Рясной Илья. Террор не пройдет! (Белый легион - 2)

   В доме, как и обещал Руслан, отлеживались, зализывали раны двое чеченских боевиков. Чувствовали они себя здесь вольготно. Видимо, были уверены, что милиция сюда не сунется, поэтому на виду держали два автомата Калашникова.
   Гостей боевики встретили сначала с настороженностью. Но после звонка Сельмурзаева, который подтвердил, что гости вполне заслуживают хорошего отношения, горцы расслабились и подобрели. Друзей хозяина надо уважать.
   - Телевизор хочешь смотреть? - спросил молодой чеченец у Глеба, к которому проникся теплыми чувствами как к начинающему клевать на щедрые посулы объекту вербовки. - Тарелка от спутника есть. Сто программ берет!
   - С комфортом устроились.
   - Да... Чечня - электричество мало. Все плохо. Здесь хорошо.
   Чеченец загрустил. Но ненадолго. Его посетила показавшаяся ему весьма удачной идея.
   - Кассеты есть. Порнуха есть.
   - Не стоит, - отмахнулся Глеб.
   - Зря. Хорошая порнуха... Такие девушки... Что, думаешь, я не знаю, как с девушками туда-сюда, да! - вдруг воскликнул молодой чеченец горячо. Помню, одну в зиндан держали. У нее отец богатый такой, да. Крутой такой... Армянин... Или еврей... Из Москвы ее везли... Ах, какая была... Ох, какая кожа... Ох, как я с ней...
   - Блондинка?
   - Да нет, рыжая такая. Но неважно... Жалко даже ее было.
   - Почему жалко?
   - Что-то там не получилось. Базар-мазар с ее отцом не пошел.... В общем, пришлось ее стрелять. Я и стрелял... Раз - и все. Перед видеокамерой... Но хорошая была...
   - Да. Бывает, - рассудительно произнес Глеб.
   - Бизнес, - развел руками чеченец.
   Атаман, сидевший на кожаном диванчике в углу, хмуро уставился прямо в затылок молодого чеченца. Если бы боевик поймал этот тяжелый взор, то наверняка сейчас бы не чувствовал себя так комфортно. Так глядят, когда целятся перед контрольным выстрелом.
   Через четверть часа послышались звуки автомобильных моторов.
   - О, приехали. - Второй чеченец, низкорослый, с длинными руками, похожий на пастуха из высокогорного аула, появившегося на свет от порочной связи его матери со снежным человеком, бросился на улицу открывать ворота.
   Глеб выглянул в окно. В ворота въезжал "Мерседес" с темными тонированными стеклами. Черт возьми, бронированный... При определенном раскладе этот фактор может обернуться серьезными проблемами... Джип "Паджеро" цвета вишневый металлик - машина сопровождения с охраной припарковался за воротами рядом с зеленым "БМВ".
   Из соседней комнаты появился тучный оперативник, который недавно на шоссе столь убедительно сыграл роль старшины-гаишника. Он подталкивал в спину вялого, шаркающе передвигавшего ноги Руслана.
   - Ну что, Руслан. Иди, встречай гостя, - кивнул Глеб.
   Теперь бы только чеченец не выкинул какой-нибудь фокус. На этот счет Глеб подстраховался. Перед отъездом на базу Руслана оглушили, накормив приличной дозой психотропных веществ, которые напрочь отбивают стремление к импульсивным поступкам. И все же стопроцентной гарантии, что объект будет действовать по плану, не было. Слишком мало времени с ним работали.
   Комитет по торжественной встрече в составе Руслана, Глеба и Атамана выстроился во дворе.
   Бугай в черном костюме, как из рекламы телохранителей, в черных очках (даром, что солнце уже село за лес) выскочил из машины и услужливо распахнул заднюю дверь. Из салона степенно, неторопливо выбрался высокий, статный чеченец с благородной осанкой и ступил на гравий дорожки.
   Сердце Глеба радостно екнуло. Повезло так повезло! Это как раз тот, кто нужен, - депутат Сельмурзаев!
