Садур Екатерина. Толпа одиноких

открыть дверь, мы там сидели с собаками под столом; но другие позвали его.
Тогда я решила сыграть в игру "загадай желание". У нас говорили о ней в
школе, но так, неявно, между прочим...
Я нашла этого побирушку на станции. Он украл пакет молока из
коммерческого ларька. Он пил молоко, и оно стекало по подбородку. Увидев
меня, он отбросил пакет в сторону: "Ты ко мне, да?" - "Да", - сказала я. "Ну
что ж, пойдем, поиграем". Когда мы бежали, у него из кармана выпала
сломанная машинка с одним колесом и выбитой дверцей...
(Входит мальчик-бродяжка).
МАЛЬЧИК Что же ты меня бросила, а?
ВЕРА Когда? Я не помню.
МАЛЬЧИК Зато я помню... Обещала и бросила, что же ты так?
ВЕРА Но, когда, скажи? (вдруг заплакала) Ты только скажи мне,
маленький...
МАЛЬЧИК (подходит к кровати) А вы совсем неплохо здесь лежите. За брата
и сестру вас не примешь, это точно...
ВЕРА Но ведь ты же сам знаешь, какой он... Ведь ты же сам все про него
знаешь!
МАЛЬЧИК Он так тебя обнял, посмотри...
ВЕРА Я просто рассказываю ему...
МАЛЬЧИК Это бесполезно... Он все равно ничего не помнит.
ВЕРА Это почему?
МАЛЬЧИК (смеется) Потому что ты не помнишь своих снов... Так и будешь
ходить по кругу, цепляясь за смутные обрывки. Но мне-то что? Мое дело
сторона. Мне бы только покурить. Все бы отдал за пачку сигарет, пусть даже
початую...
(Вытряхивает из кармана штанов Ники несколько сигарет. Уходит).
ВЕРА (плачет) Куда ты, маленький? Не оставляй меня, а то я тут совсем
одна... К Новому году и Рождеству отец неожиданно подарил мне все, что я
хотела, - это были часы, французские джинсы с косыми молниями, - и еще
какая-то чушь... Но оба мы ждали одного и того же, только не обсуждали между
собой... Однажды среди ночи завыли собаки. Я тут же все поняла... Я вбежала
в спальню отца, а он спокойно спал, он даже не услышал меня. Я приказала
собакам молчать, и они замолчали, но только на время... Ники, ты хоть сейчас
проснись, слышишь?
НИКИ (во сне) Нет... не могу...
ВЕРА Ники, мне было так страшно одной. Ну, конечно, спи. Зачем тебе
слышать такое? Потому что собаки под утро стали лаять во все свои железные
глотки, мне казалось, что бьют молотом по железным воротам; ну, а потом,
Ники, спи, не слушай меня, - потом раздались выстрелы. Один, второй,
третий... Я насчитала пять, потом еще пять... А потом я вошла в комнату
отца, а там все продолжали стрелять, только я не понимала, где. " А мужик-то
был прав, - сказал отец. Он стоял у окна и смотрел в сад, и даже не
обернулся, когда я вошла. - Мороз-то тридцать градусов... Шифер лопается. А
за него я отдал почти столько же сколько этим подонкам, чтобы его привезли
из Италии. Запомни, Вера, итальяшки - страшное ворье, впарят тебе все, что
угодно". Вот и все, Ники, а ты так ничего и не услышал. Лежал, обнимал меня.
Отпусти руки. Я устала. Я выдохлась, Ники! Можно я лягу рядом? Я хочу
спать...

Картина XV.

Несуществующий сад старух.

Сад. Возможно тот, на который смотрела Вера из окна больницы. Несколько
старух играют в мяч, гибко подпрыгивают, отбивают его, иногда мят
укатывается. Тогда они смеются, и какая-нибудь из старух бежит за ним. Среди
играющих - Мирьям. За ее спиной, прямо в саду, стоит ванна с высоким душем.
