Страница:
Торри не знал, как он ухитряется понимать язык оборотня, поскольку это не был ни английский, ни норвежский, который он учил в начальной школе, ни французский, которым он пытался овладеть в колледже. Вот дядюшка Осия – тот полиглот… Однако сейчас средне-берсмальский звучал для юноши совершенно естественно, словно он говорил на нем с детства.
– Кажется, тебе еще не вырвали язык, хотя это нетрудно устроить, – произнес Сын. – Оставлять приветствие без ответа считается невежливым.
– Да ну, – сказал Торри.
Сын был крупный; его лицо и тело покрывала шерсть цвета соли с перцем – такая густая, что создавалось впечатление, будто он одет (если не смотреть ниже, туда, где из темного меха торчал неожиданно розовый пенис). На шее у Сына висела золотая цепочка с янтарным амулетом. Янтарь имел форму капли, в нем белело нечто похожее на последний сустав здоровенного пальца.
Мизинец оборотня украшали два знакомых золотых кольца: обручальные кольца отца и матери.
– Пожалуйста, присядь, – сказал вожак.
– Я лучше постою.
– А я бы предпочел, чтобы ты сел. Хорошо бы нам с тобой достичь взаимопонимания, и чем раньше, тем лучше, сын Ториана. Или тебя надо избить как следует? Ты, часом, не из этих… стоиков, которые смеются под пыткой?
Торри выпрямился. «Да пошел ты к черту», – подумал он.
– Da Nivlehim vast dju, hundbretten[18], – произнес юноша вслух.
Сын рассмеялся.
– В другом месте и в другое время я бы с радостью заставил тебя заплатить за эти слова болью и кровью. Но я подрядился доставить Ториана дель Ториана к Его Пылкости без лишних травм, и потому…
– Du skal ikke selge skinnetfor bjemen er skuut , – произнес Торри. Это была старинная норвежская пословица, и хотя в Хардвуде мало кто говорил по-норвежски, несколько фраз знали все. К примеру, вот эту, которая буквально означала «Не продавай шкуру, пока не пристрелил медведя». Короче, не стоит делить шкуру неубитого медведя.
Сын на мгновение наморщил свое волосатое чело, словно разгадывая загадку.
– А… Но я уже снял шкуру с медведя. Ториан дель Ториан в моих руках. По правде говоря, они оба в моих руках. Хотя мне заказывали одного, пустить второго в расход просто так было бы постыдно. – Улыбка исчезла с его лица. – С другой стороны, твоя милашка и твоя мать – они нам не нужны. Мне откусить у них пальчик, чтобы ты стал повежливей? Или все-таки соизволишь присесть?
Ничего, настанет время, и он покажет этому Сыну, где раки зимуют, пообещал себе Торри. Но не сейчас. Он не знал, как обстоят дела, не знал, где мать, отец и Мэгги, и не чувствовал уверенности, что Сын блефует.
Торри сел.
Логово – да, определенно логово – было вырыто в склоне холма. Потолок подпирали крепежные бревна, посеревшие от времени и креозота, истертые до гладкости с течением лет. Вряд ли Сыны Волка стали бы возводить что-то в подобном роде.
– Хороший мальчик, – сказал вожак. – Меня зовут Херольф, а тебя Ториан, как твоего отца?
Имя, звание, личный номер!..
– В точности, – ответил юноша. – Так меня и зовите.
Сын кивнул.
– Очень хорошо. Хочу потолковать с тобой немного с глазу на глаз, чтобы достичь взаимопонимания. Я подумывал, не надеть ли на вас с отцом кандалы, но какой смысл так обращаться с человеком, который сбежал из Города, унося на себе надежно скованного Древнего, надо полагать, твой отец легко справится с любыми путами. Вот здесь-то мне и пригодятся твоя мать и твоя женщина. – Херольф на мгновение склонил голову набок. – Если кто-то из вас двоих будет плохо себя вести или попытается сбежать, я велю бросить одну из женщин в логово для случки вместе с сукой в течке, чтобы позабавить желающих. И уверяю тебя: забавляться с нею будут гораздо дольше, чем она в состоянии вынести. А если она выживет, я перегрызу ей горло. Понятно?
Торри кивнул:
– Понятно.
Все трое ждали Торри в комнатке в конце короткого коридора, за круглой деревянной дверью в круглой же дверной раме, закрывающейся на засов. Рама глубоко уходила в стены хода, производя странное впечатление: эдакий воздушный шлюз, сделанный из дуба.
Сын, охранявший пленников, отодвинул засов, и дверь легко повернулась на центральном стержне.
Клетушку ярко освещала, негромко шипя, их собственная лампа «коулмэн», висевшая на одном из дюжины крюков, вбитых в потолок футах в трех над головой Торри. Дальше виднелся проход в неосвещенное помещение: Торри был уверен, что оттуда легко не выберешься.
Юношу без церемоний втолкнули в комнатку, и дверь за ним захлопнулась.
– Торри! – воскликнула мать, подымаясь на ноги: до того она сидела на полу рядом с отцом. – Слава богу, с тобой все хорошо!
Мэгги, одетая всего лишь в драную и грязную длинную футболку, в которой она обычно спала и на которой некогда можно было прочесть «Был я в Пуэрто-Рико и ничего лучше этой вшивой футболки не нашел», сгорбившись, прижималась к стене; казалось, она даже не заметила Торри.
Девушка и мать, слегка побитые и исцарапанные, выглядели в целом нормально. Но отец лежал на боку на одеяле, его лицо покрывали синяки, левая рука была в лубке и на перевязи.
Он поглядел на Торри здоровым глазом и ухмыльнулся:
– Рад, что с тобой все в порядке, Торри.
Отец, похоже, повиновался Сынам отнюдь не безропотно; во всяком случае, он оказал некоторое сопротивление, подумал Торри, возненавидев собственную покорность. Однако толку-то? Все они в одной яме…
Торри подсел к Мэгги. Что ей сказать? Он пригласил девушку в гости к себе домой, чтобы приятно провести время – и чтобы не спать в одиночестве, – а также потому, что ему нечасто выпадал случай похвастаться отцом, мамой и дядей Осией.
Мэгги возненавидит его за происшедшее, и нельзя ее за это винить.
–Я…
Мэгги оскалилась.
– Заткнись! Оставь меня.
– Послушай… – Торри протянул руку, но девушка неожиданно сгребла его за рубашку и опрокинула на пол.
Крепко удерживая Торри, Мэгги наклонилась, и тепло ее дыхания коснулось уха молодого человека Торри с трудом расслышал шепот девушки.
– Лучше делать вид, будто тебе наплевать на меня, а мне – на тебя. Понимаешь? Я ненавижу тебя за то, что ты втравил меня в эту историю, ты пытаешься помириться со мной, а когда не получается, дуешься на меня.
