Розенберг Джоэл. Огненный герцог (Хранители скрытых путей - 1)

   - Я Ториан Торсен. - Представившись, он пожал руку Йена. - Извини, что неправильно произнес твою фамилию: есть у меня привычка переводить имена на английский. И конечно, пользуйся залом на здоровье - ты наш гость.
   Рука у Торсена-старшего оказалась мускулистой и твердой от мозолей, а хватка - основательной, но он не пытался соревноваться с Йеном, кто крепче сожмет другому руку.
   - Ты дерешься только рапирой? Или мне показалось, что ты выходишь из выпада как саблист? Йен слабо улыбнулся.
   - Я работал саблей пару месяцев, но рапирой у меня получается лучше, сказал он, подымая руку словно в знак протеста. - Много лучше, чем шпагой, и намного лучше, чем в этом свободном стиле, в котором, работает Торри.
   Показалось или по лицу Торсена промелькнула тень неудовольствия? Ну и ладно.
   Когда так называемый папаша выгнал меня из дому, единственное, чем я мог заниматься, чтобы заработать на жизнь, была, по выражению Бенджамина Сильверстейна, "эта гребаная робингудовщина", и мне пришлось стать приличным фехтовальщиком. За исключением треклятых весенних каникул, когда зал закрывается, всегда найдется, кого учить, так что у меня нет времени на пустые развлечения.
   Кому-то фехтование забава или хобби, но у Йена не было хобби. Не надо путать работу и развлечения. Йен занимался игрой в покер, скалолазанием и фехтованием по одной и той же причине - чтобы было на что пожрать, и отказался от самого любимого занятия - альпинизма, когда стало ясно: пока выучишься на инструктора или проводника, уйдет слишком много времени и собственных денег. Йен быстро приспособился к рапире, и любой идиот, который не возбуждается до потери разума при виде карт, способен зарабатывать деньги покером, имея к этому мало-мальскую склонность.
   Вопрос навыка, не более того.
   - Тебе не нравится свободный стиль? - спросил Торсен.
   - Да не сказал бы, сэр... - Йен покачал головой. Даже если я и в самом деле так думаю, то говорить этого не стану. - Дело в другом. У меня рефлексы рапириста, от них трудно отказаться, чтобы метить как шпажисту, а не только в туловище, да еще и не отступать, пропустив удар, и выбросить из головы счет времени.
   Гм, получилось несколько неловко: мысль, что шпажисты и саблисты (продвинутые фехтовальщики, как они сами себя называют, задирая нос) забывают о времени, не очень-то улыбается большинству подобных людей. Пусть даже это чистая правда.
   Йен попробовал зайти с другого бока:
   - Кроме того, я полагаю, что могу одержать верх над Торри всего в паре схваток из дюжины, что обескураживает.
   Это, конечно, преувеличение, хотя не настолько большое, как того хотелось бы Йену. Торри фехтовал чертовски здорово. А когда он дрался в этом своем свободном стиле, где очки полагаются и за удары, и за уколы в любую часть тела, у него получалось еще лучше.
   - Надо думать. - Торсен захрустел пальцами. - Рапира - это превосходно. Не хочешь ли пофехтовать со мной пару минут? Давненько я не держал в руках рапиру...
   Он уже направился к шкафу из серого металла в дальнем конце комнаты, когда Йен кивнул.
   Послушав, как Торри рассказывает о странностях своих родичей, и обратив внимание, о каких именно странностях Торри умалчивает, Йен бы не удивился, если бы Торсен извлек из шкафа полный комплект рыцарских доспехов, но тот достал поношенное, совершенно заурядное защитное снаряжение: старый, однако вполне приличный колет, перчатку - более тонкую, чем сейчас принято, но тоже совершенно обычную.
   Торсен снял футболку, обнажив мощные дельтовидные и грудные мускулы, хотя любой качок из тех, что отираются в гимнастическом зале, стал бы работать над излишней гибкостью в отводящих мышцах и давным-давно сбрил бы светлые волосы, покрывавшие грудь и плечи Торсена.
