Страница:
Отличие заключается в том, что один зольник служил местом весеннего костра несколько лет, а потом рядом создавалось новое кострище-зольник. Здесь же нет признаков повторности. Кроме того, в зольниках много магических глиняных изделий, в том числе и моделей хлебцев-крестов.(
Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 335.) Здесь же кострище-чучело тем и отличается от изб поселка, что в нем нет ритуальных хлебцев.
Четко обозначенная женская сущность ритуального "пожара" заставляет вспомнить этнографические данные о ежегодном обряде сожжения соломенного чучела Мары, Морены, Костромы, Купалы, широко распространенного в славянских землях. Однако между костром в форме женской фигуры и женским чучелом, бросаемым в бесформенный костер, есть существенное различие в самой идее обряда: чучело Мары бросают в огонь (или в воду), символизируя человеческое жертвоприношение; в нашем же случае изображено некое хтоническое божество принимающее какие-то жертвы.
Главным возражением против этой гипотезы является несомненная однократность весьма торжественного обряда, произведенного в древнем Шумске. И "пожары", оставившие зольники, и костры, в которых сгорали небольшие соломенные куклы Купалы или Костромы, были ежегодными, обычными. Здесь же перед нами уникальный обряд, аналогии которому не находятся.
2. Вторым, и более естественным, является предположение о жертвоприношении по какому-либо особому, исключительному случаю: стихийное бедствие, засуха, эпидемия.
Эпидемия, мор, вполне объясняет и сочетание чучела-жертвенника с кладбищем и крадой возле него. Женское божество, поглощающее посвященные ей приносы, могло быть Макошью (в случае угрозы урожаю), а в случае мора и угрозы жизни людей это могло быть олицетворением того враждебного и злобного божества вроде Мары, Морены, (от "мор", "морить"), которое впоследствии приняло общеизвестный облик сказочной Бабы-Яги. Сказки часто подчеркивают огромность этого существа: Баба-Яга лежит в избе из угла в угол: "в одном углу ноги, в другом голова, губы на притолоке, нос в потолок уткнула"; "Баба-Яга, костяная нога морда глиняная, грудью печку затыкает" (иногда - "титьки её на грядке висят").
Двойником Бабы-Яги является Лихо Одноглазое: "Лихо олицетворяется в наших сказаниях бабой-великанкой, жадко пожирающею людей".( Афанасьев А. И. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1869, т. III, с. 591.) Украинские сказки, в которых главным противником героя является Лихо, уравнивают Лихо с Бабой-Ягой: эта великанша живет в лесу, едва умещается в своей избе, жарит зарезанных ею людей в печи. Кузнец, попавший во власть Лиха, только хитростью избавляется от великанши-изверга. Кузнец, противостоящий олицетворению зла, - это персонаж древнего эпоса начала железного века. Одноглазое Лихо "ростом выше самого высокого дуба".( Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1868, т. II, с. 698-699.) Что касается одноглазости интересующей нас древлянской ритуальной фигуры, то следует сказать, что во всем полукруге её головы ("северный выступ") отмечена только одна точка на месте правого глаза - там положены четыре крупных камня. Шумское антропоморфное кострище вполне могло быть общественным жертвоприношением злобному божеству смерти и зла в каких-либо особых устрашающих обстоятельствах. Юлий Цезарь привел две причины построения огромных чучел: "тяжкие болезни" и война с её опасностями. 3. Третье объяснение сущности шумского комплекса является лишь частным случаем второго, связанным не с мором-эпидемией, а с конкретным военным эпизодом в жизни Древлянской земли. Речь идет об известном убийстве древлянами киевского князя Игоря Старого в 945 г.
Заключив выгодный договор с Византийской империей, по которому "великий князь Русьской и боляре его да посылають в Грькы к великим цесарем Грьчьскым корабля елико хотятъ", Игорь был заинтересован в увеличении поборов с населения для получения основных экспортных статей. "И приспе осень и нача мыслити на Древляны, хотя примыслити большю дань".( Шахматов А. А. Повесть временных лет, с. 61. 38 Шахматов А. А. Повесть временных лет, с. 66. 37 Седов В. В. Восточные славяне в VI - VIII вв. М., 1982, с. 103, карта № 13.) Игорь отправился в полюдье "и насилия им (древлянам) и мужи его". Древляне убили князя под Искоростенем, а вдова Игоря, княгиня Ольга, убившая в Киеве два древлянских посольства, привела войско в Древлянскую землю, истребила на тризне под Искоростенем еще 5000 древлян и на следующий год начала войну по всей земле. "Древляне же побегоша и затворишася в градех своих". Ольга сожгла столицу древлян и обложила всю землю "данью тяжкою", пройдя по ней "с сынъмь своимь и с дружиною".
Уникальному событию могло соответствовать уникальное ритуальное сооружение. Дата шумского комплекса допускает такое сопоставление. Наиболее вероятно, что грандиозное общественное сооружение было создано после убийства великого князя и после жесточайшей мести Ольги - послы древлян были живыми зарыты в землю, а второе посольство было сожжено живьем.
Весть о двукратной публичной расправе с послами не могла не дойти до древлян - Деревская земля начиналась и по историческим (сражения 1136 г. у Треполя, Белгорода, Халепа и Дерев) и по археологическим данным" в непосредственной близости от Киева, а столица древлян - на расстоянии одного дня быстрой скачки. Немаловажным обстоятельством является то, что жертвоприношение "Лиху Одноглазому" было произведено не у стен древлянской столицы и не в середине Деревской земли, а на её самой далекой окраине, закрытой от Киева водоразделом Тетерева и Ирпеня и большим лесным массивом, тянущимся на полтораста километров. Жертвоприношение плененных врагов известно у многих народов (галлы, бритты, поляки, литовцы, балтийские славяне и др.).( Афанасьев А. И. Поэтические воззрения…, т. II, с.260-262.)