Торри открыл рот, потом закрыл его. Прижал Мэгги к себе и прошептал ей на ухо:
– Прости меня, я…
Теплые пальцы легли на его губы. Мэгги помотала головой и снова приникла к его уху:
– Если бы я стала винить жертву, мой папа покачал бы головой и сказал бы: «Не так я тебя воспитывал».
На мгновение Мэгги обняла Торри, затем оттолкнула.
– Ублюдок, как ты смел втравить меня во все это? Как ты смел подвергать меня опасности?
Мэгги пронзительно кричала, но ее глаза успокаивали: «Ничего, все будет хорошо».
Торри зря потратил час – а может, два или даже три, – тщательно исследуя предоставленные им помещения. У стыка потолка и стены в каждой каморке была отдушина, во второй комнате как раз над здоровенным каменным ночным горшком. Сквозь отдушины поступал внутрь свежий воздух, но никто крупнее крысы в них не протиснулся бы, а протиснувшись, оказался бы перед необходимостью ломать решетку.
Судя по всему, в этих клетушках хранилось мясо – поскольку вряд ли Сыны хотели, чтобы крысы ели их пищу, необходимо было закрывать кладовую наглухо.
Торри обсудил бы свои выводы с остальными, но раз Мэгги, мать и отец полагают, что их подслушивают, значит, надо исходить из этого и не пытаться измыслить план, о котором немедленно узнают волки.
Больше всего ему хотелось взять в руки мощную самозарядную винтовку с полудюжиной магазинных коробок в придачу. Но винтовки у него не было; и вообще у него осталось не так уж много вещей. Сыны, обыскав Торри и не тронув ключи и бумажник, забрали инструменты и все, что лежало в карманах. Дядя Осия всегда носил с собой в бумажнике тщательно завернутое в вощеную бумагу бритвенное лезвие – на случай, если ему понадобится резать чем-то очень острым, но Торри не успел перенять эту привычку.
Все, что у него было, это лампа «коулмэн» и небольшая фляжка керосина к ней. Приходил на ум исключительно «коктейль Молотова», а какая от него польза против Сынов Волка?
Придется ждать. Самое разумное и правильное – закутавшись в одеяло, попробовать уснуть: отец уже дремал, мать – пыталась по крайней мере. Одна Мэгги по-прежнему сидела сгорбившись на одеяле.
Снаружи дерево стукнуло о дерево.
– Отойдите от двери! – скомандовал грубый голос на берсмале.
Дверь повернулась, за ней обнаружились два крупных мохнатых Сына и приземистый уродливый человечек, обутый в башмаки и одетый в нечто напоминающее обернутый поверх туники саронг из холстины. Лицо его казалось почти нечеловеческим под аккуратно подстриженными прямыми черными волосами и причесанной бородкой – слишком уж низкий лоб, слишком уж тяжелые надбровные дуги.
Обеими руками незнакомец держал большое плоское блюдо, заваленное слегка подвядшими яблоками и морковью. Посреди подноса стояла открытая глиняная бутылка вместимостью по меньшей мере в галлон. Человечек поставил блюдо на пол, а потом, под бдительным присмотром не спускавших с него глаз Сынов, молча вышел из комнаты.
Дверь за ним закрылась.
Мигнув, отец с трудом сел.
– Я уж и не думал, что когда-нибудь снова увижу вестри, – сказал он.
Мать тряхнула головой.
– Вестри?
– Цверга, – пояснил отец, похлопав здоровой рукой по стене. – Сыны Волка не строят, во всяком случае – не так хорошо. Хотя они и живут под землей, они не утруждают себя выкапыванием нор; я мог бы догадаться, что им служат вестри.
Мэгги склонила голову на плечо.
– Похож на неандертальца…
Торри хмуро поглядел на нее.
– Ну конечно, – сказала она саркастически, – чего меня слушать, я ведь всего лишь невежественная девчонка… – На мгновение Мэгги поджала губы. – Но представь себе этого типа без одежды, с нестрижеными волосами – на что он будет похож?
Торри собрался сказать, что все это звучит довольно глупо, но заметил, как отец кивает.
– Я сделал прямо противоположную догадку много лет тому назад, когда увидел картинку в школьном учебнике Торри. Ваши неандертальцы ужасно похожи на неухоженных вестри. – Отец потянулся и поморщился от боли. – Предлагаю разделить еду, а потом задуть лампу. Керосин рано или поздно закончится, и взять нам его будет негде. – Он отхлебнул из глиняной бутылки. – Вода, и чистая.
Торри не собирался спать, но больше в темноте делать было нечего, особенно после того, как он съел достаточно яблок и моркови, чтобы заглушить муки голода, и утолил жажду.
Ему очень хотелось обнять Мэгги – но вдруг дверь неожиданно откроется? Волки не поверят, будто парочка поссорилась…
Ну и что с того? Он не может сбежать, даже если Сыны сочтут, что Мэгги бесполезно наказывать, потому как остается мать.
Строить планы без толку. Все, чего он добьется, так это сам снесет себе крышу. Разумно последовать совету дяди Осии: «Не знаешь, что делать? Поешь, если голоден, и ложись спать, если хочешь спать».
Торри так и не заметил, как, лежа в темноте и тишине, он соскользнул в сон, в котором было еще тише и так же беспросветно.
Глава 9
– Кажется, тебе еще не вырвали язык, хотя это нетрудно устроить, – произнес Сын. – Оставлять приветствие без ответа считается невежливым.
– Да ну, – сказал Торри.
Сын был крупный; его лицо и тело покрывала шерсть цвета соли с перцем – такая густая, что создавалось впечатление, будто он одет (если не смотреть ниже, туда, где из темного меха торчал неожиданно розовый пенис). На шее у Сына висела золотая цепочка с янтарным амулетом. Янтарь имел форму капли, в нем белело нечто похожее на последний сустав здоровенного пальца.
Мизинец оборотня украшали два знакомых золотых кольца: обручальные кольца отца и матери.
– Пожалуйста, присядь, – сказал вожак.
– Я лучше постою.
– А я бы предпочел, чтобы ты сел. Хорошо бы нам с тобой достичь взаимопонимания, и чем раньше, тем лучше, сын Ториана. Или тебя надо избить как следует? Ты, часом, не из этих… стоиков, которые смеются под пыткой?
Торри выпрямился. «Да пошел ты к черту», – подумал он.
– Da Nivlehim vast dju, hundbretten[18], – произнес юноша вслух.
Сын рассмеялся.
– В другом месте и в другое время я бы с радостью заставил тебя заплатить за эти слова болью и кровью. Но я подрядился доставить Ториана дель Ториана к Его Пылкости без лишних травм, и потому…
– Du skal ikke selge skinnetfor bjemen er skuut , – произнес Торри. Это была старинная норвежская пословица, и хотя в Хардвуде мало кто говорил по-норвежски, несколько фраз знали все. К примеру, вот эту, которая буквально означала «Не продавай шкуру, пока не пристрелил медведя». Короче, не стоит делить шкуру неубитого медведя.
