Роун Мелани. Звёздный Cвиток (Главы 15-31, Принц драконов - 2)

   Самозванец получил каравай и солонку, а фиолетовый пояс Масуля украсился пряжкой в форме полого золотого круга, перечеркнутого золотым лучом. Затем Мийон, хитро усмехаясь, подозвал к себе одного из оруженосцев, и испуганный вздох пронесся над публикой, увидевшей последний из даров и вспомнившей, что традиционным подарком Кунаксы, где жили лучшие кузнецы континента, был меч.
   Опоясавшись великолепным клинком в роскошных ножнах с эфесом, украшенным аметистами, Масуль прошел несколько шагов и насмешливо поклонился Рохану, Сьонед и Полю. Рохан коротко кивнул в ответ, сдерживаясь из последних сил. Сьонед, разгневанная не меньше, встретила приветствие Масуля угрюмым взглядом. Но именно мальчик, юный и неопытный, спас их от неминуемой катастрофы.
   Поль был совершенно спокоен. Его гордый, звонкий голос разнесся по всему заросшему травой холму:
   - Кое-что портит твой внешний вид. Масуль выпрямился и захлопал глазами.
   - О чем вы говорите?
   - Твой пояс. - Уголки рта Поля приподнялись в холодной усмешке. Фиолетовое с оранжевым - ужасная ошибка в сочетании цветов, особенно на взгляд "Гонца Солнца". Я уверен, что это действительно была ошибка.
   - Фиолетовый цвет - цвет Принцевой Марки, - пренебрежительно ответил Масуль этому мальчишке-принцу, которого он мог разорвать пополам.
   - А Принцева Марка, - любезно сообщил ему Поль, - принадлежит мне. Исправь ошибку и смени пояс.
   Если он откажется, тут начнется кромешный ад. Если послушается...
   Мийон шагнул вперед и что-то настойчиво зашептал ему на ухо. Лицо самозванца по очереди то темнело, то краснело. Мийон сказал что-то еще, а затем вернулся обратно. И Масуль, спасая то, что можно было спасти в этой проигранной битве, отстегнул золотую пряжку, только что украшавшую его талию.
   - Как пожелаете... милорд, - добавил он после оскорбительной паузы. Вид человека, удерживающего хлеб, соль и меч и одновременно пытающегося снять пряжку с кожаного пояса, вызвал улыбки и даже откровенные взрывы хохота. Но Поль с поразительным самообладанием ждал, чем кончится попытка Масуля сохранить достоинство и в то же время подчиниться требованию, которое тот не мог отвергнуть. Поль был в своем праве. Принцева Марка все еще принадлежала ему. Открытое неповиновение было бы верхом глупости.
   Наконец длинная полоса фиолетовой кожи вылезла из штанов. Масуль держал ее в кулаке с таким видом, словно душил ядовитую змею. Поль был достаточно мудр, чтобы не протягивать руки: это позволило бы Масулю демонстративно швырнуть пояс в грязь. Таллаин молча подошел к Масулю сбоку; не дав самозванцу опомниться, оруженосец взял у него из рук пояс, свернул его кольцом и вернулся к своему посту у владетельной троицы.
   Поль милостиво кивнул.
   - Ну вот, так намного лучше, и туника твоя выглядит более приятно. Мы даем тебе позволение удалиться. Зеленые глаза Масуля буравили его насквозь.
   - Держи свой драгоценный цвет, князек, - насмешливо сказал он.
   - Непременно, - ответил Поль.
   Сопровождаемый Мийоном, Масуль принялся спускаться с холма. Но не успел он скрыться из виду, как кто-то неизвестный хрипло выкрикнул имя Поля.
   Андри, следивший за этой сценой затаив дыхание, громко засмеялся и присоединился к родным, устремившимся навстречу Рохану, Сьонед и Полю. Если на склоне холма и присутствовали тайные сторонники претендента, то они быстро изменили свое мнение при виде маленького словесного триумфа Поля.
   Немного погодя, когда все спускались к лагерю, Аласен догнала Андри и спросила:
   - Конечно, Поль был великолепен, но зачем понадобилось посвящать этого человека в рыцари?
