– Поделимся?
   – Нет. – Торри откинулся назад, закинув руки за голову. – Деньги у меня есть, мать с отцом позаботились. – Широкая физиономия Торри расплылась в улыбке. – Разве что ты купишь два билета на самолет – если не возражаешь против того, чтобы загорать в компании.
   – Два? Для Мэгги?
   Торри кивнул:
   – Я обещал ей хорошие каникулы и не думаю, что сдержал обещание. А ты что скажешь?
   Йен поджал губы.
   – Я тоже так не думаю. – Он снова приподнял мешочек. – Почем сейчас идет золото?
   Торри пожал плечами.
   – Сотни три за унцию? Или больше? Я никогда особенно не интересовался этим вопросом; мать тебе наверняка скажет.
   Осия кивнул:
   – Наверняка. С точностью до цента.
   Хм… в каждом мешке, считай, двадцать пять фунтов, а мешка четыре. Получается где-то полмиллиона долларов. Четыре мешка… да, все верно, ведь с ними идет еще Ивар дель Хивал.
   – Ты что-то придумал?
   Йен кивнул:
   – Потом расскажу.
   Бранден дель Бранден разложил мешочки с золотом по рюкзакам; Йен завязал свой рюкзак и взгромоздил его на плечи.
   Вот смех-то: с сорока фунтами золота и барахла на загривке Йен чувствовал себя легче. Он не мог не ухмыльнуться и, вероятно, рассмеялся бы, если бы не брюхо. Раны не болели, но Йену казалось, будто внутренности у него из папиросной бумаги.
   – Ну так где же Джамед дель Бруно? Нам уже пора.
   Бранден дель Бранден повернулся к Торри:
   – У меня к тебе просьба.
   Торри склонил голову.
   – Какая же?
   – Я хотел бы передать Исключительной Мэгги, что здесь у нее остался по меньшей мере один поклонник, который позаботился бы… о ее статусе.
   Сенсевер отпил вина.
   – О, не думаю, чтобы такая необходимость возникла. Участие Мэгги во всей этой истории привлекло к ней достаточно внимания, даже если не принимать в расчет сплетен юных дам Дома, которые уже оценили ее разум и способность учиться не только утонченным манерам, но и практическим навыкам, подобающим женщине благородного происхождения. – Он приподнял свой бокал и поглядел на Торри. – Очаровательная молодая особа.
   Торри кивнул.
   – Я все ей передам, – сказал он обоим собеседникам. – Я и сам… очень к ней привязан.
   Бранден дель Бранден махнул рукой:
   – Пусть выбирает дама.
   Йен прикрыл усмешку рукой. Кажется, кое-кто без ума от Мэгги.
   И тут он вспомнил, что видел в мешке только свою одежду…
   Йен сбросил рюкзак на пол, снова открыл его и начал рыться в вещах, борясь с растущей тревогой. Наконец он нашел кожаный мешочек, который дала ему Фрейя, и вытащил его из рюкзака.
   Яблочные колбаски никуда не делись, как и завернутая в шелк фигурка; вынутый из руки меч лежал тут же.
   Все в комнате смотрели на Йена. Слегка смутившись, он замотал фигурку обратно в шелк и спрятал ее в мешочек.
   – Подарок друга.
   – Или подруги?
   Йен ухмыльнулся.
   – А как ты догадался? – Он снова взгромоздил рюкзак себе на закорки. – Ну так пошли?
   – Надо дождаться Джамеда дель Бруно и…
   – И меня, – громогласно добавил от двери Ивар дель Хивал. – Я уже готов.
   Здоровяк, расставшись с разноцветными нарядами Города, оделся в белую рубаху и коричневые брюки, которые по-свойски выглядели бы на улицах Хардвуда. Разве что покрой был несколько необычен и брюки спереди застегивались на не прикрытый клапаном ряд пуговиц.
