Огю собрался взмахом руки велеть посетителю удалиться, но взгляд упал на золото, которое юноша высыпал из кошелька на пол. С такими деньгами можно построить летнюю резиденцию в горах. А вдруг сёгун узнает о сделке? Вздор! Каким образом? Блеск монет помог Огю найти еще несколько аргументов в пользу взятки. Собака сдохла, наказание торговца не оживит ее. Крошечное нарушение закона не лишит Токугаву Цунаёси шанса произвести на свет наследника.
   — Сыновняя преданность достойна награды, — сказал Огю.
   Он освободил торговца, построил виллу и почти забыл о происшествии.
   Прошлой весной он заходил к господину Ниу. Госпожа Ниу подстерегла его в коридоре.
   После обмена положенными комплиментами она сказала:
   — Хорошее масло добавляет еде вкуса. Думаю, даже собаки с этим согласны. Вы разве не готовы заплатить триста кобанов за лучшее масло, которое может предложить торговец?
   Для кого-нибудь другого ее замечание прозвучало бы как несусветная глупость. Но Огю с ужасом понял: она знает о взятке. С тех пор страх не покидал его. И теперь он не мог наслаждаться своим впечатляющим взлетом к власти без опасения, что дошел до вершины горы только для того, чтобы скатиться по противоположному склону. Не решилась ли госпожа Ниу воспользоваться смертоносным знанием?
   Голоса в чайном саду прервали размышления. Прибыла госпожа Ниу. От волнения у судьи пересохло во рту. Он пошел встретить ее. Госпожа Ниу просто хочет побеседовать, убеждал он себя. Все будет хорошо.
   Судья почувствовал очередной укол тревоги. Посетительница сидела на скамейке. Женщина была одета для чайной церемонии безупречно, видно, тоже тщательно подготовилась. Черное верхнее кимоно с модными складками от плеч, черное шелковое нижнее кимоно с традиционным зимним рисунком: цветы сливы, сосновые ветви и бамбук. Величественная и прекрасная, как всегда, госпожа Ниу поднялась, завидев судью.
   Огю приветствовал ее согласно этикету и поклонился, стараясь побороть смущение.
   — Добро пожаловать в мое убогое жилище. Ваше согласие принять приглашение на чай большая честь для меня.
   Госпожа Ниу тоже поклонилась. Ровно настолько, насколько Огю. Она как супруга даймё была выше судьи по чину, но ниже как женщина, частное лицо и человек лет на двадцать моложе его. «Следовательно, она признает, что силы примерно равны», — порадовался Огю.
   — Напротив, Огю-сан. Это ваше гостеприимство является честью для меня. Чайная церемония — бальзам для души после мирских забот. Однако блаженство может быть временным и даже призрачным. Разве не так? — Госпожа Ниу улыбнулась. Вычерненные для красоты зубы сделали улыбку похожей на оскал смерти.
   — Гм, верно.
   «Замечание без подоплеки, — решил Огю, оставил гостью коленопреклоненной и направился к служебному входу. — Предостережением не пахнет. Может, обойдется».
   Он прошел через кухню и устроился возле очага.
   Шелест шелка — госпожа Ниу снимает обувь и ползет по проходу. Плеск воды — ополаскивает руки и рот у тазика. Шорох двери — она на коленях перед Огю.
   Увы, унизительный путь не отразился на женщине.
   — Горы и равнины — все тонет под снегом, ничего не остается, — продекламировала она хайку, поклонилась в сторону ниши и заняла почетное место напротив судьи. — Ах, поэзия действует на меня освежающе. Я испытываю великое наслаждение, словно не нужно спешить назад в мирскую суету. — Она расправила кимоно, будто и впрямь собралась поселиться здесь навеки.
   Чайная церемония служит очищению тела и духа, слиянию человека и природы. Так учит дзен-буддизм. Именно на это и рассчитывал Огю. Жесткие правила церемонии, надеялся он, разрядят ситуацию. Госпожа Ниу, обладая изысканными манерами, не станет касаться неприятных тем. Теперь он, разочарованный, понял: она вполне способна воспользоваться церемонией в личных целях. Огю угодил а собственную ловушку. Нельзя было избавиться от гостьи, не скомкав церемонию и не выставив себя хамом.