   - Да, пожалуй, это было сделано не только для того, чтобы позлить нас, - согласился Андри.
   - Ну, наш молодой принц сегодня был неподражаем! - раздался голос Оствеля, шедшего позади с Рияном и Чейном. - Я думал, самозванца хватит удар! Поль поистине сын своего отца!
   - За что Масуль и не устает его проклинать, - с усмешкой откликнулся Чейн. - Слушай, извини, но я тороплюсь в лагерь. Хочу обо всем рассказать старику Ллейну.
   - Только осторожно! - крикнул ему вслед Оствель. - Смотри, как бы у него от смеха не начались колики!
   - Милорд, - обратилась к Оствелю Аласен, - я все еще не понимаю, почему...
   - Да просто чтобы сделать назло, миледи, - быстро откликнулся Риян. Отец, Таллаин говорит, что мы должны немедленно встретиться с их высочествами. Лучше поторопиться.
   - Конечно. Андри, ты позаботишься, чтобы принцесса Аласен благополучно добралась до шатра ее отца? Похоже, мы сильно отстали от его высочества.
   Андри позаботился бы о ее благополучии даже если бы на них внезапно налетела сотня конных рыцарей. Подозревая, что лицо выдает его, он пробормотал:
   - Конечно, милорд.
   - Хорошо. Я оставляю вас в его надежных руках, миледи. - Оствель снова улыбнулся Аласен, и она ответила ему улыбкой.
   - Они так ничего и не сказали, - заметила принцесса, когда Оствель с Рияном ушли.
   - Нет. - Андри не сумел позаботиться о собственном благополучии. Миледи... Аласен...
   Она вспыхнула, и его сердце не выдержало. Прошло очень много времени, прежде чем они вспомнили, что собирались идти в лагерь ее отца.
   * * *
   Андраде подняла глаза. Оствель перекинул через руку ее плащ; лицо его было в тени. Не горело ни одной лампы, и просвечивавшие сквозь белую парусину лучи заходящего солнца окутывали их серым полумраком. Она встала, пригладила волосы и позволила Оствелю накинуть на себя плащ.
   - Миледи...
   - Нет! - Она услышала свой голос, резкий от нервного напряжения и сжала кулаки, скрытые складками просторного плаща. - Нет, - повторила она более мягко. - Все будет хорошо.
   - Значит, я так и не смог переубедить вас?
   - Конечно, нет. Поторопись. Это нужно сделать до восхода лун. Все собрались?
   - Да.
   - Тогда поскорее покончим с этим. Масуль въелся мне в печенки.
   - Как и всем нам, - буркнул Оствель. В бледно-желтом небе стояло закатное солнце. Андраде поднялась на холм, где днем состоялось посвящение в рыцари. В воздухе чувствовался запах дождя и страха - нет, не ее собственного... Андраде стояла рядом с кругом, который образовали те, кто поднялся на вершину раньше. Двадцать пять человек кольцом стояли вокруг пустого очага, образовав ожерелье из принцев вперемежку с фарадимами. Когда к ним присоединились Андраде и Уриваль, это число достигло двадцати семи. Три перемноженные тройки, строго предписанные для того ритуала, который она собиралась совершить. Как и пресловутая леди Мерисель, Андраде считала магию чисел абсурдом, но не дерзнула бы нарушить традиции неизвестного ей обряда.