   Собственной персоной пожаловал. Никому не доверил! И не в лом было на ночь глядя переться сюда!
   Руслан шагнул навстречу Сельмурзаеву. Они обнялись, как два молочных брата после долгой разлуки.
   Руслан напрягся. И Глеб совершенно четко понял, что сейчас горец что-то ляпнет, выходящее за рамки дипломатического протокола.
   Ратоборец был готов к любому варианту развития событий. Он не обдумывал решения. Оно пришло само! Накопившаяся в Глебе энергия нашла выход! Он резко вдавил кнопку рации, прикрепленную к запястью... И начал движение.
   Он мчался, как ураган, сметая все на своем пути. Походя сшиб с ног чеченца-пастуха - тот даже и не пикнул, рухнув как подкошенный. Рубанул ногой по горлу телохранителю в черном, кажется, отправив его в путешествие к самому Аль-Ваххабу и райским гуриям. Продолжая движение, сделал подсечку оторопевшему и никак не ожидавшему нападения депутату и отключил его щадящим ударом в голову.
   Атаман выстрелил из бесшумного пистолета в грудь телохранителя, неосмотрительно высунувшегося из "Мерседеса" с короткоствольным пистолетом-пулеметом "скорпион".
   У личного водителя депутата реакция была выше всяких похвал. Он резко повернул ключ в замке зажигания. Машина завелась сразу, как и положено "Мерседесу", и не к месту уютно заурчала мотором. Что будет дальше спрогнозировать не так трудно. Бронированное четырехколесное чудище снесет задним ходом ворота к чертям собачьим. И вырвется на оперативный простор. И пули от него будут отскакивать, как горошины от слоновьей шкуры.
   Глеб стремительно преодолел расстояние, отделявшее его от машины, Рывком выдернул скрючившееся тело убитого телохранителя. И повалился внутрь, на мягкие лайковые сидения.
   Водитель - квадратный, со сросшимися бровями и тяжелой челюстью, резко повернулся к Глебу боком. Он был вооружен. И вороненый ствол уже почти завершил свое неумолимое движение, готовясь выплюнуть свинцовую примочку в цель. Оставалось только надавить пальцем на спусковой крючок.
   Глеб аккуратно, казалось, неторопливо отвел руку с пистолетом. Ухнул выстрел. Пуля пробила панель красного дерева. Следующего выстрела не прозвучало. Глеб перехватил пистолет, дугообразным движением провернул его, ломая противнику пальцы. Отшвырнул тяжелую и опасную игрушку в сторону. Потом ласково и мягко захватил квадратного за шею. Она была мускулистая, железная. Но никакие мускулы здесь не помогут. Вот биоактивная точка. Надавить на нее...
   Водитель дернулся, почувствовав, что ему не хватает воздуха. Потом на него навалилась тяжелая тьма... Бронированный "мерс" так и не стронулся с места. Машину сопровождения снаружи упаковали тоже быстро. Оперативники, выскочившие из "БМВ", поставили под стволы и вытряхнули из салона вовсе не спешащих умирать телохранителей.
   Глеб перевел дыхание. Весы непостоянного бога войны снова качнулись в его сторону. Потерь у группы нет. У противника - два трупа. Чистая победа...
   Пленных разложили в ряд в большой комнате. Там же на ковер лег портфель, наполненный пачками долларов, - плата Руслану за изотопы. Атаман подошел к распластанному любителю рыжих девушек и порнухи, схватил его за волосы, заставил подняться. Чеченец смотрел на него, как зверь, которого ведут на убой, - животный ужас и мольба о пощаде во взоре. Он встретился с глазами Атамана, и ему все стало ясно.
   - Не хочу... Не делай, - пробормотал Молодой чеченец.
   Атаман молниеносно выдернул из чехла на рукаве нож и полоснул боевика по горлу. Отскочил в сторону, чтобы не испачкаться в крови. Все произошло настолько быстро, что никто даже голоса не успел подать.
   - Война, - недобро усмехнулся Атаман. - Бизнес...
   Глеб неодобрительно посмотрел на своего помощника, но ничего не сказал. Взял рацию.
