Саган Ник. Рожденные в раю

   Она оставляет меня наедине с моими несбывшимися фантазиями. Нгози и Далила приходят навестить меня и приносят книги от Томи: биографию Людвига и еще один экземпляр знаменитой поэмы Т. С. Элиота. В последующие несколько недель я буду читать эти книги, и их содержание перемешается в моем сознании с воспоминанием о том поцелуе.
   Время от времени я буду думать о Людвиге, о сумасшедшем Людвиге, об осужденном, утопленном, но не забытом Людвиге, который когда-то ходил по этим залам. Я буду думать о нем, и строчка из поэмы Элиота будет крутиться в голове, словно шепот: «Бойся смерти от воды».

Часть 2
ПЛОТЬ

ХЭЛЛОУИН

   И где, черт возьми, я был?
   Ах да, на охоте. Около озера с несгоревшими деревьями сокращал популяцию кроликов – я ем их на завтрак. Внезапно я почувствовал тревогу. За мной наблюдают? Там кто-то есть?
   Я оглянулся, никого не увидел, однако легче мне не стало. Посмотрев на часы, я увидел, что пришло сообщение. Снова Пандора. Я решил не читать его, чтобы не пришлось отвечать. Лучше не участвовать в обреченном на провал деле. Она милая девушка, но ее питают ложные надежды. Я и так уже многое ей дал. Конечно, всегда есть вероятность, что пропускаешь нечто, о чем потом пожалеешь. Эта мысль приходит мне всякий раз, когда мы с ней разговариваем. Я заблудился в прошлом, не стоило так за него цепляться. Она не может забыть меня, что тоже плохо.
   Оторвав наконец взгляд от часов, я услышал гортанный рык. Может, рысь? Я уже видел здесь одну.
   Нет, не рысь. Больше. Крупнее. Зверь более опасный, один из тех, схватка с которым тешит мое самолюбие. В таких случаях начинаешь сомневаться в собственных чувствах, кажется, что тебе все привиделось. Нет, не привиделось. Плотно прижимаясь к земле, почти слившись с высокой порослью, ко мне подползал тигр, он был голоден, глаза его завораживали, затягивали.
   Кровь застучала в висках, острое, но приятное чувство переполнило меня – жизнь или смерть?
   «Давай схватимся, котеночек», – подумал я.
   В этом непредсказуемом поединке победит либо он, либо я. Лучше – он.
   Я вскинул ружье, прицелился, затаил дыхание.
   Как он сюда попал? Наверное, сбежал из зоопарка.
   Двадцать лет назад, когда от Черной напасти умирали и владельцы зоопарков, далеко не каждый из них решился усыпить своих животных. Некоторых они выпустили на свободу. Я уже видел южноафриканских газелей, прекрасно прижившихся здесь, но не бенгальских тигров. Тигры в Мичигане? Кто бы мог подумать.
   Он угрюмо смотрел на меня, готовясь к прыжку, потом медленно пополз влево. Я держал его на прицеле, солнечный блик играл на стволе.
   – Убит тигром-людоедом, – произнес я, по-прежнему глядя на тигра, – скверная эпитафия. Ты этого хочешь?
   Еще несколько лет назад, возможно, я опустил бы ружье и позволил ему напасть на меня, но теперь я гораздо меньше жажду смерти, кроме того, теперь на мне лежит некоторая ответственность.
   У меня не было желания убивать его, и я опустил ружье чуть ниже, чтобы выстрелить ему в лапы. Это напомнило мне старую шутку о трехногой собаке. Собака на Диком Западе забредает в салун, подходит к стойке и говорит нараспев: «Я ищу того парня, который отстрелил мне лапу».

ПЕННИ

   Файл 306: Принцесса и вымогатели – открыть.
 