   Андраде тщательно спланировала расстановку сил, как политических, так и фарадимских. Хотя в Звездном Свитке об этом ничего не говорилось, чутье подсказало ей поставить две соперничающие силы точно напротив друг друга. Как обычно, в качестве "Гонца Солнца" Пустыни выступала Сьонед: Рохан, глаза которого потемнели от чувства вины, находился от нее справа. Поль настоял на своем праве представлять Марку, номинальным правителем которой он являлся, ибо Пандсала все равно не могла присоединиться к кругу поскольку людям, образы которых могли появиться при этом виде магии, запрещалось принимать непосредственное участие в обряде. Тобин, несмотря на свои три жалких кольца и отсутствие обучения в Крепости Богини, играла при Поле роль его "Гонца Солнца". С другой стороны круга находились Мийон Кунакский и четыре других принца, которые поддерживали Масуля. Между ними стояли фарадимы, в число которых входила и Холлис. Чейл выбрал своим "Гонцом Солнца" Рияна. Андри попросил у Волога разрешения быть его фарадимом и получил согласие. По другую сторону от него стоял Ллейн, следом за которым шел Мааркен. Леди Энеида представляла Фирон; рядом с ней находился Уриваль. Юный Сеяст вызвался быть фарадимом Давви. Они замыкали круг, стоя слева от Сьонед. Все они смотрели на Андраде со смешанным чувством осторожного ожидания, тревоги и просто любопытства. Леди подала знак, и Уриваль снял с нее плащ. На расстеленном на траве одеяле были аккуратно разложены поблескивавшие ножи и мечи. Оствель присматривал и за ними, и за Масулем с Чианой, которые также не могли быть частью круга. Снаружи находились и другие: Чейн и Сорин с Аласен; Тилаль и Костас рядом с Геммой и Данлади. Пандсала стояла отдельно. Принцесса-регент казалась спокойной и уверенной в себе, однако ее выдавали глаза, обведенные темными кругами.
   У Киле хватило дерзости приблизиться к Андраде; одного ледяного взгляда хватило, чтобы заставить ее молча вернуться к Масулю. Самозванец смотрел на леди Крепости Богини, иронически приподняв бровь, но если выражение его лица и напомнило Андраде Ролстру, она приказала себе забыть об этом.
   Леди кивком указала Уривалю его место и сама вошла в круг, остановившись у очага. Составленные треугольником поленья ожидали прикосновения Огня фарадимов. Андраде следила за опускающимся солнцем и постепенно темнеющим небом. В ее распоряжении оставался лишь краткий миг между заходом солнца и восходом лун; эта магия совершалась только при звездах. Когда на востоке замерцала первая крошечная звездочка, она подняла украшенную кольцами руку, и вперед вновь шагнул Уриваль, державший фляжку. Он вынул из кармана маленькую золотую чашу и налил в нее вина, приправленного дранатом.
   Андраде быстро выпила, и в голове сразу запульсировала боль. Она сделала еще один глоток; боль сменилась вспышкой невероятного, почти сексуального наслаждения - кровь быстрее побежала по жилам, воздух стремительно наполнял легкие... По всему ее телу распространилось тепло, высвобождая такую силу, о которой Андраде и не подозревала; Звездный Свиток не давал об этом ни малейшего представления... Пока она пила, небо потемнело. И тут ей показалось, что все звезды разом взорвались, испустив миллионы разноцветных лучей, из которых она могла соткать ткань воспоминаний.
   Когда внезапно вспыхнули поленья, Андраде слегка вздрогнула. Пока она пыталась вспомнить, успела ли пожелать этого, Огонь бешено рванулся в мерцающее огоньками вечернее небо. Кто-то ахнул; может быть, она сама. Этого она не знала и, честно говоря, не желала знать. Андраде пронизывала такая сила, которой она доселе не имела. Эта чарующая сила пела внутри, обещая неслыханные наслаждения ума, тела и духа. Чистый, всемогущий, бесконечно усиливавший тот огромный дар, благодаря которому Андраде и стала леди Крепости Богини, дранат гудел в ее венах, и она чуть не рассмеялась.
   Андраде потянулась за энергией стоявших в кругу "Гонцов Солнца" и под строгим контролем дисциплинированного ума сплела их цвета в сверкающую ткань. Но этот покров существовал лишь мгновение; затем он всосался в плоть Андраде и стал частью ее бесконечно увеличившейся силы. Так вот он каков, этот колдовской способ, которого она так боялась! Как глупо! Подъем был головокружительным. Она и думать не могла о падении.
   Повернувшись лицом к пламени, с каждой ее мыслью вздымавшемуся выше и выше, Андраде без всякого усилия вызвала воспоминания, которые должны были ожить в струйках дыма, поднимавшихся над красно-золотыми углями. Если вокруг и прозвучали испуганные и удивленные вздохи, она их не услышала. Андраде парила на крыльях силы, певшей ей славу.
