Страница:
Арни нагнулся вперед и взял горсть арахиса.
– Ну так что? У Гуннара одни расходы и никаких доходов уже пять лет. А так никто не сдерет с него налог. – Он наклонил голову по направлению к окну и аптечном магазину Сельмо на той стороне улицы. – Положись на мое слово.
Орфи снова фыркнул.
– Ну, если ты настолько слеп, что не видишь сам, я тебе показывать не стану!
Смешанная метафора, подумал Джефф про себя. Нелегко быть парнем из колледжа в маленьком городке, где живут фермеры; так что незачем усложнять себе жизнь.
Арни тихонько хихикнул.
– Столько разговоров о волках… Я такой журнальчик видел в аптеке, вы не поверите.
– Про волков?
– Ну, может, и про волков, но мне так не кажется. – Арни покачал головой. – На обложке там была женщина в кожаной одежде, она стояла на коленях перед волком, поднявшимся на задние лапы – как будто она собиралась…
– Ну что?
– Ну, делать как раз то, за что я платил беззубой шлюхе в Уиджонгбу [7] всякий раз, когда появлялся в городе. И на что я никак не мог уговорить Эфи – она считала это грехом. – Арни вздохнул и глотнул пива. – Да, скучаю я по моей старушке…
Джефф мысленно сделал пометку поговорить с Нейлом Петерсеном. Ему было наплевать, какими журнальчиками Петерсен торгует у себя в аптеке из-под прилавка – хотя если бы один из них попал в руки преподобному Оппегаарду, тот сразу прочел бы по этому поводу проповедь. Но предполагалось, что журнальчики лежат под прилавком… Арни поднял стакан.
– За взвод Псов Седьмого полка Первой Кавалерийской!
– Ну вот, опять начались корейские истории, – фыркнул Орфи.
За стойкой бара Ол натирал стакан полотенцем с видом ребенка, который в испуге прячется под одеяло.
– Ну, Орфи, про Бастонь [8] мы тоже слыхали полмиллиона раз…
– И хочу вас заверить, что я был в третьем трижды клятом танке, за самим Крейтоном Абрахамом… – произнес Арни, подражая довольно заметному акценту Орфи. – А когда вернется молодой Дэйв, мы послушаем, как оно было при Дак То. А потом вежливо послушаем, как оно было в Корее. – Тут он дернул своим заостренным подбородком в сторону стакана Орфи. – Еще по одному?
– Почему бы и нет?
На несколько мгновений в баре наступила тишина, и Джефф взглянул на свои часы: не пора ли уходить, бросив ждать Торри с друзьями? Но, поразмыслив, Джефф решил дать им еще пятнадцать минут. Кэйти наверняка еще не пришла от Аарстедов, а Джефф терпеть не мог возвращаться в пустой дом. Пора завести ребенка-другого, если только удастся уговорить Кэйти.
И к черту с…
Тут дверь распахнулась, и в бар вошли Торри и его друзья. Эта его Мэгги весьма мила, эдакая худышка с Восточного побережья. Длинный еврей, любитель марихуаны, улыбался довольно приятно, хотя и несколько задиристо. Немножко напоминает молодого Аба Линкольна, только без бороды. Наверное, ему пошли бы усы.
– Два, э-э, безалкогольных пива и «севенап», – сказал Торри, пробираясь за стол вслед за Мэгги. Йен сел рядом с Джеффом.
– «Севенап»? – нахмурился Ол.
– И два безалкогольных.
Он понимающе подмигнул:
– Сей момент.
Орфи увлекся, рассказывая о том, как с Бастони сняли осаду, и не заметил, что Ол налил «безалкогольное» пиво из того же крана, из которого наливал обычное.
Торри давно не был дома, но не все забыл: быстро поднявшись, он подошел и забрал поднос.
Пока пили пиво, Торри наверстывал упущенное: Джефф делился с ним городскими новостями. Банк в Гранд-Форкс лишил наконец Иохансона права выкупа, и аукцион состоится в следующую субботу; док Шерв нашел себе в партнеры молодого врача и снова поговаривает о выходе на пенсию – хочет уехать во Флориду. Беседа трех граций опять свернула на волков.
– Я завел себе новый краутовский оптический прицел на старую семидесятку.
– Ага, семидесятый винчестер, до шестьдесят четвертого выпускался. Знаем, хорошее ружье.
– Точно. И запрет или не запрет, а однажды ночью я на них поохочусь, – сказал Арни. – И ничего…
– Ха! – прервал его Орфи. – Ружье – еще полдела. Охота на гадов, это…
Мэгги наклонилась к Торри.
– Что такое «охота на гадов»? – шепотом спросила она. – Как в «доставай ствол, гад»?
Мэгги рассмеялась. Какой милый, легкий и приятный смех!.. Джефф позавидовал Торри: Кэйти не умела так смеяться.
– Имеется в виду охота на вредителей, – объяснил Торри. – Обычно на луговых собачек, но еще здесь водятся сурки, которые могут причинить много вреда посевам, поэтому фермеры стараются отделаться от них. Охотничий «стингерс» 22-го калибра отлично кладет сурков, однако некоторые охотники, вроде старика Арни, развлекаются: используют дальнобойные винтовки да еще ставят на них дорогие оптические прицелы.
– По мне, звучит довольно кровожадно.
Торри пожал плечами.
– Я видел, как ты прихлопнула таракана – а он питался ненужными крошками.
Йен лизнул указательный палец, провел по воздуху перед Торри.
– Торри, очко, Мэгги, служить.
Орфи продолжал свою речь:
– …собираешься стрелять волка этими детскими хлопушками – пульками двадцать второго калибра? Ну, сурка ими можно щелкнуть, но для оленя это маловато, а на волка я пойду только с тем, от чего и олень перевернется.
– Так я возьму тридцатый калибр, – продолжал гнуть свою линию Арни.
– …и не оберешься проблем, – вмешался Ол, покачав головой. – А если ты наткнешься на охотника, которому пришла такая же мысль?
– Ты думаешь, я похож на волка?
– Та телка, которую ты завалил прошлой осенью к югу отсюда, тоже не походила на оленя, – громко произнес Джефф.
Кончики ушей у Арни вспыхнули как два фонарика.
– Да я клянусь, в этом чертовом тумане…
Джефф поднял руку, и Ол повторил его жест, утихомиривая Арни.
– Я знаю. Это был несчастный случай, с каждым может стрястись. Но такое вполне возможно, – продолжал Джефф, – и я совершенно уверен, что не хочу простреленных голов. Не говоря уж о том, что это незаконно. Так что успокойся, Арни, – и Джефф пристально посмотрел на Торри, – и потерпи немного.
Торри незаметно кивнул, прежде чем вернуться к пиву.
– Не вопрос. Волк-одиночка скорее всего не надолго задержится.
