Я победила… - Раздался за спиной твердый высокий голос. Я вздрогнув от неожи-данности, развернулся насколько возможно быстро. Сюрпризов больше не хотелось никаких.
За спиной стояла Аната, морщась и потирая ушибленный лоб, смотрела куда то ми-мо меня и старательно по слогам выговаривала слова.
Я по-бе-ди-ла…
Что? - Переспросил я - Девочка лишь досадливо махнула рукой.
Я по-бе-ди-ла, Ма-стер. - Я залился пунцовой краской. Не понять, что эти иерогли-фы - вывернутые наизнанку буквы - последняя степень тупоумия.
Она прошла Врата? - Обратился я к Анате.
Угу - кивнула девочка - Не бери в голову.
Больно? - поинтересовался я.
Не бери в голову - Снова отмахнулась хулиганка. - Здесь все быстро заживает. Ты, это… - Она повела округло рукой - Пальцы подбери. Кровь остановится уже не прирастут.
Я кивнул и поспешно стал собирать обрубки в здоровую ладонь. Премерзкое заня-тие скажу я вам. Нет ничего более странного и неприятного чем держать в руках кусок собственной умирающей плоти. Один раз я этого уже попробовал и мне не понравилось.
Скрюченные, похожие на сардельки пальцы с посиневшими ногтями казались со-вершенно чужими. У меня не было хирургического опыта и я в растерянности посмотрела на Анату. Она смотрела на себя во Врата как в зеркало и корчила рожи. Удивительно без-заботное создание.
Г-хм. - Обозначил я свое присутствие.
А-а-а - Протянула девочка, поворачиваясь ко мне и улыбаясь всем своим симпатич-ным личиком. - Собрал?
Угу - Криво улыбаясь, доложился я. Странное ощущение. Я же ее неимоверно стар-ше. Опытнее, прожженнее, циничнее на порядки, но мне нравилось подчиняться ей. Какая то простая природная сила чувствовалась в этой девочке. Хотя, о чем это я? “Каждому по делам его” или “по желаниям его”. Уже не помню. Да и не важно. Ею может быть и вполне взрослая женщина. Двеллеры, просто реализовали ее непосредственность в такой необыч-ной форме. Тем не менее, Аната подошла ко мне и едва не силой отобрала обрубки, аккуратно сложила в нагрудный кармашек. Незабываемое зрелище.
Дай руку. - я протянул всю в крови, ту в которой держал обрубленные куски паль-цев. Она поморщилась, словно проглотила фунт хинина.
Ох, горюшко. Не эту. - Я спохватившись, оторвал от насквозь пропитанной кровью одежды изуродованную ладонь и протянул ей.
Больно? - Вдруг смягчившись, спросила она меня. А мне действительно было боль-но. Очень. Но как упустить такой шанс? - Не бери в голову. - Прошипел я сквозь сжатые судорогой зубы.
Я вижу - Деловито качнула головой Аната, осматривая культи. Подцепила подол своей одежды крепкими пальцами и с хрустом отодрала длинную полосу ткани. Я закрыл глаза. Слишком высоко открылись ее стройные ноги. Кошмар! Я изрублен на куски. Я кор-чусь от боли. Я потерял Ключ. Я выпустил в Мир монстра в обличье агнца. Мне еще идти через Перевоплощения. Но мужская суть оказалась непобедимой. Нежность, чувствен-ность, желание смешалось в теплое почему то стыдное чувство.
Ты чего щуришься? - Грубовато спросила Аната. - Голых баб не видал? - Вот это да! Теперь глаза открылись от щек до бровей.
О! - Удивилась девочка. - Очнулся. - Я залился краской снова. Смущение - пред-дверие чувств настоящих. Не та боль, надрыв, страх и ненависть как к Ру, а именно это, что то теплое, ужасно доброе, словно шел сто верст пустыней и наконец добрался до род-ника с хрустально чистой водой. И припал и пью.
Аната подобрала кинжал Алексиса, поскольку ничего более похожего на лубок в комнате не нашлось. Обвила остатки моих пальцев вокруг рукояти. Старательно приложи-ла обрубки и крепко замотала пораненную ладонь тканью.
У собачки боли у кошки боли у… - Она споткнулась. Зыркнула на меня взглядом, но все таки снова опустила голову и закончила. - А у Мастера все заживи. - Ее голос снизил-ся до едва различимого шепота. Она что то продолжала говорить, едва касаясь бинтов тонкими пальцами. А я смотрел на ее затылок в буйных кудрях смоляных волос и боролся с желанием поцеловать ее в макушку.
Вот! - Наконец объявила она и гордо продемонстрировала мне содеянное. Рука по-ходила на красную варежку Деда Мороза, который вдруг решил добывать подарки обирая прохожих на улицах, поскольку из нее хищно торчал римский кинжал.
И? - вопросительно глянул я в ее улыбающееся лицо.
Что “и”? - Нахмурилась девочка.
Когда заживет?
Так уже.
Что? “Уже”
Зажило, блин! - Зубы клацнули от удивления. Я поднес “варежку” к глазам. Осто-рожно. Очень осторожно сжал рукоять. Боль осталась но не дерганая когда от ладони в плечо с ударами сердца рвется огонь, а тупая колкая, словно просто отлежал руку. Я опус-тил ладонь вниз. Это хороший тест. Прилив крови к ране всегда усиливает боль. Тест оказался отрицательным.
Можно размотать?
О-о-ох… - Устало выдохнула девочка. - Какой же ты… - Отвернулась и снова подо-шла к зеркалу. Вновь принялась увлеченно корчить рожи и показывать фиги отражению.
Я осторожно потянул узел на повязке зубами. Кровь запеклась в почти черную ко-росту и не давала освободить руку. Я разозлился и рванул сильнее. С треском полоса ткани отошла. Я свободной рукой моток за мотком освобождал рану. Рука, сжимающая кинжал, покрытая желтой сморщившейся кожей в ссохшихся пятнах крови, походила на пятерню тысячелетней мумии. Но тем не менее, пальцы были на месте. Она бы выглядела точно также, если бы ее лечили хирурги и она пролежала бы в лубках после операции пару месяцев.
Как ты сумела? - От удивления я был готов грохнуться в обморок.
Не нравится? - Отозвалась Аната. Повернула ко мне лицо, хитро прищурилась и склонила голову на бок. Я выдрал кинжал из онемевших пальцев и попытался ими поше-велить. Получилось, хотя, полная свобода движений еще не вернулась, да и такого чуда было вполне достаточно.
Но, даже здесь это невозможно! - Настаивал я. Аната подошла ко мне вплотную по-смотрела с сочувствием снизу вверх. Протянула руку и легко коснулась моей щеки.
Бедненький… Реально то во что веришь. Я умею верить. - Сказала, словно объясни-ла тупому ребенку, что дважды два как ни крути а все таки четыре.