   - Объект взят. Группа Два, Три - для зачистки территории. И эвакуации... как поняли?
   - Принято...
   - Ждем.
   * * *
   Машина у Ромы, видимо, решила объявить забастовку. На все попытки завести двигатель видавшая виды и знававшая лучшие времена двадцать четвертая "Волга" отвечала каким-то ехидным жужжанием. Двигатель не желал заводиться. Рома копался в моторе, Прикрикивая на белокурую шалаву, имевшую внешность невинной курсистки Императорского института благородных девиц:
   - Ключ дай! Да не этот, а тот! Увидев идущего от бани Гурвича, он озадаченно посмотрел на него.
   - Ты куда?
   - Машина на приколе?
   - Встала! Упрямая, сволочь!
   - Мне в Москву надо, - голос у Гурвича был какой-то жестяной.
   - Э, Леха, чего с тобой? Тебя что, Наташка укусила?
   - Белидзе, мой шеф, умер.
   - Да иди ты! Как?!
   - Мутно все это, - пробормотал Гурвич. - Я так и думал...
   - О чем ты думал?
   - Упаси господи, если я прав, Рома!
   - Может, подождешь... Завтра поедем... Все равно ты уже ничем горю не поможешь.
   В словах Ромы был какой-то резон. Вечером тащиться в Москву. Зачем? Успокаивать скорбящих родственников? Но Гурвич чувствовал, что так надо. Он еще не знал, почему, но был уверен, что оставаться здесь ему нельзя... Никак нельзя!
   - Мне надо ехать, - твердо произнес он.
   - Да подожди хоть полчаса, - попросил Рома. - Может, еще починю мустанга. Живо до станции доскочим.
   - Нет, надо ехать, - как заведенный повторил Гурвич.
   Он прошел в дом. Натянул толстый вязаный свитер. Застегнул на "молнию" кожаную куртку с меховой подкладкой. Закинул на плечо ремень сумки.
   Уже выходя за ворота, вспомнил, что забыл бритву с лезвиями, зубную щетку. Ну и черт с ними! Возвращаться - плохая примета... Хотя куда уже хуже...
   Народу у остановки набралось много. Автобусы ходили раз в два часа, а желающих покататься на них за это время набиралось предостаточно. Щетинистые красномордые мужички с мозолистыми руками. Бабки с неизменными сумками на колесах, которые, судя по всему, всем бабкам раздают где-то централизованно, и ведром с огурцами. Размалеванные сверх всякой меры девицы, озабоченные и решительные, видимо, твердо решившие погулять в этот вечер на полную катушку. Гурвичу вдруг стало тоскливо. Тревожно защемило в груди. Он ощутил жуткое одиночество. А вокруг бесполезные люди совершают бесполезное броуновское движение, перетирая без всякой цели день за днем...
   Через десять минут подкатил желтый "пазик", заляпанный грязью и мокрым снегом.
   - А ну наддай! - азартно и грубо орали пассажиры, втискивая свои тела в узкие двери.
   Гурвичу ничего не оставалось, как тоже заняться этим видом спорта. Иначе придется больше часа топать до вокзала пешком.
   Когда он протиснулся в салон, что-то заставило его глянуть в окно. Взгляд упал на желтую машину - кажется, "Рено", пристроившуюся в хвост автобусу. Для этих мест транспортное средство чересчур шикарное.
   Из надсадного рева и жуткого скрежета механизмов напрашивался неутешительный вывод, что автобус вот-вот развалится, погребя под своими обломками пассажиров. Но он бодро катил по колдобинам и ямам, останавливаясь через каждые сто метров то на остановках, то по просьбам пассажиров. С горем пополам это антикварное чудо техники добралось до вокзальчика.
   - Спишь, да? - Гурвича вывел из оцепенения толчок в спину.
   Он спрыгнул со ступеней на асфальт, освобождая проход. Толпа из автобуса обтекла его и устремилась к вокзалу. А он замер на месте.
