Рясной Илья. Террор не пройдет! (Белый легион - 2)

   Ринулся к забору войсковой части, проломился через кусты... Тут его и догнала пущенная в спину пуля.
   Из последних сил он успел размахнуться и швырнуть в сторону боевиков еще одну гранату.
   Султан тяжело дышал. Осколок гранаты оцарапал ему щеку, и теперь по коже струилась кровь. Ох, как плохо все вышло! Русские, никогда не знаешь, что от них ждать!
   Сейдым лежал без движения. Муслим корчился, схватившись за грудь. Еще один горец стонал:
   - Больно! Кишки мои! Больно!
   Итог. Один воин ислама убит. Двое серьезно ранены. Еще один контужен. Махмуд сидел, держась за окровавленное плечо. Ох, как Саша их сделал.
   Кандагарского взять живым не удалось. Оставалось прихватить второго, кто был с ним в салоне.
   Двое боевиков, присев, целились в сторону черного "Мерседеса", прячась за корпусами своих автомобилей, чтобы прикрыться железом в случае, если тот, в салоне, похож на Сашу Кандагарского.
   - Стрелять? - крикнул один из бойцов Султану.
   - Берем в плен! - отозвался тот. - Выходи, блядь! Или убьем!
   - Не стреляйте! - донесся из машины жалобный вопль. - Пожалуйста! Я ни при чем!
   - Выходи! Осторожно так!
   Дверца "Мерседеса" распахнулась. Человек, съежившийся на полу салона, выполз на четвереньках. Он так и не поднялся - стоял, как животное, и что-то унизительно блеял. Был он малорослый, задрипанный, явно не походящий на крутых сподвижников Саши Кандагарского. Похоже, никаких гранат и оружия при нем не имелось.
   Султан кивнул своим оставшимся на ногах боевикам:
   - В тачку ишака!
   Подошел к телу Саши Кандагарского и методично, с холодной яростью опустошил в него весь магазин.
   Вдали заголосила милицейская сирена.
   - По машинам! - Махнул рукой Султан. - Разъезжаемся!
   Раненых и пленного кинули в автомобили. И те сорвались с места.
   Теперь предстояло выбраться из города. В каждую машину Султан обязательно сажал человека, отлично ориентирующегося в Москве и области. При таких акциях, когда все идет наперекосяк и на хвост грозят сесть бандиты или менты, знание местности и дорог может спасти жизнь и свободу. Сейчас патрули перекроют основные дороги. Начнутся ментовские игры в планы "Перехват" и "Сирена". Может, придется уходить с боем...
   - Рассыпаемся, - приказал Султан.
   Теперь каждый экипаж выбирается сам. Спасение утопающих - дело рук самих утопающих.
   По каким-то околицам, пустырям Султан вывел машину за черту города. На основную трассу хода нет. Там все схвачено...
   Хорошо, Махмуд ориентировался на местности, как настоящий бес, он безошибочно указывал единственно верную дорогу...
   На ходу Султан соединился по мобильнику с Сельмурзаевым.
   - Взяли? - осведомился тот.
   - Не совсем. Но проблема решилась.
   - Как решилась?
   - Ну... Саша Кандагарский больше не будет нам досаждать...
   - Ты серьезно?
   - Так получилось...
   - Ты меня огорчил, - с угрозой произнес депутат.
   Голос был нехороший. Сельмурзаев закусил удила и в таком состоянии становился опасен. Тут Султан кинул кость.
   - Одного гостя пригласили. Думаю, он заменит ушедшего.
   - Куда везете?
   - В схрон. Иначе нельзя. Мы уходили с шумом. Одного потеряли. Менты переполошились...
   - С места позвонишь...
   * * *
   Султан нервничал. Прошел уже час после того, как он прибыл на базу. Подтянулись все экипажи, кроме серой "Волги" с тремя воинами. Он посматривал на часы, раздумывая, что предпринять. Конечно, он надеялся на то, что если его люди попались ментам, то они будут молчать, хоть ремни из них режь... Но человек слаб. У человека иногда бывает слишком длинный язык... Так что вполне можно ждать сюда десанта в серых мундирах.
