мидори поднялась. Голова до сих пор кружилась, ноги не слушались. Тосико и другие то и дело наваливались на нее.
   – Повторяйте за мной, – начал Анраку. – Отныне клянусь исповедовать веру Черного Лотоса и навсегда отринуть все прочие.
   Как непосвященный новичок, Мидори понятия не имела, в чем состоит ее новая вера, но сейчас это было не важнее нескольких фраз, которые отделяли ее от обещанной Анраку награды. Мидори было почти все равно, в чем клясться, и ее голос примкнул к громкому, прочувственному хору послушниц.
   – Отрекаюсь от своей семьи, друзей и всего мирского, – сказал Анраку.
   В голове у Мидори пронеслись образы сестер, Хираты, Рэйко, Сано и маленького Масахиро, но губы сами собой произносили слова обета. В ее искаженном восприятии Анраку вырос до размеров колосса, зал заполонили его отражения, тысячекратно помноженные и сверкающие.
   – Клянусь посвятить свою жизнь служению Черному Лотосу, – выводил он.
   Послушницы вторили со всевозрастающим пылом. Мидори ощущала, как целиком сливается с ними.
   – Клянусь повиноваться первосвященнику Анраку – отныне и во веки веков!
   Выкрикивая последние слова, Мидори уже не могла выделить собственный голос из голосов новых подруг. Ее сердце стучало в унисон с остальными, они дышали словно единое существо.
   – Клянусь в верности Черному Лотосу!
   Всеобщий истеричный порыв превратил толпу женщин в единую массу разгоряченных качающихся тел с вытянутыми руками.
   – Клянусь в верности Черному Лотосу!
   Затем Анраку добавил степенно и сурово:
   – Настал черед последней, самой важной клятвы: "За нарушение принесенных обетов да поразит меня смерть и обречет на вечные адские муки".
   Громоподобный ответ заставил зал вздрогнуть.
   Взбудораженная сверх меры Мидори не могла помыслить об окончании ритуала. Душа и тело требовали большего, хотя она и не знала чего.
   – Теперь подкрепим клятвы обрядом посвящения, – возгласил Анраку.
   Бормочущие священники выстроились за спинами послушниц. Две монахини взошли на алтарь. Анраку поднял руки, и они сняли его многоцветную мантию. Секунда – и он предстал перед толпой обнаженным, во всем своем гордом великолепии. Мидори никогда не видела голого мужчину и потому смотрела во все глаза. Вид мужского естества Анраку смущал и завораживал ее.
   – Приветствую вас как поклонник истинной веры. – Он протянул открытые ладони вперед. Вырастающий из дыма и свечного пламени, он казался ожившим идолом. – Разделите мою власть. Примите мое благословение.
   Монахини по обе стороны от него опустились на колени. Священник позади Мидори приобнял ее за шею. Она, извернувшись, взглянула ему в лицо. Незнакомец был немного старше ее, с физиономией пройдохи. Он вцепился ей в плечи и повернул к алтарю. Остальные члены секты, как видела Мидори, проделывали то же с другими послушницами. Она с плачем попыталась вырваться, но, похоже, напрасно: ее товарки в объятиях священников изнывали от удовольствия.
   Мидори поглотила атмосфера чувственности. Священник прижался щекой к ее щеке. Когда же она снова обернулась взглянуть на него, тот превратился в Хирату. Мидори вскрикнула от восторга и замешательства. Хирата обнимал ее точно так, как она представляла в своих сокровенных грезах, его глаза разгорались желанием. Каждое прикосновение заставляло ее трепетать. Она со вздохом откинулась, припав к груди Хираты. Что за чудо соединило их после стольких горестей! Мидори не волновало ни то, как он попал сюда, ни то, что они на виду.
   Послушницы со священниками изгибались и снова никли друг к другу, сплетались в объятиях, совокуплялись... Все чаще звучали стоны и вскрики, выбиваясь из гула молений, доносившегося как бы ниоткуда, но слышимого везде. Монахини на алтаре ублажали Анраку; его член напрягся и встал.
   – Приблизьтесь, – произнес он хриплым от возбуждения голосом. – Выпустите духовную силу, что обитает во мне!
   Пары сместились вперед. Хирата зашептал Мидори:
   – Я тебя люблю. Ты – моя. Я – твой.
   От этих слов Мидори испытала блаженство и уже не сопротивлялась, когда Хирата повел ее к алтарю. Она была готова на все ради Анраку – того, кто подарил ей возлюбленного. Парочки верующих столпились вокруг алтаря, распевая: "Воздайте хвалу Черному Лотосу!"
   Анраку стоял с тяжело вздымающейся грудью, лоснящийся от пота, в то время как две монахини ласкали его член.
   Вдруг первосвященник напрягся, запрокинул голову, распростер руки и вскричал:
   – Примите мою силу!
   Его семя брызнуло. Хирата крепче сжал Мидори. Она же вскричала в экстатическом порыве, чувствуя, что ее мечты о любви сбылись. Толпа, вторя им, зашлась в радостном вопле.
   Монахини на алтаре снова облачили Анраку в его многоцветную мантию.
   Он протянул кулаки над толпой.
   – Придите и приобщитесь к моей внутренней силе! – воззвал он опять и раскрыл кулаки.
