Коля понимал, что это только огромная оранжерея, что небо над головой — хорошо отполированный потолок сферической формы, что небесная голубизна — старательно продуманное освещение, а ручейки подведены сюда из какой-то глубинной речки, которые и до сих пор встречаются в недрах Фаэтона
   Но откуда же взялись здесь эти деревья, фиолетовые травы, съедобные растения? Как можно было создать такое буйство цветов? Ведь все это погибло десятки тысяч оборотов тому назад!..
   Коля заметил между деревьев одинокую женскую фигуру. Женщина одета во что-то мешковатое, голова скрыта под капюшоном, лица не видно. В руках у нее глубокая корзина, из которой она что-то набирает совком и сыплет под съедобные травы.
   Коля неслышно подошел поближе. Фигура женщины была ему незнакома. В корзине обыкновенный навоз дагу…
   Он подошел к ней и спросил о Лоче. Услышав его голос, женщина тихо вскрикнула, отвернулась и закрыла руками лицо.
   — Чамино, брось свои шутки! — сказала она. — Я знаю, ты можешь загримироваться даже под Бессмертного… Но это… Не нужно, Чамино!
   Коля узнал голос Лочи! Как же он не догадался, что это она?
   Он подбежал к ней, схватил за руки, стянул с них прозрачные перчатки и припал горячими губами к ее ладоням.
   Он заметил мозоли на ее ладонях и сразу же понял, что чудо, которое их окружает, возникло не из сказки — оно создано человеческими руками.
   — Акачи!.. — Слово это вырвалось из ее груди, будто приглушенный крик. — Акачи… Дай мне поверить, что это в самом деле ты… Почему же ты не предупредил?
   Лоча растерянно ощупывала себя, глаза виновато осматривали собственную фигуру.
   — Я не мог предупредить, Лоча… Я сам не надеялся на то, что меня отпустит отец. Он остался один на весь материк…
   — Я первая жена на всем Фаэтоне, которая так плохо встретила своего мужа… Извини меня, Акачи… — Покраснев, она быстро сняла с себя рабочую накидку с капюшоном и сразу же превратилась в ту Лочу, которая жила в его снах. Под рабочей накидкой была голубоватая одежда. — Ты подожди, я быстренько переоденусь… Как велит наш обычай…
   Но Коле было не до традиций. Он поднял ее на руки — легкую, сотканную из голубого луча… И понес между деревьев.
   … Они жили в комнате, прозрачная стена которой выходила в сад.
   Это была комната Лочи, в ней было светло, и уютно, и необычайно тихо.
   Дни и ночи слились для них в единый поток времени, так как здесь не было ни дня, ни утра, ни вечера.
   Лоча расспрашивала о Земле. Земля казалась ей огромным садом. А Коля говорил, что Земля напоминает ему Лочу…
   Иногда они включали стену горизонтов. Бессмертный по-прежнему призывал грешников отказаться от плотских радостей. А они смотрели друг на друга и смеялись. Так смеются деревья, бросая семена во влажную почву. Так смеются травы, подымая стебельками тяжелый камень, чтобы вырваться на свободу.
   И если бы вместо этих минут им пообещали столько лет жизни, сколько отпущено Бессмертному, они бы смеялись так же точно… И даже не услышали бы этого обещания… Потому что в них оживали сейчас целые миры, сталкивались галактики, вспыхивали новые звезды. Голоси десятков поколений отзывались в них. И ни один из голосов не звучал осуждающе. Осуждал их только Бессмертный, потому что завидовал им. Его угрожающий перст висел над планетой, и Единый, наверное, и в самом деле верил, что его перст способен убить все страсти, все желания и слова, оставив людям лишь те, которые нужны для величальных молитв…
   Счастливые, они бродили в фиолетовом саду. Лоча показывала плодовые деревья. Листья деревьев были и большими, лапчатыми (под одним листом можно было бы укрыться от дождя, но здесь не бывало дождей) и маленькими, словно фиолетовые перышки пестрых птиц, населяющих земные тропики.