   База располагалась на территории развалившегося животноводческого совхоза. Здесь имелась пара крепких кирпичных строений и заброшенный тракторный парк. Тут можно сбросить раненых. Пересидеть. Оставить засветившийся автотранспорт...
   С каждой минутой Султан волновался все больше. На окрестности давно пала плотная тьма.
   - Кто? - напряженно произнес он, вслушиваясь в отдаленный звук мотора и всматриваясь в темноту. Впереди - заросшие сорняками поля, среди которых петляла раскисшая проселочная дорога. Дальше - черная масса леса.
   - Одна машина. Легковая, - с ходу оценил Махмуд.
   Сердце у Султана заколотилось. Он прикрикнул, раздавая указания. Его люди с автоматами заняли позиции.
   Запрыгал в отдалении свет фар...
   Наконец Султан с облегчением перевел дух. Это была потерянная серая "Волга". Она застыла у одноэтажного кирпичного строения.
   - На заслон наткнулись, - объяснил боевик, вылезая из салона. Пришлось уходить с шумом...
   Выбрались все! Время подводить итоги... С раненым в живот было плохо похоже, что не выживет. Остальных осмотрел Махмуд, умевший оказывать первую помощь в полевых условиях. Машины загнали в боксы. Ездить на них нельзя они изрешечены осколками.
   Теперь можно отзванивать Сельмурзаеву.
   - Мы выбрались, - проинформировал его Султан.
   - Оставляй своих людей. Езжай на наше место.
   Я буду там.
   - Не раньше, чем через два часа. Я остался без транспорта.
   - Хорошо...
   Через час подкатили две машины с султановской "пехотой". С ними был хирург группировки, который привык подлатывать раненных в жестоких московских боях бандитов.
   - Этого в машину, - Султан кивнул на скованного наручниками пленного, пристегнутого в промозглом, холодном помещении к батарее. Тот походил на бухгалтера или мелкого бизнесмена. На нем был серенький дорогой костюм, светло-голубая рубашка, галстук, не модный, но добротный. Султан испытывал сомнения, что это достойная замена Саше Кандагарскому. Но на безрыбье и щуку раком...
   - Георгий, Муслим - в машины, - начал давать Султан указания. Он решил двигать на "дачу" - хороший домик, который использовался для хранения пленных, с несколькими сопровождающими. Нужно не менее пяти верных людей, с оружием. Не то чтобы чеченский главарь собирался воевать со своим уважаемым земляком, но подстраховаться стоило. Сельмурза-ев порой бывает неуправляемым. В такой момент Султану не хотелось оставаться с ним наедине без доброго ствола за пазухой и без надежных бойцов за спиной.
   - Вперед! - приказал Султан, плюхаясь на заднее сиденье и захлопывая дверцу "Фольксвагена".
   "Дача" представляла из себя деревянный дом с огромными подвалами. Там уже ждал Сельмурзаев.
   - Я думал, ты притащишь мне волка, - произнес с расстановкой, роняя слова, будто отщелкивал патроны, депутат.
   В его глазах застыла такая холодная ярость, что Султан возблагодарил Аллаха за то, что догадался взять вооруженное сопровождение.
   - А ты привез лягушку. - Сельмурзаев пнул ногой трясущегося пленного, которого поставили на колени на холодный каменный пол.
   Тусклая лампочка, раскачиваемая сквозняком, играла человеческими тенями на серых, некрашеных бетонных стенах глухого подвального помещения. В углу на полу были пятна крови - следы прошлого разбора.
   - Что из тебя можно выжать, жаба? - Депутат пригнулся, взял за жидкие волосы, посмотрел в наполненные ужасом глаза.
   - Не убивайте! - захныкал пленный. - Я все сделаю!..
   - Посмотрим, на что ты годен...
   * * *
   Голова у Гурвича была пустая и гулкая.
   - Ну что с тобой? - Анжела прижалась к нему.
   - Со мной все нормально.
   - Мальчишечка, ты хоть выпей.
   На столике рядом с диваном стояла открытая, почти полная бутылка медовой настойки "Немирофф". Гурвич взирал на нее с отвращением. Ничего не хотелось - ни есть, ни пить, ни говорить. Хотелось сдохнуть.