Я знаю - Эхом отозвался я. Странное подозрение закралось в душу. Электронный мир поддается влиянию, но его законы незыблемы также как и законы физические мира реального. Нельзя выйти за их ограничения, но можно воздействовать на первооснову. Например локально ускорить в этой комнате течение времени и тогда процессы регенера-ции смогут стать практически мгновенными. Но для этого нужно… Для этого нужна Сила, Дар и покруче того которым обладают Оборотни. Гораздо круче. Может быть эта девочка именно то, что идет за мной через все миры? Может быть она именно то кому я бросил вызов? Или наоборот. Что то приобрело ее облик? Я был свидетелем чуда и типично муж-кое мышление требовало немедленных ответов на вопросы.
Ты кто? - Выпалил я. Девочка плотно сжала губы. Ее лицо из радостного стало же-стким.
Конь в пальто… - В пол голоса, даже не вызывая меня на ответную грубость, скорее по инерции ответила на вопрос.
А за хозяйку не волнуйся. - Аната подошла к опрокинутому пуфу. Поставила его на ножки и устало присела. Опустила плечи.
То есть? - Я был готов поверить сейчас во что угодно.
Она не прошла Врата. - Голова пошла кругом.
Но она же сказала…
Мало ли что она сказала.
Значит Врата ее не пустили?
Пустили… - Терпеливо отозвалась Аната. - Придушу - Мелькнуло где то в глубине сознания. Загадки начинали утомлять.
Куда? - Со стоном переспросил я.
У каждого свой Путь, Мастер. - Совсем по взрослому ответила Аната. - У каждого свои Врата.
Но у нее же был Ключ! Мой Ключ! - Вдруг все поняв, но еще не веря вскрикнул я.
А-а-а- Махнула рукой Аната. - Не бери в голову - Последнюю фразу мы сказали вместе. Девочка смутилась. Опустила глаза, погрустнела. Мне показалось, что я обидел ее. И сейчас мне было по большому счету наплевать кто она и что она. Просто очень хотелось тепла. Ее тепла. Отражения своего в ее глазах. Хотелось живого, настоящего, реального. Я подошел ближе и прижал ее голову к своему животу. Погладил по волосам.
Устал, постреленок? - Неосознанно сорвалось с губ.
Сам ты… - Глухо промычала девочка.
Теперь она Идет Своим Путем? Я прав? - Аната кивнула не пытаясь вырваться. Она действительно устала. Очень. Эти сутки, наверное выпили ее сил больше чем месяцы пре-дыдущие.
И эти Врата лишь первое ее Перевоплощение. Так? - Аната кивнула снова. Я опус-тился на пол рядом с девочкой. Произнес задумчиво, поглядывая искоса на реакцию этой всезнайки.
Пройдя через Перевоплощения она обретет плоть? Реальную плоть?
Угу - Кивнула Аната. - Но ты человек. Что движет тобою?
Я пожал плечами. - Любовь, долг…
А что движет ею? - Я посмотрел Анате в глаза. Ну откуда в ней такая глубина? Та-кая мудрость? - Ненависть - произнес негромко.
Как ты думаешь сможет она преодолеть все три кольца? - Я внутренне содрогнулся. Для того, чтобы обрести нужно дать. Для дружбы - кровь, для веры - надежду, для любви - жизнь. Любое из Перевоплощений - отказ от чего то безумно дорогого. Ненависть сверх эгоистична. Она не может дать ничего.
Путь ее будет долог. - Выдохнул я. Аната кивнула.
Тебе пора, Мастер. - Произнесла девочка негромко и коснулась моего плеча.
А? - Очнулся я от размышлений.
Тебя ждут. - Аната смотрела в мое лицо пристально, по взрослому нахмурив акку-ратные черные брови.
Да, черт! - Я вспомнил, что за стенами дома в слепом желании поквитаться со мною терпеливо ожидает Грем и наверняка выдумывает самый страшный и самый изощренный способ моего умерщвления. Я поднялся на ноги. Оглядел комнату. В последний раз. Сюда я больше не вернусь.
А-а-а-э-э-э. - Замялся я с вопросом.
За дверью. - Ответила Аната. - Твои доспехи должны быть там.
Я не это хотел спросить. - Я вдруг осознал, что не хочу терять ее. Уходя из этого мира я разрушу его как разрушил предыдущие миры. Разрушу вместе с теми кто жил в них.
А что? - Удивилась девочка. Я посмотрел ей в глаза ища страх. Но в них была толь-ко усталость.
Я не хочу терять тебя…
У-у-у-у. Как все запущено. - Заулыбалась хулиганка.
Не бери в голову? - Насупился я.
Я бы предпочла, чтобы ты не забывал меня. - Она теперь уже весело стреляла в меня глазенками. Совершенно по женски оглядывая с головы до ног. У меня возникло ощущение, что я делаю ей предложение. Сердце колотилось где то в горле и начиная злиться на себя самого и на Анату, за то что она заставляла меня выглядеть смешным. Но губы без моего на то приказа шевельнулись сами.
Пошли со мной…
Куда? - Залилась звонким смехом девочка.
Домой - Настойчиво продолжил я.
Домо-о-ой. - Потянула она насмешливо. И вдруг став серьезной поднялась с пуфа и вытянувшись, встав на носки поцеловала меня в губы. Нежно, но неумело. Я оторопело молчал.
Дом там где ждут. - Произнесла она словно пароль.
Я помню. - Кивнул я.
Ты будешь ждать? - Я кивнул снова.
Тогда иди. - В ответ я рискнул спросить.
А ты? - Она сделала неопределенный жест рукой. Озаренный неясным подозрением я перехватил ее пальцы и поднес к лицу. Если она Оборотень, то у нее должен быть Ключ. Если у нее есть Ключ, то она не погибнет вместе с этим миром, а когда ни будь вернется в реальный. Там мы сможем найти друг друга.
Ну? - Улыбаясь спросила нахалка. Я смущенный и озадаченный опустил ее ладонь.
Ты фантом… - Уныло констатировал я.
Ну и что? Ты сейчас тоже. - Ни сколько не смутившись ответствовала Аната. На эти слова я уже внимания не обратил. Усталость накатывала каменно, давила вниз. Я закрыл глаза и глубоко вздохнул. Все - иллюзия. Все вранье. От начала и до конца. Мишура. Пыль. Морок. Я подошел к распахнутой двери. Развернулся на пороге, осмотрел еще раз разгромленную комнату. Окинул взглядом девочку в секунду из дорогого друга превра-тившуюся в сон. Сколько же было этих снов? И не сосчитать…
Прощай… - Произнес в пол голоса.
Ты обещал ждать! - Топнула ножкой Аната.
Хорошо. - Словно в бреду ответил я. - Это нетрудно - ждать. - Я вышел и прикрыл за собой тяжелую дверь. - Труднее верить - Это я сказал уже в коридоре. - Вопреки все-му. Верить.
