Страница:
они будут говорить от имени Закона, дети окажут им не меньшее повиновение,
чем тогда, когда они говорили с ними от имени самой природы. Общественное
воспитание в правилах, предписываемых Правительством, и под надзором
магистратов, поставленных сувереном, есть, таким образом, один из основных
принципов Правления народного или осуществляемого посредством законов (50).
Если дети воспитываются вместе в условиях равенства, если они впитали в себя
уважение к законам Государства и к принципам общей воли, если они научены
уважать эти законы и принципы превыше всего; если окружены они примерами и
предметами, кои беспрестанно говорят им о нежной матери, их питающей, о
любви, которую она к ним испытывает, о бесценных благах, кои они от нее
получают, и о том, чем они ей обязаны со своей стороны, то не будем
сомневаться в том, что так они научатся нежно любить друг друга, как братья,
желать всегда только того, чего хочет общество, научатся вместо бесплодной и
пустой болтовни софистов совершать деяния, достойные мужей и граждан, и
станут со временем защитниками и отцами того отечества, коего детьми они
столь долго были. Я не буду вовсе говорить о магистратах, призванных
руководить этим воспитанием, которое, несомненно, есть наиважнейшее дело
Государства. Понятно, что если бы такие знаки общественного доверия давались
без разбора, если бы эта возвышенная обязанность не была для тех, которые
достойно исполнили бы все прочие обязанности, наградою за их честные труды,
сладостной утехою их старости и вершиною (51) всех оказанных им почестей, -
все предприятие было бы бесполезным, а воспитание - безуспешным, ибо
повсюду, где урок не подкрепляется авторитетом, а предписание - примером,
образование остается бесплодным, и сама добродетель теряет свой вес в устах
того, кто не поступает добродетельно. Но пусть прославленные воины, склонясь
под бременем своих лавровых венков, проповедуют мужество, пусть неподкупные
магистраты, поседевшие в своих пурпурных мантиях и в трибуналах, научают
справедливости, таким образом и те, и другие воспитают себе добродетельных
преемников и будут передавать из века в век грядущим поколениям опыт и
таланты правителей, мужество и добродетель граждан и общее всем соревнование
в умении жить и умереть во имя отечества. Я знаю лишь три народа, которые
прежде осуществляли общественное воспитание, именно критяне, лакедемоняне и
древние персы (52); у всех трех оно имело величайший успех, а у двух
последних совершило чудеса (53). Когда мир оказался разделенным на нации,
слишком многочисленные, чтобы ими можно было хорошо управлять, это средство
стало уже неосуществимым, и еще иные причины, которые читатель сам легко
может увидеть, помешали сделать попытку осуществить такое воспитание у
какого-либо народа новых времен. Весьма примечательно, что римляне смогли
обойтись без общественного воспитания, но Рим в течение пятисот лет
непрерывно был таким чудом, какое мир не должен надеяться увидеть еще раз.
Добродетель римлян, порожденная отвращением к тирании и к преступлениям
тиранов и врожденною любовью к отечеству, превратила все их дома в школы
граждан, а безграничная власть отцов над своими детьми внесла такую
строгость нравов в распорядок жизни частных лиц, что отец, внушающий еще
больший страх, чем магистраты, был в своем домашнем суде цензором нравов и
стражем законов.
Так Правительство, внимательное и имеющее добрые намерения, непрестанно
следящее за тем, чтобы поддерживать и оживлять у народа любовь к отечеству и
добрые нравы, задолго предупреждает те беды, которые наступают рано или
поздно как следствие безразличия граждан к судьбе Республики, и удерживает в
тесных пределах те личные интересы, которые настолько разобщают отдельных
людей, что Государство, в конце концов, ослабляется из-за их могущества, и
ему нечего ждать от их доброй воли. Повсюду, где народ любит свою страну,
уважает законы и живет просто, остается сделать совсем немного, чтобы
составить его счастье; и в общественном управлении, где слепой случай играет
меньшую роль, чем в судьбе отдельных людей, мудрость столь близка к счастью,
что эти две вещи сливаются.
III. Недостаточно иметь граждан и защищать их, нужно подумать еще о их
пропитании; и удовлетворение общественных нужд, очевидным образом связанное
с общей волей, - это третья существенная обязанность Правительства. Сия
обязанность состоит, как это легко можно понять, не в том, чтобы наполнять
амбары частных лиц и избавлять их от труда, но в том, чтобы сделать для них
изобилие настолько доступным, что труд для этого будет всегда необходим и
никогда не бесполезен (54). Эта обязанность распространяется также на все
действования, кои касаются до содержания фиска в порядке и до расходов
общественного управления. Вот почему, после того как мы сказали об общей
экономии по отношению к руководству людьми, нам остается рассмотреть сию
экономию по отношению к управлению имуществом (55). Эта часть представляет
не менее трудностей для разрешения и не менее противоречий для устранения,
нежели предыдущая. Несомненно, что право собственности - это самое священное
из прав граждан и даже более важное в некоторых отношениях, чем свобода:
потому ли, что оно теснее всего связано с сохранением жизни; потому ли, что
имущество легче захватить и труднее защищать, чем личность, и в силу этого
следует больше уважать то, что легче похитить; либо, наконец, потому, что
собственность - это истинное основание гражданского общества и истинная
порука в обязательствах граждан, ибо если бы имущество не было залогом за
людей, то не было бы ничего легче, как уклониться от своих обязанностей и
насмеяться над законами. С другой стороны, не менее бесспорно, что
содержание Государства и Правительства требует расходов и издержек, и так
как всякий, кто приемлет цель, не может отказаться от средств ее достижения,
то отсюда следует, что члены общества должны из своих средств участвовать в
расходах по его содержанию. К тому же, с одной стороны, трудно обеспечивать
безопасность собственности частных лиц, не затрагивая ее с другой, и
невозможно, чтобы все регламенты, определяющие порядок наследовании,
завещаний, контрактов, не стесняли граждан в некоторых отношениях в
распоряжении их собственным имуществом и, следовательно, в их праве
собственности.