   Девушка что-то ворковала, в чем-то убеждала. Поникший Гурвич вызывал у нее жалость. Но он ее почти не слышал.
   - Выпей хоть глоток, - Анжела наполнила бокал, кинула туда лед и протянула ему.
   Гурвич послушно проглотил стакан настойки, заел бутербродом.
   - Вот и хорошо, - ворковала проститутка. Она обращалась с Гурвичем, как с ребенком. И желание избавиться от него куда-то подевалось. Он будто становился ее собственностью.
   Она поцеловала его, потом включила "Тошибу" с плоским, почти метровым экраном, на который заработала своими нелегкими трудами. Выбрала музыкальный канал.
   Динамики взвыли голосом поп-звезды Алисы Ишматовой:
   Я тебя обожаю, Я тебя съем. Я тебя зажарю Будешь мой совсем!
   - Леш, я торчу от нее, - Анжела захлопала в ладоши.
   - Выключи! - крикнул истошно Гурвич.
   Песня ритмом била по мозгам. А тут еще слова! Кто пишет такие слова! Они будто гвоздями вбиваются в психику!
   - Ладно, ладно, - успокоительно заворковала Анжела, переключила телевизор на вторую программу и сделала потише.
   - Ты только не беспокойся, мальчишечка...
   Странно, он не обижался на это пошлое "мальчишечка". Оно его даже успокаивало.
   Программист хватанул еще настойки. Спиртное лилось горячим потоком по жилам. Он чувствовал себя глубоко несчастным.
   Сегодняшний день отнял у него надежду. Он так рассчитывал на эти диски. Он уже предвкушал, как получит их. Как пустит в оборот. И избавится от страха. От преследования. Свершится то, о чем грезилось в последние дни - он станет обычным человеком, а не прыгающим по бугоркам зайцем, рядом с которым бьет фонтанчиками земля от дроби охотничьих ружей.
   - Криминальная хроника, - на экране телевизора миловидно улыбнулась дикторша. - Новые мафиозные войны в Подмосковье. Сегодня около восьми вечера жители подмосковного Реутова были встревожены артиллерийской канонадой. На этот раз исламские террористы были ни при чем. Сводили счеты мафиозные группировки. На месте обнаружен труп Александра Воронцова, больше известного в криминальных кругах как Саша Кандагарский...
   Гурвич кинул задумчивый взор на экран. Почему-то его задела за живое эта в мажорном тоне изложенная дикторшей информация. Саша Кандагарский. Наверное, бывший "афганец". Прошел через войну. Вернулся. А сейчас валяется в судебно-медицинском морге... И он, Гурвич, мог бы устроиться где-то рядом. У них разные судьбы. И попали бы туда по разным делам. И на время стали бы добрыми соседями, перед тем как найти последний приют на одном из московских кладбищ.
   Мертвенно светящие лампы. Кафель. Алюминиевые столы. И синюшные тела. Одно из них - Гурвича. От этой яркой картинки, будто волшебным фонарем высвеченной в голове, пришел запоздалый страх... Такая противная вещь. Тот ужас, который ты не добрал в минуту опасности, потом вползает удавом в душу и сдавливает тебя упругими, душными кольцами.
   Запоздалый страх - большой искусник на такие яркие картинки. Тело в морге рядом с тем самым "афганцем". Скальпель патологоанатома взрезает бесчувственное тело. Это могло бы случиться с ним, с единственным и неповторимым, с центром этой Вселенной. И не было бы для Гурвича на этой земле завтра. И солнца не было бы. И луны. И этой квартиры. Если бы он сам поперся на квартиру, а не послал бы случайно подвернувшегося ханыгу. И если бы не догадался сунуть ему в карман мобильный телефон.
   - На улице Зеленой произошло бытовое убийство на почве распития спиртных напитков, - продолжала перечислять дикторша криминальные новости мегаполиса. - На Литовском бульваре обнаружен с колото-резаными ранами труп кавказца...