Дверь лифта стала теперь дверью дома. Она полуоткрыта. За ней - прохладные
сумерки и стук печатной машинки.
ПЕРВАЯ СТАРУХА Лови мяч, Мирьям.
МАРИЯ Нет, Ракель меня опередила.
ПЕРВАЯ СТАРУХА Ну, что же ты, Мирьям. Как же так?
ВТОРАЯ СТАРУХА Ракель, кидай мне! Скорее!
ТРЕТЬЯ СТАРУХА (Ракель) Сейчас очередь Гертруды. Надо по-честному...
МАРИЯ Ладно, хватит играть. Сейчас принесут арбуз.
ПЕРВАЯ СТАРУХА (Гертруда) Мария, лови мячик!
(Мяч вылетает за калитку, в которую сейчас, в несуществующем саду
старух, превратилось окно).
Что же ты, Мирьям, Мирья ! Опять не поймала.
(Старухи смеются. Мирьям бежит к калитке за мячом, но не успевает,
навстречу ей идут два охранника из "Толпы одиноких", Вольфганг и Гербхард. У
Гербхарда в руках мяч. С их одежды течет вода. Вольфганг слегка
приволакивает ногу и опирается на плечо товарища).
ПЕРВЫЙ ОХРАННИК Мария! Вот уж не ожидал тебя... (Второй охранник
толкает его в бок) Простите, мадам, это ваш мяч?
МАРИЯ (надменно) Да... (Берет мяч из рук Второго охранника, Гербхарда.)
ПЕРВЫЙ ОХРАННИК Я все понимаю, мадам, мы зашли на чужую территорию, мы
вторглись в частные владения, что говорить!
МАРИЯ Да, это так...
ПЕРВЫЙ ОХРАННИК Мы не хотели ничего дурного, мадам, мы просто шли по
дороге с моим другом и увидели, что катится мяч. Я сказал моему другу: "Ты
видишь этот мяч?", на что мой друг ответил: "Да, вижу, он катится..." Тогда
я снова сказал моему другу... (Второй охранник снова толкает его).
ВТОРОЙ ОХРАННИК Послушайте, Мирьям, мы в затруднительном положении...
ПЕРВЫЙ Да мы просто вляпались по уши!
ВТОРОЙ ОХРАННИК Мы почти ничего не хотим...
ПЕРВЫЙ Да нет же! Мы хотим, хотим...
ВТОРОЙ Да помолчи ты, Вольфганг!
ПЕРВЫЙ Нет, это ты помолчи, Гербхард!
МАРИЯ (холодно) Так я не понимаю, что вы хотите?
ПЕРВЫЙ Нам бы по чашке кофе и посидеть где-нибудь в тени...
ВТОРОЙ Да хоть воды налейте нам холодной, из-под крана...
МАРИЯ Да, пожалуйста, заходите!
ПЕРВЫЙ С нами такое случилось, такое!...
МАРИЯ Мне совершенно безразлично...
ПЕРВЫЙ Как, безразлично?
МАРИЯ А вот так...
ВТОРОЙ Тогда почему вы нас приняли?
МАРИЯ Но ведь кто-то должен был вас принять.
ПЕРВЫЙ Послушай, Мирьям, неужели ты нас не помнишь?
МАРИЯ (удивленно) Нет... Идите в дом, там прохладно.
ПЕРВЫЙ Почему ты не хочешь узнать, что с нами случилось? Я никогда не
поверю, что ты нас не помнишь.
ВТОРОЙ Да и я, честно говоря, тоже... "Толпа одиноких", Мирьям,
подумай! "Толпа одиноких"...
МАРИЯ Я не знаю вас... Вас, неверное где-то избили, но я совершенно не
хочу знать, где и кто. (смеется) Вдруг я окажусь на стороне ваших обидчиков?