   Огю взял салфетку.
   — Очень мудрое замечание, госпожа, — сказал он слабым голосом. Руки дрожали.
   Обычно Огю протирал чашу неторопливо, наслаждаясь формой и материалом. На сей раз он ограничился поспешными мазками, с трудом соображая, что делает. «О, пусть обвалится крыша, чтобы закончился этот едва начавшийся фарс!» — взмолился он.
   Крыша не рухнула. Вместо этого госпожа Ниу сказала:
   — Хайку напомнило мне сцену из спектакля, в котором главную роль исполняет лучший оннагата Эдо. — Госпожа Ниу выдержала паузу, позволяя собеседнику вникнуть в смысл слов. — В пьесе, кажется, присутствует мотив грома и молнии. Вы, наверное, видели. Если нет, поинтересуйтесь у вашего подчиненного.
   «Оннагата — Кикунодзё. „Гром и Молния“ — Райдэн. Ваш подчиненный — Сано Исиро». Огю почувствовал слабость в ногах, расшифровав послание. Значит, госпожа Ниу в курсе того, что Сано продолжает расследование синдзю, она даже знает, кого ёрики допросил.
   Машинально наложив черпачком заварку в чашу, судья принялся наполнять ее водой.
   — Да. То есть нет. — Он терялся в догадках, каким чудесным способом шпионы Ниу сумели раздобыть информацию. Нужно немедленно обезоружить противницу. — Примите, пожалуйста, мои самые искренние извинения...
   «За что?» — встревоженно подумал Огю.
   Госпожа Ниу ни в чем его реально не обвиняет. Не может же он ляпнуть: «За то, что я не смог выполнить вашу просьбу насчет Сано!» Тем более госпожа Ниу продолжает делать вид, будто это обычная чайная церемония, а не выволочка ленивому слуге. Вульгарное нарушение чайных традиций лишит его последних преимуществ.
   — ...за мои жалкие попытки изображать хозяина.
   Госпожа воззрилась на струю кипятка, текущую в чашу.
   — Хорошая вода очень важна для приготовления настоящего чая. Где вы берете свою, не из источников ли Хаконэ?
   — С горы Хиэй, — промямлил Огю. «О боги, она знает и про нынешнее местонахождение Сано!» Он начал деревянным веничком взбивать чай и воду в зеленую пену. На теле выступила нервная испарина, одежда стала отвратительно липкой. Судья пожалел, что велел растопить потаенные жаровни.
   — Моя дочь Мидори недавно ушла в монахини. Женская обитель, храм Каннон, — сообщила госпожа Ниу и огорчилась из-за своей бестактности. — Простите. Вам, конечно, это известно. — Пауза. — Иначе для чего вашему подчиненному совершать утомительное путешествие в Хаконэ, несмотря на трагедию, которая приключилась с Цунэхико?
   Чаша и веничек выпали из рук судьи. Пенистый напиток залил пол. Застонав, Огю кинулся промокать лужу салфеткой. «Вот зачем Сано выдумал паломничество: расспросить Мидори. Какое вопиющее неподчинение! И насколько унизительно узнавать все от этой лисы! Почему не доложили шпионы? За что деньги получают?!»
   — Я не знал, что ваша падчерица ушла от мира, — пробормотал Огю, прижимая к груди чайник. — Прошу прощения за неуклюжесть.
   Под снисходительным взглядом госпожи Ниу судья приготовил новую порцию чая. «Она сердится, хотя и не подает вида. — Огю почувствовал спазмы в желудке. — Она уничтожит меня». Он передал чашу госпоже Ниу.
   Она повертела чашу в руках, как то предписывает ритуал.
   — Какая красивая вещь. — Потрогала подушечкой пальца грубую глазурь. — Я буду пить и думать о гончаре, который ее сделал, и о тех ярких личностях, которые пили из нее до меня.