Орфи фыркнул, Джефф улыбнулся, а Торри снова кивнул ему.
Проснувшись от легкого прикосновения, Ториан дель Ториан протянул руку за…
Нет, это не опасность. Темная фигура, склонившаяся над ним во мраке спальни, всего-навсего Орфиндель. Так что незачем хвататься за лежащий на ночном столике «Торус» 9-го калибра – после стольких лет огнестрельное оружие стало второй натурой Ториана – или за острый как бритва, инкрустированный серебром клинок за изголовьем. Это всего-навсего Орфиндель.
«Всего-навсего», – подумал Ториан, мысленно усмехнувшись. Просто Орфиндель; всего лишь один из Древних, вероятно, Очень Древний, Орфиндель пришел в его спальню, чтобы разбудить – словно прислуга-деревенщина.
Рядом лежала Карин, тепло ее тела успокаивало. Жена была для Ториана светом в темноте, прогонявшим прочь ночных демонов его сновидений. Пальцами он прикоснулся к губам Карин, а затем – легко-легко – к изгибу ее бедра под простыней.
– Да? – прошептал он. – В чем дело?
– Ториан-младший с друзьями только что вернулись. – Орфиндель говорил негромко, чтобы не разбудить Карин. – У него к тебе дело.
– Очень хорошо, Осия. Спасибо, я сейчас.
Согласно давнишней договоренности, Ториан обращался с Орфинделем как с подчиненным и звал Древнего придуманным именем, однако соглашение не касалось его мыслей, и хотя потеря чести влекла за собой жажду возместить утраченное, Ториан дель Ториан все же мог придерживаться условий сделки, ничего не добавляя сверх того.
Ториан быстро оделся и, прежде чем выйти в холл, поцеловал спящую жену; та едва пошевелилась – крепкий сон был не последним из многочисленных достоинств Карин.
Торри с друзьями сидели внизу, в кабинете. Друзья были ничего себе, хотя, вероятно, неженки и горожане. Ториан подавил улыбку. За двадцать с лишним лет, прошедших с той поры, как они с Орфинделем бежали по Скрытым Путям в Соседний Мир, Ториан превратился в настоящего крестьянина. По меньшей мере, восемнадцать поколений его предков жили в Срединном Доминионе, и никто из родных ни разу в жизни не ступал на вспаханную землю, тем более – босыми ногами.
Но это было очень давно и очень далеко отсюда.
Глядя на серьезное лицо сына, Ториан догадался, в чём дело. Волки.
Он посмотрел на Орфинделя. Всего лишь волки, не более того?
Орфиндель не то чтобы умел читать мысли, но иногда это происходило само собой. Он кивнул и пожал плечами, словно внося оговорку: «Полной уверенности нет, но скорее всего это именно так».
– Я говорил сейчас с Джеффом Бьерке, – сказал Торри. – Он беспокоится из-за волков.
Ториан кивнул:
– Не только он. Свен устроил засаду и подстрелил одного. Показывал мне сегодня следы лап.
Следы вели на юг: вероятно, простое совпадение. Док Шерв так же толкует про медицинские диагнозы: «Если ты слышишь стук копыт, думай о лошади, а не о зебре». У фермеров всегда проблемы с волками. Появление Сынов Фенрира [9] могло стать результатом лишь целой цепи маловероятных событий.
– Да, но… – Торри явно не хотел заходить дальше. Что глупо, хотя и объяснимо. Ториан улыбнулся.
– Если ты доверяешь своим друзьям настолько, чтобы говорить при них «а», то говори и «б». Джефф хочет, чтобы мы с Осией отправились на охоту?
Торри кивнул:
– Да. Он не хотел говорить прямо и вслух, но…
Орфиндель улыбнулся.
– Не хочет лгать. Ведь если Джеффа спросят на суде или где-то еще, давал ли он нам разрешение на убийство зверя, который охраняется законом, он честно ответит, что не давал. – Орфиндель уже натягивал толстый пуховик. – А пока мы не пойманы, то и говорить не о чем.
Почему бы и не прямо сейчас? Луна сегодня полная, а Орфиндель потеряет след лишь в самую черную ночь – эта способность еще не покинула Древнего, – хотя у Ториана зрение было как у обыкновенного человека. То же самое относилось и к сыну, и к его друзьям.
Ториан хотел было достать из аварийного набора очки ночного видения, но передумал. Надо купить еще одну пару на каждый день, хотя раньше подобной необходимости не возникало.
Все же Ториан хоть как-то, да видел в темноте, и этого было достаточно.
Следует ли позвать гостей? Местные обычаи об этом умалчивали, однако здесь разрешалось многое из того, что воспрещало воспитание Ториана.
– Ториан, Йен, вы пойдете?
Торри кивнул:
– Да, сэр.
Длинный поразмыслил мгновение.
– Конечно. То есть я хочу сказать, что не против. Если только я вам не помешаю.
– Ты сознаешь, что мы нарушаем закон? Вряд ли нам угрожает что-то вроде ареста или задержания, но нет ничего постыдного, если ты откажешься.
Девушка нахмурилась, как будто тоже ожидала приглашения. На охоте ей не место, хотя вряд ли американская девушка двадцатого века способна это понять.
Но не дело Ториана объяснять ей. Пусть Торри попотеет.
Йен улыбнулся.
– Не замечал я, чтобы в этих краях люди особенно щепетильничали насчет мелочей. Я полагаю, охота важнее, чем мнение закона по этому вопросу.
Что ж, неудивительно, что Торри дружит с шустрыми людьми. Он славный парень, и выбор его недурен: у этого Йена, как выяснилось, хорошее запястье и неплохая голова на плечах.
– Мы пойдем соберем оружие и приготовим пикап, ждем вас на улице через десять минут, – произнес Ториан.
Он спустился вниз и взял две коробки с патронами из запертого ящика над зарядным столом. Потом открыл коробки и взглянул на длинные вытянутые патроны: 30-й винтовочный калибр.
Заряжать гильзы вручную стало его хобби; в числе многого другого он научился этому у старого Тома Рельке.
Ториан не признался бы даже Орфинделю, но он скучал по старикам не меньше, чем по родному дому. Том и Ева жили теперь далеко на юге, в деревушке отставников возле Сан-Диего – благодаря золоту Торсенов. Ториан не жалел ни о едином центе, потраченном на людей, которые приняли к себе в дом его и Орфинделя, не зная о чужаках ничего, кроме того, что те нуждаются в помощи. Видит Око Одина [10], тогда Ториан вообще не говорил на здешних языках: Орфинделев Дар Языков здесь не передавался.
Ториан оглядел серебряные наконечники. Да, почти наверняка это обычные волки, а не Сыны Фенрира. Впрочем, серебряная пуля убивает не хуже простой.