   Ну и, конечно же, пояс с мечом, но к этому Йен уже привык – как привык к мечу, свисавшему с его собственного пояса. Вероятно, стоит уговорить Ивара дель Хивала обрезать завязанные в длинный хвост волосы и подстричь окладистую бороду, однако сейчас он выглядит вполне прилично: этакий мускулистый хиппи лет пятидесяти от роду.
   Торри встал и направился к рюкзаку, затягивая на ходу пояс.
   – Бранден дель Бранден, я благодарю тебя за гостеприимство и надеюсь им снова воспользоваться. – Потом он обернулся к лорду Сенсеверу. – Благодарю вас за добрые пожелания мне и моей семье.
   – Не забудь передать их отцу и матери, а также Исключительной Мэгги.
   Торри кивнул:
   – Непременно.
   Ториан дель Орвальд поднялся на ноги, рукой придерживаясь за край стола.
   – Я провожу тебя до потайного выхода, внук. Если ты не возражаешь против моего общества. Внук?
   Йен приподнял бровь.
   – Потом объясню, – произнес Торри одними губами, затем вновь повернулся к Ториану дель Орвальду.
   – Непременно, сэр… Когда мы вернемся, не представите ли вы меня матери моего отца?
   – Конечно, твоя бабушка будет рада. – Старик улыбнулся. – Так что я с удовольствием ей тебя представлю. Надеюсь, мне не придется долго ждать подходящего случая.
   Он откашлялся: казалось, ему нелегко говорить.
   Рюкзак за плечами у Йена легче не становился.
   – Ладно, Торри, кончай прощаться. Тронулись.
   Они спустились на два уровня, когда Торри внезапно остановился с открытым ртом и устремленным вдаль взором.
   – Вот гадство!
   Юноша стряхнув с плеч рюкзак и опустил его на пол у ног Джамеда дель Бруно.
   – Я сейчас вернусь, – сказал он и рванул по коридору обратно.
   Йен посмотрел на Осию, который непонимающе поглядел на Йена.
   – Я и сам не знаю, в чем дело, Йен Сильверстейн, – сказал Осия.
   Ивар дель Хивал тоже снял рюкзак и поставил его на пол.
   – Идите-ка вы вдвоем за ним, а я вас тут подожду, – сказал он, помогая снять рюкзаки Осии и Йену.
   У Торри было преимущество во времени, кроме того, он бежал быстрее Йена и Осии. Когда они с Торианом дель Орвальдом ворвались в кабинет, Торри уже стоял на коленях на полу над открытым потайным сейфом, все еще полным золота.
   Торри горстями выгребал на пол золотые монеты. Бранден дель Бранден и лорд Сенсевер наблюдали за ним. На морщинистом лице Ториана дель Орвальда появилось удивленное выражение.
   Торри поднял лоснящееся от пота лицо.
   – Дядя Осия, это же как тайник с оружием, который дома!.. – Торри выгреб на пол последнюю монетку и засунул руку в тайник. – Никак не могу нащупать… – Он поднял взгляд на Брандена дель Брандена. – Не посветишь мне? Лампой или свечой какой-нибудь?
   Было заметно, каких усилий стоит Брандену дель Брандену сохранять невозмутимое выражение лица. Он кивнул, вышел из комнаты и быстро вернулся с зажженной лампой, которую подал Торри.
   Торри поставил лампу на пол и уставился внутрь тайника.
   – Проклятие, плохо видно. Эх, сюда бы фонарик или… – Тут он сунул руку в карман и извлек инструмент, который раскрылся в клещи. В каждой рукоятке тоже прятались разнообразные инструменты. – «Паратул», – заметил юноша, ухмыльнувшись и доставая из рукоятки изогнутый кусок проволоки. – Не выходите без него из дому. – Торри принялся ковыряться в сейфе. – Я ее не вижу, но она где-то тут, – произнес он, напряженно наморщив лоб. – Вообще, все очень странно. Зачем Огненному Герцогу хранить столько золота в таком месте? Сколько-то еще куда ни шло – на мелкие расходы, но зачем Герцогу Дома Пламени такая куча денег? У него ведь был казначей, да и потом, не мужское это дело – заниматься деньгами.
