Страница:
Николай понимал, что Материк Свободы стремился к тому, чтобы ход революции сохранился в Пантеоне Разума во всех своих величественных подробностях. Пантеон видел сейчас всю планету. Не было ни одного уголка, куда бы он не мог заглянуть волнами своих приборов, не говоря уже о стенах горизонтов и тысячах шахо, при помощи которых он очень легко получал информацию. Эта информация обрабатывалась молниеносно. На Юпитер передавалось самое существенное — как бы сконденсированные сгустки событий…
На экране возник Штаб повстанцев. Чамино был охвачен бешеной энергией, он ощущал революцию каждым нервом. Все, что происходило на поверхности, сразу же отражалось на штабной стене горизонтов. Это позволяло Чамино отдавать необходимые распоряжения и команды.
«Где же Лоча? Где Бессмертный? — с нарастающей тревогой думал Николай. — Почему они выпали из поля зрения Пантеона?»
— Значит, революцию возглавил Чамино, — с удовольствием отметил отец.
— А сам он впоследствии не сядет на место Бессмертного? — скептически спросил Рагуши.
— Нет, мой друг. Такие ошибки не повторяются.
— Наоборот! Мне кажется, что вся история человечества состоит из повторения одних и тех же ошибок.
— Возможно. Но только до тех пор, пока человечество не освободило свой разум от подпорок. Этими подпорками я считаю человеческий эгоизм, который в переходный период иногда помогает развитию… А сейчас… Сейчас разум созрел — прочь подпорки!..
Но вот, наконец, они увидели фигуру Бессмертного. Его широкая борода и суровые черты лица обычно пробуждали трепет. Сейчас же Бессмертный улыбался, и это было неестественно, в это невозможно было поверить. И нее же он улыбался. Улыбка его была страшной. В ней чувствовалось такое высокомерие и такое презрение ко всему живому — к мирам, к светилам, к безграничной вселенной, что Рагуши и Николая объял ужас. Только Ечука-отец нашел в себе силы сказать:
— Он у пульта Солнечного Кольца!.. Там стены и двери из такого материала, что его не пробьет никакая сила. Нельзя даже бросить бомбу…
Прозвучал голос-гром:
— Богоотступник Чамино! Ты слышишь голос Всевышнего?…
В то же мгновение на экране появилась фигура Чамино, а Бессмертный исчез. Пантеон Разума предоставил слово вождю повстанцев.
— Я слышу тебя, Ташука!.. Для нас ты не бог, не всевышний и не бессмертный, — спокойно сказал Чамино. — Ты только устаревший эксперимент фаэтонской медицины. Слушай, Ташука! У тебя нет армии. Ты остался один. А нас миллионы, сотни миллионов. Мы не хотим крови. Все твои легионеры, объятые сном, будут возвращены к нормальной жизни. Все жрецы, советники и служители твоих храмов получат право обычных граждан. Тебе, Ташука, мы также не собираемся укорачивать век. Мы только заберем у тебя власть над Великим Солнечным Кольцом. Мы откроем твой дворец. Он станет доступен всем. Мимо тебя ежедневно будут проходить люди, чьим властелином ты был недавно. Мы не запретим склонять перед тобой колени, так как не считаем, что такое запрещение необходимо. Но наши ученые будут объяснять людям, что никаких тайн в твоем бессмертии нет, что каждый человек может стать таким же бессмертным, как ты. Поэтому ты навеки останешься бессмертным, только это слово мы напишем с маленькой буквы. Неужели же за эту большую букву ты начнешь борьбу против своего народа? Опомнись, Ташука! Открой двери к пульту Солнечного Кольца. Иначе мы вынуждены будем применить силу…
Чамино исчез, появилась фигура Бессмертного.
Волны Чамино на него не действовали. Николай понял: стены помещения, где находился пульт управления Солнечным Кольцом, покрыты слоем защитного вещества. А может, Единый разгадал секрет, который попал ему в руки вместе с разведчиками повстанцев?
— Как ты смеешь, никчемная букашка, так разговаривать со своим богом? — сурово сказал Единый. — Неужели тебе не известно, что я имею власть не только над нашей планетной системой?… Тысячи звезд и планет, которые смертный человек видит невооруженным глазом, — это мои владения. Вся Галактика из конца в конец принадлежит мне. Давно уже богоотступнические племена, погрязшие в грехах, побуждают меня совершить страшный суд. Но до сих пор я терпел. Теперь я не имею права терпеть, так как грехи стали перебрасываться с планеты на планету.
Прозвучал спокойный голос Чамино — самого его на экране не было.
— Ташука! Ты не имеешь права угрожать взрывом Солнечного Кольца. Тебя родила фаэтонская мать.
На лице Бессмертного снова появилась страшная улыбка.
— Меня породил мой собственный гений, чтобы сделать Властелином вселенной. Не играй с огнем, еретик!.. Если мои слова не способны вернуть тебя в лоно божье, послушай эту грешницу. Она признала власть Всевышнего и этим искупила свои грехи.
Рядом с Бессмертным появилась Лоча. Сердце Коли забилось сначала от радости (жива, жива!), а потом от невыносимого страха. Лицо ее было печальным, но таким же прекрасным, как всегда. Она была в одежде святей — в черном плаще с шестиугольной звездой на груди. Лоча сказала:
— Мой любимый брат! Я подчинилась власти Бессмертного. Я дала слово навеки поселиться в храме божьем, чтобы своими молитвами прославлять его мудрость и могущество. Его гениальный разум разгадал тайну наших шахо. Теперь они защищают нас обоих — Бессмертного и меня…
— Что ты говоришь?! — не помня себя, крикнул Коля. — Лоча, Лоча! Как ты смеешь!..
— Я хочу, чтобы ты меня услышал… — Ее глаза вспыхнули молнией, и она крикнула: — Не верь, не верь ни одному слову Единого! Посмотри, какой он ничтожный… — Лоча прыгнула к Бессмертному и толкнула его маленьким кулачком в грудь. Бессмертный пошатнулся и как-то потешно упал на пол. — Ты видишь, видишь? Пусть это увидят все люди на планете!.. Передай это всем, всем, всем!..