Гретруда, Ракель, сварите кофе и принесите сливовый пирог, а если осталось
жаркое от обеда, то сначала принесите его... А это - Элена. Она постели для
вас кровати на второй этаже... Пожалуйста. идите в дом.
ВТОРАЯ СТАРУХА (Элена) (кокетливо) А я думала - это пришли
мальчики-продавцы из магазина и принесли фрукты и арбуз, который мы
заказывали с утра.
(Старухи смеются)
ПЕРВЫЙ ОХРАННИК (пораженно) Но почему, Мирьям?
МАРИЯ Но ведь кто-то должен все это делать.
(В течение всей сцены смеркается. Сумерки переходят в ночь).

Картина XVI.

Отчаянье, близкое к развязке.

Сцена пуста. Сейчас она похожа на безжизненное пространство, в котором
не существует ничего, даже света.
МУЖЧИНА, ВЛАДЕЛЕЦ "ТОЛПЫ ОДИНОКИХ" Лучше ничего не иметь, чем иметь
все. Лучше не иметь чувств, вообще, чем иметь смятенные чувства. Я знаю,
разговоры затянулись и на все объяснения у меня только пять строк. Но я
уложусь, наверное... Я не знаю, что меня так проняло, он сам, или его
спесивые рисунки с претензией на гениальность. Короткостриженный, он сидел в
парке, прямо на асфальте, подогнув колени, как египетские статуэтки. Он все
прекрасно знал про себя. Я понял это по напряжению его лопаток под тонкой
рубашечкой. Он рисовал мелками на асфальте, так откровенно, как будто бы
дразнил собой весь этот окружающий его мир... Меня? И меня, наверное, тоже,
хотя он тогда не знал обо мне. Он рисовал низверженных греческих богов,
которым ничего не оставалось после прихода Христа, как погрузиться в тартар.
Они были чудовищны и прекрасны как запрет... Все стены наших комнат завешены
его рисунками. Я знаю, он придет за ними, за своими снами и моей явью. Мне
безразлично, что будет со мной, что происходит со мной сейчас, но я не могу
без него, он стал моей жизнью, моим пороком. Он придет за своими рисунками,
а застанет меня. Я жду тебя, Ники, иди ко мне, мальчик мой, я не могу без
тебя...

Картина XVII.

Счастье

Все тот же сад старух. Раннее утро. На бельевых веревках сушится одежда
охранников из "Толпы одиноких" и халаты старух. В саду никого нет, кроме
Мирьям. Она лежит в ванной в тонкой исподней сорочке, иногда включает душ,
иногда отпивает из бокала, стоящего здесь же, на приступке в ванной.
МИРЬЯМ Хорошо купаться до наступления зноя. С утра мы всегда так
купались в Монтевидео. Или ночью. Мне нравились ночные пляжи, за то, что там
не было никого, или почти никого. Два-три человека и мы. Можно было купаться
голыми, лежать на песке, потом снова входить в воду. Можно было плакать в
открытую. Все равно никто не видел...
(Через калитку входят Ники и Вера).
ВЕРА Осторожно, не поскользнись, здесь трава мокрая после дождя.
НИКИ (сквозь сон) Что?... А что, был дождь?
СТАРУХА (закурила в ванной) Да нет, какой там дождь... Вот уже месяц ни
дождинки не капнуло. Это с утра поливали из шланга... Я поливала... Я рано
встаю. Ну-ка, поближе подойдите! Вы зачем пришли? Еще ближе, чтобы мне вас
рассмотреть! А где же тритий?
ВЕРА Нет, нас только двое.
НИКИ Лично я - один...
ВЕРА Тогда я тоже одна.
СТАРУХА Какие вы оба спесивые. Но один и один - все равно будет два. А
где же тритий? Я не понимаю, куда он делся?
НИКИ Нет, нас только двое.