Доспехи действительно лежали рядом. Наспех сваленные в кучу. Слуги чувствуют настроение своих хозяев более тонко чем самые верные домашние животные. Никто бы не рискнул сложить мои вещи аккуратно. Я теперь враг хозяина дома. Я теперь и их враг. Но кто враг мой? Я коснулся повязки на лбу. Пьянея от ярости, сорвал шелковую ткань и бросил под ноги. Даже враги здесь - иллюзия! Даже враги!
Я втиснулся в панцирь. Нахлобучил на голову шлем. Привязал маску. - Пусть никто не видит моего лица. Пусть никто не видит боли! Пусть никто не видит слез…
Катана сама нашла заплечные ножны. Вошла в них легко, шипя словно ядовитая змея. Я шевельнул плечами - не жмет ли где ни будь ремень. Восстанавливая рефлексы потянул из меч из ножен снова. Он блеснул передо мной зеркалом, описал широкий полу-круг, со свистом рассек воздух и крутанувшись вокруг кисти, вернулся в ножны. Рука слушалась вполне удовлетворительно. Я опустил плечи, выдавливая из легких остатки воздуха. Затем выпятив грудь набрал его по самое дно диафрагмы. Голова закружилась от чрезмерной аэрации крови. Но это не страшно. Головокружение быстро пройдет, а переиз-быток кислорода в тканях будет весьма к стати. Скоро мне потребуется от моего тела все на что оно способно. Умирать красиво тоже нужно уметь.
Намеренно печатая шаг я двинулся к выходу. Скрываться смысла не имело никако-го. Я не хочу победы “как ни будь”. Я не вор. Я воин! Я МАСТЕР! Пусть слышат все, что я иду. Пусть все знают, что я Иду Своим Путем.
Какая то из дверей, по моему в кухню, закрылась внезапно пряча чье то испуганное лицо. За тяжелыми створками послышался грохот роняемых кастрюль. Я усмехнулся. Чу-жой страх оказался неожиданно приятен.
Я вышел во двор и зажмурился на секунду. Дневной свет был слишком ярок. Про-моргавшись, я окинул взором предыдущее место битвы. Шансов на победу было немного. Если не считать Грема, торчащего каменной глыбой в центре вытоптанного до гранитной твердости двора, то потенциальных врагов насчитывалось еще десятка четыре. Похоже, что поглазеть на поединок собрались все население усадьбы, начиная от подпасков и заканчивая мажордомом. Вооруженные кто чем, по отдельности они не представляли опас-ности. Вместе были неуничтожимы. Половину я бы положить смог, но кто ни будь все равно сумел бы зацепить меня камнем серпом или косой. Раненый противостоять им я был бы уже не в силах.
Я спустился с лестницы и прошел сквозь образовавшийся в толпе проход в центр живого круга. Подошел к Грему и склонился перед ним в поклоне. Но взгляда от его лица не отрывал. Это правило вколотили в монастыре намертво. Потерял противника из виду - погиб.
Грем сдержанно приветствовал меня ответным поклоном. Его шлем еще не был над-винут на лицо и я видел насколько трудно ему сдерживать себя. Ай-я-яй. Где же твое хладнокровие, солдат? Нельзя поддаваться ненависти. Она слепит. Она заставляет делать ошибки. Ошибки грубые и фатальные большей частью. Но я не стану убивать тебя. Мне хочется подарить тебе жизнь. Пусть об этом знаю только я. Пусть я тысячу раз не прав. Пусть ты умрешь вместе с этим солнцем, небом и слугами. Но умрешь позже. Даже час жизни это все таки жизнь. Ты фантом, но ты чувствуешь боль. Ты радуешься и грустишь. Ты достоин этих минут торжества. Ты заслужил право на свою победу.
Грем сделал шаг назад. Надвинул шлем на лицо. Хищно вытащил из ножен меч и без паузы рванулся мне навстречу. Я ушел с линии атаки, одновременно потянув из-за спины катану. Ударил не сильно, стараясь не причинять смертельных ран. Медный наплеч-ник, скованный каким то подмастерьем был действительно не очень прочным и лезвие острое настолько, что им можно было разрубить в падении легкий шелковый платочек, легко рассекло его надвое.
Из пореза тонкой струйкой брызнула кровь. Похоже я перестарался. Нужно быть ос-торожнее. Вооружение легионера хорошо в сомкнутом строю фаланги, но в поединке, катана в тысячу раз опасней.
Гремлин резво отскочил, зыркнул на меня сквозь прорези шлема и что то громко гаркнув ринулся в атаку снова. Выставил перед собой большой круглый щит, надеясь сильным ударом сбить с ног. Парировать атаку оказалось нетрудно. Сделав шаг в сторону и развернувшись полукругом я обрушил катану на голову спрятанную в добрый шлем. Грем почувствовав опасность, за миг до удара успел наклониться и острая сталь лишь отсекла его ярко алый султан из крашеного конского волоса.
Грем удивленно вскрикнул и отскочил назад. Атаковать я не торопился. Ловил кра-ем глаза возбужденную толпу, осколки неба над нею. Этот мир скоро умрет и мне хотелось толику его унести с собой. В реальном мире нет такой сказочной красоты. Столь высоких гор и такой пронзительной синевы над ними. Он прост и неярок, но он был моим миром и я уже ощущал желание любить его. Пока только желание, но наверное желание любить это есть любовь. Я смогу полюбить его снова и научусь вновь наслаждаться им.
Мой противник снова атаковал. Я замешкался на миг и он почти ударил меня щитом. Опрокинувшись назад и сделав кувырок, я снова вскочил на ноги. Грем старался сократить дистанцию и я это понимал. В обнимку драться длинным мечом практически невозможно, а его короткий клинок легко разрубит меня пополам.
Грем отступил и спрятался за щит, восстанавливая дыхание. Все таки он тратил слишком много сил. Негодование отнимало у него энергию. Я решил ускорить дело. Сделав широкий шаг двинулся вперед и в полу приседе нанес горизонтальный удар под срез щита. Клинок дробно тренькнув отсек добрый кусок бронзовой полосы, пущенной по краю щита.
Вот так! Это красиво. - Мелькнула в голове шальная мысль. Грем на секунду опе-шил, но не испугался. Яростно выкрикнув ругательство он ринулся в атаку снова. Я пропустил его вперед и рубанул что есть силы сзади. Панцирь его был крепок и даже сталь моего меча не могла бы с одного удара рассечь доспехи.
Грем двинулся вперед. Он понимал, что его попытка изготовиться к бою сейчас же когда я абсолютно готов к атаке лишит его головы. Он начал изготовку к фронтальному бою только когда почувствовал, что дистанция достаточно велика. Я предугадал его дейст-вия и двинулся вперед. Поединок нужно было завершать. Публика была удовлетворена. Она ждала развязки, а я все не решался подставить себя по удар. Все таки боли я боялся больше чем самой смерти. Нужно было придумать такое, что бы Гремлин убил меня быстро и не очень болезненно.
