Ровно в шесть часы зазвенели. Джек автоматически нажал на кнопку, заставив их замолчать, и, потянувшись, открыл глаза. Шесть! Чёрт, а! - только начался день, - уже шесть. Ещё часов пять, и, предварительно обменявшись энергией с Викой, снова спать. А как же насчёт предназначения человека?! Определённо, нет справедливости в этом мире.
На автоответчике горела двойка - два сообщения. Джек нажал кнопку:
- Ранинг, привет, это Виктор; к нам сегодня приезжают Слава с Ларисой и ещё кое-кто; подваливай в районе девяти; слушай, ты чего-то пропал; не валяй дурака; а то мне не с кем пить; так что это... в девять... ну давай.
Пошёл отбой.
- Матери мои, куда же мне Вику деть? Слава с Ларисой всегда в сопровождении подруг Ларисы из оркестра. Замечательные девочки!.. В крайнем случае поеду с ней, - успел подумать Джек между первым и вторым сообщениями:
- Джека, это Вика; слушай, - ты наверняка спишь, - не забирай меня с универа, я раньше закончила; да, вечером к моим приез- жают родственники; предки накрывают стол; если хочешь - зас
136
какивай на ужин - родители будут рады; целую; не заигрывай, пожалуйста, с каждой встречной, - устанешь; пока.
Автоответчик замолк. Нет, всё-таки есть справедливость в этом мире! Впереди куча времени! Можно лечь спать и в два и в три ночи, так что часов девять у меня есть. Джек отправился в душ.
В семь он был у Макса. Тот валялся перед телевизором, на столе стояла грязная посуда. Как обычно, на полу около дивана лежала открытая книга, рядом мирно выстроились несколько пустых чашек. Макс взглянул на входящего Джека и вновь ус- тремил свой взгляд в телевизор.
- Ты что, не запираешь дверь? - спросил Джек.
- Иногда запираю.
Джек скинул обувь у входа. Ох-х, хорошо на воле.
- Виктор звонил.
- Что Виктор?
- Вечером у них пьянка.
- Хорошо им.
- Поедешь?
- Что-то не хочется... Телевизор, книжка, дела всякие, - лениво отреагировал на предложение Макс.
Джек сходил на кухню и вернулся с бутербродом. - Так ты не едешь?!
- Чего-то не хочется, Джек... А кто там будет? - Макс не изме- нил своего положения.
- Славка с Ларисой приезжают; наверняка будут новые лица.
- Ты любишь новые лица, - констатировал Макс.
- Я люблю новые лица, - ответил ему в тон Джек.
- Ты любишь новые лица, - вновь проговорил Макс, продолжая смотреть в телевизор.
Джек поднял лежащую на полу книжку. Незаслуженно нашу- мевшие "Танцы под дождём". Джек несколько раз пытался её прочесть, да каждый раз бросал страниц через пять от того места, где начинал. Уже улегшись на диван, он подумал, что не мешало бы взять что-нибудь поприличнее, но вставать и выбирать волюм было лень, и Джек углубился в "Танцы".
Минут через десять он захлопнул книгу и бросил её на кресло.
137
- Как ты можешь читать такую чушь?! - Джек вскинул руки вверх и издевательским голосом закончил. - Ох, уж эти профес- сиональные графоманы. Писать хочется, да не о чем! Их лучшая участь - сносно перевести Лоуренса.
Макс не реагировал. Джек посмотрел на друга строго-молящим взглядом:
- Ты можешь вот так вот лежать и читать всякую дрянь, а?!
- Ну а что делать? - улыбаясь, спросил Макс.
- Ехать к Виктору.
- Чего-то не хочется, - сказал Макс.
- Ну, ладно, - вставая, сказал Джек, - уже почти восемь. Завтра созвонимся. - Он тронулся по направлению к двери.
- Ранинг, - позвал его Макс, - ты что, меня не подождёшь?..
Джек рассмеялся.
- Спасибо, нарцисс, - улыбнулся ему Макс.
К моменту их приезда все уже были за столом. Слава и Лариса приехали с приятельницей. Её звали Света, и она оказалась высо- кого роста, с хорошей фигурой и лицом, похожим на печёное яблоко, о чём Макс сразу поведал Джеку. "Грамм триста, и я её полюблю", - шепнул Джек. Был ещё Захар - старый друг Вик- тора. Он зарабатывал на жизнь продажей страховок, будучи со- вершенно к этому не приспособлен. Сам Виктор занимался про- кладкой дорог; работал управляющим участками на фирму средних размеров.
"Ну, по первенькой?!" - поднимая рюмку с коньяком, сказал Виктор; очень любил именно этот волшебный напиток, хотя мог пить принципиально всё. Друзья чокнулись, выпили, ах-х, раз- говор пошёл живее. Через некоторое время, предварительно убе- дившись, что рюмки наполнены, Виктор выступил с альтернативным тостом: "Ну, по второй!" "Витя, будем считать, - собь- ёмся", - сказал Джек.
138
В общем, обычная пьянка мирно протекала, общение станови- лось красочнее, ярче. Потом гитара, песни, хором спели парочку народных.
Джек поглядывал на рюмку Печёного Яблока; нельзя было ска- зать, что он её очень хотел, да и сексуальная жизнь его в общем-то устраивала, но подойти к женщине и предложить переспать он считал своим долгом.
Ближе к одиннадцати. "Я принесу из кухни". Отправился за ней.
Света стояла к Ранингу спиной, доставая чайные ложечки с полки. Джек подошёл к ней почти вплотную и нежно обнял за плечи. Света не повернулась, но ложечки оставила в покое. Скло- нившись, он поцеловал её в шею. "Ты уверен, что это правиль- но?" - спросила человеческим голосом Печёное Яблочко. Джек не отвечал, продолжая медленно целовать её. Она повернулась к нему лицом. Света не сопротивлялась, но и не отвечала на его поцелуи. Джек остановился, глядя на неё честными мутными глазами. Затем потянулся к её губам. Она остановила его, поло- жив пальцы на его губы. "Давай вернёмся к ребятам", - улыба- ясь, сказала она. Всё ещё с её пальцами на губах Джек прогово- рил: "А в учебнике написано, что в этот момент девушка в тихом невидимом восторге закрывает глаза..." Печёное Яблочко улыб- нулось ещё раз и медленно высвободилось из его объятий.
- Ничего не понимаю, - сказал Джек.
- Что, например? - спросила Света. - Ей нравилась эта игра, но в постель с Джеком она ложиться не собиралась. Как минимум, сегодня.
- Например, почему бы нам не переспать? - ответил Джек, по-аббатски глядя вверх. - Или, - он сменил тон, - почему не обме- няться телефонами и начать переписываться.
- Я оставлю тебе свой телефон, - сказала Света, направляясь к двери.
- Может, всё-таки лучше переспать? - улыбнулся Джек, беря её за руку.