Какое-то мгновение на экране еще оставалось перекошенное от злости лицо Бессмертного. Но на нем уже не было ни единой черточки, придававшей ему божественное величие. Один жест слабосильной женщины развенчал Бессмертного до конца. Он, видимо, и сам понял, что его власть над людскими душами окончилась навеки: кто не видел сегодня на экранах этой сцены, увидит завтра, через оборот, через тысячу оборотов! Этот эпизод зафиксирован сотнями приборов, способных воссоздавать его множество раз. Какой же теперь из него бог?… Бессмертный знал, что эта сцена была передана Материком Свободы во вселенную. От Галактики к Галактике свидетельство его ничтожества будет путешествовать вечно, и на каждой планете, которая впоследствии примет эту передачу, так же потешно, как и сейчас, он будет падать от легонького толчка бесстрашной фаэтонки. На далеких планетах будут смеяться дети, а старые люди, поучительно поднимая палец, будут говорить: такая судьба ждет всех претендентов на трон Всевышнего.
Могуществу — конец! Остался только смех, который покатился эхом во вселенную.
На экране все исчезло. И прозвучал голос Чамино:
— Спасибо, сестра! Ты сделала то, на что не отважился ни один человек на протяжении шести тысяч оборотов. Ты свалила Бессмертного!.. Армиям больше нечего делать.
Но это было не так. На экране возник пульт управления Великим Солнечным Кольцом. Маленькая, едва заметная кнопка — к кнопке потянулась чья-то рука. Это была рука Бессмертного! Вот и он сам вырос на экране. В оловянных глазах смертельный ужас, но рука тянется все выше и выше… Она то замирает, то снова поднимается с намерением прикоснуться к той кнопке, в которой таится смерть, гибель целой Галактики! И вновь прозвучал голос Чамино:
— Ташука! Ведь у тебя же человеческий мозг…
Но Бессмертный словно не слышал Чамино. Его рука дрожала от безумного страха, но то, что он стал посмешищем вселенной, побуждало к мести. Никто не помешает ему совершить свой страшный суд!.. Даже Пантеон Разума, поднявший тревогу на Материке Свободы. Дрожащий палец дотянулся до кнопки и… нажал ее!
Рагуши и Ечука оцепенели от ужаса. Только Николай остался спокоен. Он был уверен, что кабели перерезаны, иначе Чамино не поднял бы народ на восстание. Спокоен был Коля и за Лочу: один Бессмертный без своих помощников ничего не сможет с ней поделать.
Чамино проговорил:
— Ташука! Тяжело поверить в то, что человеческий мозг способен на такое ужасное преступление. Но ты доказал сейчас Фаэтону и вселенной, что нет преступления, на которое не пошел бы человек, считающий себя богом… Теперь кончай свою игру! Все кабели перерезаны…
И снова Ташука засмеялся. И смех его был страшен. Конвульсивными движениями он расстегнул одежду на груди и достал из-за пазухи небольшой, овальной формы медальон. Он чем-то напоминал медальон Эло Первого, но, видимо, у него было иное назначение. С глазами, полными ужаса, к Ташуке прыгнула Лоча…
В это время по всему Материку Свободы тревожно завыли сирены и тысячи инженеров слетелись к Пантеону Разума.
Пантеон Разума на все стены горизонтов молниеносно передал чертеж аппарата, который мог бы нейтрализовать волны, с помощью которых Ташука собирался пустить в действие всю взрывную силу Солнечного Кольца. Но было уже поздно!..
Лоча поняла, что медальон Бессмертного — это крошечный аппарат смерти. Но у нее не хватило сил для того, чтобы оторвать пальцы планетоубийцы от кнопки на его ужасном медальоне. Какое-то время между Лочей и Ташукой шла борьба. Ташука не выпускал из рук губительный кусочек металла, палец его придвигался все ближе и ближе к темной точке, которая была словно последней точкой в великой книге жизни могучей, разумной планеты…
Все учел Чамино. Все, кроме того, что учесть было невозможно. Ибо невозможно создать преграду волнам, ни разу себя не проявившим. Именно этим и воспользовался убийца планеты. И еще тем, что нормальному человеку трудно представить себе меру подлости того, кто считает себя богом. Ведь до последней минуты люди все-таки думают о нем, как следует думать о людях — применяя собственные мерки…
Салон, где сидели трое фаэтонцев, не имевших теперь родины, сразу же заполнила темнота тропической ночи. Экран умолк — теперь уже навеки. Светлая точка какое-то время еще трепетала на нем, но потом и она растворилась во мраке…
27. Земля вздрагивает
28. Смерть Ечуки-отца и Рагуши
На экране возник Штаб повстанцев. Чамино был охвачен бешеной энергией, он ощущал революцию каждым нервом. Все, что происходило на поверхности, сразу же отражалось на штабной стене горизонтов. Это позволяло Чамино отдавать необходимые распоряжения и команды.
«Где же Лоча? Где Бессмертный? — с нарастающей тревогой думал Николай. — Почему они выпали из поля зрения Пантеона?»
— Значит, революцию возглавил Чамино, — с удовольствием отметил отец.
— А сам он впоследствии не сядет на место Бессмертного? — скептически спросил Рагуши.
— Нет, мой друг. Такие ошибки не повторяются.
— Наоборот! Мне кажется, что вся история человечества состоит из повторения одних и тех же ошибок.
— Возможно. Но только до тех пор, пока человечество не освободило свой разум от подпорок. Этими подпорками я считаю человеческий эгоизм, который в переходный период иногда помогает развитию… А сейчас… Сейчас разум созрел — прочь подпорки!..
Но вот, наконец, они увидели фигуру Бессмертного. Его широкая борода и суровые черты лица обычно пробуждали трепет. Сейчас же Бессмертный улыбался, и это было неестественно, в это невозможно было поверить. И нее же он улыбался. Улыбка его была страшной. В ней чувствовалось такое высокомерие и такое презрение ко всему живому — к мирам, к светилам, к безграничной вселенной, что Рагуши и Николая объял ужас. Только Ечука-отец нашел в себе силы сказать:
— Он у пульта Солнечного Кольца!.. Там стены и двери из такого материала, что его не пробьет никакая сила. Нельзя даже бросить бомбу…
Прозвучал голос-гром:
— Богоотступник Чамино! Ты слышишь голос Всевышнего?…
В то же мгновение на экране появилась фигура Чамино, а Бессмертный исчез. Пантеон Разума предоставил слово вождю повстанцев.
