Роун Мелани. Звёздный Cвиток (Главы 15-31, Принц драконов - 2)

   Когда в проходе появился продавец фруктового мороженого, Рохан сунул ему несколько монет и купил три порции. Тобин отняла у брата чашку с яблочным мороженым.
   - Это я взял для себя! - возопил Рохан. - Я платил, мне первому и выбирать!
   - Замолчи и веди себя прилично, - посоветовала Тобин, передавая брату моховичное мороженое, которое тот сунул ей. - Люди могут подумать, что тебе все еще двенадцать лет.
   - Эгоистка! Как будто неродная! - проворчал он. - Посмотри-ка, там Сорин! - Когда Тобин отвернулась, он выхватил у нее из рук яблочное и вновь заменил его моховичным.
   - Рохан! - Тобин ткнула его локтем в ребра.
   Сьонед чуть не расхохоталась.
   - Еще минута, и вы оба впадете в детство и начнете играть в драконов. Ай да верховный принц, ай да леди Радзинская! Лучше скажите мне, как зовут того красавца, на котором скачет Сорин. Он похож на сына Пашты.
   - Так оно и есть. Это Джосенель, близнец принадлежащего Андри Майсенеля. Когда мальчики стали оруженосцами, мы подарили каждому по хорошему коню. Рохан, отдай мороженое!
   Он держал чашку с яблочным так, чтобы сестра не могла до нее дотянуться.
   - По хорошему коню? Да это же стальные мышцы, обтянутые солнечным светом! Он выиграет у остальных три корпуса и хвост!
   - Пашта никогда не производил на свет лучшей пары, - сказала Тобин. Можешь не спорить, братишка. - Она лизнула подтаявшее мороженое, которое держала в руках, и состроила ему гримасу. - А оно вкуснее, чем твое яблочное!
   - Ах, вкуснее? - Он попытался снова обменять чашки, и брат с сестрой рассмеялись как дети.
   Увидев следующую лошадь, Сьонед, на чье мороженое из зимней вишни никто не покушался, моментально перестала улыбаться.
   - Рохан... глянь-ка, кто едет на жеребце лорда Кадарского...
   Он оглянулся. С его лица медленно сошла веселость, в глазах погас огонек.
   - Ну? - подтолкнула Тобин. - Я жертва преклонного возраста, и глаза у меня уже не те, что прежде. Кто это?
   - Масуль, - без всякого выражения отозвался Рохан.
   Казалось, что все увидели самозванца одновременно. Звучавшая на трибунах оживленная речь сменилась мертвой тишиной. Откуда-то донеслось последнее нервное хихиканье и все смолкло. Масуль сидел на великолепном гнедом жеребце. Характерная белая звездочка и белые бабки указывали на то, что конь был из конюшен лорда Кадарского. Однако молодой человек не носил цветов Реки Кадар. Сам лорд Колия был поражен при виде самозванца, сидевшего на одной из его лошадей. Масуль был одет в шелковую рубашку темно-фиолетового цвета Принцевой Марки.
   Он сбрил бороду, и каждый невольно обратил на это внимание. План полностью удался: теперь, кроме пугающе зеленых глаз, все волей-неволей увидели красивые очертания его щек и подбородка. Когда лошади проходили мимо трибун, Сьонед на мгновение встретилась с ним взглядом. Масуль довольно улыбался. В ней проснулся гнев: этот мерзавец посмел надеть цвета Марки! Слава Богине, Пандсала предпочла остаться в своем шатре. Рохан рассказал жене о том, как вела себя принцесса-регент на вчерашней встрече, и Сьонед поняла: окажись здесь Пандсала, она не постеснялась бы сорвать фиолетовый шелк с плеч Масуля.
   Принцесса метнула взгляд на мужа, казалось, раздумывавшего, не стоит ли нанести самозванцу оскорбление действием. В черных глазах Тобин полыхала ярость, щеки пылали, но Рохан в гневе бледнел и его лицо начинало казаться высеченным изо льда.