Света взглянула на него ещё раз и вышла из кухни. "Если это симпатичное и избалованное с виду дитя немножко потрудится, то я как-нибудь и вправду скажу мужу, что надо задержаться на
139
репетиции", - подумало Печёное Яблочко, садясь за стол. "Ты забыла ложечки", - сказал Джек.
Утром, придя на работу, Джек позвонил Вике, домой родите- лям, Виктору поблагодарил за приятный вечер - и только после этого просмотрел рабочую почту.
Джек работал начальником отдела по получению разрешений от населения на прокладку электролиний на их частной террито- рии. В его подчинении находились несколько человек, которые опубликовывали объявления, связывались с людьми, выбивали разрешения. Джек же должен был за этим всем следить, что он делал очень поверхностно. И ещё иногда приходилось лично встречаться с некоторыми несознательными гражданами, кото- рым почему-то не хотелось, чтобы электрический столб стоял у них в саду. Джек лениво объяснял, что в конечном итоге столб встанет там, где его спланировала система, что это необходимо всем, и вообще, давай соглашайся и всё. Когда-нибудь Джек собирался сменить работу; внутреннее недовольство нынешним местом через годик должно было подойти к контрольной точке. А Джек прислушивался к себе.
В голове вертелся их вчерашний разговор с Максом по дороге к Виктору. Вернее, не разговор, а почти монолог:
- Нет, Макс, если у меня не будет возможности писать на ра- боте - уволюсь к чертям. Терпеть этих дебилов, этих импотентов, без компенсации?! Это везение, что я получил общий офис с Гре- гом: у него у самого куча всяких нерабочих дел, и я дал с самого начала понять, что ничего против его и собственных грешков не имею. Всё! - негласный договор работает на славу... Ты слы- шишь, они все готовы друг на друга стучать до потери пульса. Их мало били. Их вообще не били. Наши люди, даже те, что не би- тые, - всё равно, битые... Их деды, дяди, тёти, кому-то ведь дос- талось, всем как-то доставалось. Этих иностранных уродов за- били бы прямо во дворах... Дворы... Ты помнишь, Макс, наши дворы?
- Мы жили в разных дворах, - сказал Макс.
- Да пошёл ты, нет, серьёзно... наука случайно не сдохнуть. - И заканчивая, на выдохе: - Мы битые. Мы тоже битые... Мы тоже
140
сидели в зонах, лагерях, изоляторах, по доносу десятилетиями болтались в Сибири. Нас арестовывали. Держали за решёткой. Били по морде. Каждый день. Слава Ставропольцу Освободи- телю! - заорал он. - Этот строй, пришедший из ниоткуда. Этот долбоебизм, держащийся на природной трусости человека, на страхе, на ответственности за свою семью, переходящий обратно в страх, стыд, а позже, благодарность, покорность, гулаги, спря- танные в граммофон литературные произведения. Мы с тобой, правда, уже жили по-другому. Мы рассказывали анекдоты. Не боялись доносов. Но нам рассказали. И мы запомнили... Этот непонятный, но удобный, для хотя бы немного власть имущих строй. Такой гипертрофированной профанации больше не будет, не должно быть. И мы, успевшие захватить в свои лёгкие осев- шую пыль, пусть с гроба второго, но тоже под старость мямля- щего Ильича, пусть исторически медленно гниющую труху, ос- танемся уже на всю жизнь эмигрантами.
Мы уехали из страны-аномалии, которой больше нет; мы мо- жем вернуться обратно и ничего не узнаем, - нам придётся зано- во учить язык. Мы уехали в разные страны, где их родной никог- да не станет нашим родным; мы остались без родины в самом прямом смысле этого слова: мы духовные эмигранты этого мира. И нам ничего не остаётся, как с намёком на интеллигентную ис- корку в глазах, воспевать космополитизм. На русском языке.
"Дюже интересно, - подумал Джек, - я записываю то, о чём мы говорим с Максом, а потом читаю это ему же. Так он скоро пере- станет говорить со мной. Дюже интересно".
Джек взглянул в окно: огромное стекло отделяло его от города, и оно же показывало очередную часть многометражного сериала: морская гладь, те же дома, маленькие бегущие человечки.
Работать Джек не собирался, писать не хотелось. Он выпил принесённый кофе. Скучающим взглядом окинул знакомую ком- нату. Нет, когда-нибудь я вернусь к более бурной деятельности...
Но сейчас он сидел и смотрел в молчаливое окно. Сидел и смотрел... Зашла секретарша босса, занесла протокол с очеред- ного совещания; все, начиная с определённой должности, долж- ны были получить запись этого бреда. Почему-то на этот раз до- кумент был вложен в конверт, да ещё в запечатанный. Обычно
141
Джек никогда не читал эти протоколы, ну может, иногда прос- матривал, но вид конверта сыграл свою роль: Джек схватил пос- лание, разорвал конверт, комкая, быстро развернул лист и жадно впился в текст. Нет! - это был обычный протокол. По природе своей ждём плохих событий? хотел бы я получать письма и не торопиться их открыть.
- Какого чёрта они вложили его в конверт? - на русском сказал Джек.
Он резко встал из-за стола, вышел из кабинета; ничего страш- ного не случится, если я в рабочее время что-нибудь перекушу внизу. У них у всех грешки. Государственная Компания. Хм.
Джек спустился на лифте и, проходя мимо конторки Чокнутого Боба, бросил: "Привет, Боб!" "Привет, Ранинг", - еле взглянув на него, парировал Боб. Он продолжал заниматься своими делами. Джек остановился и спросил: "Боб, Вы же обычно не отвечаете на приветствия. Сегодня какой-то национальный праздник?" "Сегодня я отвечаю на приветствия, - ответил Боб. И уже тоном давая понять, что он не заинтересован в продолжение беседы, добавил. - Можешь считать это национальным праздником".
Джек вышел на улицу. Ему пришла в голову мысль и, чтобы не забыть её, он, дойдя до кафе на углу, попросил маленький листо- чек, ручку и записал: "Наверное, я становлюсь с годами интерес- нее для других и скучнее для себя самого. О! нам нравится разыг- рывать скучающих, ибо всё понимающих людей, простите за ка- ламбур". "Мысль скорее всего не оригинальная, но сейчас-то она была моя, - подумал он. - Может, позже смогу от неё оттолк- нуться и написать что-нибудь стоящее..." Он вернул ручку и заод- но взял себе шоколадное мороженое. Уселся в углу.
Вновь нашло уныние... Джек не обладал какими бы то ни было комплексами неполноценности, - ему это было чуждо, - но он был очень чувствителен к своим внутренним импульсам и позы- вам: был способен превратиться подчас в себяуходящий ком, которому могло помешать находившееся на почтительном расстоянии безобидное что-то, которое к тому же не могло и дви- гаться.
Припомнился отрывок вчерашнего разговора с Захаром.
- Захар, что-то надо делать: у меня маниакальное настроение
142
сменяется только депрессией. И чем лучше иногда становится, тем депрессия потом глубже, понимаешь? Как после поддачи: ве- чером классно, - утром голова болит. Так вот, депрессии в пос- леднее время всё больше и больше. Без взлётов.