— Я слышу тебя, Ташука!.. Для нас ты не бог, не всевышний и не бессмертный, — спокойно сказал Чамино. — Ты только устаревший эксперимент фаэтонской медицины. Слушай, Ташука! У тебя нет армии. Ты остался один. А нас миллионы, сотни миллионов. Мы не хотим крови. Все твои легионеры, объятые сном, будут возвращены к нормальной жизни. Все жрецы, советники и служители твоих храмов получат право обычных граждан. Тебе, Ташука, мы также не собираемся укорачивать век. Мы только заберем у тебя власть над Великим Солнечным Кольцом. Мы откроем твой дворец. Он станет доступен всем. Мимо тебя ежедневно будут проходить люди, чьим властелином ты был недавно. Мы не запретим склонять перед тобой колени, так как не считаем, что такое запрещение необходимо. Но наши ученые будут объяснять людям, что никаких тайн в твоем бессмертии нет, что каждый человек может стать таким же бессмертным, как ты. Поэтому ты навеки останешься бессмертным, только это слово мы напишем с маленькой буквы. Неужели же за эту большую букву ты начнешь борьбу против своего народа? Опомнись, Ташука! Открой двери к пульту Солнечного Кольца. Иначе мы вынуждены будем применить силу…
Чамино исчез, появилась фигура Бессмертного.
Волны Чамино на него не действовали. Николай понял: стены помещения, где находился пульт управления Солнечным Кольцом, покрыты слоем защитного вещества. А может, Единый разгадал секрет, который попал ему в руки вместе с разведчиками повстанцев?
— Как ты смеешь, никчемная букашка, так разговаривать со своим богом? — сурово сказал Единый. — Неужели тебе не известно, что я имею власть не только над нашей планетной системой?… Тысячи звезд и планет, которые смертный человек видит невооруженным глазом, — это мои владения. Вся Галактика из конца в конец принадлежит мне. Давно уже богоотступнические племена, погрязшие в грехах, побуждают меня совершить страшный суд. Но до сих пор я терпел. Теперь я не имею права терпеть, так как грехи стали перебрасываться с планеты на планету.
Прозвучал спокойный голос Чамино — самого его на экране не было.
— Ташука! Ты не имеешь права угрожать взрывом Солнечного Кольца. Тебя родила фаэтонская мать.
На лице Бессмертного снова появилась страшная улыбка.
— Меня породил мой собственный гений, чтобы сделать Властелином вселенной. Не играй с огнем, еретик!.. Если мои слова не способны вернуть тебя в лоно божье, послушай эту грешницу. Она признала власть Всевышнего и этим искупила свои грехи.
Рядом с Бессмертным появилась Лоча. Сердце Коли забилось сначала от радости (жива, жива!), а потом от невыносимого страха. Лицо ее было печальным, но таким же прекрасным, как всегда. Она была в одежде святей — в черном плаще с шестиугольной звездой на груди. Лоча сказала:
— Мой любимый брат! Я подчинилась власти Бессмертного. Я дала слово навеки поселиться в храме божьем, чтобы своими молитвами прославлять его мудрость и могущество. Его гениальный разум разгадал тайну наших шахо. Теперь они защищают нас обоих — Бессмертного и меня…
— Что ты говоришь?! — не помня себя, крикнул Коля. — Лоча, Лоча! Как ты смеешь!..
— Я хочу, чтобы ты меня услышал… — Ее глаза вспыхнули молнией, и она крикнула: — Не верь, не верь ни одному слову Единого! Посмотри, какой он ничтожный… — Лоча прыгнула к Бессмертному и толкнула его маленьким кулачком в грудь. Бессмертный пошатнулся и как-то потешно упал на пол. — Ты видишь, видишь? Пусть это увидят все люди на планете!.. Передай это всем, всем, всем!..
Какое-то мгновение на экране еще оставалось перекошенное от злости лицо Бессмертного. Но на нем уже не было ни единой черточки, придававшей ему божественное величие. Один жест слабосильной женщины развенчал Бессмертного до конца. Он, видимо, и сам понял, что его власть над людскими душами окончилась навеки: кто не видел сегодня на экранах этой сцены, увидит завтра, через оборот, через тысячу оборотов! Этот эпизод зафиксирован сотнями приборов, способных воссоздавать его множество раз. Какой же теперь из него бог?… Бессмертный знал, что эта сцена была передана Материком Свободы во вселенную. От Галактики к Галактике свидетельство его ничтожества будет путешествовать вечно, и на каждой планете, которая впоследствии примет эту передачу, так же потешно, как и сейчас, он будет падать от легонького толчка бесстрашной фаэтонки. На далеких планетах будут смеяться дети, а старые люди, поучительно поднимая палец, будут говорить: такая судьба ждет всех претендентов на трон Всевышнего.
Могуществу — конец! Остался только смех, который покатился эхом во вселенную.
На экране все исчезло. И прозвучал голос Чамино:
— Спасибо, сестра! Ты сделала то, на что не отважился ни один человек на протяжении шести тысяч оборотов. Ты свалила Бессмертного!.. Армиям больше нечего делать.
Но это было не так. На экране возник пульт управления Великим Солнечным Кольцом. Маленькая, едва заметная кнопка — к кнопке потянулась чья-то рука. Это была рука Бессмертного! Вот и он сам вырос на экране. В оловянных глазах смертельный ужас, но рука тянется все выше и выше… Она то замирает, то снова поднимается с намерением прикоснуться к той кнопке, в которой таится смерть, гибель целой Галактики! И вновь прозвучал голос Чамино:
— Ташука! Ведь у тебя же человеческий мозг…
Но Бессмертный словно не слышал Чамино. Его рука дрожала от безумного страха, но то, что он стал посмешищем вселенной, побуждало к мести. Никто не помешает ему совершить свой страшный суд!.. Даже Пантеон Разума, поднявший тревогу на Материке Свободы. Дрожащий палец дотянулся до кнопки и… нажал ее!
Рагуши и Ечука оцепенели от ужаса. Только Николай остался спокоен. Он был уверен, что кабели перерезаны, иначе Чамино не поднял бы народ на восстание. Спокоен был Коля и за Лочу: один Бессмертный без своих помощников ничего не сможет с ней поделать.
Чамино проговорил:
— Ташука! Тяжело поверить в то, что человеческий мозг способен на такое ужасное преступление. Но ты доказал сейчас Фаэтону и вселенной, что нет преступления, на которое не пошел бы человек, считающий себя богом… Теперь кончай свою игру! Все кабели перерезаны…
И снова Ташука засмеялся. И смех его был страшен. Конвульсивными движениями он расстегнул одежду на груди и достал из-за пазухи небольшой, овальной формы медальон. Он чем-то напоминал медальон Эло Первого, но, видимо, у него было иное назначение. С глазами, полными ужаса, к Ташуке прыгнула Лоча…
В это время по всему Материку Свободы тревожно завыли сирены и тысячи инженеров слетелись к Пантеону Разума.