Сын на мгновение наморщил свое волосатое чело, словно разгадывая загадку.
– А… Но я уже снял шкуру с медведя. Ториан дель Ториан в моих руках. По правде говоря, они оба в моих руках. Хотя мне заказывали одного, пустить второго в расход просто так было бы постыдно. – Улыбка исчезла с его лица. – С другой стороны, твоя милашка и твоя мать – они нам не нужны. Мне откусить у них пальчик, чтобы ты стал повежливей? Или все-таки соизволишь присесть?
Ничего, настанет время, и он покажет этому Сыну, где раки зимуют, пообещал себе Торри. Но не сейчас. Он не знал, как обстоят дела, не знал, где мать, отец и Мэгги, и не чувствовал уверенности, что Сын блефует.
Торри сел.
Логово – да, определенно логово – было вырыто в склоне холма. Потолок подпирали крепежные бревна, посеревшие от времени и креозота, истертые до гладкости с течением лет. Вряд ли Сыны Волка стали бы возводить что-то в подобном роде.
– Хороший мальчик, – сказал вожак. – Меня зовут Херольф, а тебя Ториан, как твоего отца?
Имя, звание, личный номер!..
– В точности, – ответил юноша. – Так меня и зовите.
Сын кивнул.
– Очень хорошо. Хочу потолковать с тобой немного с глазу на глаз, чтобы достичь взаимопонимания. Я подумывал, не надеть ли на вас с отцом кандалы, но какой смысл так обращаться с человеком, который сбежал из Города, унося на себе надежно скованного Древнего, надо полагать, твой отец легко справится с любыми путами. Вот здесь-то мне и пригодятся твоя мать и твоя женщина. – Херольф на мгновение склонил голову набок. – Если кто-то из вас двоих будет плохо себя вести или попытается сбежать, я велю бросить одну из женщин в логово для случки вместе с сукой в течке, чтобы позабавить желающих. И уверяю тебя: забавляться с нею будут гораздо дольше, чем она в состоянии вынести. А если она выживет, я перегрызу ей горло. Понятно?
Торри кивнул:
– Понятно.
Все трое ждали Торри в комнатке в конце короткого коридора, за круглой деревянной дверью в круглой же дверной раме, закрывающейся на засов. Рама глубоко уходила в стены хода, производя странное впечатление: эдакий воздушный шлюз, сделанный из дуба.
Сын, охранявший пленников, отодвинул засов, и дверь легко повернулась на центральном стержне.
Клетушку ярко освещала, негромко шипя, их собственная лампа «коулмэн», висевшая на одном из дюжины крюков, вбитых в потолок футах в трех над головой Торри. Дальше виднелся проход в неосвещенное помещение: Торри был уверен, что оттуда легко не выберешься.
Юношу без церемоний втолкнули в комнатку, и дверь за ним захлопнулась.
– Торри! – воскликнула мать, подымаясь на ноги: до того она сидела на полу рядом с отцом. – Слава богу, с тобой все хорошо!
Мэгги, одетая всего лишь в драную и грязную длинную футболку, в которой она обычно спала и на которой некогда можно было прочесть «Был я в Пуэрто-Рико и ничего лучше этой вшивой футболки не нашел», сгорбившись, прижималась к стене; казалось, она даже не заметила Торри.
Девушка и мать, слегка побитые и исцарапанные, выглядели в целом нормально. Но отец лежал на боку на одеяле, его лицо покрывали синяки, левая рука была в лубке и на перевязи.
Он поглядел на Торри здоровым глазом и ухмыльнулся:
– Рад, что с тобой все в порядке, Торри.
Отец, похоже, повиновался Сынам отнюдь не безропотно; во всяком случае, он оказал некоторое сопротивление, подумал Торри, возненавидев собственную покорность. Однако толку-то? Все они в одной яме…
Торри подсел к Мэгги. Что ей сказать? Он пригласил девушку в гости к себе домой, чтобы приятно провести время – и чтобы не спать в одиночестве, – а также потому, что ему нечасто выпадал случай похвастаться отцом, мамой и дядей Осией.
Мэгги возненавидит его за происшедшее, и нельзя ее за это винить.
–Я…
Мэгги оскалилась.
– Заткнись! Оставь меня.
– Послушай… – Торри протянул руку, но девушка неожиданно сгребла его за рубашку и опрокинула на пол.
Крепко удерживая Торри, Мэгги наклонилась, и тепло ее дыхания коснулось уха молодого человека Торри с трудом расслышал шепот девушки.
– Лучше делать вид, будто тебе наплевать на меня, а мне – на тебя. Понимаешь? Я ненавижу тебя за то, что ты втравил меня в эту историю, ты пытаешься помириться со мной, а когда не получается, дуешься на меня.
Торри открыл рот, потом закрыл его. Прижал Мэгги к себе и прошептал ей на ухо:
– Прости меня, я…
Теплые пальцы легли на его губы. Мэгги помотала головой и снова приникла к его уху:
– Если бы я стала винить жертву, мой папа покачал бы головой и сказал бы: «Не так я тебя воспитывал».
На мгновение Мэгги обняла Торри, затем оттолкнула.
– Ублюдок, как ты смел втравить меня во все это? Как ты смел подвергать меня опасности?
Мэгги пронзительно кричала, но ее глаза успокаивали: «Ничего, все будет хорошо».
Торри зря потратил час – а может, два или даже три, – тщательно исследуя предоставленные им помещения. У стыка потолка и стены в каждой каморке была отдушина, во второй комнате как раз над здоровенным каменным ночным горшком. Сквозь отдушины поступал внутрь свежий воздух, но никто крупнее крысы в них не протиснулся бы, а протиснувшись, оказался бы перед необходимостью ломать решетку.
Судя по всему, в этих клетушках хранилось мясо – поскольку вряд ли Сыны хотели, чтобы крысы ели их пищу, необходимо было закрывать кладовую наглухо.
Торри обсудил бы свои выводы с остальными, но раз Мэгги, мать и отец полагают, что их подслушивают, значит, надо исходить из этого и не пытаться измыслить план, о котором немедленно узнают волки.
Больше всего ему хотелось взять в руки мощную самозарядную винтовку с полудюжиной магазинных коробок в придачу. Но винтовки у него не было; и вообще у него осталось не так уж много вещей. Сыны, обыскав Торри и не тронув ключи и бумажник, забрали инструменты и все, что лежало в карманах. Дядя Осия всегда носил с собой в бумажнике тщательно завернутое в вощеную бумагу бритвенное лезвие – на случай, если ему понадобится резать чем-то очень острым, но Торри не успел перенять эту привычку.
Все, что у него было, это лампа «коулмэн» и небольшая фляжка керосина к ней. Приходил на ум исключительно «коктейль Молотова», а какая от него польза против Сынов Волка?