   Им продолжало владеть ощущение какой-то ирреальности происходящего. Дело даже не в том, что Белидзе мертв - человек смертен, и внезапно смертен. Дело в том, что он не мог покончить жизнь самоубийством. А если это не самоубийство, то привычный мир, в котором нашел свой теплый уголок Гурвич, рушится на глазах. И реализуются самые потаенные кошмары. И получается, что за его жизнь теперь и ломаный грош - много.
   Гурвич сдержался, чтобы не застонать. Подбросил сползающую сумку на плече. И, согнувшись, направился вперед. В голове вертелись, как по кругу, мысли - сон, кошмар, не может быть, так и есть. Но крутились как-то тупо, не окрашенные в эмоции. В течении этих мыслей была какая-то магия. Потом глаз непроизвольно заскользил по асфальту, следуя изгибу пересекающих его трещин. В голову вдруг полезло, что эти трещины наверняка несут в себе скрытый смысл. В них язык взаимоотношения хаоса и гармонии. Конфликт залитого бетоном ровного и совершенного в своей завершенности пространства и сил разрушения, желающих нарушить порядок вещей... Стоп, оборвал он себя. Совсем не туда понесло. Так и до Канатчиковой дачи недалеко.
   Гурвич распрямился. Встряхнул головой. Обозвал себя психом... Мысленно приказал себе собраться... Впрочем, без особого успеха.
   В небольшом здании вокзала, выкрашенном в веселенький, как молодая трава, зеленый цвет, Гурвич направился к окошку кассы. Протянул деньги. Получил билет. Посмотрел на расписание. Электричка отходила через двадцать минут - в полпятого.
   Эти заученные, миллион раз повторенные действия вернули его на грешную землю. Он вышел из странного состояния полутранса. Чувства обострились. И, наконец, пришел страх. Страх за свою шкуру и перед неопределенностью. Он таился в нем уже давно, когда программист просчитал все варианты. Он не верил в свои худшие опасения. Но все пошло именно по самому дрянному варианту.
   Гурвич пошатался по тесному зданию вокзальчика, где с комфортом обустроилась многочисленная семья таджикских цыган, навостривших лыжи в столицу выпрашивать подаяние и заниматься кражами. Самые мелкие начали работу уже здесь. Трехлетний, не больше, цыганенок начал теребить рукав программиста, жалобно попискивая:
   - Дай! Есть хочу! Дай!
   Гурвич отпрянул от ребенка, как от прокаженного. Нервы ни к черту!
   Он направился к газетному киоску рядом с кассами. Купил у круглолицей девчонки сборник кроссвордов и пару номеров "Столичного метрополиса", в красках и пикантных подробностях повествующего о жизни и падении звезд и примкнувших к ним тусовщиков. В буфете рядом приобрел две бутылки "Тверского" пива. Нашел место подальше от цыган - в самом углу зала. Отсюда через замызганное окно открывался вид на унылую привокзальную площадь.
   Гурвич распечатал ключом от квартиры бутылку. Припал к горлышку. Потом уставился на унылый вид за окном...
   Удар по нервам - это как встряска от электротока. Гурвич издал слабое нечленораздельное восклицание, увидев ту самую желтую машину. "Рено" или "Шкода". Она пристроилась между мотоциклом "Урал" и грузовиком-пятитонкой на стоянке перед зданием вокзала.
   "Тьфу, вот чокнутый, - мысленно обругал себя Гурвич. - Мания преследования. Так скоро в каждом человеке будем видеть врага. Да это та самая желтая машина, которая ехала за автобусом. Ну и что? А куда еще машине ехать, как не на вокзал? Все пути в городишке этом сходятся на макаронной фабрике, совхозе и вокзале!"
   Он сделал усилие, пытаясь безжалостно выбросить глупости и подозрительность за борт. На время ему это удалось...
   Электричка опоздала всего на пять минут. Народу там было немало, но сидячие места имелись. Гурвич с удовольствием занял место у окошка. И принялся за чтение газеты и уничтожение содержимого второй бутылки.