   Фиолетовый цвет фаэтонские растения приобрели уже перед своей гибелью. Есть свидетельства о том, что когда-то, в неимоверно далекие времена, растительность Фаэтона тоже была зеленой. Но по мере того как Фаэтон все дальше и дальше отходил от Солнца, цвет растительности начал меняться.
   — А почему планеты отдаляются от Солнца?… Почему мы оказались так далеко от него? — спросила Лоча.
   Лучше бы она спросила у Чамино, он смог бы объяснить это загадочное явление гораздо легче. Но раз уж Лоча спрашивает у него, Коля должен ответить. И он ответил так, как понимал сам, как объяснял ему отец.
   — Солнечная система, Лоча, — это гигантский гравитационный двигатель. А вечных двигателей в природе не существует. Гравитационные возможности небесных тел тоже медленно исчерпываются. Это можно проследить только на протяжении миллиардов оборотов. Невидимые бечевки, которые удерживают наши планеты, словно бы все время растягиваются, делаются все тоньше и тоньше… Грубо говоря, конечно. Только для примера. Понимаешь? Наш Фаэтон очень старый…
   Случайно Коля зацепил плечом лист роскошного дерева, под которым они стояли. В зрачках Лочи промелькнул страх.
   — Осторожно, Акачи!.. Так можно сломать. — Она взяла его за руку, отвела чуть подальше от дерева.
   И он продолжал рассказывать:
   — Если мерять время по-земному, то первые животные возникли у нас около семи миллиардов земных оборотов… О-о, тогда света и тепла на Фаэтоне было сколько угодно!.. Только намного меньше, чем сейчас на Земле! В таких условиях могли возникнуть и первые человекоподобные существа… А может, нам тоже кто-то привил свой разум. Люди с далекой планеты…
   О Юпитере он промолчал, хотя был теперь уверен, что разумная жизнь на Фаэтон пришла оттуда. Улыбнулся, приблизив ее руки к своему лицу, и поцеловал тонкие, с перламутровыми ногтями пальцы.
   Лоча отняла руки и побежала песчаной тропинкой к бассейну, в зеркальной поверхности которого отражались деревья и «небо», похожее благодаря освещению на голубые небеса молодого Фаэтона.
   Она так удивительно молода, Лоча, просто девочка!.. Правда, в ней что-то изменилось за время разлуки, но это «что-то» оставалось неуловимым для глаза. Казалось, время — десять земных оборотов! — только завершило свою лепку, и теперь перед Колей предстало творение великого художника — природы в абсолютно законченной форме.
   Лоча сняла одежду, поднялась на помост для прыжков, похожий на невысокий постамент. И, понимая, что он сейчас любуется ею, позвала:
   — Скорей, Акачи!.. Раздевайся!..
   И вот они вместе плывут в чистой, словно подсиненной, воде…
   И почему-то в это мгновение Николаю вспомнился другой пловец, смелым взмахом рук рассекающий земную воду, и он подумал: когда-нибудь, наверное, и Ал очи почувствует такую же радость, плывя рядом со своей любимой…

16. Хозяйство Штаба

   Чамино пришел к ним тогда, когда, по его мнению, третий был уже не лишним. На нем была белая одежда, похожая на хитон, которую носят на Фаэтоне уже зрелые мужчины. Такую же одежду он принес и Коле.
   Лоча же отныне тоже будет носить не полупрозрачную девичью одежду, а более строгую, подобающую замужней женщине.
   Чамино повел их по хорошо освещенным лабиринтам.
   — Тебя не удивило то, что ты у нас увидел? — улыбаясь, спросил Чамино и, не ожидая ответа, продолжал: — Как видишь, мы можем свободно разговаривать не только в комнате Лашуре. Теперь мы владеем мощной электростанцией. Она за этой дверью.