Придется ждать. Самое разумное и правильное – закутавшись в одеяло, попробовать уснуть: отец уже дремал, мать – пыталась по крайней мере. Одна Мэгги по-прежнему сидела сгорбившись на одеяле.
Снаружи дерево стукнуло о дерево.
– Отойдите от двери! – скомандовал грубый голос на берсмале.
Дверь повернулась, за ней обнаружились два крупных мохнатых Сына и приземистый уродливый человечек, обутый в башмаки и одетый в нечто напоминающее обернутый поверх туники саронг из холстины. Лицо его казалось почти нечеловеческим под аккуратно подстриженными прямыми черными волосами и причесанной бородкой – слишком уж низкий лоб, слишком уж тяжелые надбровные дуги.
Обеими руками незнакомец держал большое плоское блюдо, заваленное слегка подвядшими яблоками и морковью. Посреди подноса стояла открытая глиняная бутылка вместимостью по меньшей мере в галлон. Человечек поставил блюдо на пол, а потом, под бдительным присмотром не спускавших с него глаз Сынов, молча вышел из комнаты.
Дверь за ним закрылась.
Мигнув, отец с трудом сел.
– Я уж и не думал, что когда-нибудь снова увижу вестри, – сказал он.
Мать тряхнула головой.
– Вестри?
– Цверга, – пояснил отец, похлопав здоровой рукой по стене. – Сыны Волка не строят, во всяком случае – не так хорошо. Хотя они и живут под землей, они не утруждают себя выкапыванием нор; я мог бы догадаться, что им служат вестри.
Мэгги склонила голову на плечо.
– Похож на неандертальца…
Торри хмуро поглядел на нее.
– Ну конечно, – сказала она саркастически, – чего меня слушать, я ведь всего лишь невежественная девчонка… – На мгновение Мэгги поджала губы. – Но представь себе этого типа без одежды, с нестрижеными волосами – на что он будет похож?
Торри собрался сказать, что все это звучит довольно глупо, но заметил, как отец кивает.
– Я сделал прямо противоположную догадку много лет тому назад, когда увидел картинку в школьном учебнике Торри. Ваши неандертальцы ужасно похожи на неухоженных вестри. – Отец потянулся и поморщился от боли. – Предлагаю разделить еду, а потом задуть лампу. Керосин рано или поздно закончится, и взять нам его будет негде. – Он отхлебнул из глиняной бутылки. – Вода, и чистая.
Торри не собирался спать, но больше в темноте делать было нечего, особенно после того, как он съел достаточно яблок и моркови, чтобы заглушить муки голода, и утолил жажду.
Ему очень хотелось обнять Мэгги – но вдруг дверь неожиданно откроется? Волки не поверят, будто парочка поссорилась…
Ну и что с того? Он не может сбежать, даже если Сыны сочтут, что Мэгги бесполезно наказывать, потому как остается мать.
Строить планы без толку. Все, чего он добьется, так это сам снесет себе крышу. Разумно последовать совету дяди Осии: «Не знаешь, что делать? Поешь, если голоден, и ложись спать, если хочешь спать».
Торри так и не заметил, как, лежа в темноте и тишине, он соскользнул в сон, в котором было еще тише и так же беспросветно.
Глава 9
Городской совет
Неофициальный совет города Хардвуд, Северная Дакота, уже заседал, там же, где и всегда – в гостиной у дока Шерва, – когда Бетси Шерв ввела в комнату Джеффа и Арни Сельмо. Джеффу приходилось все время бороться с собой, чтобы не предложить помощь Арни, передвигающемуся на костылях, – у Арни тоже есть гордость.
Бетси, извиняясь за вторжение, молча улыбнулась, кивнула и исчезла, закрыв за собой дверь.
– Добрый вечер, Джефф. – Майкл Бьерке, подняв голову от кофе, многозначительно поглядел на Арни и вздернул брови.
Джефф покачал головой и пожал плечами. В общем-то Арни полагалось сейчас лежать не в больнице в Гранд-Форкс, а на кладбище – как сыновьям Ларсонов. Но Арни выбрался и из больницы, выказав то же упорство, которое проявил, не подумав умереть в первые часы после боя. Сегодня он с улыбкой уверял, что ему стало худо от допроса полиции штата.
Арни обменялся рукопожатиями с доктором и преподобным Оппегаардом – оба поднялись, чтобы поздороваться с ним, – затем сделал еще несколько шагов и остановился перед старой, кленового дерева качалкой, стоявшей возле мягкого кресла, в котором сидела престарелая Минни Хансен: очки для чтения рискованно повисли на самом кончике ее носа, а сама она будто бы целиком ушла в рукоделие. Джефф всегда думал, что седовласой пожилой женщине, которая вышивает гарусом по канве, полагается носить платье, но Минни была в своей обычной рубашке и джинсах. В платье ее видели только в церкви.
Джефф кивнул Бобу Аарстеду, своему тестю: им не было нужды разводить светские разговоры, они успели пообщаться, ведь Джефф и Кэйти ужинали у Аарстедов меньше часа назад.
Аарстед и Майкл Бьерке могли бы отлично сойти за скандинавских Лорела и Харди. [19] Толстенький круглый Аарстед и высокий мрачный Бьерке щеголяли стрижкой под ежик и одинаковой лысиной посреди светлой, начинающей седеть шевелюры.
– Садись, Арни, – сказал Боб Аарстед. – Устраивайся поудобнее, а то ты выглядишь как оживший покойник.
– Притом не до конца оживший, – заметил Майк Бьерке.
– Я пришел по делу, а затем общайтесь себе о чем угодно, – сказал Арни Сельмо. Голос его был еле слышен. – По словам Дэйви, молодой Торри сказал ему, что этих волков берет серебряная пуля. Дэйви всяко называли, но лжецом – ни разу, а ежели кто не уважает Торсенов, вы мне только свистните. Потом… Торри показал Дэйви, где начинается подземный ход, хотя Дэйви говорит, что дыра исчезла у него прямо перед носом. Он пометил место, где был вход, и мы с ним собираемся там покараулить. – Арни достал из кармана пачку банкнот, перетянутых резинкой. – Вот, Дэйви там собрал; я как-то в милостыне не нуждаюсь, в смысле, мы с ним оба, так что я принес деньги вам.
– Превосходно, Арни. Но ведь ты не только за этим пришел? – Док Шерв покачал головой. Арни нахмурился.
– Я и не говорил, будто это все. Нас двоих недостаточно. Нужно по крайней мере еще два человека, а лучше бы и все шесть, парами караулить. Мы с Орфи будем сторожить с полуночи до восьми, поскольку я все равно плохо сплю. – На мгновение его глаза затуманились, словно глядя вдаль, но он сразу же встряхнулся. – Надо кого-то в компанию к Дэйви и еще две пары.
