Герцог, видимо, не услышал ни глухого удара, ни стонов несчастного, и через несколько минут очутился перед тем же выбором. Но долго размышлять ему не пришлось — в крепости поднялась тревога. Послышались окрики часовых, на стенах заметались огни факелов, и вот уже чей-то меч перерезал веревку. Чезаре рухнул в двух шагах от потерявшего сознанние Гарсии.
   Слуги Бенавенте спрыгнули в ров и вынесли тяжелораненого герцога, без колебаний бросив Гарсию на верную смерть. Они посадили Чезаре в седло и, поддерживая его с двух сторон, пришпорили коней.
   Их путь лежал в Вильялон — небольшой, но хорошо укрепленный замок, принадлежавший графу. Тайными тропами, обманув погоню, они еще до рассвета привезли беглеца под надежный кров Бенавенте.
   Шесть недель Чезаре провел в постели, залечивая переломы и раны. Силы возвращались медленно, но наконец он почувствовал, что снова может держаться в седле. В тот же день герцог сообщил хозяину замка о желании покинуть Вильялон и двинуться к Пиренеям.
   Графу не хотелось отпускать гостя в опасный и долгий путь, но он не считал себя вправе удерживать или отговаривать Валентино. Обнявшись на прощание, оба рыцаря поклялись никогда не забывать друг друга. Распахнулись ворота, и герцог в сопровождении двух телохранителей поскакал на восток. Начинался последний акт драмы Борджа.
   Он спешил к границам Наварры. Молодой король Жан, два года назад взошедший на трон этого маленького горного королевства, приходился двоюродным братом Шарлотте д'Альбре, жене нашего героя. Там он будет в безопасности, — Жан, если и не особенно обрадуется появлению знаменитого родственника, все же не выдаст его ни папе, ни Фердинанду Испанскому. Не замеченный врагами, он счастливо завершил четырехсотмилыюе путешествие, и третьего декабря 1506 года вместе со своими спутниками достиг наваррской столицы Памплоны. Вечером о приезде герцога доложили королю, и, по словам летописца, «сам дьявол, явись он во дворец, не внушил бы всем придворным такого страха, как Валентино».
   А в Риме известие о бегстве Чезаре Борджа вызвало настоящую панику. Папа неистовствовал, кляня всех испанцев — как друзей, так и врагов Борджа: первых — за то, что помогли ему бежать, а вторых — за нерадивость в охране пленника. Заволновалась Романья. Города уже успели почувствовать тяжесть руки святого отца, — Юлий II не простил им привязанности к герцогу Валентино, отняв многие старинные привилегии и обложив поборами. Теперь, надеясь на скорое прибытие непобедимого вождя, люди начали оказывать неповиновение чиновникам Ватикана.
   Сурита описывает обстановку тех дней следующими к словами: «Освобождение Чезаре обрушилось на папу, как гром с ясного неба. Герцог был единственным человеком, способным, даже в одиночку, взбудоражить и поднять всю Италию. Само упоминание его имени разом нарушило спокойствие в церковном государстве и сопредельных странах, ибо он пользовался горячей любовью множества людей — не только воинов, но и простонародья. Еще ни один тиран, кроме Юлия Цезаря, не имел подобной популярности, и папа решил употребить все меры, дабы не допустить возвращения герцога на итальянскую землю».
   Однако сам Чезаре оценивал свои шансы более трезво. Он понимал, что гнев Юлия II настигнет его в любой точке Апеннинского полуострова, и не стремился сменить Медину-дель-Кампо на куда менее комфортабельный каземат замка св. Ангела. Пока разумнее всего было не покидать Наварры и восстановить связи с друзьями и союзниками, а также выяснить позицию французского короля.
   Шарлотта д'Альбре, не видевшая мужа с сентября 1499 года, находилась в Бурже, при дворе набожной подруги, кроткой королевы Жанны. Она, конечно, узнала об освобождении Чезаре, но путь до Памплоны далек, и супруги не встретились.
   Впрочем, маловероятно, чтобы герцог в то время уделял много внимания мыслям о семье. Его ум был занят другим. На четвертый день после прибытия в Наварру он уже отправил в Италию гонца — своего доверенного слугу Федериго, поручив ему передать моне Лукреции весточку о брате. Кроме того, гонец вез письмо в Мантую, с приказом вручить его куму Чезаре, герцогу Франческо Гонзаге.