- Это нормально, - ответил Захар, - это у всех так. Ты здоров, Джек. Совершенно здоров. - И тихим голосом "под психолога": -Это я тебе как врач.
- Захар, обидно. Ведь разок только живём.
- Ну, может, мы уже прожили несколько жизней.
- А вот у меня жизнь - одна.
- Прекрасный тост, Ранинг! - улыбнулся Захар, - пошли вре- жем за это...
Они врезали за это.
Джек расплатился и вернулся в офис. Уселся в кресло. Залез в карман, чтоб вытащить листок с записями, и неожиданно для себя достал на свет два: вторая мятая бумажка оказалась от Мака- рыча. Да, да, от Макарыча, - так он представился на вчерашней вечеринке. Джек вспомнил его: рано для своих тридцати начина- ющий лысеть, с приятной улыбкой и обычно "уже вдетый". Они вчера обменялись телефонами; быстрее всего сближает застолье.
Он пододвинул к себе телефон, набрал номер.
Уже по тому, как Макарыч произнёс "слушаю", Джек понял, что тот уже слегка нарезался.
- Ну, как жизнь, Макарыч?
- Удалась! - прогремел тот и засмеялся. - Джек улыбнулся.
Слушай, Джек, я тут представил себе такую картинку, - взял он с места в карьер, будто они были знакомы уже много лет, - Марат, когда лежал в своей ванне, на самом-то деле не хворал, а так, дурака валял. И вот приходит к нему эта девчонка, - не помню её имени, - его кончать, а он выхватывает у неё нож, вылезает из своего джакузи и отпирает её прямо у себя в ванной. Представляешь?! А потом они долго-долго нежатся под душем шарко и режут этим, понимаешь Джек, - этим же ножом яблочки. И, вместо того, чтобы кончить его, она кончает сама, влюбляется в Марата, ах! - неужели такое может случиться после одного кои- туса! - и переходит на сторону революционеров. - И Макарыч
143
заржал.
Он что вообще в сознание не приходит?.. Счастливчик.
Грустно.
Какого чёрта я звонил ему?
Он скомкал разговор. Пообещал созваниваться и оставил бухого, но довольного жизнью Макарыча в покое.
"Мне скучно", - сказал он вслух, глядя ровно перед собой.
"Опять один. Сел писать. Если бы ещё знать, от какого лица вести повествование... Может стать как-то проще? Спокойнее? Но как?.. Ведь это не искусственное нагнетание, это изнутри. Это бег от того самого дьявола, что засел внутри. Можно победить его, можно, но только на время. И снова..."
Уже несколько дней подряд Джек проводил совсем один.
Приходил рано с работы. Заваливался спать. Потом вставал, что-то ел; включённый телевизор, газеты недельной давности разбросаны по полу. Читать последнее время не тянет. Перестал видеться с друзьями. Около восьми вечера начинал накачиваться потихоньку алкоголем. Как правило, перед телевизором; баскет- больчик: это здорово. Не надо думать. Кто сильнее, умнее, тех- ничнее, кто больше тренировался, тот и выиграл. Удача... Да, конечно, ещё и удача. Хорошо, когда удача. Пару сантиметров не хватило, и мяч отскочил от кольца. Или наоборот - сетка взры- вается в оргазме, зрители ликуют. Всё как в жизни. Замкнутый круг.
Джек уже давно чувствовал потребность в новых знакомствах. Он ощущал это физически. Новые люди, их точки зрения, пра- вильные, неправильные. И вот ещё: новые песни. Под гитару. А потом захочется от них спрятаться, уйти далеко, укрыться где-то. Желание изменить, по Джойсу, заложено в женском начале. Природой. Позже захочется от всего убежать. Он знал это наперёд.
"...Хреновый характер, ничего не скажешь...
Да нет, господи, это не характер. Это - дьявол. Мой старый
144
приятель. Чёртов сукин сын. Хотя я, наверное, люблю его. Да, да. Признаюсь самому себе: люблю его, более того, горжусь им. Глядите, какой во мне прекрасный дьявол! Гляди, Боженька, если ты, конечно, есть: твой заклятый враг у меня в груди. Даже ты его боишься, а я таскаю его в себе, и хоть бы что, хоть бы хны. Ну, выпью иногда, - я же не завзятый алкоголик, - так, чтоб веселей жилось, чтоб кружилось всё вокруг, чтобы ничего не вол- новало, чтоб тебе, Боженька, назло утром голова болела".
Какая-то русская организация устроила концерт в здании мест- ного театра. Джек уговорил Макса сходить: свет софитов, выпь- ем кофе в буфете, море красивых женщин будет окружать нас, Макс, красивых, интеллигентных, образованных, свободных от предрассудков, стройнейших, с искоркой в глазах, с потрясаю- щей грудью. Пойдём, Макс! И они пошли.
Большей дребедени они ещё не видели. Участники этого кон- церта преспокойно могли бы стать лауреатами любого конкурса низкопробного, не побоюсь этого слова, искусства. Какие-то не состоявшиеся по причине отсутствия дара графоманы читали смешные на их взгляд рассказы, что-то вроде танцев, короче, бред полный. Минут через пятнадцать, когда всё стало ясно, Джек прошептал: "Прости!" - "Ни за что", - ответил Макс. -"Пойдём отсюда", предложил Джек. -"Нет, - ответил Макс, - раз уже пришли - останемся". - "Но это бред!" - яростно прошептал Джек. - "Смотри", - и Макс указал на сцену. "Вы мешаете!" - раздалось сзади. - "Макс! - жалобно прошептал Джек, - я выставлю столько, сколько выпьешь!" Макс был непреклонен. - "Вы мешаете!" раздалось сзади.
"Макс тоже не отказался бы от новой компании, но он не так зависим от общения. Или не показывает этого. Он не сходится так быстро с людьми, как это получается у меня. И прощает он больше, чем я. Может больше, терпимее выслушать, меньше рас- сказать сам. Я спросил его недавно, что ему хотелось бы, ну в расплывшихся красках, так сказать? Обычно он не отвечает на мои занудные, идиотские вопросы, - сам не знаю, где я их беру, - а тут взял и выдал: "Я тебе скажу, что мне надо. Мне надо дос- таточно денег, чтобы прилично жить. Не роскошно! Но прилич- но. Вот... Не работать. И собутыльников. Хороших собутыльни
145
ков, пожалуйста, не забудь..."
Джек, утилитарные способности которого в бытии являлись не- оспоримыми, нашёл всё-таки себе занятие: он стал активным зри- телем. Господин Ранинг устроил своё собственное шоу на этом замечательном дистрофическом концерте. Отыграл спектакль, где режиссёром, зрителем, артистом, сценой был он один. Доро- гой Максимка, ты не хотел пойти выпить, - так вот, на тебе на выбор ещё одно представление. Включай свой телевизор и смот- ри...