   Слушая дежурные слова, Огю испытывал облегчение, даже желудок успокоился. «Она сказала все то, зачем пришла. Она сорвала гнев и не станет вредить».
   — Вы слишком добры ко мне, госпожа, — с благодарностью сказал он.
   Похвалив чай, госпожа Ниу протерла чашу там, где касалась губами, передала судье и прочла сочиненный стих. Огю отпил чаю и ответил на ее творчество своим. Он вылил остатки чая в кувшинчик, и они повторили процесс, потом еще раз. Головокружительное облегчение вознесло Огю на вершину красноречия. Никогда прежде он не вел чайную церемонию с таким блеском. Госпожа Ниу держалась ему под стать. Красивая, образованная, с безупречными манерами, она почти нравилась Огю.
   Провожая ее до ворот, судья в порыве сентиментальности сказал:
   — Благодарю вас, госпожа, за то, что вы почтили мой скромный домик своим великолепным присутствием. Я буду несказанно рад, если вы когда-нибудь снова посетите меня. Как вас заманить? Назовите ваше условие.
   — Такое предложение для меня большая честь. — Госпожа Ниу слегка наклонила голову. — Вы можете кое-что сделать. Позвольте говорить прямо.
   От неожиданности у Огю засосало под ложечкой.
   — Конечно. — Он непроизвольно ссутулился и выдавил скудную улыбку. «Значит, она еще не выложила истинную цель визита, не желала нарушать чайную церемонию, — сообразил судья. — Каким же дураком я ей показался! Сам отдался в руки».
   Взгляд госпожи Ниу стал жестким.
   — Расследование Сано Исиро заинтересовало мэцукэ. — Последнее слово слетело с губ подобно капле яда.
   — Шпионов сегуна? — растерянно переспросил Огю. Привлечь внимание к работе своего управления — вот уж чего он хотел в последнюю очередь. — Вы уверены?
   — Информация от источника, заслуживающего доверия, — отчеканила госпожа Ниу. — Самое печальное — они носятся с идеей, что моя падчерица Юкико и Нориёси были убиты, в чем уверен и ваш ёрики.
   — Все-таки убийство, — прошептал Огю и сжал пальцы в кулаки, скрывая дрожь. «Ужасно! Сёгун подумает, будто я пытался замять дело. В лучшем случае — выговор, в худшем — понижение в должности».
   Как горько судья раскаивался в том, что не послушал Сано! Но он искренне верил, что это было синдзю. Кто поставит ему в вину то, что он хотел избавить семью Ниу от беспокойств, связанных с расследованием? Никому не известно, что госпожа Ниу держит его на крючке.
   — Не будьте смешным, — фыркнула женщина. — Это было самоубийство. Мэцукэ, мерзкие интриганы, просто развлекаются, воображая скандал в доме правителя Ниу и дивиденды, которые скандал принесет. А что? Представьте, какое богатство перейдет в сундуки Токугава, если они смогут лишить моего мужа владений! — Голос охрип от волнения. — Они собираются начать собственное расследование. Этого нельзя допустить.
   — Нельзя допустить, — эхом откликнулся изумленный Огю. Надо же! Какая-то женщина считает возможным помериться силами с людьми сегуна! — Но каким образом?
   Госпожа Ниу издала надменный смешок.
   — Это вам решать, судья Огю-сан. — Она сделала ударение на титуле.
   — Мне? Почему? Как? — У судьи при мысли о заговоре все перевернулось в желудке. Он испугался, что его сейчас вырвет и позору не оберешься.
   — "Почему", полагаю, очевидно. — Госпожа Ниу открыла ворота. — А «как» — ваша проблема.
   Женщина шагнула прочь. К ней подошла служанка, чтобы помочь залезть в паланкин. Ниу бросила через плечо:
   — Просто вспомните о торговце маслом, и, я уверена, вы сразу что-нибудь придумаете.
   Уехала.
