Сальваторе Роберт. Ночные маски

   – Не мог бы ты объяснить все от начала до конца, как это делает большинство жрецов? – сухо спросил Белизариус.
   – Думаю, да, – пожал плечами Кэддерли, отвечая с какой-то кислой улыбкой. – Я полностью расколдовал насланный вами мираж.
   В ответ Белизариус снял фетровую шляпу перед молодым жрецом.
   – Хотя я в этом не уверен, – признал Кэддерли. – На самом деле я не уверен во многом, что касается моих чар. Вот почему я снова здесь.
   Белизариус отвел молодого человека в гостиную, где они оба погрузились в уютные мягкие кресла. Кудесник извлек из воздуха четыре предмета – три кольца и тонкий жезл. Он отложил их в сторону, горя желанием услышать откровения юноши.
   Кэддерли понадобилось время, чтобы начать свой долгий рассказ, – столько всего с ним произошло. Все же начав, он долго не мог остановиться, вспоминая все новые и новые подробности. Он поведал Белизариусу о воплощении в деревья Шилмисты, о ранении Тинтагеля и о том, как он наблюдал за перемещениями души старой лошади Тиммерисы. Потом юноша рассказал о не столь давних, но загадочных событиях – о сотворении света и затем тьмы в своей комнате и в лабиринте. Самым сбивающим с толку юный служитель считал образы-тени, которые он видел танцующими на плечах своих собеседников. В то же время он не стал сразу рассказывать про виденные им сны, сомневаясь, что они встраиваются в общую картину. К тому же Кэддерли боялся, что они могут предвещать что-то плохое.
   – Те заклинания, о которых ты говоришь, не так уж удивительны для магии клириков, – сказал кудесник, когда явно возбужденный молодой человек окончил свою взволнованную повесть. – Многие из этих чудес могут с успехом воспроизводиться магами. Например, то, что ты делаешь со светом. Что касается теней на плечах… Что ж, во все века священнослужители славились умением распознавать подлинные помыслы своей паствы.
   – Аврора! – ответил Кэддерли, произнеся единственное слово, которое он мог различить из чудесного заклинания. – Я не понимаю, какое отношение имеет заря к этому волшебству.
   Белизариус поскреб в спутанной бороде.
   – Это необычно, – протянул он. – Но разве «заря» – это единственное значение слова? Когда эта удивительная книга впервые появилась на свет? В процессе многократных переписываний слова могли исказиться.
   Кэддерли ненадолго задумался, а затем убежденно произнес:
   – Аврора, аурора, аурум… Аура! – Он посмотрел на кудесника и широко улыбнулся.
   – «Аврора» означает ауру, – согласился с ним Белизариус. – По крайней мере, это слово могло употребляться в таком значении, если иметь в виду доброе светлое излучение, испускаемое людьми. Так что ты теперь обладаешь этим заклинанием – светлым, что вполне естественно. Возможно, это объясняет все происходящее с тобой. Другой вопрос, что ты не всегда в силах истолковать увиденное.
   Кэддерли кивнул, хотя и не вполне согласился. Он, конечно же, знал (точнее, чувствовал), как истолковывать танцующие летучие тени, это не представляло трудности.
   – Я наблюдал потрясающие проявления чар жрецов, – ответил Кэддерли, – но боюсь, что власть, о которой я говорю, от них отличается. Ведь я не учу заклинания перед тем, как их использовать, подобно жрецам в Библиотеке. И вообще никак не подготавливаюсь, так и с этим сердцем, которое я сжимал у вас на глазах. Я даже не ожидал, что вы бросите мне вызов подобным образом. Более того, я не подозревал, что вам известно о моем намерении прийти.
   Кэддерли понадобилось много времени, чтобы слегка успокоиться. Во время воцарившейся тишины Белизариус что-то бормотал себе под нос, почесывая густую бороду.
   – Вы кое-что знаете! – объявил молодой жрец, и его слова прозвучали как приговор.