Но кроме того, что я сказал выше о согласии, которое царит между силою
Закона и свободою гражданина, надо, в отношении распоряжения имуществом
граждан, сделать одно важное замечание, которое сразу разрешает многие
трудные вопросы. Оно состоит в том, как показал Пуфендорф (56), что по своей
природе право собственности не распространяется за пределы жизни
собственника, и в тот момент, когда человек умер, его имущество уже более
ему не принадлежит. Таким образом предписывать ему условия, на которых он
может им распоряжаться, означает, в сущности, не столько изменить его право
по видимости, сколько расширить его в действительности.
В общем, хотя установление законов, определяющих права частных лиц в
распоряжении их собственным имуществом, принадлежит лишь суверену, дух этих
законов, коему Правительство должно следовать в их применении, состоит в
том, что, переходя от отца к сыну и от одного родственника к другому,
имущество должно сколь можно менее уходить из семьи и отчуждаться из нее.
Тому есть ощутимое основание в пользу детей: для них право собственности
было бы весьма бесполезно, если бы отец им не оставлял ничего; кроме того,
дети нередко сами содействовали своим трудом приобретению имущества отца и,
стало быть, сами приобщились к его праву. Но есть и другое соображение,
более отдаленное и не менее важное: ничего нет более гибельного для нравов и
для Республики, чем постоянные изменения положения и состоятельности
граждан; изменения эти суть подтверждение и источник тысячи беспорядков,
которые все опрокидывают и смешивают; в итоге те, которые воспитываются для
одного, оказываются предназначенными для другого (57), и ни те, которые
возвышаются, ни те, которые падают, не могут усвоить ни правил, ни познаний,
подобающих их новому состоянию, и еще гораздо менее того способны выполнять
обязанности этого состояния. Теперь я перехожу к предмету общественных
финансов.
Если бы народ сам собою управлял и если бы не было ничего
посредствующего между управлением Государством и гражданами, им оставалось
бы лишь устраивать складчину в случае необходимости, в соответствии с
общественными нуждами и возможностями отдельных лиц, и так как каждый
никогда не терял бы из виду ни то, как собираются, ни то, как используются
собранные средства, то не оставалось бы здесь места для обманов и
злоупотреблений; Государство никогда не было бы обременено долгами, а народ
- налогами, или, по крайней мере, уверенность в правильности пользования
средств примиряла бы с суровостью обложения. Но дела не могли бы идти таким
образом, и каким бы ограниченным в своих размерах ни было Государство,
гражданское общество в нем всегда слишком многочисленно, чтобы им могли
править все его члены (58). Совершенно необходимо, чтобы общественные
средства проходили через руки управителей, которые, кроме государственного
интереса, имеют и свой частный интерес, к коему они прислушиваются не в
последнюю очередь. Народ, который, со своей стороны, замечает не столько
общественные нужды, сколько жадность начальников и безумные их траты,
ропщет, видя себя лишенным необходимого ради того, чтобы доставить другим
излишнее, и когда эти злоухищрения ожесточат его однажды до определенной
степени, самое неподкупное управление не сможет восстановить к себе доверия.
Тогда, если отчисления добровольны, они не дают ничего, если они вынуждены,
они незаконны; и в этой жестокой альтернативе: дать погибнуть Государству
или посягнуть на священное право собственности, которое есть опора
Государства, состоит трудность справедливой и мудрой экономии (59).
Первое, что должен сделать после установления законов основатель
учреждений Республики (60), это - найти фонды, достаточные для содержания
магистратов и прочих чиновников и для покрытия всех общественных расходов.
Эти фонды называются "эрариум" или "фиск", если они в деньгах, "общественный
домен", если они в землях; и эти последние намного предпочтительнее первых
по причинам, которые нетрудно увидеть. Всякий, кто достаточно поразмыслит
над этим вопросом, вряд ли сможет в этом отношении разойтись в мнениях с
Бодэном (61), который рассматривает общественный домен как наиболее
основательное и наиболее надежное из средств обеспечения нужд Государства, и
следует отметить, что первою заботою Ромула (62) при разделе земель было -
выделить треть из них для этой цели. Я признаю возможность того, чтобы
продукт домена, которым плохо управляют, свелся к нулю, но сама сущность
домена вовсе не такова, что он должен плохо управляться.
До того, как такие фонды получают то или иное употребление, они должны
быть ассигнованы или утверждены собранием народа или Штатов страны; это
собрание должно затем определить, как они будут употреблены. После этой
торжественной процедуры, которая делает эти фонды неотчуждаемыми, они, так
сказать, изменяют свою природу, и доходы от них становятся столь священны,
что отвлечь хоть малейшую часть их во вред их назначению - это не только
самое позорное из всех хищений, но и преступление оскорбления величества.
Великий позор для Рима, что неподкупность квестора Катона (63) могла быть
там особо отмечена и что император, вознаграждая несколькими монетами талант
певца, счел необходимым добавить, что это деньги из имущества его семьи, а
не из государственного имущества. Но если мало находится Гальб (64), где
искать нам Катонов? И когда порок уже не позорит, - найдутся ли правители
столь щепетильные, чтобы не позволить себе прикоснуться к общественным
доходам, предоставленным их попечению, такие правители, которые не стали бы
уже вскоре обманывать самих себя, притворяясь, что они в самом деле
смешивают свои пустые и скандальные раздоры со славою Государства, а
средства для распространения своей власти со средствами увеличения его мощи.