Известно оно было и древним русам: сын Ольги Святослав во время войны с Византией был осажден в Доростоле на Дунае. После вылазок, ночью, русы, по свидетельству Льва Дьякона, выходили из крепости и сжигали трупы своих воинов. "Когда ночь опустилась на землю и засиял полный круг луны, скифы (русские) вышли на равнину и подобрали своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили частые костры и сожгли, заколов при этом, по обычаю предков, множество пленных мужчин и женщин…". Этот мрачный эпизод запечатлен на картине Г. И. Семирадского в Историческом музее в Москве. Если принять допущение о военном происхождении шумского комплекса, то ход событий может быть предположительно восстановлен так:
а. Осуществив свой суд над князем-волком и узнав о судьбе своих посольств, древляне должны были готовиться к войне с Киевом. Одним из элементов этой подготовки могло быть грандиозное жертвоприношение, совершенное втайне от киевлян на глухой окраине Деревской земли.
б. У последнего древлянского села (Тетеревка) был создан комплекс для погребения своих воинов (крада и могильник с трупосожжением) и для торжественного сожжения жертв. Обширный дом с печью ("истобка") и пристройками мог быть предназначен для временного пребывания участников церемонии. Четырнадцать деревянных сарайчиков могли предназначаться для временного помещения трупов своих покойников (см. ниже разбор данных Ибн-Фадлана). Глина в "истобке" могла служить для оформления деталей чучела ("Баба-Яга, морда глиняная").
Организация "восточного выступа" чучела (левая половина груди великанши), где нет ни кострища, ни следов кольев, ни камней, наталкивает на мысль, что ритуал умилостивления Морены-Яги мог подразделяться на два этапа. Первоначально, очевидно, на дерне площадки был обозначен общий контур женской фигуры. В области её сердца (начало "восточного выступа" близ входов) был поставлен массивный идол в яме диаметром в 1 м (А); рядом с ним был устроен круглый, плоский глиняный жертвенник (Б), а между ними - еще одна яма (В) неизвестного назначения. Срединные столбы конструкции чучела, которые одновременно могли быть тоже идолами, позволили И. П. Русановой напомнить описание русского культового места на волжской пристани, сделанное Ибн-Фадланом: длинный столб с лицом человека, а вокруг него маленькие изображения, позади которых еще какие-то "длинные бревна". Все это здесь есть. Очевидно, в этом месте, где подразумевалось сердце богини, производился самый обряд принесения жертв, которые затем размещались в середине чучела, в утробе богини.
г. Чучело великанши было изготовлено из очень легких материалов без серьезных несущих подпор и, очевидно, без всякой кровли. Так и должно было быть, если огромная фигура делалась подобно описанным Цезарем, "из прутьев". Внутри чучело было наполнено жертвенными животными, птицами и вещами людей. д. Огонь жертвенного костра был однократным и на этом месте не возобновлялся.
Существенным возражением против приведенной схемы является отсутствие данных о сожжении людей, хотя явственные намеки на это имеются (ножи, пряслица). Костный материал весь настолько разрушен могучим пожарищем и последующей близостью к поверхностному почвенному горизонту, что опираться на его уцелевшие остатки нельзя ни для утверждения, ни для отрицания факта сожжения людей в утробе огненной великанши. Отсутствие в кострище краниологического материала, возможно, объясняется не только этими причинами. Судя по обильному фольклорному материалу, головы принесенных в жертву отделялись и выставлялись вокруг обиталища Бабы-Яги или Лиха на кольях-"тычинушках". Во многих сказках изба Бабы-Яги обставлена такими жердями с черепами на них; у Лиха Одноглазого гостя потчуют отрубленными головами; дворец Бабы-Яги, предводительницы конного войска, "тыном огороженный, на каждой тычине - по голове и только на одной головы нет" (она предназначена для головы героя сказки). Присутствует в сказках и мотив изготовления "чашки" из черепа, известный по летописи.( Новиков Н. В. Образы восточнославянской волшебной сказки. Л., 1974 с. 72, 162, 166.)
В рассказе Ибн-Фадлана говорится о том, что длинные жерди, воткнутые в землю позади главного идола, служили русским купцам для размещения голов жертвенных животных: "И вот он берет некоторое число овец или рогатого скота, убивает их, раздает часть мяса, а оставшееся несет и оставляет между тем большим бревном (идолом) и стоящими вокруг него маленькими и вешает головы рогатого скота или овец на это воткнутое (сзади) дерево". ( Ковалевский А. П. Книга Ахмера Ибн-Фадлана. Харьков, 1956, с. 142-143.)В кострище Шуйского чучела прослежено большое количество ям от вертикальных кольев и жердей. Благодаря тщательности раскопочной фиксации И. П. Русановой все эти следы четко делятся на два разряда (см. план): одни столбовые ямы прикрыты слоем кострища, а другие - нет. Это означает, что первый разряд ям связан с конструкцией всего сооружения: эти колья расположены в средней части чучела, создавая объем утробы великанши. Естественно, что они сгорели и прикрыты слоем кострища.
Второй разряд состоит из ям от столбов (диаметр 20 - 30 см), которые тоже могли быть частями конструкции, но не сгорели, так как находились на периферии пожарища и из небольших ям от кольев или жердей (диаметр 8 - 15 см), для части которых мы не можем допустить пребывание их в огне - они были вбиты в самый центр кострища, но, очевидно, уже погасшего и остывшего, так как не прикрыты углистым слоем. Полукруг таких "тычинушек" расположен в районе пасти чудовища, что вполне согласуется со сказочным обликом Бабы-Яги-людоедки.
Почти все предполагаемые тычины расположены без особого порядка в северной части сооружения, в стороне, обращенной к "Стране Мрака".