   Они все-таки прижали меня, две вымогательницы. Я недооценила их жадность. Дурацкая ошибка в расчетах, теперь придется за это дорого заплатить.
   Появилась Пандора с кузенами, и мы повели их на экскурсию – все как в прошлом году, только времени ушло в два раза больше из-за сломанной ноги Слаун и этого инвалида Хаджи, уж не знаю, что там у него. Когда мы показываем им коллекцию фарфора, Хаджи просит его отпустить, Слаун тоже, так что экскурсионная группа уменьшается. Томи повела Хаджи в одну сторону, Бриджит и Слаун ушли в другую. Я тоже ускользаю – зов природы, – в этот момент сталкиваюсь с ними.
   – Сегодня твой счастливый день, – говорят они. – Мы все обдумали, ответ «да».
   Однако прежде чем я успеваю обрадоваться, они едва не сбивают меня с ног заявлением, что хотят в пять раз больше той суммы, что я им предложила.
   Я интересуюсь, хотят ли они всего двадцать пять тысяч, они отвечают, что это каждому.
   До смешного крупная сумма, даже для такой принцессы, как я, с моими-то возможностями. Однако их это не волнует, как заявляет мне Бриджит.
   – Мы решили, что если ты готова заплатить десять тысяч, ты заплатишь и пятьдесят.
   Вот кровососы!
   В голове, словно растревоженные мухи, гудят глупые, абсурдные мысли, я буквально вижу, как плевок, описав дугу, играя в солнечном свете, падающем из окна, влепляется в физиономию онемевшей от удивления Бриджит. Можно было бы еще выбить у Слаун костыли. Интересно, будет стук, шмяк, бух, а потом вопль или сначала стук, вопль, шмяк, а потом уж бух? Я убеждаю себя не опускаться до их уровня. Я улыбаюсь: может быть, они меня разыгрывают, просто проверяют, пойму ли я их шутку. Если они не шутят, может, просто торгуются? Если торгуются, возможно, я смогу позволить себе двадцать тысяч, но при условии, что они согласятся на рассрочку.
   Однако оказывается, что они вовсе не разыгрывают меня и не торгуются, они хотят получить все деньги сразу. Вот грязные ведьмы!
   – Разве ты не хочешь, чтобы мы тебе помогли? – повторяют они, не веря, что таких денег у меня просто нет.
   Мамы платят нам за хорошие отметки, хорошие отношения и хорошее поведение (штрафуют, если этого нет). При этом я везучая, что приносит мне дивиденды, и денежки у меня водятся. Бриджит и Слаун, должно быть, понимают, что я получаю много, но переоценивают мои возможности. Вероятно, их доходы настолько меньше моих, что им кажется, что я – мифическое Эльдорадо и меня можно грабить.
   Эй, давай грабанем Пенни, она богата!
   Даже если бы я могла заплатить им эту сумму, я не могу доверять им. Возможно, они станут изображать, что прекрасно ко мне относятся на людях, но будут говорить гадости за моей спиной. Они вруньи и обманщицы. Чего можно ожидать от таких людей?