   На мерно движущейся поверхности Фаолейна плавно покачивается парусная барка, в ночном небе ярко горят звезды. На кровати лежит Палила корчащаяся в схватках. Появляется Янте, ее губы беззвучно шевелятся; выходящая из каюты Андраде видит, что принцесса сидит рядом с любовницей Ролстры и гладит ее руку. Крутая, темная лестница; узкая, тусклая комната, в которой под присмотром Пандсалы рожают две женщины. Третья неистово прижимает к груди новорожденного. Андраде делает для рожениц все, что может, а потом идет на палубу. Темнота тошнотворно вращается вокруг нее. Кажется, что испещренная звездами вода поднимается и вот-вот поглотит "Гонца Солнца". Когда мир перестает кружиться, она делает глоток из фляжки моряка.
   На мгновение два воспоминания перекрывают друг друга: на лицо доброго моряка накладывается лицо зеленоглазого Щупа настоящего отца Масуля.
   Запертая дверь каюты Палилы. В коридоре толпятся женщины, которые пытались помочь роженице. Андраде стучит в вырезную дверь, ее кольца мерцают в свете висящего неподалеку фонаря. Внезапно дверь распахивается настежь.
   В проеме стоит улыбающаяся Янте, держа в руках фиолетовый сверток.
   Палила лежит, откинувшись на подушки, и триумфально улыбается. Андраде оборачивается и видит, что Янте исчезла. Она торопится в коридор. Там стоит Янте с ребенком. Принцесса отводит от крошечного личика край одеяла. Внезапно появляется Пандсала, держа в руках другого младенца, завернутого в такое же расшитое золотом фиолетовое покрывало. Ее лицо застывает от ужаса при виде Андраде.
   Узкий проход заполняет фигура Ролстры - высокого, широкого в плечах, с горящими зелеными глазами. Пока Андраде смотрит на него, Янте, Пандсала и дети, которых они держат в руках, исчезают из поля ее зрения.
   Все пятеро и двое младенцев в фиолетовых покрывалах остаются в каюте одни, Андраде забирает одного из новорожденных. Палила кричит, Ролстра подносит канделябр к волосам своей любовницы, та превращается в живой факел, а ребенок в руках Андраде протягивает блестящие ноготки к ее глазам...
   Ее схватила какая-то посторонняя сила, в мозг вцепились когти дракона. Андраде не смогла удержать видение, которое закружилось, рухнуло и снова соединилось с пламенем. Она вскрикнула от раскалывавшей череп мучительной боли. Чуждая, злобная, неистовая сила прикоснулась к мозгу Андраде и принялась рвать его в клочья, изгоняя цвета фарадимов; то, что добавляло ей силу, исчезло. Осталась одна Андраде с отравленной дранатом кровью и глазами, ослепшими от падавшего на землю света звезд.
   Умная Андраде, сказал насмешливый голос в ее мозгу. Слишком умная! Дерзнувшая воспользоваться моей силой! Теперь узнай, что такое настоящее колдовство!
   Она закричала, упала на колени, обеими руками вцепилась в горящую огнем голову и кричала, пока не потеряла голос.
   * * *
   При первом же крике Андраде круг распался. "Гонцы Солнца" шатались, некоторые падали на траву, других поддерживали перепуганные принцы. Мааркен с трудом доковылял до Холлис, которая без чувств лежала у ног Мийона. Поль с дико блуждавшими глазами вцепился в тихо стонавшую от боли Тобин. Рохан, который едва успел подхватить оседавшую на землю Сьонед, громко звал Чейна и Оствеля. Рев бушевавшего пламени перемежался жуткими воплями.
   Уриваль, девять колец которого заполыхали пламенем, стоило только Андраде приняться за работу, первым вырвал свои цвета из перепутавшегося сплетения. Пусть Сьонед разделяет остальных, пусть позаботится о них! Он бросился на колени рядом с Андраде и обвил ее руками. Голова его была готова взорваться, искаженное лицо озаряли багровые отсветы беснующегося пламени. Он завернул Андраде в свои собственные цвета, тщетно пытаясь защитить ее от подкрадывающейся тьмы. Другие тоже были в опасности, но у него не было для них времени. Не сейчас, когда ее крики начинали слабеть. Казалось, кольца прожгут ему пальцы; он рыдал и бормотал проклятия, не отрывая губ от золотистых с проседью волос Андраде...