   Трупы. Трупы. Трупы. И не затупятся ножницы того, кто в этом гигантском городе обрезает нити жизни. У него много работы - от часа к часу, изо дня в день. Реки крови. Город тонет в крови.
   Гурвича передернуло от этой картины.
   Те, кто охотится за ним, все-таки вычислили Аллу. И неизвестно, кого еще. Они широко раскинули свои сети. Надо бежать... Надо бежать из города. В тайгу. В Сибирь... Кто его найдет в тайге, в Сибири?
   А может, за бугор умотать? Хотя бы на Украину... Не выйдет. Загранпаспорт на его квартире, а туда не попадешь - опасно.
   Плохо все. Безысходно...
   Яркие, наверное, в морге лампы. И под ними мертвое тело. Его тело...
   На этот раз он налил полный стакан. И махом опрокинул его. Крякнул дыхание перехватило...
   Анжела с одобрением посмотрела на него. Если мужик пьет, значит, душевно выздоравливает.
   После двух третей бутылки он отключился. Повалился на диван. И захрапел.
   Анжела ласково поцеловала его в щеку. Потратила какие-то полчаса, чтобы наспех привести себя в порядок. Жирно накрасила сексуальные пухлые губы, которые почему-то всех мужиков наталкивали на одну и ту же мысль. И отправилась на работу.
   Сбылась ее давняя мечта - она поднялась в табеле о рангах, переместившись из придорожной забегаловки в приличную гостиницу. Притом в самый центр, считай, у Кремля - в "Россию", которую еще прозывали "Кавказской пленницей". Говорят, лет десять назад, когда она была государственной, ее облюбовали дети южных народов. Любовь эта была настолько крепкой, что при начале дележа государственного имущества ее приватизировал ичкерийский клан.
   Анжеле здесь нравилось. Работала четвертый день. Правда, платили ненамного больше, чем на улице. Зато куда спокойнее. Клиентов полно. Менты свои - только успевай им отстегивать да иногда обеспечь субботник - это дело житейское, не жалко.
   Привела ее сюда подружка Лиля, исполнившая давнее обещание. И теперь они дежурили в свободном номере. Тихо звучал телевизор на неизменном музыкальном канале. Вечер не задался - ни одного завалящего сексуального страдальца. Поэтому время пережигалось на болтовню, сплетни. Лиля перемывала косточки своим клиентам, не скупясь на уничижительные характеристики.
   - На вид - снежный человек. Йети. Волосатый. Обезьяна, ей-богу... Ну, думаю, этот сейчас меня сделает. Не поверишь, инструмент маленький, тоненький, кривенький... У них в Германии там много таких. Страна импотентов.
   - Понятно, - задумчиво кивнула Анжела...
   - В прошлом году, помню... - продолжала журчать Лиля. Опыт у нее был богатый, хотя по виду - совсем малолетка. На ее невинный вид и голубые глаза клевали многие.
   Анжела слушала ее невнимательно.
   - А ты чего? - Лиля, наконец, прикрутила немного вентиль и обратила внимание на странно мечтательный вид подруги.
   - Да у меня все ништяк. С парнем сейчас живу, - вдруг преисполнилась гордости Анжела. - Хороший такой мальчишечка. Такой здоровый. Борода классная... И у-умный...
   - Чего, образование верхнее?
   - Кандидат наук.
   - Бог ты мой, как тебя угораздило? - ехидно произнесла Лиля. Голозадый, нищий, зато в мозгах куча философского дерьма, которое никак не обращается в бабки.
   - Да нет, бабки у него есть. Немного, но есть.
   - Короче, ты его кормишь!
   - Не кормлю! Помогаю. - Понизив голос до заговорщического, она произнесла: - Он скрывается.
   - От кого?
   - От бандитов, наверное. Или от ментов... Или от КГБ...
   - Да ладно насвистывать!
   - Правду говорю.
   Тут телефон зазвенел. Звонила дежурная по восьмому этажу:
   - Девочки, вас там заждались.
   - Не хачики? - опасливо спросила Лиля.
   - Казахи. Но смирные. Интеллигентные.
   - Ладно. А то хачики в прошлый раз мне грудь сигаретой жгли.