   Чамино открыл металлическую дверь, которую Николай видел, гуляя с Лочей.
   Залы почти пустые. Пол вымощен гранитными плитами, стены отделаны пластмассой, похожей на алюминий. В полу квадратные люки.
   Электростанцией управлял электронный мозг, помещавшийся в одном из многочисленных залов, а водородные реакторы были заложены в очень глубоких недрах. Там же происходило и расщепление воды. Кислород поступал в жилые помещения, а водород использовался в реакторах. Это сразу улучшило атмосферу недр
   Все, что видел Коля — и широкие лабиринты улиц и площади с фонтанами, — было только могучим техническим сердцем нового государства, созданного тайком от Бессмертного сторонниками Чамино в недрах планеты. Само же государство простиралось довольно далеко, и население его составляло несколько миллионов человек…
   За десятками металлических дверей, мимо которых они сейчас проходили, господствовал электрический мозг. Он вырабатывал металл, охранял государство от действия шахо контроля, сигнализировал о малейшей опасности…
   — Погоди! — нетерпеливо крикнул Коля, — как же вы смогли создать все это и спрятать целое государство?
   — На поверхности планеты это невозможно, — ответил Чамино. — Здесь же нам удается пока сохранить тайну. Я понимаю, что тайна эта не может быть вечной. Но нам она нужна еще на несколько оборотов. До тех пор, пока мы не подготовимся к великой войне против Бессмертного…
   — Странно ты начал готовиться к этой войне, — хмуро заметил Николай. — Один, без народа…
   Эти слова, видимо, задели Чамино за живое. Но он не подал виду и объяснил спокойно.
   — Не стоит делать поспешных выводов, Акачи.
   Ты ведь еще не знаешь, как живет и о чем думает наш народ…
   История фаэтонских недр знает немало катастроф, когда из расплавленных глубин планеты вырывалась огненная лава и затопляла сотни улиц, площадей и переходов, уничтожая миллионы беловолосых. Последняя такая катастрофа произошла пятьдесят оборотов тому назад. Затопленные лавой недра считались непригодными для жизни, и пункты контроля вычеркивали эти районы из своих карт. Никто их не раскапывал. Если лабиринты, возникшие в большинстве случаев стихийно, так близко подходят к мантии Фаэтона — значит, повторение катастроф неминуемо. Планета сопротивлялась людям, которые старались приспособить ее недра для жизни. Она выбрасывала им навстречу огненную лаву, и, застывая, лава надежно закупоривала все Отверстия. Так живая кровь закупоривает проколы в человеческом теле…
   Штаб решил организовать подобную «катастрофу». К повстанцам присоединилось еще несколько талантливых инженеров, верных друзей Лашуре. Они сконструировали мощные аппараты с необычайной лучевой силой. От такого луча недра планеты сразу же закипали, превращаясь в растопленную лаву.
   В повстанческом районе образовались гигантские пустоты, которые впоследствии использовали для расселения людей, а вся масса расплавленных минералов очутилась в лабиринтах «первого этажа» государства Бессмертного. Жертв не было — для этой операции выбирались безлюдные пещеры.
   Но улучшение жизненных условий для нескольких миллионов человек не исчерпывало программы Штаба — это было только начало его деятельности.
   Нужно было думать о большой революции. Но революция требует могучей техники. И одного реактора уже стало недостаточно, а построить настоящую электростанцию — такую, какими владеет Бессмертный, — собственными силами повстанцы не могли.
   И Лашуре, рискуя жизнью, полетел над ледяным океаном на Материк Свободы за помощью.
   Но как воспользоваться помощью, если между Материком Свободы и лабиринтами недр нет ни одного способа сообщения? Ни космос, ни атмосфера, ни поверхность планеты для тайной перевозки грузов не пригодны: жрецы Бессмертного обнаружили бы сразу гравитационные корабли Материка Свободы, и это могло явиться причиной роковой войны.