   Тогда я говорю им:
   – Сделка отменяется.
   Это очень их удивляет. Они были уверены, что я сдамся, а теперь, похоже, не знают, что делать. Я начинаю надеяться, что они сбросят цену, однако вместо этого они заявляют, что, если я не заплачу им, они сделают мою жизнь значительно хуже, чем она была до сих пор. Вымогательство? Кто бы мог подумать! Я слишком разозлилась, чтобы меня можно было запутать, я обещаю им, что, если они только косо на меня посмотрят, я сразу же буду бросаться к мамам. Слаун обзывает меня ябедой и крысой, а Бриджит говорит, что я слишком часто жаловалась и теперь никто мне не поверит.
   Я считаю, что если уж мне предстоит сделать что-то, я сделаю это лучше всех, следовательно, и ябедой я буду самой лучшей.
   – Попробуйте, и я расскажу мамам ваши маленькие секреты, – говорю я.
   Они дружно кричат:
   – Какие такие секреты?
   Я прижимаю два пальца к губам и выдыхаю. Они застывают на месте и смотрят на меня, словно я только что выбила почву у них из-под ног, что я и вправду сделала.
   Все мы время от времени ездим в город за припасами. Есть вещи, которые можно брать, есть и такие, которые брать нельзя. Сигареты, конечно, табу. Я случайно узнала, что у Слаун и Бриджит их целый склад. Я не собиралась никому говорить, потому что буду только рада, если они заработают себе рак легких, но если уж они собрались меня поиметь, то я поимею их как следует.
   Моя угроза сработала, они испытали настоящий шок, принялись увещевать: «да как ты смеешь», «лучше не делай этого», но, в конце концов, страх взял верх и они начали что-то бессвязно лепетать. Я, конечно, была рада видеть их поверженными, но все это начало раздражать меня, сбылись самые мрачные мои предчувствия.
   А радужные? Первое дело закончилось совсем не так, как могло бы, зато второе разрешилось самым благоприятным образом. В конце экскурсии я нагнала Иззи и Лулу, и мы обменялись замечаниями по поводу наших кузенов. Они рассуждали о том, каково им будет в Египте, а я говорила, что хочу поближе познакомиться с Пандорой, что она ко мне относится с подозрением. Они согласились, что трудно загладить первое неблагоприятное впечатление. Самое смешное, что мне даже не пришлось ни о чем их просить, они сами сказали, что с удовольствием помогут мне наладить отношения с Пандорой. О деньгах даже речи не шло, а значит, платить не придется!
   Следовательно, я могу потратить деньги на других девочек, добиться их расположения. В таком случае, даже если эта омерзительная парочка попытается меня оговорить, Пандора скажет:
   – А-а, Слаун и Бриджит в своем репертуаре.
   У меня есть шанс добиться своего, если я буду достаточно осторожной.
   Закрыть, сохранить и спрятать.
 