Пантеон Разума на все стены горизонтов молниеносно передал чертеж аппарата, который мог бы нейтрализовать волны, с помощью которых Ташука собирался пустить в действие всю взрывную силу Солнечного Кольца. Но было уже поздно!..
Лоча поняла, что медальон Бессмертного — это крошечный аппарат смерти. Но у нее не хватило сил для того, чтобы оторвать пальцы планетоубийцы от кнопки на его ужасном медальоне. Какое-то время между Лочей и Ташукой шла борьба. Ташука не выпускал из рук губительный кусочек металла, палец его придвигался все ближе и ближе к темной точке, которая была словно последней точкой в великой книге жизни могучей, разумной планеты…
Все учел Чамино. Все, кроме того, что учесть было невозможно. Ибо невозможно создать преграду волнам, ни разу себя не проявившим. Именно этим и воспользовался убийца планеты. И еще тем, что нормальному человеку трудно представить себе меру подлости того, кто считает себя богом. Ведь до последней минуты люди все-таки думают о нем, как следует думать о людях — применяя собственные мерки…
Салон, где сидели трое фаэтонцев, не имевших теперь родины, сразу же заполнила темнота тропической ночи. Экран умолк — теперь уже навеки. Светлая точка какое-то время еще трепетала на нем, но потом и она растворилась во мраке…
27. Земля вздрагивает
Неизвестно, сколько продолжалось это немое молчание. Сидящие в салоне корабля Рагуши ощупывали себя, будто не верили в то, что они живы и что теперь вообще возможна какая-то жизнь.
Обломки Фаэтона уже долетают до других планет. Еще взорвется гигант Юпитер, цепная реакция перебросится на другие планеты, а потом и на Солнце. О себе они уже не думали; под угрозой была вся Галактика.
Но ни сегодня, ни на следующий день на Земле ничего не произошло. Солнце всходило, как обычно, а в полдень стояло высоко над головой — в самом центре голубого купола.
Николай бежал по джунглям, по скалистым холмам, не отдавая себе отчета в том, куда он бежит, словно где-то еще действовала станция сомнамбулизма, которая парализовала своими волнами его мозг. Колючие кусты рвали одежду, ветки деревьев били по шлему, ноги и руки изодраны, но он ничего не замечал.
Он все еще не мог осмыслить того, что случилось. Перед глазами возникали родные лица — Чамино, Лашуре, Эло и Гашо. Но всех их заслоняло лицо Лочи…
Он понимал, что грех убиваться об утрате одного человека, когда произошла такая катастрофа и погибло человечество со всеми своими достижениями, с космическими городами и Пантеоном Разума, но не мог побороть своих чувств. Какое право имел он жить, если нет ее?…
«У меня дурное предчувствие…» — звенели и звенели слова Лочи под его шлемом, словно не зеленые ветки задевали его, а милые, родные руки Лочи.
А она стояла перед глазами — недосягаемая, за невидимой стеной билась розовыми крыльями о холодную преграду корабля…
Николай резко остановился над обрывом — там клокотал пенящийся водопад, орошая прибрежную зелень искристой росой. На какое-то мгновение — ведь это так просто, достаточно одного прыжка — ему захотелось стать той искристой росой, из которой потом родятся живые корешки на скалистом берегу…
Но вдруг он снова увидел широкую звездную дорогу, увидел Лочу — она деловито, будто в собственном саду, шла по Млечному Пути и бросала, бросала собранные ею зерна на далекие, неизвестные планеты, засевая их новой, непобедимой жизнью.
Обернувшись, Лоча спокойно сказала:
«Это хорошо, что ты живешь на Земле, что здесь есть уже сотни детей. Нет в мире ничего более прекрасного, чем засевать планеты новой жизнью. Будем же вечными сеятелями, мой любимый Акачи!»
Он заметил над водопадом радугу. Под ее многоцветной дугой пролетела птица. Николаю показалось, что это была новая, земная Лоча, такая же, какой она хотела стать когда-то десять оборотов назад, тоскуя о нем на Фаэтоне…
Он долго блуждал по джунглям, прислушивался к щебетанию птиц, к беспорядочному крику попугаев, кружившихся разноцветными стайками над его головой. На острове охотники с рубцами на груди забавлялись со своими детьми. Они ничего не знали о том, что какой-то фаэтонский предшественник их жестокого Алочи убил целую планету, целый мир. Убил за то, что даже нельзя пощупать пальцами, потому что это не блестит и не звякает, как те игрушки, которыми обвешал себя Алочи. Убил всего лишь за одну большую букву!
Ечука и Рагуши с тревогой глядели на небо. А может быть, никакой катастрофы и не произошло? Может, Лоча успела выхватить из рук Ташуки ужасный медальон? Может, где-то заржавел контакт и смертоносный поток не достиг огромных запасов ядерного горючего, хранившихся в недрах планеты?
Не хотелось верить, что какой-то ничтожный человек-протез, которого можно было свалить движением детского пальца, способен уничтожить хорошо обжитую планету, даже сотни тысяч планет, где уже есть или только рождается Разумная Жизнь!
— Мы еще ничего не знаем, — печально сказал Ечука-отец — Цепные реакции в звездных мирах развиваются иначе, чем в атомах. То, что в атомах происходит в миллионные доли секунды, в космосе измеряется сотнями оборотов. Возможно, гигантский обломок и не попадет на другую планету. Возможно, Фаэтон так раздроблен, что это не представит угрозы для других планет. Чтобы взорвался Марс, он должен столкнуться с обломком, который только в несколько раз меньше, чем он. А Юпитер взорвется только тогда, когда на него упадет по крайней мере треть Сатурна… Это, Рагуши, маловероятно. Но…
Это «но» и было самым страшным, потому что никто и никогда не проверял на практике, как именно взрываются галактики. И все же фаэтонцы знали, что галактики почему-то взрываются…
Прошли недели, месяцы, прежде чем земной шар потряс циклопический взрыв. Безумствовали такие ураганы, что столетние деревья вырывало с корнями и носило в небе, как легкие перышки. Земная кора качалась под ногами, будто корабельная палуба во время шторма. А вскоре пришла вода. Это была гигантская волна, которая надвигалась сплошной стеной, чуть ли не до самых туч. Она перекатывалась через острова, затопляла материки, уничтожая все на своем пути.