   После продолжительных поисков пути были найдены. Инженеры Материка Свободы сконструировали бестемпературный генератор давления.
   После испытаний один из таких генераторов на чал прокладывать путь к повстанцам в глубочайших недрах ледяного океана. Создавая громадный туннель, генератор продвигался все дальше и дальше. Глубинный лед расступался, уплотняя стены широкого туннеля. Стены становились такими твердыми, что об них крошилась самая прочная сталь. На сооружение этой дороги ушло всего лишь пол-оборота. Она заложена на глубине шести тысяч шу, однако обнаружить ее практически невозможно. К тому же по всей трассе стоят генераторы экранизации.
   И вскоре под ледяным потолком огромного континентального туннеля побежали первые гравитационные эшелоны.
   — Теперь ясно, откуда эти богатства? — не пряча гордости, спросил Чамино. — Мы фактически присоединились к Материку Свободы. Нам теперь нужно всего несколько оборотов, чтобы подготовиться к войне против Бессмертного.
   … Теперь, наконец, представился случай, и Николай мог спросить о Юпитере. Но, к его удивлению, Чамино ответил почти так же, как когда-то Рагуши:
   — Не стоит об этом, Акачи…
   — Почему не стоит? — переспросил Коля даже с какой-то обидой. — Ведь они, наверное, титаны. Неужели они не способны помочь нам?
   Чамино ответил'
   — Это совсем другая форма жизни. Кроме того, существует закон вселенной: если разум на планете уже сформировался — он должен завоевать себе свободу самостоятельно. Свобода, которая приходит извне, впоследствии становится новой формой рабства…
   На сегодня было достаточно. Коле предстояло все это осмыслить и подумать о собственном участии в подготовке восстания.
   В одном из лабиринтов они встретили Лашуре в сопровождении высокого жилистого человека. Увидя Колю, тот приветливо улыбнулся ему. Коле показалось, что он где-то его видел. Напрягая память, припомнил: это был тот самый скотовод, который когда-то при помощи языка жестов предупредил Лашуре об опасности. Встреча была мимолетной, и все же Коле запомнилось его лицо Оно чем-то напоминало лицо Ечуки-отца.
   — Акачи! — сказал Лашуре. — Я хочу тебя познакомить с Эло. Он родной брат твоего отца.
   Эло взял Колину руку и долго держал ее в своей.
   — Приветствую тебя, Акачи!.. Мы очень любим нашу Лочу. Мы любим твоего отца. У него большое сердце и светлый ум. Мне хочется, чтобы и тебя все беловолосые любили точно так же…
   Он пригласил Колю и Лочу в свою небольшую комнату, которую ему недавно помогли вырубить на новой площади. Расспрашивал о Ечуке, о его жизни на горячей планете. Узнав, что Ечука остался один на всем материке, Эло горько сокрушался. Нет, он не осудил Колю. Он знал, как любила его Лоча и как тяжело переносила разлуку. Эло не мог себе представить, что Ечуку окружают десятки земных детей. Он не раз слышал о том, что Бессмертный создал на Земле своих рабов, но когда Коля начал объяснять, что отец тоже создает и выращивает людей — свободных земных людей! — Эло не поверил этому.
   Изнуренный нищетой и нечеловеческим трудом, скотовод ненавидел Бессмертного, и все же Единый оставался для него богом. Разве обычный человек способен прожить несколько тысяч оборотов? Эло согласен, что этот бог слишком жесток, что его следует как-то обуздать или вообще уничтожить, если у людей хватит для этого силы и решимости. Фаэтон должен иметь доброго бога. Такой добрый бог уже есть у фаэтонцев. Эло хоть сегодня согласен отдать за него собственную жизнь…
   — Кто же такой, этот новоявленный бог? — невесело улыбнувшись, спросил Коля
   — Чамино… — с торжественной таинственностью прошептал Эло.