   – Тот, кого мы считали Огненным Герцогом, – заметил Осия, – был родом не отсюда.
   – Да, но притворялся-то он своим, – откликнулся Торри. – Во всем, кроме этого. Если он… Ага!
   Юноша вытащил из сейфа металлическую пластину, по форме и размеру напоминающую тарелку. Сверху пластинка была гладкой, а снизу торчал механизм замка. Торри аккуратно освободил замок из проволочной петли «паратула» и положил пластину на пол, механизмом вверх. Йен не вник в принцип работы замка, но догадался, зачем по краям пластины на равном расстоянии друг от друга размещены шесть задвижек: если они выдвинуты, вытащить замок стоило бы изрядных усилий.
   Йен почувствовал, как забилось сердце. Если на самом деле под тайником скрывается еще один тайник, то золото призвано отвлекать от него внимание. Можно подумать, конечно, будто золото фальшивое, но Йен знал, что золото самое настоящее: именно из этого сейфа отец Торри и Осия взяли золотые монеты, когда бежали отсюда, те самые монеты, которые мать Торри превратила в доллары.
   Раз сотни фунтов золота призваны маскировать существование второго тайника, выходит, его содержимое много дороже всего этого золота.
   – Торри, это же…
   – Йен, прикуси язык. Сейчас некогда объяснять. – Торри уже засунул руку обратно в тайник, аж по плечо.
   Затем он выпрямился: на ладони у него лежал маленький кожаный мешочек. Дрожащими пальцами юноша растянул горлышко мешочка.
   В комнате почему-то стало темнее. Неровный круглый камень, который выкатился на ладонь, не просто горел темно-алым пламенем; казалось, он впитывает в себя свет и тепло не только стоящей рядом лампы, но и всей комнаты. В его рубиновом свете лицо Торри казалось грязным от пыли и пота. Ему стоило изрядных усилий сжать пальцы, прогнав темноту и причудливо-алый отсвет. Снова вспыхнул свет лампы и свет дня.
   Осия уже стоял на коленях рядом с Торри.
   – Тот самый рубин, вынутый из разломанного ожерелья Брисингов, благословенного и проклятого, – произнес он, покачав головой. – Значит, герцог уже нашел один и искал остальные камни.
   Сенсевер рассудительно кивнул:
   – Именно это меня и тревожило. Его покойная Пылкость притворялся человеком куда лучше всех тех огненных великанов, о которых я когда-либо слышал. Все Старшие Народы – оборотни, но невозможно подумать, что огненный великан сам по себе способен так долго носить чужой облик. Изменить обличье на час, на время трапезы, на день – еще куда ни шло. Но не на годы же… Очевидно, он имел у себя некий дополнительный источник силы. – Лорд Сенсевер протянул руку. – Лучше передать его под мою опеку.
   Бранден дель Бранден вскочил на ноги.
   – Думаю, камень должен остаться здесь, в Доме Пламени. Это огненный самоцвет, в конце концов.
   Ториан дель Орвальд тоже встал.
   – Распорядитель дуэлей представляет весь Доминион, – произнес он, положив руку на эфес меча и чуть повернув голову, чтобы видеть все здоровым глазом. Двигался он совсем не как больной старик. – Именно мне следует забрать его – именем Неба.
   Нет, никому из них нельзя довериться.
   Торри поднялся на ноги, держа камень в левой руке, а правую положив на рукоять меча.
   – Полагаете, что у вас получится отобрать у меня рубин?
   Ториан дель Орвальд кивнул:
   – Да, внук, думаю, что получится. И не только у меня. Тебе этот камень ни к чему, юный Ториан. Он слишком опасен.
   Болван ты, Торри, подумал Йен. Втравить их в такую историю, а все почему? Потому что побежал обратно доставать камень из сейфа, вместо того чтобы обсудить с остальными возможные последствия.