СТАРУХА Ну вот и ты сознался, что вас двое, а поначалу... (смеется) Как
только ты сознался, я поняла, что ошиблась. Я хотела спросить, куда ты дел
брата-близнеца?
НИКИ У меня никогда не было брата-близнеца, и даже сестры у меня тоже
не было никогда...
СТАРУХА (Вере) Так значит ты - не его сестра?
ВЕРА Не знаю. Наверное, нет.
СТАРУХА Вы так говорите, как будто бы спите на ходу. Это раздражает...
Нет, те из Монтевидео говорили совсем иначе и по-испански. А вы - каркаете
по-немецки, как меня утомил этот язык! Их было трое, Девушка и два
брата-близнеца. Они приходили ночью на пляж точно так же, как и мы. Издалека
я приняла вас за них и удивилась, - где же тритий? Иногда они приносили
маленький, темно-голубой мяч, выходили из воды, обсыхали и кидали его друг
другу. Иногда они приносили с собой будильник и сдвигали вместе три лежака,
за которые нужно было платить с десяти часов утра, а после шести они
становились бесплатными. Они набрасывали на них полотенце и засыпали на
берегу, а с утра их поднимал будильник. Девушка всегда ложилась между
близнецами. И они тут же засыпали, и все, и никакой грязи. Это походило на
танец, потому что среди ночи девушка просыпалась, подходила к воде и кого-то
звала. Иногда она плакала. Тогда просыпался кто-нибудь из близнецов. Утешал
ее и отводил обратно. Им не было до нас никакого дела, а нам - до них. У
счастья много разновидностей, и это было счастьем разочарованных, и мы, и
они в то время были одинаково счастливы, потому что счастье разочарованных -
это покой...
(Голос из дома: "Ты зовешь меня, Мирьям?" На террасу выходит Писатель).

ПИСАТЕЛЬ Что, кто-то пришел?
СТАРУХА Посмотри сам!
ПИСАТЕЛЬ Я думал - это король, а это непонятно кто...
ВЕРА Извините, что вас беспокоим, но дело в том, что окна моей
психушки, как раз выходили в ваш сад...
ПИСАТЕЛЬ Это еще не повод для того, чтобы спуститься.
ВЕРА Но нам так хотелось в сад!
НИКИ Мы бы все отдали за сад!
ПИСАТЕЛЬ Ну и что, нашли, что искали? И все ли вы отдали за сад?
НИКИ Да, пока что нет...
(пауза)
СТАРУХА Я была равнодушна к книгам, а он читал их целыми днями
напролет. Особенно он любил одну русскую книгу про преступление. Он
говорил...
ПИСАТЕЛЬ Какая разница, что я говорил? Зачем ты их пустила?
СТАРУХА Ты говорил, что преступление не вынашиваешь в себе, а
совершаешь внезапно. Неумышленно. Раз и переступаешь какую-то границу. И
все. И назад пути нет... А их я не пускала. Нет. Они сами вошли... Мне не
нужны были книги. В то время мне достаточно было самой себя, счастья
разочарованных и своих собственных чувств... А сейчас - отойдите в сторону.
Я хочу включить душ.
(Включает душ).
ПИСАТЕЛЬ Мария, я весь мокрый!
СТАРУХА Ну и что? Я же сказала: "Отойди".
ВЕРА Как же так, придет король, а вы в таком виде?
ПИСАТЕЛЬ Мне безразлично, что вы смеетесь. Я не люблю, когда ко мне
приходят.
НИКИ Мы заметили.
(пауза. Вера всматривается в Писателя. Писатель, привыкший к славе,
позволяет ей себя разглядывать).
ВЕРА (Писателю)Я помню вас.
ПИСАТЕЛЬ (холодно) На свете очень много людей, которые меня помнят...
Иногда мне кажется - слишком много.
НИКИ Хорошо... Тогда она вас не помнит, а уж я - тем более. Последнее
время я не помню ничего, даже как меня зовут... Ну, что так лучше?