Все эти годы – даже Джефф не знал, как далеко в прошлое уходит традиция неофициальных сборищ, – не возникало нужды в голосовании. Минни кивнула, хозяин дома вздохнул, Дэйв Оппегаард откинулся назад и скрестил руки на груди, Бьерке и Аарстед оба цыкнули, и стало понятно, что согласие достигнуто.
Как всегда, общее мнение озвучил док Шерв:
– Итак, еще самое малое две пары, скажем, завтра к восьми. С ружьями?
Арни покачал головой:
– Без. У нас есть торсеновские «гаранды», а я собираюсь взять автоматическую винтовку Орфи – если что, нам хватит. И наверняка начнутся разговоры – а я не хочу, чтобы там шныряла ребятня, ни ночью ни днем.
Боб Аарстед фыркнул.
– Несколько дней – запросто, но что, если это будет тянуться неделями? Нам хватает проблем с патрулем на пешеходном переходе через Мэйн-стрит в те дни, когда в школе занятия. Трудно будет найти людей в лес, особенно если надо зараз двоих.
– Подумай еще раз, Боб, – вмешался Джефф. – У нас есть дыра, из которой вылезают волки-оборотни и в которой пропадают наши соседи, – и ты хочешь оставить это место без охраны?
– Ну, если дело обстоит так, то, безусловно, нет.
Джефф нахмурился.
– Мы, конечно, можем перерезать дорогу в лес, а потом вывалить туда кузов цемента, чтобы забить эту дыру на хрен, но – даже если забыть, что из этой норы могут вылезти наши соседи, – вы хотите проверять на своей шкуре, помешает ли цемент оборотням?
– С какой стати нет?
– Ты не видел, – сказал Арни, – как я в них стрелял: попал в трех оленьим жаканом, а этим ублюдкам наплевать.
– Хорошо, – кивнул док Шерв. – У тебя будут люди. Если понадобится, я сам отправлюсь сторожить.
– Посмотрим. – Арни с трудом встал. – Я пойду попью с Бетси кофе, чтобы не мешать вам.
– Волки-оборотни, демоны, магия… – Боб Аарстед покачал головой. – Если бы я слышал об этом только от вас двоих, я бы позвал психиатра, а не собирал бы совет.
– Что ж… – проговори док Шерв, не вынимая изо рта трубку. – Если у тебя еще остались сомнения, мы можем попросить Джеффа эксгумировать те трупы. – Он несколько раз пыхнул трубкой, затянулся и выдохнул клуб дыма. – Не кажется мне, что у той… женщины шерсть на ладонях выросла оттого, что она сама с собой развлекалась. – Док наклонил голову. – Я подумывал сфотографировать трупы, но…
– Я же сказал «если». – Боб Аарстед пожал плечами, словно прекращая разговор на эту тему. Боб гордился своей скандинавской флегматичностью, хотя Аарстеды жили в Хардвуде уже пятое поколение и, насколько было известно, никто из них ни разу не посещал родину своих предков.
– Как дела, Джефф? – спросил преподобный Оппегаард, то бишь просто Дэйв. Хотя ему перевалило за шестьдесят, баритон священника оставался по-прежнему раскатистым. Не только Джефф помнил этот голос с самого детства; его родной отец в приступе ностальгии говаривал, что баритон священника не изменился с тех пор, как он сам был ребенком. Трудно было думать о преподобном, как о Дэйве, хотя священник настаивал именно на таком обращении, когда сменял облачение на вывязанный с перехватами свитер. Крепкие руки и широкая грудь делали преподобного похожим на рыбака, но мысленно Джефф всегда видел его стоящим на кафедре.
– Спасибо, неплохо, Дэйв.
– Да нет, – нахмурился Оппегаард, – я имел в виду не «как у тебя дела», а как вообще все обстоит?
– А… – Прежде чем сесть, Джефф налил себе чашку горячего кофе, а потом опустился на свое место тяжелее, чем рассчитывал. Тяжелые выдались деньки. – Все по большей части устаканилось – для полиции штата, во всяком случае. Ол и Ларсоны погибли в автокатастрофе, с которой местные власти – то есть я – успели разобраться, пока они там собирались послать подмогу. Слухи, что люди погибли, охотясь на волков, – всего лишь слухи. Несчастные случаи – обычное дело, а в свидетельствах о смерти, подписанных доверенным медэкспертом, – док Шерв поднял свою чашку кофе в саркастическом тосте, – комар носа не подточит. А то, что у торсеновского сарая подстрелили пару бродячих собак, которые пытались добраться до цыплят, – так это совсем другая история. – Джефф покачал головой. – Черт…
Таких славных ребят, как Джефф и Бобби Ларсоны, в городке еще надо было поискать; Ола никто не назвал бы славным малым, однако он был хорошим соседом.
Джеффу хотелось, чтобы его голос звучал невозмутимо, но вот чего в нем не наблюдалось, так это невозмутимости. Ничего хуже бойни на лужайке возле дома Торсенов он не видел с тех пор, как несколько лет назад ему со старым Джоном Хонистедом пришлось ехать на ферму Ольсенов: Дэн Ольсен снес себе полчерепа из дробовика, который еще сжимал в руке.
Оппегаард вздохнул.
– Я никак не могу поверить. Мы всегда знали, что с Осией связано нечто необычное… Но волки, которых нельзя убить? Серебряные пули? Исчезающие туннели? И где сам Осия и этот приятель Торри? Когда их видели в последний раз, они входили в дом Торсенов. – Преподобный фыркнул. – В семинарии нас не учили, как вести себя в подобных случаях. – Он откинулся назад и стукнул костяшками пальцев по колену. – Я… не думаю, что нам следует держать случившееся в секрете. Аарстед покачал головой:
– И что вы собираетесь делать – позвать отца Свенсона из Гранд-Форкс, чтобы тот произвел экзорцизм?
– Я размышляю. – Губы Оппегаарда побелели. – Не думайте, что эта возможность не приходила мне на ум… Но я о другом. Вся эта история… может случиться так, что у нас не получится долго замалчивать правду. Мы прикроем исчезновение Торсенов – но что с двумя приятелями Торри? Они ведь тоже исчезли.
– Йен. Йен Сильверстейн и Марианна Кристенсен, – кивнул Джефф. – Неплохие ребята; мы с ними пропустили по пиву в «Пообедай за полушку». С Йеном проблем не предвидится: у него нет семьи. Похоже, пройдет немало времени, прежде чем его хватятся.
– В самом деле? – Майк Бьерке сделал удивленное лицо. – Я думал, еврейские семьи – крепкие…
– Да? – Боб Аарстед поднял бровь. – И сколько евреев ты знаешь лично?
– Ну, мой дантист в Гранд-Форкс. Ничего себе мужик.