   Да, во всем виноваты его родители и соседи. Торри выращивали в оранжерее, его окружали люди, которым он верил. Он просто не знал, какие законы правят миром, не знал, что не всегда можно полагаться на тех, на кого ты привык полагаться.
   Йен-то это прекрасно знал: уроки Бенджамина Сильверстейна не прошли даром.
   Конечно, Бранден дель Бранден – друг Торри, лорд Сенсевер – друг его семьи, а Ториан дель Орвальд вообще его родной дед, но этот рубин – камень Брисингамена, и каждый из троих без труда объяснит, почему камню не следует оставаться у Торри и почему хранить камень следует именно ему. Вот черт!
   Теперь им либо придется прорываться из Города с боем – а каковы шансы у них двоих? – либо…
   Стараясь двигаться плавно, Йен поспешно обогнул Брандена дель Брандена и нырнул в дверь, которая вела на веранду.
   – Торри! – крикнул Йен от двери. – Давай его сюда! И прикрой меня!
   Торри действовал почти не колеблясь: он из-за спины кинул камень Йену, затем прыгнул к двери на веранду, чтобы загородить дорогу остальным, вытаскивая на ходу меч. И встал за спиной у Йена.
   – Торопись давай, – сказал он. – Дело дерьмо.
   А то я сам не вижу, подумал Йен. Ладно, со взаимными обвинениями можно и подождать.
   – Минутку, – сказал Йен.
   Он вышел на веранду. Рубин был теплым на ощупь; он не успел бы так нагреться от руки Торри за несколько минут. И хотя самоцвет вовсе не казался тяжелым, требовалось приложить некие усилия, чтобы сдвинуть его с места – словно тот, кто его создал, не озаботился синхронизировать вес и инерцию камня.
   Йен посмотрел в голубое небо. Оно было глубже и ярче, чем дома, непорочная белизна облачков слепила глаза. И высоко над Городом кружила черная птица. Ворона, надо думать? Нет. Йен улыбнулся. Ворон.
   Ничего, кроме чистой логики: камень должен хранить тот, кто знает о важности Брисингамена, кому можно доверить и рубин, и все остальные камни ожерелья – до тех пор, пока не настанет время завершить этот цикл существования Вселенной.
   Еще рано, подумал Йен. Мне еще много чего надо сделать, и я не один такой.
   – Хугин! – крикнул он. – Слышишь меня? Лети сюда! Мунин, дуй сюда, это я, Йен Сильверстейн!
   Он и прежде видел кружащую в небе птицу, однако это не отложилось в его сознании. Но вороны сами говорили, что они еще встретятся, и вполне разумно, что Харбард послал кого-то из них следить, что произойдет в Городе.
   Черная птица продолжала свой плавный полет, и сердце у Йена упало.
   – Йен, – раздался сзади голос Торри. – У нас мало времени.
   – Заткнись, – огрызнулся Йен, отчаянно пытаясь что-нибудь придумать. Может, проглотить камень? Нет: ему просто взрежут брюхо – какие тут церемонии?
   Бежать? Куда?
   Ворон сделал вираж, а потом устремился вниз, сложив крылья.
   Сработало!
   – Отнеси ей камень от меня!
   Самоцвет взлетел в воздух, сверкая в лучах солнца, разгораясь все ярче и ярче, словно крохотное солнце, на которое больно смотреть, но от которого невозможно оторвать глаз.
   Когти ворона сомкнулись вокруг камня с отчетливым щелчком.
   – И поблагодари ее за яблоки, – сказал Йен. – И за статуэтку, не забудь поблагодарить за статуэтку! – И шепотом добавил, уверенный, что птица этого уже не услышит: – Передай ей спасибо за ее слова, что я… тоже кое-чего стою.