Идеальный вариант - отсечение головы меня не устраивал. Еще не хватало, чтобы мою бедную голову таскали в чересседельнике и демонстрировали публике, как трофей.
Все таки странно и печально, что так часто Врата, связывающие Отражения Перево-площений являются не чем иным как смертью. Наверное страх перед нею и является тем испытанием, которое нужно пройти, для того, чтобы обрести себя снова в мире реальном. Хотя нет. Не страх перед смертью, а страх потерять жизнь, эту жизнь. Это особая, сверх-изощренная форма отказа от этих миров. Наверное так будет точнее всего.
Пора - Я потянул меч широким полукругом усиливая мощь удара разворотом корпу-са. Нельзя применять этот прием при атаке, когда противник стоит к тебе лицом и держит оружие на изготовку. Грем оказался сообразительным малым. За ту долю секунды когда перед его глазами мелькнула не защищенная доспехами спина, он сделал выпад и рубанул снизу вверх наискось рассекая почку, позвоночник, дельтовидную мышцу спины. Похоже, что досталось и легким - секунду спустя к горлу подкатил комок неудержимого кашля. Легкие стали заполняться кровью. - У меня не больше тридцати секунд - пронеслось где то на задворках сознания. - Десять, девять, восемь… - Я успел еще показать своему против-нику “мельницу”, очень эффектную атаку, но у меня уже не хватило сил сделать завершающий выпад и отрубить ему в назидание остатки красного султана на шлеме. Голова закружилась, перед глазами поплыли красные круги, ноги перестали вдруг держать и я упал на одно колено. - Черт! Нужно попробовать ударить хотя бы еще раз… - Но уда-рить не получилось. Все на, что меня хватило, это подняться на ноги и изготовится для удара. Я ослабел как-то сразу. Без перехода. Сознание померкло и я рухнул навзничь больно ударившись затылком о ссохшуюся в камень землю. Я еще помнил, что ветерок вдруг ожег потное лицо прохладой, - Наверное маска сорвалась с креплений - подумал я и провалился в привычно серую свинцовую, тяжелую муть, в которой тонешь словно в тря-сине и в растянутый в истошном вопле рот уже льется вязкая гадость и уже не можешь дышать и сердце бухает в последний раз и тусклая искорка сознания все слабее мечется среди багровых теней и наконец угасает совсем.
Я себе врал. Умирать страшно. Умирать страшно всегда. Трудно, больно с сединой и инсультами, но привыкаешь к смерти чужой. И даже проскальзывает где-то гаденькое от которого немыслимо стыдно - “Не я”. Но к собственной смерти привыкнуть нельзя. Она с каждым разом все страшнее. Страшнее от того, что перестаешь верить, в то что не оста-нешься здесь в сладком безвременье и беспространстве, где никто и никогда не будет искать твоей погибели. Никто и никогда не спросит с тебя. Никто ничего и никогда не по-ставит тебе в вину. Рай не яблоневая роща над облаками, не галльское гульбище Валгал-лы. Рай - это покой, это тишина, это осознание того, что нечего терять потому, что лишен всего. Сладостью и негой страшна смерть. Искушение ее бесконечно. И остается последнее - желание ему противостоять.
Я рвался из тягучего, липкого, нежного, покойного ничто с ожесточением обречен-ного, бешенством и злобой собранными по капле за все свои Перевоплощения и когда, показалось, что сил осталось только на один рывок тьма стала приобретать краски. Рас-ползлась фиолетовой в кровавых прожилках требухой, дала почувствовать себя, дала себя осознать и подчинить.
Я болтался матерясь и рыдая в протаявшей золотой россыпью пустоте над опосты-левшим глобусом Викенда, поворачивающегося неторопливо словно само мироздание, расчерченного изломами радиальных линий, безмолвно шепчущих привычное: Как там у вас? У нас тепло. А у вас? - У нас слякоть. - В сердце потекло злорадство. Я сорвался в хохот. Дикий спазматический смех, больше похожий на икоту чем на выражение облегче-ния и радости.
Вы! - Орал я в пустоту. - Вы! - Орал я Зеркалу, тем кто был к нему подключен и ждал метаморфоза. - Оставьте душу себе! Она дороже конфетти и хлопушек! Она единст-венное что у вас есть! Не разменивайте ее на сны! Здесь все ложь! Даже вы сами!
Викенд не реагировал. Да и с чего он будет реагировать на одинокий вопль Оборот-ня, заблудившегося среди собственных отражений, уже потерявшего способность к Перевоплощениям, завершающего свой Путь с ценностью для этого мира в стреляный патрон - значимый лишь тем, что сделал, но уже без возможности это повторить?
Вы… - Простонал я, с ужасом осознавая всю бессмысленность попыток предупре-дить, остановить, уберечь.
Пусть ваш Путь будет коротким… - Выдохнул я затихая. Пауза была просто необхо-дима. Взбудораженное сознание должно было обрести хотя бы видимость равновесия. Я расслабился и зашорил восприятие. Не хотелось ничего и никого видеть, не хотелось ни принимать решений ни определять задач. Эмоции должны были улечься. Перекипев пре-вратиться в некий стимул, позыв, цель и тогда я смогу сделать следующий шаг насколько бы он ни был тяжел. Сейчас мне нужно было всего пять минут, минута, миг. Всего лишь перевести дыхание для того, чтобы принять свою победу и понять чем я заплатил за нее.
В сознание лезли картинки, звуки, запахи. Словно пьяный в драбадан монтажер нарезал киноленту метровыми кусками и теперь хохоча смотрит на то что получилось ис-пользуя мой череп как экран для своего проектора.
Атилла летел в длинном прыжке целясь в горло, роняя слюну, подобрав язык, чтобы ненароком не откусить его себе самому. Пенорожденная замерла в блаженном экстазе на разорванной в клочья постели, облизывала парящую кровавую пену с губ мертвой головы Алексиса. Гремлин в тысячный раз с упоением писал в огромной тетради одну и ту же фразу: “Еду с гостем…”. Безумно хохотала Ру и время от времени дула в раковину, прыгая с волны на волну на спине огромного кита - убийцы. И все это накручивалось как снежный ком обрастая новыми красками, переполняя, останавливая дыхание, готовое разорвать меня изнутри и сквозь эту мешанину вдруг проступило чистое белое лицо с буйными смо-ляными кудрями волос, огромными серыми глазами под аккуратными бровями вразлет. Как глоток чистого воздуха. Губы шевельнулись.
Ты обещал…
Что? - Не сразу понял я.
Ждать…
Ждать?
Да…
Я жду.
И верить.
Но ты же сон, иллюзия… - Брови нахмурились. В уголках губ замерла обида.
Но ты обещал…
Я помню. - И снова пестрый калейдоскоп лиц, звуков, запахов, сворачивающийся в золотой шар, уплывающий вниз, замедляющий вращение до медленного, достойного, важ-ного. В запале я перестал контролировать себя и в сознание снова вполз Викенд со всей своей неторопливостью и равнодушием.