   Файл 306: Принцесса и вымогатели – заблокировано.

ХАДЖИ

   Стол очень длинный, стулья с высокими спинками, но эта мебель эргономична, и сидеть удобно. У нас под ногами бело-черный пол из плиток. Огромные, белые с золотом арки поднимаются к потолку с фресками. Я разглядываю композицию. Это сцена из мифологии, рисунок состоит из круговорота колесниц, облаков, радуг и богов с зажатыми в кулаках молниями.
   Композиция исполнена безупречно и изящно скомпонована. Идеальная система. Я привык ужинать в гораздо более простой обстановке.
   – Обычно мы сами берем с буфета, что хотим, – говорит Шампань, – но в честь вашего визита решили сделать по-другому.
   В ответ я заверяю их, что находиться здесь – уже достаточная честь для нас.
   Я обвожу взглядом братьев и любезно улыбаюсь. Я уже придумал характеристики тем девочкам, которых знал хуже. Зоя – хохотушка, Изабель – подлиза, Люция – тихоня, Пенелопа – молчаливый наблюдатель, Слаун – расчетливая, а Катрина – ангелочек. Это временные прозвища. Я надеюсь заменить их на более красноречивые, когда узнаю их поближе, как знаю Бриджит, Оливию и Томи.
   Мы встречаемся с Томи взглядами, она смотрит дружелюбно, и взгляд ее говорит, что она помнит произошедшее между нами.
   По сигналу Шампань Изабель и Зоя поднимаются со своих мест и подают обед. Я понимаю, как строгая система распределения домашних обязанностей заполняет время моих кузин. Действительно, день расписан буквально по минутам. В нашей семье совершенно другой уклад жизни. Отец верит в свободу личности и уважение к окружающим. Когда что-то нужно сделать, мы делаем.
   – Сегодня мы приготовили египетское блюдо, – объявляет Шампань. – Рецепт взят из гробницы фараона.
   Она с гордостью указывает на кушанье, которое я прекрасно знаю. Это суп мелохия, приправленный чесноком и кориандром, это горячее блюдо поможет мне снять скованность, прокравшуюся в мою душу, как только мы приехали сюда. Как только дымящаяся тарелка оказывается передо мной, меня поражает странный резкий запах овощей, плавающих в супе вместе с листьями мелохии. Что это? Шпинат? Капуста? Не могу угадать.
   – Как это любезно, что вы приготовили его для нас, – говорит Нгози, когда все получили свою порцию.
   – Не пора ли нам поразмышлять? – спрашивает Вашти.
   Сначала я не понимаю, что она имеет в виду, потом догадываюсь, что она подразумевает молитву.
   – Только если вы это делаете всегда, – отвечаю я.
   С минуту она молча размышляет, потом склоняет голову и закрывает глаза, на ее губах играет слабая улыбка. Все кузины следуют ее примеру, присоединяемся и мы.
   Дома мы часто молимся, но никогда не делаем это перед едой. Мы часто поем, когда готовим еду, отец считает, что так мы одновременно благословляем пищу и совершаем молитву.
   Одним словом, это для нас не ново.
   – Ну что ж, приятного аппетита, – говорит Вашти.
   Пандора напоминает нам про лекарства. Я объясняю, что мы уже приняли порцию на весь день. Кузины глотают капсулы самых немыслимых цветов. Они принимают больше лекарств, хотя у них и без того хорошее здоровье.
   Как только предварительные процедуры заканчиваются, мы набрасываемся на еду.
   Я подношу ложку ко рту. Все глаза устремлены на меня. Вкус непривычный и неприятный, листья липнут к языку, как мокрая шерсть. Я пробую еще раз, чтобы убедиться. Теперь я точно могу сказать, что варево отвратительно.
   – Мы собрали овощи в нашем саду, – гордо объявляет Катрина. – Вам нравится?
   – Мы тронуты, что вы взяли на себя столько хлопот ради нас, – говорю я.
   – Кажется, я знаю, что убило Гессу, – шепчет мне Нгози.
   Как это ни печально, единственное достоинство этой стряпни – это отсутствие мяса. Далила почему-то вообразила, что в Германии все едят мясо, на самом деле они такие же вегетарианцы, как и мы. Я съедаю ровно столько, чтобы не показаться невежливым. Мне кажется, этот случай лишний раз подтверждает, насколько мы разные. У разных видов животных пристрастия различны. Я никогда не буду есть беременную самку скорпиона, а вот пустынная лиса будет. Правда, не исключено, что и кузинам суп не понравился, но они прикидываются и нахваливают его, как и мы.
   Я волнуюсь, когда подают десерт. Это корзина фруктов.