Джек хлопал! Аплодировал! Но как?! За секунду до окончания очередного выступления с последними словами "артистов" Джек вскакивал и начинал неистово хлопать в ладоши. Он скандировал "браво", организовывал рядом сидящих пенсионеров хлопать в одном ритме, и у него это один разок даже получилось: бравая команда "Пенсионеры Ранинга и Компания" не отпускала со сцены толстого, сверкающего потом на лбу декадента, который прочёл вызубренное, очевидно, назубок произведение и теперь не знал, куда деваться. Вконец отупев, он по-идиотски кланялся и как-то отрешённо улыбался. Апогей наступил в тот миг, когда Джек вскочил со своего кресла и, продолжая хлопать, закричал во всю глотку: "Бис! Бис! Бис!"
В перерыве (антрактом, по понятным причинам, это было наз- вать нельзя) Макса с Джеком ожидал ещё один сюрприз. Они встретили Герасима, в студенческие годы они вместе снимали квартиру. Гера был очень компанейский и обладал всего лишь одним недостатком - неизлечимым оптимизмом.
Шёл себе налегке.
- Мужики, - после приветствия сказал Герасим, - я здесь с та- кой девочкой познакомился!
- Но ты как бы сейчас не с ней, - вопросительно констатировал Макс.
- Ну, да, - ясно глядя Максу в глаза, ответил Герасим, после че- го почему-то замолк.
- Ты что пробежал мимо неё и быстро сказал своё имя, Гера? - спросил Джек.
Герасим, разумеется, не обиделся. А после "антракта" уже вдвоём с Герой Джек хлопал, неистовствовал, орал, ведя к победе
146
ничего не соображающих пенсионеров.
"Мы не нашли там новых друзей. И я вернулся домой не в кру- гу красивых, благородных спутниц с артистических бомондов, а в обществе не стареющего душой Герасима, успевшего по дороге домой купить водки, сока и сандвичей. Ну и Макс, конечно же. Вакханалия мирно окончилась. Будем здоровы!"
147
7
Джек ехал на совещание. Он даже не просмотрел повестку дня. Будет кивать, соглашаться, задаст общий вопрос, ну, типа: "Ка- кие улучшения Вы видите в будущем, уважаемый выступаю- щий?" Джек ехал на совещание с мыслью сорваться при первой же возможности. Не то, чтобы было что делать дома, но почему бы не сбежать, если уже всё оплачено?! Бандитские мысли. Да, так Влада и называла такое его состояние. "Когда тебе плохо, Джек, - говорила она, - ты хочешь быть хорошим. Веришь во что угодно. Как ребёнок. С тобой можно говорить, призывать, заста- вить пообещать... Стоит только капельку, на самую малость вы- вести тебя из обычного состояния - и вот ты уже другой! самый лучший, образцовый, ты никогда и никого не сможешь обидеть, что Вы?.. - В такие мгновения, расставшись с первой лавой, выб- росив из себя непроглоченное, непереварившееся, непринятое, чуждое, она замолкала. Джек боялся догадываться, о чём она думает в такие паузы. - Ты вовремя уходишь с работы, улыба- ешься уборщице, которую доселе не замечал, ты неожиданно для себя обнаруживаешь, что люди вокруг - не только зрители, в ко- торых ты нуждаешься, ты хороший! хороший! чудный! Ты чут- кий, замечательный!.. Я не пытаюсь назвать тебя хамелеоном, привести всё к мимикрии твоего существа, нет, дорогой. Ты отличный парень. Но... Джек, ты ни о чём не задумываешься, когда тебе превосходно. Ты творишь себя, свою душу, посылаешь во все концы света цветы, ты... для тебя... пусть всё горит!.. А сей- час вдруг всё изменилось. У тебя внутри что-то передёрнуло, взорвалось от перенапряжения, и неожиданно люди стали обре- тать смысл, форму. Оживать они стали для тебя. Ух ты, оказывается, ещё кто-то есть на этом свете! Как же я был не прав... А ведь они и до этого там были, понимаешь?.. Маленький камень случайно перекрыл какой-то кровеносный сосудик - и жизнь преобразилась. Ты славный, обычный, как все, ты замечаешь соседа на лестничной клетке, а не только малюсенького птенца на дереве. Боже мой, как я люблю тебя таким, но, Джек, ведь жизнь состоит не только из коротеньких
мгновений. И я пони- маю: вот скоро, очень скоро этот камень упадёт с видимой только
148
тебе струнки, и... всё, мои руки опускаются. Я продолжаю лю- бить тебя, но произойдёт что-то такое у тебя внутри, и... я уже вижу бандитские мысли в твоих глазах. Всё! - ты в своей тарел- ке. Ты вполне можешь прожить и один. Тебе не нужен никто, даже я. Не отвечай мне, я вижу, как я бываю безразлична тебе. Нет, конечно, я необходима тебе. Рядом с тобой молодая, краси- вая женщина. Тебе важно с работы нестись на дикой скорости в цветочный магазин. Не заказать, а самому выбрать для меня цветы, рассказать всему миру, как ты любишь меня. Принести эти цветы мне в кровать. Целовать меня. Боже, да, да, я чувствую себя самой прекрасной женщиной в мире, но Джек... ты любишь меня для себя! Только для себя! Меня как бы нет. Есть толь- ко ты!
- Найди себе дурочку и сделай её самой счастливой женщиной в мире. Ты это умеешь.
- Мне не нужна дурочка, Влада. Мне нужна любовь.
- Тебе нужна раба.
Джек бормотал, что это не так.
Но разве можно было что-то изменить?
Говорят, характер очень рано теряет молочные зубы. Чуть ли не при рождении ребёнка.
Джек ехал на совещание с мыслью сорваться при первой же возможности. Дороги, вероятно, ещё на час... Влада... Наверное, она права. Но что я могу поделать?.. От воспоминания о Владе защемило в груди. Но это уже была не тоска, не рана, не боль. Нет. Это было воспоминание о ране, которая уже зажила. При- ятное состояние: воспоминание о приятно ноющей ране. Кото- рая уже зажила.
Мимо проносились поля, деревья, одинокие труженики на зе- мельных просторах. Потом дорога проходила рядом с рабочим посёлком. Какие-то люди опять же.
Зазвонил радиотелефон. Джек ответил. Говорила Лора; он и забыл, что оставил ей свои координаты. - Лорочка, конечно встретимся. Я уезжаю на несколько дней в командировку, потом
149
позвоню. Целую сотни раз.
С Лорой он познакомился в "Открытой Студии". Эта студия представляла собой две огромные соединённые комнаты, факти- чески это был один большой зал. Стойка бара в углу, маленькие столики, свечи. Одну часть зала занимали художники. Между ними располагались натурщицы. Вторая же часть была отдана джазистам.
