— Это алеф-один? — с надеждой спросил я.
— Я так не думаю, — ответил он. — Я думаю, что это то, что получается при возведении алеф-нуля в алеф-нулевую степень алеф-нуль раз подряд.
— Ты имеешь в виду эпсилон-нуль?
Франкс утвердительно дернул ногой.
— Так они его и называли.
— Кто?
— Дорогой мой Феликс, я провел в этом отеле очень много времени. Проводники скрытны, а вот восходители-неудачники — напротив. Главный смысл большинства восхождений заключается в триумфальном возвращении на террасу, где вновь прибывших и старых приятелей потчуют великолепными сказками о безрассудной храбрости.
— И тебе приходилось слышать о людях, добравшихся до алеф-один без проводника?
— Конечно, приходилось. Все это не так просто, как было до сих пор. Для этого нужны новый порядок бытия, новая плоскость существования.
— Не знаю, как нам удастся одолеть это последнее препятствие. Даже если мы будем наворачивать одно ускорение на другое, все равно мы достигнем предела исчисляемого количества этапов. Алеф-один нельзя достичь никаким исчисляемым процессом. Нам никогда не вырваться из чисел второго класса.
Франкс просто лежал на сухой траве. Цветов здесь практически не было. Я выдернул травинку и посмотрел на нее против неба. Эта травинка делилась на десять ответвлений. Я представил, что снабжаю каждое ответвление ярлыком с цифрами от нуля до девяти.
Я заметил крохотного жучка, ползущего вверх по травинке. На первой развилке он заколебался, а потом выбрал номер 3 и продолжил движение наверх. На следующей развилке он выбрал номер 6, а на развилке после этой — номер 1. Затем он упал мне в глаз.
Я проморгался и стал размышлять, что было бы, продолжай он свой путь бесконечно. Его конечный маршрут можно было бы закодировать единственным действительным числом, полученным от соединения его выборов: 361…
Я понял, что существовало столько же способов взобраться на верхушку травинки, сколько существовало действительных чисел между нулем и единицей. Целый континуум возможных путей… "с" путей.
Но тут травинка испарилась, превратившись в облачко дыма, а воздух разорвал громкий щелчок. Это снова был проводник. Он парил в воздухе в нескольких сотнях футов от нас, неся по человеческого облика альпинисту в каждой из трех своих ног. Его приземистое тело было цилиндрическим. Наверху у него был сверкающий купол и три змеевидных шланга. Один шланг был поднят прямо вверх, и казалось, что он стремительно всасывает в себя воздух, удерживая таким образом проводника с его отрядом над поверхностью. Второй шланг был нацелен на нас, готовый выпустить еще один энергетический разряд, а третий говорил:
— К сожалению, в связи с ограниченной возможностью обеспечения групп проводниками и необыкновенно большим числом заявителей достойного уровня нам стало ясно, что мы не сможем оказать вам содействия в восхождении на Гору Он. Как вы, несомненно, понимаете, интересы общественной безопасности требуют, чтобы подъемы без сопровождения проводника не допускались.
Просим вас немедленно возвратиться.
Мне плохо стало, когда я оглянулся на скалы, которые мы уже одолели. До ближайшей выемки, где можно было бы опереться, было бесконечно далеко. Конечно. мы могли бы попробовать спуститься на дельтапланах.
— Во мглу! — пронзительно крикнул Франкс, улепетывая со всех ног. Первый энергетический залп проводника поджег часть луга, и бесконечнолистные растения испустили густой, почти жидкий дым. Одному мне прыгать не хотелось, и я припустил за Франксом.
Еще один заряд врезался в землю слева от меня, и тогда я бросился в огонь и густой дым, успев задержать дыхание.
Я слышал щебет Франкса где-то поблизости, но видимость была нулевой. Белые струйки дыма вились, сворачивались и разворачивались, сливались в непрерывность. В глазах поплыли яркие пятна, в ушах зазвенело, мне нужно было дышать. Я судорожно вдохнул полные легкие густого дыма.
Я чувствовал, как он движется вниз, к моим легким, разделяется в трахеях и бронхах — липкий грязно-белый мазок распространялся, заливая континуум горящих точек в моей груди. Фантастические бесконечные видения обступили меня со всех сторон, и вдруг оказалось, что я уже не сам по себе.
12. БИБЛИОТЕКА ФОРМ
13. ИСТИНА
— Я так не думаю, — ответил он. — Я думаю, что это то, что получается при возведении алеф-нуля в алеф-нулевую степень алеф-нуль раз подряд.
— Ты имеешь в виду эпсилон-нуль?
Франкс утвердительно дернул ногой.
— Так они его и называли.
— Кто?
— Дорогой мой Феликс, я провел в этом отеле очень много времени. Проводники скрытны, а вот восходители-неудачники — напротив. Главный смысл большинства восхождений заключается в триумфальном возвращении на террасу, где вновь прибывших и старых приятелей потчуют великолепными сказками о безрассудной храбрости.
— И тебе приходилось слышать о людях, добравшихся до алеф-один без проводника?
— Конечно, приходилось. Все это не так просто, как было до сих пор. Для этого нужны новый порядок бытия, новая плоскость существования.
— Не знаю, как нам удастся одолеть это последнее препятствие. Даже если мы будем наворачивать одно ускорение на другое, все равно мы достигнем предела исчисляемого количества этапов. Алеф-один нельзя достичь никаким исчисляемым процессом. Нам никогда не вырваться из чисел второго класса.
Франкс просто лежал на сухой траве. Цветов здесь практически не было. Я выдернул травинку и посмотрел на нее против неба. Эта травинка делилась на десять ответвлений. Я представил, что снабжаю каждое ответвление ярлыком с цифрами от нуля до девяти.
Я заметил крохотного жучка, ползущего вверх по травинке. На первой развилке он заколебался, а потом выбрал номер 3 и продолжил движение наверх. На следующей развилке он выбрал номер 6, а на развилке после этой — номер 1. Затем он упал мне в глаз.
Я проморгался и стал размышлять, что было бы, продолжай он свой путь бесконечно. Его конечный маршрут можно было бы закодировать единственным действительным числом, полученным от соединения его выборов: 361…
Я понял, что существовало столько же способов взобраться на верхушку травинки, сколько существовало действительных чисел между нулем и единицей. Целый континуум возможных путей… "с" путей.