Все высказанные выше предположения не столько утверждают истинный характер интереснейшего ритуального сооружения в Шумске, сколько определяют необходимость дальнейшего комплексного поиска с учетом данных археологии, фольклора, этнографии и истории. На одном можно настаивать: шумское кострище IX - X вв. с четкими контурами огромной женской фигуры является остатком общественного жертвоприношения какому-то женскому божеству. Наиболее вероятно, что это не Макошь, богиня урожая, а иное, хтоническое божество, отраженное в фольклоре под именами Мары, Морены, Лиха, Бабы-Яги. Причиной необычного жертвоприношения могла быть болезнь-мор, угроза войны или последствия уже состоявшихся сражений. В 60 м к северу от чучела и могильника расположен своеобразный жилой комплекс, состоящий из сараеподобного дома с печным углублением и большой печью в нем. Рядом - еще одно стандартное жилище и 14 каких-то "сарайчиков". Вполне вероятно, что этот комплекс связан с процессом небывалого жертвоприношения, особенно, если оно проводилось в зимние месяцы, когда люди, приносившие жертву и погребавшие умерших, должны были провести здесь не менее 10 дней (см. ниже сведения Ибн-Фадлана). У нас нет бесспорных данных об одновременности всех погребений близ чучела, но на мысль об этом наводят, во-первых, небольшие сарайчики, которые могли быть теми временными могилами (на 10 дней), в которые помещали тело покойника на срок, необходимый для всех приготовлений, а, во-вторых, - наличие запасов сырой глины в теплой избе: "И когда кто-нибудь умрет, сжигают его вместе с его праздничными одеждами… и берут пепел этого мертвеца и кладут в серебряные и золотые сосуды или в новый глиняный сосуд и зарывают этот сосуд" (Иегуда Гадаси из Тмутаракани. XII в.).( Ковалевский А. П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана, с. 262-263.)
Не для этой ли цели принесли глину в "истобку", в которой находилась печь, вполне пригодная для обжига "сосудов малых"? Сопоставление всех четырех элементов шумского ритуального комплекса ("чучела", крады, кладбища и "усадьбы"), обособленного от селения на другом берегу реки, приводит к выводу о сопряженности этих элементов и их относительной одновременности - умерших (от мора или от войны) похоронили, а для отклонения угрозы оставшимся в живых совершили торжественное жертвоприношение женскому божеству смерти.
Святилище омывается ручьем, текущим из родника, и на самом холме внутри вала есть еще один родник. При сооружении валов место будущего святилища подверглось обряду очищения огнем: по всей окружности внутреннего вала был разведен костер и сюда ссыпали остатки иных огнищ (может быть, из жилищ соседнего поселка?). Сверху на окружности этого вала находилась вымощенная камнем площадка, на которой горел огонь. На внешнем валу был уступ со следами костров.
У южной части внутреннего вала во рву обнаружен четырехгранный каменный столб (идол?) высотою 250 см с сечением 90 х 60 см. Изображения на идоле не сохранились. Четырехгранность, обусловленная представлениями о "всех четырех сторонах" пространства, сближает этого идола как со збручским Родом-Святовитом, так и с более ранним идолом из Иванковец. Первоначально каменный идол находился в центре всего святилища на возвышении в середине малого круга.
Дополнительные изыскания 1982 г. открыли на Ржавинском городище круговую постройку вдоль внутренней стороны большого внешнего вала,напоминающую уже известные нам постройки в святилищах Благовещенской горы и Тушемли ( Тимощук Б. А., Русанова И. П. Славянские святилища на Среднем Днестре и в бассейне Прута. - Сов. археология, 1983, № 4, рис. 10.).
Ржавинское славянское святилище последних веков язычества, почти синхронное тем письменным источникам, в которых повествуется о разрушении идольских капищ и разорении требищ, интересно тем, что позволяет вполне конкретно осознать всю древнюю терминологию, связанную с языческими культовыми местами. Оно является реальным овеществлением всего комплекса понятий, связанных с языческим ритуалом.
Холм. Святилище расположено на холме над селением. Летописи и поучения многократно говорят о языческих мольбищах на холмах. С этим связаны и этнографические и топонимические сведения о Красных холмах и Красных горках.
Родник. Письменные сведения о водных источниках, "кладезях многочестных", родниках, криницах и священных "студеницах" (к которым обращаются с просьбой о даровании дождя) многочисленны. Подробнее они будут рассмотрены в главе, посвященной русалиям. Капище (bomos). В данном случае капищем следует считать прежде всего небольшую центральную круглую площадку с идолом в центре её. Площадка ограничена насыпным кольцевым валом. Площадь её около 500 кв. м. В письменных памятниках уничтожение языческих святилищ отображается именно как раскапывание их: "Пришед раскопа нечистых капищь…" "Капища идольская раскопати…".( Срезневский И. И. Материалы…, т. I. Все последующие примеры приведены по этому изданию.)
Такие действия не могут быть отнесены к разорению деревянных или каменных храмов, но вполне соответствуют таким земляным сооружениям, как насыпные искусственные валы. Возможно, что слово "капище" могло обозначать не только один внутренний вал, но оба вала, всю совокупность земляных сооружений. Другими обобщающими словами были: "святилище", "мольбище", "жертвище". В сложных постройках вроде ржавинского городища слово "капище" должно быть закреплено прежде всего за срединной площадкой, на которой возвышался "капь" - идол и где, по всей вероятности, приносили жертвы ("жьртвы", "жрътвы", "жрьтвы"). Капь, капище (eidolon) - изображение, идол, истукан, кумир, болван, "капь или образ некый…".
"Сотворив бо сь человека по капи нашей…".
"Образы творе и капи…". Владимир из Корсуня "взя же ида медены два капищи (статуи)".
"Ови от них жряху капищем, а друзии — дубию".
"Образивше капище и хытростию истукавъше, кумира поставиша каменьм…".
Такой "каменный кумир", четырехгранный, как и некоторые другие славянские изваяния, находился в центре ржавинской площади-капища на земляном возвышении. Крада (pyra, sfaira). С этим словом мы уже встречались при анализе погребальной терминологии летописца Нестора. Русский перевод хроники Георгия Амартола (сер. XI в.) позволил установить, что этим славянским словом переводчик обозначал такие различные понятия, как "огонь", "костер" и "круг" (см. выше с. 88). Их удалось согласовать, сопоставив с огненными кольцами, устраивавшимися славянами вокруг захоронения покойника. Огненный круг под курганной насыпью представлял собою небольшую канавку, в которую укладывали легкий горючий материал (ставили снопы?); огненная крада должна была защитить прах умершего.