– Я тоже об этом подумал, Майк, – сказал Джефф Бьерке, не обращая внимания на пикировку Бьерке и тестя. – Из любого правила найдутся исключения. Может, у него и есть какой-нибудь двоюродный брат или еще какая дальняя родня, но единственный близкий родственник Йена – его отец, и они уже несколько лет как не общаются. Его отец, судя по всему, редкий мерзавец, но проблем он не доставит. Вот Марианна – другое дело: она из Сент-Луиса, и родители наверняка привыкли получать весточки от дочери раз в пару недель. Самое большое через месяц ее хватятся. – Джефф пожал плечами. – Если к этому времени исчезновенцы объявятся, все в порядке. Если нет – нам надо придумать какое-то объяснение.
– Бедные ее родители… – Минни Хансен состроила гримасу. – Не думаю, что им полегчает, если ты расскажешь правду: мол, в последний раз вашу дочь видели, когда стая волков-оборотней тащила ее в туннель!
– Подождите, – док Шерв поджал тонкие губы, – я вообще не понимаю, в чем проблема. Допустим, рано или поздно начнется расследование. Ну и что? Молодые люди куда-то уехали на машине Торри через неделю после приезда; Торсены-старшие и Осия отправились на пикапе Торсенов в давно запланированное путешествие – в Мексику, как мы полагаем, – и никто от них с тех пор весточек не получал. – Док Шерв принужденно улыбнулся. – Вряд ли кто-нибудь докопается до правды. – Он глубоко затянулся, протянул руку к кофейному столику и приподнял маленький электростатический очиститель воздуха. В тишине комнаты раздавалось завывание очистителя, иногда заглушаемое пыхтением трубки доктора.
Майк Бьерке кашлянул.
– Меня больше беспокоят Ларсоны. Я тут встречался с Олавом и Рут. Им плохо, они хотят получить хоть какие-то объяснения, а что им скажешь?
– Я поговорю с ними, если надо, – откликнулась Минни: в ее голосе слышался скандинавский акцент, присущий в этих местах поколению, выросшему до появления телевизоров. – Они учились у меня в школе и прислушаются к моим словам.
– Что ты собираешься им сказать? – спросил док Шерв, утомленно проводя рукой по редеющей шевелюре. Сколько Джефф себя помнил, у дока Шерва всегда был усталый вид. Даже с напарником ему приходилось дежурить через ночь, и почти в каждое дежурство что-нибудь да случалось: то роды, то несчастный случай.
– Я собираюсь сказать им то же самое, что и вам, – твердо ответила Минни. – Потому мне и верят, ведь в отличие от некоторых, – Минни фыркнула в сторону Дэйва Оппегаарда, – я не подгоняю проповедь под прихожан. Я скажу Ларсонам все, что знаю, и добавлю, что никакой пользы от огласки не будет. Я скажу им: вы хотите, чтобы наш город превратился в балаган? Хотите, чтобы репортеры из «Нэшнл инквизитор»…
– «Нэшнл инкуайрер», – вставил док. Они поправляли друг друга на памяти уже целого поколения.
– …шныряли вокруг вашего дома? Хотите, чтобы телевизионщики расположились на дворе у Торсенов и всех напропалую интервьюировали насчет нападения оборотней? Хотите, чтобы разворошили прошлое Ториана Торсена, а потом стали спрашивать, как это он ухитрился столько долго прожить среди нас, чтобы по округе не пошли слухи? Хотите, чтобы все городские тайны были разоблачены и выставлены на всеобщее обозрение? – Ее глаза мгновение смотрели в глаза Джеффу.
Нет, Джефф не хотел, чтобы все тайное стало явным. Много лет назад они с Бобом Аарстедом съездили в Чикаго, чтобы отыскать отчима Кэйти, но этот сукин сын давно куда-то делся. Джефф не хотел, чтобы отчим узнал о местонахождении Кэйти – если он еще жив.
«Ты не можешь спасти мир, – сказал старик Джон Хонистед, передавая Джеффу значок, – но ты по крайней мере можешь поддерживать порядок в этой его части».
Тайна Кэйти – не единственная в городе. Никто в комнате не заговорил об этом, но все знали, что сделала Этель Холмстедт с негодяем, за которого вышла, и никто не хотел, чтобы эта история выплыла на свет божий: Дик Холмстедт, согласно официальной версии, погиб, свалившись с комбайна прямо на крутящиеся лезвия. Пусть так оно и остается.
Были и другие секреты.
– Мы печемся об общем благе, – сказала Минни. – И если наши люди гибнут, защищая нас, что ж, такое случалось и раньше. – Она гордо выпрямилась. – Мой муж погиб на острове Макин [20], а мой старший сын – при отступлении от Чозинского водохранилища, а сейчас мой внук летает на вертолете в Сомали. – Минни опустила глаза на вышивку и, неразборчиво что-то пробормотав, принялась распарывать только что сделанные стежки. – Мой прадед Герхардсен забрал молодую жену из ее дома в Трондхейме и поселился в Нью-Ульме в 1853 году. Он пережил резню тысяча восемьсот шестьдесят второго и переехал в эти края на следующий год. Умер он зимой шестьдесят восьмого года; согласно дневнику моей прабабки, он смертельно простудился, когда тащил домой подстреленного оленя – заботясь о благе своей семьи. Ради того же мой муж и мой сын отправились на войну, а мы с доктором, ты, я и Эдди Флагстад изменили дату рождения Джонни Томпсона, чтобы он попал в призыв.
Бетси, извиняясь за вторжение, молча улыбнулась, кивнула и исчезла, закрыв за собой дверь.
– Добрый вечер, Джефф. – Майкл Бьерке, подняв голову от кофе, многозначительно поглядел на Арни и вздернул брови.
Джефф покачал головой и пожал плечами. В общем-то Арни полагалось сейчас лежать не в больнице в Гранд-Форкс, а на кладбище – как сыновьям Ларсонов. Но Арни выбрался и из больницы, выказав то же упорство, которое проявил, не подумав умереть в первые часы после боя. Сегодня он с улыбкой уверял, что ему стало худо от допроса полиции штата.
Арни обменялся рукопожатиями с доктором и преподобным Оппегаардом – оба поднялись, чтобы поздороваться с ним, – затем сделал еще несколько шагов и остановился перед старой, кленового дерева качалкой, стоявшей возле мягкого кресла, в котором сидела престарелая Минни Хансен: очки для чтения рискованно повисли на самом кончике ее носа, а сама она будто бы целиком ушла в рукоделие. Джефф всегда думал, что седовласой пожилой женщине, которая вышивает гарусом по канве, полагается носить платье, но Минни была в своей обычной рубашке и джинсах. В платье ее видели только в церкви.
Джефф кивнул Бобу Аарстеду, своему тестю: им не было нужды разводить светские разговоры, они успели пообщаться, ведь Джефф и Кэйти ужинали у Аарстедов меньше часа назад.
Аарстед и Майкл Бьерке могли бы отлично сойти за скандинавских Лорела и Харди. [19] Толстенький круглый Аарстед и высокий мрачный Бьерке щеголяли стрижкой под ежик и одинаковой лысиной посреди светлой, начинающей седеть шевелюры.