   По его ладоням заструилась кровь. Пары бросились вперед. Послушницы рьяно лизали его руки; кровь пачкала их лица, пятнала одежды. Мидори совсем повело, но Хирата поддержал ее. Когда Анраку прижал ладонь к ее рту, ее воля ослабла, а осторожность улетучилась.
   Она глотнула густой соленой крови. Анраку, священники и монахини твердили сутры Черного Лотоса, но Мидори уже не понимала ни слова. Блики, дым, голоса слились для нее в одно все превосходящее ощущение. Ее охватила дремота, перед глазами все расплывалось... Она смутно сознавала, что Хирата поднял ее и несет на руках, понимала, что случилось неладное, но не видела разницы между плохим и хорошим. Что-то нарушило ее планы... Но в чем они заключались – этого она уже не помнила. Проваливаясь в обморочную темноту, она на какой-то миг задержалась на мысли о том, что ей непременно нужно остаться в Черном Лотосе. Знать бы только зачем...

27

   Если ты в заточении,
   Скован цепями по рукам и ногам,
   Бодхисатва Неисчерпаемой Силы
   тебя вызволит.
   Сутра Черного Лотоса
   Свет полной луны, усеянной тенями и щербинами, прорвал пелену облаков и озарил эдоскую тюрьму, нависающую над темными и безлюдными улочками северо-западного Нихомбаси. На сторожевых башнях по периметру тюремных стен и в проходах, где вышагивал караул, горели фонари. Во дворе дымился костер из отбросов. Из покосившихся тюремных бараков доносились вопли и причитания.
   В одной из камер на куче соломы лежала Хару. Лунный свет, проникающий сквозь крошечное зарешеченное оконце, выхватил из темноты ее испуганное лицо. Дрожа от холода, она поджала босые ступни под куцую муслиновую робу и обхватила руками колени. От вони человеческих испражнений подводило живот. В обоих ответвлениях коридора стенали, кашляли, храпели другие пленницы.
   Одна женщина кричала: "Помогите! Выпустите меня!" Ее мольбы пронизывала та же безысходность, какую чувствовала Хару. Время шло, а надежда, за которую она цеплялась, убывала.
   Когда Хару уводили, она так неистово билась и визжала, что страже пришлось везти ее связанной, с заткнутым ртом. Путь к тюрьме она проделала на телеге, запряженной волами, терпя издевки толпы. Потом тюремщики развязали ее и бросили в эту камеру. Чего она только не делала – барабанила по двери, бесновалась, визжала и плакала, пыталась долезть по стене до окошка, пока ее не сморила усталость, – все тщетно. Хару заснула, а потом проснулась уже в потемках, для тягостного прозрения. Ослабев от голода и жажды, с болью во всем теле, она задумалась о том, как ее сюда занесло.
   Сколько трудов ушло на то, чтобы убедить Рэйко в своей доброте и невиновности! Рэйко была с ней мила и отзывчива словно старшая сестра, и Хару в душе благодарила ее за старания. Вот бы еще сёсакан-сама не разыскал ее родителей! Вот бы Дзюнкецу-ин, настоятельница, доктор Мива, Кумасиро и сироты не говорили про нее дурного! Они, как и сёсакан-сама, ненавидят ее и желают ей смерти. Теперь все надежды на спасение Хару возлагала на первосвященника.
   Когда она прибыла в храм Черного Лотоса, Анраку избрал ее в качестве личной прислуги. Она подавала ему еду, служила на побегушках и в конце концов разделила с ним постель. Положение любимицы дало Хару преимущества перед другими: она была избавлена от черной работы, долгих часов учебы и молитв, а также подчинения правилам. Анраку дал ей то, о чем она мечтала и чего была лишена все предыдущие годы, – особенное обхождение. Родители видели в ней лишь еще одну пару рабочих рук, чтобы содержать лавку; муж обращался как с рабыней. Один Анраку понял, что она заслуживает лучшего.
   – Твой жизненный путь пронизывает и объединяет все остальные, – сказал он ей. – Ты – молния в начале грозы, искра, от которой занимается пламя, песчинка, что склоняет чашу весов в сторону добра. В твоих руках судьба Черного Лотоса.
   Он никогда не объяснял ей значения этих слов, но Хару и без того нравилось служить ему и наслаждаться своим положением. Анраку был красив, умен и могуществен. Хару любила его. Покровительство первосвященника защищало ее от недовольных и сглаживало последствия ее выходок. Она верила в свою значимость и полагалась на его защиту, хотя сейчас Анраку словно забыл о ней.
   Она рассчитывала, что после пожара он позаботится о ней, и не подозревала, что ее оставят для допросов полиции и отошлют из храма. И в Дзодзё, и у судьи Уэды она тщетно ждала Анраку, который заберет ее домой. Неужели Кумасиро, Дзюнкецу-ин и Миве удалось настроить его против нее?
   Хару терзалась сомнением и страхом. Она убеждала себя, что Анраку не поверит наговорам врагов. С его-то божественной силой он наверняка предвидел случившееся, а раз так, это было предопределено и необходимо для ее пути к совершенству. Но что, если новое откровение переменило его чувства к ней? Хару душили слезы. Она не находила других объяснений, почему все забыли о ней и оставили прозябать на грани жизни и смерти.