   – Я кое-что подозреваю, – отвечал Белизариус. – С тех пор, как началось Смутное Время, все чаще стали доходить слухи о людях с потаенным даром вершить чудеса.
   – Это душезнатцы? – немедленно спросил Кэддерли.
   – Значит, ты тоже слышал о них, – сказал кудесник. Он поднял руки вверх, будто осознав что-то внезапно. – Конечно, ты слышал, – пробормотал он. – Ты слышал обо всем на свете. Вот почему с тобой попросту страшно иметь дело.
   Эта ирония вызвала улыбку у Кэддерли, позволив ему снова расслабиться в уютном кожаном кресле. Белизариус казался очень заинтригованным, словно и вправду надеялся, что его догадка верна.
   – Возможно, ты душезнатец? – предположил он.
   – Я мало знаю о них, – признался жрец. – Если с ними происходит то же, что и со мной, тогда, наверное, да, но это случается без моего ведома и тем более без усилии с моей стороны.
   – Твои возможности уже мало отличаются от сил настоящего мага, – объяснил Белизариус. – Если не считать того, что они порождены твоим личным сознанием, а не таинственными силами Вселенной. Я хорошо представляю себе твои умственные способности.
   При этих словах Белизариус ухмыльнулся, по-видимому намекая на книгу, которую Кэддерли самостоятельно восстановил для него по памяти.
   – Такие возможности являются одним из главных признаков душезнатца.
   Кэддерли принял эти слова к сведению и в благодарность кивнул головой.
   – Та сила, которой я распоряжался в твоей башне, внешняя, – ответил он. – Разве душезнатцу под силу так взаимодействовать с образами, вызванными заклинанием мага?
   Белизариус прижал мозолистым пальцем нижнюю губу. Его испуг знаменовал провал в логике.
   – Честно говоря, не знаю, – признался он. После этого оба волшебника, молодой и старый, сидели некоторое время в тишине, переваривая подробности своего разговора.
   – Дело обстоит так, – объявил Кэддерли наконец. – Я являюсь вместилищем некой силы и проводником ее воли для выполнения нужных ей действий. Пока это единственное, в чем я уверен.
   – Не стану спорить, – отвечал Белизариус. – Но такая власть должна обладать каналом связи, назови это заклинанием, если тебе угодно. Никто не может так просто подключаться к потусторонним силам Вселенной по своей прихоти!
   Кэддерли заметил нарастающее нетерпение, сквозящее в голосе мага. Если Белизариус ошибается, тогда вся жизнь мага и его настойчивое вгрызание в гранит колдовской науки покажутся сизифовым трудом и игрой в погремушки.
   – Мелодия, – пробормотал Кэддерли, найдя наконец верное решение.
   – Какая мелодия?
   – Книга Всеобщей Гармонии, – объяснил молодой жрец. – Книга Денира. Когда бы я ни прибег к помощи волшебных сил, даже неосознанно, как в случае с танцующими тенями, я слышу Песнь этой книги в закоулках моего сознания. Она и нашептывает мне все ответы…
   – Подожди, не так быстро! Мелодия? Книга Всеобщей Гармонии? Песнь Книги? – Белизариус даже приблизительно не понимал, о чем речь.
   – Мелодия, ритм, плавность слов, – пытался объяснить Кэддерли, уже осознавая, что это неосуществимо.
   Белизариус пожал плечами, уцепившись за самое простое объяснение.
   – Значит, ты нашел свой канал связи, – сказал он. – Но боюсь, я мало что смогу тебе рассказать об этом. Мне кажется, происходящее между тобой и Книгой гораздо лучше сумеет разъяснить кто-нибудь из жрецов-наставников Библиотеки.
   – Или мой учитель, – пробормотал жрец. Белизариус пожал плечами.
   – Решать тебе, – сказал он. – Все же я могу сказать кое-что. И мне кажется, что я прав, достаточно просто взглянуть на твое осунувшееся лицо.