   Коля посмотрел на Лочу. Ее лицо залила краска стыда. Она крикнула:
   — Эло! То, что ты сказал, ужасно!
   — Так думают почти все скотоводы, — спокойно ответил Эло.
   — Если бы Чамино узнал об этом, он был бы очень огорчен, — проговорила Лоча. — Он хочет, чтобы Фаэтон имел единственного бога. Свободу!.. Ты понимаешь меня, Эло?…
   Но скотовод в ответ только загадочно улыбался. Его трудно было в чем-либо переубедить.
   Вернувшись в сад, который стал теперь их домом, Николай и Лоча долго еще говорили о человеческой природе и о том, как рождаются боги.
   А потом он спросил Лочу:
   — Чей это сад? Откуда он взялся? И почему мы здесь живем?
   — Разве Чамино тебе не объяснил? И Лоча принялась рассказывать.
   На Материке Свободы Чамино и Лашуре видели гигантские парки. Материк тесно застроен — по сути дела, это сплошной город. И в центре каждого квартала обязательно есть большой парк. Там играют дети, прогуливаются взрослые, молодежь занимается спортом, старики отдыхают среди цветов и деревьев.
   Возрождение фаэтонской растительности началось с маленьких оранжерей. У некоторых фаэтонских жрецов и советников есть небольшие домашние оранжереи, но растительность даже там вырождается, становится мелкой, немощной… И только ботаники Материка Свободы смогли вернуть фаэтонской растительности ее изначальные свойства.
   — Вот откуда попали к нам саженцы, — закончила Лоча. — Присматривать за ними Штаб поручил мне. Если же мне нужна помощь — стоит только сказать, и весь штаб выходит на работу… После победы у нас тоже будут такие парки. Как на Материке Свободы. И парки, и города…
   — А пока что этим садом любуется только Штаб… Да еще мы с тобой… — едко заметил Коля. — Не слишком ли много чести?…
   Лоча промолчала, потом, словно решившись на что-то, спросила:
   — Разве уже пора?…
   — Что пора?…
   — Открывать оранжерею для всех… Чамино тоже настаивает… Но я просила его чуть-чуть повременить… — Лоча покраснела, как всегда, когда ее что-либо тревожило. — Мне страшно… Даже когда ты стоишь под деревом, я боюсь, что ты вдруг зацепишь какой-нибудь листок… А когда сюда придут сотни людей! Люди ведь никогда не видели ни одного растения. Они будут трогать их… А это очень вредно…
   Коля обнял Лочу, положил ее маленькие мозолистые ладони себе на грудь. А она умоляюще шептала:
   — Еще рано, Акачи!.. Рано, пусть они хоть немножко окрепнут… Они такие нежные.
   — Милая моя! Тебе будет страшно и завтра и через оборот. Но ты ведь делала это не для себя, Лоча. Ведь правда же?… Впускай посетителей сначала понемногу. И показывай все сама. Ведь ты о каждом деревце способна сложить песню — так ты знаешь и любишь их. Вот и пой эту песню людям… Когда-то деревья эти были самыми большими друзьями человека. Возможно, и человек не смог бы появиться без них. Теперь они вымерли, а люди живы. И ты возвратишь им друзей. Тех друзей, которых видели только их далекие предки. Тысячи оборотов тому назад…
   Припав щекой к его груди, Лоча молчала. Она думала. А потом тихо сказала:
   — Ты говоришь правду, Акачи! Если послушать меня, то и через оборот будет еще рано.

17. Снова оборот разлуки

   Посреди зала за большим столом сидят люди в белых хитонах. Никто не председательствует — здесь все равны.
 
 
   Мамино сидит рядом с Лашуре. Все знают, что это Мамино создал Штаб, но он старается держаться так, чтобы об этом как можно скорей забыли.
   Перед столом стоит Коля, и взгляды членов Штаба обращены к нему.