ПИСАТЕЛЬ Мне безразлично, просто я не люблю, когда из моего дома делают
проходной двор.
ВЕРА Извините его... То есть, нас обоих. Дело в том, что у Ники пробита
голова, вот я и таскаю его за собой повсюду. Как-то страшно оставлять его
одного.
(Из дома выходят охранники "Толпы одиноких", Вольфганг и Гербхард. Оба
в ослепительно белых одеждах. Видимо за ночь, Первому, Вольфгангу, стало
хуже, поэтому Второй, Гербхард, поддерживает его, как ребенка, которого учат
ходить).
ПЕРВЫЙ Ты знаешь, Гербхард, я больше не могу. Я сейчас упаду...
ВТОРОЙ Ступай, вот сюда, Вольфганг, осторожнее... А теперь - вот сюда,-
потому что, если ты упадешь, мы не сможем идти дальше.
ПЕРВЫЙ Я все понимаю, Гербхард, но я действительно больше не могу...
ВТОРОЙ Хорошо, Вольфганг, падай! Но знай - наш путь окончен...
(Гербхард отпускает Вольфганга, тот стоит один, качается, хватается
руками за воздух, но не падает. Его качания продолжаются довольно долго. Все
присутствующие молча наблюдают за ним).
СТАРУХА (Писателю, лежа в ванной) Извини, Хуан-Карлос, совсем забыла
тебе сказать - у нас еще одни гости...
ПИСАТЕЛЬ (холодно) Ничего, дорогая, я уже давно привык узнавать все
самым последним в своем собственном доме... И давно они у нас... гостят?
СТАРУХА Нет, не очень. Они пришли вчера вечером, когда ты перепечатывал
роман на машинке... Мы с девушками пустили их. Ну ты же знаешь их, особенно
Гертруду с Эленой, они всегда любили молодых людей.
ПИСАТЕЛЬ И надолго они к нам?
СТАРУХА (затягивается сигаретой) Как сказать?
(Неожиданно Первый, Вольфганг, раскачиваясь, заметил Ники).
ПЕРВЫЙ Эй, послушай!
НИКИ Я?
ПЕРВЫЙ Ну да, ты... Ты спишь прямо на ходу. Ты хоть обопрись обо
что-нибудь и подремли...
НИКИ Да, это правда. Мне нужно выспаться.
ПЕРВЫЙ Вот-вот, здесь превосходное место для того, чтобы отоспаться.
Так и тянет остаться здесь навсегда... Но если ты знаешь, куда тебе нужно
прийти... мой тебе совет - не оставайся...
ВТОРОЙ Послушай меня, Вольфганг, ты падаешь, или мы идем дальше?
ПЕРВЫЙ Конечно, идем, Гербхард, какие могут быть разговоры? Только
позволь, я о тебя обопрусь, а то я ведь сам не дойду. Ты же знаешь...
ВТОРОЙ Хорошо... Я буду тебя вести, а ты будешь рассказывать мне, что
ты видишь. Что ты видишь, Вольфганг?
ПЕРВЫЙ Я? Что я вижу? Как рассказать тебе, что видел Орфей, когда...
ВТОРОЙ Когда умер?
ПЕРВЫЙ Нигде не сказано, что Орфей умер. Орфей оказался по ту сторону
жизни...
ВТОРОЙ (напряженно) Так что ты видишь?
ПЕРВЫЙ А что видел он? Он видел грани миров... Все стало прозрачным,
Гербхард, и я вижу, как под одной оболочкой находится другая, менее явная,
может быть, но более значительная. Множество миров существуют в одну секунду
времени и почти сразу же гаснут, им на смену приходят другие. И кто мы
такие, Гербхард, чтобы ходить по мирам, а ведь мы ходим...
ВТОРОЙ (неожиданно ясно - Старухе) Извините его, он перекурил.
СТАРУХА Да нет, ничего, я еще и не такое видела!