Он отправился туда один - с Викой они не виделись уже нес- колько дней. Джек чувствовал себя довольным и несчастным. Была тишина, которую он любил, и не было шуршания, передви- жения воздуха, её рук в его волосах, не было лежащей на жен- ских коленях его головы. Так он и любил смотреть телевизор: голова на женских коленях, а руки обвивают её.
На автоответчике горела двойка - два сообщения. Джек нажал кнопку:
- Ранинг, привет, это Виктор; к нам сегодня приезжают Слава с Ларисой и ещё кое-кто; подваливай в районе девяти; слушай, ты чего-то пропал; не валяй дурака; а то мне не с кем пить; так что это... в девять... ну давай.
Пошёл отбой.
- Матери мои, куда же мне Вику деть? Слава с Ларисой всегда в сопровождении подруг Ларисы из оркестра. Замечательные девочки!.. В крайнем случае поеду с ней, - успел подумать Джек между первым и вторым сообщениями:
- Джека, это Вика; слушай, - ты наверняка спишь, - не забирай меня с универа, я раньше закончила; да, вечером к моим приез- жают родственники; предки накрывают стол; если хочешь - зас
136
какивай на ужин - родители будут рады; целую; не заигрывай, пожалуйста, с каждой встречной, - устанешь; пока.
Автоответчик замолк. Нет, всё-таки есть справедливость в этом мире! Впереди куча времени! Можно лечь спать и в два и в три ночи, так что часов девять у меня есть. Джек отправился в душ.
В семь он был у Макса. Тот валялся перед телевизором, на столе стояла грязная посуда. Как обычно, на полу около дивана лежала открытая книга, рядом мирно выстроились несколько пустых чашек. Макс взглянул на входящего Джека и вновь ус- тремил свой взгляд в телевизор.
- Ты что, не запираешь дверь? - спросил Джек.
- Иногда запираю.
Джек скинул обувь у входа. Ох-х, хорошо на воле.
- Виктор звонил.
- Что Виктор?
- Вечером у них пьянка.
- Хорошо им.
- Поедешь?
- Что-то не хочется... Телевизор, книжка, дела всякие, - лениво отреагировал на предложение Макс.
Джек сходил на кухню и вернулся с бутербродом. - Так ты не едешь?!
- Чего-то не хочется, Джек... А кто там будет? - Макс не изме- нил своего положения.
- Славка с Ларисой приезжают; наверняка будут новые лица.
- Ты любишь новые лица, - констатировал Макс.
- Я люблю новые лица, - ответил ему в тон Джек.
- Ты любишь новые лица, - вновь проговорил Макс, продолжая смотреть в телевизор.
Джек поднял лежащую на полу книжку. Незаслуженно нашу- мевшие "Танцы под дождём". Джек несколько раз пытался её прочесть, да каждый раз бросал страниц через пять от того места, где начинал. Уже улегшись на диван, он подумал, что не мешало бы взять что-нибудь поприличнее, но вставать и выбирать волюм было лень, и Джек углубился в "Танцы".
Минут через десять он захлопнул книгу и бросил её на кресло.
137
- Как ты можешь читать такую чушь?! - Джек вскинул руки вверх и издевательским голосом закончил. - Ох, уж эти профес- сиональные графоманы. Писать хочется, да не о чем! Их лучшая участь - сносно перевести Лоуренса.
Макс не реагировал. Джек посмотрел на друга строго-молящим взглядом:
- Ты можешь вот так вот лежать и читать всякую дрянь, а?!
- Ну а что делать? - улыбаясь, спросил Макс.
- Ехать к Виктору.
- Чего-то не хочется, - сказал Макс.
- Ну, ладно, - вставая, сказал Джек, - уже почти восемь. Завтра созвонимся. - Он тронулся по направлению к двери.
- Ранинг, - позвал его Макс, - ты что, меня не подождёшь?..
Джек рассмеялся.
- Спасибо, нарцисс, - улыбнулся ему Макс.
К моменту их приезда все уже были за столом. Слава и Лариса приехали с приятельницей. Её звали Света, и она оказалась высо- кого роста, с хорошей фигурой и лицом, похожим на печёное яблоко, о чём Макс сразу поведал Джеку. "Грамм триста, и я её полюблю", - шепнул Джек. Был ещё Захар - старый друг Вик- тора. Он зарабатывал на жизнь продажей страховок, будучи со- вершенно к этому не приспособлен. Сам Виктор занимался про- кладкой дорог; работал управляющим участками на фирму средних размеров.
"Ну, по первенькой?!" - поднимая рюмку с коньяком, сказал Виктор; очень любил именно этот волшебный напиток, хотя мог пить принципиально всё. Друзья чокнулись, выпили, ах-х, раз- говор пошёл живее. Через некоторое время, предварительно убе- дившись, что рюмки наполнены, Виктор выступил с альтернативным тостом: "Ну, по второй!" "Витя, будем считать, - собь- ёмся", - сказал Джек.
138
В общем, обычная пьянка мирно протекала, общение станови- лось красочнее, ярче. Потом гитара, песни, хором спели парочку народных.
Джек поглядывал на рюмку Печёного Яблока; нельзя было ска- зать, что он её очень хотел, да и сексуальная жизнь его в общем-то устраивала, но подойти к женщине и предложить переспать он считал своим долгом.
Ближе к одиннадцати. "Я принесу из кухни". Отправился за ней.
Света стояла к Ранингу спиной, доставая чайные ложечки с полки. Джек подошёл к ней почти вплотную и нежно обнял за плечи. Света не повернулась, но ложечки оставила в покое. Скло- нившись, он поцеловал её в шею. "Ты уверен, что это правиль- но?" - спросила человеческим голосом Печёное Яблочко. Джек не отвечал, продолжая медленно целовать её. Она повернулась к нему лицом. Света не сопротивлялась, но и не отвечала на его поцелуи. Джек остановился, глядя на неё честными мутными глазами. Затем потянулся к её губам. Она остановила его, поло- жив пальцы на его губы. "Давай вернёмся к ребятам", - улыба- ясь, сказала она. Всё ещё с её пальцами на губах Джек прогово- рил: "А в учебнике написано, что в этот момент девушка в тихом невидимом восторге закрывает глаза..." Печёное Яблочко улыб- нулось ещё раз и медленно высвободилось из его объятий.
- Ничего не понимаю, - сказал Джек.
- Что, например? - спросила Света. - Ей нравилась эта игра, но в постель с Джеком она ложиться не собиралась. Как минимум, сегодня.
- Например, почему бы нам не переспать? - ответил Джек, по-аббатски глядя вверх. - Или, - он сменил тон, - почему не обме- няться телефонами и начать переписываться.
- Я оставлю тебе свой телефон, - сказала Света, направляясь к двери.
- Может, всё-таки лучше переспать? - улыбнулся Джек, беря её за руку.
Света взглянула на него ещё раз и вышла из кухни. "Если это симпатичное и избалованное с виду дитя немножко потрудится, то я как-нибудь и вправду скажу мужу, что надо задержаться на
139
репетиции", - подумало Печёное Яблочко, садясь за стол. "Ты забыла ложечки", - сказал Джек.