   – Я сегодня не выспался, – торопливо вставил Кэддерли, опасаясь, что маг сообщит ему нечто неприятное.
   – Сила, наделяющая такими чарами, – продолжал Белизариус, ничуть не сбитый с толку заявлением Кэддерли, – оставляет отпечаток на том, кто к ней прибегает. Мы, волшебники, стараемся не исчерпать запас отпущенных нам возможностей. Как правило, он не оскудевает, нас ограничивает лишь объем памяти, неспособной вместить все заклинания. Подобным же образом силы, отпущенные жрецам, проистекают из их подвижничества. Они даруются посланцами Небес или самими Небесами, с которыми порой имеют дело верховные священнослужители. И я хочу предупредить тебя, молодой Кэддерли, что на своем веку я наблюдал многих, сошедших с ума от попыток использовать заклинания, предназначенные не им, не для них созданные. Если ты нашел способ переходить через границы привычного и даже за пределы правил для магов, о каком бы виде волшебства ни шла речь, то умоляю тебя сохранить мудрость, чтобы обуздать свои действия, иначе эти чары раздавят тебя.
   Тысячи самых разных мыслей зародились в ответ в голове Кэддерли. Возможно, ему следует вернуться в Библиотеку, чтобы обсудить свои особенности… С кем? Может, с директрисой Пертилопой?
   – Теперь вернемся к тому, в чем я все-таки разбираюсь, – сказал Белизариус, водрузив на стол кольца и жезл, которые жрец принес ему три недели назад. Вначале он взял в руку испещренное надписями кольцо, украшенное трезубцем, символом Замка Тринити. Раньше оно принадлежало чародейке Дориген. – Это кольцо не содержит никакой видимой магии, – сообщил кудесник, кидая им в Кэддерли.
   – Я знаю, – кивнул молодой волшебник, ловя его и убирая в сумку.
   Это заявление заставило Белизариуса остановиться и посмотреть на молодого человека с нескрываемым удивлением.
   – А вот это кольцо, – медленно и раздельно сказал он, подняв в пальцах золотой ободок с большим драгоценным камнем, – воистину могущественно и волшебно.
   – Оно создает стену пламени, – сказал Кэддерли, – когда его обладатель произносит «фэтэ», что по-эльфийски означает «огонь». Я видел это кольцо в действии, – быстро добавил молодой жрец, заметив, как тень легла на лицо Белизариуса.
   – Это так, – пробормотал кудесник. – А не доводилось ли тебе слышать о колдуне по имени Аганзар?
   Кэддерли замотал головой, и Белизариус улыбнулся:
   – Это малоизвестный маг, родившийся лет двести назад.
   – И уже мертвый, – добавил Кэддерли.
   – Возможно, – покривился Белизариус, но тут же подмигнул юноше. – Там, где замешаны колдуны, ничего нельзя сказать определенно.
   – И что, это кольцо принадлежало ему? – спросил Кэддерли.
   – Я не вполне в этом уверен, – сказал Белизариус. – Но, так или иначе, это кольцо выковал если не он сам, то один из его ближайших сподвижников. Уж очень своеобразная у него сила. Оно уже лишилось могущества, но тебе все равно может пригодиться.
   Он снова бросил кольцом в Кэддерли и поднял жезл. Юный служитель подозревал, что маг неспроста оставил этот предмет напоследок.
   – Этот предмет особенный… – начал было кудесник, но Кэддерли остановил его, воздев руку.
   Если вначале жезл казался ничем не примечательной тонкой тростью черного дерева длиною не больше фута, то теперь, сосредоточившись, молодой жрец почувствовал, как в его сознании льется отдаленная Песнь. Он ясно увидел всю мощь, заключенную в этой вещи.
   – Свет, – сказал он. – Власть этого жезла напрямую связана с управлением силой света.
   Белизариус снова насупился и посмотрел на жезл, будто пытаясь удостовериться, что на его блестящей поверхности и вправду нет никаких рун.