   Однако Йену раньше не встречались сорокалетние бодибилдеры. Несправедливо судить Торсена по стандартам более юного поколения, да и вообще, Торсен фермер, а не качок.
   Йен полез в сумку за собственной амуницией.
   Может, Торсен и в самом деле давно не брался за рапиру, но он, во всяком случае, не разучился надевать снаряжение; всего через несколько секунд на нем уже были фехтовальные тапочки и колет, однако он не потрудился сменить джинсы на полагающиеся рейтузы для фехтования. Он взял со стойки рапиру, убедился, что она подходящей длины, и ритуальным жестом проверил тупой наконечник; пару раз рубанув воздух, встал в позицию, потом поднял рапиру в салюте и опустил маску на лицо.
   Йен тоже встал в позицию, отсалютовал, опустил маску и отступил назад.
   - Начнем, - сказал Торсен, вставая в несколько небрежную позу, низко опустив острие.
   Йен встал в стойку. Если Торсен дрался, как Торри, его трудно будет победить - и совсем не потому, что он неловок, как новичок.
   Торсен немедленно шагнул вперед, переведя рапиру в сиксту. Йен попробовал ударить, парируя, но Торсен отбил его клинок в сторону и нанес бы укол, если бы Йен не отвел, отступая, острие рапиры. Потом Йен атаковал из секунды, своей любимой стойки, дважды меняя направление атаки, но Торсен не принял его тактику, отбил вверх рапиру Йена и нырнул вперед, целя в бок противнику: его клинок просвистел в воздухе с такой скоростью, как будто ничего не весил.
   Чертовщина, у этого немолодого человека весьма сильное запястье!
   - Хорошо, - сказал Йен. Он не видел лица Торсена за сеткой маски, но знал, что отец Торри улыбается.
   Пусть его. Теперь очередь Йена.
   Фехтовальщики снова приняли боевую стойку, однако на этот раз, когда они сблизились, Йен был готов к удару по своему клинку; опустив острие и вытянув руку вперед, Йен оторвался от рапиры противника и, сделав выпад, прошел сквозь оборону Торсена, как будто ее не было, достав отца Торри во внешнюю часть бедра.
   - Это тоже было неплохо, - отметил Торсен, сопроводив замечание одобрительным ворчанием и остановив свой клинок в каком-то дюйме от груди Йена. - Твоя взяла.
   После нескольких притворных финтов для отвлечения внимания противника Йен сделал настоящий выпад и, нырнув из высокой стойки в низкую, кольнул Торсена снаружи в запястье, выиграв еще одно очко. Следующий выпад тот парировал весьма своевременно, ударив противника в грудь и одновременно отводя его клинок с линии атаки, но когда Торсен попытался повторить этот маневр против прямой атаки Йена, молодой человек, воспользовавшись тем, что руки у него длиннее, а растяжка лучше, на мгновение опередив противника, коснулся плеча Торсена.
   С Торсеном-старшим было то же самое, что и с Торсеном-младшим: он мог заставить свои мозги мыслить в терминах первого касания и отступления после удара, однако рефлексы его предавали. Его тело просто не понимало, что достаточно первым нанести укол, не заботясь о дальнейшем, что схватка оканчивается с первым же попаданием - если вражеский клинок мог нанести Удар. Это постоянная проблема шпажистов, стоящих против рапиры. Фехтование рапирой моделировало смертельный поединок, где вы должны были убить или тяжело ранить врага одним-единственным ударом: вы добивались своего, нанося укол в корпус противника, в треугольник, образованный плечами и пахом.
   Если биться не на жизнь, а на смерть, любое ранение в этот треугольник окажется серьезным; в прошлом оно привело бы, скорее всего, к летальному исходу.
   Шпагой фехтовали во времена, когда было принято сражаться до первой крови: любая рана, даже царапина, означала конец поединка. Мишенью было все тело, и большинство шпажистов выигрывали, попадая в руку или ногу.