   Старт заезду давал сам Лиелл. Он поигрывал огромным красно-желтым флагом, в то время как плясавшие от нетерпения лошади выстраивались в линию. Сьонед посмотрела на дистанцию и с ужасом убедилась, что это была скачка до залива Брокуэл и обратно. На поле стояли препятствия; там, где лошади должны были покинуть дорожку и скакать в холмы, в ограждении был оставлен проход. Большая часть заезда была скрыта от глаз зрителей; там могло произойти что угодно. Она слишком хорошо знала это. Двадцать один год назад Рохан едва не погиб, принимая участие именно в этой скачке, победа в которой принесла Сьонед ее изумруды...
   Сорин похлопал Джосенеля по лоснящейся шее солнечного цвета, и жеребец отогнул белое ухо, прислушиваясь к словам хозяина. Сьонед посмотрела на других лошадей. Да, Сорина следовало считать фаворитом. Два всадника выступали на лошадях лорда Колии и несли его оранжево-белые цвета; двое в гладких красных рубашках представляли принца Велдена Крибского. Рядом с Сорином стояла еще одна лошадь Чейна; оба всадника были в красно-белом. Восьмая лошадь принадлежала лорду Сабриаму, о чем говорили оранжево-желтые цвета Эйнара, а девятый всадник - младший брат лорда Патвина - выступал в ярко-красной рубашке с голубыми полосами. Было ясно, что борьба между ними развернется лишь за третье место; за первое предстояло спорить Сорину и Масулю.
   Тобин, оправившаяся от первоначального шока, тем, кто был не знаком с нею, могла бы показаться образцом самообладания. Но Сьонед слишком хорошо знала золовку, и от ее взгляда не укрылась пульсирующая жилка на шее, ставшая заметной, когда Тобин наклонилась, чтобы поставить к ногам чашку с недоеденным мороженым. Затем она положила на колени маленькие, изящные, судорожно сжатые руки с побелевшими от напряжения костяшками. Казалось, Тобин руководило лишь вполне понятное желание матери, чтобы победу одержал ее сын. Но ледяное, лишенное выражения лицо Рохана говорило о большем. Сорин должен выиграть, сказала себе Сьонед. Обязан.
   Лиелл резко опустил флаг, и лошади полетели вперед, как стрелы, выпущенные из девяти луков. Оставив за собой облако пыли, они проскакали мимо трибун и исчезли за оградой. Публика ахнула, а затем вновь воцарилась странная, беспокойная, напряженная тишина.
   И тут Сьонед сделала то же, что сделала много лет назад, когда Рохан скакал на Паште: не сходя с места и не привлекая к себе внимания, она быстро сплела тонкую солнечную ткань и полетела следом за всадниками, благодаря Богиню за то, что солнце светит ей прямо в лицо. Увидев девять лошадей, порознь скачущих к деревьям, она испытала смутное чувство, что кто-то еще наблюдает за ними, пользуясь солнечным светом - возможно, Мааркен или Андри, тревожившиеся за брата. Соблюдая осторожность, чтобы не дать перепутаться солнечной ткани, она скользнула к холмам и подождала, пока из рощи не появятся всадники.
   - Лидировал Масуль, Сорин держался следом, а все остальные отставали по крайней мере на два корпуса. На фоне темной гальки Джосенель казался пятнышком солнечного света. Сорин пригнулся к самой шее коня и настолько слился со своим жеребцом, что каждый шаг лошади судорогой мышц отдавался в теле всадника. Сьонед еще никогда не видела такой манеры езды. Чейналь, лучший конник континента, сидел на лошади прямо и непринужденно; Сорин же становился с нею одним целым.
   Из-под белых бабок гнедого, на котором ехал Масуль летели камни. Самозванец подошел к крутому, опасному повороту на полном ходу, и ему пришлось крепко натянуть поводья, изогнув шею животного, чтобы не сорваться в пропасть и не упасть в море. Оскорбленный жеребец споткнулся и сбился с шага; тем временем Сорин, лучше оценивший ситуацию, сбавил скорость и догнал Масуля.
   Шедший за ними всадник Велдена ошибся, и его испуганная лошадь, осев на задние ноги, резко остановилась у самого края обрыва. Человек вылетел из седла и исчез в пропасти. Конь, дрожа всем телом, захромал в сторону.