   Огю закрыл ворота, прислонился к ним спиной и, сомкнув веки, глубоко задышал ртом, борясь с телесной и душевной немощью. «Вспомни, кто ты есть? — внушал он себе. — Ты побеждал прежде, ты выйдешь победителем и теперь». Он вспомнил: много лет назад у него был товарищ, претендовавший на должность старшего пажа. Огю обвинил соперника в краже и занял вожделенное место. В течение всей судейской карьеры он сталкивался с попытками свергнуть его. И что? С помощью связей он регулярно отправлял врагов в ссылку, подальше от Эдо. Госпожа Ниу не опаснее прочих.
   Постепенно к судье вернулись силы. Огю открыл глаза и поплелся домой. Он размышлял над тем, почему госпожа Ниу настолько хочет не допустить расследования, что готова прибегнуть к крайним мерам. Но тревога за светлое будущее пересилила любопытство. Дабы избежать катастрофы, он должен действовать безотлагательно. Угроза, ее масштаб и форма, определилась и перестала пугать. Огю даже улыбался, входя в резиденцию. Он не какой-нибудь глупец, он мудрый и могущественный судья. Он знает, когда ситуация требует решительных действий, а не осторожного маневрирования. Острое чутье было еще одним даром, который помог ему подняться до властных высот. Будучи человеком утонченного, нет, даже изощренного вкуса, он не станет марать свои руки.
   — Пошли немедленно за ёрики Ямага и Хаяси, — сказал Огю слуге.
   Он должен отдать распоряжения. Эти и другие подчиненные нейтрализуют розыски мэцукэ и раз и навсегда положат конец вмешательству Сано Исиро в дела семьи Ниу.

Глава 18

   Райдэн обедал в лапшовом ресторанчике. Раздался стук копыт. Люди метнулись в разные стороны. Борец оторвался от плошки и увидел двух всадников в полном боевом облачении: богато украшенные кожаные доспехи, металлические шлемы, маски. Мечи обнажены. Всадники остановились прямо перед Райдэном.
   — Эй ты! — крикнул один.
   Райдэн ответил раздраженным ревом: пыль из-под копыт попала в лапшу, — глянул на всадников, отставил плошку и встал во весь рост. Руки сложены на груди, ноги широко расставлены.
   — Это ты мне?
   — Тебе. — Маска на лице искажала голос, но не скрывала угрозу. Холодные зрачки смотрели в упор. — Ты Райдэн, борец сумо?
   Райдэн попятился. Злость заменила страх. Борец узнал гербы на доспехах и украшения из крыльев на шлемах. Ёрики. Их необыкновенное появление на улице сулило большие неприятности.
   — Ну и что, если я? — Райдэн притворился, будто ни капельки не боится.
   Ёрики натянули поводья. Кони прянули назад, освободив пространство перед Райдэном.
   Все тот же ёрики (борец определил его как главного) приказал:
   — Взять его!
   Невесть откуда понабежавшие стражники окружили Райдэна. Двое заломили ему руки и потащили от ресторана, остальные застыли на месте, подняв дубинки. Сквозь частокол Райдэн заметил троих досинов с дзиттэ, четырех человек с лестницами и толпу зевак.
   Райдэна охватила паника. Он дернулся.
   — Эй, отпустите меня! Что вы делаете? Что вам от меня нужно?
   — Ты арестован за убийство Нориёси, художника, и Юкико, дочери господина Ниу, — объявил главный ёрики. — Ведите его в тюрьму, — велел стражникам.
   — Вы делаете ошибку, — запротестовал Райдэн. — Я никого не убивал.
   Едва он закрыл рот, как почувствовал знакомую болезненную неуверенность. Демон, живущий у него в голове, порой стирает память. Ему часто говорят, что он сделал то-то и то-то, а он не имеет понятия, о чем идет речь. Может, он и вправду убил этих людей. Особенно ненавистного Нориёси. Однако в тюрьму все равно не хочется. Нужно убедить полицию в своей невиновности.
   — Вы арестовываете не того человека, — сказал он.