ПЕРВЫЙ Мирьям, почему ты не помнишь нас? Я же был всегда, можно
сказать, тайно влюблен в этой страшной "Толпе одиноких". Я всегда
восхищался, Мирьям, особенно, когда ты...
СТАРУХА (холодно) Не понимаю, о чем вы?
ВТОРОЙ (толкает Первого) Заткнись, а?
ПЕРВЫЙ Молчу, молчу... (неожиданно ясно - Ники) Только ты не говори,
что не помнишь нас. Не так давно мы не пустили тебя забрать то, что
принадлежало только тебе... Но тогда мы сами себе не принадлежали. Прости,
а?
НИКИ (удивленно) Прощаю...
СТАРУХА Прошу вас, выбросите окурки из пепельницы, когда будете
уходить.
ПЕРВЫЙ Да, конечно, Мирьям.
(Охранники берут пепельницу с подставки перед ванной и уходят. Старухи,
одна за другой, появляются из недр дома и машут им вслед: "Прощайте,
прощайте...")
ПИСАТЕЛЬ (презрительно) Прощаются так, как будто бы провожают короля!
СТАРУХА (смеется) Согласись, Хуан-Карлос, что хотя ты и был раздражен,
тебе все-таки было приятно, что он пришел.
ПИСАТЕЛЬ Что ты можешь знать, Мария? Возможно, для человека, который
решил застрелиться, мне было приятно...
(пауза)
НИКИ Знаешь, Вера, лучше бы я спал или стал полным идиотом, и мне было
бы все равно, я бы стоял как греческая колонна из храма Аполлона, на меня
можно было бы облокотиться... Я не могу выслушивать этот старческий бред про
королей. Я, наверное, очень сильно ударился головой, мне тяжело...
ВЕРА Да, Ники, лучше бы ты действительно спал. Тогда тебя было бы не
слышно хотя бы. Дело в том, что все это правда...
СТАРУХА (смеется) Неужели в это так трудно поверить? Мы сами до сих пор
верим с трудом. Он все ждет, что король придет снова. Но и в сказках и наяву
короли приходят только один раз. Когда я вошла, они уже разговаривали, и он
раздраженно сказал мне: "Мария, пришел король, хоть бы ты чаю поставила что
ли..." Я подумала, что он смеется и пошла ставить чай, но на этот раз он не
смеялся.
ПИСАТЕЛЬ Да, мне было не до смеха... Я думал о преступлении всю ночь и
к утру решил застрелиться. И тут пришел он, очень молодой, с румянцем как у
призывника, - во всю щеку. Я подумал, что это разносчик пиццы как всегда
ошибся калиткой, или почтальон вымогает чаевые. Я сказал, что чаевых не
будет, а он сказал, что поставил мотоцикл у ворот. Не помешает ли он
соседям? Я повторил ему про чаевые и уже собрался подняться в дом, но он
остановил меня: "Я - король..." Я обернулся, чтобы получше рассмотреть.
Такой дерзкий, смеющийся мальчишка стоит и щурится от солнца. Я мог бы в два
счета его прогнать, но я почему-то ему поверил...
(Пока Писатель говорит, через калитку входит Король и становится за его
спиной. Писатель оборачивается).
(Пауза)
КОРОЛЬ Я - король.
ПИСАТЕЛЬ Это что - новое прозвище для разносчика пиццы?
КОРОЛЬ Скорее это приставка перед именем и одновременно - работа.
ПИСАТЕЛЬ Пожалуй, чересчур рассудительно для разносчика пиццы.
Наверное, вы и вправду - король... Я стоял на несколько ступеней выше и
получалось, что он едва доходил мне до груди. Он смеялся там, внизу,
упоенный своей юностью и собственным великодушием, у него не было при себе
никаких доказательств того, что он король, но достаточно было хоть раз
взглянуть на него, и они становились ненужны...