   Сьонед не стала ждать, пока все всадники минуют опасный поворот. Она вернулась на трибуны и увидела, что Рохан и Тобин внимательно смотрят на нее. Они только что сообразили, что Сьонед с ними не было.
   - Всадник сорвался со скалы, - сказала она. - Один из велденовских. Если он остался жив, то нуждается в помощи. Рохан коротко кивнул и оставил их, плечом прокладывая себе путь на поле. Тобин вцепилась в ее руку, но у Сьонед не было времени успокаивать золовку. Она снова сплела солнечный свет и полетела вперед, надеясь перехватить Сорина и Масуля еще до того, как они снова появятся из леса. Но лошади скакали быстрее, чем она думала. Деревья остались далеко позади. Взмыленный жеребец Масуля прижал уши и оскалил зубы; только железная хватка всадника мешала ему поддаться боевому инстинкту и броситься в атаку. Кровь капала с бедра гнедого, в которое его злобно укусил золотистый. Сьонед удивилась тому, что два боевых коня продолжают слушаться своих всадников.
   Сорин еще теснее прижался к шее лошади; его рубашку в клочья рвали низко расположенные ветки. Руки в перчатках держали поводья у самых удил. Три шага лошади шли голова в голову, а затем Джосенель начал выходить вперед. Внезапно прямо на пути Сорина ударил фонтан Огня. Его лошадь бешено шарахнулась, глаза коня побелели от страха. Джосенель врезался в гнедого, и огромный жеребец споткнулся. Придя в себя, лошади поскакали ноздря в ноздрю; даже снопы искр из-под их копыт взлетали в воздух одновременно. Сьонед увидела мелькнувший в воздухе гибкий конец хлыста Масуля и выгнувшуюся спину Сорина, в плечо которого впилась сталь. Когда юноша накренился в седле, Джосенель попытался сохранить равновесие. Масуль держал своего жеребца рядом с Сорином и проехал по самому краю Огня, толкнув Джосенеля прямо в пламя, достававшее тому до груди.
   Сорин выпрямился и подал сигнал своему коню. Под потемневшей шкурой жеребца вздулись мышцы, и Джосенель сделал длинный прыжок, перемахнув через Огонь, который опалил ему брюхо и заставил затлеть белый чепрак. Пламя моментально исчезло, оставив в пыли тонкую черную полоску, которую тут же затоптали копыта шести лошадей, скакавших позади...
   Оцепеневшая Сьонед заставила себя вернуться на трибуны. Зрение вернулось к ней в тот момент, когда два жеребца молнией летели по дорожке на первое препятствие. Масуль нещадно погонял своего коня; светлый конец его хлыста потемнел от крови. Первое препятствие было пройдено чисто, второе тоже. К третьему препятствию Сорин почти нагнал своего соперника. В это время лошадь лорда Колии, бравшая первый барьер, упала, всадник вылетел из седла и кубарем скатился с дорожки. Казалось, этого никто и не заметил.
   Если бы пальцы Тобин были ножами, они бы до кости разрезали руку Сьонед. В тишине раздался крик, ему откликнулся чей-то голос на трибуне для простонародья, и вскоре завопила вся толпа. Нет, она не подбадривала всадников, а пыталась таким образом снять невыносимое напряжение. Сьонед услышала, как из горла Тобин вырвался тихий стон; терпение принцессы подходило к концу.
   Гнедой и золотистый и последнее препятствие взяли чисто и понеслись рядом. Ребра и храп гнедого были покрыты кровавой пеной, но хлыст раз за разом продолжал впиваться в его бока. Измученный конь напряг остатки сил и пересек линию финиша на шаг впереди золотистого.
   Не выпуская руки невестки, Тобин принялась проталкиваться сквозь толпу, и Сьонед волей-неволей пришлось пройти вперед, чтобы проложить ей дорогу посреди скопища, бесновавшихся людей.
   - Дайте пройти! - кричала она. - Освободите дорогу! Дайте пройти верховной принцессе!