   Слепая ярость всколыхнулась в душе. Громадная туша с ревом кинулась вправо, влево. Стражники, державшие его, осыпались, как сухие листья с дерева. Райдэн бросился на остальных. Одного саданул локтем в грудь, другого свалил ударом кулака в челюсть и принялся топтать поверженных. Дубинки уцелевших обрушились на него градом. Но Райдэн продолжал бить. Обуянный демоном, он не чувствовал боли.
   Так же внезапно, как пришла, ярость утихла. Вернулся страх.
   — Нет! — Райдэн заслонил ладонью лицо.
   Поздно. Рот обожгла боль. Райдэн выплюнул сгусток крови и зуб. Дубинки плясали по всему телу. Он заплакал и упал наземь. Сверху навалились стражники. Райдэн лежал, подвывая, как раненое животное. Крики зевак звенели в ушах. Ему связали запястья. Веревки глубоко врезались в кожу. Стражники слезли и поставили его на ноги. Лестницы образовали загон. Дзиттэ уперся в спину.
   — Иди! — гаркнул в ухо досин.
   Скуля от боли и ужаса, Райдэн двинулся вперед. От стыда он низко опустил голову. Он знал, что увидит, если поднимет глаза.
   Гордо восседают на конях ёрики. Маршируют досины. Стражники несут лестницы. В клетке плетется пленник.
   Райдэн не раз развлекался подобным спектаклем. Вместе со всеми глумился над арестантом, вместе со всеми бросал в него камни. Теперь толпа издевается над ним. Камни летят в него.
   — Это ошибка! — крикнул он, когда камень попал ему в бровь. — Я не убийца. — Он поднял умоляющий взор на мучителей. Душа ушла в пятки. Злобные рожи, безжалостные зенки, раззявленные рты, жаждущие его крови. — Пожалуйста...
   Удар в спину:
   — Заткнись!
   Через некоторое время Райдэн обнаружил, что находится перед воротами тюрьмы. Как он здесь очутился, непонятно. Он похолодел от свежей волны ужаса.
   Конвоиры принялись разбирать загон.
   — Пожалуйста, не надо, не отправляйте меня туда, я не хочу туда, — забормотал борец. Он знал, что в тюрьме не дождется справедливости.
   Райдэна не слушали. Его провели по зловонному коридору и впихнули в мрачную комнату. Он упал ничком. Грубые руки связали ноги. Дверь захлопнулась.
   Райдэн перекатился на живот. Крошечная камера, высокие окна, решетки. Борец забился, пытаясь разорвать путы.
   — Выпустите меня отсюда!
   Никакого ответа. Изможденный, он сдался. Он лежал, тяжело дыша, обливаясь потом, который вскоре стал ледяным под пронизывающим сквозняком с улицы. Райдэн заставил себя думать. Нельзя ли подкупить тюремщиков? Если не удастся, единственная надежда на выживание — стойкость. Пытки обязательно последуют. Что бы с ним ни делали, нельзя сознаваться в убийстве. Райдэн призвал на помощь силу воли, которую воспитали в нем двадцать лет тренировок сумо. С радостью он почувствовал, что разум проясняется по мере того, как отступает страх. По жилам потекла храбрость, будто перед боем.
   Дверь распахнулась. Вошли тюремщики. У каждого длинная палка и копье, за поясом кнут. Райдэн не обратил на них внимания, сосредоточившись на внутреннем мире. Пусть делают что хотят.
   Один тюремщик закрыл дверь и встал около, опершись на палку. Другой — грубое животное, левый глаз запечатан морщинистым шрамом — навис над Райдэном.
   — А-а, могучий воин, — насмешливо говорил кривой. — Лежишь на полу, словно грязная свинья. Ну-ка скажи мне правду, ты убил Ниу Юкико?
   — Никого я не убивал. Не делайте мне больно, я хорошо заплачу.
   Кривой расхохотался.
   — Чем заплатишь? — Он рывком разорвал ветхое кимоно Райдэна, нашел кошелек и вытряс на пол три дзэни. — Этим? — Напарник хихикнул. — Хочешь, я докажу тебе, что великий Райдэн лжет? — предложил ему кривой. Он отставил палку и вытащил кнут.