Вот в этой-то щекотливой части управления и является единственным
действенным орудием добродетель, а неподкупность магистрата - единственною
уздою, способною сдерживать его алчность. Книги и все счета управителей
служат не столько для выявления их недобросовестности, сколько для ее
сокрытия; предусмотрительность же никогда не бывает столь же находчивою в
изобретении новых предосторожностей, сколь изобретательно плутовство в том,
чтобы их обойти. Оставьте же все реестры и бумаги и передайте финансы в
верные руки: это - единственное средство для того, чтобы ими верно
управляли. Когда общегосударственные фонды уже созданы в установленном
порядке, правители Государства - это по праву их распорядители, ибо
распоряжение средствами составляет часть управления, часть существенную
всегда, хотя и не всегда в равной степени. Влияние этой части увеличивается
по мере того, как уменьшается влияние прочих движущих сил, и можно сказать,
что Правительство достигло последней степени разложения, когда у него нет
другого движителя, кроме денег. А так как всякое Правление непрестанно
стремится к расслаблению, то уже это основание само по себе объясняет,
почему ни одно Государство не может существовать, если его доходы не
увеличиваются непрестанно. Как только появляется ощущение необходимости
такого увеличения, - это уже и первый признак внутреннего беспорядка в
Государстве. И мудрый управитель, думая о том, как добыть денег, чтобы
удовлетворить насущную нужду, не пренебрегает поисками отдаленной причины
этой новой нужды, как моряк, который, видя, что вода заливает его корабль,
приказывая пустить в ход помпы, не забывает приказать найти и заделать
пробоину.
Из этого правила вытекает самый важный принцип управления финансами,
именно: гораздо более усердно трудиться над тем, чтобы предупреждать нужды,
чем над тем, чтобы увеличивать доходы. Какие бы старания ни прилагались,
помощь, которая приходит лишь после беды и медленнее, чем беда, всегда
заставляет страдать Государство: пока думают о том, как бороться с одним
злом, уже дает себя знать другое, и вновь изысканные средства уже сами
вызывают новые затруднения, так что, в конце концов, нация обременяется
долгами, народ угнетается, Правительство теряет всю свою силу и делает уже
лишь немного, тратя много денег. Я полагаю, что из этого великого принципа,
когда он был твердо установлен, вытекали чудеса древних Правлений, которые
делали больше своею бережливостью, чем наши Правления с помощью всех своих
богатств, и, быть может, отсюда произошло народное понимание слова экономия,
которое подразумевает скорее разумное, бережное обращение с тем, что
имеется, чем средства приобрести то, чего нет.
Оставляя в стороне общественный домен, который приносит Государству
доходы в размере, определяющемся честностью тех, кто им управляет, мы были
бы поражены, если бы сумели оценить в достаточной мере силы общего
государственного управления, особенно тогда, когда оно пользуется только
законными средствами, увидев, как много могут сделать правители для
обеспечения общественных нужд, не посягая на имущество частных лиц. Так как
правители - хозяева всей торговли в Государстве, то ничего нет для них
легче, как направлять торговлю таким образом, чтобы обеспечить все, часто
даже, по видимости ни во что не вмешиваясь. Распределение продуктов питания,
денег и товаров в правильных соотношениях, сообразно времени и месту - вот
подлинный секрет управления финансами и источник богатства, если только те,
которые управляют финансами, умеют глядеть достаточно далеко и допускать в
случае надобности кажущиеся убытки в ближайшее время, чтобы получить на деле
огромные прибыли в отдаленном будущем. Когда видишь, что какое-нибудь
Правительство, вместо того, чтобы взимать пошлины, платит премии за вывоз
хлеба в урожайные годы и за поставку хлеба в годы неурожайные (65), то
поверить истинности этих фактов можно лишь тогда, когда убеждаешься в этом
своими собственными глазами; эти же факты отнесли бы к романам, если бы они
произошли в древности. Предположим, что для предупреждения голода в
неурожайные годы было бы предложено устроить общественные склады (66): в
скольких странах содержание учреждения столь полезного послужило бы
предлогом для введения новых податей! В Женеве эти амбары, устроенные и
содержащиеся мудрою администрацией, составляют общественные запасы в
голодные годы и основной доход Государства во все времена. Alit et ditat* -
эту прекрасную и справедливую надпись можно прочитать на фасаде здания.
Чтобы изложить здесь экономическую систему хорошего Правления, часто обращал
я взор к Правлению этой Республики: я счастлив, что нахожу в моем отечестве
пример такой мудрости и такого преуспеяния, царство которых я желал бы
видеть во всех странах! __________ * Питает и насыщает (лат.).
Если мы рассмотрим, как возрастают потребности Государства, мы увидим,
что происходит это почти так же, как у отдельных людей: не столько в
результате подлинной необходимости, сколько в результате роста бесполезных
желаний; и часто расходы увеличивают лишь для того, чтобы иметь предлог
увеличить сборы, так что Государство иногда выиграло бы, если бы обходилось
без богатства, и это кажущееся богатство для него по сути более
обременительно, чем сама бедность. Можно, правда, надеяться сделать
подданных более зависимыми, давая им одной рукою то, что взято у них другою,
и это была бы политика, которую Иосиф (67) применял по отношению к
египтянам. Но этот пустой софизм тем более пагубен для Государства, что
деньги не возвращаются в те же руки, из которых они вышли, и, исходя из
подобных принципов, мы обогащаем лишь бездельников тем, что отбираем у людей
полезных (68).
Вкус к завоеваниям - это одна из наиболее наглядных и наиболее опасных
причин такого увеличения расходов. Сей вкус, порожденный нередко честолюбием
совсем иного рода, чем то, о котором он, казалось бы, возвещает, не всегда
таков, каким он кажется, и подлинная побудительная причина здесь - не
столько мнимое желание возвеличить нацию, сколько тайное желание увеличить
внутри страны власть правителей посредством умножения численности войск и
отвлечения умов граждан от других забот к военным делам.
И только то, по меньшей мере, вполне достоверно, что нет на свете
ничего столь попираемого и столь несчастного и ничтожного, как
народы-завоеватели, и даже сами их успехи лишь увеличивают их несчастия.