   Риян, Андри, даже не стоявшие в круге Пандсала и Аласен - все фарадимы готовы были лишиться чувств от внезапной мучительной боли, причины которой не мог понять никто из них. Распутавшееся плетение Андраде превратилось в хаос цветов. Мокрая от пота Сьонед билась в объятиях Рохана, пытаясь распутать слепящий вихрь узоров, которого не видел никто из не владевших даром. Поль, передав Тобин в сильные руки Чейна, сделал несколько мучительных шагов к матери и обвил руками ее талию. Она вскрикнула, крепко прижала к себе его белокурую голову и принялась первым делом выпутывать из клубка сверкающие цвета сына. Вскоре он опустился на траву - потрясенный, трепещущий, но спасенный.
   Сьонед отчаянно торопилась успеть закончить работу, пока к затемненному сознанию фарадимов не подкралась угрожающая тень. Она бешено вырывала клочья черного тумана, в которых почти терялись изящные узоры спектров "Гонцов Солнца". Наконец по телу прошла судорога, и она забылась в объятиях Рохана...
   Пламя внезапно погасло, словно накрытое гигантской ладонью, и Сегев тут же рухнул наземь. Никто не обратил на него внимания: его реакция ничем не отличалась от реакции Других "Гонцов Солнца". Но только он один знал: Мирева наконец отпустила его и погасила пламя, которое разожгла благодаря ему. Он лежал рядом с остальными, тяжело дыша и прислушиваясь к готовому замереть биению собственного сердца.
   Принц Ллейн захромал туда, где в объятиях Уриваля лежала Андраде, с трудом опустился на колени и поднял ее безжизненно висевшую руку. Гордое лицо старика сморщилось от горя.
   К Рохану, склонившемуся над женой и сыном, подошли Чадрик и Аудрите. Он отмахнулся от их сочувственно протянутых рук, с ужасом глядя на мертвенно спокойное лицо Сьонед и дрожащее тело Поля. Аудрите бормотала что-то успокаивающее, но в глазах ее застыла тревога. Чадрик сжал плечо Рохана и сказал:
   - С ними все будет в порядке. Ты нужен другому человеку.
   Рохан поднял глаза, посмотрел туда, куда указывал взгляд Чадрика, и увидел лежащую Андраде. Он крепко зажмурился и затряс головой, не желая осознавать увиденного. Затем Рохан открыл глаза... Он нежно притронулся к волосам сына, к изуродованной шрамом щеке Сьонед и пошел к Андраде.
   Беспомощная, задыхающаяся Аласен всхлипывала в объятиях Оствеля. Давви поддерживал Клуту, пепельное лицо и стеклянные глаза которого говорили о потрясении, мало чем отличавшемся от шока "Гонцов Солнца". Взгляд опытного воина, привыкшего в пылу битвы отличать друга от врага, машинально замечал все: Сорина, склонившегося над братом-близнецом; Лиелла и Киле, отпрянувших при виде идущего мимо Рохана; повисшую на руке Халиана и готовую забиться в истерике Чиану; скорчившуюся на земле, обхватившую собственные колени Пандсалу; Тобин, лежащую в объятиях мужа; Костаса и Чейла, помогающих подняться пришедшему в себя Рияну; сбившихся в кучку, испуганных Велдена, Кабара и Пиманталя.
   Первым дар слова обрел Масуль. Голосом, похожим на скрип ножа по стеклу, он сказал Мийону:
   - Кажется, ничто не доказано. За исключением того, что они и не могут ничего доказать.
   Самозванцу негромко, но яростно ответил Тилаль:
   - Закрой рот, пока я не вырезал в тебе еще одну дырку - ему для компании!
   - Это что, угроза? - весело спросил довольный Масуль.