Ториан подумал, не оставить ли Карин записку, но с письмом у него всегда были проблемы, а кроме того, жена знает его достаточно хорошо, чтобы понять: он вернется. Ториан уже не первый раз уходил из дому в ночь – и не последний, надо думать.
Остальные все еще были наверху.
– Мы вернемся поздно, – сказал Торри девушке. – Не жди нас, ложись.
Наливая себе очередную чашку кофе и тихонько затягиваясь сигаретой, Мэгги Кристиансен услышала за спиной тихие шаги.
Не жди нас, да? Ну что ж, раз так, она не станет ложиться в постель.
Насколько помнила Мэгги, она всегда была такой.
Возможно, за характер ей следует благодарить отца. Согласно семейной легенде, когда ей было всего четыре года и когда ее еще звали Марианной, она, едучи в машине с тетей Мэгги, сестрой матери, жившей тогда с ними, заявила: «Я хочу быть тетей Мэгги, когда вырасту».
Тетя Мэгги рассмеялась и объяснила, что, во-первых, ей тогда придется убедить папу и маму родить второго ребенка, чтобы он вырос и завел своих детей, но даже тогда она будет «тетя Марианна», а не «тетя Мэгги».
– Мой папа говорит, – ответила тогда малышка, решительно фыркнув, – что когда я вырасту, я стану тем, кем пожелаю.
И с того дня заставляла всех звать ее Мэгги.
Десятки учителей забывали об этом, но путем неустанного повторения Мэгги удавалось вбить в них свое имя. Когда во время игры мальчишки окликали ее Марианной, она притворялась, что не слышит. Конечно, все изменилось в девятом классе, когда за одну ночь – так ей по крайней мере казалось – отпала надобность в зубных скобках, кожа стала чистой, грудь и бедра сделались по-женски округлыми, и презрительные насмешки сменились заиканием и плотоядными взглядами.
С этим у нее проблем не было.
Мэгги хотела не очень многого. Она желала только, чтобы все шло так, как ей надо, но «так, как ей надо» не подразумевало «с легкостью, без усилий». Она не возражала против работы, и ей было наплевать на цену, которую требовалось заплатить за желаемое, пусть даже это означало свидания с кретином, преподавателем английского, который никому не ставил «отлично», – потому что еще одно «хорошо» испортило бы ее средний балл; или поход по дюжине магазинов в поисках того оттенка губной помады, который подчеркивал бы цвет волос Мэгги, не заставляя их казаться крашеными; или часы, проведенные в гимнастическом зале вместе с другими новичками-фехтовальщиками, – когда стало ясно, что это единственный способ отбить Торри у его предыдущей девушки; или часы, проведенные в том же спортивном зале уже не из-за Торри и даже не потому, что у нее хорошо выходило, а потому – Мэгги сама удивлялась, – что ей понравилось фехтовать.
– Хэлло, – раздался голос у нее за спиной. – Я вижу, ты не торопишься ложиться…
Повернувшись, Мэгги совершенно не удивилась тому факту, что Карин Торсен одета в коротенький пеньюар явно от «Виктория Сикрет», сквозь который проглядывает черное кружевное боди. Нет, для женщины своего возраста она в прекрасной форме, однако это уж слишком…
– Надеюсь, не я вас разбудила, – сказала Мэгги.
Карин покачала головой, отбрасывая со лба прядь золотистых волос – они в самом деле золотистые, а не просто белокурые!
– Нет, – произнесла она, улыбнувшись, – у нас в семье шутят, что я просыпаюсь, когда захочу. – Улыбка поблекла и стала чуть печальной. – Ториану приходилось будить меня, когда я кормила грудью Торри. Я не просыпалась даже от крика младенца. – Она бросила на Мэгги короткий взгляд, затем встряхнула головой, словно прогоняя докучные мысли. – Но иногда я просыпаюсь сама по себе. Кажется, Ториан и Осия ушли, и Торри нет у себя – он тоже с ними…
«Постель Торри осталась несмятой. И может, ты проверяла, не согревает ли твой малыш мою постель…» – подумала Мэгги.
– Йен тоже ушел с ними. В баре…
– В «Пообедай за полушку»?
– Да. Джефф Берке…
– Бьерке.
– Да, он говорил, волки таскают цыплят или что-то в этом роде. И что было бы очень хорошо, если бы волки отсюда ушли.
– Из Джеффа вышел бы неплохой король, – усмехнулась Карин. – Торри вернулся домой, поднял Осию, а Осия разбудил Ториана, которому немедленно понадобилось выяснить, что тут можно сделать, хотя бы и посреди ночи, так?
Мэгги не смогла не усмехнуться в ответ.
– Что-то в этом роде. – Она приподняла кофейник. – Позвольте предложить вам выпить со мной чашечку вашего собственного кофе?
Карин на мгновение задумалась.
– Пожалуй. Но если мы собираемся ждать возвращения мужчин, я схожу наверх и надену что-нибудь более подходящее для бесед на кухне.
«Чтобы не сидеть полуголой перед другой женщиной, да?»
Карин повернулась и вышла из кухни, покачивая бедрами чуть меньше, чем обычно.
Мэгги улыбнулась.
Она довольно быстро разыскала сухие сливки – начатую банку «халф-энд-халф», из которой пахло вполне прилично: при хозяйке Мэгги не осмелилась проверять содержимое банки подобным образом. Но обнаружить сахар оказалось непростой задачей. Хрустальная сахарница со стеклышками была пуста, а к тому времени, как Мэгги нашла нужный шкафчик, открыла большой пластиковый контейнер и – попробовав на вкус, не соль ли это, – высыпала песок в сахарницу и стала искать ложки, Карин вернулась. На сей раз она облачилась в свободный черный с желтым пижамный костюм, который потянул бы на стиль «унисекс», если бы не тонкая талия, обвязанная шелковой лентой-поясом, отличающимся по оттенку от желтого цвета пижамы.
Карин приняла от Мэгги чашку и села, лениво водя по столешнице пальцем с обкусанным ногтем.
– Торри не очень много рассказывает о своей жизни, когда приезжает на каникулы.
– И о доме, когда возвращается с каникул. – Мэгги села напротив хозяйки. – Так, бросит пару слов, и все.
– Он такой, – усмехнулась Карин. – Непременная составляющая образа сурового скандинава. Интересно, а сколько времени вы двое…
В гостиной зазвенело разбитое стекло, и по полу застучали многочисленные тяжелые шаги, сопровождаемые ужасным завыванием.