Если б даже не учила нас тому история, сам разум наш подсказал бы нам, что
чем обширнее Государство, тем больше, в полном соответствии с этим, и
обременительнее расходы такого Государства, ибо нужно, чтобы все провинции
внесли свою долю на расходы по содержанию общего государственного
управления, и чтобы каждая провинция, кроме того, расходовала на содержание
своего особого управления такую же сумму, как если бы она была
самостоятельною. Добавьте к тому, что все состояния создаются в одном месте,
а потребляются в другом - это вскоре нарушает равновесие между производством
и потреблением и истощает многие области ради обогащения одного
единственного города.
И вот другая причина увеличения потребностей общества, которая тесно
связана с предыдущею. Может наступить время, когда граждане, уже не считая
себя больше людьми, заинтересованными в общем деле, перестанут быть
защитниками отечества, и когда магистраты предпочтут командовать наемниками,
а не свободными людьми, пусть даже только для того, чтобы при случае
использовать первых, дабы лучше подчинить себе вторых. Таково было положение
Рима к концу Республики и при императорах, ибо все победы первых римлян так
же, как и победы Александра (69), были одержаны храбрыми гражданами, которые
умели в случае необходимости проливать свою кровь за отечество, но которые
никогда ее не продавали. Лишь при осаде Вей начали платить римской пехоте
(70), и Марий был первым, кто во время Югуртинской войны (71) обесчестил
легионы, введя в них вольноотпущенников, бродяг и прочих наемников. Став
врагами тех народов, которые они брались сделать счастливыми, тираны
расположили здесь свои регулярные войска якобы для того, чтобы сдерживать
чужеземцев, а на самом деле, дабы угнетать жителей. Для создания таких войск
нужно было оторвать от земли землепашцев; нехватка этих последних вызвала
уменьшение количества съестных припасов, а содержание таких войск вызвало
введение налогов, которые увеличивали стоимость сих припасов. Это первое
неустройство вызвало ропот народов. Для того, чтобы подавить это
сопротивление, надо было увеличить численность войск и, следовательно,
нищету; и чем больше возрастало отчаяние, тем больше приходилось его еще
усугублять, дабы предупредить его последствия. С другой стороны, эти
наемники, коих можно было оценивать по той цене, за которую они сами себя
продавали, гордые своим унижением, презирали законы, их защищавшие, и своих
братьев, чей хлеб они ели, они почли для себя за большую честь быть
телохранителями Цезаря (72), чем защитниками Рима, и они-то, обреченные на
слепое повиновение, держали, по самому своему положению в Государстве,
кинжал занесенным над своими согражданами и были готовы уничтожить всех по
первому знаку. Нетрудно было бы показать, что вот это и было одною из
главных причин разрушения Римской империи.
Изобретение артиллерии и укреплений заставило в наши дни властителей
Европы восстановить применение регулярных войск для защиты своих городов,
но, при наличии более законных оснований, приходится все же опасаться, чтобы
результат не оказался в такой же степени гибельным. Не меньше придется
обезлюдить деревни, чтобы сформировать армии и гарнизоны: чтобы их
содержать, придется не меньше попирать народы, и эти опасные нововведения
вырастают с некоторого времени с такою быстротою во всех наших странах, что
можно предвидеть лишь грядущее запустение Европы и, рано или поздно,
разорение тех народов, которые ее населяют.
Как бы то ни было, нельзя не увидеть, что подобные установления
неизбежно опрокидывают ту правильную экономическую систему, которая
извлекает главный доход Государства из общественного домена, и оставляют
лишь столь пагубные средства, как субсидии и налоги, о которых мне и
остается теперь сказать.
Здесь следует вновь вспомнить, что основанием общественного соглашения
является собственность, и его первое условие состоит в том, чтобы каждому
обеспечивалось мирное пользование тем, что ему принадлежит (73). Правда, по
тому же договору каждый, хотя бы и молчаливо, обязуется вносить свою долю на
общие нужды. Но это обязательство не должно ущемлять основной закон, и если
даже предположить, что сами вносящие средства признали очевидную
необходимость расходов, - ясно, что складчина, для того чтобы она была
законною, должна быть добровольной. Добровольной не в соответствии с частной
волей, - как если бы было необходимо иметь согласие каждого гражданина и
каждый должен был вносить лишь столько, сколько ему угодно, что открыто
противоречило бы самому духу конфедерации, - но в соответствии с общей
волей, с большинством голосом и при соблюдении такой пропорциональной
раскладки, которая не оставляла бы места для произвола при обложении (74).
Эта истина, что налоги не могут быть установлены законным образом
иначе, как с согласия народа или его представителей (75), была признана
всеми без исключения философами и законоведами, приобретшими какой-либо
авторитет в вопросах государственного права, не исключая самого Бодэна (76).
Если некоторые установили принципы, по внешности противоположные, то помимо
того, что нетрудно увидеть частные причины, которые их к тому побудили, -
они вносят сюда столько условий и ограничений, что, в сущности, дело
сводится к тому же самому. Ибо, то - может ли народ отказывать, либо должен
ли государь требовать - безразлично для права; если же речь идет лишь о
силе, то делом самым бесполезным было бы рассматривать, что законно, а что
нет.
Обложения, которым подвергается народ, бывают двух видов: одно -
вещественное, которое взимается с имущества, другое - личное, которое
вносится с головы. И тем, и другим дается название налогов или субсидий:
когда народ устанавливает сумму, которую он предоставляет, она называется
субсидией; когда он предоставляет всю сумму обложения, тогда - это налог. Мы
читаем в книге "О духе законов" (77), что обложение с головы более
свойственно состоянию рабства, а обложение вещей более подобает состоянию
свободы. Это было бы неоспоримо, если бы размер сборов с головы был
одинаков, ибо не было бы ничего более непропорционального, чем подобное
обложение, а дух свободы как раз и состоит в точном соблюдении пропорций. Но
если поголовное обложение в точности пропорционально средствам отдельных
чем тогда, когда они говорили с ними от имени самой природы. Общественное
воспитание в правилах, предписываемых Правительством, и под надзором
магистратов, поставленных сувереном, есть, таким образом, один из основных
принципов Правления народного или осуществляемого посредством законов (50).