Десятки спокойно дремлющих вулканов теперь проснулись и довершали разрушение от взрыва гигантского обломка уничтоженной планеты, упавшего на Землю.
Рагуши поднял ракету в небо и своевременно предупредил об опасности, и Ечука успел вывести своих землян из долины, где над рекой помещалась его колония.
Несколько сотен земных людей — охотники, женщины и дети — во главе с тремя фаэтонцами стояли на высокой горе, следя, как взбудораженная вода пожирает широкую долину, которая была их колыбелью. Только теперь они полностью оценили мудрость Ечуки, научившего их добывать огонь в любых условиях. Злые ураганы, пробужденные космическим взрывом, перемешали всю земную атмосферу, принося с полюсов холод и снег даже сюда — в тропики. Что мог теперь дать Ечука этим людям? У него не было ничего, кроме скафандра на голове. Он не думал о себе, спасая первых землян. Кислорода осталось на двое-трое суток. Запасы Рагуши могут продлить этот срок до месяца. А потом?
От ураганов прятались в пещерах. И жгли костры, у которых грелись дети. Ечука и Николай, позаботившись о своих землянах, ушли в ракету к Рагуши. Она стояла среди высоких скал в укромном месте.
Наступил вечер, взошла луна. Сегодня она была большой, красно-медной, как кожа смышленого Чахо. Ее видимый диск стоял так близко, что даже невооруженным глазом можно было разглядеть хорошо знакомые равнины и горные хребты.
Вдруг Коля заметил на поверхности Луны яркую вспышку. Через несколько минут вспышка повторилась в другом месте.
— Рельефная запись космических трагедий, — сказал отец. — Обломки Фаэтона впоследствии так изроют эту несчастную планету, что ее нельзя будет узнать.
— Какие же это громаднейшие обломки! — крикнул Рагуши.
— Они меньше того, что упал на Землю. Самые большие принимает на себя земной шар, так как его гравитационное поле неизмеримо больше. Но нас защищает атмосфера, которой нет на Луне.
Все по очереди подходили к приборам, смотрели на Луну. Там, где падали метеориты, возникали огромные воронки. Недалеко от края лунного диска — в его правой половине образовалась глубокая воронка и взрывом выплеснуло раскаленную магму, разбросав ее на сотни километров вокруг.
Вскоре земной шар потряс еще более страшный взрыв.
Обломки Фаэтона пока еще не нашли своих постоянных орбит и, беспорядочно блуждая в солнечной системе, входили в зоны гравитации других планет и падали на их поверхность. Атмосфера планет поглощала только часть их массы, ибо поглотить всю ее не могла. Планеты сотрясались от страшных взрывов, но пока еще держались на собственных орбитах. Ни Рагуши, ни Ечука, сидя у приборов, не заметили отклонения Марса и Юпитера от своих орбит.
В зоне, где взорвался Фаэтон, плавало огромное количество космической пыли и миллионы больших и маленьких обломков. Рагуши и Ечуку немного успокаивало то, что среди обломков не было такого гиганта, который смог бы вызвать взрыв другой планеты. Видно, слишком могучими оказались ядерные Силы, заключенные в недрах Фаэтона!
— Неужели космические города тоже погибли? — спросил Рагуши.
— Те, что группировались вокруг Фаэтона, наверняка, погибли. Возможно, некоторые корабли были в это время у Марса.
Николая сначала удивляла их способность трезво взвешивать все, что произошло. Никто больше не тревожился о своей жизни. Она стала такой же неестественной, как жизнь растения, попавшего на другую планету. С него может осыпаться пыльца, оплодотворяя собой чужие, незнакомые цветы, но само растение непременно погибнет.
Обломки Фаэтона уже долетают до других планет. Еще взорвется гигант Юпитер, цепная реакция перебросится на другие планеты, а потом и на Солнце. О себе они уже не думали; под угрозой была вся Галактика.
Но ни сегодня, ни на следующий день на Земле ничего не произошло. Солнце всходило, как обычно, а в полдень стояло высоко над головой — в самом центре голубого купола.
Николай бежал по джунглям, по скалистым холмам, не отдавая себе отчета в том, куда он бежит, словно где-то еще действовала станция сомнамбулизма, которая парализовала своими волнами его мозг. Колючие кусты рвали одежду, ветки деревьев били по шлему, ноги и руки изодраны, но он ничего не замечал.
Он все еще не мог осмыслить того, что случилось. Перед глазами возникали родные лица — Чамино, Лашуре, Эло и Гашо. Но всех их заслоняло лицо Лочи…
Он понимал, что грех убиваться об утрате одного человека, когда произошла такая катастрофа и погибло человечество со всеми своими достижениями, с космическими городами и Пантеоном Разума, но не мог побороть своих чувств. Какое право имел он жить, если нет ее?…
«У меня дурное предчувствие…» — звенели и звенели слова Лочи под его шлемом, словно не зеленые ветки задевали его, а милые, родные руки Лочи.
А она стояла перед глазами — недосягаемая, за невидимой стеной билась розовыми крыльями о холодную преграду корабля…
Николай резко остановился над обрывом — там клокотал пенящийся водопад, орошая прибрежную зелень искристой росой. На какое-то мгновение — ведь это так просто, достаточно одного прыжка — ему захотелось стать той искристой росой, из которой потом родятся живые корешки на скалистом берегу…
Но вдруг он снова увидел широкую звездную дорогу, увидел Лочу — она деловито, будто в собственном саду, шла по Млечному Пути и бросала, бросала собранные ею зерна на далекие, неизвестные планеты, засевая их новой, непобедимой жизнью.
Обернувшись, Лоча спокойно сказала:
«Это хорошо, что ты живешь на Земле, что здесь есть уже сотни детей. Нет в мире ничего более прекрасного, чем засевать планеты новой жизнью. Будем же вечными сеятелями, мой любимый Акачи!»
Он заметил над водопадом радугу. Под ее многоцветной дугой пролетела птица. Николаю показалось, что это была новая, земная Лоча, такая же, какой она хотела стать когда-то десять оборотов назад, тоскуя о нем на Фаэтоне…
Он долго блуждал по джунглям, прислушивался к щебетанию птиц, к беспорядочному крику попугаев, кружившихся разноцветными стайками над его головой. На острове охотники с рубцами на груди забавлялись со своими детьми. Они ничего не знали о том, что какой-то фаэтонский предшественник их жестокого Алочи убил целую планету, целый мир. Убил за то, что даже нельзя пощупать пальцами, потому что это не блестит и не звякает, как те игрушки, которыми обвешал себя Алочи. Убил всего лишь за одну большую букву!