Но тут травинка испарилась, превратившись в облачко дыма, а воздух разорвал громкий щелчок. Это снова был проводник. Он парил в воздухе в нескольких сотнях футов от нас, неся по человеческого облика альпинисту в каждой из трех своих ног. Его приземистое тело было цилиндрическим. Наверху у него был сверкающий купол и три змеевидных шланга. Один шланг был поднят прямо вверх, и казалось, что он стремительно всасывает в себя воздух, удерживая таким образом проводника с его отрядом над поверхностью. Второй шланг был нацелен на нас, готовый выпустить еще один энергетический разряд, а третий говорил:
— К сожалению, в связи с ограниченной возможностью обеспечения групп проводниками и необыкновенно большим числом заявителей достойного уровня нам стало ясно, что мы не сможем оказать вам содействия в восхождении на Гору Он. Как вы, несомненно, понимаете, интересы общественной безопасности требуют, чтобы подъемы без сопровождения проводника не допускались.
Просим вас немедленно возвратиться.
Мне плохо стало, когда я оглянулся на скалы, которые мы уже одолели. До ближайшей выемки, где можно было бы опереться, было бесконечно далеко. Конечно. мы могли бы попробовать спуститься на дельтапланах.
— Во мглу! — пронзительно крикнул Франкс, улепетывая со всех ног. Первый энергетический залп проводника поджег часть луга, и бесконечнолистные растения испустили густой, почти жидкий дым. Одному мне прыгать не хотелось, и я припустил за Франксом.
Еще один заряд врезался в землю слева от меня, и тогда я бросился в огонь и густой дым, успев задержать дыхание.
Я слышал щебет Франкса где-то поблизости, но видимость была нулевой. Белые струйки дыма вились, сворачивались и разворачивались, сливались в непрерывность. В глазах поплыли яркие пятна, в ушах зазвенело, мне нужно было дышать. Я судорожно вдохнул полные легкие густого дыма.
Я чувствовал, как он движется вниз, к моим легким, разделяется в трахеях и бронхах — липкий грязно-белый мазок распространялся, заливая континуум горящих точек в моей груди. Фантастические бесконечные видения обступили меня со всех сторон, и вдруг оказалось, что я уже не сам по себе.
12. БИБЛИОТЕКА ФОРМ
Когда я пришел в себя, оказалось, что я сутулюсь над пишущей машинкой. Я печатал не переставая, причем уже давно, вбрасывая готовые листы в прорезь на столе"
Стол был из серого пластика. Он безо всякого шва сливался со стеной крохотной каморки, в которой я оказался.
Все в комнатке было белым или серым. Я встал и попробовал открыть дверь позади меня. Заперта. Из стола доносился звук работающего механизма, но ящик тоже оказался запертым.
Я сел и посмотрел на пишущую машинку. Это была стандартная «Ай-Би-Эм Селектрик», разве что вокруг печатающей головки было гораздо больше всякой механики, чем обычно. Натренированным движением я заправил в машинку чистый лист и принялся печатать.
Дурманящее чувство дежа-вю и множественных личностей охватило меня, когда я начал печатать. Я уже все напечатал на этой машинке, все возможные вариации моей истории.
Мои пальцы продолжали танцевать по клавишам. Я творил описание моей жизни, бессвязное, перескакивающее с предмета на предмет описание, которое углублялось в каждую усыпанную листвой аллею моей мысли, бродило по необозначенным тропинкам между ними и продиралось сквозь чащу подробностей.
Обычно писателю приходится выбрасывать что-нибудь из своего повествования. Если он упоминает свою ручку, он не рассказывает вам, в каком магазине он ее купил, что продавщица ела на обед, где был выловлен тунец, пошедший ей на бутерброд, и как образовался океан. Попытка включить в рассказ все детали, охватить все связанные с ним факты приводит к охвату всей вселенной. Все посрослось. Как слипшаяся карамель на забытой тарелке. Но для описания целой вселенной нужно бесконечное множество слов. Алеф-нуль уже не проблема для меня. Я мог воплотить в реальность мечту Пруста.
Я плавно скользнул в ускорение. Мысли стекали с пальцев на бумагу. Там были все детали, объяснение всех мимолетных ассоциаций, и вся безразмерная бесконечность, бывшая моей жизнью до сих пор, была там, на этой странице.
Она вылетела из машинки. Я подхватил ее в воздухе и удовлетворенно просмотрел. Все уложилось в алеф-нуль строчек. В печатающей головке было ужимающее поле, так что каждая строчка равнялась 49/50 высоты предыдущей строки.
Всегда оставалось место еще для пятидесяти строк.
Набирая ускорение, чтобы перечитать страницу, я снова испытал это чувство множественной тождественности. Я уже печатал эту страницу прежде — и не однажды, а многократно, каждый раз немного иначе. И вот тогда стол чвакнул, как это делает игровой автомат, сообщая о выигранной призовой игре.
Передняя стенка ящика откинулась, и из него выскользнула большая книга, только что переплетенная в кожу. Она глухо стукнула о покрытый глянцевым линолеумом пол. Я поднял ее на колени, и она сама раскрылась. Страница справа оказалась точно таким же подробным описанием чьей-то жизни, во многом похожей на мою. За тем только исключением, что этот парень вылетел из колледжа, трахался налево и направо и погиб, попав в аварию на своем мотоцикле.
Слева верхней страницы не было. Все те страницы казались полупрозрачными, и как ни старался, я не смог отделить ни одной. Это было все равно что пытаться найти самое большое реальное число меньше единицы.
Оборотная сторона листа, который я прочитал первым, была чистой, а когда я захотел перелистнуть дальше я столкнулся с той же проблемой. Там было огромное множество страниц, но мне никак не удавалось ухватить одну из них. Каким будет реальное число, следующее за единицей?
Сколько бы раз я ни пытался открыть книгу заново, я находил одну изолированную страницу между двумя слипшимися пачками листов, не имеющими верха. Листы были упакованы так же плотно, как точки на отрезке линии. Их было "с".
Я представить себе не мог, как я умудрился столько написать, но на какую бы страницу я ни взглянул, она казалась знакомой. Все мои видения после того глотка дыма были тут. Я видел все возможные варианты своей жизни и описал их все с бесконечными подробностями. Я описал целый континуум параллельных миров. Каким-то образом я сумел поместить Многое в Одно.
Иногда мне попадались страницы, отличающиеся друг от друга одним только именем, но, как правило, различия были куда значительнее. В некоторых жизнях рассказчик умел летать, в некоторых он был парализован. В одних он был гением, в других безумцем. Не знаю как, но все они были мною.