В Ржавинском святилище слово "крада" может быть отнесено к срединному кольцевому валу, окружавшему капище с идолом в центре. Б. А. Тимощуком установлено при раскопках, что "конструкция внутреннего вала убеждает в том, что в древности на его вершине размещалась каменная вымостка, на которой горели огни… остатки её — опаленные камни, уголья и зола — лежат на склонах вала и во рву, окружающем вал" ( Тимощук Б. О. Слов'яни твшчнсп Буковини…, с. 86, рис. 40.).
В Изборнике 1073 г. в одной фразе упоминаются и крада и ров, что соответствует ситуации нашего святилища. В переводной литературе слово "крада" обозначает также святилище, жертвенник, жертвенный огонь:
"Еще не осквернять кровию нечистою, ни крадами безбожными…"; "Жра кумиром и възлагая на крады…". "Крады и требища идольская…"
Приведенные выше примеры значительно расширяют языческую семантику слова "крада", распространяя его не только на погребальные костры, но и на огни жертвенников и на огненные ограды над рвами капищ.
Требище (требище, bomos) — место, где приносятся и потребляются жертвы. Как и многие другие слова, связанные с культом, этот комплекс тоже полисемантичен. Основа его — "треба" ("треба") — жертва, жертвоприношение:
Связь требы с позднейшими глаголами "требовать" и "потреблять" хорошо объясняется первичной ритуальной сущностью слова: выделение доли приплода для принесения в жертву было обязательным требованием, а поедание жертвы (тельцов и овнов с солью) являлось потреблением жертвы; жертву жрали… Глагол "жрать" (жьрати") означал как священнодействие, принесение жертвы, "требы", так и ритуальное поедание, "потребление" части приносимой жертвы. Жрец — руководитель обряда жертвоприношения и потребления. Исходя из всего этого, требищем следует считать ту часть сакрального комплекса, которая была связана со вторичной стадией обряда (следовавшей за непосредственным закланием жертвы) — с поеданием требы, делавшим участников обряда как бы сотрапезниками богов, а богов — сопричастными человеческому праздничному пиру. Применительно к Ржавинскому святилищу требищем следует считать просторный круг между двумя валами, огражденный со всех сторон большой и малой "крадами".
Требище являлось своего рода народной площадкой, где находились рядовые участники обряда, "богомольцы", хор, до поры до времени созерцавшие обряд, происходивший в алтаре-капище и вступавшие в действие лишь тогда, когда начинался раздел жертвенной пищи. Это подтверждается и тем, что данным словом переводилось греческое naos — неф, т. е. боковая часть храма. Хоромы — храм. Интересным элементом ритуального комплекса в Ржавинцах являются "длинные дома", расположенные вдоль внутренней стороны большого внешнего вала, на требище: "остатки длинных домов на святилище были открыты в 1982 г. на пространстве между валами. Здесь выявлены ровные горизонтальные площадки, идущие вдоль внешнего вала. На их месте выявлен культурный слой с углем, следами дерева и керамикой IX — X вв." ( Тимощук Б. А., Русанова И. П. Славянские святилища…). Ширина "домов" — около 5 м. Следует напомнить, что на территории капища культурного слоя нет. Круговые деревянные постройки на требище (западный дом — 50 м длины, два юго-восточных — 60 м и северо-восточный — 20 м длины) полностью соответствуют круговым постройкам святилища в Тушемле и полукруговым помещениям Благовещенской горы, которые следует рассматривать как главный компонент требища.
В этих просторных помещениях, расположенных вокруг центрального капища, общей площадью около 600 кв. м могло усесться за длинными столами, вероятно, не менее 300 человек. Здесь производилось поедание жертвенной пищи, здесь пилось священное пиво. Круглая форма требищных построек, вплотную поставленных к внешнему валу, наталкивает на мысль, что именно к этой архаичной и повсеместной форме больших ритуальных строений и относится термин "хоромы", обозначающий в последующее время большую, богатую постройку, но этимологически восходящий, по-видимому, к понятию круга: "хоро" ("коло") — круг, "хоровод". В языческие времена в этот семантический пучок входил и Хоре — солнце, а после крещения славян — "хорос" — круглое паникадило в церкви, восходящее к греческому koros — "хор", "собрание" (может быть, собрание людей округи — хоры) ( Дьяченко Г. Полный церковно-славянский словарь. М., 1900, с. 791.) . Понятия "собрание" и "круг" остаются сближенными и в дальнейшем; казачий "круг" XVI — XVIII вв. являлся именно собранием всех полноправных казаков.
Первичным смыслом слова "хоромы" мне представляется круговая постройка. Начало свое слово получило от собраний, "соборов" на праздниках в круговых постройках языческих святилищ. В более позднее время, когда в городках и замках существовали круговые жилища (точнее совокупность многих клетей) в крепостных стенах, этим поддерживалось древнее значение термина "хоромы". Слова "хоромы" и в неполногласной форме "храм" некоторое время в средневековье означали постройку, жилище, усадьбу с её замкнутым двором, напоминавшим древние круговые постройки. Постепенно произошло смысловое разграничение: хоромами стали называть только большие, просторные светские постройки, а слово "храм" стало обозначением только церкви, "храма божия", в чем явно ощутим отголосок первоначального языческого значения "хором".
Четко обозначенная женская сущность ритуального "пожара" заставляет вспомнить этнографические данные о ежегодном обряде сожжения соломенного чучела Мары, Морены, Костромы, Купалы, широко распространенного в славянских землях. Однако между костром в форме женской фигуры и женским чучелом, бросаемым в бесформенный костер, есть существенное различие в самой идее обряда: чучело Мары бросают в огонь (или в воду), символизируя человеческое жертвоприношение; в нашем же случае изображено некое хтоническое божество принимающее какие-то жертвы.
Главным возражением против этой гипотезы является несомненная однократность весьма торжественного обряда, произведенного в древнем Шумске. И "пожары", оставившие зольники, и костры, в которых сгорали небольшие соломенные куклы Купалы или Костромы, были ежегодными, обычными. Здесь же перед нами уникальный обряд, аналогии которому не находятся.
2. Вторым, и более естественным, является предположение о жертвоприношении по какому-либо особому, исключительному случаю: стихийное бедствие, засуха, эпидемия.