   Гемма, прильнувшая к груди Тилаля, гордо выпрямилась.
   - Ублюдок! - гневно прошипела она. - Лживый ублюдок! Угроза? Да я сама вручу ему меч, чтобы он сделал это!
   Рохан опустился на корточки рядом с Ллейном. Его горло свело судорогой, мешавшей задать вопрос, ответ на который мог оказаться страшным.
   Невозможно. Андраде не могла умереть. Рохан стиснул плечо Уриваля, и тот на мгновение поднял голову. В его золотисто-карих глазах не было осуждения. Только смертельная мука.
   Андраде слегка пошевелилась и открыла бесцветные, мутные глаза. При виде Рохана на ее губах появилась слабая улыбка.
   - Поль, - выдохнула она. - Спасен? Он безмолвно кивнул.
   - Сьонед?
   Он снова кивнул, и лицо Андраде стало спокойным. Очень тихо она позвала его по имени, и в голосе ее звучала такая любовь, что у Рохана чуть не разорвалось сердце.
   - Не ругай меня, - пробормотала она прерывающимся голосом. - Прости...
   Простить ee. Он задохнулся и прикоснулся к лицу тетки. Кожа была холодной.
   - Пожалуйста... Андраде, пожалуйста...
   - Прости... Я не смогла... доказать... - Ее взгляд тут же затвердел. Убей его, - отчетливо произнесла она.
   Рохан кивнул еще раз. Андраде нашла глазами Ллейна, и лицо ее приняло привычное властное выражение.
   - Он умрет, - сказал ей Ллейн. - Прощай, мой друг.
   Успокоившаяся Андраде опустилась в объятия Уриваля и посмотрела на него снизу вверх. Еще одна тихая, ласковая улыбка приподняла уголки ее губ. И когда свет исчез из глаз Андраде, она все еще смотрела на него.
   * * *
   Никому другому он не позволил бы притронуться к ней. Он сам снес ее с холма, слепой от слез, которые холодный вечерний воздух превращал в бежавшие по щекам ледяные ручьи. Они шли следом: принцы и фарадимы, враги, друзья, кровь от ее крови, люди, созданные Ролстрой и ею... Он крепко прижимал ее к себе, видя, как ветер шевелит серебристые пряди над ее лбом, видел, как свет восходящих лун заставляет мерцать ее десять колец, цепочки и браслеты. Скоро он снимет их - все, кроме десятого кольца на среднем пальце левой руки - и раздаст родственникам. И одно из них достанется на память Сьонед. Но десятое кольцо он оставит на том пальце, на который надел бы свое кольцо, если бы задолго до того ее не призвала Крепость Богини. А тонкие цепочки он оставит себе.
   Он слышал, как другие исчезали, подходя к освещенному факелами лагерю. Кое-кто тихо плакал, остальные их успокаивали, что-то бормоча о скорби и политических последствиях... Он внес ее в белый шатер и осторожно положил на кровать.
   Верховный принц был единственным, кто дерзнул последовать за ним. Рохан взял висевшее в изножье легкое одеяло и бережно укрыл тетку.
   - Они с моей матерью были близнецами, но не слишком походили друг на друга, - тихо сказал он. - А сейчас их лица стали одинаковыми.
   Уриваль понял. Милар всегда была ослепительной, яркой красавицей. Гладкое лицо мертвой Андраде тоже стало прекрасным; его спокойствие заставляло забыть о том, что в этом теле жил беспокойный, нетерпеливый дух, сегодня вечером вырвавшийся на свободу. Он сложил ее руки на одеяле и кончиком пальца по очереди притронулся к каждому кольцу.
   - Прости меня, - прошептал Рохан.
   Уриваль посмотрел в его глаза и покачал головой.
   - Ты лучше всех знаешь, что она никогда бы не сделала того, чего не хотела сама.
   - Если бы я не...
   Он нетерпеливо вздохнул. Неужели Рохан не мог переживать свою вину где-нибудь в другом месте и с миром оставить его наедине с нею?