   — Акачи, объясни, пожалуйста, свой план, — говорит пожилой мужчина с уставшим лицом. Он вместе с Лашуре руководил строительством мощной электростанции. Сейчас он заложил другую — еще более мощную…
   Коля волнуется. Если бы он стоял сейчас перед Бессмертным — он, наверное, так бы не волновался. Власть Бессмертного, как и власть каждого диктатора, порождается страхом и ослепляет. Однако стоит только понять, что под черепной коробкой правителя содержится не больше ума, чем у обыкновенного человека, как сразу же он превращается в раздутое собственным самолюбием чучело. Он может тебя покарать, даже уничтожить, но власть его уже утратила в твоей душе какую-либо силу…
   Но есть другая власть, которая не ослабнет никогда, пока живы люди на свете. Перед этой властью ты всегда будешь робко стоять, охваченный трепетным уважением. Это власть творческой мысли, власть деятельного человеколюбивого разума. И если ты почувствовал эту власть над собой, никто не убедит тебя в том, что ты не должен испытывать перед ней глубочайшего уважения. Возможно, настанет такое время, когда ты сможешь противопоставить ей собственную мысль и собственный разум. И если в честном поединке мыслей ты добудешь победу, другие должны будут признать силу твоей мысли. Но не кичись тогда этой властью, не гордись ею, а слушай — слушай и думай!.. И если в следующий раз ты ощутишь, что мысль твоя уже не способна на почетный поединок, ибо родилась другая, значительно более сильная, не чини ей препятствий, сумей поступиться собственным самолюбием, иначе никто и никогда не захочет тебя слушать.
   Перед такой властью именно в эту минуту и стоял Коля.
   — А не слишком ли рискован этот шаг? — спросил его пожилой член Штаба.
   Преодолев волнение, сдержанно и достойно начал Коля излагать все, что старательно продумывал в течение последних суток. Их маленькое государство оправдает свое существование лишь тогда, когда будет жить не отдельно от «первого этажа», населенного сотнями миллионов беловолосых, а уже сегодня начнет среди них активную работу. Коля рассказал о своем разговоре с Эло. Скотоводы все еще считают Бессмертного богом. Их сознание затуманено предрассудками, сложившимися в течение тысячи оборотов. Стремясь вырваться из-под гнета Бессмертного, они ищут для себя другого, доброго бога. Значит, рано или поздно люди попадут в новое рабство. И не заметят сами, как это случится…
   Долго продолжались споры Почти все согласились с предложением Коли. Но малейшая неосторожность человека, которого пошлют по ту сторону тайных баррикад — в «первый этаж», может стать роковой. Контрольным пунктам Бессмертного станет ясно, что никакого извержения не было, что его инсценировали повстанцы. Тогда гибель их пока беззащитного государства неминуема. Революция умрет, не родившись. Да, членам Штаба было о чем подумать и поспорить…
   Лашуре предложил такой план. По ту сторону остался младший брат Эло — механик завода искусственного белка Гашо. Он живет далеко: чтобы попасть к нему, нужно пройти много лабиринтов и переходов. Эло хорошо знает дорогу, он не раз ходил туда. У Гашо есть четверо взрослых сыновей, они так же, как и отец, смертельно ненавидят Бессмертного и вовсе не считают его богом. Видимо, этому способствовали встречи Гашо с Ечукой, хотя с тех пор прошло много времени. Коля взошел тогда еще только на четвертую ступень разума. Он помнит, правда смутно, беловолосого красавца — высокого, кряжистого, веселого шутника, всегда неожиданно появлявшегося в их доме и столь же неожиданно исчезавшего.
   Лашуре верит в то, что Эло скорей погибнет, чем выдаст врагам их тайну. А Чамино верит в способность Акачи убеждать людей. Вот пусть Эло и поведет своего племянника к Гашо, и там, на месте, пусть уже Акачи сам решит, как ему действовать. Но ни один человек с той стороны — даже Гашо — не должен знать о существовании государства повстанцев.