Утром, придя на работу, Джек позвонил Вике, домой родите- лям, Виктору поблагодарил за приятный вечер - и только после этого просмотрел рабочую почту.
Джек работал начальником отдела по получению разрешений от населения на прокладку электролиний на их частной террито- рии. В его подчинении находились несколько человек, которые опубликовывали объявления, связывались с людьми, выбивали разрешения. Джек же должен был за этим всем следить, что он делал очень поверхностно. И ещё иногда приходилось лично встречаться с некоторыми несознательными гражданами, кото- рым почему-то не хотелось, чтобы электрический столб стоял у них в саду. Джек лениво объяснял, что в конечном итоге столб встанет там, где его спланировала система, что это необходимо всем, и вообще, давай соглашайся и всё. Когда-нибудь Джек собирался сменить работу; внутреннее недовольство нынешним местом через годик должно было подойти к контрольной точке. А Джек прислушивался к себе.
В голове вертелся их вчерашний разговор с Максом по дороге к Виктору. Вернее, не разговор, а почти монолог:
- Нет, Макс, если у меня не будет возможности писать на ра- боте - уволюсь к чертям. Терпеть этих дебилов, этих импотентов, без компенсации?! Это везение, что я получил общий офис с Гре- гом: у него у самого куча всяких нерабочих дел, и я дал с самого начала понять, что ничего против его и собственных грешков не имею. Всё! - негласный договор работает на славу... Ты слы- шишь, они все готовы друг на друга стучать до потери пульса. Их мало били. Их вообще не били. Наши люди, даже те, что не би- тые, - всё равно, битые... Их деды, дяди, тёти, кому-то ведь дос- талось, всем как-то доставалось. Этих иностранных уродов за- били бы прямо во дворах... Дворы... Ты помнишь, Макс, наши дворы?
- Мы жили в разных дворах, - сказал Макс.
- Да пошёл ты, нет, серьёзно... наука случайно не сдохнуть. - И заканчивая, на выдохе: - Мы битые. Мы тоже битые... Мы тоже
140
сидели в зонах, лагерях, изоляторах, по доносу десятилетиями болтались в Сибири. Нас арестовывали. Держали за решёткой. Били по морде. Каждый день. Слава Ставропольцу Освободи- телю! - заорал он. - Этот строй, пришедший из ниоткуда. Этот долбоебизм, держащийся на природной трусости человека, на страхе, на ответственности за свою семью, переходящий обратно в страх, стыд, а позже, благодарность, покорность, гулаги, спря- танные в граммофон литературные произведения. Мы с тобой, правда, уже жили по-другому. Мы рассказывали анекдоты. Не боялись доносов. Но нам рассказали. И мы запомнили... Этот непонятный, но удобный, для хотя бы немного власть имущих строй. Такой гипертрофированной профанации больше не будет, не должно быть. И мы, успевшие захватить в свои лёгкие осев- шую пыль, пусть с гроба второго, но тоже под старость мямля- щего Ильича, пусть исторически медленно гниющую труху, ос- танемся уже на всю жизнь эмигрантами.
Мы уехали из страны-аномалии, которой больше нет; мы мо- жем вернуться обратно и ничего не узнаем, - нам придётся зано- во учить язык. Мы уехали в разные страны, где их родной никог- да не станет нашим родным; мы остались без родины в самом прямом смысле этого слова: мы духовные эмигранты этого мира. И нам ничего не остаётся, как с намёком на интеллигентную ис- корку в глазах, воспевать космополитизм. На русском языке.
"Дюже интересно, - подумал Джек, - я записываю то, о чём мы говорим с Максом, а потом читаю это ему же. Так он скоро пере- станет говорить со мной. Дюже интересно".
Джек взглянул в окно: огромное стекло отделяло его от города, и оно же показывало очередную часть многометражного сериала: морская гладь, те же дома, маленькие бегущие человечки.
Работать Джек не собирался, писать не хотелось. Он выпил принесённый кофе. Скучающим взглядом окинул знакомую ком- нату. Нет, когда-нибудь я вернусь к более бурной деятельности...
Но сейчас он сидел и смотрел в молчаливое окно. Сидел и смотрел... Зашла секретарша босса, занесла протокол с очеред- ного совещания; все, начиная с определённой должности, долж- ны были получить запись этого бреда. Почему-то на этот раз до- кумент был вложен в конверт, да ещё в запечатанный. Обычно
141
Джек никогда не читал эти протоколы, ну может, иногда прос- матривал, но вид конверта сыграл свою роль: Джек схватил пос- лание, разорвал конверт, комкая, быстро развернул лист и жадно впился в текст. Нет! - это был обычный протокол. По природе своей ждём плохих событий? хотел бы я получать письма и не торопиться их открыть.
- Какого чёрта они вложили его в конверт? - на русском сказал Джек.
Он резко встал из-за стола, вышел из кабинета; ничего страш- ного не случится, если я в рабочее время что-нибудь перекушу внизу. У них у всех грешки. Государственная Компания. Хм.
Джек спустился на лифте и, проходя мимо конторки Чокнутого Боба, бросил: "Привет, Боб!" "Привет, Ранинг", - еле взглянув на него, парировал Боб. Он продолжал заниматься своими делами. Джек остановился и спросил: "Боб, Вы же обычно не отвечаете на приветствия. Сегодня какой-то национальный праздник?" "Сегодня я отвечаю на приветствия, - ответил Боб. И уже тоном давая понять, что он не заинтересован в продолжение беседы, добавил. - Можешь считать это национальным праздником".
Джек вышел на улицу. Ему пришла в голову мысль и, чтобы не забыть её, он, дойдя до кафе на углу, попросил маленький листо- чек, ручку и записал: "Наверное, я становлюсь с годами интерес- нее для других и скучнее для себя самого. О! нам нравится разыг- рывать скучающих, ибо всё понимающих людей, простите за ка- ламбур". "Мысль скорее всего не оригинальная, но сейчас-то она была моя, - подумал он. - Может, позже смогу от неё оттолк- нуться и написать что-нибудь стоящее..." Он вернул ручку и заод- но взял себе шоколадное мороженое. Уселся в углу.
Вновь нашло уныние... Джек не обладал какими бы то ни было комплексами неполноценности, - ему это было чуждо, - но он был очень чувствителен к своим внутренним импульсам и позы- вам: был способен превратиться подчас в себяуходящий ком, которому могло помешать находившееся на почтительном расстоянии безобидное что-то, которое к тому же не могло и дви- гаться.
Припомнился отрывок вчерашнего разговора с Захаром.
- Захар, что-то надо делать: у меня маниакальное настроение
142
сменяется только депрессией. И чем лучше иногда становится, тем депрессия потом глубже, понимаешь? Как после поддачи: ве- чером классно, - утром голова болит. Так вот, депрессии в пос- леднее время всё больше и больше. Без взлётов.