За спиной стояла Аната, морщась и потирая ушибленный лоб, смотрела куда то ми-мо меня и старательно по слогам выговаривала слова.
Я по-бе-ди-ла…
Что? - Переспросил я - Девочка лишь досадливо махнула рукой.
Я по-бе-ди-ла, Ма-стер. - Я залился пунцовой краской. Не понять, что эти иерогли-фы - вывернутые наизнанку буквы - последняя степень тупоумия.
Она прошла Врата? - Обратился я к Анате.
Угу - кивнула девочка - Не бери в голову.
Больно? - поинтересовался я.
Не бери в голову - Снова отмахнулась хулиганка. - Здесь все быстро заживает. Ты, это… - Она повела округло рукой - Пальцы подбери. Кровь остановится уже не прирастут.
Я кивнул и поспешно стал собирать обрубки в здоровую ладонь. Премерзкое заня-тие скажу я вам. Нет ничего более странного и неприятного чем держать в руках кусок собственной умирающей плоти. Один раз я этого уже попробовал и мне не понравилось.
Скрюченные, похожие на сардельки пальцы с посиневшими ногтями казались со-вершенно чужими. У меня не было хирургического опыта и я в растерянности посмотрела на Анату. Она смотрела на себя во Врата как в зеркало и корчила рожи. Удивительно без-заботное создание.
Г-хм. - Обозначил я свое присутствие.
А-а-а - Протянула девочка, поворачиваясь ко мне и улыбаясь всем своим симпатич-ным личиком. - Собрал?
Угу - Криво улыбаясь, доложился я. Странное ощущение. Я же ее неимоверно стар-ше. Опытнее, прожженнее, циничнее на порядки, но мне нравилось подчиняться ей. Какая то простая природная сила чувствовалась в этой девочке. Хотя, о чем это я? “Каждому по делам его” или “по желаниям его”. Уже не помню. Да и не важно. Ею может быть и вполне взрослая женщина. Двеллеры, просто реализовали ее непосредственность в такой необыч-ной форме. Тем не менее, Аната подошла ко мне и едва не силой отобрала обрубки, аккуратно сложила в нагрудный кармашек. Незабываемое зрелище.
Дай руку. - я протянул всю в крови, ту в которой держал обрубленные куски паль-цев. Она поморщилась, словно проглотила фунт хинина.
Ох, горюшко. Не эту. - Я спохватившись, оторвал от насквозь пропитанной кровью одежды изуродованную ладонь и протянул ей.
Больно? - Вдруг смягчившись, спросила она меня. А мне действительно было боль-но. Очень. Но как упустить такой шанс? - Не бери в голову. - Прошипел я сквозь сжатые судорогой зубы.
Я вижу - Деловито качнула головой Аната, осматривая культи. Подцепила подол своей одежды крепкими пальцами и с хрустом отодрала длинную полосу ткани. Я закрыл глаза. Слишком высоко открылись ее стройные ноги. Кошмар! Я изрублен на куски. Я кор-чусь от боли. Я потерял Ключ. Я выпустил в Мир монстра в обличье агнца. Мне еще идти через Перевоплощения. Но мужская суть оказалась непобедимой. Нежность, чувствен-ность, желание смешалось в теплое почему то стыдное чувство.
Ты чего щуришься? - Грубовато спросила Аната. - Голых баб не видал? - Вот это да! Теперь глаза открылись от щек до бровей.
О! - Удивилась девочка. - Очнулся. - Я залился краской снова. Смущение - пред-дверие чувств настоящих. Не та боль, надрыв, страх и ненависть как к Ру, а именно это, что то теплое, ужасно доброе, словно шел сто верст пустыней и наконец добрался до род-ника с хрустально чистой водой. И припал и пью.
Аната подобрала кинжал Алексиса, поскольку ничего более похожего на лубок в комнате не нашлось. Обвила остатки моих пальцев вокруг рукояти. Старательно приложи-ла обрубки и крепко замотала пораненную ладонь тканью.
У собачки боли у кошки боли у… - Она споткнулась. Зыркнула на меня взглядом, но все таки снова опустила голову и закончила. - А у Мастера все заживи. - Ее голос снизил-ся до едва различимого шепота. Она что то продолжала говорить, едва касаясь бинтов тонкими пальцами. А я смотрел на ее затылок в буйных кудрях смоляных волос и боролся с желанием поцеловать ее в макушку.
Вот! - Наконец объявила она и гордо продемонстрировала мне содеянное. Рука по-ходила на красную варежку Деда Мороза, который вдруг решил добывать подарки обирая прохожих на улицах, поскольку из нее хищно торчал римский кинжал.
И? - вопросительно глянул я в ее улыбающееся лицо.
Что “и”? - Нахмурилась девочка.
Когда заживет?
Так уже.
Что? “Уже”
Зажило, блин! - Зубы клацнули от удивления. Я поднес “варежку” к глазам. Осто-рожно. Очень осторожно сжал рукоять. Боль осталась но не дерганая когда от ладони в плечо с ударами сердца рвется огонь, а тупая колкая, словно просто отлежал руку. Я опус-тил ладонь вниз. Это хороший тест. Прилив крови к ране всегда усиливает боль. Тест оказался отрицательным.
Можно размотать?
О-о-ох… - Устало выдохнула девочка. - Какой же ты… - Отвернулась и снова подо-шла к зеркалу. Вновь принялась увлеченно корчить рожи и показывать фиги отражению.
Я осторожно потянул узел на повязке зубами. Кровь запеклась в почти черную ко-росту и не давала освободить руку. Я разозлился и рванул сильнее. С треском полоса ткани отошла. Я свободной рукой моток за мотком освобождал рану. Рука, сжимающая кинжал, покрытая желтой сморщившейся кожей в ссохшихся пятнах крови, походила на пятерню тысячелетней мумии. Но тем не менее, пальцы были на месте. Она бы выглядела точно также, если бы ее лечили хирурги и она пролежала бы в лубках после операции пару месяцев.
Как ты сумела? - От удивления я был готов грохнуться в обморок.
Не нравится? - Отозвалась Аната. Повернула ко мне лицо, хитро прищурилась и склонила голову на бок. Я выдрал кинжал из онемевших пальцев и попытался ими поше-велить. Получилось, хотя, полная свобода движений еще не вернулась, да и такого чуда было вполне достаточно.
Но, даже здесь это невозможно! - Настаивал я. Аната подошла ко мне вплотную по-смотрела с сочувствием снизу вверх. Протянула руку и легко коснулась моей щеки.
Бедненький… Реально то во что веришь. Я умею верить. - Сказала, словно объясни-ла тупому ребенку, что дважды два как ни крути а все таки четыре.