   - Сьонед! - послышался знакомый голос. - Сюда!
   Она плечом проложила себе путь к Оствелю, не выпуская руки Тобин. Он стоял у самых перил, указывая место, под которое можно было поднырнуть.
   - Веди всех в загон, иначе будет беда. Чейн просто рвет и мечет.
   - Ты его осуждаешь? - гневно бросила Тобин, пролезая под ограждением.
   Рохан уже стоял на дорожке, ожидая Сорина, который успокаивал своего фыркавшего, дрожавшего жеребца. Тобин торопилась к сыну, но принц сгреб ее за плечи.
   - Нет! Тебя растопчут, Тобин. Постой здесь.
   - Я стащу этого лживого ублюдка с коня и скормлю драконам! - прошипела она. - Пусти!
   Несколько мгновений Рохан удерживал ее, а потом резко приказал:
   - Прекрати! Вокруг люди!
   Конечно, на Сьонед этот довод не подействовал бы, но Тобин, родившаяся и выросшая в семье владетельного принца, была приучена сохранять лицо перед окружающими. Она отстранила руки брата и пригладила волосы.
   - Вовсе не обязательно ломать мне кости, - ядовито сказала она.
   Расценив эти слова как знак того, что сестра пришла в себя, Рохан кивнул. Тем временем Сорин подъехал ближе, и Сьонед испугалась, что Тобин сейчас взорвется заново. Та могла отличить отметины, оставленные сучьями, от порванного и окровавленного плеча рубашки, в которое впился стальной хлыст. Но Тобин промолчала, хотя гнев, вспыхнувший в ее продолговатых глазах, был еще более лютым, чем прежде.
   Почувствовав, что кто-то теребит ее за рукав, Сьонед обернулась. Рядом стояла Аласен, ее лицо было пепельным.
   - С Сорином все в порядке? - прошептала девушка, и Сьонед вспомнила, что они вместе выросли при дворе Волога.
   - Все будет хорошо. Останется только шрам на память. Верхом на успокоившемся Джосенеле подъехал Сорин и неохотно улыбнулся Аласен.
   - Я не ранен, Алли. Но пусть меня унесут отсюда черти, пока я не убил эту скотину. Если он окажется от меня меньше, чем в мере, я за себя не ручаюсь.
   - Как и твой отец, - вставил Рохан. Принц говорил спокойно но глаза его сверкали. - Не стоит оскорблять свиней, Сорин. Они воспитаны куда лучше Масуля. Может, отведем лошадь на конюшню и позаботимся о ней? Тобин, не ожидавшая такого предательства, гневно обернулась к нему. Больше всего на свете ей хотелось схлестнуться с Масулем. Но она послушалась предупреждения которое читалось во взгляде Сьонед, и дрожащей рукой взяла Джосенеля за уздечку.
   - Пошли отсюда, - пробормотала Тобин и повела их туда, где Оствель успокаивал бледного от ярости Чейналя. Рохан вдумчиво смотрел на Аласен.
   - Такие зеленые глаза могут быть только у одного человека на свете. Принцесса, вы не окажете мне любезность остаться здесь и понаблюдать кое за кем?
   Она поняла с полуслова.
   - Конечно, ваше высочество. С величайшим удовольствием.
   Сорин оглянулся и саркастически хмыкнул.
   - Пофлиртуй с Масулем. Это вскружит ему голову, и он не поймет, что на самом деле ты хочешь выцарапать ему глаза.
   - Если бы я решила испачкать об него руки, то выцарапала бы ему кое-что пониже, - парировала она и направилась к группе, собравшейся вокруг победителя.
   Рохан захлопал глазами, усмехнулся и посмотрел в сторону Чейна, который в конце концов вырвался из объятий Оствеля и готов был разбушеваться.
   - Не здесь, - коротко приказал он, прежде чем Чейн успел открыть рот. - Нужно осмотреть лошадь.
   Чейн побагровел, и на секунду Сьонед показалось, что он не послушается Рохана. Но лорд с трудом проглотил слюну и кивнул.