   – Ты видел его в действии? – с надеждой спросил кудесник, уже устав оттого, что его постоянно повергают в недоумение.
   – Нет, – отсутствующе сказал Кэддерли, оставаясь погруженным в раздумья. В своем сознании он видел огни, создающие различные образы и танцующие вокруг. – Думин иллю, – пробормотал он. Привидевшийся свет стал постоянным и столь же ярким, как тот, что он создавал у себя в комнате и затем в лабиринте. – Иллю. – Слово, улавливающее свет, соскочило с его дрожащих губ. Свет стал ярче, его лучи достигали теперь того места, где Кэддерли сощурился от вспышки ослепительно яркого света, образовавшегося в сознании. – Мэс иллю, – сказал он, что в буквальном переводе значило «большой свет». Образ взорвался, достигнув предела яркости. Огненно-зеленое солнце заполнило сознание Кэддерли золотыми лучами. Он вскрикнул и зажмурился, почти завопив от страха. – Иллю-мае бэлле! – При этих словах он упал со стула. Затем поднялся и посмотрел на кудесника, который продолжал сидеть неподвижно, держа ничем не примечательный жезл в вытянутой руке.
   – Что происходит? – резко спросил Белизариус.
   – Я видел силы, по меньшей мере, четыре, – ответил Кэддерли, – в своем сознании.
   – И ты повторял заклинания, – добавил потрясенный кудесник, – причем в точности.
   – Но как? – спросил жрец, действительно сбитый с толку.
   – Сходи к священнику, – сердито буркнул Белизариус. – Почему я должен тратить время на вещи, о которых ты и так уже знаешь?
   – Я не знал, – настаивал Кэддерли.
   – Сходи к священнику, – повторил Белизариус, кидая жезл Кэддерли.
   Молодой жрец поймал предмет и посмотрел на пол перед стулом кудесника.
   – У нас осталось еще кольцо, – заметил он, откидываясь на стуле при этих словах.
   Белизариус взял кольцо – золотой обруч, инкрустированный алмазными вставками, – и протянул его Кэддерли.
   – Расскажи о нем, – настоял кудесник. Вновь Кэддерли услышал, как вдали раздается Песнь, но ради того, чтобы пощадить уязвленное самолюбие мага, он сознательно не стал к ней прислушиваться.
   – Оно не волшебное, – соврал Кэддерли, протягивая руку за кольцом.
   – Ха! – Маг торжествующе щелкнул пальцами, оставляя кольцо у себя. – Это самый могущественный предмет из всех! – Он поднес его поближе к глазам, сверкнувшим от восхищения. – Настоящее кольцо для магов, – объяснил он, – созданное специально для повышения их власти. Тебе оно уже ни к чему.
   Тревожная мысль мелькнула в голове Кэддерли. Что такое замышляет эта змея Белизариус? Волшебник сосредоточился не на кольце, а на самом кудеснике и увидел образ-тень Белизариуса, приютившуюся на плече мага. Тень протягивала скрюченные пальцы и довольно потирала руки, поглядывая на кольцо. Но Кэддерли понял, что жадность мага относилась только к магическому предмету. Движения тени сказали Кэддерли, что Белизариус, несомненно, не лжет ему, и он тихо обругал себя за то, что думал иначе.
   – Оставь его себе, – предложил Кэддерли, махнув рукой.
   Белизариус почти что вскочил со стула. Его улыбка, казалось, достигла кончиков ушей.
   – Спасибо, – сказал он, неожиданно для себя дав петуха. – Как я могу отблагодарить тебя? Кэддерли махнул рукой.
   – Я вынужден настаивать, – непререкаемым тоном продолжал Белизариус. – Это слишком щедрый подарок с твоей стороны.
   – Я не готов к обладанию им, – сказал Кэддерли.
   Белизариус согласно кивнул, не оставляя надежды сделать что-нибудь приятное молодому волшебнику, так или иначе отблагодарив его.