   Кожаная лента свистнула в воздухе, опустилась на Райдэна, но не вызвала крика.
   — Я не убивал, — прошептал борец.
   — Нет, убил, — возразил кривой. — Убил Юкико и Нориёси и бросил трупы в реку. Признайся!
   — Нет.
   Кнут вновь свистнул.
   — Ты убил их.
   — Нет.
   — Да. Скажи: я убил Юкико, я убил Нориёси.
   Снова и снова взлетал кнут, опять и опять звучало обвинение. Мир съежился до жуткой хари палача. Райдэн понял, за что его наказывают. За избиение борцов, за разгром тренировочного зала, чайных домиков и борделей. Но разве в этом лично он виноват? Это все его демон. А сам Райдэн совсем не плохой человек, просто неудачник.
   — Нет... Не я... Не заслужил... Хороший человек... Настоящий самурай. Нет. Нет. — Слова с бульканьем вытекали из окровавленного распухшего рта.
   Кривой взялся за копье.
   У Райдэна не выдержали кишки и мочевой пузырь. Пол под ним стал скользким от крови, мочи и фекалий. Тем не менее на каждый удар он упрямо отвечал:
   — Нет. Не убивал.
   И кривой сдался.
   — Крепкий орешек, — сказал он напарнику. — Похоже, он говорит правду.
   Изувеченное тело Райдэна расслабилось. Надежда затеплилась в затуманенном болью мозгу: может, они оставят его в покое?
   Напарник что-то пробормотал. Тюремщики покинули камеру.
   — Милостивый Будда, — благодарно прошептал Райдэн.
   Теперь он купался в слезах радости, ожидая освобождения. Но шло время, никто не приходил. Райдэн забеспокоился. Руки и ноги онемели от веревок. Хотелось помыться, выпить вина, наложить на раны лекарства.
   — Эй, — прохрипел борец. — Вернитесь. Выпустите меня.
   Дверь открылась. Вошли мучители. Улыбка кривого заставила Райдэна содрогнуться от ужаса. Дымно-металлический запах ударил в ноздри. Райдэн понял все.
   — Нет! Только не нэто-дзэмэ! Не надо!
   Кривой перевернул его на живот. Не имея сил сопротивляться, Райдэн молил о милосердии. Он рыдал и пускал слюни.
   Копье распороло спину сверху донизу. Он заскрежетал зубами от жгучей боли.
   — Пожалуйста, я заплачу сколько угодно... Я раздобуду... У-у-у!
   Кривой раздвинул копьем края разреза. Напарник наклонился и начал переворачивать кувшин.
   — Ай-й-й!
   Расплавленная медь тонкой струей полилась в рану. Райдэн чуть не сошел с ума от боли. Крича и плача, он слышал, как шипит, запекаясь, плоть. Напарник приподнял кувшин.
   — Ты убил Нориёси и Юкико? — издалека донесся голос кривого.
   Райдэн не смог ничего ответить, лишь закричал, когда медь снова полилась в рану.
   — Отвечай, свинья. Ты убил их?
   Краем сознания борец понимал, что если сознается, то ему конец. Но и далее терпеть пытку он был не в состоянии.
   — Я не знаю, — взвыл он, надеясь, что правда удовлетворит мучителей.
   Издевательский смех кривого свел его надежду к нулю.
   — Ты убил их. Признавайся!
   Целый водопад жидкого огня вылился на спину. Крик Райдэна поднялся до такой высоты, что застрял в горле. Напарник вылил на него все, что было в кувшине. Медь расползалась по коже. Райдэн забился в страшных конвульсиях.
   — Д-д-д-да!!!
   И потерял сознание.
   Когда он пришел в себя, его отвезли на телеге в суд.
   Старый лысый судья тонким голосом произнес:
   — Райдэн, ты признался в убийстве Ниу Юкико и Нориёси. Я приговариваю тебя к смерти.
   Его повезли к месту казни. Борец то бредил, то затихал. Ему чудилось, что он ведет непрерывный поединок с безликим противником. Каким-то образом он знал, что это — его демон, его половина, с которой он боролся и которую ненавидел последние три года. Зрители кричали и топали ногами. Райдэн пятился за черту круга...