ПАНДОРА

   После ужина и мытья посуды все дети отправляются в бальный зал, заняться музыкой и играми, а мы с Шампань наблюдаем за ними. Мы сидим за низеньким стеклянным столиком и глупо пьем вино, обсуждаем старые времена, радостно вскрикиваем, когда кто-то из детей выигрывает в шаффлборд.
   – Они прекрасно ладят, – отмечает Шампань. – Словно маленькие посланники.
   – Конечно, почему бы нет?
   – Мы все правильно делаем.
   – Безусловно, вы, ребята, великолепные родители, все трое.
   – Четверо!
   – Брось, я ничего не делаю, – возражаю я. – Они ваши дети.
   – Ладно, не скромничай, – говорит Шампань, глаза горят от выпитого бренди. – Ты влияешь на них куда сильнее, чем тебе кажется. Кстати, у меня к тебе вопрос. Не хочешь ли взять кого-нибудь под свое крылышко?
   – Ты считаешь, что я не справляюсь?
   – Мы с Вашти обе считаем, что тебе не помешала бы небольшая помощь, вот и все. А дети уже достаточно выросли, чтобы заняться делом.
   – Рашид уже работает со мной.
   – Рашид? Интересно. Ему так понравилась ГВР, что мы еле вытолкали его обратно домой в прошлом году. У него есть способности к технике?
   – Пока не знаю.
   – А он надежный? Неразумно посылать на кондитерскую фабрику мальчика, который обожает пончики.
   – Верно. Ребенку не просто совладать с собой.
   – Можешь мне этого не говорить. – Шампань улыбается. – Тебе нужен кто-то, кого интересуют не только развлечения. Как насчет Пенелопы? Она соображает в технике, послушна, чрезвычайно целеустремленна.
   Я смотрю в зал. Девочка с сосредоточенным видом ведет по экрану цветной светящийся диск при помощи пульта, зажатого у нее в руках. Она наносит удар, сбивает диск Нгози, и в ее глазах вспыхивают огонь, радость и голод, такой голод, который невозможно утолить.
   – В ней есть что-то, что меня настораживает. – Я пожимаю плечами и наливаю нам еще бренди.
   – Дай ей шанс, возможно, она тебя удивит.
   – Не исключаю. И все же ей нужно подрасти.
   – А нам не нужно было? – улыбается Шампань. – Ну, скажи, почему ты не хочешь задержаться здесь и побыть с девочками? Исаак не станет возражать, если обмен задержится на два дня.
   – Не могу, – возражаю я. – Завтра я отправляюсь на юг, а потом на запад.
   – Запад, – повторяет она. – Перу?
   – Дебрингем.
   – Ты что, серьезно?
   – Возможно, я нужна ему.
   Мне приходится постараться, чтобы не заметить жалость в ее лице.
   – Ты просто обманываешь себя. Боже мой, Пандора, ты не нужна ему. Ему никто не нужен. Ведь он уже доказал это! Как ты можешь беспокоиться о человеке, который отвернулся от всех?
   – Он не отвернулся от меня, – настаиваю я.
   – Нет, отвернулся, – фыркает она. – Он делает это постоянно, и уже многие годы. Я не хочу сказать, что у него нет к тебе чувств, но подумай, он выходит на связь все реже и реже. Разве ты не понимаешь, что он хочет сказать этим?
   – И что же?
   – Он отучает тебя от себя. Хочет расстаться с тобой медленно и безболезненно. Может, он просто отучает себя от тебя? В любом случае это тебе ни к чему, никому не нужны такие отношения.
   Я молча пью вино. Это проще, чем признать ее правоту.
   – Я права? – спрашивает Шампань, скрещивая руки на груди.
   – Ты понятия не имеешь, сколько он выстрадал.
   – Фу ты, ну ты, – говорит она. – Не он один потерял близкого человека. Когда Меркуцио погубил любовь всей моей жизни, разве я билась в истерике и завязывалась узлом? Нет, я оплакивала его, я прошла через скорбь, но я продолжаю жить. Потому что я понимала, как важно привести в мир этих детей, изменить мир к лучшему.
   – Да, ты поняла это, а он нет. Такой уж он человек.
   – Да, он такой, – говорит она с сарказмом. – Ты умудряешься находить именно таких.
   – Если честно, Шампань, меня не удивляет то, как ведет себя Хэл. Гораздо больше меня удивляет, что мы все ведем себя иначе. Ведь, в конце концов, мы потеряли себя, своих друзей, свою невинность, весь мир.