   – Твой дорожный посох! – воскликнул он наконец. Кэддерли непонимающе поднял свою палку. – Ты используешь его как оружие?
   – Это «оружие» само использует меня, – ответил молодой жрец. – Мне приходится его спасать и защищать.
   Нахлынувшие воспоминания о рукопашном бое странным образом неизбежно воскресили в сознании Кэддерли образ Даники.
   – Хотя ты, наверно, хочешь обратного? – продолжал Белизариус, не замечая тени отчаяния, которая на мгновение накрыла лицо молодого человека. – Не отказывайся от этого посоха, он тебе еще пригодится. Ты усомнился в его полезности в недавнем бою с минотавром, когда уже свыкся с мыслью, что твое оружие сломано.
   Кэддерли не стал спорить.
   – Оставь его у меня, – предложил Белизариус, – на несколько дней. И я обещаю, что ты больше не назовешь его бесполезным.
   – Значит, ты вдобавок ко всему можешь и ставить наговоры?
   – У нас, колдунов, много скрытых талантов, о которых не подозревают жрецы, – ответил маг с преувеличенным выражением превосходства.
   – Особенно те из них, что не могут разобраться в своих собственных дарованиях, – добавил Кэддерли, и это простое признание заставило хвастовство колдуна улетучиться.
   Белизариус кивнул, изобразив подобие улыбки. Затем он отпустил молодого жреца, напоследок призвав его к сдержанности.
   Кэддерли слегка удивило, что Безымянный по-прежнему рыщет по тропе между башней чародея и Кэррадуном. Он думал, что попрошайка уже давно ушел восвояси, чтобы провести остаток дня с женой и детьми. Ведь впервые за долгое время у него появилась возможность хоть ненадолго вырваться из бедности. Молодой жрец удивился еще сильнее, когда бродяга посмотрел на него и начал чересчур выразительно подмигивать, подняв мешочек с монетами и позвякивая золотом с похотливой улыбкой на грязном лице.
   Что-то в этом жесте покоробило Кэддерли как совершенно не соответствующее характеру Безымянного: то ли явная жадность, то ли явная благодарность. И то и другое казалось равно неожиданным для гордого невезучего человека, которого волшебник недавно повстречал на тропинке.
   Затем жрец увидал тени. Он не мог различить их так же хорошо, как ранее Джанину с ее детьми. Теперь жалкие ворчащие создания с постоянно меняющимися очертаниями вызывали у молодого человека ясное ощущение совершившегося злодейства. Призрачный коготь вылетел из-за плеча попрошайки и прорезал воздух в направлении Кэддерли.
   И тут молодой жрец испугался. Волосы его стали дыбом, а сердце учащенно забилось. Приторно-сладкий запах достиг его ноздрей, ему показалось, что он слышит жужжание мух. Кэддерли энергично потряс головой, чувствуя, что сходит с ума. Казалось, что все его чувства вдруг обострились, стали подобны звериным, и внезапное вторжение множества ощущений почти ошеломило служителя Денира. Затем он заставил себя успокоиться и взглянуть на безобидного попрошайку. И вдруг пожалел о дорожном посохе, который остался в башне, служившей убежищем колдуну.
   – Хороший денек! – сказал бродяга, казавшийся веселым, хотя Кэддерли чувствовал, что это не так. В его сознание откуда-то пришло слово фэтэ.
   Он опустил взгляд на кольцо и увидел, что бессознательно направляет его в попрошайку.
   – Куда ты так торопишься? – спросил нищий. Слова его звучали невинно, почти что обиженно.
   Кэддерли увидел, как черные тени прижались к плечам человека, увидел разрезы и раны в запекшейся крови. Он быстро кивнул, закутался в накидку и поспешил в город. До него снова донеслись приторно-сладкий запах и жужжание мух. Окажись он здесь один и не столь усталым, он обязательно остановился бы и разобрался, в чем дело. Но вместо этого он только суетливо оглядывался на кусты, растущие по сторонам дороги.