   - Если бы не было Звездного Свитка, если бы сучки Янте и Пандсала не устраивали заговоры, если бы Андраде не приняла Сьонед в Крепость Богини... Я мог бы продолжать до бесконечности. Прощать тут нечего. - Он помолчал и пожал плечами. - Может быть, когда-нибудь ты поверишь этому.
   - Может быть...
   Они долго сидели молча. Наконец Уриваль сказал:
   - Ты должен знать. Ее кольца и титул унаследует Андри.
   - Андри? Голубые глаза почти того же цвета, что и у Андраде, так же оценивающе прищурились. Уриваль понял, что эхо воспоминаний о ней будет преследовать его до конца жизни. Но никогда ее черты и манеры не повторятся в ком-нибудь другом. Никогда.
   - Он же совсем ребенок, - сказал Рохан.
   - В его возрасте ты стал правящим принцем. Это ее выбор. Единственный выбор, который она могла сделать. Не ради будущего Поля, но ради всех фарадимов. Ты не знаешь его силы... впрочем, он и сам ее не знает. - А когда узнает, помоги нам Богиня, мысленно добавил он.
   - Ну, если этого хотела Андраде... - Рохан прочистил горло. - Мне жаль его, Уриваль.
   Вновь последовало молчание, грозное и напряженное, словно тучи, не пролившиеся дождем.
   - Я не слышал драконов, - внезапно сказал Уриваль.
   - Драконы перед рассветом - смерть перед рассветом, - вполголоса вспомнил Рохан. - Да... Я бы тоже ждал этого.
   Раздался тихий шаркающий звук, оба обернулись и увидели медленно входящего в шатер принца Ллейна.
   - Тебя зовет жена, - сказал он Рохану, и тот сразу встал. - Не бойся, малыш, все в порядке. Чадрик и Аудрите позаботились о ней и о Поле. - Он сел в кресло, которое освободил Рохан, и сложил руки на трости с головой дракона. - Но ты все равно иди. Мы посидим с ней.
   Когда Рохан ушел, Ллейн вздохнул и покачал головой.
   - Я всегда думал, что ветер понесет мой пепел к ней, в Крепость Богини... а теперь буду следить за тем, как ее "Гонцы Солнца" вызывают для нее Огонь.
   Уриваль кивнул.
   - Ты любил ее, как и я.
   - Нет, не как ты. Я истратил всю свою любовь на жену, сорок шесть лет прошло с тех пор, как она умерла. Я вижу ее в сыне и внуках, но это не то же самое.
   - Нет, совсем не то же.
   - Конечно, Масуль умрет за это, - продолжил Ллейн. - Если бы я был моложе, сделал бы это собственными руками. Но послушай меня, "Гонец Солнца". Ты тоже не сделаешь этого.
   Уриваль никогда никого и пальцем не тронул, тем более с помощью своего дара; он подивился, как Ллейн мог догадаться о том, что у него на уме.
   - Если я позволю, она будет дышать мне в затылок весь остаток моих дней. Она упрямая женщина, твоя Андраде.
   Да, подумал Уриваль, она все-таки умерла первой и оставила его одного.
   - Ничего, если я посижу с тобой? Похоже, ночь будет долгой.
   - Нет, ничего. Думаю, она бы хотела, чтобы ты побыл здесь.
   - Спасибо, милорд. - Ллейн склонил перед Уривалем голову, как будто тот был по меньшей мере верховным принцем. - Тогда я останусь. Посидим вместе.
   ГЛАВА 25
   В эту тревожную ночь на долю стражей выпала нелегкая служба. Сейчас, когда умерла сама леди Крепости Богини, лагерь казался окруженным ужасами. Они вздрагивали от каждого шепота, шарахались от теней, отбрасываемых на тонкие стены палаток горевшей в них одинокой свечой. Они пытались не обращать внимания на порывистые жесты нетерпения, боли или смертельного страха, на бессильно разведенные, сжатые или искавшие друг друга руки. Давно опустились в уютные объятия гор Вереш луны; давно улеглись спать те, кого сморили бурные события минувшего дня и вечера; давно погасли сигнальные костры, и только звезды озаряли лагерь бледным серебристым светом, а в разноцветных шатрах все не смолкал и не смолкал шепот.