   - Как скажете, мой принц. - Он бережно провел пальцами по брюху и ногам коня, а затем заглянул сыну в глаза. - Придется объясниться. Надеюсь, тебе это удастся.
   - Не здесь, - повторил Рохан, и они пошли к загону.
   По пути к ним присоединились Поль, Мааркен и Андри. Сьонед внимательно рассмотрела лица братьев, но увидела на них лишь гнев. Чтобы окончательно убедиться в том, что никто из них не использовал солнечный свет, она поманила взглядом Мааркена.
   - Ты следил за скачкой? - прошептала она. - Средствами фарадима? Когда племянник удивленно посмотрел на нее и покачал головой, Сьонед подозвала Андри и получила тот же ответ.
   - А ты сама? - подозрительно спросил Мааркен. - Что ты видела?
   - Сначала я хочу поговорить с Сорином.
   Оказавшись в загоне, Сьонед первым делом разлучила Сорина с отцом. Рохан отвлек Чейна, спросив, каким образом можно вылечить лошадь, и они повели Джосенеля в стойло. Меж тем Сорин доверил матери осмотреть его плечо и спину и только поморщился, когда она стала промывать раны принесенной грумом чистой водой. Пока Тобин работала, Сьонед посмотрела на Оствеля. Тот кивнул и увел неохотно подчинившегося Поля помогать Рияну готовиться к следующему заезду.
   - Сорин, - наконец сказала Сьонед, - расскажи, как все выглядело с твоей точки зрения.
   Сорин сидел на перевернутом ведре; тем временем мать бинтовала его раны. Голубые глаза под спутанными русыми волосами задумчиво прищурились. Затем он кивнул.
   - Если ты говоришь про мою точку зрения - значит, у тебя есть своя. Я должен был догадаться. Это была честная скачка, пока на обратном пути мы не выехали из рощи. Тут передо мной вспыхнули языки пламени. Джосенель испугался и врезался в лошадь Масуля. Вот тогда он и ударил меня хлыстом.
   - Андри, - сквозь зубы сказала Тобин, - сделай повязку из того, что осталось от рубашки Сорина.
   Затрещал красно-белый шелк, и Сорин продолжил:
   - Масуль объехал Огонь, а мне пришлось перескочить через него. Этот ублюдок толкнул меня прямо в пламя. Вот как Джосенель получил свой ожог. Но я продолжал скакать - и лишился победы, будь оно все проклято!
   - Скажи спасибо, что не лишился жизни, - сказал Мааркен, а затем, чтобы разрядить обстановку, добавил: - Или своей смазливой физиономии, если бы он хлестнул тебя по лицу.
   - Огонь... - пробормотал Андри, придерживая на плече брата-близнеца самодельную повязку, пока мать скрепляла концы. - Огонь "Гонца Солнца"? Сьонед кивнула.
   - Вот почему я спрашивала вас с Мааркеном, не следили ли вы за скачкой. Я ощущала присутствие кого-то другого. Если там не было никого из вас...
   Тобин подняла взгляд. Тон ее был угрожающе спокойным.
   - Ты хочешь сказать, что это дело рук кого-то из наших?
   Андри отвечал матери, но при этом смотрел на Сьонед.
   - Мы здесь не единственные, кто умеет вызывать Огонь. Мама, если тебе не нужна моя помощь, то я пойду и расскажу обо всем Андраде.
   - Я с тобой, - сказал Мааркен. - Сорин, никому ни слова.
   Брат убито кивнул.
   - Лучше бы вы сначала все объяснили мне, Андри.
   - Слава Богине, что есть кому объяснять, - ответил близнец и ушел вместе с Мааркеном.
   - Может быть, кто-нибудь растолкует и мне, почему случившееся вообще нуждается в объяснении? - грозно спросила Тобин.
   - Что бы там ни было, - сказал Сорин, поднимаясь на ноги, - здесь не место говорить об этом. Гляди сам. - Он кивнул в сторону новых посетителей. В загоне появились Лиелл, Киле и Масуль. Последний вел в поводу загнанного жеребца. - Отец сильно занят?