   В вагоне пахло луком и чем-то кислым. У выхода расположилась шумная молодежная компания. Ребята и девчонки матерились азартно и с толком, играли в карты и олицетворяли собой анархичную угрозу существованию правопослушного и безобидного обывателя, то есть тот самый хаос, разъедающий общество. Гурвич тоже ощутил себя неуютно. Поежился. Компания додавит еще бутылку-другую бормотени, и начнется битье морд.
   Правда, ехать недолго, каких-то минут сорок. За это время до мордобоя может и не дойти.
   Ветка эта дурацкая к Москве не шла. Добраться до столицы можно было, только пересев на станции Раздольное на другую электричку. Пьяная компания вывалилась из вагона ко всеобщей радости за две остановки до Раздольного. Исчезла, растворилась на российских просторах по своим делам - доиграть в карты, купить еще водки и начистить кому-нибудь физиономию. Начистят обязательно - что за пьянка без драки?
   - Животные, - пробурчал Гурвич.
   Когда из мира эмпирей он падал в реальный грубый мир, то в очередной раз убеждался в его непроходимом убожестве. Белидзе - тот совсем другого склада был. Везде как рыба в воде - и в дружеской компании, и в темной подворотне, когда нужно набить морду паре хулиганов, и за компьютером. А математик Санин, наоборот, существо совершенно воздушное, его земля не притягивает, а если притягивает, то бьет по пяткам больно. Он вообще не приспособлен к жизни. Гурвич в этой компании - нечто среднее... Но Белидзе мертв. Все-таки не удержала его земля, на которой он стоял обеими ногами плотно и надежно. Ох, как плохо все...
   Железнодорожные пути ветвились и ширились. На них застыли черные нефтяные цистерны, платформы с прикрытой брезентом техникой. За окнами резко тормозящей электрички потянулись ангары и краснокирпичные цеха. Раздольное узловая станция. Пересадка на Москву. Приехали.
   Опять повторение вечной процедуры - покупка билета, просмотр расписания, ожидание поезда, который появится через полчаса.
   Гурвич купил еще бутылку пива. Влил ее в себя. Потом жидкость бестактно попросилась наружу. Программист взял курс на ближайший туалет типа сортир. Кинул пятирублевую монету старичку-боровичку, хмурому хранителю сортира, начальнику унитазов и писсуаров. Тот протянул ему чек - у него под рукой была целая картонная коробка, наполненная ими. Программист устремился внутрь. За умывальниками шли запутанные катакомбы с хаотично натыканными писсуарами, кабинками. Здесь было на удивление чисто... Только выбрав приглянувшееся ему место и пристроившись около писсуара, Гурвич услышал тяжелые шаги. Скосил глаз. И похолодел.
   В помещение зашел молодой парень с мясистым стриженым загривком.
   Еще один шок - как обухом по голове. У Гурвича было отличное зрение. И прекрасная зрительная память. И он сразу вспомнил, где видел этого типа. В той самой желтой машине!
   Программист поймал коснувшийся его мимолетный взгляд незнакомца. Угрожающий. Изучающий.
   Сердце сжалось. Гурвич отвел глаза и напряженно уставился перед собой, старательно изучая белый, в серых потеках, кафель на стене. Амбал сделал шаг в его сторону.
   Гурвич съежился. На спине выступил пот, и тонкая его струйка потекла меж лопаток. Спина казалась такой открытой, беззащитной. И он понял, что сейчас ее продырявит нож или пуля из пистолета...
   * * *
   Даже в подвале, будучи более чем в плачевной ситуации, Сельмурзаев умудрился сохранить свой лоск. Изрядно помятый костюм все равно сидел на нем как влитой. И на лице застыло выражение самоуверенности, брезгливости и угрозы. Тигр в клетке все равно остается тигром.
   - Прошу объяснить мне, где я нахожусь, - произнес он спокойно, хотя видно было, что это требовало от него немалых усилий.
   - Разве это важно? - сказал Глеб. - Важно, в каком положении вы находитесь.