Я знаю - Эхом отозвался я. Странное подозрение закралось в душу. Электронный мир поддается влиянию, но его законы незыблемы также как и законы физические мира реального. Нельзя выйти за их ограничения, но можно воздействовать на первооснову. Например локально ускорить в этой комнате течение времени и тогда процессы регенера-ции смогут стать практически мгновенными. Но для этого нужно… Для этого нужна Сила, Дар и покруче того которым обладают Оборотни. Гораздо круче. Может быть эта девочка именно то, что идет за мной через все миры? Может быть она именно то кому я бросил вызов? Или наоборот. Что то приобрело ее облик? Я был свидетелем чуда и типично муж-кое мышление требовало немедленных ответов на вопросы.
Ты кто? - Выпалил я. Девочка плотно сжала губы. Ее лицо из радостного стало же-стким.
Конь в пальто… - В пол голоса, даже не вызывая меня на ответную грубость, скорее по инерции ответила на вопрос.
А за хозяйку не волнуйся. - Аната подошла к опрокинутому пуфу. Поставила его на ножки и устало присела. Опустила плечи.
То есть? - Я был готов поверить сейчас во что угодно.
Она не прошла Врата. - Голова пошла кругом.
Но она же сказала…
Мало ли что она сказала.
Значит Врата ее не пустили?
Пустили… - Терпеливо отозвалась Аната. - Придушу - Мелькнуло где то в глубине сознания. Загадки начинали утомлять.
Куда? - Со стоном переспросил я.
У каждого свой Путь, Мастер. - Совсем по взрослому ответила Аната. - У каждого свои Врата.
Но у нее же был Ключ! Мой Ключ! - Вдруг все поняв, но еще не веря вскрикнул я.
А-а-а- Махнула рукой Аната. - Не бери в голову - Последнюю фразу мы сказали вместе. Девочка смутилась. Опустила глаза, погрустнела. Мне показалось, что я обидел ее. И сейчас мне было по большому счету наплевать кто она и что она. Просто очень хотелось тепла. Ее тепла. Отражения своего в ее глазах. Хотелось живого, настоящего, реального. Я подошел ближе и прижал ее голову к своему животу. Погладил по волосам.
Устал, постреленок? - Неосознанно сорвалось с губ.
Сам ты… - Глухо промычала девочка.
Теперь она Идет Своим Путем? Я прав? - Аната кивнула не пытаясь вырваться. Она действительно устала. Очень. Эти сутки, наверное выпили ее сил больше чем месяцы пре-дыдущие.
И эти Врата лишь первое ее Перевоплощение. Так? - Аната кивнула снова. Я опус-тился на пол рядом с девочкой. Произнес задумчиво, поглядывая искоса на реакцию этой всезнайки.
Пройдя через Перевоплощения она обретет плоть? Реальную плоть?
Угу - Кивнула Аната. - Но ты человек. Что движет тобою?
Я пожал плечами. - Любовь, долг…
А что движет ею? - Я посмотрел Анате в глаза. Ну откуда в ней такая глубина? Та-кая мудрость? - Ненависть - произнес негромко.
Как ты думаешь сможет она преодолеть все три кольца? - Я внутренне содрогнулся. Для того, чтобы обрести нужно дать. Для дружбы - кровь, для веры - надежду, для любви - жизнь. Любое из Перевоплощений - отказ от чего то безумно дорогого. Ненависть сверх эгоистична. Она не может дать ничего.
Путь ее будет долог. - Выдохнул я. Аната кивнула.
Тебе пора, Мастер. - Произнесла девочка негромко и коснулась моего плеча.
А? - Очнулся я от размышлений.
Тебя ждут. - Аната смотрела в мое лицо пристально, по взрослому нахмурив акку-ратные черные брови.
Да, черт! - Я вспомнил, что за стенами дома в слепом желании поквитаться со мною терпеливо ожидает Грем и наверняка выдумывает самый страшный и самый изощренный способ моего умерщвления. Я поднялся на ноги. Оглядел комнату. В последний раз. Сюда я больше не вернусь.
А-а-а-э-э-э. - Замялся я с вопросом.
За дверью. - Ответила Аната. - Твои доспехи должны быть там.
Я не это хотел спросить. - Я вдруг осознал, что не хочу терять ее. Уходя из этого мира я разрушу его как разрушил предыдущие миры. Разрушу вместе с теми кто жил в них.
А что? - Удивилась девочка. Я посмотрел ей в глаза ища страх. Но в них была толь-ко усталость.
Я не хочу терять тебя…
У-у-у-у. Как все запущено. - Заулыбалась хулиганка.
Не бери в голову? - Насупился я.
Я бы предпочла, чтобы ты не забывал меня. - Она теперь уже весело стреляла в меня глазенками. Совершенно по женски оглядывая с головы до ног. У меня возникло ощущение, что я делаю ей предложение. Сердце колотилось где то в горле и начиная злиться на себя самого и на Анату, за то что она заставляла меня выглядеть смешным. Но губы без моего на то приказа шевельнулись сами.
Пошли со мной…
Куда? - Залилась звонким смехом девочка.
Домой - Настойчиво продолжил я.
Домо-о-ой. - Потянула она насмешливо. И вдруг став серьезной поднялась с пуфа и вытянувшись, встав на носки поцеловала меня в губы. Нежно, но неумело. Я оторопело молчал.
Дом там где ждут. - Произнесла она словно пароль.
Я помню. - Кивнул я.
Ты будешь ждать? - Я кивнул снова.
Тогда иди. - В ответ я рискнул спросить.
А ты? - Она сделала неопределенный жест рукой. Озаренный неясным подозрением я перехватил ее пальцы и поднес к лицу. Если она Оборотень, то у нее должен быть Ключ. Если у нее есть Ключ, то она не погибнет вместе с этим миром, а когда ни будь вернется в реальный. Там мы сможем найти друг друга.
Ну? - Улыбаясь спросила нахалка. Я смущенный и озадаченный опустил ее ладонь.
Ты фантом… - Уныло констатировал я.
Ну и что? Ты сейчас тоже. - Ни сколько не смутившись ответствовала Аната. На эти слова я уже внимания не обратил. Усталость накатывала каменно, давила вниз. Я закрыл глаза и глубоко вздохнул. Все - иллюзия. Все вранье. От начала и до конца. Мишура. Пыль. Морок. Я подошел к распахнутой двери. Развернулся на пороге, осмотрел еще раз разгромленную комнату. Окинул взглядом девочку в секунду из дорогого друга превра-тившуюся в сон. Сколько же было этих снов? И не сосчитать…
Прощай… - Произнес в пол голоса.
Ты обещал ждать! - Топнула ножкой Аната.
Хорошо. - Словно в бреду ответил я. - Это нетрудно - ждать. - Я вышел и прикрыл за собой тяжелую дверь. - Труднее верить - Это я сказал уже в коридоре. - Вопреки все-му. Верить.