Какое-то время я искал правильное описание моего будущего, но это оказалось бессмысленным. Любая сумасшедшая вариация, любая возможность могла быть найдена на одной и той же странице. Иногда и само начало: «Это подлинная история Феликса Рэймена».
Неся книгу в руке, я подошел к двери и снова попробовал ее открыть. На этот раз она была не заперта. Я вышел из своей каморки и оказался среди библиотечных стеллажей. Все полки были забиты книгами, похожими на ту, что я только что написал, у каждой на корешке золотыми буквами было напечатано ее название.
Я повернул свою книгу, чтобы посмотреть, что же я написал. «Жизни Феликса Рэймена». Читая мою книгу, невозможно было угадать, как меня зовут. Там была каждая возможная жизнь и все имена, которые я мог бы носить. У меня появилось дурманящее чувство, будто где-то в не очень отдаленном параллельном мире я только что написал эту же книгу. Разве что заголовок там был то ли «Жизни Феликса Рэймена», то ли «Жизни Руди Рюкера».
Повинуясь безотчетному импульсу, я втиснул мою книгу на полку перед собой и посмотрел на другие тома.
Мое внимание привлек один под названием «Собаки», и я снял его с полки. На каждой странице был рассказ о собаке. В каждом из них было алеф-нуль слов, и читались они иногда с трудом. Но одна история меня проняла. Это было что-то типа «Зова предков», и когда я дочитал ее, мне стоило большого труда удержаться и не завыть.
Я снял с полки другую книгу, которая называлась «Лица».
На каждой странице был выполненный тонкой штриховкой полноцветный портрет возможного лица — каждый был нарисован с бесконечной тщательностью. Я какое-то время пооткрывал книгу в разных местах, надеясь найти знакомое лицо. В конце концов я наткнулся на одно, очень похожее на Эйприл. И долго разглядывал его.
Внезапно я услышал голоса через несколько рядов стеллажей от меня. Все еще босиком, я неслышно подкрался поближе и застал за разговором двух молодых женщин. У одной из собеседниц были светлые волосы, схваченные на затылке в длинный «конский хвост», бледная кожа и мелкие черты лица.
— Я рада, что ты провела все линии, — говорила она, — но эти точки ставить совсем нужды не было.
Вторая женщина, с кудрявыми темными волосами, была пониже ростом. У нее были толстые губы, а между передними зубами была щель. Короткие рукава блузки врезались ей в плечи.
— Эта книга богаче… — начала она, но тут появился я.
Они не очень-то удивились, увидев меня.
— Вы закончили свою книгу? — спросила та, что с тонкими губами. Я кивнул, и она протянула ко мне руку. — Можно взглянуть?
— Я оставил ее там, — сказал я, — на полке у двери. Она называется «Жизни Феликса Рэймена».
— Мне нужно проверить ее, прежде чем вы сможете уйти.
— Валяйте, — сказал я, и она ушла, стуча каблуками по каменному полу.
— Она хочет, чтобы я свою переделала, — сказала мне кудрявая девушка, вручая свою книгу.
Я прочитал на корешке «Плавные кривые» и раскрыл книгу. На первой открывшейся странице я, увидел что-то вроде цифры "8". Я посмотрел, что было на нескольких других страницах. Овал, дуга, закругленная "W", завиток, округлый зигзаг. На нескольких страницах оказались отдельные точки.
— Ей не нравятся точки?
— Да, — ответила девушка и состроила гримаску. — Я не знаю, почему я их туда вставила. Я побелела и прилетела сюда из Тракки специально, чтобы нарисовать плавные кривые. Знаете ли, по теореме Тэйлора их "с"…
Я перебил ее:
— Только не говорите, что вы — математик.
Она кивнула. И тут я услышал, что библиотекарь зовет меня.
— Мистер Рэймен, не могли бы вы подойти сюда.
Тут есть проблема…
— У нее всегда есть проблема, — шепнула мне коренастая математичка.
— Как можно отсюда выбраться? — шепнул я в ответ.
— Думаю, туда.
Она по-дружески взяла меня за руку и повела сквозь лабиринт стеллажей к лестнице. К моему удивлению, мы оказались на первом этаже, спустившись всего на один пролет.
Мы вышли в читальный зал с высоким потолком и большими окнами. Там и сям стояли кресла и диваны.
На некоторых сидели люди с толстыми книгами в кожаных переплетах. Одни читали, другие просто глазели в окна на калейдоскопически меняющийся пейзаж.
Справа от нас находился стол, за которым библиотекарь выдавал книги, доставая их из прорези в стене. На нем была нейлоновая рубашка с коротким рукавом и мешковатые черные штаны. Сквозь нейлон видна была майка. Он жестом пригласил нас приблизиться, и мы подошли к столу.
— "Плавные кривые" Джуди Шварц, — сказал он, указывая на мою спутницу шариковой ручкой. Потом на меня:
— "Жизни Феликса Рэймена", Феликс Рэймен. — Голос у него был высоким и каким-то скользким. Увидев, что мы согласно кивнули, он наклонился, чтобы записать эту информацию на каталожные карточки.
Я еще едва осмотрелся в помещении. Снаружи мимо окон на желтом фоне двигались узоры из зеленых завихрений. Они отрастили языки, пурпурные языки, и начали лизать. Мимо проплыли два красных пузыря света. Я решил отложить осмотр помещения на потом.
В центре зала находился довольно маленький каталог.
Сутулый мужчина с седой бородой листал карточки в одном из незаполненных ящиков.
— Сколько книг у вас вообще-то? — спросил я библиотекаря.
— Если бы ваши две книги были пригодными к использованию, то всего было бы 2471. — У меня, наверное, был удивленный вид, потому что он продолжил:
— Библиотека Форм очень избирательна. Мы храним толь" ко те книги, чьи темы отражают базовые категории человеческого понимания в полном раскрытии. Неполные, внеземные или уникальные работы интереса не представляют. Мы каталогизируем только те полные и определяющие рассмотрения существенных форм, которые действительно имеют место на Земле.
Раздалось тихое гудение и засветился телеэкран у его локтя. Это была женщина с «конским хвостом» сверху.
— Книга «Плавные кривые» завершена и будет пригодна к использованию, если удалить несколько неупорядоченных точек. Отправьте наверх Ральфа, чтобы он этим занялся.
— Очень хорошо. — Библиотекарь нажал на кнопку. — А что с книгой «Жизни Феликса Рэймена»?
Короткое покачивание головой.