   Внимательно изучив карту лабиринтов, Штаб поручил Лашуре при помощи бестемпературного генератора давления создать тайный выход на поверхность по ту сторону баррикад.
   Это была двойная конспирация: если бы даже карателям и посчастливилось отыскать выход из их лабиринтов, это все равно ничего бы не дало.
   И сразу же началась деятельная подготовка к этой операции. О решении Штаба Коля не имел права сообщить даже Лоче.
   Он стоит у прозрачной стены в комнате Лочи и смотрит в фиолетовый сад, по которому Лоча водит своих беловолосых посетителей.
   Третий день она принимает гостей. Теперь она убеждена, что все опасения были напрасными. Посетители преисполнены благоговения.
   В сад вошла новая группа. Это пожилые скотоводы. Есть среди них юноши и девушки.
   Как изменился вид этих людей! Николай хорошо помнит первое знакомство с беловолосыми. Грубые рубашки, похожие на мешки с прорезанными дырами, куда можно всунуть головы и руки, были единственной их одеждой.
   Так одевались и женщины, и мужчины, и девушки. Тогда ему показалось, что уже сложился определенный тип человека и возродить расу смогут только новые поколения, но для этого они должны многие десятки оборотов жить в других условиях…
   Теперь он убедился, что возрождение наступает очень быстро. Сотни, даже тысячи оборотов полуживотного существования не могли убить в людях того, что они когда-то унаследовали от своих сильных, вольнолюбивых предков. И как стебелек цветка, придавленный камнем, выпрямляется и наливается новыми соками после того, как камень отброшен, так и эти люди выпрямились, освободившись от гнета. Именно поэтому они с таким интересом рассматривали воскресшие цветы и деревья. И каждый из них, видимо, думал о том, как схожа его судьба с судьбой вот этих трав, деревьев и цветов.
   Перед Колей прошла группа девушек. Они были одеты так же, как одеваются на «втором этаже», только цвет одежды был не голубым, а белым.
   Детей Лоча принимала отдельно, но, несмотря на это, они старались пробраться с каждой группой. Сначала Лоча очень боялась за них, потом поняла, что их привлекало больше всего. Походив вместе со взрослыми, они сразу же шлепали босыми ногами к бассейну, прыгали в синеватую воду, и уже не было никакой силы, способной вытащить их оттуда. Над бассейном стоял радостный визг, высоко взлетали брызги воды, а взрослые, поглядывая в ту сторону, обменивались добрыми улыбками.
   Выглядывая из своей засады, Коля следил за реакцией людей, впервые в жизни увидевших, какой красивой была когда-то их планета. Возможно, именно эта красота и начала тогда формировать человеческую душу, побуждала людей воспроизводить на скалах то, что замечали их глаза и запоминал мозг.
   Глаза беловолосых увлеченно светились. Сейчас среди них рождались поэты и художники — будущая гордость обновленного Фаэтона.
   Коля прислушивался к объяснениям Лочи. Настроение людей передалось и ей, и Лоча, наверное, впервые понимала величие происходящего в эту минуту.
   — В далекую доледниковую эпоху это дерево называлось гужа, — рассказывала Лоча. — Оно росло на экваторе, где выпадало много дождей и весь оборот ровно, с одинаковой силой, грело солнце. Под листьями гужа люди укрывались от дождя, его плодами утоляли голод. В ветвях деревьев пели птицы, и люди старались перенимать их песни… А это вот растение создано человеком из многих растений, которые давно уже погибли. Когда-то его выращивали на широких полянах, хорошо обработав почву. Потом высушивали, складывали в деревянные помещения и изготовляли разные блюда. Придет время, и мы вырастим много таких растений, тогда каждый сможет убедиться, как вкусны они и как быстро восстанавливают утраченные силы…