Если дети воспитываются вместе в условиях равенства, если они впитали в себя
уважение к законам Государства и к принципам общей воли, если они научены
уважать эти законы и принципы превыше всего; если окружены они примерами и
предметами, кои беспрестанно говорят им о нежной матери, их питающей, о
любви, которую она к ним испытывает, о бесценных благах, кои они от нее
получают, и о том, чем они ей обязаны со своей стороны, то не будем
сомневаться в том, что так они научатся нежно любить друг друга, как братья,
желать всегда только того, чего хочет общество, научатся вместо бесплодной и
пустой болтовни софистов совершать деяния, достойные мужей и граждан, и
станут со временем защитниками и отцами того отечества, коего детьми они
столь долго были. Я не буду вовсе говорить о магистратах, призванных
руководить этим воспитанием, которое, несомненно, есть наиважнейшее дело
Государства. Понятно, что если бы такие знаки общественного доверия давались
без разбора, если бы эта возвышенная обязанность не была для тех, которые
достойно исполнили бы все прочие обязанности, наградою за их честные труды,
сладостной утехою их старости и вершиною (51) всех оказанных им почестей, -
все предприятие было бы бесполезным, а воспитание - безуспешным, ибо
повсюду, где урок не подкрепляется авторитетом, а предписание - примером,
образование остается бесплодным, и сама добродетель теряет свой вес в устах
того, кто не поступает добродетельно. Но пусть прославленные воины, склонясь
под бременем своих лавровых венков, проповедуют мужество, пусть неподкупные
магистраты, поседевшие в своих пурпурных мантиях и в трибуналах, научают
справедливости, таким образом и те, и другие воспитают себе добродетельных
преемников и будут передавать из века в век грядущим поколениям опыт и
таланты правителей, мужество и добродетель граждан и общее всем соревнование
в умении жить и умереть во имя отечества. Я знаю лишь три народа, которые
прежде осуществляли общественное воспитание, именно критяне, лакедемоняне и
древние персы (52); у всех трех оно имело величайший успех, а у двух
последних совершило чудеса (53). Когда мир оказался разделенным на нации,
слишком многочисленные, чтобы ими можно было хорошо управлять, это средство
стало уже неосуществимым, и еще иные причины, которые читатель сам легко
может увидеть, помешали сделать попытку осуществить такое воспитание у
какого-либо народа новых времен. Весьма примечательно, что римляне смогли
обойтись без общественного воспитания, но Рим в течение пятисот лет
непрерывно был таким чудом, какое мир не должен надеяться увидеть еще раз.
Добродетель римлян, порожденная отвращением к тирании и к преступлениям
тиранов и врожденною любовью к отечеству, превратила все их дома в школы
граждан, а безграничная власть отцов над своими детьми внесла такую
строгость нравов в распорядок жизни частных лиц, что отец, внушающий еще
больший страх, чем магистраты, был в своем домашнем суде цензором нравов и
стражем законов.
Так Правительство, внимательное и имеющее добрые намерения, непрестанно
следящее за тем, чтобы поддерживать и оживлять у народа любовь к отечеству и
добрые нравы, задолго предупреждает те беды, которые наступают рано или
поздно как следствие безразличия граждан к судьбе Республики, и удерживает в
тесных пределах те личные интересы, которые настолько разобщают отдельных
людей, что Государство, в конце концов, ослабляется из-за их могущества, и
ему нечего ждать от их доброй воли. Повсюду, где народ любит свою страну,
уважает законы и живет просто, остается сделать совсем немного, чтобы
составить его счастье; и в общественном управлении, где слепой случай играет
меньшую роль, чем в судьбе отдельных людей, мудрость столь близка к счастью,
что эти две вещи сливаются.
III. Недостаточно иметь граждан и защищать их, нужно подумать еще о их
пропитании; и удовлетворение общественных нужд, очевидным образом связанное
с общей волей, - это третья существенная обязанность Правительства. Сия
обязанность состоит, как это легко можно понять, не в том, чтобы наполнять
амбары частных лиц и избавлять их от труда, но в том, чтобы сделать для них
изобилие настолько доступным, что труд для этого будет всегда необходим и
никогда не бесполезен (54). Эта обязанность распространяется также на все
действования, кои касаются до содержания фиска в порядке и до расходов
общественного управления. Вот почему, после того как мы сказали об общей
экономии по отношению к руководству людьми, нам остается рассмотреть сию
экономию по отношению к управлению имуществом (55). Эта часть представляет
не менее трудностей для разрешения и не менее противоречий для устранения,
нежели предыдущая. Несомненно, что право собственности - это самое священное
из прав граждан и даже более важное в некоторых отношениях, чем свобода:
потому ли, что оно теснее всего связано с сохранением жизни; потому ли, что
имущество легче захватить и труднее защищать, чем личность, и в силу этого
следует больше уважать то, что легче похитить; либо, наконец, потому, что
собственность - это истинное основание гражданского общества и истинная
порука в обязательствах граждан, ибо если бы имущество не было залогом за
людей, то не было бы ничего легче, как уклониться от своих обязанностей и
насмеяться над законами. С другой стороны, не менее бесспорно, что
содержание Государства и Правительства требует расходов и издержек, и так
как всякий, кто приемлет цель, не может отказаться от средств ее достижения,
то отсюда следует, что члены общества должны из своих средств участвовать в
расходах по его содержанию. К тому же, с одной стороны, трудно обеспечивать
безопасность собственности частных лиц, не затрагивая ее с другой, и
невозможно, чтобы все регламенты, определяющие порядок наследовании,
завещаний, контрактов, не стесняли граждан в некоторых отношениях в
распоряжении их собственным имуществом и, следовательно, в их праве
собственности.