   – Да здравствуем мы? Мы такие необыкновенные, мы должны оставить Хэла в покое? Нет, так просто ему это не сойдет.
   – Сойдет.
   – Снова «зачет»?
   – Совершенно верно, он получит зачет, потому что мы многим ему обязаны! – говорю я.
   Мне нужно время, чтобы снова взять себя в руки. Стоит мне немного выпить, и я начинаю говорить слишком громко. Мне не хочется пугать детей, особенно детей Исаака, ведь они смотрят на меня, ищут у меня поддержки.
   – Все очень просто. Он остановил Меркуцио. Он его убил. Он спас нас от него. Без Хэла мы с тобой были бы мертвы или мечтали бы о смерти. Поэтому он получает зачет.
   Она вздыхает.
   – Я не хотела сказать, что не благодарна ему за то, что он для нас сделал.
   – Ты и не можешь.
   – Верно, не могу – потому что он сделал то, что было нужно в тот момент. Но теперь пришла пора ему повзрослеть.
   Она уходит на кухню за кофе, дав мне возможность подумать о том, что она сказала. Когда она возвращается, она уже не одна, и, судя по выражению лица Вашти, она уже пересказала ей наш разговор.
   – Ты должна это прекратить, ты просто обязана, – говорит Вашти, взяв меня за руку.
   – Ой, Ваш, по-моему, ты вмешиваешься в мою личную жизнь…
   – Даже если это так, – соглашается Шампань. Они обе беспокоятся обо мне, не сомневаюсь.
   И я ценю их заботу. Но есть и другая сторона. Чувства Шампань к ее первой любви, Тайлеру, и второй любви – Исааку. А что касается Вашти, то она глубоко ненавидит Хэла, и ей всегда нравилось клевать его.
   Ваш сжимает мою руку и говорит:
   – Неужели ты не понимаешь, это он довел Симону до самоубийства.
   – Это не самоубийство, а передозировка.
   – Какая разница?
   – И он вовсе не доводил ее.
   – Я в этом не уверена. Просто ты готова верить ему на слово как никто другой. Интересный психологический случай – сначала он доводит до крайности женщину, которую любит, а потом делает то же с женщиной, которая любит его.
   – Боюсь, я еще недостаточно напилась, чтобы выслушивать все это, – останавливаю я ее.
   – Послушай, это прекрасно, что у тебя любовь, – говорит Вашти. – Никто тебе не запрещает. Но сделай так, чтобы игра велась на равных.
   – Точно, – соглашается Шампань. – Сейчас он один управляет ситуацией.
   – Будь добра, не разговаривай со мной, как с ребенком. Ты и так знаешь, что я думаю по этому поводу, я повторяю это всякий раз, но всякий раз вы загоняете меня в угол. Мне кажется, что я разговариваю с ожесточившимся сердцем номер один и ожесточившимся сердцем номер два.
   – Из-за чего бы мне ожесточиться? – усмехается Шампань.
   – Из-за Исаака, конечно. Из-за того, что вы не смогли найти верного пути, из-за всего, что могло бы быть, но не сбылось. А ты, – обращаюсь я к Вашти, – и раньше, еще в школе, вмешивалась в мои отношения с другими, ведь если ты несчастлива, почему вдруг будут счастливы другие? Или тебе хотелось, чтобы все девочки дружили только с тобой?
   – Какие ты делаешь странные выводы, – ухмыляется Вашти, я нисколько не задела ее. – По-твоему, говорить людям правду значит мешать устанавливать отношения? Очень необычная интерпретация.
   – Кстати, про Исаака я должна сказать, что я не люблю его, – протестует Шампань. – У нас очень сложные отношения.
   Вашти удивленно поднимает брови.
   – Надеюсь, не слишком сложные. Мне бы не хотелось, чтобы вы оба отвлекались, когда нам предстоит столько работы.
   – Работа всегда на первом месте, – признаю я, но про себя задумываюсь, уж не пытаюсь ли я обманывать саму себя. Неважно. Меня и так уже разобрали по косточкам сегодня, я стараюсь сменить тему. Все равно мы никогда не поймем друг друга в вопросе любви.
   – Выпьем за работу, – предлагает Шампань и поднимает свою кофейную чашку.
   – За работу, – подхватываем мы с Вашти.