КОРОЛЬ Мы ждали вас вчера весь вечер, - я и еще несколько человек. Для
нас было бы большой честью, если бы вы пришли и получили то, что принадлежит
вам по праву...
ПИСАТЕЛЬ По праву мне принадлежат только пистолет и пуля, так и не
дошедшая до моего виска... Но он снова засмеялся. Ему нравилась игра Король
и Писатель. Он просто не расслышал. Он мог слышать только себя...
КОРОЛЬ На утро я решил, что если один Хуан-Карлос не может прийти и
получить премию Сервантеса за лучший роман, то второму Хуану-Карлосу ничего
не стоит ее принести.
ПИСАТЕЛЬ Что ж, вы как раз вовремя. Если бы вы хоть немного
задержались, вы бы меня уже не застали... Знаете, писатели никогда не
застают королей, но случается, что и короли иногда не застают писателей.
КОРОЛЬ Знаю...
ПИСАТЕЛЬ Вот как? В этой раз - чересчур рассудительно для короля. Я
думал, вы начнете возражать... А что вы думаете про преступление?
КОРОЛЬ На преступление способные все. Оно медленно вынашивается, как
злачное семя, а потом - прорастает или гибнет на корню, лучше, когда оно
гибнет на корню.
ПИСАТЕЛЬ Нет, преступление мгновенно. Оно бьет как молния, так что
ничего не успеваешь понять. Заносишь ногу, чтобы сделать шаг, и ты твердо
уверен в себе, ты пока еще все про себя знаешь, а потом - раз! И шаг сделан,
и ты уже совсем другой... новый человек. Перед преступлением все равны - и
короли, и народ...
КОРОЛЬ Как бы там ни было, а вы, писатели, выше нас, королей. Вам
кажется, что мы владеем всем, а у вас нет ничего, и у вас действительно
ничего нет кроме вечности. Вы, писатели, владеете вечностью, а мы, короли,
остаемся в вечности только потому, что вы о нас написали. Мы зависим от вас,
а вы не зависите не от кого. Потому я и пришел сюда...
ПИСАТЕЛЬ Чтобы я написал о вас?
КОРОЛЬ Чтобы сказать то, что я сказал...
ПИСАТЕЛЬ И он улыбнулся так, как улыбается разумный школьник, когда
учитель удивляется его ответу.
КОРОЛЬ Я поставил мотоцикл у соседнего дома, сразу же, напротив их
калитки. Просто это было единственное возможное для него места. У них такая
маленькая калитка, им теперь не войти и не выйти. Не хочу, чтобы у вас из-за
меня были неприятности.
(Король, слегка кивнув на прощенье, уходит).
ВЕРА С тех пор вы его ждете?
ПИСАТЕЛЬ Кого?
ВЕРА Короля.
ПИСАТЕЛЬ И да, и нет... Но я постоянно напряжен. Я жду, что он снова
приедет на своем мотоцикле и отвлечет меня от чего-то жизненно важного.
ВЕРА Мой отец точно также ждал писем от вас, и сам писал вам долгое
время уже после того, как вы перестали отвечать... Ну что, вспомнили?
ПИСАТЕЛЬ Да, сейчас я попытаюсь вспомнить... А что он мне писал?
ВЕРА (смеется) Он никогда мне не говорил. Я думала, может быть, вы
знаете.
НИКИ Послушай, Вера-Изабель, давай уйдем, а? Мне нужно лечь. У меня
невыносимо болит затылок.
ВЕРА Не называй меня Вера-Изабель. Никогда... Ты слышишь?
ПИСАТЕЛЬ Я вспомнил... Я все вспомнил. Очень давно один русский из
Москвы, кажется, он был инженер, присылал мне письма по-испански. Это был
очень странный язык. Я прекрасно понимал смысл, но перечитывая слова, в
которые закрадывались ошибки иностранца - неправильно употребленный артикль
или спряжение, я видел второй смысл, более глубокий, который он, может быть,
и не вкладывал. Он писал, что его русская жена дала дочке второе имя, -
Изабель, в честь бабушки или прабабушки, жившей в Эльзасе. Если бы не это
второе имя - Изабель, - я бы так никогда его не вспомнил.