Но кроме того, что я сказал выше о согласии, которое царит между силою
Закона и свободою гражданина, надо, в отношении распоряжения имуществом
граждан, сделать одно важное замечание, которое сразу разрешает многие
трудные вопросы. Оно состоит в том, как показал Пуфендорф (56), что по своей
природе право собственности не распространяется за пределы жизни
собственника, и в тот момент, когда человек умер, его имущество уже более
ему не принадлежит. Таким образом предписывать ему условия, на которых он
может им распоряжаться, означает, в сущности, не столько изменить его право
по видимости, сколько расширить его в действительности.
В общем, хотя установление законов, определяющих права частных лиц в
распоряжении их собственным имуществом, принадлежит лишь суверену, дух этих
законов, коему Правительство должно следовать в их применении, состоит в
том, что, переходя от отца к сыну и от одного родственника к другому,
имущество должно сколь можно менее уходить из семьи и отчуждаться из нее.
Тому есть ощутимое основание в пользу детей: для них право собственности
было бы весьма бесполезно, если бы отец им не оставлял ничего; кроме того,
дети нередко сами содействовали своим трудом приобретению имущества отца и,
стало быть, сами приобщились к его праву. Но есть и другое соображение,
более отдаленное и не менее важное: ничего нет более гибельного для нравов и
для Республики, чем постоянные изменения положения и состоятельности
граждан; изменения эти суть подтверждение и источник тысячи беспорядков,
которые все опрокидывают и смешивают; в итоге те, которые воспитываются для
одного, оказываются предназначенными для другого (57), и ни те, которые
возвышаются, ни те, которые падают, не могут усвоить ни правил, ни познаний,
подобающих их новому состоянию, и еще гораздо менее того способны выполнять
обязанности этого состояния. Теперь я перехожу к предмету общественных
финансов.
Если бы народ сам собою управлял и если бы не было ничего
посредствующего между управлением Государством и гражданами, им оставалось
бы лишь устраивать складчину в случае необходимости, в соответствии с
общественными нуждами и возможностями отдельных лиц, и так как каждый
никогда не терял бы из виду ни то, как собираются, ни то, как используются
собранные средства, то не оставалось бы здесь места для обманов и
злоупотреблений; Государство никогда не было бы обременено долгами, а народ
- налогами, или, по крайней мере, уверенность в правильности пользования
средств примиряла бы с суровостью обложения. Но дела не могли бы идти таким
образом, и каким бы ограниченным в своих размерах ни было Государство,
гражданское общество в нем всегда слишком многочисленно, чтобы им могли
править все его члены (58). Совершенно необходимо, чтобы общественные
средства проходили через руки управителей, которые, кроме государственного
интереса, имеют и свой частный интерес, к коему они прислушиваются не в
последнюю очередь. Народ, который, со своей стороны, замечает не столько
общественные нужды, сколько жадность начальников и безумные их траты,
ропщет, видя себя лишенным необходимого ради того, чтобы доставить другим
излишнее, и когда эти злоухищрения ожесточат его однажды до определенной
степени, самое неподкупное управление не сможет восстановить к себе доверия.
Тогда, если отчисления добровольны, они не дают ничего, если они вынуждены,
они незаконны; и в этой жестокой альтернативе: дать погибнуть Государству
или посягнуть на священное право собственности, которое есть опора
Государства, состоит трудность справедливой и мудрой экономии (59).
Первое, что должен сделать после установления законов основатель
учреждений Республики (60), это - найти фонды, достаточные для содержания
магистратов и прочих чиновников и для покрытия всех общественных расходов.
Эти фонды называются "эрариум" или "фиск", если они в деньгах, "общественный
домен", если они в землях; и эти последние намного предпочтительнее первых
по причинам, которые нетрудно увидеть. Всякий, кто достаточно поразмыслит
над этим вопросом, вряд ли сможет в этом отношении разойтись в мнениях с
Бодэном (61), который рассматривает общественный домен как наиболее
основательное и наиболее надежное из средств обеспечения нужд Государства, и
следует отметить, что первою заботою Ромула (62) при разделе земель было -
выделить треть из них для этой цели. Я признаю возможность того, чтобы
продукт домена, которым плохо управляют, свелся к нулю, но сама сущность
домена вовсе не такова, что он должен плохо управляться.
До того, как такие фонды получают то или иное употребление, они должны
быть ассигнованы или утверждены собранием народа или Штатов страны; это
собрание должно затем определить, как они будут употреблены. После этой
торжественной процедуры, которая делает эти фонды неотчуждаемыми, они, так
сказать, изменяют свою природу, и доходы от них становятся столь священны,
что отвлечь хоть малейшую часть их во вред их назначению - это не только
самое позорное из всех хищений, но и преступление оскорбления величества.
Великий позор для Рима, что неподкупность квестора Катона (63) могла быть
там особо отмечена и что император, вознаграждая несколькими монетами талант
певца, счел необходимым добавить, что это деньги из имущества его семьи, а
не из государственного имущества. Но если мало находится Гальб (64), где
искать нам Катонов? И когда порок уже не позорит, - найдутся ли правители
столь щепетильные, чтобы не позволить себе прикоснуться к общественным
доходам, предоставленным их попечению, такие правители, которые не стали бы
уже вскоре обманывать самих себя, притворяясь, что они в самом деле
смешивают свои пустые и скандальные раздоры со славою Государства, а
средства для распространения своей власти со средствами увеличения его мощи.