   Присмотревшись, Кэддерли мог бы обнаружить тело, почти разложившееся после нескольких часов пребывания под все еще жарким солнцем. А найди он силы осознать то, что нашептывала ему магическая Песнь, он увидел бы дух Безымянного, беспомощно и безнадежно вопрошающего, когда его пустят на Небеса.

НЕНУЖНЫЕ ЗЛОДЕЯНИЯ

   Волшебник заметил подмену! Призрак упрекал себя и пытался понять причину неожиданного провала. Он никогда по-настоящему не верил, что ему без труда удастся покончить с Кэддерли, – судя по всем донесениям, молодой жрец представлял собой смертельно опасного противника. Но, увидев, как Кэддерли спускается по тропинке, в полном одиночестве, без друзей и помощников, Призрак на мгновение задумался, нельзя ли выполнить задание легко и быстро, раз его мастерство работает безотказно.
   Попрошайка заслужил доверие Кэддерли.
   Призрак хорошо это понял, наблюдая их разговор. Теперь, оказавшись в обличье бродяги, злодей думал, что ему удастся подобраться поближе к волшебнику и легко победить его. Но молодой жрец заподозрил обман!
   Призрак снова и снова проигрывал в уме эту короткую встречу, стараясь понять, в каком месте он совершил промах. Но ничего не приходило в голову, совершенно ничего настолько ужасающего, чтобы заставить сильного физически Кэддерли пуститься дальше чуть ли не бегом. Затем сердце убийцы сжалось от неприятной мысли. Если Кэддерли и вправду столь грозен, как показывают отчеты и как теперь начал подозревать сам Призрак, тогда ему может хватить сил и на то, чтобы справиться с магией Геаруфу. Лишь дважды в жизни злодея случались провалы – в обоих случаях могучие волшебники мысленно пресекли попытки Призрака завладеть их телами.
   – Других возможностей нет, – громко сказал убийца, вспомнив, сколь много сейчас у него помощников, а также о том, что оба волшебника уже давно в могиле.
   В одном из этих случаев Призрак победил кудесника, напав на того с совершенно неожиданной стороны – из тела его жены. Каким сладким оказалось это убийство! В другом случае злодей послужил Ночным Маскам лазутчиком: он подкрался близко к врагу и снабдил своих таким сногсшибательным количеством данных, что убийство волшебника, несмотря на всю его мощь, оказалось для гильдии одним из самых легких свершений.
   – Так или иначе, молодой Кэддерли, – прошептал безжалостный негодяй, – я закончу свою картину, и ты умрешь еще до того, как выпадет первый снег.
   Со злобной ухмылкой Призрак в теле попрошайки вернулся в кусты и принял свое подлинное обличье. Тем временем магическое кольцо уже почти завершило исцеляющую работу над щуплым телом: раны зарубцевались, мухи улетели прочь.
   – А у тебя нет такого колечка? – спросил злодей у бесплотного духа, который, скорее всего, беспомощно бродил где-то рядом.
   Призрак вновь обратился к Геаруфу, взял белую перчатку и зеркало, сняв черную перчатку с мертвой руки бродяги. Он мысленно сосредоточился, установив связь с магическим приспособлением.
   Знакомое убийце лицо открыло глаза как раз в то мгновение, когда пустая оболочка бродяги с глухим стуком свалилась на землю. Призраку понадобилось некоторое время, чтобы поуютнее расположиться в привычном теле, а затем медленно приподняться, опираясь на локти.
   – Так у тебя нет такого колечка? – посмеялся он над телом попрошайки. – Тогда ты останешься мертвым, жалкий дурак. Хотя тот, кто когда-либо найдет твое тело, никогда не сможет понять, отчего же ты умер.