Эпидемия, мор, вполне объясняет и сочетание чучела-жертвенника с кладбищем и крадой возле него. Женское божество, поглощающее посвященные ей приносы, могло быть Макошью (в случае угрозы урожаю), а в случае мора и угрозы жизни людей это могло быть олицетворением того враждебного и злобного божества вроде Мары, Морены, (от "мор", "морить"), которое впоследствии приняло общеизвестный облик сказочной Бабы-Яги. Сказки часто подчеркивают огромность этого существа: Баба-Яга лежит в избе из угла в угол: "в одном углу ноги, в другом голова, губы на притолоке, нос в потолок уткнула"; "Баба-Яга, костяная нога морда глиняная, грудью печку затыкает" (иногда - "титьки её на грядке висят").
Двойником Бабы-Яги является Лихо Одноглазое: "Лихо олицетворяется в наших сказаниях бабой-великанкой, жадко пожирающею людей".( Афанасьев А. И. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1869, т. III, с. 591.) Украинские сказки, в которых главным противником героя является Лихо, уравнивают Лихо с Бабой-Ягой: эта великанша живет в лесу, едва умещается в своей избе, жарит зарезанных ею людей в печи. Кузнец, попавший во власть Лиха, только хитростью избавляется от великанши-изверга. Кузнец, противостоящий олицетворению зла, - это персонаж древнего эпоса начала железного века. Одноглазое Лихо "ростом выше самого высокого дуба".( Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1868, т. II, с. 698-699.) Что касается одноглазости интересующей нас древлянской ритуальной фигуры, то следует сказать, что во всем полукруге её головы ("северный выступ") отмечена только одна точка на месте правого глаза - там положены четыре крупных камня. Шумское антропоморфное кострище вполне могло быть общественным жертвоприношением злобному божеству смерти и зла в каких-либо особых устрашающих обстоятельствах. Юлий Цезарь привел две причины построения огромных чучел: "тяжкие болезни" и война с её опасностями. 3. Третье объяснение сущности шумского комплекса является лишь частным случаем второго, связанным не с мором-эпидемией, а с конкретным военным эпизодом в жизни Древлянской земли. Речь идет об известном убийстве древлянами киевского князя Игоря Старого в 945 г.
Заключив выгодный договор с Византийской империей, по которому "великий князь Русьской и боляре его да посылають в Грькы к великим цесарем Грьчьскым корабля елико хотятъ", Игорь был заинтересован в увеличении поборов с населения для получения основных экспортных статей. "И приспе осень и нача мыслити на Древляны, хотя примыслити большю дань".( Шахматов А. А. Повесть временных лет, с. 61. 38 Шахматов А. А. Повесть временных лет, с. 66. 37 Седов В. В. Восточные славяне в VI - VIII вв. М., 1982, с. 103, карта № 13.) Игорь отправился в полюдье "и насилия им (древлянам) и мужи его". Древляне убили князя под Искоростенем, а вдова Игоря, княгиня Ольга, убившая в Киеве два древлянских посольства, привела войско в Древлянскую землю, истребила на тризне под Искоростенем еще 5000 древлян и на следующий год начала войну по всей земле. "Древляне же побегоша и затворишася в градех своих". Ольга сожгла столицу древлян и обложила всю землю "данью тяжкою", пройдя по ней "с сынъмь своимь и с дружиною".
Уникальному событию могло соответствовать уникальное ритуальное сооружение. Дата шумского комплекса допускает такое сопоставление. Наиболее вероятно, что грандиозное общественное сооружение было создано после убийства великого князя и после жесточайшей мести Ольги - послы древлян были живыми зарыты в землю, а второе посольство было сожжено живьем.
Весть о двукратной публичной расправе с послами не могла не дойти до древлян - Деревская земля начиналась и по историческим (сражения 1136 г. у Треполя, Белгорода, Халепа и Дерев) и по археологическим данным" в непосредственной близости от Киева, а столица древлян - на расстоянии одного дня быстрой скачки. Немаловажным обстоятельством является то, что жертвоприношение "Лиху Одноглазому" было произведено не у стен древлянской столицы и не в середине Деревской земли, а на её самой далекой окраине, закрытой от Киева водоразделом Тетерева и Ирпеня и большим лесным массивом, тянущимся на полтораста километров. Жертвоприношение плененных врагов известно у многих народов (галлы, бритты, поляки, литовцы, балтийские славяне и др.).( Афанасьев А. И. Поэтические воззрения…, т. II, с.260-262.)
Известно оно было и древним русам: сын Ольги Святослав во время войны с Византией был осажден в Доростоле на Дунае. После вылазок, ночью, русы, по свидетельству Льва Дьякона, выходили из крепости и сжигали трупы своих воинов. "Когда ночь опустилась на землю и засиял полный круг луны, скифы (русские) вышли на равнину и подобрали своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили частые костры и сожгли, заколов при этом, по обычаю предков, множество пленных мужчин и женщин…". Этот мрачный эпизод запечатлен на картине Г. И. Семирадского в Историческом музее в Москве. Если принять допущение о военном происхождении шумского комплекса, то ход событий может быть предположительно восстановлен так:
а. Осуществив свой суд над князем-волком и узнав о судьбе своих посольств, древляне должны были готовиться к войне с Киевом. Одним из элементов этой подготовки могло быть грандиозное жертвоприношение, совершенное втайне от киевлян на глухой окраине Деревской земли.
б. У последнего древлянского села (Тетеревка) был создан комплекс для погребения своих воинов (крада и могильник с трупосожжением) и для торжественного сожжения жертв. Обширный дом с печью ("истобка") и пристройками мог быть предназначен для временного пребывания участников церемонии. Четырнадцать деревянных сарайчиков могли предназначаться для временного помещения трупов своих покойников (см. ниже разбор данных Ибн-Фадлана). Глина в "истобке" могла служить для оформления деталей чучела ("Баба-Яга, морда глиняная").