Мэгги застыла на месте от изумления и страха, однако Карин Торсен вскочила на ноги. Двигаясь как танцовщица, словно она тренировалась перемещаться не просто эффективно, но и грациозно, она в два шага очутилась у раковины, затем протянула левую руку и схватила большой мясницкий нож с подставки, одновременно правой рукой сначала проведя по шкафу над раковиной, а потом хлопнув по нему. Боковина шкафа повернулась, за ней обнаружился револьвер нержавеющей стали, подвешенный на трех крюках; Карин немедленно его сняла.
Вдруг мерзкое волосатое существо влетело в дверь и ударило ее по спине.
Карин повернула револьвер и выстрелила.
Отдаленный пистолетный выстрел разбудил Арни Сельмо, которому впервые за неделю удалось крепко уснуть.
После сорока двух лет жизни с одной и той же женщиной мало одного года, шести месяцев и двух дней, чтобы привыкнуть делать все одному.
Даже поход в бакалею причинял массу проблем. При жизни Эфи Арни не трудился ходить по магазинам, однако ему нравилось каждые две недели ездить с женой в Гранд-Форкс за покупками. Заниматься этим в одиночестве никакого удовольствия не доставляло. Не с кем перешучиваться насчет идиотских новых товаров, которые не перестают выпускать, как будто кому-то и в самом деле нужны пилюли, чтобы подсинить воду в туалетном бачке. Некому вздыхать над ребрышками, а потом, уже собираясь купить цыпленка, сказать «Эх, один раз живем!» и вернуться к ребрышкам.
И магазины, и уборка – все было плохо: каждый катышек пыли напоминал об Эфи, но спать в одиночестве оказалось хуже всего. Нетрудно помочь горю парой глотков из бутылки «Четыре розы», которую Арни держал возле кровати, однако Арни Сельмо примет на сон грядущий свой обычный стаканчик и не подумает напиваться в постели Эфи.
Хуже всего были сны. Каждую ночь Арни снилось одно и то же: Эфи спокойно лежит рядом с ним, не терзаясь болью, которая превратила ее последние дни в ад на земле и которую Арни и док Шерв прекратили, оборвав жизнь Эфи. Утром полусонный Арни, открывая глаза, видел распахнутую дверь ванной и пятна солнечного света на старинном шестиугольном кафеле, и ему казалось, что сейчас из ванной выйдет Эфи в своем старом махровом банном халате… Но в следующее мгновение он понимал, что это снова был всего лишь сон и что наступил еще один день без Эфи.
Так что Арни открыл глаза в темноте почти довольный.
В ночи прогремел еще один выстрел, за ним последовал вопль.
Арни приходилось слышать странное о привычках горожан. Не то чтобы он поверил, но рассказывали, будто один грабитель зарезал женщину прямо на улице. Сотни людей слышали ее крики. Говорят, убийце понадобилось целых десять минут, чтобы прикончить жертву, – и никто даже пальцем не пошевелил. Чушь собачья, но ведь рассказывают!
Не успев продрать глаза, Арни двинулся к оружейному шкафу в гостиной; одной рукой он схватил дробовик, а другой – коробку с патронами. Ружья не палят просто так посреди ночи, и вопли тоже просто так не раздаются в темноте.
Прекрасно, когда есть повод чем-то заняться.
Арни засунул ноги в ботинки, наплевав на носки, и опустил ружье и коробку на пол, чтобы завязать шнурки – совершенно незачем падать, наступая на собственные шнурки, – затем подхватил оружие и боеприпасы и накинул на себя длинное пальто.
И нырнул в темноту, даже не закрыв за собой дверь.
Снова грохнул выстрел – похоже, стреляли где-то у Торсенов. Хотя Торсены и странное семейство, вряд ли они станут ни с того ни с сего устраивать учения глубокой ночью.
Через дорогу, у Дэйви Хансена, загорелся свет и отворилась дверь. Дэйви выскочил на улицу, в холодный ночной воздух, полуголым: на нем были только джинсы и рабочие ботинки, словно он уже собирался в постель.
Дэйви захромал к Арни: часть его правой ноги осталась в рисовом чеке во Вьетнаме. В левой руке он держал вверх дулом винтовку, и Арни не сразу осознал, почему его вдруг охватила зависть к соседу. Дэйви нес АР-15, гражданский вариант винтовки, с которой воевал Арни. Руки Арни тосковали по прикладу старого «гаранда», которого не мог заменить дробовик.
– Где? – выкрикнул Дэйви.
– У Торсенов! – ответил Арни, устремляясь вперед вихляющейся рысью, которая, может, и не позволяла опередить более молодого спутника, зато заряжать ружье можно было прямо на ходу.
Дом Торсенов стоял на самой окраине, за широкой лесополосой – та закрывала дом с трех сторон, в том числе и со стороны города. Натоптанная стежка вела мимо дома Бьорсенов, через лесок, сквозь высокую, по грудь, траву, росшую по краю обкошенной лужайки.
Трава хлестала по рукам и по глазам, но Арни продолжал ломиться вперед, туда, где раздавались крики и вопли.
И вой.
Он выбежал на лужайку и застыл на месте.
В дверях дома Карин Торсен, в порванной черно-желтой пижаме, с длинным окровавленным ножом в руке, билась с самым большим волком, какого только видел Арни, а еще трое или четверо волков, почти таких же здоровенных, теснились вокруг: выли, наскакивали, пытаясь цапнуть Карин. На крыльце валялся пистолет; Арни заметил его, только когда волчья лапа отбросила оружие на лужайку.
В разбитое высокое окно-эркер выскочили из дому еще двое волков: они волокли полуголую девушку, не обращая внимания на то, что осколки стекла режут ее босые ноги. В руках у девушки был нож, она отбивалась им – как и Карин, без особого эффекта.
Арни не мог стрелять из дробовика в направлении женщин, но слева от крыльца еще два волка ожидали своей очереди вступить в действие. Арни загнал патрон в патронник, упер приклад в плечо и выстрелил.
Отдача сильно толкнула его назад, едва не сбив с ног. Арни не сразу сообразил, что дело не в старости, а в том, что впопыхах он схватил коробку, где хранились патроны, заряженные дробью разных размеров – от мелкой дроби для охоты на птиц до жаканов на оленей. Отдача была как от крупной дроби.
Не зная, что стреляет жаканом, Арни наводил ствол не очень прицельно, но волка просто перевернуло. Снова раздался выстрел, потом еще один; в промежутках между грохотом дробовика слышалось сухое потрескивание винтовки Дэйви.
Все это не имело ни малейшего смысла. Карин атаковали три волка, но ее всего-навсего стащили с крыльца и поволокли по лужайке. И хотя женщина продолжала работать ножом, а Арни, несмотря на крики и выстрелы, слышал, как нож с сочным чмоканьем входит в плоть, и видел, как блестит черная кровь в свете луны, ни один из волков не только не упал, но даже не завизжал от боли! Арни снова взвел курок и, нацелившись на волка с краю стаи, выстрелил, на сей раз приготовившись к мощной отдаче.