   Торсен пытался изменить тактику, но все равно рапирой он действовал как шпагой. Наступая, он имел привычку после удачного парирования тут же наносить ответный удар, избегал прямой атаки, как и любого другого рискованного маневра, в результате которого его острие достигло бы цели раньше, чем острие противника, - он фехтовал с рапирой, а не с рапиристом.
   И все же Торсен-старший сражался на редкость хорошо, надо отдать ему должное: несмотря на все свои преимущества, Йен выиграл всего лишь со счетом 5:3.
   - Замечательно, - сказал Торсен, откидывая с лица маску и широко улыбаясь. - Торри говорил, что ты хороший рапирист, но он тебя явно недооценил. Ну как, хватит уже или немножко подеремся в свободном стиле?
   На такое предложение трудно ответить отказом. Йен опустил маску.
   - Иду на вы, сэр! - воскликнул он.
   Как и при фехтовании шпагой, в свободном стиле - Йен раньше никогда не слышал, чтобы этот термин прилагался к фехтованию, - очки шли за удары и уколы в любую часть тела. Кроме того, требовалось соблюдать несколько необычных дополнительных правил: схватка не оканчивалась с первым касанием, хотя попавший в цель еще по меньшей мере пару секунд не мог заработать новое очко; три удара в руку означали безвременный конец поединка.
   Мода на свободный стиль охватила весь фехтовальный клуб кампуса. Особенно им увлекались новички, которым не терпелось перейти на продвинутый уровень: это было забавно, поощряло игру клинками, а также всякие прыжки, повороты и прочие по-киношному эффектные фокусы.
   Еще свободный стиль требовал совершенно противоположного тому, к чему привык всякий рапирист: после вступления - непринужденной игры кончиками клинков - Торсен сделал вид, что открылся, а потом ответил изысканным круазэ и, сбив рапиру Йена вниз и в сторону с линии атаки, одновременно кольнул противника в живот, а затем легко отпарировал нападение Йена, который научился у Торри не отступать, пропустив удар.
   Еще пять секунд - и последовал укол в руку, потом в выставленное вперед колено, снова в руку, и, наконец, финальное круазэ завершило схватку.
   Все произошло быстро, но не мгновенно, и теперь Йен чувствовал, что его футболка намокла, а глаза ест льющийся со лба пот. И почему он только не надел хаератник?
   Господи, мистер Торсен, как же вы дрались лет двадцать назад? подумал про себя Йен. Если сейчас вы не в форме и долго не брались за клинок, то каким же фехтовальщиком вы были в двадцать лет? Олимпийского класса, несомненно. Однако Йен был уверен, что Ториан Торсен ни разу не фехтовал в олимпийской сборной Штатов. По этой причине Йен скептически относился к высокому мнению Торри о фехтовальных навыках его отца.
   Хотя это, конечно, не главная причина. Глубоко в душе Иен не мог поверить в отца, который не напивается в стельку и не избивает сына до полусмерти, когда что-то не так, или когда ломается водопровод, или когда случается похмелье. Как будто во всем виноват Йен. Как будто Йен виноват, что мать умерла от рака.
   Жизнь вообще несправедлива. Это было одно из любимых изречений отца, и он приложил немало усилий, чтобы уверить сына в своей правоте.
   Сняв маску и перчатку, Торсен улыбнулся и подал руку Йену.
   - Что ж, приятно видеть, что я не разучился владеть клинком. Ты дашь мне еще один шанс с рапирой, как-нибудь потом?
   Йен едва не поперхнулся.
   - С удовольствием, сэр, - ответил он, тяжело дыша. Торсен кивнул:
   - Ты очень хороший рапирист, и многообещающий.
   - Вы очень добры, - сказал Йен. Торсен перестал улыбаться, и температура в комнате, казалось, упала.
   - Нет, я всего-навсего точен, - заметил он, а затем встряхнул головой и поднял руку. - Но я не хотел тебя обижать, извини, если что. - Тут он опять улыбнулся. - Ты давно перекусывал?