   – Не будь ты таким глупцом, тебе бы не понадобились уверения отставной богини плодородия, Йен Сильверстоун, – откликнулся ворон: его карканье таяло вдалеке. – Но я все ей передам. Счастливо, Йен Сильверстоун! – добавила птица.
   Широкие крылья уже несли ворона высоко в небо, на юг.
   Был ли это Хугин или Мунин? Станет ли Фрейя хранить обломок Брисингамена, как обещала, до конца времен? Торри глупец, если думает, будто можно доверять всем и каждому. Но Йен не станет впадать в идиотизм противоположного свойства и не будет вести себя как глупец, который не доверяет никому.
   Совершенно незачем шарахаться из одной крайности в другую.
   Йен улыбнулся и повернулся к остальным.
   Наваждение сгинуло.
   Ториан дель Орвальд первый опустился на свой стул, и на его морщинистом лице проступила улыбка. Он чуть насмешливо отсалютовал Йену, приложив искривленный палец ко лбу.
   Лорд Сенсевер несколько раз кашлянул, но затем и он успокоился. Бранден дель Бранден вернулся в кресло Огненного Герцога, и постепенно на его лицо легло выражение спокойного достоинства. Йен с трудом удержался, чтобы не рассмеяться.
   – Вот и все, – сказал Бранден дель Бранден. Йен кивнул:
   – Ага.
   Он положил одну руку на плечо Торри, другой обхватил Осию за талию, и они вышли в коридор.
   – Пора домой. Наконец-то.
   Йен повернулся и взглянул сквозь дверь веранды в голубое небо.
   На пределе видимости черная птица лениво била крылами, направляясь к дому.
   – Мы еще вернемся!

ЭПИЛОГ
СОСЕДИ

   В конце концов все произошло очень быстро, как и предполагал Арни Сельмо.
   Так и бывает. На охоте или на войне вы большую часть времени проводите в ожидании. Арни не жаловался: ему случалось по два дня сидеть в вонючей стылой стрелковой ячейке. Здесь было не так уж и плохо, если сравнивать.
   Сам он, с автоматической винтовкой на коленях, расположился на садовом стуле, чья спинка опиралась на ствол дерева. Орфи устроился в собственном укрытии, ярдах в двадцати отсюда. С первого же часа их смены оттуда доносился его храп.
   Проклятие, староват Орфи для всего этого. Даже Арни староват, а ведь он десятью годами моложе Орфи.
   Но что же делать? Не дашь ведь ему под зад коленом: старина Орфи обидится. И хотя Арни считал, что караулить надо по двое, есть шанс, что хватит и одного. Черт, и двоих может не хватить, но больше, полагал Арни, ему не выцыганить у дока Шерва и компании.
   С тех пор как сержант Пернелл обнаружил его темной ночью спящим на посту (дело было в Уиджонгбу) и выбил из него все дерьмо, Арни потерял способность засыпать с винтовкой в руках. Так что здесь неприятностей не предвиделось.
   Но лучше бы ты, дружище, просыпался, а то не ровен час…
   Что-то зашуршало за каменной пирамидкой, и в край отверстия вцепились руки; в одной был зажат окровавленный меч. Из дыры показалось чумазое лицо, и наружу вылезла подружка Торри. За ней последовали до невозможности извазюканная Карин Торсен и, наконец, Ториан Торсен.
   Выглядел он хуже всех: драные остатки рубашки лапшой свисают с плеч, из бессчетных грязных порезов сочится кровь – однако он, как и девушка, все еще сжимал в руке окровавленный меч.
   И пока он скорее ползком, чем бегом убирался прочь от дыры, оттуда высунулась длинная серая морда.
   Это был в своем роде роскошный экземпляр, однако Арни уже поднялся со стула и вскинул автоматический «браунинг». Словно молодой, он упал вперед, выставив перед собой приклад винтовки, и приземлился аккурат возле своей сумки с боеприпасами.
   Опустил ствол, уже не глядя по сторонам, а только на волка, который бросился к Торсену.