- Это нормально, - ответил Захар, - это у всех так. Ты здоров, Джек. Совершенно здоров. - И тихим голосом "под психолога": -Это я тебе как врач.
- Захар, обидно. Ведь разок только живём.
- Ну, может, мы уже прожили несколько жизней.
- А вот у меня жизнь - одна.
- Прекрасный тост, Ранинг! - улыбнулся Захар, - пошли вре- жем за это...
Они врезали за это.
Джек расплатился и вернулся в офис. Уселся в кресло. Залез в карман, чтоб вытащить листок с записями, и неожиданно для себя достал на свет два: вторая мятая бумажка оказалась от Мака- рыча. Да, да, от Макарыча, - так он представился на вчерашней вечеринке. Джек вспомнил его: рано для своих тридцати начина- ющий лысеть, с приятной улыбкой и обычно "уже вдетый". Они вчера обменялись телефонами; быстрее всего сближает застолье.
Он пододвинул к себе телефон, набрал номер.
Уже по тому, как Макарыч произнёс "слушаю", Джек понял, что тот уже слегка нарезался.
- Ну, как жизнь, Макарыч?
- Удалась! - прогремел тот и засмеялся. - Джек улыбнулся.
Слушай, Джек, я тут представил себе такую картинку, - взял он с места в карьер, будто они были знакомы уже много лет, - Марат, когда лежал в своей ванне, на самом-то деле не хворал, а так, дурака валял. И вот приходит к нему эта девчонка, - не помню её имени, - его кончать, а он выхватывает у неё нож, вылезает из своего джакузи и отпирает её прямо у себя в ванной. Представляешь?! А потом они долго-долго нежатся под душем шарко и режут этим, понимаешь Джек, - этим же ножом яблочки. И, вместо того, чтобы кончить его, она кончает сама, влюбляется в Марата, ах! - неужели такое может случиться после одного кои- туса! - и переходит на сторону революционеров. - И Макарыч
143
заржал.
Он что вообще в сознание не приходит?.. Счастливчик.
Грустно.
Какого чёрта я звонил ему?
Он скомкал разговор. Пообещал созваниваться и оставил бухого, но довольного жизнью Макарыча в покое.
"Мне скучно", - сказал он вслух, глядя ровно перед собой.
"Опять один. Сел писать. Если бы ещё знать, от какого лица вести повествование... Может стать как-то проще? Спокойнее? Но как?.. Ведь это не искусственное нагнетание, это изнутри. Это бег от того самого дьявола, что засел внутри. Можно победить его, можно, но только на время. И снова..."
Уже несколько дней подряд Джек проводил совсем один.
Приходил рано с работы. Заваливался спать. Потом вставал, что-то ел; включённый телевизор, газеты недельной давности разбросаны по полу. Читать последнее время не тянет. Перестал видеться с друзьями. Около восьми вечера начинал накачиваться потихоньку алкоголем. Как правило, перед телевизором; баскет- больчик: это здорово. Не надо думать. Кто сильнее, умнее, тех- ничнее, кто больше тренировался, тот и выиграл. Удача... Да, конечно, ещё и удача. Хорошо, когда удача. Пару сантиметров не хватило, и мяч отскочил от кольца. Или наоборот - сетка взры- вается в оргазме, зрители ликуют. Всё как в жизни. Замкнутый круг.
Джек уже давно чувствовал потребность в новых знакомствах. Он ощущал это физически. Новые люди, их точки зрения, пра- вильные, неправильные. И вот ещё: новые песни. Под гитару. А потом захочется от них спрятаться, уйти далеко, укрыться где-то. Желание изменить, по Джойсу, заложено в женском начале. Природой. Позже захочется от всего убежать. Он знал это наперёд.
"...Хреновый характер, ничего не скажешь...
Да нет, господи, это не характер. Это - дьявол. Мой старый
144
приятель. Чёртов сукин сын. Хотя я, наверное, люблю его. Да, да. Признаюсь самому себе: люблю его, более того, горжусь им. Глядите, какой во мне прекрасный дьявол! Гляди, Боженька, если ты, конечно, есть: твой заклятый враг у меня в груди. Даже ты его боишься, а я таскаю его в себе, и хоть бы что, хоть бы хны. Ну, выпью иногда, - я же не завзятый алкоголик, - так, чтоб веселей жилось, чтоб кружилось всё вокруг, чтобы ничего не вол- новало, чтоб тебе, Боженька, назло утром голова болела".
Какая-то русская организация устроила концерт в здании мест- ного театра. Джек уговорил Макса сходить: свет софитов, выпь- ем кофе в буфете, море красивых женщин будет окружать нас, Макс, красивых, интеллигентных, образованных, свободных от предрассудков, стройнейших, с искоркой в глазах, с потрясаю- щей грудью. Пойдём, Макс! И они пошли.
Большей дребедени они ещё не видели. Участники этого кон- церта преспокойно могли бы стать лауреатами любого конкурса низкопробного, не побоюсь этого слова, искусства. Какие-то не состоявшиеся по причине отсутствия дара графоманы читали смешные на их взгляд рассказы, что-то вроде танцев, короче, бред полный. Минут через пятнадцать, когда всё стало ясно, Джек прошептал: "Прости!" - "Ни за что", - ответил Макс. -"Пойдём отсюда", предложил Джек. -"Нет, - ответил Макс, - раз уже пришли - останемся". - "Но это бред!" - яростно прошептал Джек. - "Смотри", - и Макс указал на сцену. "Вы мешаете!" - раздалось сзади. - "Макс! - жалобно прошептал Джек, - я выставлю столько, сколько выпьешь!" Макс был непреклонен. - "Вы мешаете!" раздалось сзади.
"Макс тоже не отказался бы от новой компании, но он не так зависим от общения. Или не показывает этого. Он не сходится так быстро с людьми, как это получается у меня. И прощает он больше, чем я. Может больше, терпимее выслушать, меньше рас- сказать сам. Я спросил его недавно, что ему хотелось бы, ну в расплывшихся красках, так сказать? Обычно он не отвечает на мои занудные, идиотские вопросы, - сам не знаю, где я их беру, - а тут взял и выдал: "Я тебе скажу, что мне надо. Мне надо дос- таточно денег, чтобы прилично жить. Не роскошно! Но прилич- но. Вот... Не работать. И собутыльников. Хороших собутыльни
145
ков, пожалуйста, не забудь..."
Джек, утилитарные способности которого в бытии являлись не- оспоримыми, нашёл всё-таки себе занятие: он стал активным зри- телем. Господин Ранинг устроил своё собственное шоу на этом замечательном дистрофическом концерте. Отыграл спектакль, где режиссёром, зрителем, артистом, сценой был он один. Доро- гой Максимка, ты не хотел пойти выпить, - так вот, на тебе на выбор ещё одно представление. Включай свой телевизор и смот- ри...