   Райдэн очнулся. Он лежал на телеге. Над ним висело блеклое небо. Где-то поблизости шелестела река. Ринг и демон исчезли, но Райдэн по-прежнему слышал крики и топот зрителей. Он повернул голову, поморщившись от боли.
   — О нет, — пробормотал он.
   Роль зрителей исполняли вороны. Взмахивая крыльями, пронзительно каркая, они вонзали клювы в гниющие обезглавленные трупы рядом с Райдэном. Борец с трудом повернул голову в другую сторону. Какие-то люди сколачивали деревянный крест. Стук молотков напоминал топот из его видения. Лобное место у реки, сообразил Райдэн. Какое позорное для самурая место смерти!
   Стыд и печаль по уходящей жизни захлестнули его. К горлу подступили рыдания. Борец подавил их. Отдавая последнюю дань бусидо, он со стоической отчужденностью ожидал конца своих страданий. По крайней мере злой демон умрет вместе с ним.
   Пыхтя от натуги, его подняли и привязали к кресту. Райдэн посмотрел в сторону реки. Берег был уставлен высокими кольями с насаженными головами. Легкий туман вился над коричневой водой. Несколько рыбаков с лодок наблюдали за происходящим. Солнце призрачно-белым шаром висело у горизонта. Райдэн закрыл глаза.
   Крик палача заложил уши.
   Копье вонзилось в грудь.
   Волна боли подхватила Райдэна и понесла прочь из этого мира. Он увидел красное пульсирующее марево. Оно начало быстро тускнеть и вдруг вспыхнуло. Борцовский ринг. Демон наступает. Райдэн пятится за черту жизненного круга. Из последних сил он шагнул вперед, схватил демона и повлек за собой. Взрыв торжествующей радости.
   Потом наступило ничто.

Глава 19

   Сано не был в Эдо всего пять дней, но ему казалось, что прошла целая вечность. Он с трудом вспомнил, что скоро Новый год.
   Хозяйки и торговцы выметали сор из дверей, чистили жилища и магазины, просушивали постельные принадлежности на балконах.
   — Демоны из дома! Богатство в дом! — скандировал народ.
   Лавки ростовщиков ломились от посетителей: клиенты спешили рассчитаться с долгами старого года. Сосновые лапы, стволы бамбука и позолоченные гирлянды украшали каждую дверь. Рисовые пирожные лежали на притолоках дверей и карнизах окон: взятка предлагала злым духам лететь куда подальше. На рынке покупатели толпились вокруг прилавков, стараясь запастись провизией: в праздник стряпать было нельзя. Продавцы моши лепили из клейкого риса плотные вязкие шарики, которые через три дня все будут дарить друг другу в огромном количестве.
   Радостное возбуждение царило в городе, жители предвкушали самый большой праздник в году: Сецубун, канун Нового года.
   Сано ехал, печальный и уставший, по ярким полуденным улицам. Никогда любимый праздник не значил для него так мало. Урна с прахом Цунэхико, которую он забрал на обратном пути в Тацука, выпирала из седельной сумки, напоминая о том, что предстояло сделать. Нужно поймать убийцу и отомстить за смерть друга, не поступясь честью семьи. Нужно разгадать тайну госпожи Ниу и избежать нападения незримого преследователя. Нужно, более чем когда-либо, добиться от судьи Огю разрешения заниматься расследованием... и позволения допросить молодого господина Ниу. Сано горько усмехнулся. Шансы на успех ничтожны. Огю, который с таким рвением защищает семью Ниу, вряд ли обрадуется, когда узнает о визите к Мидори. Но без ее заявления улик против господина Ниу нет. Придется рассказать Огю о Хаконэ.
   Войдя во внешнее служебное помещение здания суда, Сано сразу понял: что-то не так. Клерки, посыльные и слуги побросали работу и уставились на него. От смущения лицо зарделось. В ушах зазвенело от тишины. Вдруг, словно по команде, все отвели глаза и зашептались.