   Комната была тесная. Стулья привинчены к полу. Шуршала вода в ржавых трубах, стены были мокрые. Привести это помещение на базе-2 в приличное состояние ничего не стоило, однако опыт показывает, что именно в таких камерах лучше всего развязываются языки. Это помещение тем, кого занесло сюда не по своей воле, казалось тамбуром в могилу.
   - По-моему, вы не бандиты, - произнес депутат сухо.
   - Точно подмечено, - усмехнулся Глеб.
   - Я достаточно видел спецназов, чтобы узнать специфический почерк... Федеральное агентство госбезопасности? Управление по борьбе с бандитизмом? Да?.. Для государственной структуры вы ведете себя слишком опрометчиво.
   - Это почему же?
   - Вы считаете, что похищение депутата Госсобрания сойдет с рук спецслужбе, какой бы крутой она ни была?
   - Для этого необходимо, чтобы кто-то подал жалобу.
   - Вы напали на мою охрану, вторглись в жилище и теперь угрожаете смертью? - В голосе депутата появилась насмешка - мол, видали мы такие разводки дешевые.
   - Угрожаю? - удивился Глеб. - Я дал повод для такого обвинения?
   - Не кривляйтесь. Кто вы там - майор, подполковник?.. Вы думаете, что вернулся тридцать седьмой год?.. Времена те уже прошли. Безвозвратно...
   - В каждом времени есть своя прелесть, Усман Бисланович... Вы ведь признаете только силу. Сегодня сила на нашей стороне...
   - Ладно. Оставим этот глупый разговор. Вы обязаны уведомить о моем задержании Госсовет, моих родственников и адвоката. После установления личности вы обязаны меня отпустить. Откройте мое удостоверение, - он кивнул на лежащую на столе бордовую книжечку.
   - Вы всерьез считаете, что мы задержали вас, чтобы удостовериться в личности и потом отпустить?
   - Вы сделаете это...
   - Вы сами не верите в то, что говорите. Мы взяли вас в плен, Усман Бисланович.
   - Что? Кто вы?!
   - Мы, - Глеб усмехнулся.
   Конечно, у него и в мыслях не было объяснять Сельмурзаеву, что такое "Белый Легион". Незачем чеченцу знать, что у Имперского комитета госбезопасности остался небольшой, но боеспособный наследник, давно пустившийся в свободное плавание, сбросивший с себя контроль всех ветвей власти и превратившийся в некий тайный Орден. В память о "Большой конторе" КГБ СССР - эту подпольную организацию именовали еще "Малой конторой". В ее распоряжении оказались материальные средства и тщательно законспирированные структуры.
   "Белый Легион" остался в России одним из последних серьезных игроков на арене, где ставкой служат стратегические интересы, жизнь миллионов людей, выживание русского народа, некогда великого, а теперь загнанного в угол. "Легион" - это тот костыль, на который еще может опереться едва державшаяся на ногах, умирающая держава. Правда, он прилично потрепан и ослаблен бесконечными войнами за место под солнцем, борьбой на свой страх и риск с террористами, "Синдикатом", спецслужбами Запада, мафией и собственными коллегами из госорганов. Но еще способен кое на что. Он ведет свою войну, где нет законов, где большая цель оправдывает любые средства. Иначе и быть не может, поскольку "легионеры", по существу, последние солдаты России на последнем рубеже.
   - Давайте договоримся, - произнес Глеб. - Спрашивать будем мы. А вы отвечать. Для начала вы нам поведаете, зачем вам чемодан с изотопами.
   - О чем вы говорите?! - искренне возмутился Сельмурзаев.
   - Руслан привез вам изотопы. Цель?
   - Глупый разговор... Я не знаю, что наговорил Руслан. Он мой дальний родственник и иногда пользуется моим гостеприимством.
   - Как и два террориста с оружием, что приютились в доме.
   - О них я вообще ничего не знал. Этим домом пользуются многие мои родственники. И записан он на мою сестру. Что там творится - за это я ответственности не несу...
   - Вы что, правда надеетесь, что мы будем брать согласие на привлечение вас к уголовной ответственности?
   - А вы думаете по-другому?