   - Да. Я тоже ухожу, - сказала Тобин. - Сьонед, займись ими. Я за себя не отвечаю. - Она резко повернулась и с гордым видом прошла мимо вновь прибывших, не удостоив их взглядом.
   - Говорить буду я, - прошептала Сьонед. - Не отвечай им. Ты уже знаешь, что это провокаторы. Предоставь все мне.
   Первой к ним подошла Киле, едва скрывавшая ликование под маской изысканной вежливости.
   - Ваше высочество... Милорд, какое счастье, что вы невредимы! Как ваша лошадь?
   - Оправилась, - заметила Сьонед, - чего нельзя сказать о вашей. Лорд Лиелл, разве вам не следует позаботиться о собственном жеребце?
   - Откуда вы знаете, что он мой? - разинул рот Лиелл, а затем торопливо добавил: - Ваше высочество...
   - На чепраке жеребца остались ваши цвета, а у этого молодого человека едва ли хватило бы денег на то, чтобы купить такое животное. - Не говоря о том, что он не умеет ценить такие подарки, добавили ее глаза, когда Сьонед жестом указала на опущенную шею жеребца, его окровавленные бока и храп.
   - Отличная скачка, милорд, - сказал Масуль Сорину со снисходительной улыбкой. Сорин коротко кивнул.
   - Во всяком случае, запоминающаяся. Масуль обернулся к Лиеллу.
   - Вам следует внять совету верховной принцессы и осмотреть лошадь. Я уверен, что ты захочешь пойти с мужем, дорогая сестра.
   Улыбка Киле больше напоминала оскал, глаза красноречиво сулили "брату" много теплых слов за то, что тот позволяет себе обращаться с ними как с простыми слугами. Но она постаралась сделать хорошую мину при плохой игре и заявила:
   - Конечно. Встретимся в конце соревнований на трибуне для принцев, ваше высочество.
   Сьонед насмешливо приподняла уголок рта, когда Киле присвоила Масулю титул, которого он не носил, но ничего не сказала, пока Киле и Лиелл не увели жеребца. Как она и ожидала, Масуль пер напролом; недостаток тонкости лучше всего остального доказывал, что перед ней сын кого угодно, но только не Ролстры.
   - Лорд Сорин, - сказал он, - думаю, вам будет приятно знать, что я не собираюсь подавать жалобу.
   Сьонед ожидала чего-то в этом роде, но Сорин нет. Густые темные брови сошлись на его переносице.
   - Жалобу? На меня! Масуль пожал плечами.
   - Ваша репутация конника предполагает, что вы умеете править лошадью. После этого столкновения мне несколько дней придется ходить с синяками. Удивительно, как мы оба сумели удержаться в седле. Если бы это произошло на дорожке, на виду у судей, у меня не осталось бы другого выхода кроме как принести формальный протест. Но поскольку этого больше никто не видел...
   Сьонед поняла, что Масулю угрожает опасность лишиться нескольких зубов. Сорин унаследовал характер обоих вспыльчивых родителей. Она быстро сказала:
   - Я уверена, что лорд Сорин не менее вас склонен к щедрости, хотя шрам у него на плече останется и тогда, когда ваши синяки заживут без следа. Но мне очень приятно видеть, что молодые люди пришли к согласию. Мы ведь не хотим, чтобы результаты скачки были аннулированы, правда? Споры на соревнованиях вспыхивают, как Огонь "Гонцов Солнца"...
   Масуль не смог скрыть оторопи. Зеленые глаза, цветом очень напоминавшие глаза Ролстры - Сьонед только сейчас поняла, что смотрит прямо в них - сузились, на скулах проступили желваки. Из перехваченного судорогой горла вырвалось:
   - Я никогда не сталкивался с делами фарадимов. Не в обиду вам будет сказано, верховная принцесса, но у меня нет особого желания знакомиться с ними и впредь.
   - Я не оскорблена и не удивлена. Огонь опасен в любом виде. Он часто обжигает пальцы. - Сьонед одарила его ледяной улыбкой. - Я позволяю вам удалиться.
   Масуль застыл на месте, затем издевательски поклонился и шагнул прочь. Сорин плюнул в пыль.