   Федериго не повезло — прибыв в Болонью, он был схвачен агентами Юлия II. Содержание письма не представляло большого интереса — Чезаре всего лишь просил герцога Гонзагу о личной встрече. Но сама мысль о возможности переговоров между знаменосцем церкви и ненавистным изгоем — Борджа — повергла святого отца в неописуемую ярость. Он даже собирался отрешить герцога Гонзагу от занимаемой должности, но затем, поостыв, ограничился приказом усилить бдительность и арестовать Валентино, едва лишь он окажется в пределах папской юрисдикции.
   Стало ясно, что о возвращении в Италию нечего и думать, по крайней мере до тех пор, пока на святом престоле не появится новый владыка. Теперь все надежды Чезаре сосредоточились на Франции, и он написал Людовику XII, спрашивая, согласен ли христианнейший король вновь принять его на службу и утвердить во владении землями и титулами, пожалованными семь лет назад.
   Вскоре пришел ответ — официальный документ из королевской канцелярии. Король Франции, говорилось в нем, не нуждается в услугах «высокородного Борджа». Герцогство Валентинуа, равно как и графство Дуа, возвращены французской короне, «ибо их бывший сюзерен, находясь в Италии, вступил в союз с испанцами, изменив тем самым своему государю и нанеся ущерб интересам его христианнейшего величества».
   Это был конец. У Чезаре не осталось ни титулов, ни земель, ни союзников — ничего своего, лишь верный меч, бесстрашное сердце да громкая слава. Наступил новый, 1507 год.
   Король Жан сочувствовал изганнику, но, конечно, и не помышлял о том, чтобы вступиться за права родственника. Положение Наварры было и без того достаточно сложным — маленькое пиренейское королевство, зажатое между Францией и Испанией, с трудом сохраняло независимость. Кроме того, страну изнуряла кровавая междоусобица — уже не первый год шла борьба между родами Бомонт и Аграмонт, не менее знатными и не менее древними, чем правящая династия; оба рода не признавали над собой ничьей власти, и лишь взаимные свары мешали им обратить оружие против короля. Последний, в свою очередь, не располагал силами, достаточными для обуздания непокорных вассалов, и «властвовал, разделяя», в постоянной тревоге за будущее страны.
   Но судьба неожиданно улыбнулась Жану — ему предложила военную поддержку Священная Римская империя. Император Максимилиан понимал, что потеря Наваррой независимости будет означать усиление одного из его врагов — Людовика ХII или Фердинанда Испанского. Поэтому оказанная им помощь была по тем временам очень внушительной — десятитысячное регулярное войско, снабженное артиллерией. Теперь Жан мог твердой рукой навести порядок в собственном доме.
   Сражение ведут солдаты, но для победы в бою нужен еще и опытный полководец. И наваррский король, не колеблясь, сделал выбор: во главе армии встанет герцог Валентино.
   Впервые за много месяцев улыбка озарила смуглое лицо Чезаре. Решение короля давало ему шанс вновь показать свои способности и отвагу. А путь от полководца до владетельного князя не так уж далек, и как знать — быть может, он еще сумеет вернуться в ряды вершителей судеб Европы.
   Войско выступило из Памплоны в феврале, чтобы начать поход с усмирения Луи де Бомонта, главы одного из враждовавших кланов. Мятежный граф укрылся в своем родовом гнезде — горном замке Виана.
   Естественные укрепления — отвесные скалы — окружали крепость со всех сторон, и всякая попытка штурма превращалась в бесполезную потерю людей. Но Чезаре не беспокоился — он знал, что запасы продовольствия в крепости невелики, и рассчитывал, что голод быстро вынудит защитников к сдаче.
   Но граф Бомонт не собирался капитулировать. Он принял смелое решение — тайно вывести из замка небольшой отряд, добраться до городка Мендавия и, закупив там все необходимое, под покровом ночи вернуться обратно.
   План удался. Хорошо знавшие каждую тропку и каждый камень на милю вокруг, люди графа сумели проскользнуть мимо врагов. Но на обратном пути, уже на подходе к замку, они наткнулись на один из отрядов королевского войска.
   Еще не умолкли тревожные звуки горнов, как Чезаре был на ногах. Опоясаться мечом, откинуть полог шатра и вскочить в седло — все это заняло у него не больше нескольких секунд. Не отдав никаких распоряжений, герцог пришпорил коня и помчался в ту сторону, откуда доносился шум.