   - Ну быстрее. Они ждут.
   Лиля положила трубку.
   - Ну что, подружка. Пошли. Тебе надо деньги на твоего беглого умника зарабатывать...
   * * *
   Человек так и стоял на коленях. Похоже, его эта поза вполне устраивала. По щеке текла одинокая слеза. Он вызывал у Сельмурзаева чувство гадливости и презрения. И, как ни странно, жалость.
   - Встань, будь мужчиной! - прикрикнул депутат. Невысокий мужчина неопределенного возраста, с жиденькими волосами и пухлыми щеками поднялся.
   - Снимите с него наручники, - велел Сельмурзаев. - Он опасен не больше дождевого червя.
   - Спасибо, спасибо, - закивал человек.
   - Тебя как звать, свинья?
   - Анатолий Алексеевич.
   - Алексеевич. Это серьезно... Ну, присаживайтесь, Анатолий Алексеевич.
   "Шестерки" притащили в сырое подвальное помещение мягкие стулья. Пленный осторожно присел на краешек и уставился в пол. При этом его била дрожь.
   - Ты мне скажи, чего у тебя, насекомого, общего с Сашей Кандагарским? Отвечай, свинья!
   - Ничего... Ничего...
   - Ты откуда такой взялся?
   - Из Новосибирска. Я бизнесмен.
   - И чем ты торгуешь, козел прыгучий? - Депутат Госсобрания в выражениях не стеснялся.
   - Продукты питания.
   - Фирма своя есть?
   - Не на меня записана.
   - И зачем Саше новосибирская фирма?
   Анатолий Алексеевич болезненно поморщился и промолчал.
   - Ты жив, пока говоришь правду. Понял, насекомое?
   - Да, да...
   - О чем ты с ним говорил?
   - У меня проблемы... На меня лица, имеющие отношение к преступному миру, начали оказывать некоторое давление. Сопряженное с угрозами насилия и даже убийства.
   - Языком чешешь, как швейной машинкой строчишь...
   - Извините. - Человек съежился, ожидая удара.
   - Короче, на тебя, лоха, наехали бандиты, - подытожил чеченский депутат.
   - В общем... Да...
   - И что?
   - Их аппетиты показались мне неумеренными.
   - Говори по-человечески. Много запросили?
   - Много. Очень много...
   - И ты призвал на помощь Сашу Кандагарского.
   - Мне знакомые его порекомендовали. Сказали, что этот молодой человек владеет опытом разрешения подобных проблем.
   - И как ты их хотел решить?
   - Не знаю. Ну, чтобы он попугал их со своими ребятами. Или убил бы...
   - Ты, червяк, хотел киллера нанять?
   - Ну, хотел.
   - За сколько?
   - Я располагал пятьюдесятью тысячами долларов. Больше было затруднительно.
   - Пятьдесят тысяч, - хмыкнул до того молчавший Султан.
   - Я не бедный человек, - горестно вздохнул новосибирский бизнесмен. Хотя и не богатый. Те люди хотели гораздо большего.
   - Когда ты первый раз увидел Сашу?
   - Мы договорились встретиться сегодня. Я подъехал на Щелковский автовокзал. Он взял меня в свою машину. В Реутове сидели и мирно беседовали... Тут так все неожиданно произошло, - пленник всхлипнул, вытер ладонью лицо. - Не убивайте... Пожалуйста.
   - А зачем ты нам нужен? - В голосе Султана засквозила заинтересованность.
   - Я заплачу.
   - Пятьдесят тысяч долларов, - хмыкнул чеченский бандит.
   - Больше у меня нет.
   - А если уши резать начнем? - широко улыбнулся Султан.
   - Больше семидесяти тысяч долларов я не могу отдать!
   - Семьдесят, - Сельмурзаев хмыкнул, посмотрел на пленника, потом на воодушевившегося Султана, почуявшего запах денег. - Вы пока поторгуйтесь, он поднялся со стула.
   - Поторгуемся, - многообещающе произнес Султан.