Ечука и Рагуши с тревогой глядели на небо. А может быть, никакой катастрофы и не произошло? Может, Лоча успела выхватить из рук Ташуки ужасный медальон? Может, где-то заржавел контакт и смертоносный поток не достиг огромных запасов ядерного горючего, хранившихся в недрах планеты?
Не хотелось верить, что какой-то ничтожный человек-протез, которого можно было свалить движением детского пальца, способен уничтожить хорошо обжитую планету, даже сотни тысяч планет, где уже есть или только рождается Разумная Жизнь!
— Мы еще ничего не знаем, — печально сказал Ечука-отец — Цепные реакции в звездных мирах развиваются иначе, чем в атомах. То, что в атомах происходит в миллионные доли секунды, в космосе измеряется сотнями оборотов. Возможно, гигантский обломок и не попадет на другую планету. Возможно, Фаэтон так раздроблен, что это не представит угрозы для других планет. Чтобы взорвался Марс, он должен столкнуться с обломком, который только в несколько раз меньше, чем он. А Юпитер взорвется только тогда, когда на него упадет по крайней мере треть Сатурна… Это, Рагуши, маловероятно. Но…
Это «но» и было самым страшным, потому что никто и никогда не проверял на практике, как именно взрываются галактики. И все же фаэтонцы знали, что галактики почему-то взрываются…
Прошли недели, месяцы, прежде чем земной шар потряс циклопический взрыв. Безумствовали такие ураганы, что столетние деревья вырывало с корнями и носило в небе, как легкие перышки. Земная кора качалась под ногами, будто корабельная палуба во время шторма. А вскоре пришла вода. Это была гигантская волна, которая надвигалась сплошной стеной, чуть ли не до самых туч. Она перекатывалась через острова, затопляла материки, уничтожая все на своем пути.
Десятки спокойно дремлющих вулканов теперь проснулись и довершали разрушение от взрыва гигантского обломка уничтоженной планеты, упавшего на Землю.
Рагуши поднял ракету в небо и своевременно предупредил об опасности, и Ечука успел вывести своих землян из долины, где над рекой помещалась его колония.
Несколько сотен земных людей — охотники, женщины и дети — во главе с тремя фаэтонцами стояли на высокой горе, следя, как взбудораженная вода пожирает широкую долину, которая была их колыбелью. Только теперь они полностью оценили мудрость Ечуки, научившего их добывать огонь в любых условиях. Злые ураганы, пробужденные космическим взрывом, перемешали всю земную атмосферу, принося с полюсов холод и снег даже сюда — в тропики. Что мог теперь дать Ечука этим людям? У него не было ничего, кроме скафандра на голове. Он не думал о себе, спасая первых землян. Кислорода осталось на двое-трое суток. Запасы Рагуши могут продлить этот срок до месяца. А потом?
От ураганов прятались в пещерах. И жгли костры, у которых грелись дети. Ечука и Николай, позаботившись о своих землянах, ушли в ракету к Рагуши. Она стояла среди высоких скал в укромном месте.
Наступил вечер, взошла луна. Сегодня она была большой, красно-медной, как кожа смышленого Чахо. Ее видимый диск стоял так близко, что даже невооруженным глазом можно было разглядеть хорошо знакомые равнины и горные хребты.
Вдруг Коля заметил на поверхности Луны яркую вспышку. Через несколько минут вспышка повторилась в другом месте.
— Рельефная запись космических трагедий, — сказал отец. — Обломки Фаэтона впоследствии так изроют эту несчастную планету, что ее нельзя будет узнать.
— Какие же это громаднейшие обломки! — крикнул Рагуши.
— Они меньше того, что упал на Землю. Самые большие принимает на себя земной шар, так как его гравитационное поле неизмеримо больше. Но нас защищает атмосфера, которой нет на Луне.
Все по очереди подходили к приборам, смотрели на Луну. Там, где падали метеориты, возникали огромные воронки. Недалеко от края лунного диска — в его правой половине образовалась глубокая воронка и взрывом выплеснуло раскаленную магму, разбросав ее на сотни километров вокруг.
Вскоре земной шар потряс еще более страшный взрыв.
Обломки Фаэтона пока еще не нашли своих постоянных орбит и, беспорядочно блуждая в солнечной системе, входили в зоны гравитации других планет и падали на их поверхность. Атмосфера планет поглощала только часть их массы, ибо поглотить всю ее не могла. Планеты сотрясались от страшных взрывов, но пока еще держались на собственных орбитах. Ни Рагуши, ни Ечука, сидя у приборов, не заметили отклонения Марса и Юпитера от своих орбит.
В зоне, где взорвался Фаэтон, плавало огромное количество космической пыли и миллионы больших и маленьких обломков. Рагуши и Ечуку немного успокаивало то, что среди обломков не было такого гиганта, который смог бы вызвать взрыв другой планеты. Видно, слишком могучими оказались ядерные Силы, заключенные в недрах Фаэтона!
— Неужели космические города тоже погибли? — спросил Рагуши.
— Те, что группировались вокруг Фаэтона, наверняка, погибли. Возможно, некоторые корабли были в это время у Марса.
Николая сначала удивляла их способность трезво взвешивать все, что произошло. Никто больше не тревожился о своей жизни. Она стала такой же неестественной, как жизнь растения, попавшего на другую планету. С него может осыпаться пыльца, оплодотворяя собой чужие, незнакомые цветы, но само растение непременно погибнет.
28. Смерть Ечуки-отца и Рагуши
Чтобы понять размеры катастрофы, которую вызвал на Земле второй взрыв, Рагуши взял с собой Николая. Отец остался в горной пещере вместе со своими землянами. Он должен был учить их преодолевать еще незнакомые опасности.
Первое, что увидели Рагуши и Коля, поднявшись в воздух, была новая водяная стена без конца и без края.
Долетев к центру взрыва — здесь когда-то синел океан, — они онемели от удивления. Дно океана оголилось и покрылось трещинами от адской жары. Воронка размером с огромный остров медленно заполнялась возвращавшейся водой. Они видели это на стене горизонтов, так как заметить что-либо сверху было невозможно из-за густых испарений. Этот тяжелый пар где-то выпадет такими свирепыми ливнями, что затопит целые материки, если их не успеет затопить стена океанской воды.