Вот в этой-то щекотливой части управления и является единственным
действенным орудием добродетель, а неподкупность магистрата - единственною
уздою, способною сдерживать его алчность. Книги и все счета управителей
служат не столько для выявления их недобросовестности, сколько для ее
сокрытия; предусмотрительность же никогда не бывает столь же находчивою в
изобретении новых предосторожностей, сколь изобретательно плутовство в том,
чтобы их обойти. Оставьте же все реестры и бумаги и передайте финансы в
верные руки: это - единственное средство для того, чтобы ими верно
управляли. Когда общегосударственные фонды уже созданы в установленном
порядке, правители Государства - это по праву их распорядители, ибо
распоряжение средствами составляет часть управления, часть существенную
всегда, хотя и не всегда в равной степени. Влияние этой части увеличивается
по мере того, как уменьшается влияние прочих движущих сил, и можно сказать,
что Правительство достигло последней степени разложения, когда у него нет
другого движителя, кроме денег. А так как всякое Правление непрестанно
стремится к расслаблению, то уже это основание само по себе объясняет,
почему ни одно Государство не может существовать, если его доходы не
увеличиваются непрестанно. Как только появляется ощущение необходимости
такого увеличения, - это уже и первый признак внутреннего беспорядка в
Государстве. И мудрый управитель, думая о том, как добыть денег, чтобы
удовлетворить насущную нужду, не пренебрегает поисками отдаленной причины
этой новой нужды, как моряк, который, видя, что вода заливает его корабль,
приказывая пустить в ход помпы, не забывает приказать найти и заделать
пробоину.
Из этого правила вытекает самый важный принцип управления финансами,
именно: гораздо более усердно трудиться над тем, чтобы предупреждать нужды,
чем над тем, чтобы увеличивать доходы. Какие бы старания ни прилагались,
помощь, которая приходит лишь после беды и медленнее, чем беда, всегда
заставляет страдать Государство: пока думают о том, как бороться с одним
злом, уже дает себя знать другое, и вновь изысканные средства уже сами
вызывают новые затруднения, так что, в конце концов, нация обременяется
долгами, народ угнетается, Правительство теряет всю свою силу и делает уже
лишь немного, тратя много денег. Я полагаю, что из этого великого принципа,
когда он был твердо установлен, вытекали чудеса древних Правлений, которые
делали больше своею бережливостью, чем наши Правления с помощью всех своих
богатств, и, быть может, отсюда произошло народное понимание слова экономия,
которое подразумевает скорее разумное, бережное обращение с тем, что
имеется, чем средства приобрести то, чего нет.
Оставляя в стороне общественный домен, который приносит Государству
доходы в размере, определяющемся честностью тех, кто им управляет, мы были
бы поражены, если бы сумели оценить в достаточной мере силы общего
государственного управления, особенно тогда, когда оно пользуется только
законными средствами, увидев, как много могут сделать правители для
обеспечения общественных нужд, не посягая на имущество частных лиц. Так как
правители - хозяева всей торговли в Государстве, то ничего нет для них
легче, как направлять торговлю таким образом, чтобы обеспечить все, часто
даже, по видимости ни во что не вмешиваясь. Распределение продуктов питания,
денег и товаров в правильных соотношениях, сообразно времени и месту - вот
подлинный секрет управления финансами и источник богатства, если только те,
которые управляют финансами, умеют глядеть достаточно далеко и допускать в
случае надобности кажущиеся убытки в ближайшее время, чтобы получить на деле
огромные прибыли в отдаленном будущем. Когда видишь, что какое-нибудь
Правительство, вместо того, чтобы взимать пошлины, платит премии за вывоз
хлеба в урожайные годы и за поставку хлеба в годы неурожайные (65), то
поверить истинности этих фактов можно лишь тогда, когда убеждаешься в этом
своими собственными глазами; эти же факты отнесли бы к романам, если бы они
произошли в древности. Предположим, что для предупреждения голода в
неурожайные годы было бы предложено устроить общественные склады (66): в
скольких странах содержание учреждения столь полезного послужило бы
предлогом для введения новых податей! В Женеве эти амбары, устроенные и
содержащиеся мудрою администрацией, составляют общественные запасы в
голодные годы и основной доход Государства во все времена. Alit et ditat* -
эту прекрасную и справедливую надпись можно прочитать на фасаде здания.
Чтобы изложить здесь экономическую систему хорошего Правления, часто обращал
я взор к Правлению этой Республики: я счастлив, что нахожу в моем отечестве
пример такой мудрости и такого преуспеяния, царство которых я желал бы
видеть во всех странах! __________ * Питает и насыщает (лат.).
Если мы рассмотрим, как возрастают потребности Государства, мы увидим,
что происходит это почти так же, как у отдельных людей: не столько в
результате подлинной необходимости, сколько в результате роста бесполезных
желаний; и часто расходы увеличивают лишь для того, чтобы иметь предлог
увеличить сборы, так что Государство иногда выиграло бы, если бы обходилось
без богатства, и это кажущееся богатство для него по сути более
обременительно, чем сама бедность. Можно, правда, надеяться сделать
подданных более зависимыми, давая им одной рукою то, что взято у них другою,
и это была бы политика, которую Иосиф (67) применял по отношению к
египтянам. Но этот пустой софизм тем более пагубен для Государства, что
деньги не возвращаются в те же руки, из которых они вышли, и, исходя из
подобных принципов, мы обогащаем лишь бездельников тем, что отбираем у людей
полезных (68).
Вкус к завоеваниям - это одна из наиболее наглядных и наиболее опасных
причин такого увеличения расходов. Сей вкус, порожденный нередко честолюбием
совсем иного рода, чем то, о котором он, казалось бы, возвещает, не всегда
таков, каким он кажется, и подлинная побудительная причина здесь - не
столько мнимое желание возвеличить нацию, сколько тайное желание увеличить
внутри страны власть правителей посредством умножения численности войск и
отвлечения умов граждан от других забот к военным делам.
И только то, по меньшей мере, вполне достоверно, что нет на свете
ничего столь попираемого и столь несчастного и ничтожного, как
народы-завоеватели, и даже сами их успехи лишь увеличивают их несчастия.