Доспехи действительно лежали рядом. Наспех сваленные в кучу. Слуги чувствуют настроение своих хозяев более тонко чем самые верные домашние животные. Никто бы не рискнул сложить мои вещи аккуратно. Я теперь враг хозяина дома. Я теперь и их враг. Но кто враг мой? Я коснулся повязки на лбу. Пьянея от ярости, сорвал шелковую ткань и бросил под ноги. Даже враги здесь - иллюзия! Даже враги!
Я втиснулся в панцирь. Нахлобучил на голову шлем. Привязал маску. - Пусть никто не видит моего лица. Пусть никто не видит боли! Пусть никто не видит слез…
Катана сама нашла заплечные ножны. Вошла в них легко, шипя словно ядовитая змея. Я шевельнул плечами - не жмет ли где ни будь ремень. Восстанавливая рефлексы потянул из меч из ножен снова. Он блеснул передо мной зеркалом, описал широкий полу-круг, со свистом рассек воздух и крутанувшись вокруг кисти, вернулся в ножны. Рука слушалась вполне удовлетворительно. Я опустил плечи, выдавливая из легких остатки воздуха. Затем выпятив грудь набрал его по самое дно диафрагмы. Голова закружилась от чрезмерной аэрации крови. Но это не страшно. Головокружение быстро пройдет, а переиз-быток кислорода в тканях будет весьма к стати. Скоро мне потребуется от моего тела все на что оно способно. Умирать красиво тоже нужно уметь.
Намеренно печатая шаг я двинулся к выходу. Скрываться смысла не имело никако-го. Я не хочу победы “как ни будь”. Я не вор. Я воин! Я МАСТЕР! Пусть слышат все, что я иду. Пусть все знают, что я Иду Своим Путем.
Какая то из дверей, по моему в кухню, закрылась внезапно пряча чье то испуганное лицо. За тяжелыми створками послышался грохот роняемых кастрюль. Я усмехнулся. Чу-жой страх оказался неожиданно приятен.
Я вышел во двор и зажмурился на секунду. Дневной свет был слишком ярок. Про-моргавшись, я окинул взором предыдущее место битвы. Шансов на победу было немного. Если не считать Грема, торчащего каменной глыбой в центре вытоптанного до гранитной твердости двора, то потенциальных врагов насчитывалось еще десятка четыре. Похоже, что поглазеть на поединок собрались все население усадьбы, начиная от подпасков и заканчивая мажордомом. Вооруженные кто чем, по отдельности они не представляли опас-ности. Вместе были неуничтожимы. Половину я бы положить смог, но кто ни будь все равно сумел бы зацепить меня камнем серпом или косой. Раненый противостоять им я был бы уже не в силах.
Я спустился с лестницы и прошел сквозь образовавшийся в толпе проход в центр живого круга. Подошел к Грему и склонился перед ним в поклоне. Но взгляда от его лица не отрывал. Это правило вколотили в монастыре намертво. Потерял противника из виду - погиб.
Грем сдержанно приветствовал меня ответным поклоном. Его шлем еще не был над-винут на лицо и я видел насколько трудно ему сдерживать себя. Ай-я-яй. Где же твое хладнокровие, солдат? Нельзя поддаваться ненависти. Она слепит. Она заставляет делать ошибки. Ошибки грубые и фатальные большей частью. Но я не стану убивать тебя. Мне хочется подарить тебе жизнь. Пусть об этом знаю только я. Пусть я тысячу раз не прав. Пусть ты умрешь вместе с этим солнцем, небом и слугами. Но умрешь позже. Даже час жизни это все таки жизнь. Ты фантом, но ты чувствуешь боль. Ты радуешься и грустишь. Ты достоин этих минут торжества. Ты заслужил право на свою победу.
Грем сделал шаг назад. Надвинул шлем на лицо. Хищно вытащил из ножен меч и без паузы рванулся мне навстречу. Я ушел с линии атаки, одновременно потянув из-за спины катану. Ударил не сильно, стараясь не причинять смертельных ран. Медный наплеч-ник, скованный каким то подмастерьем был действительно не очень прочным и лезвие острое настолько, что им можно было разрубить в падении легкий шелковый платочек, легко рассекло его надвое.
Из пореза тонкой струйкой брызнула кровь. Похоже я перестарался. Нужно быть ос-торожнее. Вооружение легионера хорошо в сомкнутом строю фаланги, но в поединке, катана в тысячу раз опасней.
Гремлин резво отскочил, зыркнул на меня сквозь прорези шлема и что то громко гаркнув ринулся в атаку снова. Выставил перед собой большой круглый щит, надеясь сильным ударом сбить с ног. Парировать атаку оказалось нетрудно. Сделав шаг в сторону и развернувшись полукругом я обрушил катану на голову спрятанную в добрый шлем. Грем почувствовав опасность, за миг до удара успел наклониться и острая сталь лишь отсекла его ярко алый султан из крашеного конского волоса.
Грем удивленно вскрикнул и отскочил назад. Атаковать я не торопился. Ловил кра-ем глаза возбужденную толпу, осколки неба над нею. Этот мир скоро умрет и мне хотелось толику его унести с собой. В реальном мире нет такой сказочной красоты. Столь высоких гор и такой пронзительной синевы над ними. Он прост и неярок, но он был моим миром и я уже ощущал желание любить его. Пока только желание, но наверное желание любить это есть любовь. Я смогу полюбить его снова и научусь вновь наслаждаться им.
Мой противник снова атаковал. Я замешкался на миг и он почти ударил меня щитом. Опрокинувшись назад и сделав кувырок, я снова вскочил на ноги. Грем старался сократить дистанцию и я это понимал. В обнимку драться длинным мечом практически невозможно, а его короткий клинок легко разрубит меня пополам.
Грем отступил и спрятался за щит, восстанавливая дыхание. Все таки он тратил слишком много сил. Негодование отнимало у него энергию. Я решил ускорить дело. Сделав широкий шаг двинулся вперед и в полу приседе нанес горизонтальный удар под срез щита. Клинок дробно тренькнув отсек добрый кусок бронзовой полосы, пущенной по краю щита.
Вот так! Это красиво. - Мелькнула в голове шальная мысль. Грем на секунду опе-шил, но не испугался. Яростно выкрикнув ругательство он ринулся в атаку снова. Я пропустил его вперед и рубанул что есть силы сзади. Панцирь его был крепок и даже сталь моего меча не могла бы с одного удара рассечь доспехи.
Грем двинулся вперед. Он понимал, что его попытка изготовиться к бою сейчас же когда я абсолютно готов к атаке лишит его головы. Он начал изготовку к фронтальному бою только когда почувствовал, что дистанция достаточно велика. Я предугадал его дейст-вия и двинулся вперед. Поединок нужно было завершать. Публика была удовлетворена. Она ждала развязки, а я все не решался подставить себя по удар. Все таки боли я боялся больше чем самой смерти. Нужно было придумать такое, что бы Гремлин убил меня быстро и не очень болезненно.
Идеальный вариант - отсечение головы меня не устраивал. Еще не хватало, чтобы мою бедную голову таскали в чересседельнике и демонстрировали публике, как трофей.