– Ну так что? У Гуннара одни расходы и никаких доходов уже пять лет. А так никто не сдерет с него налог. – Он наклонил голову по направлению к окну и аптечном магазину Сельмо на той стороне улицы. – Положись на мое слово.
Орфи снова фыркнул.
– Ну, если ты настолько слеп, что не видишь сам, я тебе показывать не стану!
Смешанная метафора, подумал Джефф про себя. Нелегко быть парнем из колледжа в маленьком городке, где живут фермеры; так что незачем усложнять себе жизнь.
Арни тихонько хихикнул.
– Столько разговоров о волках… Я такой журнальчик видел в аптеке, вы не поверите.
– Про волков?
– Ну, может, и про волков, но мне так не кажется. – Арни покачал головой. – На обложке там была женщина в кожаной одежде, она стояла на коленях перед волком, поднявшимся на задние лапы – как будто она собиралась…
– Ну что?
– Ну, делать как раз то, за что я платил беззубой шлюхе в Уиджонгбу [7] всякий раз, когда появлялся в городе. И на что я никак не мог уговорить Эфи – она считала это грехом. – Арни вздохнул и глотнул пива. – Да, скучаю я по моей старушке…
Джефф мысленно сделал пометку поговорить с Нейлом Петерсеном. Ему было наплевать, какими журнальчиками Петерсен торгует у себя в аптеке из-под прилавка – хотя если бы один из них попал в руки преподобному Оппегаарду, тот сразу прочел бы по этому поводу проповедь. Но предполагалось, что журнальчики лежат под прилавком… Арни поднял стакан.
– За взвод Псов Седьмого полка Первой Кавалерийской!
– Ну вот, опять начались корейские истории, – фыркнул Орфи.
За стойкой бара Ол натирал стакан полотенцем с видом ребенка, который в испуге прячется под одеяло.
– Ну, Орфи, про Бастонь [8] мы тоже слыхали полмиллиона раз…
– И хочу вас заверить, что я был в третьем трижды клятом танке, за самим Крейтоном Абрахамом… – произнес Арни, подражая довольно заметному акценту Орфи. – А когда вернется молодой Дэйв, мы послушаем, как оно было при Дак То. А потом вежливо послушаем, как оно было в Корее. – Тут он дернул своим заостренным подбородком в сторону стакана Орфи. – Еще по одному?
– Почему бы и нет?
На несколько мгновений в баре наступила тишина, и Джефф взглянул на свои часы: не пора ли уходить, бросив ждать Торри с друзьями? Но, поразмыслив, Джефф решил дать им еще пятнадцать минут. Кэйти наверняка еще не пришла от Аарстедов, а Джефф терпеть не мог возвращаться в пустой дом. Пора завести ребенка-другого, если только удастся уговорить Кэйти.
И к черту с…
Тут дверь распахнулась, и в бар вошли Торри и его друзья. Эта его Мэгги весьма мила, эдакая худышка с Восточного побережья. Длинный еврей, любитель марихуаны, улыбался довольно приятно, хотя и несколько задиристо. Немножко напоминает молодого Аба Линкольна, только без бороды. Наверное, ему пошли бы усы.
– Два, э-э, безалкогольных пива и «севенап», – сказал Торри, пробираясь за стол вслед за Мэгги. Йен сел рядом с Джеффом.
– «Севенап»? – нахмурился Ол.
– И два безалкогольных.
Он понимающе подмигнул:
– Сей момент.
Орфи увлекся, рассказывая о том, как с Бастони сняли осаду, и не заметил, что Ол налил «безалкогольное» пиво из того же крана, из которого наливал обычное.
Торри давно не был дома, но не все забыл: быстро поднявшись, он подошел и забрал поднос.
Пока пили пиво, Торри наверстывал упущенное: Джефф делился с ним городскими новостями. Банк в Гранд-Форкс лишил наконец Иохансона права выкупа, и аукцион состоится в следующую субботу; док Шерв нашел себе в партнеры молодого врача и снова поговаривает о выходе на пенсию – хочет уехать во Флориду. Беседа трех граций опять свернула на волков.
– Я завел себе новый краутовский оптический прицел на старую семидесятку.
– Ага, семидесятый винчестер, до шестьдесят четвертого выпускался. Знаем, хорошее ружье.
– Точно. И запрет или не запрет, а однажды ночью я на них поохочусь, – сказал Арни. – И ничего…
– Ха! – прервал его Орфи. – Ружье – еще полдела. Охота на гадов, это…
Мэгги наклонилась к Торри.
– Что такое «охота на гадов»? – шепотом спросила она. – Как в «доставай ствол, гад»?
Мэгги рассмеялась. Какой милый, легкий и приятный смех!.. Джефф позавидовал Торри: Кэйти не умела так смеяться.
– Имеется в виду охота на вредителей, – объяснил Торри. – Обычно на луговых собачек, но еще здесь водятся сурки, которые могут причинить много вреда посевам, поэтому фермеры стараются отделаться от них. Охотничий «стингерс» 22-го калибра отлично кладет сурков, однако некоторые охотники, вроде старика Арни, развлекаются: используют дальнобойные винтовки да еще ставят на них дорогие оптические прицелы.
– По мне, звучит довольно кровожадно.
Торри пожал плечами.
– Я видел, как ты прихлопнула таракана – а он питался ненужными крошками.
Йен лизнул указательный палец, провел по воздуху перед Торри.
– Торри, очко, Мэгги, служить.
Орфи продолжал свою речь:
– …собираешься стрелять волка этими детскими хлопушками – пульками двадцать второго калибра? Ну, сурка ими можно щелкнуть, но для оленя это маловато, а на волка я пойду только с тем, от чего и олень перевернется.
– Так я возьму тридцатый калибр, – продолжал гнуть свою линию Арни.
– …и не оберешься проблем, – вмешался Ол, покачав головой. – А если ты наткнешься на охотника, которому пришла такая же мысль?
– Ты думаешь, я похож на волка?
– Та телка, которую ты завалил прошлой осенью к югу отсюда, тоже не походила на оленя, – громко произнес Джефф.
Кончики ушей у Арни вспыхнули как два фонарика.
– Да я клянусь, в этом чертовом тумане…
Джефф поднял руку, и Ол повторил его жест, утихомиривая Арни.
– Я знаю. Это был несчастный случай, с каждым может стрястись. Но такое вполне возможно, – продолжал Джефф, – и я совершенно уверен, что не хочу простреленных голов. Не говоря уж о том, что это незаконно. Так что успокойся, Арни, – и Джефф пристально посмотрел на Торри, – и потерпи немного.
Торри незаметно кивнул, прежде чем вернуться к пиву.
– Не вопрос. Волк-одиночка скорее всего не надолго задержится.