   - Давненько, сэр. А еще мне хочется влить в себя галлон холодной воды - как только я приму душ и смогу присоединиться к обществу.
   Торсен рассмеялся.
   - Моей жене случалось видеть за столом потных мужчин в спортивных шортах; сначала попей и поешь. Кроме того, - добавил он, - ты еще незнаком с Осией.
   Остальные уже собрались за кухонным столом. Торри и Мэгги избегали смотреть друг на друга, и Йен сразу догадался, что они занимались сексом... При том, что в соседней комнате находилась Карин Торсен?
   Торсен-старший и Карин - Йен не мог про себя называть ее иначе как по имени, до чего она великолепная женщина! - обменялись взглядами.
   Ну-ну, упрекнул он сам себя, Заида Сол не одобрит тебя за распутные мысли о хозяйке дома.
   Что не совсем соответствовало истине. Да и если бы соответствовало, Йену было на это наплевать. Его давно покойный дед всегда говорил, что все происходящее между твоими ушами касается только тебя одного, пока ты держишь язык за зубами, и то, что творится в твоем доме, тоже касается тебя одного.
   Еще шаг - и отсюда легко сделать вывод, что пока никто не знает, можно напиваться в стельку и лупить сына.
   - Садитесь, пожалуйста. Осия сейчас придет, - сказала Карин, наливая горячий кофе в еще две старинные фарфоровые чашки. Каждая чашка стояла в своем блюдце - специально для гостей, решил Йен.
   - Кофе? - спросила Карин. - Или, - тут она кинула взгляд на часы, чего-нибудь крепкого? У нас... Торри покачал головой:
   - Йен не пьет.
   Его мать приподняла бровь; Йен вымученно улыбнулся.
   - Секрет моей популярности. Йен Сильверстейн, "водила по вызову" - вот как меня прозвали. Улыбка хозяйки озарила комнату.
   - Похоже на какого-то еврейского мафиози.
   Йен улыбнулся в ответ, стараясь выглядеть естественно. Однако это был один из его зароков, а к зарокам Йен относился очень серьезно.
   Никогда не пей спиртного, даже в сиропе от кашля; если ты не пьешь, ты не напьешься.
   Никогда не поднимай руку на тех, кого любишь, потому что тогда ты их не ударишь.
   Никогда не жалуйся, потому что всем на тебя наплевать.
   И никогда не опускай руки, изыскивая шанс вернуть себе свое.
   Йену совершенно не улыбалась мысль стать юристом: вместо того чтобы заниматься чем-нибудь полезным, ему придется манипулировать правилами, которые кучка законодателей измыслила в коротких промежутках между взятками и пистонами с секретаршами. Вот вам и закон. Но даже плохой инструмент все же инструмент. Через несколько лет появятся новые юридические специальности, и притом хорошо оплачиваемые, если до Йена дошли верные слухи. К примеру, "плохое обращение с детьми". До чего же это неподходящее обозначение для ужасной жизни, когда ты все время боишься, что сказал или сделал что-то не то и этот ублюдок опять на тебя накинется. И так бывает не только с детьми бедняков, Йен Сильверстейн свидетель.
   Придется нелегко, но Йен своего добьется: он будет вытаскивать детей из домов таких ублюдков, как Бенджамин Сильверстейн, и заставит мерзавцев платить публичным позором, а некоторых - и зелененькими. Лет через десять самое большое, через двадцать, - услышав "У телефона Йен Сильверстейн", ублюдки сразу обделают штаны.
   И если для этого необходимо, чтобы Йен Сильверстейн потратил годы на обучение юриспруденции, а потом на выплату долгов, значит, так тому и быть.
   - Пожалуйста, присядь. Торри сказал, ты пьешь черный кофе, произнесла Карин, возвращая Йена в настоящее и ставя тарелку с печеньем перед пустым местом.