   Громыхнул одиночный выстрел, и волк рухнул как марионетка с перерезанными веревочками.
   Арни хрюкнул – а от Орфи, оказывается, есть польза.
   Один за другим из дыры выскочили еще два волка. Арни легонько прикоснулся к спусковому крючку «браунинга»…
   – …Помните, – раздалось у него в ушах ворчание старого Гомера Абернати, – курок надо гладить нежно, как сиську, а не дергать, как…
   …И Арни выпустил роскошную очередь сначала в одного, а потом во второго волка. Первый рухнул на месте, а второго Арни поймал как раз на середине прыжка, и тварь – с оскаленной пастью, в которой виднелись клыки размером с большой палец Арни, – упала всего в нескольких дюймах от подружки Торри.
   Девушка удивила Арни, ударив волка мечом, который все еще сжимала в руке.
   Снова загремели выстрелы, потом с характерным звуком из «гаранда» вылетела пустая обойма, и вслед за этим словно застегнули молнию: это Орфи – быстрее, чем можно было ожидать, – зарядил новую обойму патронов.
   Едкий запах пороха мешался с вонью, которую издавали обделавшиеся волки, но Арни Сельмо рассмеялся. Кто бы ждал от сукина сына Орфи таких успехов!
   – Заряди «браунинг»! – крикнул Орфи из укрытия. – Я готов.
   Арни пораскинул мозгами. У него должно остаться патронов на четыре очереди, но почему бы не дозарядиться? Только он нащупал сумку с припасами, как из дыры выскочили еще три волка.
   Орфи уложил двух; Арни едва успел пристрелить третьего.
   На поляне, к которой шел Арни, царила тишина.
   Ничего не скажешь, роскошные твари, когда дохлые. Однако…
   Арни указал подбородком на самого здорового волка, у которого была только одна дырка в боку.
   Орфи, поднявшись во весь рост над кустарником, кивнул и, вскинув к плечу «гаранд», выстрелил: ружье грохнуло, вырвав из волчьего бока кровавый ошметок. Труп.
   Возможно, они все трупы. Возможно, это конец.
   А может, и нет…
   Арни Сельмо, вскинув автомат кверху дулом, держал палец недалеко от курка. Он подошел к двум вымазанным в грязи женщинам и одному мужчине, которые лежали на земле, пытаясь отдышаться.
   – Готово, Орфи. Принес бы ты людям воды и поесть. Бутерброды в холодильнике.
   Говоря это, Арни смотрел не на людей, а на дырку в земле. Так, на всякий случай.
   Торсен что-то пробормотал, вероятно, «спасибо».
   – С возвращением домой, сосед, – сказал Арни Сельмо.

От автора

   Всякий владелец приличного дорожного атласа, следуя указаниям, данным в главе первой, обнаружит, что придуманный город Хардвуд, Северная Дакота, находится практически на том же месте, где размещается самый настоящий город Нортвуд, Северная Дакота, в котором я жил около тридцати лет назад, когда мой отец был одним из двух городских врачей. По правде говоря, я несколько изменил расположение города, чтобы поместить дом Торсенов примерно там, где стоял дом друга моего детства, Джеффа Томпсона.
   Любой, кто откроет телефонную книгу Нортвуда или любую телефонную книгу этой части Северной Дакоты, обнаружит в ней множество людей с фамилиями типа «Сельмо», «Бьерке», «Томпсон», «Ларсен» и прочее в том же роде. Подобные фамилии весьма распространены в этой части мира; сходство Сельмо, Бьерке, Томпсонов и Ларсенов и так далее, живущих в любом из реальных городов Северной Дакоты (или где бы то ни было), с обитателями описанного мной города является совершенно неумышленным – за исключением покойного Джона Хонистеда, отставного полицейского, который на самом деле был нортвудским мастером на все руки и который, насколько я помню, был первым из моих друзей, кто умер.
   Я полагаю, что старик Джон не стал бы возражать.