ХАДЖИ

   Мы начинаем привыкать к новому дому.
   Девочки окружили заботой Далилу, особенно Катрина, самая младшая. Далила светится от счастья. Нгози чувствует себя словно в раю среди джиннов, он играет с Оливией в разные игры и с радостью проигрывает, потому что тогда она вскидывает на него свои карие глаза, опушенные длинными густыми ресницами, и его сердце переполняет любовь к ней. Я наблюдаю за их милыми играми и думаю, что он сделал хороший выбор.
   Конечно, далеко их отношения не зайдут, но все же…
   После смерти Гессы я заскучал по девичьему смеху. Я так рад слышать счастливый, радостный смех Далилы, радость ее заразительна, и кузины вторят ей, словно птички перекликаются в лесу.
   Все девочки одинаково красивы, у них ровные белые зубы, сильные гибкие тела. Ни одного изъяна. Интересно, если бы в этой семье родился физически ущербный ребенок, как я, позволили бы они ему жить? Думаю, нет. Так что возблагодарю моего отца. За то, что подарил мне жизнь.
   У одной из старших девочек, Слаун, на ноге от бедра до кончиков пальцев прозрачный гипс. Сначала я его даже не заметил, только закрепки на лодыжке, а потом обратил внимание на рисунки и автографы, парящие в воздухе сбоку ее ноги, и лишь тогда понял, что с ногой какие-то проблемы. Они называют это стеклянным гипсом, хотя на самом деле это не стекло, а крошечные кусочки нанита, которые застывают, принимая нужную форму. Слаун показала мне, как этот материал не только сохраняет ногу в неподвижности, но еще и выделяет болеутоляющий препарат. Интересно, уж не обратиться ли мне к тете Вашти по поводу моего здоровья? Или моя физиология сильно отличается? Отец специализируется на человеческих особях, а Вашти на преемниках. Разница очень велика. Если генная терапия может исправить мне конечности, то при этом я рискую иммунной системой.
   Бриджит, Оливия и Томи – все с нами очень милы. В прошлом году они были потрясены смертью Гессы не меньше, чем мы. И хотя они не очень хорошо ее знали, они скорбели вместе с нами. По нашим обрядам. Зато другие девочки были здесь с ней, когда случилось несчастье. Интересно было бы посмотреть, как они реагировали. Что они видели? Я так и не узнал, как распрощалась с земной жизнью моя сестра. У меня столько вопросов, ответы на которые они наверняка знают. Однако я не могу позволить себе втягивать милых девочек в расследование смерти Гессы.
   Вместо этого я обучаю Зою основам изготовления воздушных змеев. Она видела тех, что я подарил ее сестрам в прошлом году, и ей тоже захотелось научиться делать змеев. Я говорю ей, что тетя Шампань попросила меня устроить демонстрацию змеев в рамках занятий по искусству, но Зоя жалуется, что не увидит этого, поскольку ее посылают в Египет вместо Слаун, сломавшей ногу. Поэтому мне приходится ее учить.
   Она спрашивает, не собираюсь ли я заниматься этим.
   Заниматься?
   Зарабатывать на жизнь, поясняет она. Ты будешь мастером по изготовлению змеев?
   – Я буду заниматься всем, что нужно будет делать, – отвечаю я.
   Сначала она не понимает. Потом хихикает и называет меня приспособленцем. Наверное, это верно. Ведь в конечном счете все мы приспособленцы. Зачем ограничивать себя одним делом?
   Нет, здесь к таким вещам относятся иначе. У них все специализируются. Призвания. Роли. Сама она хочет стать экологом, помогать планировать будущее, чтобы избежать того ущерба, который нанесли среде наши предшественники. Она давно уже пытается уговорить мам, что ей подходит эта работа, но они никак не могут решиться.
   Зоя рассказывает мне, что природа без выбросов углерода и из-за исчезновения перенаселения постепенно возвращается к более естественному состоянию. Правда, цивилизация успела нанести ей громадный ущерб. Например, растения. Несколько веков назад мы совершили ошибку, распространяя по всей земле агрессивные виды, такие как пурпурный вербейник, рожковое дерево и кудзу. Теперь эти виды бесконтрольно разрастаются сами. А животные? Появились новые, невиданные ранее пищевые цепочки.
   – Какие еще цепочки? – спрашиваю я.
   – Например, коровы, – объясняет она.
   Ей страшно нравится, что у нее появился ученик.
   – Люди разводили крупный рогатый скот, искусственно поддерживали его поголовье, сделали животных зависимыми от человека, тем самым снизив их выживаемость. Коровы стали большими – слишком много мяса, – из-за этого они не в состоянии самостоятельно отелиться. Некоторые породы просто вымерли, другие выжили, например длиннорогие коровы. Однако их некому поедать, и их популяция разрослась безмерно. Конечно, есть другие хищники, но они не могут уничтожать скот с той же скоростью, как это делал человек. В результате за годы, прошедшие после чумы, все разрастающиеся стада уничтожают растительность. Теперь они начинают голодать и умирать, их тела удобряют почву.