— Полное раскрытие, но частичная тема. Если бы он описал все возможные жизни вместо того, чтобы…
— Но это у нас уже есть, — пожал плечами мужчина.
— Да. Книга Рэймена — лишь подраздел книги «Жизни», полка триста двадцать восемь. Если ему нужны эти услуги, ему придется написать другую.
— Что, если это будут «Лампы»? — радостно воскликнул мужчина.
Женщина на экране в задумчивости поджала губы.
— Да. Нам нужны «Лампы». Картинки, как вы думаете?
Мужчина кивнул.
— Я прослежу за этим. — Он выключил аппарат и обратился ко мне своим влажным голосом тростниковой дудки:
— Мистер Рэймен. Если вы подниметесь к мисс Винстон, она даст вам немного дурман-травы и покажет, где…
— Послушайте, — перебил я, — если вы думаете, что я собираюсь спалить себя лишь ради того, чтобы нарисовать все дурацкие возможные лампы…
— Вам придется, если вам нужны услуги.
— Я уже могу ими пользоваться, не так ли? — встряла в разговор Джуди Шварц.
— Ну да. То есть как только Ральф… — Он еще раз нажал кнопку на столе. Тишина. Библиотекарь посмотрел на нас отсутствующим взглядом, затем ухватил нить разговора. — Да, услуги. Вы сможете свободно, мисс Шварц, использовать наши возможности — наш каталог, наши книги, наш читальный зал. И разумеется, вы будете иметь доступ к помещениям для машинописи и рисования наверху. Дурман-трава и черпаки всегда наготове.
— Я ухожу, — объявил я. Я произнес это громче, чем рассчитывал, и несколько читателей подняли головы, чтобы снисходительно посмотреть на меня.
Я неуверенно пошел прочь от стола, затем вернулся.
— С таким же успехом я могу прихватить свою книжку.., если вы все равно собираетесь ее выкинуть.
Библиотекарь позвонил наверх. Через несколько секунд книга выпала из прорези в стене. Он молча подал ее мне.
Дверь, ведущая к лестнице, открылась, и тощий человек в хаки (такой была униформа смотрителя) шаркающей походкой вошел в зал. От него несло летучими растворителями, а вид у него был несколько одурманенный. Он облокотился на стол, несколько раз чмокнул губами и наконец осведомился:
— Слушаю вас, мистер Берри?
— Ральф, — сказал библиотекарь, — ты нужен мисс Винстон наверху. По-моему, надо удалить какие-то записи.
Ральф экстравагантно мотнул головой и снова принялся чмокать.
— И пожалуйста, проводи мистера Рэймена к выходу. — Он в последний раз обратился ко мне:
— Пройдите по туннелю до выхода и возьмите лыжи.
Ральф непрерывно кивал, постепенно приближая свою голову к моей.
— Снова наружу, да? — сказал он между двумя причмокиваниями. — От ворот поворот. — Он попытался хихикнуть, но смех быстро перешел в глубокий, конвульсивный кашель.
— Вы идете? — спросил я Джуди Шварц, перекрикивая кашель.
За окном лежал мирный сельский пейзаж, отличающийся лишь присутствием нескольких движущихся пятен красного света. Но тут равнина начала вспухать выпирающими из нее горбами. Горбы становились выше и тоньше и наконец превратились в щупальца, рвущиеся из земли.
Концы щупальцев утолщались и начали походить на кулаки, а кулаки принялись с безумной энергией колошматить все вокруг. Пятна красного света в испуге заметались взад-вперед.
— Тебе бы лучше нарисовать лампы, — сказала Джуди. — Я собираюсь поработать тут над гипотезой Римана. Все дело в том, чтобы правильно выбрать…
Ральф нетвердой рукой взял меня за рукав, и мм вместе пошли прочь.
— Где вы раздобыли этот костюм? — захотел он знать. — Похож на тот, который носил Элвис. Вы когда-нибудь видели Элвиса?
— Только по телевизору.
— Я умер слишком рано для этого, пропади оно все пропадом. Оказался в Тракки, влез в неприятности с Божьим эскадроном и пришел сюда на работу. Вот двери. Перед тем как открывать вторую, убедитесь, что закрыли первую.
Я задержался. Что-то из сказанного Ральфом до этого озадачило меня. Он спросил, иду ли я снова наружу.
— Я уже был там?
Он вяло хмыкнул.
— Случайные никогда не помнят. — Вполне могло быть, что он разговаривал сам с собой. Произнеся эти слова, он повернулся, чтобы уйти.
Я схватил его за руку и встряхнул.
— Как я попал сюда? Мне надо знать!
— Потише там, потише. Я запросто могу развалиться.
Я отпустил его, и он каким-то неопределенным жестом указал наверх.
— Черпаки. Мы втянули вас. От спящих никакого проку — это те, красные. Но когда кто-нибудь побелеет и забредет в Страну Снов, да еще окажется в радиусе тысячи футов от нас.., ну тогда у нас появляется новая книга.
— Так вот это.., снаружи.., это Страна Снов?
Он открыл мне первую стеклянную дверь.
— Вот именно. А теперь идите. У меня полно работы.
Я прошел в дверь, и он позволил ей закрыться за мной. Впереди была еще одна стеклянная дверь — ведущая наружу. То, что минуту назад было щупальцами, обросло ветвями, которые сплелись в огромную зеленую корзину, укрывшую Библиотеку. Я шагнул наружу.
Меня охватил холод, глубоко замороженный холод.
Сразу за дверью землю покрывал плотно слежавшийся снег, а еще там было что-то вроде тропки, ведущей по снегу к тому, что выглядело, как туннель. Тропа, туннель и Библиотека были неизменными, но все остальное находилось в непрерывном движении. Зеленый купол над головой рвался на извивающиеся и утолщающиеся плети.
Мне не терпелось поскорее убраться.
К стене Библиотеки была прикреплена стойка со снаряжением для лыжных кроссов. Парки, шапки, перчатки, лыжи, палки и ботинки. Я набрал себе комплект и сунул книгу в большой карман на спине парки. Я пристегнул лыжи и приготовился отправиться в путь.
Над головой у меня зеленые куски обернулись крылатыми ящерицами. Одна спикировала на меня. Я не успел пригнуться вовремя, но это оказалось не важно.
Она пролетела сквозь меня — бестелесная, как мысль.
Если верить словам Ральфа, это был всего лишь сон.