   Депутат резко поднялся и вышел. Голова его болела, стискивало виски. Хотя тупая злость и раздражение немножко отступили. Странно, но разговор с этим неказистым и бесполезным человечишкой немного успокоил его. Приятно созерцать раздавленного червяка, который преданно смотрит на тебя и ждет решения своей участи.
   Сельмурзаев поднялся из подвала наверх. Вышел на улицу, в промозглый вечер. Кивнул одному из телохранителей:
   - Бадри, останешься здесь. Будешь сторожить пленного. Там Султан с ним насчет выкупа беседует. Будь в курсе. Доля наша.
   - Понял, - кивнул телохранитель. Слова хозяина насчет денег его воодушевили. Сельмурзаев никогда не обделял своих бойцов при дележках.
   - Поехали, - кивнул депутат своему главному телохранителю Ломали Махмадхаджиеву.
   Роскошный, как рояль, бронированный "Мерседес" качнулся под весом Сельмурзаева, кожаные сиденья мягко приняли тяжелое, мускулистое тело. Машины тронулись. Депутат расслабился. Головная боль отступала. Он прикрыл глаза и задремал.
   А Султан принялся за любимое дело - разработку плана, как выбить деньги, организовать безопасное их получение да еще чтобы, в конце концов, втихаря заложника удушить и похоронить. Этот доходяга, заказчик киллеров, знал чересчур много, чтобы дальше топтать землю. Его надлежало закопать в эту самую землю.
   Заложнику сунули мобильник.
   - Звони родственникам, - Султан для острастки влепил пленнику увесистую пощечину. - Компаньонам. Всем, у кого есть деньги.
   Он перевидал на своем веку много заложников. В Грозном была целая невольничья биржа, куда свозили этих нелюдей. Избитые, измордованные, жалкие. Некоторые ломались долго, некоторые очень быстро. Но этот слизняк нечто особенное даже среди русских скотов. Ни мужчина, ни женщина, так, тварь какая-то неопределенная. И надо же, деньги как-то делал!
   - Да, да, конечно, - кивал Анатолий Алексеевич. - У меня нет родных.
   - Сиротинушка, - хохотнул Султан. - Мне не нужны твои родные. Мне нужны деньги.
   - Будут деньги... Будут...
   Пленный снова и снова набирал телефонные номера. Безуспешно...
   Султан, зарычав, повалил его на пол. Ударил пару раз ногой по ребрам.
   - Ты крутить вздумал, сука?
   - Нет... Еще звонок... Попозже. Они будут!
   - Ладно. Давай данные на твою фирму...
   Паспорт у заложника был при себе. В него вложены какие-то квитанции, бумажки.
   Султан посмотрел на часы. У него на сегодняшний день было намечено решение еще одной небольшой, но довольно важной проблемы.
   - Я поехал, - сказал он своим цепным псам. - Без меня барана не уродуйте. Завтра приеду, продолжим...
   Анатолия Алексеевича оставили в подвале в полном одиночестве. Здесь было прохладно. Выйти отсюда можно было только поднявшись по крайне ненадежной на вид алюминиевой лестнице, ведущей к металлическому люку. Лампочка светила тускло. Из мебели наличествовало несколько покосившихся стульев, на которых можно было устроиться на ночь.
   Заложник уселся на стуле, откинулся на спинку, скрестив руки на груди, прикрыл глаза.
   В этой позе просидел часа полтора.
   Люк открылся. В подвал протиснулся грузный, с одышкой Бадри, которого Сельмурзаев оставил присматривать за пленным. Поставил на пол поднос с какой-то похлебкой и хлебом. Пнул ногой пленного.
   - Жри, сука...
   Заложник закивал, послушно схватил еду и стал жадно ее поедать.
   - Жри, собака, жри. - Бадри наслаждался видом униженного человека.
   Пленный, держа почти опустошенную тарелку, опасливо поднял глаза на Бадри и спросил:
   - А можно у вас попросить стакан воды?
   Бадри размашистым ударом руки выбил тарелку, так что она подлетела и покатилась с грохотом по полу. Влепил пощечину заложнику и зарычал, как разбуженная злая псина:
   - Запомни. Ты никто. Ты раб. Ты должен делать то, что тебе говорят. И брать то, что дают. Ты понял?