   Йен опустился на стул, чувствуя себя немытым свинарем рядом с этими чистыми людьми. Ха, у Торри и Мэгги волосы еще мокрые - они что, в душе устроились?
   Йен глотнул кофе. Все в порядке, черный, хотя не такой крепкий, как можно было ожидать со слов Торри.
   Йен решил, что в этом есть смысл - для них если пьешь кофе целый день, чашку за чашкой, лучше варить послабее, будь ты хоть трижды флегматичный норвежец. Сам Йен предпочел бы одну чашку, но крепкого и густого кофе, однако лучше уронить перед салютом на пол маску, чем нанести обиду хозяевам дома.
   Карин села за стол напротив Йена, между сыном и мужем.
   - Так какие у вас планы на эту неделю? - спросила она. Торри пожал плечами.
   - Я думал, мы поболтаемся просто так. Пофехтуем, покатаемся верхом; съездим в гости: я покажу Йену и Мэгги, на что похожа ферма в Северной Дакоте. Я собирался заняться огороженной площадкой для езды, но, как видно, дядя Осия меня опередил.
   - И возможно, у него получилось лучше, чем вышло бы у тебя.
   У Йена заныл висок: он узнал этот тон, эту замаскированную угрозу, обещание...
   Но Торри не думал напрягаться, он просто нахмурился, как хмурятся люди, когда они с чем-то не согласны - а не когда они соображают, в какой момент следует ждать очередной взбучки.
   Йен спрятал руки под стол, крепко их сжав.
   Расслабься, малыш, посоветовал он сам себе. У них все по-другому.
   - Возможно, - произнес Торри не совсем довольным голосом.
   Торсен-старший вскинул руку в знак протеста.
   - Извини, сын. Я имел в виду другое. - Он ухмыльнулся. - Мало кто перещеголяет Осию по части ремесла.
   Торри спокойно взглянул на отца.
   - Ничего, пап. И ты прав, так что я займусь чисткой стойл, а Йену оставлю доить быка. - Торри пристально посмотрел на приятеля. - Ты вроде как сказал, что не возражаешь против работы по дому.
   - Нисколько. Только эта работа не по мне, - ухмыльнулся Йен. - Я не особенно разбираюсь в сельском хозяйстве, но, насколько могу судить, вряд ли у вас есть бык, а если и есть, что-то мне не хочется его доить.
   Все рассмеялись и не перестали смеяться, когда позади Йена заскрипела дверь.
   - Осия! - Торри уже вскочил на ноги.
   Йен обернулся и едва не упал со стула.
   Торри кое о чем забыл упомянуть, повествуя о дяде Осии. И не "кое о чем", а много о чем. В первую очередь бросалось в глаза, что дядюшка был за шесть футов ростом* [То есть выше 180 см.], а его кожа была темной, что красное дерево.
   - Ториан, - произнес он, отводя протянутую руку Торри и заключая вместо этого парня в объятия, - рад видеть тебя в добром здравии!
   Что-то необычное слышалось в его голосе, какая-то приглушенная пронзительная нотка, которая странным образом напомнила Йену уханье совы. И еще дядя Осия говорил несколько неотчетливо, хотя и не как пьяный: Йен не почувствовал ни страха, ни гнева, слыша этот выговор.
   Он был высокий и худой: можно подумать, человека нормального роста и телосложения взяли и вытянули на лишний фут. На эту же мысль наводило и длинное лицо с высокими скулами и удлиненным заостренным подбородком.
   Улыбался он нешироко, но сердечно: из-под на удивление тонких губ показались белые, как сахар, зубы. Одет Осия был в местную униформу: клетчатую рубашку и джинсы, заправленные в поношенные, но чистые рабочие ботинки - однако почему-то казалось, что на нем костюм.
   Йен несколько рассердился. У Торсенов водятся деньги, и нет ничего плохого в том, что с ними живет старый слуга - как нет ничего плохого в том, что этот слуга негр. Но, черт возьми, Торри, мог бы и предупредить об этом!
   Пока Йен подымался на ноги, Мэгги уже встала и пожала руку Осии.