Я обернулся, ища взглядом спящего. Шар красного света игриво гонялся за ящерицами. Похоже, ему было весело. На вертушке Библиотеки были видны огромные черпаки, похожие на пароходные трубы. Из-за угла здания показалось несколько скелетов. Они держали косы.
Не отрывая взгляда от неизменного, слежавшегося снега, я заскользил прочь от Библиотеки форм и вверх по отлого поднимающемуся туннелю.
Стол был из серого пластика. Он безо всякого шва сливался со стеной крохотной каморки, в которой я оказался.
Все в комнатке было белым или серым. Я встал и попробовал открыть дверь позади меня. Заперта. Из стола доносился звук работающего механизма, но ящик тоже оказался запертым.
Я сел и посмотрел на пишущую машинку. Это была стандартная «Ай-Би-Эм Селектрик», разве что вокруг печатающей головки было гораздо больше всякой механики, чем обычно. Натренированным движением я заправил в машинку чистый лист и принялся печатать.
Дурманящее чувство дежа-вю и множественных личностей охватило меня, когда я начал печатать. Я уже все напечатал на этой машинке, все возможные вариации моей истории.
Мои пальцы продолжали танцевать по клавишам. Я творил описание моей жизни, бессвязное, перескакивающее с предмета на предмет описание, которое углублялось в каждую усыпанную листвой аллею моей мысли, бродило по необозначенным тропинкам между ними и продиралось сквозь чащу подробностей.
Обычно писателю приходится выбрасывать что-нибудь из своего повествования. Если он упоминает свою ручку, он не рассказывает вам, в каком магазине он ее купил, что продавщица ела на обед, где был выловлен тунец, пошедший ей на бутерброд, и как образовался океан. Попытка включить в рассказ все детали, охватить все связанные с ним факты приводит к охвату всей вселенной. Все посрослось. Как слипшаяся карамель на забытой тарелке. Но для описания целой вселенной нужно бесконечное множество слов. Алеф-нуль уже не проблема для меня. Я мог воплотить в реальность мечту Пруста.
Я плавно скользнул в ускорение. Мысли стекали с пальцев на бумагу. Там были все детали, объяснение всех мимолетных ассоциаций, и вся безразмерная бесконечность, бывшая моей жизнью до сих пор, была там, на этой странице.
Она вылетела из машинки. Я подхватил ее в воздухе и удовлетворенно просмотрел. Все уложилось в алеф-нуль строчек. В печатающей головке было ужимающее поле, так что каждая строчка равнялась 49/50 высоты предыдущей строки.
Всегда оставалось место еще для пятидесяти строк.
Набирая ускорение, чтобы перечитать страницу, я снова испытал это чувство множественной тождественности. Я уже печатал эту страницу прежде — и не однажды, а многократно, каждый раз немного иначе. И вот тогда стол чвакнул, как это делает игровой автомат, сообщая о выигранной призовой игре.
Передняя стенка ящика откинулась, и из него выскользнула большая книга, только что переплетенная в кожу. Она глухо стукнула о покрытый глянцевым линолеумом пол. Я поднял ее на колени, и она сама раскрылась. Страница справа оказалась точно таким же подробным описанием чьей-то жизни, во многом похожей на мою. За тем только исключением, что этот парень вылетел из колледжа, трахался налево и направо и погиб, попав в аварию на своем мотоцикле.
Слева верхней страницы не было. Все те страницы казались полупрозрачными, и как ни старался, я не смог отделить ни одной. Это было все равно что пытаться найти самое большое реальное число меньше единицы.
Оборотная сторона листа, который я прочитал первым, была чистой, а когда я захотел перелистнуть дальше я столкнулся с той же проблемой. Там было огромное множество страниц, но мне никак не удавалось ухватить одну из них. Каким будет реальное число, следующее за единицей?
Сколько бы раз я ни пытался открыть книгу заново, я находил одну изолированную страницу между двумя слипшимися пачками листов, не имеющими верха. Листы были упакованы так же плотно, как точки на отрезке линии. Их было "с".
Я представить себе не мог, как я умудрился столько написать, но на какую бы страницу я ни взглянул, она казалась знакомой. Все мои видения после того глотка дыма были тут. Я видел все возможные варианты своей жизни и описал их все с бесконечными подробностями. Я описал целый континуум параллельных миров. Каким-то образом я сумел поместить Многое в Одно.
Иногда мне попадались страницы, отличающиеся друг от друга одним только именем, но, как правило, различия были куда значительнее. В некоторых жизнях рассказчик умел летать, в некоторых он был парализован. В одних он был гением, в других безумцем. Не знаю как, но все они были мною.
Какое-то время я искал правильное описание моего будущего, но это оказалось бессмысленным. Любая сумасшедшая вариация, любая возможность могла быть найдена на одной и той же странице. Иногда и само начало: «Это подлинная история Феликса Рэймена».
Неся книгу в руке, я подошел к двери и снова попробовал ее открыть. На этот раз она была не заперта. Я вышел из своей каморки и оказался среди библиотечных стеллажей. Все полки были забиты книгами, похожими на ту, что я только что написал, у каждой на корешке золотыми буквами было напечатано ее название.
Я повернул свою книгу, чтобы посмотреть, что же я написал. «Жизни Феликса Рэймена». Читая мою книгу, невозможно было угадать, как меня зовут. Там была каждая возможная жизнь и все имена, которые я мог бы носить. У меня появилось дурманящее чувство, будто где-то в не очень отдаленном параллельном мире я только что написал эту же книгу. Разве что заголовок там был то ли «Жизни Феликса Рэймена», то ли «Жизни Руди Рюкера».
Повинуясь безотчетному импульсу, я втиснул мою книгу на полку перед собой и посмотрел на другие тома.
Мое внимание привлек один под названием «Собаки», и я снял его с полки. На каждой странице был рассказ о собаке. В каждом из них было алеф-нуль слов, и читались они иногда с трудом. Но одна история меня проняла. Это было что-то типа «Зова предков», и когда я дочитал ее, мне стоило большого труда удержаться и не завыть.
Я снял с полки другую книгу, которая называлась «Лица».
На каждой странице был выполненный тонкой штриховкой полноцветный портрет возможного лица — каждый был нарисован с бесконечной тщательностью. Я какое-то время пооткрывал книгу в разных местах, надеясь найти знакомое лицо. В конце концов я наткнулся на одно, очень похожее на Эйприл. И долго разглядывал его.