НИКИ Вера, мне больно. Прошу тебя!
ВЕРА Подожди!
ПИСАТЕЛЬ И вроде бы никаких явных причин отвечать русскому тоскующему
сумасшедшему, у меня не было... Но тоска... Наша тоска была одного порядка,
она связала нас как двух братьев-близнецов, вот я и написал... Я кое-что ему
должен... Когда вы увидитесь снова?
ВЕРА Надеюсь, что никогда!
ПИСАТЕЛЬ Так говорят все повзрослевшие дочери... Так вот, когда вы
все-таки увидитесь, я смогу отдать ему долг... Когда я разговаривал с
королем, одну руку я спрятал за спину, потому что держал пистолет. И когда
он ушел, мне уже никто не мешал, а я вот почему-то не застрелился. Я хотел
понять, почему, и стал писать в разные точки мира. Я забыл передать твоему
отцу одну старую технику умирания, ее прислал мне один русский, живший на
Тибете.
НИКИ (смеется) Если ты сейчас меня не удержишь Вера, я упаду. У меня
кружится голова.
ВЕРА Ты же спал на ходу, Ники, что же ты сейчас просыпаешься?
НИКИ (тихо) Мне больно...
ПИСАТЕЛЬ Для того, чтобы правильно умереть, нужно сосредоточиться на
затылке до боли, иногда даже выступает кровь, и тогда смерть или уходит, или
человек оказывается в нужном месте, там, куда он рассчитывал попасть. Не
могла бы ты все это передать своему отцу, потому что я не успел... Я умер...
(Мгновенно все исчезает. Вера и Ники остаются одни).
НИКИ (тихо) Мы спим?
ВЕРА (тихо) Я не знаю...

Картина XVIII.

Этот летний свет.

Комната Веры в больнице. Вера одна. Входит Рози.
РОЗИ (резко) На, почитай... (падает ей письмо из китайской шкатулки
отца).
ВЕРА А где мой завтрак?
РОЗИ Потом будешь есть, сначала почитай!
ВЕРА Что это?
РОЗИ Это письмо от твоей матери...
ВЕРА Но у меня нет матери...
РОЗИ Этого я не знаю. Я не смогла ее найти, но она у тебя была. Она
написала тебе сразу, как ты только родилась.
ВЕРА Это что, шоковая терапия?
РОЗИ Можно сказать и так.
ВЕРА (читает письмо) "Купать лицо в лучах тепла. Подаваясь ему
навстречу, путаясь в собственных волосах. Так тянутся только к тем, кого
любят больше всего..." Я, все поняла, Рози, ты решила меня посмешить!
РОЗИ (холодно) Не уверенна... Я не читаю по-русски.
ВЕРА (читает) "Маленькая девочка. Кого ты любишь больше всего?"
(Из лифта выходит мать Веры, садится на подоконник. За ее спиной -
лето).
МАТЬ Маленькая девочка, кого ты любишь больше всего?
(Вера тут же по-детски садится на пол у ее ног и перекатывает мячик,
которым они обе когда-то играли и, которым, возможно, играли близнецы в
Монтевидео.)
ВЕРА Маму и этот свет...
МАТЬ Маленькая девочка, чего ты хочешь?
ВЕРА Чтобы так было всегда!
МАТЬ Я куплю тебе все игрушки, какие ты только захочешь, я куплю тебе
самые красивые наряды, которые ты выберешь сама. Мы поедем - куда ты
скажешь, - хочешь к морю, а хочешь - в лес? Или, может быть, ты хочешь
гулять в саду, или кататься с горки зимой в нашем маленьком дворике? Ты