   - Я Мэгги, - сказала она.
   - Осия Линкольн, - представился тот и, прихрамывая, шагнул вперед.
   - Йен Сильверстейн, - произнес Йен, пожимая руку Осии. Пальцы у того оказались очень тонкие и длинные, словно у пианиста, а пожатие было легким, но не слабым. Он как-то странно держал левую руку, прижимая ее к боку.
   Неотчетливая речь, рука, прижатая к боку... Сложив два и два, Йен сделал вывод: Осия некогда претерпел травму или повреждение правого полушария головного мозга, что привело к частичному параличу левой половины тела.
   - Шалом, Йен, - произнес Осия с сильным, легко узнаваемым акцентом. Наим мэод ма шломха?* [Здравствуй, Йен. Очень приятно, как дела? (иврит)]
   Йен меньше всего ожидал услышать приветствие на чистейшем иврите. Помедлив мгновение, он извлек из памяти шаблонную фразу:
   - Ани лё мидабэр иврит тов.* [Я плохо говорю на иврите (иврит).]
   Это была чистая правда.
   - Что, еще один еврей? - ухмыльнулся Торри.
   - Да, еще один. - Высокий человек еле заметно улыбнулся, поворачиваясь обратно к Йену. - Рад познакомиться, - сказал он.
   Слова Осии звучали искренне, несмотря на старательно четкое произношение и на то, что они были простой вежливостью.
   Карин уже стояла у раковины: открыв кран, она немного подождала, а потом взяла высокий стакан и наполнила его водой. Затем поставила стакан перед Осией, который сделал глоток, затем другой, пока не выпил половину. После этого он опустил стакан обратно на стол. Было что-то странное в руке, которая сжимала стакан, но Йен не успел понять, в чем дело, как Осия уже сложил руки на коленях самым, что ни на есть, естественным жестом.
   - Я почистил стойла, с лошадьми все порядке, только мне кажется, что Джесси несколько застоялась, - произнес Осия, чуть приподнимая уголки рта.
   Карин сделала строгое лицо, но ее выдавали сияющие глаза.
   - Думаю, тебе придется поездить на ней, Торри, и если ты хочешь, чтобы твои друзья помогали по хозяйству, то это вполне подходящая обязанность.
   Торри рассмеялся.
   - Попробуем как-нибудь пережить. Я еще не видел Джесси. - Он поднялся. - Как вы посмотрите на то, если мы прогуляемся в сарай, а потом в город?
   - Обед в шесть.
   - Мы можем встретиться с Джеффом в "Пообедай за полушку" и позже, после ужина.
   Карин нахмурилась.
   - Не далеко ли?
   - Да нет, но мы бы съездили на машине.
   - А потом попросите Ола отвезти вас домой, когда бар закроется?
   - Зачем? Йен же не пьет, забыла?
   Йен поднял свою чашку.
   - В самом деле. Галлоны и галлоны кофе.
   - Ну просто настоящий скандинав!
   Йен улыбнулся и благодарно кивнул, когда Карин налила ему еще своего слабого кофе.
   И тут до него дошло. Ладони у Осии были не розоватые и даже нисколько не светлее его темного, как черный кофе, лица. Насколько Йен мог судить, тот был черный с головы до пят.
   Ничего страшного, просто странно. Вся семья странная, начиная от матери, которая играет на бирже в двух тысячах милях от Уолл-стрит, и матерого фехтовальщика, который проводит время, выслеживая волков, до высокого, худого и черного так называемого дядюшки.
   Не строй из себя придурка, сказал себе Йен, ты ведь не видел нормальных семей.
   Глава 3
   Волки
   Джефф Бьерке сидел за угловым столом и прихлебывал пиво: даже Закон может позволить себе чуток расслабиться после долгого бдения - но изредка, чтобы не дать повод к сплетням, - а у стойки бара под вывеской "Милер" - с одним "л" - снова, как всегда в последнее время, зашел разговор о волках.