Внезапно я услышал голоса через несколько рядов стеллажей от меня. Все еще босиком, я неслышно подкрался поближе и застал за разговором двух молодых женщин. У одной из собеседниц были светлые волосы, схваченные на затылке в длинный «конский хвост», бледная кожа и мелкие черты лица.
— Я рада, что ты провела все линии, — говорила она, — но эти точки ставить совсем нужды не было.
Вторая женщина, с кудрявыми темными волосами, была пониже ростом. У нее были толстые губы, а между передними зубами была щель. Короткие рукава блузки врезались ей в плечи.
— Эта книга богаче… — начала она, но тут появился я.
Они не очень-то удивились, увидев меня.
— Вы закончили свою книгу? — спросила та, что с тонкими губами. Я кивнул, и она протянула ко мне руку. — Можно взглянуть?
— Я оставил ее там, — сказал я, — на полке у двери. Она называется «Жизни Феликса Рэймена».
— Мне нужно проверить ее, прежде чем вы сможете уйти.
— Валяйте, — сказал я, и она ушла, стуча каблуками по каменному полу.
— Она хочет, чтобы я свою переделала, — сказала мне кудрявая девушка, вручая свою книгу.
Я прочитал на корешке «Плавные кривые» и раскрыл книгу. На первой открывшейся странице я, увидел что-то вроде цифры "8". Я посмотрел, что было на нескольких других страницах. Овал, дуга, закругленная "W", завиток, округлый зигзаг. На нескольких страницах оказались отдельные точки.
— Ей не нравятся точки?
— Да, — ответила девушка и состроила гримаску. — Я не знаю, почему я их туда вставила. Я побелела и прилетела сюда из Тракки специально, чтобы нарисовать плавные кривые. Знаете ли, по теореме Тэйлора их "с"…
Я перебил ее:
— Только не говорите, что вы — математик.
Она кивнула. И тут я услышал, что библиотекарь зовет меня.
— Мистер Рэймен, не могли бы вы подойти сюда.
Тут есть проблема…
— У нее всегда есть проблема, — шепнула мне коренастая математичка.
— Как можно отсюда выбраться? — шепнул я в ответ.
— Думаю, туда.
Она по-дружески взяла меня за руку и повела сквозь лабиринт стеллажей к лестнице. К моему удивлению, мы оказались на первом этаже, спустившись всего на один пролет.
Мы вышли в читальный зал с высоким потолком и большими окнами. Там и сям стояли кресла и диваны.
На некоторых сидели люди с толстыми книгами в кожаных переплетах. Одни читали, другие просто глазели в окна на калейдоскопически меняющийся пейзаж.
Справа от нас находился стол, за которым библиотекарь выдавал книги, доставая их из прорези в стене. На нем была нейлоновая рубашка с коротким рукавом и мешковатые черные штаны. Сквозь нейлон видна была майка. Он жестом пригласил нас приблизиться, и мы подошли к столу.
— "Плавные кривые" Джуди Шварц, — сказал он, указывая на мою спутницу шариковой ручкой. Потом на меня:
— "Жизни Феликса Рэймена", Феликс Рэймен. — Голос у него был высоким и каким-то скользким. Увидев, что мы согласно кивнули, он наклонился, чтобы записать эту информацию на каталожные карточки.
Я еще едва осмотрелся в помещении. Снаружи мимо окон на желтом фоне двигались узоры из зеленых завихрений. Они отрастили языки, пурпурные языки, и начали лизать. Мимо проплыли два красных пузыря света. Я решил отложить осмотр помещения на потом.
В центре зала находился довольно маленький каталог.
Сутулый мужчина с седой бородой листал карточки в одном из незаполненных ящиков.
— Сколько книг у вас вообще-то? — спросил я библиотекаря.
— Если бы ваши две книги были пригодными к использованию, то всего было бы 2471. — У меня, наверное, был удивленный вид, потому что он продолжил:
— Библиотека Форм очень избирательна. Мы храним толь" ко те книги, чьи темы отражают базовые категории человеческого понимания в полном раскрытии. Неполные, внеземные или уникальные работы интереса не представляют. Мы каталогизируем только те полные и определяющие рассмотрения существенных форм, которые действительно имеют место на Земле.
Раздалось тихое гудение и засветился телеэкран у его локтя. Это была женщина с «конским хвостом» сверху.
— Книга «Плавные кривые» завершена и будет пригодна к использованию, если удалить несколько неупорядоченных точек. Отправьте наверх Ральфа, чтобы он этим занялся.
— Очень хорошо. — Библиотекарь нажал на кнопку. — А что с книгой «Жизни Феликса Рэймена»?
Короткое покачивание головой.
— Полное раскрытие, но частичная тема. Если бы он описал все возможные жизни вместо того, чтобы…
— Но это у нас уже есть, — пожал плечами мужчина.
— Да. Книга Рэймена — лишь подраздел книги «Жизни», полка триста двадцать восемь. Если ему нужны эти услуги, ему придется написать другую.
— Что, если это будут «Лампы»? — радостно воскликнул мужчина.
Женщина на экране в задумчивости поджала губы.
— Да. Нам нужны «Лампы». Картинки, как вы думаете?
Мужчина кивнул.
— Я прослежу за этим. — Он выключил аппарат и обратился ко мне своим влажным голосом тростниковой дудки:
— Мистер Рэймен. Если вы подниметесь к мисс Винстон, она даст вам немного дурман-травы и покажет, где…
— Послушайте, — перебил я, — если вы думаете, что я собираюсь спалить себя лишь ради того, чтобы нарисовать все дурацкие возможные лампы…
— Вам придется, если вам нужны услуги.
— Я уже могу ими пользоваться, не так ли? — встряла в разговор Джуди Шварц.
— Ну да. То есть как только Ральф… — Он еще раз нажал кнопку на столе. Тишина. Библиотекарь посмотрел на нас отсутствующим взглядом, затем ухватил нить разговора. — Да, услуги. Вы сможете свободно, мисс Шварц, использовать наши возможности — наш каталог, наши книги, наш читальный зал. И разумеется, вы будете иметь доступ к помещениям для машинописи и рисования наверху. Дурман-трава и черпаки всегда наготове.
— Я ухожу, — объявил я. Я произнес это громче, чем рассчитывал, и несколько читателей подняли головы, чтобы снисходительно посмотреть на меня.
Я неуверенно пошел прочь от стола, затем вернулся.
— С таким же успехом я могу прихватить свою книжку.., если вы все равно собираетесь ее выкинуть.
Библиотекарь позвонил наверх. Через несколько секунд книга выпала из прорези в стене. Он молча подал ее мне.