   Эта мысль заставила Призрака улыбнуться. Во времена, когда он только начал пользоваться Геаруфу (больше ста лет тому назад), ему приходилось всякий раз добивать каждую жертву. Затем он укрепился в своих силах и изменил тактику, в самонадеянной заносчивости полагая, что таинственность, сопровождающая кончину по всем признакам здорового тела, послужит ему своеобразной визитной карточкой.
   Призрак отослал Геаруфу обратно и отряхнул грязь с одежды. Он направился вниз по тропе к видневшимся в отдалении воротам Кэррадуна, где в гостинице «Чешуя дракона» его уже ждала комната.
 
   Дуплосед еще издалека заметил, что дела в усадьбе, расположенной в окрестностях города, обстоят на первый взгляд как обычно. Несколько куриц кудахтали и рылись в пыли, отыскивая тут и там зерна, три лошади, привязанные перед хлевом, не выказывали никаких признаков испуга. Да и сам дом выглядел вполне безопасно: ни одного выбитого окна или хотя бы признака взлома на какой-нибудь из дверей.
   Вандер знал, как все обстоит на самом деле. Это всегда происходит именно так, совершаясь в полной тайне. Воин-великан считал такое поведение скорее трусостью, чем мастерством.
   – Мы вообще-то могли бы остаться в лесу, – пробормотал могучий предводитель отряда, закутывая мощные плечи плащом, отделанным белым мехом.
   Разбойники по сторонам дуплоседа, одетые в черное с серебром, удивленно переглянулись.
   – Отряд подчинился вашему приказу, – начал было один из них, но Вандер жестом руки заставил его замолчать.
   «Не моему приказу», – подумал дуплосед, вспоминая, как Призрак, оказавшись в его внушительном теле, послал весь отряд на вылазку. Все это время великану оставалось лишь сидеть и беспомощно наблюдать за происходящим изнутри щуплого тела хозяина.
   – Мы должны войти внутри – предложил бандит после короткого, но напряженного молчания. – Во дворе нас могут увидеть с дороги.
   – Дневной свет раздражает тебя? – спросил дуплосед.
   – Он может разоблачить нас, – настойчиво ответил боец.
   Вандер наградил его хмурым угрожающим взглядом, но все же проследовал с двумя Масками внутрь. Крыльцо оказалось вполне просторным, так что великану не пришлось уменьшаться в размерах, чему он весьма обрадовался. Ему не доставляло удовольствия загонять себя в скорлупу человека – тем более сейчас, когда его окружают вероломные палачи. Вандеру нравилась внушительная сила его великанского тела, длинные мускулистые руки которого могли играючи настичь и задушить противника даже в другом конце комнаты.
   Возле порога предводитель замешкался.
   – Дом в безопасности, – заверил дуплоседа один из находившихся внутри бандитов, неправильно поняв его промедление. – В живых осталась лишь старшая дочь. Ее удерживают в спальне.
   Тон, с которым произносились эти слова, глубоко возмутил великана, и он резко ворвался внутрь.
   – Где она? – грозно спросил он, намеренно отводя глаза от окровавленных тел мужчины и женщины, лежавших в углу маленькой кухни.
   Один из убийц, ничуть не смущенный печальным зрелищем, сидел за столом, спокойно доедая их завтрак. Он показал на дверь в задней стене. Подгоняемый нарастающим гневом, Вандер в два прыжка пересек кухню и мгновенно ворвался внутрь. Он чуть не споткнулся о маленькое окровавленное тельце, лежащее у порога, и это заставило его ускорить поиски.
   К комнате примыкала небольшая спальня, дверь которой открылась со скрипом. Оттуда донеслись всхлипывания, сказавшие Вандеру, что происходит, еще до того, как дуплосед вбежал внутрь. На постели лежала полураздетая девушка; ее запястья и лодыжки уже крепко привязали к стойкам кровати, а в рот предусмотрительно засунули кляп. С каждой стороны от нее лежал негодяй, которые похотливо дразнили ее, наслаждаясь испуганными телодвижениями.