Джек хлопал! Аплодировал! Но как?! За секунду до окончания очередного выступления с последними словами "артистов" Джек вскакивал и начинал неистово хлопать в ладоши. Он скандировал "браво", организовывал рядом сидящих пенсионеров хлопать в одном ритме, и у него это один разок даже получилось: бравая команда "Пенсионеры Ранинга и Компания" не отпускала со сцены толстого, сверкающего потом на лбу декадента, который прочёл вызубренное, очевидно, назубок произведение и теперь не знал, куда деваться. Вконец отупев, он по-идиотски кланялся и как-то отрешённо улыбался. Апогей наступил в тот миг, когда Джек вскочил со своего кресла и, продолжая хлопать, закричал во всю глотку: "Бис! Бис! Бис!"
В перерыве (антрактом, по понятным причинам, это было наз- вать нельзя) Макса с Джеком ожидал ещё один сюрприз. Они встретили Герасима, в студенческие годы они вместе снимали квартиру. Гера был очень компанейский и обладал всего лишь одним недостатком - неизлечимым оптимизмом.
Шёл себе налегке.
- Мужики, - после приветствия сказал Герасим, - я здесь с та- кой девочкой познакомился!
- Но ты как бы сейчас не с ней, - вопросительно констатировал Макс.
- Ну, да, - ясно глядя Максу в глаза, ответил Герасим, после че- го почему-то замолк.
- Ты что пробежал мимо неё и быстро сказал своё имя, Гера? - спросил Джек.
Герасим, разумеется, не обиделся. А после "антракта" уже вдвоём с Герой Джек хлопал, неистовствовал, орал, ведя к победе
146
ничего не соображающих пенсионеров.
"Мы не нашли там новых друзей. И я вернулся домой не в кру- гу красивых, благородных спутниц с артистических бомондов, а в обществе не стареющего душой Герасима, успевшего по дороге домой купить водки, сока и сандвичей. Ну и Макс, конечно же. Вакханалия мирно окончилась. Будем здоровы!"
147
7
Джек ехал на совещание. Он даже не просмотрел повестку дня. Будет кивать, соглашаться, задаст общий вопрос, ну, типа: "Ка- кие улучшения Вы видите в будущем, уважаемый выступаю- щий?" Джек ехал на совещание с мыслью сорваться при первой же возможности. Не то, чтобы было что делать дома, но почему бы не сбежать, если уже всё оплачено?! Бандитские мысли. Да, так Влада и называла такое его состояние. "Когда тебе плохо, Джек, - говорила она, - ты хочешь быть хорошим. Веришь во что угодно. Как ребёнок. С тобой можно говорить, призывать, заста- вить пообещать... Стоит только капельку, на самую малость вы- вести тебя из обычного состояния - и вот ты уже другой! самый лучший, образцовый, ты никогда и никого не сможешь обидеть, что Вы?.. - В такие мгновения, расставшись с первой лавой, выб- росив из себя непроглоченное, непереварившееся, непринятое, чуждое, она замолкала. Джек боялся догадываться, о чём она думает в такие паузы. - Ты вовремя уходишь с работы, улыба- ешься уборщице, которую доселе не замечал, ты неожиданно для себя обнаруживаешь, что люди вокруг - не только зрители, в ко- торых ты нуждаешься, ты хороший! хороший! чудный! Ты чут- кий, замечательный!.. Я не пытаюсь назвать тебя хамелеоном, привести всё к мимикрии твоего существа, нет, дорогой. Ты отличный парень. Но... Джек, ты ни о чём не задумываешься, когда тебе превосходно. Ты творишь себя, свою душу, посылаешь во все концы света цветы, ты... для тебя... пусть всё горит!.. А сей- час вдруг всё изменилось. У тебя внутри что-то передёрнуло, взорвалось от перенапряжения, и неожиданно люди стали обре- тать смысл, форму. Оживать они стали для тебя. Ух ты, оказывается, ещё кто-то есть на этом свете! Как же я был не прав... А ведь они и до этого там были, понимаешь?.. Маленький камень случайно перекрыл какой-то кровеносный сосудик - и жизнь преобразилась. Ты славный, обычный, как все, ты замечаешь соседа на лестничной клетке, а не только малюсенького птенца на дереве. Боже мой, как я люблю тебя таким, но, Джек, ведь жизнь состоит не только из коротеньких
мгновений. И я пони- маю: вот скоро, очень скоро этот камень упадёт с видимой только
148
тебе струнки, и... всё, мои руки опускаются. Я продолжаю лю- бить тебя, но произойдёт что-то такое у тебя внутри, и... я уже вижу бандитские мысли в твоих глазах. Всё! - ты в своей тарел- ке. Ты вполне можешь прожить и один. Тебе не нужен никто, даже я. Не отвечай мне, я вижу, как я бываю безразлична тебе. Нет, конечно, я необходима тебе. Рядом с тобой молодая, краси- вая женщина. Тебе важно с работы нестись на дикой скорости в цветочный магазин. Не заказать, а самому выбрать для меня цветы, рассказать всему миру, как ты любишь меня. Принести эти цветы мне в кровать. Целовать меня. Боже, да, да, я чувствую себя самой прекрасной женщиной в мире, но Джек... ты любишь меня для себя! Только для себя! Меня как бы нет. Есть толь- ко ты!
- Найди себе дурочку и сделай её самой счастливой женщиной в мире. Ты это умеешь.
- Мне не нужна дурочка, Влада. Мне нужна любовь.
- Тебе нужна раба.
Джек бормотал, что это не так.
Но разве можно было что-то изменить?
Говорят, характер очень рано теряет молочные зубы. Чуть ли не при рождении ребёнка.
Джек ехал на совещание с мыслью сорваться при первой же возможности. Дороги, вероятно, ещё на час... Влада... Наверное, она права. Но что я могу поделать?.. От воспоминания о Владе защемило в груди. Но это уже была не тоска, не рана, не боль. Нет. Это было воспоминание о ране, которая уже зажила. При- ятное состояние: воспоминание о приятно ноющей ране. Кото- рая уже зажила.
Мимо проносились поля, деревья, одинокие труженики на зе- мельных просторах. Потом дорога проходила рядом с рабочим посёлком. Какие-то люди опять же.
Зазвонил радиотелефон. Джек ответил. Говорила Лора; он и забыл, что оставил ей свои координаты. - Лорочка, конечно встретимся. Я уезжаю на несколько дней в командировку, потом
149
позвоню. Целую сотни раз.
С Лорой он познакомился в "Открытой Студии". Эта студия представляла собой две огромные соединённые комнаты, факти- чески это был один большой зал. Стойка бара в углу, маленькие столики, свечи. Одну часть зала занимали художники. Между ними располагались натурщицы. Вторая же часть была отдана джазистам.
Он отправился туда один - с Викой они не виделись уже нес- колько дней. Джек чувствовал себя довольным и несчастным. Была тишина, которую он любил, и не было шуршания, передви- жения воздуха, её рук в его волосах, не было лежащей на жен- ских коленях его головы. Так он и любил смотреть телевизор: голова на женских коленях, а руки обвивают её.