   - Понял.
   - И не разевать рот, когда не спрашивают. Ты понял?
   - Понял.
   Бадри отвесил ему затрещину. Заложник пригнулся, и рука только скользнула по его макушке.
   - Ты ничего не понял... Теперь говори.
   - Я все понял... Я буду делать, как вы хотите, - мягко заговорил пленный. - Я хочу жить...
   Голос его приобрел какие-то воркующие интонации.
   - Зачем ты бьешь меня? - продолжал, не обращая внимания на мечущего глазами молнии Бадри. - Мне же больно. Я человек, как и ты. Я ощущаю боль. Представь, что ты бьешь себя... Мы едины. Мы все люди. Наши души соприкасаются...
   Бадри застыл, ощущая себя как-то странно. Слова этого человека окутывали его, сдавливали мягко, но мощно, как кольца анаконды. Лишали обычного его стремления к импульсивным, жестоким действиям.
   - Я тоже человек, - пленник приблизился к тюремщику и перешел на шепот: - Я мог бы стать твоим другом... Я стану твоим другом... Я стану твоим братом...
   * * *
   Глеб обнял Настю.
   - Это надолго? - спросила она.
   - Я не знаю... Все очень сложно... Я не могу тебе сказать всего... Пойми, Настюха...
   - Я понимаю... - Она прижалась к нему.
   Ветер трепал ее просторный, модный, ярко-зеленый плащ, в котором она походила на фею леса. Они стояли около невзрачного "Москвича". Человек за рулем терпеливо ждал. Он будет ждать сколько угодно, не выказывая ни малейшего недовольства. Это его работа - ждать и делать то, что прикажут.
   - Папка, а мы море увидим? - дергал Глеба за куртку Вовка.
   - Увидите.
   - А там вода черная?
   - Почему черная?
   - Так море Черное...
   - Море Черное, а вода зеленая.
   - В Черном море должна быть черная вода, - озадачился Вовка такой явной несообразностью.
   - А в Красном море? - полюбопытствовал Глеб.
   - Красная... Пап, а...
   - Стоп. Молчать, - Глеб взял сына на руки, подкинул.
   - А я буду плавать? - не обращая внимания на приказ молчать, продолжал донимать вопросами малыш.
   - Будешь...
   Машины стояли, прижавшись к обочине трассы, ведущей на аэропорт "Шереметьево-2". Это был миг прощания. Надолго? Навсегда?
   Настя ко всему привыкла. Она жила, зная, что в любой момент может разбить ее только-только устоявшуюся жизнь телефонный звонок, и ей придется убираться на другой конец света, бросая вещи, квартиру. Так уже бывало. Это означало, что у Глеба охота, притом охотится не только он, но и за ним. Рядом с охотником, когда он вышел на след, не должны идти женщина и ребенок. Они должны ждать в теплом и сокрытом от чужих взоров убежище. Еще она знала, и это знание наполняло ее холодом, что однажды может случиться так, что придут хмурые люди и скажут: "Глеб не вернется. Он был хорошим солдатом". И это "был" подведет окончательную, не подлежащую пересмотру черту. И она молилась, чтобы этот миг не наступил. И чтобы миновала их чаша сия. Единственно, чем она могла помочь самому дорогому человеку на земле, - это молитвами.
   - Вовку держи в ежовых рукавицах, - с напускной серьезностью напутствовал Глеб.
   Вовка тут же начал толкать свою старую теорию, что в ежовых рукавицах должны ходить ежи.
   - Ладно, любимая... Вам пора.
   - Пора, - кивнула она.
   - Самолет через час.
   -Глеб... Будет очень горячо?
   - Не горячее, чем на сковородке. Нас так просто не поджаришь, Настюх. Тебе ли не знать, что мы в огне не горим.
   - Я знаю. - Она поцеловала его.
   Они стояли, обнявшись, еще долго.
   Время вышло. Глеб еще раз подбросил на руках Вовку, усадил его в салон, крепко сжал руку Насти, вложив в этот жест то, что недосказано, несокрушимую уверенность, что он вернется. Кивнул водителю.