Дверь, ведущая к лестнице, открылась, и тощий человек в хаки (такой была униформа смотрителя) шаркающей походкой вошел в зал. От него несло летучими растворителями, а вид у него был несколько одурманенный. Он облокотился на стол, несколько раз чмокнул губами и наконец осведомился:
— Слушаю вас, мистер Берри?
— Ральф, — сказал библиотекарь, — ты нужен мисс Винстон наверху. По-моему, надо удалить какие-то записи.
Ральф экстравагантно мотнул головой и снова принялся чмокать.
— И пожалуйста, проводи мистера Рэймена к выходу. — Он в последний раз обратился ко мне:
— Пройдите по туннелю до выхода и возьмите лыжи.
Ральф непрерывно кивал, постепенно приближая свою голову к моей.
— Снова наружу, да? — сказал он между двумя причмокиваниями. — От ворот поворот. — Он попытался хихикнуть, но смех быстро перешел в глубокий, конвульсивный кашель.
— Вы идете? — спросил я Джуди Шварц, перекрикивая кашель.
За окном лежал мирный сельский пейзаж, отличающийся лишь присутствием нескольких движущихся пятен красного света. Но тут равнина начала вспухать выпирающими из нее горбами. Горбы становились выше и тоньше и наконец превратились в щупальца, рвущиеся из земли.
Концы щупальцев утолщались и начали походить на кулаки, а кулаки принялись с безумной энергией колошматить все вокруг. Пятна красного света в испуге заметались взад-вперед.
— Тебе бы лучше нарисовать лампы, — сказала Джуди. — Я собираюсь поработать тут над гипотезой Римана. Все дело в том, чтобы правильно выбрать…
Ральф нетвердой рукой взял меня за рукав, и мм вместе пошли прочь.
— Где вы раздобыли этот костюм? — захотел он знать. — Похож на тот, который носил Элвис. Вы когда-нибудь видели Элвиса?
— Только по телевизору.
— Я умер слишком рано для этого, пропади оно все пропадом. Оказался в Тракки, влез в неприятности с Божьим эскадроном и пришел сюда на работу. Вот двери. Перед тем как открывать вторую, убедитесь, что закрыли первую.
Я задержался. Что-то из сказанного Ральфом до этого озадачило меня. Он спросил, иду ли я снова наружу.
— Я уже был там?
Он вяло хмыкнул.
— Случайные никогда не помнят. — Вполне могло быть, что он разговаривал сам с собой. Произнеся эти слова, он повернулся, чтобы уйти.
Я схватил его за руку и встряхнул.
— Как я попал сюда? Мне надо знать!
— Потише там, потише. Я запросто могу развалиться.
Я отпустил его, и он каким-то неопределенным жестом указал наверх.
— Черпаки. Мы втянули вас. От спящих никакого проку — это те, красные. Но когда кто-нибудь побелеет и забредет в Страну Снов, да еще окажется в радиусе тысячи футов от нас.., ну тогда у нас появляется новая книга.
— Так вот это.., снаружи.., это Страна Снов?
Он открыл мне первую стеклянную дверь.
— Вот именно. А теперь идите. У меня полно работы.
Я прошел в дверь, и он позволил ей закрыться за мной. Впереди была еще одна стеклянная дверь — ведущая наружу. То, что минуту назад было щупальцами, обросло ветвями, которые сплелись в огромную зеленую корзину, укрывшую Библиотеку. Я шагнул наружу.
Меня охватил холод, глубоко замороженный холод.
Сразу за дверью землю покрывал плотно слежавшийся снег, а еще там было что-то вроде тропки, ведущей по снегу к тому, что выглядело, как туннель. Тропа, туннель и Библиотека были неизменными, но все остальное находилось в непрерывном движении. Зеленый купол над головой рвался на извивающиеся и утолщающиеся плети.
Мне не терпелось поскорее убраться.
К стене Библиотеки была прикреплена стойка со снаряжением для лыжных кроссов. Парки, шапки, перчатки, лыжи, палки и ботинки. Я набрал себе комплект и сунул книгу в большой карман на спине парки. Я пристегнул лыжи и приготовился отправиться в путь.
Над головой у меня зеленые куски обернулись крылатыми ящерицами. Одна спикировала на меня. Я не успел пригнуться вовремя, но это оказалось не важно.
Она пролетела сквозь меня — бестелесная, как мысль.
Если верить словам Ральфа, это был всего лишь сон.
Я обернулся, ища взглядом спящего. Шар красного света игриво гонялся за ящерицами. Похоже, ему было весело. На вертушке Библиотеки были видны огромные черпаки, похожие на пароходные трубы. Из-за угла здания показалось несколько скелетов. Они держали косы.
Не отрывая взгляда от неизменного, слежавшегося снега, я заскользил прочь от Библиотеки форм и вверх по отлого поднимающемуся туннелю.
13. ИСТИНА
Другой конец короткого туннеля был наполовину занесен снегом. Я «елочкой» взобрался на сугроб и скатился наружу. Вокруг холмами и буграми лежал снег. Нестихающий ветер неустанно трудился, насыпая длинные дюны, заполняя ложбинки снежной рябью, где-то сглаживая, где-то заостряя, непрерывно созидая. Воздух был пронизан снежными лентами и спиралями, поэтому видимость была небольшой. Оглянувшись назад, я уже не смог сказать, за каким холмом скрылась Библиотека форм.
Снег, за исключением свежих наносов, был покрыт настом, и я скользил по нему, не проваливаясь. Я вошел в знакомый ритм, делая длинные шаги и отталкиваясь палками. Я катился по плавно понижающемуся склону и набрал неплохую скорость. Мое сознание стало на нейтралку.
Формируемый ветром снежный пейзаж изменялся с таким постоянством, что было невозможно сказать, с какой скоростью я на самом деле двигался. Не было никаких заметных ориентиров, поэтому я руководствовался только направлением уклона. Шагая на лыжах, я вдруг почувствовал, что мои ритмичные движения каким-то образом подпитывают окружающий ландшафт, как будто я был бьющимся сердцем этого замерзшего мира.
Время от времени смутное красноватое пятно проступало сквозь снег из Страны Снов. Но похоже, я катился над ней. И не было ничего похожего на те причудливые живые картины, которые я наблюдал из окна Библиотеки.
От интенсивного движения мне стало жарко и захотелось пить. Я приостановился и зачерпнул горсть снега.