   - Присоединяюсь, - пробормотала Сьонед. - Но намек он понял, а именно этого я и добивалась.
   - Какой намек? - негодующе воскликнул Сорин. - Этот сын последней грязной... имел наглость обвинять меня в том, что я нарочно врезался в него!
   - И ни словом не упомянул о настоящей причине случившегося, напомнила ему Сьонед. - Сорин, я хочу сказать тебе только одно. Вечером, после вручения призов, мы все соберемся в шатре Андраде и обсудим случившееся. А пока помалкивай. И улыбнись. Погляди, сколько красивых девушек жаждет утешить тебя...
   - Единственная вещь, которая могла бы меня утешить, это заехать ему кулаком в морду, - проворчал Сорин. - Мне не нравится его физиономия.
   - Твоя ему тоже, - сказала Сьонед. - Сорин, постарайся расслабиться. Увидимся вечером. Но если днем в тебя не влюбится по крайней мере пять из этих девушек - значит, ты не сын своего отца, - лукаво подмигнула она.
   Сорин тихонько фыркнул и обратил внимание на собравшихся вокруг загона юных дам - сперва неохотно, но затем все более входя во вкус. Вскоре он понял, что красивый молодой лорд с романтичной повязкой на раненом плече может пробудить к себе такой интерес, какого никогда не досталось бы на его долю, победи он хоть в десяти заездах.
   ГЛАВА 20
   Белый шатер Андраде заполнился только около полуночи. Стоявшие на страже "Гонцы Солнца" были облачены в тонкие перчатки, которые не столько защищали их от осеннего ночного холода, сколько скрывали то, что далеко не все эти люди были фарадимами; под голубыми, коричневыми и черными плащами разнообразной формы прятались гербы и цвета Рохана, Чейналя и Пандсалы. Лишь тщательное наблюдение за несколькими палатками могло бы подсказать, кто тайно собрался той ночью у леди Крепости Богини. Но такому наблюдению мешали очень позднее время и обильный, лишь недавно закончившийся банкет, после которого его участников волновали только две вещи - как добраться до постели и что сделать, чтобы утром не раскалывалась голова. Оствелю были даны строгие указания: никто из гостей верховного принца не должен был сидеть с пустой чашей дольше мгновения ока.
   Первыми прибыли Рохан, Поль и Пандсала. Все трое еще дымились от гнева, вспоминая, с каким видом Масуль принимал приз за победу в скачках, которым служили аметисты Принцевой Марки; естественно, именно потому Масуль и выбрал этот заезд. Он едва поклонился Рохану и насмешливо улыбнулся. Хотя Масуль сидел за нижним столом вместе с Лиеллом и Киле, но до и после трапезы собрал вокруг себя целый двор. Это вызвало у Пандсалы такой лютый гнев, что она не притронулась к еде. Рохан скрывал свои чувства лучше; Поль следовал скорее примеру отца, чем своего регента. Сьонед была единственной, кому удалось испортить Масулю триумф: по никому не понятной причине он испуганно дернулся, когда в наступивших сумерках принцесса поднялась с места и жестом руки заставила зажечься свечи и факелы, а потом послала ему улыбку, полную смертельного яда.
   Кресла в шатре Андраде были расставлены вокруг маленькой жаровни с тлеющими углями, согревавшей прохладный полночный воздух. Уриваль уселся рядом с Андраде; по другую сторону жаровни сидел Поль, занимавший место между Роханом и Пандсалой. Никто не говорил ни слова. Чуть позже прибыли Чейн и Тобин со всеми тремя сыновьями; вслед за ними вошли Оствель и Риян. Последней пришла Сьонед, которая привела с собой Аласен Кирстскую. Когда девушку формально представляли собравшимся, она не поднимала глаз и стискивала руки. Андраде вопросительно посмотрела на Сьонед и прикоснулась к своим кольцам. Сьонед кивком подтвердила ее догадку. Леди Крепости Богини не отрывала глаз от юной принцессы, севшей между Сьонед и Андри.
   - Здесь должна быть Холлис, - негромко сказала Сьонед, разыскивая взглядом Мааркена.