Орфи фыркнул, Джефф улыбнулся, а Торри снова кивнул ему.
Проснувшись от легкого прикосновения, Ториан дель Ториан протянул руку за…
Нет, это не опасность. Темная фигура, склонившаяся над ним во мраке спальни, всего-навсего Орфиндель. Так что незачем хвататься за лежащий на ночном столике «Торус» 9-го калибра – после стольких лет огнестрельное оружие стало второй натурой Ториана – или за острый как бритва, инкрустированный серебром клинок за изголовьем. Это всего-навсего Орфиндель.
«Всего-навсего», – подумал Ториан, мысленно усмехнувшись. Просто Орфиндель; всего лишь один из Древних, вероятно, Очень Древний, Орфиндель пришел в его спальню, чтобы разбудить – словно прислуга-деревенщина.
Рядом лежала Карин, тепло ее тела успокаивало. Жена была для Ториана светом в темноте, прогонявшим прочь ночных демонов его сновидений. Пальцами он прикоснулся к губам Карин, а затем – легко-легко – к изгибу ее бедра под простыней.
– Да? – прошептал он. – В чем дело?
– Ториан-младший с друзьями только что вернулись. – Орфиндель говорил негромко, чтобы не разбудить Карин. – У него к тебе дело.
– Очень хорошо, Осия. Спасибо, я сейчас.
Согласно давнишней договоренности, Ториан обращался с Орфинделем как с подчиненным и звал Древнего придуманным именем, однако соглашение не касалось его мыслей, и хотя потеря чести влекла за собой жажду возместить утраченное, Ториан дель Ториан все же мог придерживаться условий сделки, ничего не добавляя сверх того.
Ториан быстро оделся и, прежде чем выйти в холл, поцеловал спящую жену; та едва пошевелилась – крепкий сон был не последним из многочисленных достоинств Карин.
Торри с друзьями сидели внизу, в кабинете. Друзья были ничего себе, хотя, вероятно, неженки и горожане. Ториан подавил улыбку. За двадцать с лишним лет, прошедших с той поры, как они с Орфинделем бежали по Скрытым Путям в Соседний Мир, Ториан превратился в настоящего крестьянина. По меньшей мере, восемнадцать поколений его предков жили в Срединном Доминионе, и никто из родных ни разу в жизни не ступал на вспаханную землю, тем более – босыми ногами.
Но это было очень давно и очень далеко отсюда.
Глядя на серьезное лицо сына, Ториан догадался, в чём дело. Волки.
Он посмотрел на Орфинделя. Всего лишь волки, не более того?
Орфиндель не то чтобы умел читать мысли, но иногда это происходило само собой. Он кивнул и пожал плечами, словно внося оговорку: «Полной уверенности нет, но скорее всего это именно так».
– Я говорил сейчас с Джеффом Бьерке, – сказал Торри. – Он беспокоится из-за волков.
Ториан кивнул:
– Не только он. Свен устроил засаду и подстрелил одного. Показывал мне сегодня следы лап.
Следы вели на юг: вероятно, простое совпадение. Док Шерв так же толкует про медицинские диагнозы: «Если ты слышишь стук копыт, думай о лошади, а не о зебре». У фермеров всегда проблемы с волками. Появление Сынов Фенрира [9] могло стать результатом лишь целой цепи маловероятных событий.
– Да, но… – Торри явно не хотел заходить дальше. Что глупо, хотя и объяснимо. Ториан улыбнулся.
– Если ты доверяешь своим друзьям настолько, чтобы говорить при них «а», то говори и «б». Джефф хочет, чтобы мы с Осией отправились на охоту?
Торри кивнул:
– Да. Он не хотел говорить прямо и вслух, но…
Орфиндель улыбнулся.
– Не хочет лгать. Ведь если Джеффа спросят на суде или где-то еще, давал ли он нам разрешение на убийство зверя, который охраняется законом, он честно ответит, что не давал. – Орфиндель уже натягивал толстый пуховик. – А пока мы не пойманы, то и говорить не о чем.
Почему бы и не прямо сейчас? Луна сегодня полная, а Орфиндель потеряет след лишь в самую черную ночь – эта способность еще не покинула Древнего, – хотя у Ториана зрение было как у обыкновенного человека. То же самое относилось и к сыну, и к его друзьям.
Ториан хотел было достать из аварийного набора очки ночного видения, но передумал. Надо купить еще одну пару на каждый день, хотя раньше подобной необходимости не возникало.
Все же Ториан хоть как-то, да видел в темноте, и этого было достаточно.
Следует ли позвать гостей? Местные обычаи об этом умалчивали, однако здесь разрешалось многое из того, что воспрещало воспитание Ториана.
– Ториан, Йен, вы пойдете?
Торри кивнул:
– Да, сэр.
Длинный поразмыслил мгновение.
– Конечно. То есть я хочу сказать, что не против. Если только я вам не помешаю.
– Ты сознаешь, что мы нарушаем закон? Вряд ли нам угрожает что-то вроде ареста или задержания, но нет ничего постыдного, если ты откажешься.
Девушка нахмурилась, как будто тоже ожидала приглашения. На охоте ей не место, хотя вряд ли американская девушка двадцатого века способна это понять.
Но не дело Ториана объяснять ей. Пусть Торри попотеет.
Йен улыбнулся.
– Не замечал я, чтобы в этих краях люди особенно щепетильничали насчет мелочей. Я полагаю, охота важнее, чем мнение закона по этому вопросу.
Что ж, неудивительно, что Торри дружит с шустрыми людьми. Он славный парень, и выбор его недурен: у этого Йена, как выяснилось, хорошее запястье и неплохая голова на плечах.
– Мы пойдем соберем оружие и приготовим пикап, ждем вас на улице через десять минут, – произнес Ториан.
Он спустился вниз и взял две коробки с патронами из запертого ящика над зарядным столом. Потом открыл коробки и взглянул на длинные вытянутые патроны: 30-й винтовочный калибр.
Заряжать гильзы вручную стало его хобби; в числе многого другого он научился этому у старого Тома Рельке.
Ториан не признался бы даже Орфинделю, но он скучал по старикам не меньше, чем по родному дому. Том и Ева жили теперь далеко на юге, в деревушке отставников возле Сан-Диего – благодаря золоту Торсенов. Ториан не жалел ни о едином центе, потраченном на людей, которые приняли к себе в дом его и Орфинделя, не зная о чужаках ничего, кроме того, что те нуждаются в помощи. Видит Око Одина [10], тогда Ториан вообще не говорил на здешних языках: Орфинделев Дар Языков здесь не передавался.
Ториан оглядел серебряные наконечники. Да, почти наверняка это обычные волки, а не Сыны Фенрира. Впрочем, серебряная пуля убивает не хуже простой.