Если б даже не учила нас тому история, сам разум наш подсказал бы нам, что
чем обширнее Государство, тем больше, в полном соответствии с этим, и
обременительнее расходы такого Государства, ибо нужно, чтобы все провинции
внесли свою долю на расходы по содержанию общего государственного
управления, и чтобы каждая провинция, кроме того, расходовала на содержание
своего особого управления такую же сумму, как если бы она была
самостоятельною. Добавьте к тому, что все состояния создаются в одном месте,
а потребляются в другом - это вскоре нарушает равновесие между производством
и потреблением и истощает многие области ради обогащения одного
единственного города.
И вот другая причина увеличения потребностей общества, которая тесно
связана с предыдущею. Может наступить время, когда граждане, уже не считая
себя больше людьми, заинтересованными в общем деле, перестанут быть
защитниками отечества, и когда магистраты предпочтут командовать наемниками,
а не свободными людьми, пусть даже только для того, чтобы при случае
использовать первых, дабы лучше подчинить себе вторых. Таково было положение
Рима к концу Республики и при императорах, ибо все победы первых римлян так
же, как и победы Александра (69), были одержаны храбрыми гражданами, которые
умели в случае необходимости проливать свою кровь за отечество, но которые
никогда ее не продавали. Лишь при осаде Вей начали платить римской пехоте
(70), и Марий был первым, кто во время Югуртинской войны (71) обесчестил
легионы, введя в них вольноотпущенников, бродяг и прочих наемников. Став
врагами тех народов, которые они брались сделать счастливыми, тираны
расположили здесь свои регулярные войска якобы для того, чтобы сдерживать
чужеземцев, а на самом деле, дабы угнетать жителей. Для создания таких войск
нужно было оторвать от земли землепашцев; нехватка этих последних вызвала
уменьшение количества съестных припасов, а содержание таких войск вызвало
введение налогов, которые увеличивали стоимость сих припасов. Это первое
неустройство вызвало ропот народов. Для того, чтобы подавить это
сопротивление, надо было увеличить численность войск и, следовательно,
нищету; и чем больше возрастало отчаяние, тем больше приходилось его еще
усугублять, дабы предупредить его последствия. С другой стороны, эти
наемники, коих можно было оценивать по той цене, за которую они сами себя
продавали, гордые своим унижением, презирали законы, их защищавшие, и своих
братьев, чей хлеб они ели, они почли для себя за большую честь быть
телохранителями Цезаря (72), чем защитниками Рима, и они-то, обреченные на
слепое повиновение, держали, по самому своему положению в Государстве,
кинжал занесенным над своими согражданами и были готовы уничтожить всех по
первому знаку. Нетрудно было бы показать, что вот это и было одною из
главных причин разрушения Римской империи.
Изобретение артиллерии и укреплений заставило в наши дни властителей
Европы восстановить применение регулярных войск для защиты своих городов,
но, при наличии более законных оснований, приходится все же опасаться, чтобы
результат не оказался в такой же степени гибельным. Не меньше придется
обезлюдить деревни, чтобы сформировать армии и гарнизоны: чтобы их
содержать, придется не меньше попирать народы, и эти опасные нововведения
вырастают с некоторого времени с такою быстротою во всех наших странах, что
можно предвидеть лишь грядущее запустение Европы и, рано или поздно,
разорение тех народов, которые ее населяют.
Как бы то ни было, нельзя не увидеть, что подобные установления
неизбежно опрокидывают ту правильную экономическую систему, которая
извлекает главный доход Государства из общественного домена, и оставляют
лишь столь пагубные средства, как субсидии и налоги, о которых мне и
остается теперь сказать.
Здесь следует вновь вспомнить, что основанием общественного соглашения
является собственность, и его первое условие состоит в том, чтобы каждому
обеспечивалось мирное пользование тем, что ему принадлежит (73). Правда, по
тому же договору каждый, хотя бы и молчаливо, обязуется вносить свою долю на
общие нужды. Но это обязательство не должно ущемлять основной закон, и если
даже предположить, что сами вносящие средства признали очевидную
необходимость расходов, - ясно, что складчина, для того чтобы она была
законною, должна быть добровольной. Добровольной не в соответствии с частной
волей, - как если бы было необходимо иметь согласие каждого гражданина и
каждый должен был вносить лишь столько, сколько ему угодно, что открыто
противоречило бы самому духу конфедерации, - но в соответствии с общей
волей, с большинством голосом и при соблюдении такой пропорциональной
раскладки, которая не оставляла бы места для произвола при обложении (74).
Эта истина, что налоги не могут быть установлены законным образом
иначе, как с согласия народа или его представителей (75), была признана
всеми без исключения философами и законоведами, приобретшими какой-либо
авторитет в вопросах государственного права, не исключая самого Бодэна (76).
Если некоторые установили принципы, по внешности противоположные, то помимо
того, что нетрудно увидеть частные причины, которые их к тому побудили, -
они вносят сюда столько условий и ограничений, что, в сущности, дело
сводится к тому же самому. Ибо, то - может ли народ отказывать, либо должен
ли государь требовать - безразлично для права; если же речь идет лишь о
силе, то делом самым бесполезным было бы рассматривать, что законно, а что
нет.
Обложения, которым подвергается народ, бывают двух видов: одно -
вещественное, которое взимается с имущества, другое - личное, которое
вносится с головы. И тем, и другим дается название налогов или субсидий:
когда народ устанавливает сумму, которую он предоставляет, она называется
субсидией; когда он предоставляет всю сумму обложения, тогда - это налог. Мы
читаем в книге "О духе законов" (77), что обложение с головы более
свойственно состоянию рабства, а обложение вещей более подобает состоянию
свободы. Это было бы неоспоримо, если бы размер сборов с головы был
одинаков, ибо не было бы ничего более непропорционального, чем подобное
обложение, а дух свободы как раз и состоит в точном соблюдении пропорций. Но
если поголовное обложение в точности пропорционально средствам отдельных