Организация "восточного выступа" чучела (левая половина груди великанши), где нет ни кострища, ни следов кольев, ни камней, наталкивает на мысль, что ритуал умилостивления Морены-Яги мог подразделяться на два этапа. Первоначально, очевидно, на дерне площадки был обозначен общий контур женской фигуры. В области её сердца (начало "восточного выступа" близ входов) был поставлен массивный идол в яме диаметром в 1 м (А); рядом с ним был устроен круглый, плоский глиняный жертвенник (Б), а между ними - еще одна яма (В) неизвестного назначения. Срединные столбы конструкции чучела, которые одновременно могли быть тоже идолами, позволили И. П. Русановой напомнить описание русского культового места на волжской пристани, сделанное Ибн-Фадланом: длинный столб с лицом человека, а вокруг него маленькие изображения, позади которых еще какие-то "длинные бревна". Все это здесь есть. Очевидно, в этом месте, где подразумевалось сердце богини, производился самый обряд принесения жертв, которые затем размещались в середине чучела, в утробе богини.
г. Чучело великанши было изготовлено из очень легких материалов без серьезных несущих подпор и, очевидно, без всякой кровли. Так и должно было быть, если огромная фигура делалась подобно описанным Цезарем, "из прутьев". Внутри чучело было наполнено жертвенными животными, птицами и вещами людей. д. Огонь жертвенного костра был однократным и на этом месте не возобновлялся.
Существенным возражением против приведенной схемы является отсутствие данных о сожжении людей, хотя явственные намеки на это имеются (ножи, пряслица). Костный материал весь настолько разрушен могучим пожарищем и последующей близостью к поверхностному почвенному горизонту, что опираться на его уцелевшие остатки нельзя ни для утверждения, ни для отрицания факта сожжения людей в утробе огненной великанши. Отсутствие в кострище краниологического материала, возможно, объясняется не только этими причинами. Судя по обильному фольклорному материалу, головы принесенных в жертву отделялись и выставлялись вокруг обиталища Бабы-Яги или Лиха на кольях-"тычинушках". Во многих сказках изба Бабы-Яги обставлена такими жердями с черепами на них; у Лиха Одноглазого гостя потчуют отрубленными головами; дворец Бабы-Яги, предводительницы конного войска, "тыном огороженный, на каждой тычине - по голове и только на одной головы нет" (она предназначена для головы героя сказки). Присутствует в сказках и мотив изготовления "чашки" из черепа, известный по летописи.( Новиков Н. В. Образы восточнославянской волшебной сказки. Л., 1974 с. 72, 162, 166.)
В рассказе Ибн-Фадлана говорится о том, что длинные жерди, воткнутые в землю позади главного идола, служили русским купцам для размещения голов жертвенных животных: "И вот он берет некоторое число овец или рогатого скота, убивает их, раздает часть мяса, а оставшееся несет и оставляет между тем большим бревном (идолом) и стоящими вокруг него маленькими и вешает головы рогатого скота или овец на это воткнутое (сзади) дерево". ( Ковалевский А. П. Книга Ахмера Ибн-Фадлана. Харьков, 1956, с. 142-143.)В кострище Шуйского чучела прослежено большое количество ям от вертикальных кольев и жердей. Благодаря тщательности раскопочной фиксации И. П. Русановой все эти следы четко делятся на два разряда (см. план): одни столбовые ямы прикрыты слоем кострища, а другие - нет. Это означает, что первый разряд ям связан с конструкцией всего сооружения: эти колья расположены в средней части чучела, создавая объем утробы великанши. Естественно, что они сгорели и прикрыты слоем кострища.
Второй разряд состоит из ям от столбов (диаметр 20 - 30 см), которые тоже могли быть частями конструкции, но не сгорели, так как находились на периферии пожарища и из небольших ям от кольев или жердей (диаметр 8 - 15 см), для части которых мы не можем допустить пребывание их в огне - они были вбиты в самый центр кострища, но, очевидно, уже погасшего и остывшего, так как не прикрыты углистым слоем. Полукруг таких "тычинушек" расположен в районе пасти чудовища, что вполне согласуется со сказочным обликом Бабы-Яги-людоедки.
Почти все предполагаемые тычины расположены без особого порядка в северной части сооружения, в стороне, обращенной к "Стране Мрака".
Все высказанные выше предположения не столько утверждают истинный характер интереснейшего ритуального сооружения в Шумске, сколько определяют необходимость дальнейшего комплексного поиска с учетом данных археологии, фольклора, этнографии и истории. На одном можно настаивать: шумское кострище IX - X вв. с четкими контурами огромной женской фигуры является остатком общественного жертвоприношения какому-то женскому божеству. Наиболее вероятно, что это не Макошь, богиня урожая, а иное, хтоническое божество, отраженное в фольклоре под именами Мары, Морены, Лиха, Бабы-Яги. Причиной необычного жертвоприношения могла быть болезнь-мор, угроза войны или последствия уже состоявшихся сражений. В 60 м к северу от чучела и могильника расположен своеобразный жилой комплекс, состоящий из сараеподобного дома с печным углублением и большой печью в нем. Рядом - еще одно стандартное жилище и 14 каких-то "сарайчиков". Вполне вероятно, что этот комплекс связан с процессом небывалого жертвоприношения, особенно, если оно проводилось в зимние месяцы, когда люди, приносившие жертву и погребавшие умерших, должны были провести здесь не менее 10 дней (см. ниже сведения Ибн-Фадлана). У нас нет бесспорных данных об одновременности всех погребений близ чучела, но на мысль об этом наводят, во-первых, небольшие сарайчики, которые могли быть теми временными могилами (на 10 дней), в которые помещали тело покойника на срок, необходимый для всех приготовлений, а, во-вторых, - наличие запасов сырой глины в теплой избе: "И когда кто-нибудь умрет, сжигают его вместе с его праздничными одеждами… и берут пепел этого мертвеца и кладут в серебряные и золотые сосуды или в новый глиняный сосуд и зарывают этот сосуд" (Иегуда Гадаси из Тмутаракани. XII в.).( Ковалевский А. П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана, с. 262-263.)