   Население и гарнизон Вианы быстро собрались на городских стенах, будучи уверенными, что мятежники решили совершить вылазку. Их взорам предстало удивительное зрелище. На врага устремился одинокий всадник! Туман еще стлался над росистой травой, и казалось, будто вороной конь летит, не касаясь земли. Восходящее солнце, сверкая и дробясь на золоченых доспехах рыцаря, делало его похожим скорее на сказочного героя, сотворенного фантазией менестрелей, чем на человека из плоти и крови. Словно пылающий метеор, Чезаре Борджа мчался в последний бой.
   Почему он так поступил? Трудно допустить, что герцог Валентино, так страстно любивший жизнь, намеренно пошел навстречу гибели. Может быть, его понес закусивший удила конь? Этого мы никогда не узнаем.
   Налетев, словно ураган, на арьергард отступающего отряда, герцог буквально разметал мятежников и бросился в атаку на основные силы Бомонта. Но замешательство противника длилось недолго. Несколько кавалеристов отделились от отряда графа и поскакали навстречу преследователю. Немногие могли поспорить с Чезаре в умении владеть оружием, но сейчас численный перевес врагов был слишком велик. Вскоре им удалось оттеснить его к краю дороги, на крутой каменистый склон, не дававший возможности сражаться верхом.
   Чезаре соскочил с коня. Он уже знал — пришла смерть. Тяжелая толедская шпага в его руке плясала, словно живая, успевая наносить и отражать десятки ударов со всех сторон. Но вот он сделал шаг назад, оступился — и в тот же миг острие вражеского клинка отыскало щель между нагрудными пластинами панциря. Захлебываясь кровью, герцог упал. А вдали уже нарастал грохот копыт — армия спешила на выручку своему предводителю.
   Солдаты герцога перевезли тело своего командира в Виану. К вечеру в город прибыл король. Горе в душе Жана боролось с подспудным чувством облегчения: подобно многим, он боялся Чезаре Борджа, хотя любил и уважал его. На следующий день состоялись великолепные похороны, и тело герцога Валентино обрело вечный приют перед алтарем церкви Санта-Мария-де-Виана. На мраморной плите надгробия были высечены строки безыскусного стихотворения, сочиненного местным поэтом:
   Aqui Yace En Роса Tierra Al Que Todo Le Temia El Que La Paz Y La Guerra En La Sua Mano Tenia.
   Oh Tu Que Vas A Buscar Cosas Dignas De Loar Si Tu Loos Lo Mas Digno Aqui Pare Tu Camino No Cures De Mas Andarnote 41.
   Почти двести лет никто не вспоминал об этой могиле в далекой пиренейской крепости. Но в конце XVII столетия прах покойного потревожил человек, от которого, казалось, можно было бы ожидать большего уважения к памяти Борджа, — епископ Калаорры. Он считал обоих Борджа исчадиями ада, ибо судил о них по только что появившейся книге Грегорио Лети (Томмазо Томмази). По неведомым причинам епископ относился с полным доверием ко всем утверждениям ренегата, а потому приказал снять надгробие и удалить из храма нечестивые останки. Так достойный наследник евангельского фарисея уничтожил последнее достоверное свидетельство о Чезаре.
* * *
   В год гибели мужа Шарлотта д'Альбре лишилась и своей единственной подруги: умерла королева Жанна. Молодая вдова вернулась к отцу. Она горько оплакивала Чезаре и все оставшиеся годы соблюдала глубокий траур. Через семь лет смерть унесла и эту бедную женщину, видевшую в жизни так мало счастья.
   Луизе Валентинуа, дочери Чезаре и Шарлотты, в то время шел шестнадцатый год. Мать поручила ее заботам герцогини Ангулемской, при дворе которой Луиза провела около трех лет. Затем эту прелестную, но всегда задумчивую девушку выдали за Луи де ла Тремуя, виконта Туарского. Брак был недолгим — виконт погиб при осаде Павии, и вторым мужем Луизы стал Филипп де Бурбон-Бюссе.
   Лукреция скончалась в 1519 году, через год после смерти своей матери, Ваноцци Катанеи, с которой она до последних ее дней поддерживала переписку.
   REQUIESCANT! note 42