Рагуши повернул ракету, чтобы предупредить Ечуку об опасности. Но когда они снизились, то увидели, что из трещины в земных недрах била раскаленная лава. Они еле отыскали вершину, в пещерах которой остались Ечука и его земляне.
Рагуши, не задумываясь, приземлил ракету у знакомых скал. Потные, покрытые вулканическим пеплом, они побежали к пещерам. Выяснилось, что пещеры совсем не подверглись разрушению. Лишь некоторые из них завалило каменными глыбами.
Они осмотрели все пещеры, но никого не нашли. Вскоре Николай натолкнулся на два трупа: Чахо с раздробленной головой сжал в окровавленных руках мертвую девочку.
Над самой трещиной — из нее с шипением вырывались раскаленные газы — они увидели еще двух детей, которые тоже были мертвы. А рядом с ними лежал Ечука-отец. Тело его не было повреждено — выброшенный вулканом камень пробил только скафандр. Ечука погиб от чужой ему атмосферы.
Отца похоронили, как хоронят в дни больших смертей — без слез, в скорбном молчании.
К ракете возвращались тоже молча. А когда поднялись в воздух, Рагуши включил стену горизонтов.
Да, первые земляне были живы! Вот они продираются через тропические чащи. Детей больше, намного больше, чем взрослых. Люди идут целым племенем — первым племенем на материке. Кто из них выживет, кто погибнет?
Рагуши повел ракету над самой Землей. Повиснув над головой землян, он включил громкоговорители.
— Охотники, слушайте меня! Не идите толпой, потому что можете погибнуть все сразу. Надвигается большая, очень большая вода. Берите детей и ищите высокие горы. Живите не все вместе, а семьями, потому что какая-нибудь гора может поглотить вас всех!..
Потом Рагуши направил ракету к горам, которые пока еще стояли спокойно. Приземлившись, он выбрал просторную пещеру и привел туда Колю.
Выровняв поверхность стены, они вместе начали рисовать человека, посеявшего на этом затерянном среди океанов материке первые зерна человеческого разума. Это был Ечука-отец. На его плече сидел красногрудый какаду…
Они летят над океаном. Летят в Атлантиду. Что там теперь происходит? Не смыла ли гигантская волна дворцы и храмы? Живы ли сыновья и внуки Рагуши?
Океан все еще бурлит, направляя воду туда, где произошел взрыв. Сотни крошечных островков, образованных взрывом, выступают из воды.
Рагуши ведет ракету над тучами. Внизу безумствуют ливни. Планета не способна держать в своей атмосфере целые моря — она возвращает их на поверхность. Молнии рассекают пространство, и кажется, что снова, сколько видит глаз, повсюду трещит земная кора, извергая в небо адское пламя недр. Горы превратились в островки. Группки людей прижимаются к скалам, ища спасения.
Но куда летит Рагуши? Почему же до сих пор нет Атлантиды?…
Снова появились скалистые острова. Вода стекает с холмов, острова увеличиваются, медленно соединяются друг с другом. Вот открылась вершина храма…
Да, это она, Атлантида!.. Через нее прокатились сокрушительные волны и смыли все, что было на ней живого, уничтожив грандиозные сооружения атлантов. Только один храм, на котором когда-то высилась золотая фигура Бессмертного, остался стоять посреди общего опустошения. Но фигуры Бессмертного уже нет — ее срезала волна, понесла за собой, завалила камнями, замыла песком.
На зеленых вершинах гор, среди скал и ущелий, горели костры, возле них сидели промокшие люди. Они были когда-то рабами — пастухами-волопасами. Волны катились внизу, и поток не тронул их хижин и пока еще не изменил их быта. Но быт изменится завтра, когда рабы почувствуют себя единственными хозяевами большого богатого материка. Они кое-чему научились у своих богов и жестоких властелинов. Теперь они сумеют прожить и без них. И назовут себя потомками богов, создадут новое царство и когда-нибудь, может быть, возродят славу своего материка…
И воскреснет тогда могучая Атлантида на тысячи земных оборотов. И не будет на ней богов в скафандрах — их место займут земные жрецы. Они станут молиться так, как молились круглоголовые. И круглоголовыми будут рисовать своих богов на стенах храмов…
И чтобы навеки поселить страх перед неведомым, жрецы ежегодно будут вонзать ножи в чью-то грудь, вынимать человеческое сердце, а толпа будет реветь в фанатическом самоотречении, и каждый будет считать счастьем для себя подставить собственную грудь под бронзовое острие ножа…
А когда погибнет Атлантида, остатки атлантов пойдут туда, где потом археологи начнут находить в пещерах изображения богов в скафандрах. Археологи назовут неведомый им мир Страной круглоголовых…
Долго еще висела ракета, озаряемая молниями. Коля понимал душевное состояние Рагуши. Он молчал так же, как молчал космонавт.
Наконец Рагуши спросил:
— Где твой плащ, Акачи? Моя нога больше не ступит на эту планету.
— О чем ты, Рагуши? — тревожно спросил Коля. — Что ты решил, друг?
— Возьми мой плащ и шахо. Лети к Шаруке. Если он жив, у него ты найдешь сколько угодно кислорода. А если… Тогда, Акачи, не знаю…
— А ты куда?
— Туда! — показал Рагуши на звезды.
— Ты хочешь отыскать новую планету?
— Нет, мой дорогой Акачи. — Рагуши горько усмехнулся. — Я хочу умереть так, как подобает космическому извозчику.
Как ни уговаривал его Коля, Рагуши сурово ответил:
— Ты еще молод, Акачи. Лети. Мне же начинать новую жизнь уже поздно.
Надев скафандр и пополнив запасы кислорода, Николай долго стоял у выхода из ракеты, надеясь все еще уговорить Рагуши, но космонавт вытолкнул его из корабля. Двери автоматически закрылись. Корабль, сразу же набрав большую скорость, полетел к звездам.
Николай поднимался все выше и выше. Тучи пыли и густого пара остались внизу. Открылась хорошо знакомая грань, где исчезает голубизна земной атмосферы, будто размываясь в черном пространстве вселенной.
Первое, что увидели Рагуши и Коля, поднявшись в воздух, была новая водяная стена без конца и без края.