– Садись, Арни, – сказал Боб Аарстед. – Устраивайся поудобнее, а то ты выглядишь как оживший покойник.
– Притом не до конца оживший, – заметил Майк Бьерке.
– Я пришел по делу, а затем общайтесь себе о чем угодно, – сказал Арни Сельмо. Голос его был еле слышен. – По словам Дэйви, молодой Торри сказал ему, что этих волков берет серебряная пуля. Дэйви всяко называли, но лжецом – ни разу, а ежели кто не уважает Торсенов, вы мне только свистните. Потом… Торри показал Дэйви, где начинается подземный ход, хотя Дэйви говорит, что дыра исчезла у него прямо перед носом. Он пометил место, где был вход, и мы с ним собираемся там покараулить. – Арни достал из кармана пачку банкнот, перетянутых резинкой. – Вот, Дэйви там собрал; я как-то в милостыне не нуждаюсь, в смысле, мы с ним оба, так что я принес деньги вам.
– Превосходно, Арни. Но ведь ты не только за этим пришел? – Док Шерв покачал головой. Арни нахмурился.
– Я и не говорил, будто это все. Нас двоих недостаточно. Нужно по крайней мере еще два человека, а лучше бы и все шесть, парами караулить. Мы с Орфи будем сторожить с полуночи до восьми, поскольку я все равно плохо сплю. – На мгновение его глаза затуманились, словно глядя вдаль, но он сразу же встряхнулся. – Надо кого-то в компанию к Дэйви и еще две пары.
Все эти годы – даже Джефф не знал, как далеко в прошлое уходит традиция неофициальных сборищ, – не возникало нужды в голосовании. Минни кивнула, хозяин дома вздохнул, Дэйв Оппегаард откинулся назад и скрестил руки на груди, Бьерке и Аарстед оба цыкнули, и стало понятно, что согласие достигнуто.
Как всегда, общее мнение озвучил док Шерв:
– Итак, еще самое малое две пары, скажем, завтра к восьми. С ружьями?
Арни покачал головой:
– Без. У нас есть торсеновские «гаранды», а я собираюсь взять автоматическую винтовку Орфи – если что, нам хватит. И наверняка начнутся разговоры – а я не хочу, чтобы там шныряла ребятня, ни ночью ни днем.
Боб Аарстед фыркнул.
– Несколько дней – запросто, но что, если это будет тянуться неделями? Нам хватает проблем с патрулем на пешеходном переходе через Мэйн-стрит в те дни, когда в школе занятия. Трудно будет найти людей в лес, особенно если надо зараз двоих.
– Подумай еще раз, Боб, – вмешался Джефф. – У нас есть дыра, из которой вылезают волки-оборотни и в которой пропадают наши соседи, – и ты хочешь оставить это место без охраны?
– Ну, если дело обстоит так, то, безусловно, нет.
Джефф нахмурился.
– Мы, конечно, можем перерезать дорогу в лес, а потом вывалить туда кузов цемента, чтобы забить эту дыру на хрен, но – даже если забыть, что из этой норы могут вылезти наши соседи, – вы хотите проверять на своей шкуре, помешает ли цемент оборотням?
– С какой стати нет?
– Ты не видел, – сказал Арни, – как я в них стрелял: попал в трех оленьим жаканом, а этим ублюдкам наплевать.
– Хорошо, – кивнул док Шерв. – У тебя будут люди. Если понадобится, я сам отправлюсь сторожить.
– Посмотрим. – Арни с трудом встал. – Я пойду попью с Бетси кофе, чтобы не мешать вам.
– Волки-оборотни, демоны, магия… – Боб Аарстед покачал головой. – Если бы я слышал об этом только от вас двоих, я бы позвал психиатра, а не собирал бы совет.
– Что ж… – проговори док Шерв, не вынимая изо рта трубку. – Если у тебя еще остались сомнения, мы можем попросить Джеффа эксгумировать те трупы. – Он несколько раз пыхнул трубкой, затянулся и выдохнул клуб дыма. – Не кажется мне, что у той… женщины шерсть на ладонях выросла оттого, что она сама с собой развлекалась. – Док наклонил голову. – Я подумывал сфотографировать трупы, но…
– Я же сказал «если». – Боб Аарстед пожал плечами, словно прекращая разговор на эту тему. Боб гордился своей скандинавской флегматичностью, хотя Аарстеды жили в Хардвуде уже пятое поколение и, насколько было известно, никто из них ни разу не посещал родину своих предков.
– Как дела, Джефф? – спросил преподобный Оппегаард, то бишь просто Дэйв. Хотя ему перевалило за шестьдесят, баритон священника оставался по-прежнему раскатистым. Не только Джефф помнил этот голос с самого детства; его родной отец в приступе ностальгии говаривал, что баритон священника не изменился с тех пор, как он сам был ребенком. Трудно было думать о преподобном, как о Дэйве, хотя священник настаивал именно на таком обращении, когда сменял облачение на вывязанный с перехватами свитер. Крепкие руки и широкая грудь делали преподобного похожим на рыбака, но мысленно Джефф всегда видел его стоящим на кафедре.
– Спасибо, неплохо, Дэйв.
– Да нет, – нахмурился Оппегаард, – я имел в виду не «как у тебя дела», а как вообще все обстоит?
– А… – Прежде чем сесть, Джефф налил себе чашку горячего кофе, а потом опустился на свое место тяжелее, чем рассчитывал. Тяжелые выдались деньки. – Все по большей части устаканилось – для полиции штата, во всяком случае. Ол и Ларсоны погибли в автокатастрофе, с которой местные власти – то есть я – успели разобраться, пока они там собирались послать подмогу. Слухи, что люди погибли, охотясь на волков, – всего лишь слухи. Несчастные случаи – обычное дело, а в свидетельствах о смерти, подписанных доверенным медэкспертом, – док Шерв поднял свою чашку кофе в саркастическом тосте, – комар носа не подточит. А то, что у торсеновского сарая подстрелили пару бродячих собак, которые пытались добраться до цыплят, – так это совсем другая история. – Джефф покачал головой. – Черт…
Таких славных ребят, как Джефф и Бобби Ларсоны, в городке еще надо было поискать; Ола никто не назвал бы славным малым, однако он был хорошим соседом.
Джеффу хотелось, чтобы его голос звучал невозмутимо, но вот чего в нем не наблюдалось, так это невозмутимости. Ничего хуже бойни на лужайке возле дома Торсенов он не видел с тех пор, как несколько лет назад ему со старым Джоном Хонистедом пришлось ехать на ферму Ольсенов: Дэн Ольсен снес себе полчерепа из дробовика, который еще сжимал в руке.
Оппегаард вздохнул.