Ториан подумал, не оставить ли Карин записку, но с письмом у него всегда были проблемы, а кроме того, жена знает его достаточно хорошо, чтобы понять: он вернется. Ториан уже не первый раз уходил из дому в ночь – и не последний, надо думать.
Остальные все еще были наверху.
– Мы вернемся поздно, – сказал Торри девушке. – Не жди нас, ложись.
Наливая себе очередную чашку кофе и тихонько затягиваясь сигаретой, Мэгги Кристиансен услышала за спиной тихие шаги.
Не жди нас, да? Ну что ж, раз так, она не станет ложиться в постель.
Насколько помнила Мэгги, она всегда была такой.
Возможно, за характер ей следует благодарить отца. Согласно семейной легенде, когда ей было всего четыре года и когда ее еще звали Марианной, она, едучи в машине с тетей Мэгги, сестрой матери, жившей тогда с ними, заявила: «Я хочу быть тетей Мэгги, когда вырасту».
Тетя Мэгги рассмеялась и объяснила, что, во-первых, ей тогда придется убедить папу и маму родить второго ребенка, чтобы он вырос и завел своих детей, но даже тогда она будет «тетя Марианна», а не «тетя Мэгги».
– Мой папа говорит, – ответила тогда малышка, решительно фыркнув, – что когда я вырасту, я стану тем, кем пожелаю.
И с того дня заставляла всех звать ее Мэгги.
Десятки учителей забывали об этом, но путем неустанного повторения Мэгги удавалось вбить в них свое имя. Когда во время игры мальчишки окликали ее Марианной, она притворялась, что не слышит. Конечно, все изменилось в девятом классе, когда за одну ночь – так ей по крайней мере казалось – отпала надобность в зубных скобках, кожа стала чистой, грудь и бедра сделались по-женски округлыми, и презрительные насмешки сменились заиканием и плотоядными взглядами.
С этим у нее проблем не было.
Мэгги хотела не очень многого. Она желала только, чтобы все шло так, как ей надо, но «так, как ей надо» не подразумевало «с легкостью, без усилий». Она не возражала против работы, и ей было наплевать на цену, которую требовалось заплатить за желаемое, пусть даже это означало свидания с кретином, преподавателем английского, который никому не ставил «отлично», – потому что еще одно «хорошо» испортило бы ее средний балл; или поход по дюжине магазинов в поисках того оттенка губной помады, который подчеркивал бы цвет волос Мэгги, не заставляя их казаться крашеными; или часы, проведенные в гимнастическом зале вместе с другими новичками-фехтовальщиками, – когда стало ясно, что это единственный способ отбить Торри у его предыдущей девушки; или часы, проведенные в том же спортивном зале уже не из-за Торри и даже не потому, что у нее хорошо выходило, а потому – Мэгги сама удивлялась, – что ей понравилось фехтовать.
– Хэлло, – раздался голос у нее за спиной. – Я вижу, ты не торопишься ложиться…
Повернувшись, Мэгги совершенно не удивилась тому факту, что Карин Торсен одета в коротенький пеньюар явно от «Виктория Сикрет», сквозь который проглядывает черное кружевное боди. Нет, для женщины своего возраста она в прекрасной форме, однако это уж слишком…
– Надеюсь, не я вас разбудила, – сказала Мэгги.
Карин покачала головой, отбрасывая со лба прядь золотистых волос – они в самом деле золотистые, а не просто белокурые!
– Нет, – произнесла она, улыбнувшись, – у нас в семье шутят, что я просыпаюсь, когда захочу. – Улыбка поблекла и стала чуть печальной. – Ториану приходилось будить меня, когда я кормила грудью Торри. Я не просыпалась даже от крика младенца. – Она бросила на Мэгги короткий взгляд, затем встряхнула головой, словно прогоняя докучные мысли. – Но иногда я просыпаюсь сама по себе. Кажется, Ториан и Осия ушли, и Торри нет у себя – он тоже с ними…
«Постель Торри осталась несмятой. И может, ты проверяла, не согревает ли твой малыш мою постель…» – подумала Мэгги.
– Йен тоже ушел с ними. В баре…
– В «Пообедай за полушку»?
– Да. Джефф Берке…
– Бьерке.
– Да, он говорил, волки таскают цыплят или что-то в этом роде. И что было бы очень хорошо, если бы волки отсюда ушли.
– Из Джеффа вышел бы неплохой король, – усмехнулась Карин. – Торри вернулся домой, поднял Осию, а Осия разбудил Ториана, которому немедленно понадобилось выяснить, что тут можно сделать, хотя бы и посреди ночи, так?
Мэгги не смогла не усмехнуться в ответ.
– Что-то в этом роде. – Она приподняла кофейник. – Позвольте предложить вам выпить со мной чашечку вашего собственного кофе?
Карин на мгновение задумалась.
– Пожалуй. Но если мы собираемся ждать возвращения мужчин, я схожу наверх и надену что-нибудь более подходящее для бесед на кухне.
«Чтобы не сидеть полуголой перед другой женщиной, да?»
Карин повернулась и вышла из кухни, покачивая бедрами чуть меньше, чем обычно.
Мэгги улыбнулась.
Она довольно быстро разыскала сухие сливки – начатую банку «халф-энд-халф», из которой пахло вполне прилично: при хозяйке Мэгги не осмелилась проверять содержимое банки подобным образом. Но обнаружить сахар оказалось непростой задачей. Хрустальная сахарница со стеклышками была пуста, а к тому времени, как Мэгги нашла нужный шкафчик, открыла большой пластиковый контейнер и – попробовав на вкус, не соль ли это, – высыпала песок в сахарницу и стала искать ложки, Карин вернулась. На сей раз она облачилась в свободный черный с желтым пижамный костюм, который потянул бы на стиль «унисекс», если бы не тонкая талия, обвязанная шелковой лентой-поясом, отличающимся по оттенку от желтого цвета пижамы.
Карин приняла от Мэгги чашку и села, лениво водя по столешнице пальцем с обкусанным ногтем.
– Торри не очень много рассказывает о своей жизни, когда приезжает на каникулы.
– И о доме, когда возвращается с каникул. – Мэгги села напротив хозяйки. – Так, бросит пару слов, и все.
– Он такой, – усмехнулась Карин. – Непременная составляющая образа сурового скандинава. Интересно, а сколько времени вы двое…
В гостиной зазвенело разбитое стекло, и по полу застучали многочисленные тяжелые шаги, сопровождаемые ужасным завыванием.
Мэгги застыла на месте от изумления и страха, однако Карин Торсен вскочила на ноги. Двигаясь как танцовщица, словно она тренировалась перемещаться не просто эффективно, но и грациозно, она в два шага очутилась у раковины, затем протянула левую руку и схватила большой мясницкий нож с подставки, одновременно правой рукой сначала проведя по шкафу над раковиной, а потом хлопнув по нему. Боковина шкафа повернулась, за ней обнаружился револьвер нержавеющей стали, подвешенный на трех крюках; Карин немедленно его сняла.