Не для этой ли цели принесли глину в "истобку", в которой находилась печь, вполне пригодная для обжига "сосудов малых"? Сопоставление всех четырех элементов шумского ритуального комплекса ("чучела", крады, кладбища и "усадьбы"), обособленного от селения на другом берегу реки, приводит к выводу о сопряженности этих элементов и их относительной одновременности - умерших (от мора или от войны) похоронили, а для отклонения угрозы оставшимся в живых совершили торжественное жертвоприношение женскому божеству смерти.
Храмы - "Хоромы
Одной из наиболее устойчивых форм языческих святилищ небольшого размера были сооружения правильной круглой формы, обычно с двумя концентрическими валами. Мы уже видели такие святилища на примере круглых болотных городищ. Большая часть городища-святилища находилась под открытым небом, но очень часто на них имелись расположенные по кругу постройки, предназначенные, по всей вероятности, для ритуальных пиров, для потребления жертвенной пищи - "требища". Кроме круглых городищ-святилищ, существовали и мысовые, но они, очевидно, тоже покрывались термином "храмы". Большой интерес представляют изыскания Б. А. Тимощука и И. П. Русановой в Поднестровье. Здесь исследователями обнаружен ряд своеобразных городищ, справедливо отнесенных ими к святилищам. Святилища, как правило, располагались в середине целого гнезда славянских поселений. Одно такое святилище у с. Ржавинцы (Добрынивское гнездо), датируемое IX - X вв., чрезвычайно похоже по своей конструкции на рассмотренные выше болотные городища: святилище представляет собой круглую площадку диаметром 24 м, окруженную двумя концентрическими валами; второй, внешний, вал достигает 70 м в диаметре. Расстояние между валами около 20 м.( Тимощук Б. О. Слов'яни пiвнiчної Буковини. V-IX ст. Київ, 1976, с. 85. рис. 39; с. 165, рис. 70.) Существенное отличие от верхнеднепровских городищ заключается в том, что данное святилище расположено не в болоте, а на высоком холме. Святилище находится на месте древнего городища скифского времени (периметр вала около 1000 м) на краю славянского поселения IX - X вв., разместившегося внутри старого городища. (Рис. 44).Святилище омывается ручьем, текущим из родника, и на самом холме внутри вала есть еще один родник. При сооружении валов место будущего святилища подверглось обряду очищения огнем: по всей окружности внутреннего вала был разведен костер и сюда ссыпали остатки иных огнищ (может быть, из жилищ соседнего поселка?). Сверху на окружности этого вала находилась вымощенная камнем площадка, на которой горел огонь. На внешнем валу был уступ со следами костров.
У южной части внутреннего вала во рву обнаружен четырехгранный каменный столб (идол?) высотою 250 см с сечением 90 х 60 см. Изображения на идоле не сохранились. Четырехгранность, обусловленная представлениями о "всех четырех сторонах" пространства, сближает этого идола как со збручским Родом-Святовитом, так и с более ранним идолом из Иванковец. Первоначально каменный идол находился в центре всего святилища на возвышении в середине малого круга.
Дополнительные изыскания 1982 г. открыли на Ржавинском городище круговую постройку вдоль внутренней стороны большого внешнего вала,напоминающую уже известные нам постройки в святилищах Благовещенской горы и Тушемли ( Тимощук Б. А., Русанова И. П. Славянские святилища на Среднем Днестре и в бассейне Прута. - Сов. археология, 1983, № 4, рис. 10.).
Ржавинское славянское святилище последних веков язычества, почти синхронное тем письменным источникам, в которых повествуется о разрушении идольских капищ и разорении требищ, интересно тем, что позволяет вполне конкретно осознать всю древнюю терминологию, связанную с языческими культовыми местами. Оно является реальным овеществлением всего комплекса понятий, связанных с языческим ритуалом.
Холм. Святилище расположено на холме над селением. Летописи и поучения многократно говорят о языческих мольбищах на холмах. С этим связаны и этнографические и топонимические сведения о Красных холмах и Красных горках.
Родник. Письменные сведения о водных источниках, "кладезях многочестных", родниках, криницах и священных "студеницах" (к которым обращаются с просьбой о даровании дождя) многочисленны. Подробнее они будут рассмотрены в главе, посвященной русалиям. Капище (bomos). В данном случае капищем следует считать прежде всего небольшую центральную круглую площадку с идолом в центре её. Площадка ограничена насыпным кольцевым валом. Площадь её около 500 кв. м. В письменных памятниках уничтожение языческих святилищ отображается именно как раскапывание их: "Пришед раскопа нечистых капищь…" "Капища идольская раскопати…".( Срезневский И. И. Материалы…, т. I. Все последующие примеры приведены по этому изданию.)
Такие действия не могут быть отнесены к разорению деревянных или каменных храмов, но вполне соответствуют таким земляным сооружениям, как насыпные искусственные валы. Возможно, что слово "капище" могло обозначать не только один внутренний вал, но оба вала, всю совокупность земляных сооружений. Другими обобщающими словами были: "святилище", "мольбище", "жертвище". В сложных постройках вроде ржавинского городища слово "капище" должно быть закреплено прежде всего за срединной площадкой, на которой возвышался "капь" - идол и где, по всей вероятности, приносили жертвы ("жьртвы", "жрътвы", "жрьтвы"). Капь, капище (eidolon) - изображение, идол, истукан, кумир, болван, "капь или образ некый…".
"Сотворив бо сь человека по капи нашей…".
"Образы творе и капи…". Владимир из Корсуня "взя же ида медены два капищи (статуи)".
"Ови от них жряху капищем, а друзии — дубию".
"Образивше капище и хытростию истукавъше, кумира поставиша каменьм…".
Такой "каменный кумир", четырехгранный, как и некоторые другие славянские изваяния, находился в центре ржавинской площади-капища на земляном возвышении. Крада (pyra, sfaira). С этим словом мы уже встречались при анализе погребальной терминологии летописца Нестора. Русский перевод хроники Георгия Амартола (сер. XI в.) позволил установить, что этим славянским словом переводчик обозначал такие различные понятия, как "огонь", "костер" и "круг" (см. выше с. 88). Их удалось согласовать, сопоставив с огненными кольцами, устраивавшимися славянами вокруг захоронения покойника. Огненный круг под курганной насыпью представлял собою небольшую канавку, в которую укладывали легкий горючий материал (ставили снопы?); огненная крада должна была защитить прах умершего.