   Заведение "Пообедай за полушку" нисколько не изменилось с тех пор, как мальчишкой Джефф забегал сюда после школы выпить газировки: выстроившиеся вдоль стены столы за обшарпанными перегородками покрывал тот же самый пестрый линолеум, а крохотное окошко в единственной вращающейся двери в кухню было настолько грязным, что Джефф не видел, горел ли за ним свет.
   Блин, даже люди - двое перед стойкой, один за ней - совершенно не изменились! Нет, конечно, Арни еще сильнее облысел, у Орфи и брюшко, и очки сделались толще, а за стойкой бара высокий костлявый Ол Хонистед двигался уже не так проворно, как раньше; но последние лет двадцать или около того Джефф, приходя сюда, каждый раз заставал одну и ту же сцену: три грации, проводящие время за спором.
   - Гуннар говорит, у него десять коров зарезали, - сказал Арни Сельмо, сдвигая на затылок кепку с длинным козырьком, чтобы влить в себя очередную порцию пива, а потом тем же движением возвращая кепку на место, как будто она была в состоянии прикрыть его лысину. - По мне, это уже не волк-одиночка.
   Джефф спрятал улыбку. У каждого свои секреты, раскрывать которые, когда того требовал долг, Джеффу не доставляло никакого удовольствия. Кроме работы, старый Джон Хонистед оставил своему преемнику и ответственность. Значок, машина, полицейский участок с крохотным обезьянником в цоколе ратуши - это все рабочие инструменты, а не суть дела.
   Джефф скорее был блюстителем справедливости, нежели городским полицейским. Копы беспокоятся из-за соблюдения правил; у справедливости свои резоны. Живи сам и давай жить другим.
   Если не все, то большинство смотрело на вещи подобным образом. А этого вполне достаточно. Лет десять назад в город забрела тощая двенадцатилетняя девочка, которая не пожелала назвать свою фамилию, только имя - Кэйти: она сбежала от отчима, обращавшегося с ней с нечеловеческой жестокостью. Ее взяли к себе Аарстеды, посчитав, что их ферма прокормит лишний рот.
   Аарстеды выдавали Кэйти за дальнюю родственницу Боба, которая приехала жить на ферме, но девочка не походила на Аарстедов, и их словам не очень-то поверили, хотя мало кто усомнился вслух. Уже не в первый и не в последний раз беглецу случалось находить в здешних местах приют, и приходилось полагаться, к примеру, на Боба Аарстеда или доктора Шерва, или на Минни Хансен, или Майкла Бьерке - чтобы поступить правильно.
   Самые говорливые кумушки продолжали трепать языками, но после того, как Аарстеды отвели Кэйти к доку Шерву, чтобы тот осмотрел девочку и поговорил с ней, доктор сам побеседовал с самыми разговорчивыми, чем дело и кончилось. Никто больше не приставал ни к доку Шерву, ни к Бобу Аарстеду.
   Джефф не то чтобы обожал Боба, но ведь зятю не обязательно быть без ума от тестя?
   Орфи Сельмо (дальняя родня Арни, но в каком именно колене, сказать трудно: в тонкой местной телефонной книге людей по фамилии Сельмо значилось почти столько же, сколько и людей по фамилии Ольсен) фыркнул и подцепил левой рукой свои помочи, словно чтобы рука перестала дрожать.
   - Что десяток, так это точно, - сказал он. - Гуннару никогда бы не пришло в голову под предлогом нападения волков самому забить своих коров и продать их за наличные этому Сведу из Гранд-Форкс. Да ни за что на свете!
   Арни нагнулся вперед и взял горсть арахиса.
   - Ну так что? У Гуннара одни расходы и никаких доходов уже пять лет. А так никто не сдерет с него налог. - Он наклонил голову по направлению к окну и аптечном магазину Сельмо на той стороне улицы. - Положись на мое слово.
   Орфи снова фыркнул.
   - Ну, если ты настолько слеп, что не видишь сам, я тебе показывать не стану!