Долетев к центру взрыва — здесь когда-то синел океан, — они онемели от удивления. Дно океана оголилось и покрылось трещинами от адской жары. Воронка размером с огромный остров медленно заполнялась возвращавшейся водой. Они видели это на стене горизонтов, так как заметить что-либо сверху было невозможно из-за густых испарений. Этот тяжелый пар где-то выпадет такими свирепыми ливнями, что затопит целые материки, если их не успеет затопить стена океанской воды.
Рагуши повернул ракету, чтобы предупредить Ечуку об опасности. Но когда они снизились, то увидели, что из трещины в земных недрах била раскаленная лава. Они еле отыскали вершину, в пещерах которой остались Ечука и его земляне.
Рагуши, не задумываясь, приземлил ракету у знакомых скал. Потные, покрытые вулканическим пеплом, они побежали к пещерам. Выяснилось, что пещеры совсем не подверглись разрушению. Лишь некоторые из них завалило каменными глыбами.
Они осмотрели все пещеры, но никого не нашли. Вскоре Николай натолкнулся на два трупа: Чахо с раздробленной головой сжал в окровавленных руках мертвую девочку.
Над самой трещиной — из нее с шипением вырывались раскаленные газы — они увидели еще двух детей, которые тоже были мертвы. А рядом с ними лежал Ечука-отец. Тело его не было повреждено — выброшенный вулканом камень пробил только скафандр. Ечука погиб от чужой ему атмосферы.
Отца похоронили, как хоронят в дни больших смертей — без слез, в скорбном молчании.
К ракете возвращались тоже молча. А когда поднялись в воздух, Рагуши включил стену горизонтов.
Да, первые земляне были живы! Вот они продираются через тропические чащи. Детей больше, намного больше, чем взрослых. Люди идут целым племенем — первым племенем на материке. Кто из них выживет, кто погибнет?
Рагуши повел ракету над самой Землей. Повиснув над головой землян, он включил громкоговорители.
— Охотники, слушайте меня! Не идите толпой, потому что можете погибнуть все сразу. Надвигается большая, очень большая вода. Берите детей и ищите высокие горы. Живите не все вместе, а семьями, потому что какая-нибудь гора может поглотить вас всех!..
Потом Рагуши направил ракету к горам, которые пока еще стояли спокойно. Приземлившись, он выбрал просторную пещеру и привел туда Колю.
Выровняв поверхность стены, они вместе начали рисовать человека, посеявшего на этом затерянном среди океанов материке первые зерна человеческого разума. Это был Ечука-отец. На его плече сидел красногрудый какаду…
Они летят над океаном. Летят в Атлантиду. Что там теперь происходит? Не смыла ли гигантская волна дворцы и храмы? Живы ли сыновья и внуки Рагуши?
Океан все еще бурлит, направляя воду туда, где произошел взрыв. Сотни крошечных островков, образованных взрывом, выступают из воды.
Рагуши ведет ракету над тучами. Внизу безумствуют ливни. Планета не способна держать в своей атмосфере целые моря — она возвращает их на поверхность. Молнии рассекают пространство, и кажется, что снова, сколько видит глаз, повсюду трещит земная кора, извергая в небо адское пламя недр. Горы превратились в островки. Группки людей прижимаются к скалам, ища спасения.
Но куда летит Рагуши? Почему же до сих пор нет Атлантиды?…
Снова появились скалистые острова. Вода стекает с холмов, острова увеличиваются, медленно соединяются друг с другом. Вот открылась вершина храма…
Да, это она, Атлантида!.. Через нее прокатились сокрушительные волны и смыли все, что было на ней живого, уничтожив грандиозные сооружения атлантов. Только один храм, на котором когда-то высилась золотая фигура Бессмертного, остался стоять посреди общего опустошения. Но фигуры Бессмертного уже нет — ее срезала волна, понесла за собой, завалила камнями, замыла песком.
На зеленых вершинах гор, среди скал и ущелий, горели костры, возле них сидели промокшие люди. Они были когда-то рабами — пастухами-волопасами. Волны катились внизу, и поток не тронул их хижин и пока еще не изменил их быта. Но быт изменится завтра, когда рабы почувствуют себя единственными хозяевами большого богатого материка. Они кое-чему научились у своих богов и жестоких властелинов. Теперь они сумеют прожить и без них. И назовут себя потомками богов, создадут новое царство и когда-нибудь, может быть, возродят славу своего материка…
И воскреснет тогда могучая Атлантида на тысячи земных оборотов. И не будет на ней богов в скафандрах — их место займут земные жрецы. Они станут молиться так, как молились круглоголовые. И круглоголовыми будут рисовать своих богов на стенах храмов…
И чтобы навеки поселить страх перед неведомым, жрецы ежегодно будут вонзать ножи в чью-то грудь, вынимать человеческое сердце, а толпа будет реветь в фанатическом самоотречении, и каждый будет считать счастьем для себя подставить собственную грудь под бронзовое острие ножа…
А когда погибнет Атлантида, остатки атлантов пойдут туда, где потом археологи начнут находить в пещерах изображения богов в скафандрах. Археологи назовут неведомый им мир Страной круглоголовых…
Долго еще висела ракета, озаряемая молниями. Коля понимал душевное состояние Рагуши. Он молчал так же, как молчал космонавт.
Наконец Рагуши спросил:
— Где твой плащ, Акачи? Моя нога больше не ступит на эту планету.
— О чем ты, Рагуши? — тревожно спросил Коля. — Что ты решил, друг?
— Возьми мой плащ и шахо. Лети к Шаруке. Если он жив, у него ты найдешь сколько угодно кислорода. А если… Тогда, Акачи, не знаю…
— А ты куда?
— Туда! — показал Рагуши на звезды.
— Ты хочешь отыскать новую планету?
— Нет, мой дорогой Акачи. — Рагуши горько усмехнулся. — Я хочу умереть так, как подобает космическому извозчику.
Как ни уговаривал его Коля, Рагуши сурово ответил:
— Ты еще молод, Акачи. Лети. Мне же начинать новую жизнь уже поздно.
Надев скафандр и пополнив запасы кислорода, Николай долго стоял у выхода из ракеты, надеясь все еще уговорить Рагуши, но космонавт вытолкнул его из корабля. Двери автоматически закрылись. Корабль, сразу же набрав большую скорость, полетел к звездам.
Николай поднимался все выше и выше. Тучи пыли и густого пара остались внизу. Открылась хорошо знакомая грань, где исчезает голубизна земной атмосферы, будто размываясь в черном пространстве вселенной.