Он оказался мелким порошком, состоящим из крохотных додекаэдров — кристаллов с двенадцатью пятиугольными гранями. Каждый кристаллик мерцал внутренней игрой света, а когда я напряг зрение, то разглядел, что в каждом двигались какие-то очертания и узоры. Несколько снежинок растаяло на моей ладони, и я слизнул образовавшуюся жидкость.
У нее был странный, дурманящий вкус. Я почувствовал, что начинаю разваливаться, как после глотка того дыма на Горе Он. Я побыстрее выплюнул жидкость.
Что же все-таки случилось там, на горе? Проводник выжег дыры в земле, и курчавая трава загорелась. Я вдохнул полные легкие дыма. Все стало белым, и у меня начались видения, все одновременно. Очевидно, я превратился в световой шар и во время полета над Страной Снов меня поймал черпак Библиотеки форм. Но куда подевалась гора?
Куда ни посмотри, повсюду был только снег. Мне стало интересно, когда он кончится. Каким-то образом я преодолел уровень исчисляемости. В Библиотеке у каждой книги было "с" страниц, а Страна Снов — вероятно, все еще находящаяся под снегом, по которому я скользил на лыжах, — была наполнена целым континуумом возможных видений.
Я долго шел без остановки. Ветер то бесился, то стихал и наконец сошел на нет. Снег под лыжами становился все тверже и тверже, пока не оказалось, что я иду по льду, чуть присыпанному снежным порошком. Ледник.
Я заметил цветовые пятна, пробивающиеся сквозь снежную пыль, и расчистил окошко во льду.
Я смотрел на город сверху. Жуткое пурпурное зарево освещало решетку улиц, но все здания были темны. Пятно красного света торопливо двигалось по одному из проспектов. Над городом проплыл реактивный лайнер, сделал круг и направился на посадку. Он следовал за красным светом. Пространство между домами было слишком узким, но самолет курса не менял. Одно крыло зацепилось, чиркнуло по зданию и отломилось. Пламя, дым, кувыркающиеся обломки посыпались на огонек, в замерзшее время. Очертания начали изменяться, перестраиваться.
Падающие обломки превратились в рассыпавшийся пакет с бакалеей. Самолет — в коробку яиц. Красный огонек поднялся ко мне, затем уплыл в сторону. Яйца разбились, и из них вылетела стайка жареных индеек, безголовых, машущих золотистыми остроконечными крылышками. Они последовали за красным светом и скрылись из виду. Темный город замер, ожидая повтора.
Я пошел дальше. Небо было чистым и таким синим, почти лиловым. В ледяном поле, по которому я скользил, появились трещины. Несколько я перешагнул, через пару перепрыгнул, но в конце концов я дошел до расселины, слишком широкой, чтобы преодолеть ее.
Снег, за исключением свежих наносов, был покрыт настом, и я скользил по нему, не проваливаясь. Я вошел в знакомый ритм, делая длинные шаги и отталкиваясь палками. Я катился по плавно понижающемуся склону и набрал неплохую скорость. Мое сознание стало на нейтралку.
Формируемый ветром снежный пейзаж изменялся с таким постоянством, что было невозможно сказать, с какой скоростью я на самом деле двигался. Не было никаких заметных ориентиров, поэтому я руководствовался только направлением уклона. Шагая на лыжах, я вдруг почувствовал, что мои ритмичные движения каким-то образом подпитывают окружающий ландшафт, как будто я был бьющимся сердцем этого замерзшего мира.
Время от времени смутное красноватое пятно проступало сквозь снег из Страны Снов. Но похоже, я катился над ней. И не было ничего похожего на те причудливые живые картины, которые я наблюдал из окна Библиотеки.
От интенсивного движения мне стало жарко и захотелось пить. Я приостановился и зачерпнул горсть снега.
Он оказался мелким порошком, состоящим из крохотных додекаэдров — кристаллов с двенадцатью пятиугольными гранями. Каждый кристаллик мерцал внутренней игрой света, а когда я напряг зрение, то разглядел, что в каждом двигались какие-то очертания и узоры. Несколько снежинок растаяло на моей ладони, и я слизнул образовавшуюся жидкость.
У нее был странный, дурманящий вкус. Я почувствовал, что начинаю разваливаться, как после глотка того дыма на Горе Он. Я побыстрее выплюнул жидкость.
Что же все-таки случилось там, на горе? Проводник выжег дыры в земле, и курчавая трава загорелась. Я вдохнул полные легкие дыма. Все стало белым, и у меня начались видения, все одновременно. Очевидно, я превратился в световой шар и во время полета над Страной Снов меня поймал черпак Библиотеки форм. Но куда подевалась гора?
Куда ни посмотри, повсюду был только снег. Мне стало интересно, когда он кончится. Каким-то образом я преодолел уровень исчисляемости. В Библиотеке у каждой книги было "с" страниц, а Страна Снов — вероятно, все еще находящаяся под снегом, по которому я скользил на лыжах, — была наполнена целым континуумом возможных видений.
Я долго шел без остановки. Ветер то бесился, то стихал и наконец сошел на нет. Снег под лыжами становился все тверже и тверже, пока не оказалось, что я иду по льду, чуть присыпанному снежным порошком. Ледник.
Я заметил цветовые пятна, пробивающиеся сквозь снежную пыль, и расчистил окошко во льду.
Я смотрел на город сверху. Жуткое пурпурное зарево освещало решетку улиц, но все здания были темны. Пятно красного света торопливо двигалось по одному из проспектов. Над городом проплыл реактивный лайнер, сделал круг и направился на посадку. Он следовал за красным светом. Пространство между домами было слишком узким, но самолет курса не менял. Одно крыло зацепилось, чиркнуло по зданию и отломилось. Пламя, дым, кувыркающиеся обломки посыпались на огонек, в замерзшее время. Очертания начали изменяться, перестраиваться.
Падающие обломки превратились в рассыпавшийся пакет с бакалеей. Самолет — в коробку яиц. Красный огонек поднялся ко мне, затем уплыл в сторону. Яйца разбились, и из них вылетела стайка жареных индеек, безголовых, машущих золотистыми остроконечными крылышками. Они последовали за красным светом и скрылись из виду. Темный город замер, ожидая повтора.
Я пошел дальше. Небо было чистым и таким синим, почти лиловым. В ледяном поле, по которому я скользил, появились трещины. Несколько я перешагнул, через пару перепрыгнул, но в конце концов я дошел до расселины, слишком широкой, чтобы преодолеть ее.