Вдруг мерзкое волосатое существо влетело в дверь и ударило ее по спине.
Карин повернула револьвер и выстрелила.
Отдаленный пистолетный выстрел разбудил Арни Сельмо, которому впервые за неделю удалось крепко уснуть.
После сорока двух лет жизни с одной и той же женщиной мало одного года, шести месяцев и двух дней, чтобы привыкнуть делать все одному.
Даже поход в бакалею причинял массу проблем. При жизни Эфи Арни не трудился ходить по магазинам, однако ему нравилось каждые две недели ездить с женой в Гранд-Форкс за покупками. Заниматься этим в одиночестве никакого удовольствия не доставляло. Не с кем перешучиваться насчет идиотских новых товаров, которые не перестают выпускать, как будто кому-то и в самом деле нужны пилюли, чтобы подсинить воду в туалетном бачке. Некому вздыхать над ребрышками, а потом, уже собираясь купить цыпленка, сказать «Эх, один раз живем!» и вернуться к ребрышкам.
И магазины, и уборка – все было плохо: каждый катышек пыли напоминал об Эфи, но спать в одиночестве оказалось хуже всего. Нетрудно помочь горю парой глотков из бутылки «Четыре розы», которую Арни держал возле кровати, однако Арни Сельмо примет на сон грядущий свой обычный стаканчик и не подумает напиваться в постели Эфи.
Хуже всего были сны. Каждую ночь Арни снилось одно и то же: Эфи спокойно лежит рядом с ним, не терзаясь болью, которая превратила ее последние дни в ад на земле и которую Арни и док Шерв прекратили, оборвав жизнь Эфи. Утром полусонный Арни, открывая глаза, видел распахнутую дверь ванной и пятна солнечного света на старинном шестиугольном кафеле, и ему казалось, что сейчас из ванной выйдет Эфи в своем старом махровом банном халате… Но в следующее мгновение он понимал, что это снова был всего лишь сон и что наступил еще один день без Эфи.
Так что Арни открыл глаза в темноте почти довольный.
В ночи прогремел еще один выстрел, за ним последовал вопль.
Арни приходилось слышать странное о привычках горожан. Не то чтобы он поверил, но рассказывали, будто один грабитель зарезал женщину прямо на улице. Сотни людей слышали ее крики. Говорят, убийце понадобилось целых десять минут, чтобы прикончить жертву, – и никто даже пальцем не пошевелил. Чушь собачья, но ведь рассказывают!
Не успев продрать глаза, Арни двинулся к оружейному шкафу в гостиной; одной рукой он схватил дробовик, а другой – коробку с патронами. Ружья не палят просто так посреди ночи, и вопли тоже просто так не раздаются в темноте.
Прекрасно, когда есть повод чем-то заняться.
Арни засунул ноги в ботинки, наплевав на носки, и опустил ружье и коробку на пол, чтобы завязать шнурки – совершенно незачем падать, наступая на собственные шнурки, – затем подхватил оружие и боеприпасы и накинул на себя длинное пальто.
И нырнул в темноту, даже не закрыв за собой дверь.
Снова грохнул выстрел – похоже, стреляли где-то у Торсенов. Хотя Торсены и странное семейство, вряд ли они станут ни с того ни с сего устраивать учения глубокой ночью.
Через дорогу, у Дэйви Хансена, загорелся свет и отворилась дверь. Дэйви выскочил на улицу, в холодный ночной воздух, полуголым: на нем были только джинсы и рабочие ботинки, словно он уже собирался в постель.
Дэйви захромал к Арни: часть его правой ноги осталась в рисовом чеке во Вьетнаме. В левой руке он держал вверх дулом винтовку, и Арни не сразу осознал, почему его вдруг охватила зависть к соседу. Дэйви нес АР-15, гражданский вариант винтовки, с которой воевал Арни. Руки Арни тосковали по прикладу старого «гаранда», которого не мог заменить дробовик.
– Где? – выкрикнул Дэйви.
– У Торсенов! – ответил Арни, устремляясь вперед вихляющейся рысью, которая, может, и не позволяла опередить более молодого спутника, зато заряжать ружье можно было прямо на ходу.
Дом Торсенов стоял на самой окраине, за широкой лесополосой – та закрывала дом с трех сторон, в том числе и со стороны города. Натоптанная стежка вела мимо дома Бьорсенов, через лесок, сквозь высокую, по грудь, траву, росшую по краю обкошенной лужайки.
Трава хлестала по рукам и по глазам, но Арни продолжал ломиться вперед, туда, где раздавались крики и вопли.
И вой.
Он выбежал на лужайку и застыл на месте.
В дверях дома Карин Торсен, в порванной черно-желтой пижаме, с длинным окровавленным ножом в руке, билась с самым большим волком, какого только видел Арни, а еще трое или четверо волков, почти таких же здоровенных, теснились вокруг: выли, наскакивали, пытаясь цапнуть Карин. На крыльце валялся пистолет; Арни заметил его, только когда волчья лапа отбросила оружие на лужайку.
В разбитое высокое окно-эркер выскочили из дому еще двое волков: они волокли полуголую девушку, не обращая внимания на то, что осколки стекла режут ее босые ноги. В руках у девушки был нож, она отбивалась им – как и Карин, без особого эффекта.
Арни не мог стрелять из дробовика в направлении женщин, но слева от крыльца еще два волка ожидали своей очереди вступить в действие. Арни загнал патрон в патронник, упер приклад в плечо и выстрелил.
Отдача сильно толкнула его назад, едва не сбив с ног. Арни не сразу сообразил, что дело не в старости, а в том, что впопыхах он схватил коробку, где хранились патроны, заряженные дробью разных размеров – от мелкой дроби для охоты на птиц до жаканов на оленей. Отдача была как от крупной дроби.
Не зная, что стреляет жаканом, Арни наводил ствол не очень прицельно, но волка просто перевернуло. Снова раздался выстрел, потом еще один; в промежутках между грохотом дробовика слышалось сухое потрескивание винтовки Дэйви.
Все это не имело ни малейшего смысла. Карин атаковали три волка, но ее всего-навсего стащили с крыльца и поволокли по лужайке. И хотя женщина продолжала работать ножом, а Арни, несмотря на крики и выстрелы, слышал, как нож с сочным чмоканьем входит в плоть, и видел, как блестит черная кровь в свете луны, ни один из волков не только не упал, но даже не завизжал от боли! Арни снова взвел курок и, нацелившись на волка с краю стаи, выстрелил, на сей раз приготовившись к мощной отдаче.