   - Я думаю, что если мы не найдем общий язык, то сначала порежем на куски тебя, сука позорная, - Глеб подошел к депутату и взял пальцами его за горло. Сельмурзаев попытался дернуться, но Ратоборец надавил на болевую точку, и рука обвисла. - А потом твоего змееныша, который в Англии учится. Родственников. Всех под нож...
   Он отпустил.
   Чеченец перевел дыхание. И произнес глухо:
   - Делай что хочешь! Ничего не узнаешь!
   - Значит, взаимного согласия не получилось... Жаль.
   Сельмурзаев выругался по-чеченски.
   Он привык, что с ним играют в поддавки. Что все наезды не страшны. Потому что даже если государственная контора наезжает по беспределу, всегда можно включить каналы, и зарвавшимся ребятам прикажут сдать назад. Но только он ошибался. Это была вовсе не контора. Точнее, не та контора...
   Дальше разговор продолжился в комнате с хирургическим креслом. К теплой компании прибавился Доктор.
   - Сколько у нас времени? - спросил он, бездонными черными глазами разглядывая депутата, чьи запястья были прикованы к креслу.
   В глазах чеченца застыла тяжелым камнем ненависть. И упрямство. Депутат ожидал самого худшего. И был готов к нему. Он был готов умереть, в отличие от Руслана. Усмана Сельмурзаева знали как человека стального, несгибаемого. Но Доктор смотрел на него с пониманием, мудро. Он знал, что не бывает несгибаемых людей. Весь вопрос только в количестве затраченных усилий. Стального человека можно согнуть. Чугунного - сломать...
   - Времени у нас не так много, - сказал Глеб. - Скоро его хватятся, и небеса содрогнутся от вопля мировой и туземной общественности.
   - Мне нужно часов восемь-девять. - Доктор прилепил к плечу Сельмурзаева какой-то датчик. Чеченец дернулся и выругался, но Доктор не обратил на это никакого внимания.
   - Главное - результат.
   - Результат будет, - улыбнулся ласково Доктор и посмотрел на Сельмурзаева.
   Их глаза встретились. Дуэль длилась не больше трех секунд. И ненависть, упрямство стали уступать место в глазах депутата животному ужасу.
   - Не бойтесь, дорогой мой пациент. Я не палач. Будет совсем не больно...
   Доктор был гордостью старой Конторы. В закрытом и пользующемся заслуженно зловещей славой НИИ номер семь он достиг совершенства в методике подавления личности - виртуозно использовал для этого дела весь возможный арсенал средств, начиная от гипноза и кончая психотропными устройствами и психотропными веществами. Шансы Сельмурзаева устоять против Доктора равнялись круглому нулю. Вопрос состоял в том, чтобы не угробить допрашиваемого, чтобы выдержало сердце и нервы, и он не преставился от инфаркта и не превратился бы в буйного психбольного.
   - Ну что, начнем. - Доктор взял инъектор и вкатил пленнику первую дозу "лекарства". Человечество всю историю пыталось применять вещества, развязывающие языки лучше пыток. На научную основу это было поставлено в Англии в XVIII веке, когда подозреваемому сделали инъекцию опиума. В 1916 году американский врач Роберт Хаус провел опыты по использованию скополамина - обезболивающего препарата растительного происхождения. Позже были попытки применения для этих целей наркотиков - марихуаны, мескалина, ЛСД. В пятидесятые годы ЦРУ пробовало псилоцибиновые грибы, яд кураре. Особую известность получил пентонал натрия. Настоящая революция произошла в семидесятые годы, когда в закрытых институтах КГБ, ЦРУ начали прокатывать сложные химические соединения, обладающие порой волшебными свойствами. Применение психотропных веществ упирается в один момент - не проблема привести человека в состояние оглушенности, когда язык сам будет болтаться, как тряпка на ветру. Весь вопрос в том, что в таком состоянии человек легко продуцирует ложные воспоминания и сам становится уверенным в их истинности. Отсечь лишнее, разобраться, где правда, а где фантазии, вот тут нужен высокий уровень оператора. Доктор в этих делах был настоящим кудесником. Он мог невозможное...