В Ржавинском святилище слово "крада" может быть отнесено к срединному кольцевому валу, окружавшему капище с идолом в центре. Б. А. Тимощуком установлено при раскопках, что "конструкция внутреннего вала убеждает в том, что в древности на его вершине размещалась каменная вымостка, на которой горели огни… остатки её — опаленные камни, уголья и зола — лежат на склонах вала и во рву, окружающем вал" ( Тимощук Б. О. Слов'яни твшчнсп Буковини…, с. 86, рис. 40.).
В Изборнике 1073 г. в одной фразе упоминаются и крада и ров, что соответствует ситуации нашего святилища. В переводной литературе слово "крада" обозначает также святилище, жертвенник, жертвенный огонь:
"Еще не осквернять кровию нечистою, ни крадами безбожными…"; "Жра кумиром и възлагая на крады…". "Крады и требища идольская…"
Приведенные выше примеры значительно расширяют языческую семантику слова "крада", распространяя его не только на погребальные костры, но и на огни жертвенников и на огненные ограды над рвами капищ.
Требище (требище, bomos) — место, где приносятся и потребляются жертвы. Как и многие другие слова, связанные с культом, этот комплекс тоже полисемантичен. Основа его — "треба" ("треба") — жертва, жертвоприношение:
Языческая терминология прочно вошла в христианский обиход: "Отворим требу господеви и богови нашему". Требами называли выполнение основных обрядов православным духовенством; требником — книгу молитв, исполняемых при том или ином обряде. Требище — место моления, которое так же, как и капище, может быть раскопано ("да раскопаете требища их") или изрублено: "храмы идольскыя и требища всюду раскопа и посече". На требище возможны постройки: "согради требище и возложи весь принос на нь".
"Иже требу кладет богом, да потребять я";
"Требы, кладомыя вилам (русалкам)";
"Требы идольскыя…"
"творяще требу кумиром".
"Всяко село, в нем же требы бывают или присягы поганьскы —
да отдають в божий храм со всем именьем".
Связь требы с позднейшими глаголами "требовать" и "потреблять" хорошо объясняется первичной ритуальной сущностью слова: выделение доли приплода для принесения в жертву было обязательным требованием, а поедание жертвы (тельцов и овнов с солью) являлось потреблением жертвы; жертву жрали… Глагол "жрать" (жьрати") означал как священнодействие, принесение жертвы, "требы", так и ритуальное поедание, "потребление" части приносимой жертвы. Жрец — руководитель обряда жертвоприношения и потребления. Исходя из всего этого, требищем следует считать ту часть сакрального комплекса, которая была связана со вторичной стадией обряда (следовавшей за непосредственным закланием жертвы) — с поеданием требы, делавшим участников обряда как бы сотрапезниками богов, а богов — сопричастными человеческому праздничному пиру. Применительно к Ржавинскому святилищу требищем следует считать просторный круг между двумя валами, огражденный со всех сторон большой и малой "крадами".
Требище являлось своего рода народной площадкой, где находились рядовые участники обряда, "богомольцы", хор, до поры до времени созерцавшие обряд, происходивший в алтаре-капище и вступавшие в действие лишь тогда, когда начинался раздел жертвенной пищи. Это подтверждается и тем, что данным словом переводилось греческое naos — неф, т. е. боковая часть храма. Хоромы — храм. Интересным элементом ритуального комплекса в Ржавинцах являются "длинные дома", расположенные вдоль внутренней стороны большого внешнего вала, на требище: "остатки длинных домов на святилище были открыты в 1982 г. на пространстве между валами. Здесь выявлены ровные горизонтальные площадки, идущие вдоль внешнего вала. На их месте выявлен культурный слой с углем, следами дерева и керамикой IX — X вв." ( Тимощук Б. А., Русанова И. П. Славянские святилища…). Ширина "домов" — около 5 м. Следует напомнить, что на территории капища культурного слоя нет. Круговые деревянные постройки на требище (западный дом — 50 м длины, два юго-восточных — 60 м и северо-восточный — 20 м длины) полностью соответствуют круговым постройкам святилища в Тушемле и полукруговым помещениям Благовещенской горы, которые следует рассматривать как главный компонент требища.
В этих просторных помещениях, расположенных вокруг центрального капища, общей площадью около 600 кв. м могло усесться за длинными столами, вероятно, не менее 300 человек. Здесь производилось поедание жертвенной пищи, здесь пилось священное пиво. Круглая форма требищных построек, вплотную поставленных к внешнему валу, наталкивает на мысль, что именно к этой архаичной и повсеместной форме больших ритуальных строений и относится термин "хоромы", обозначающий в последующее время большую, богатую постройку, но этимологически восходящий, по-видимому, к понятию круга: "хоро" ("коло") — круг, "хоровод". В языческие времена в этот семантический пучок входил и Хоре — солнце, а после крещения славян — "хорос" — круглое паникадило в церкви, восходящее к греческому koros — "хор", "собрание" (может быть, собрание людей округи — хоры) ( Дьяченко Г. Полный церковно-славянский словарь. М., 1900, с. 791.) . Понятия "собрание" и "круг" остаются сближенными и в дальнейшем; казачий "круг" XVI — XVIII вв. являлся именно собранием всех полноправных казаков.
Первичным смыслом слова "хоромы" мне представляется круговая постройка. Начало свое слово получило от собраний, "соборов" на праздниках в круговых постройках языческих святилищ. В более позднее время, когда в городках и замках существовали круговые жилища (точнее совокупность многих клетей) в крепостных стенах, этим поддерживалось древнее значение термина "хоромы". Слова "хоромы" и в неполногласной форме "храм" некоторое время в средневековье означали постройку, жилище, усадьбу с её замкнутым двором, напоминавшим древние круговые постройки. Постепенно произошло смысловое разграничение: хоромами стали называть только большие, просторные светские постройки, а слово "храм" стало обозначением только церкви, "храма божия", в чем явно ощутим отголосок первоначального языческого значения "хором".