Все таки странно и печально, что так часто Врата, связывающие Отражения Перево-площений являются не чем иным как смертью. Наверное страх перед нею и является тем испытанием, которое нужно пройти, для того, чтобы обрести себя снова в мире реальном. Хотя нет. Не страх перед смертью, а страх потерять жизнь, эту жизнь. Это особая, сверх-изощренная форма отказа от этих миров. Наверное так будет точнее всего.
Пора - Я потянул меч широким полукругом усиливая мощь удара разворотом корпу-са. Нельзя применять этот прием при атаке, когда противник стоит к тебе лицом и держит оружие на изготовку. Грем оказался сообразительным малым. За ту долю секунды когда перед его глазами мелькнула не защищенная доспехами спина, он сделал выпад и рубанул снизу вверх наискось рассекая почку, позвоночник, дельтовидную мышцу спины. Похоже, что досталось и легким - секунду спустя к горлу подкатил комок неудержимого кашля. Легкие стали заполняться кровью. - У меня не больше тридцати секунд - пронеслось где то на задворках сознания. - Десять, девять, восемь… - Я успел еще показать своему против-нику “мельницу”, очень эффектную атаку, но у меня уже не хватило сил сделать завершающий выпад и отрубить ему в назидание остатки красного султана на шлеме. Голова закружилась, перед глазами поплыли красные круги, ноги перестали вдруг держать и я упал на одно колено. - Черт! Нужно попробовать ударить хотя бы еще раз… - Но уда-рить не получилось. Все на, что меня хватило, это подняться на ноги и изготовится для удара. Я ослабел как-то сразу. Без перехода. Сознание померкло и я рухнул навзничь больно ударившись затылком о ссохшуюся в камень землю. Я еще помнил, что ветерок вдруг ожег потное лицо прохладой, - Наверное маска сорвалась с креплений - подумал я и провалился в привычно серую свинцовую, тяжелую муть, в которой тонешь словно в тря-сине и в растянутый в истошном вопле рот уже льется вязкая гадость и уже не можешь дышать и сердце бухает в последний раз и тусклая искорка сознания все слабее мечется среди багровых теней и наконец угасает совсем.
Я себе врал. Умирать страшно. Умирать страшно всегда. Трудно, больно с сединой и инсультами, но привыкаешь к смерти чужой. И даже проскальзывает где-то гаденькое от которого немыслимо стыдно - “Не я”. Но к собственной смерти привыкнуть нельзя. Она с каждым разом все страшнее. Страшнее от того, что перестаешь верить, в то что не оста-нешься здесь в сладком безвременье и беспространстве, где никто и никогда не будет искать твоей погибели. Никто и никогда не спросит с тебя. Никто ничего и никогда не по-ставит тебе в вину. Рай не яблоневая роща над облаками, не галльское гульбище Валгал-лы. Рай - это покой, это тишина, это осознание того, что нечего терять потому, что лишен всего. Сладостью и негой страшна смерть. Искушение ее бесконечно. И остается последнее - желание ему противостоять.
Я рвался из тягучего, липкого, нежного, покойного ничто с ожесточением обречен-ного, бешенством и злобой собранными по капле за все свои Перевоплощения и когда, показалось, что сил осталось только на один рывок тьма стала приобретать краски. Рас-ползлась фиолетовой в кровавых прожилках требухой, дала почувствовать себя, дала себя осознать и подчинить.
Я болтался матерясь и рыдая в протаявшей золотой россыпью пустоте над опосты-левшим глобусом Викенда, поворачивающегося неторопливо словно само мироздание, расчерченного изломами радиальных линий, безмолвно шепчущих привычное: Как там у вас? У нас тепло. А у вас? - У нас слякоть. - В сердце потекло злорадство. Я сорвался в хохот. Дикий спазматический смех, больше похожий на икоту чем на выражение облегче-ния и радости.
Вы! - Орал я в пустоту. - Вы! - Орал я Зеркалу, тем кто был к нему подключен и ждал метаморфоза. - Оставьте душу себе! Она дороже конфетти и хлопушек! Она единст-венное что у вас есть! Не разменивайте ее на сны! Здесь все ложь! Даже вы сами!
Викенд не реагировал. Да и с чего он будет реагировать на одинокий вопль Оборот-ня, заблудившегося среди собственных отражений, уже потерявшего способность к Перевоплощениям, завершающего свой Путь с ценностью для этого мира в стреляный патрон - значимый лишь тем, что сделал, но уже без возможности это повторить?
Вы… - Простонал я, с ужасом осознавая всю бессмысленность попыток предупре-дить, остановить, уберечь.
Пусть ваш Путь будет коротким… - Выдохнул я затихая. Пауза была просто необхо-дима. Взбудораженное сознание должно было обрести хотя бы видимость равновесия. Я расслабился и зашорил восприятие. Не хотелось ничего и никого видеть, не хотелось ни принимать решений ни определять задач. Эмоции должны были улечься. Перекипев пре-вратиться в некий стимул, позыв, цель и тогда я смогу сделать следующий шаг насколько бы он ни был тяжел. Сейчас мне нужно было всего пять минут, минута, миг. Всего лишь перевести дыхание для того, чтобы принять свою победу и понять чем я заплатил за нее.
В сознание лезли картинки, звуки, запахи. Словно пьяный в драбадан монтажер нарезал киноленту метровыми кусками и теперь хохоча смотрит на то что получилось ис-пользуя мой череп как экран для своего проектора.
Атилла летел в длинном прыжке целясь в горло, роняя слюну, подобрав язык, чтобы ненароком не откусить его себе самому. Пенорожденная замерла в блаженном экстазе на разорванной в клочья постели, облизывала парящую кровавую пену с губ мертвой головы Алексиса. Гремлин в тысячный раз с упоением писал в огромной тетради одну и ту же фразу: “Еду с гостем…”. Безумно хохотала Ру и время от времени дула в раковину, прыгая с волны на волну на спине огромного кита - убийцы. И все это накручивалось как снежный ком обрастая новыми красками, переполняя, останавливая дыхание, готовое разорвать меня изнутри и сквозь эту мешанину вдруг проступило чистое белое лицо с буйными смо-ляными кудрями волос, огромными серыми глазами под аккуратными бровями вразлет. Как глоток чистого воздуха. Губы шевельнулись.
Ты обещал…
Что? - Не сразу понял я.
Ждать…
Ждать?
Да…
Я жду.
И верить.
Но ты же сон, иллюзия… - Брови нахмурились. В уголках губ замерла обида.
Но ты обещал…
Я помню. - И снова пестрый калейдоскоп лиц, звуков, запахов, сворачивающийся в золотой шар, уплывающий вниз, замедляющий вращение до медленного, достойного, важ-ного. В запале я перестал контролировать себя и в сознание снова вполз Викенд со всей своей неторопливостью и равнодушием.