– Я никак не могу поверить. Мы всегда знали, что с Осией связано нечто необычное… Но волки, которых нельзя убить? Серебряные пули? Исчезающие туннели? И где сам Осия и этот приятель Торри? Когда их видели в последний раз, они входили в дом Торсенов. – Преподобный фыркнул. – В семинарии нас не учили, как вести себя в подобных случаях. – Он откинулся назад и стукнул костяшками пальцев по колену. – Я… не думаю, что нам следует держать случившееся в секрете. Аарстед покачал головой:
– И что вы собираетесь делать – позвать отца Свенсона из Гранд-Форкс, чтобы тот произвел экзорцизм?
– Я размышляю. – Губы Оппегаарда побелели. – Не думайте, что эта возможность не приходила мне на ум… Но я о другом. Вся эта история… может случиться так, что у нас не получится долго замалчивать правду. Мы прикроем исчезновение Торсенов – но что с двумя приятелями Торри? Они ведь тоже исчезли.
– Йен. Йен Сильверстейн и Марианна Кристенсен, – кивнул Джефф. – Неплохие ребята; мы с ними пропустили по пиву в «Пообедай за полушку». С Йеном проблем не предвидится: у него нет семьи. Похоже, пройдет немало времени, прежде чем его хватятся.
– В самом деле? – Майк Бьерке сделал удивленное лицо. – Я думал, еврейские семьи – крепкие…
– Да? – Боб Аарстед поднял бровь. – И сколько евреев ты знаешь лично?
– Ну, мой дантист в Гранд-Форкс. Ничего себе мужик.
– Я тоже об этом подумал, Майк, – сказал Джефф Бьерке, не обращая внимания на пикировку Бьерке и тестя. – Из любого правила найдутся исключения. Может, у него и есть какой-нибудь двоюродный брат или еще какая дальняя родня, но единственный близкий родственник Йена – его отец, и они уже несколько лет как не общаются. Его отец, судя по всему, редкий мерзавец, но проблем он не доставит. Вот Марианна – другое дело: она из Сент-Луиса, и родители наверняка привыкли получать весточки от дочери раз в пару недель. Самое большое через месяц ее хватятся. – Джефф пожал плечами. – Если к этому времени исчезновенцы объявятся, все в порядке. Если нет – нам надо придумать какое-то объяснение.
– Бедные ее родители… – Минни Хансен состроила гримасу. – Не думаю, что им полегчает, если ты расскажешь правду: мол, в последний раз вашу дочь видели, когда стая волков-оборотней тащила ее в туннель!
– Подождите, – док Шерв поджал тонкие губы, – я вообще не понимаю, в чем проблема. Допустим, рано или поздно начнется расследование. Ну и что? Молодые люди куда-то уехали на машине Торри через неделю после приезда; Торсены-старшие и Осия отправились на пикапе Торсенов в давно запланированное путешествие – в Мексику, как мы полагаем, – и никто от них с тех пор весточек не получал. – Док Шерв принужденно улыбнулся. – Вряд ли кто-нибудь докопается до правды. – Он глубоко затянулся, протянул руку к кофейному столику и приподнял маленький электростатический очиститель воздуха. В тишине комнаты раздавалось завывание очистителя, иногда заглушаемое пыхтением трубки доктора.
Майк Бьерке кашлянул.
– Меня больше беспокоят Ларсоны. Я тут встречался с Олавом и Рут. Им плохо, они хотят получить хоть какие-то объяснения, а что им скажешь?
– Я поговорю с ними, если надо, – откликнулась Минни: в ее голосе слышался скандинавский акцент, присущий в этих местах поколению, выросшему до появления телевизоров. – Они учились у меня в школе и прислушаются к моим словам.
– Что ты собираешься им сказать? – спросил док Шерв, утомленно проводя рукой по редеющей шевелюре. Сколько Джефф себя помнил, у дока Шерва всегда был усталый вид. Даже с напарником ему приходилось дежурить через ночь, и почти в каждое дежурство что-нибудь да случалось: то роды, то несчастный случай.
– Я собираюсь сказать им то же самое, что и вам, – твердо ответила Минни. – Потому мне и верят, ведь в отличие от некоторых, – Минни фыркнула в сторону Дэйва Оппегаарда, – я не подгоняю проповедь под прихожан. Я скажу Ларсонам все, что знаю, и добавлю, что никакой пользы от огласки не будет. Я скажу им: вы хотите, чтобы наш город превратился в балаган? Хотите, чтобы репортеры из «Нэшнл инквизитор»…
– «Нэшнл инкуайрер», – вставил док. Они поправляли друг друга на памяти уже целого поколения.
– …шныряли вокруг вашего дома? Хотите, чтобы телевизионщики расположились на дворе у Торсенов и всех напропалую интервьюировали насчет нападения оборотней? Хотите, чтобы разворошили прошлое Ториана Торсена, а потом стали спрашивать, как это он ухитрился столько долго прожить среди нас, чтобы по округе не пошли слухи? Хотите, чтобы все городские тайны были разоблачены и выставлены на всеобщее обозрение? – Ее глаза мгновение смотрели в глаза Джеффу.
Нет, Джефф не хотел, чтобы все тайное стало явным. Много лет назад они с Бобом Аарстедом съездили в Чикаго, чтобы отыскать отчима Кэйти, но этот сукин сын давно куда-то делся. Джефф не хотел, чтобы отчим узнал о местонахождении Кэйти – если он еще жив.
«Ты не можешь спасти мир, – сказал старик Джон Хонистед, передавая Джеффу значок, – но ты по крайней мере можешь поддерживать порядок в этой его части».
Тайна Кэйти – не единственная в городе. Никто в комнате не заговорил об этом, но все знали, что сделала Этель Холмстедт с негодяем, за которого вышла, и никто не хотел, чтобы эта история выплыла на свет божий: Дик Холмстедт, согласно официальной версии, погиб, свалившись с комбайна прямо на крутящиеся лезвия. Пусть так оно и остается.
Были и другие секреты.
– Мы печемся об общем благе, – сказала Минни. – И если наши люди гибнут, защищая нас, что ж, такое случалось и раньше. – Она гордо выпрямилась. – Мой муж погиб на острове Макин [20], а мой старший сын – при отступлении от Чозинского водохранилища, а сейчас мой внук летает на вертолете в Сомали. – Минни опустила глаза на вышивку и, неразборчиво что-то пробормотав, принялась распарывать только что сделанные стежки. – Мой прадед Герхардсен забрал молодую жену из ее дома в Трондхейме и поселился в Нью-Ульме в 1853 году. Он пережил резню тысяча восемьсот шестьдесят второго и переехал в эти края на следующий год. Умер он зимой шестьдесят восьмого года; согласно дневнику моей прабабки, он смертельно простудился, когда тащил домой подстреленного оленя – заботясь о благе своей семьи. Ради того же мой муж и мой сын отправились на войну, а мы с доктором, ты, я и Эдди Флагстад изменили дату рождения Джонни Томпсона, чтобы он попал в призыв.