Самойлова Елена. Ключи наследия

   – Пустите меня!!
   Я все-таки проскользнула между лучниками и, не оглядываясь, побежала вниз с холма, ожидая не то предостерегающего крика, не то стрелы между лопаток, но эльреди, видимо, решили, что ненормальная девушка не стоит подобных усилий. Доспехи, хоть и легкие, сильно мешали бегу, равно как и серебристый шлем, ограничивающий обзор. Впрочем, мне это не воспрепятствовало спуститься на луг по пологому склону, а вот внизу уже начались проблемы.
   Первый десяток метров я преодолела относительно спокойно, а дальше уже шла битва, в которой подобраться к Рейну на расстояние крика было по меньшей мере, сложно. Если не сказать – самоубийственно. Я выхватила клинок, прятавшийся в наспинных ножнах, и попыталась пробиться туда, откуда веяло ледяным ветром ненависти, где полыхал призрачный шелк темного плаща, разрезающий все и вся на своем пути. Эльреди рядом со мной были изранены, но все еще не отступали, а я…
   Я старалась не убивать, благо эльредийский клинок словно сам вел мои руки таким образом, что раненые просто не могли продолжать бой. Падали, крича от боли, но оставались в живых. И я хотела надеяться, не калеками на всю оставшуюся жизнь. Я уже не смотрела, как мелькает в воздухе нарэиль, старалась не обращать внимания на кровавые потеки на лезвии – моей целью был Рейн, который медленно шел к холму, оставляя за собой лишь смерть.
   В какой-то миг сражавшиеся расступились, и мы с Рейном оказались лицом к лицу…

   Что-то внутри меня задребезжало, как перетянутая струна, и разлетелось на куски, высвобождая тонкую алую нить, уходившую сейчас в непроглядный мрак, из которого веяло слепой ненавистью, перекрывшей все остальные чувства. В лицо ударил незримый обжигающий ветер, прокатившийся по мне приливом, а по ушам резанул тоскливый полувой-полукрик, в котором было ВСЕ. И боль потери, и жажда мести, и любовь, и ненависть. Сильнее всего ненависть, выжигающая душу дотла, оставляющая всего лишь одно желание – мстить. Яростно и жестоко. Вкладывая в каждое действие, в каждый жест всю свою душу, от которой уже оставались лишь обугленные по краям обрывки. От этого воя мне стало так жутко, как не было никогда в жизни, а во тьме напротив загорелись два алых огонька…
   Он так и не узнал меня…

   – РЕЙН!!!!
   Кажется, перекричать грохот битвы я так и не сумела, но он все-таки обернулся в мою сторону. И лицо его впервые выглядело безжизненной яростной маской, застывшей в выражении полного безразличия. К себе ли, к тем, кто вокруг… Карие глаза с вертикальной щелью зрачка скользнули по мне, а потом ко мне метнулся рваный край черного плаща, развевавшегося за плечами Рейна подобно крыльям.
   Я успела только выставить перед собой нарэиль, когда причудливое лезвие выбило искру из моего меча, ударив по нему с такой силой, что прочнейший клинок, жалобно звякнув на прощание, сломался пополам, и тотчас «край», преодолевший сопротивление, скользнул по шлему.
   Боль была настолько неожиданной, что я только охнула, машинально хватаясь за лицо. Кожаная перчатка, на тыльную сторону которой были наклепаны тонкие стальные пластины, наткнулась на широкую царапину на шлеме. Не будь его на мне, лезвие снесло бы половину головы, а так – только поцарапало. Что-то горячее стекало по правой стороне лица, заливая глаз… Я поспешно сорвала с себя шлем, отбросила его в сторону и провела перчаткой по щеке, пытаясь стереть кровь и убрать прилипшую седую прядь, закрывшую обзор…
   – Я же говорил вам не вмешиваться! – За стихающим шумом битвы я не услышала топота копыт и очнулась, только когда чья-то сильная рука вздернула меня в воздух и усадила в седло.
   Все еще не в состоянии открыть правый глаз, который заслоняла пропитавшаяся кровью длинная челка, я подняла голову и увидела гневно мерцающие янтарные глаза и струйки гранатово-красных волос наследника эльреди, выбившихся из косы. Сломанный нарэиль выскользнул из моих пальцев и звякнул обо что-то, находящееся на земле, а мне казалось, будто осыпаются осколки моей души. Тот, кто меня защищал, повернул свое оружие против меня. Зверь, сорвавшийся с цепи, обратил свой неукротимый гнев на столь внезапно вернувшуюся Хозяйку… не иначе как в качестве мести за то, что она осмелилась его бросить.
   – Нильдиньяр… он…
   Я с трудом повернула лицо к Рейну, и только сейчас увидела в его глазах, что он меня узнал. Смертоносные «крылья сумрака», танцевавшие за его спиной, бессильно опали на землю, укутав его с головы до ног невероятно длинным шелковистым плащом, а лицо перестало напоминать маску, но…
   Отвернувшись, я уткнулась лицом в накидку Нильдиньяра, вцепившись в нее обеими руками так, словно боялась свалиться с коня, ощущая, как кровь, все еще сочившаяся из глубокого пореза на лице, пропитывает тонкий шелк, накинутый поверх кольчуги. Эльреди прижал меня к себе свободной рукой и развернул коня, стремясь увезти с поля боя.
   За нашими спинами зазвенели клинки, послышались крики, но белый скакун уже поднимался по пологому склону холма, а рога пели отступление. Алая нить натянулась до боли, так сильно, что я судорожно вздохнула, безуспешно стараясь сдержать слезы, градом катившиеся по испачканному кровью лицу, а с подбородка срывались уже багряные капли… 

   …– Он – Проклятый Граф, поэтому плачет кровавыми слезами.
   Я задумчиво пробегала глазами по строчкам текста на светящемся экране монитора, и только потом подняла взгляд на Рейна, сидевшего рядом. Снова посмотрела на текст.
   – Но… Это так грустно. Когда по лицу стекают кровавые слезы…
   – Иногда так бывает… когда душа разорвалась на части… 

   А сейчас кровавыми слезами плакала я. Полуослепшая, прижавшаяся в поисках защиты от самой себя к прекрасному нечеловеку, которому до меня нет никакого дела, – только то, что я какой-то мистический Ключ, и заставляет Нильдиньяра возиться со мной. Но что это все значит, когда часть твоей души только что отделилась от тебя, оставив тебя с незаживающей раной, с которой уже не хочется жить?
   Ничего не значит…
   Холм уже остался позади и копыта коня мягко застучали по густой траве лесной поляны эльредийского королевства…
 
   Секунду Рейн стоял, словно оглушенный, глядя на то, как беловолосую девушку с залитым кровью лицом втаскивает на коня эльф в отливающих серебром доспехах. Как Ксель цепляется за его накидку, а он прижимает ее к себе свободной рукой, другой удерживая поводья пляшущего под ним жеребца. Как эльф, сверкнув янтарными глазами, пустил животное вскачь вверх по склону холма, увозя ту, ради которой он все это затеял.
 
   «Ради которой ты заплатил такую цену».
   Жива… Она жива… Я счастлив?
   «Да, жива, конечно. Только счастье какое-то фальшивое, не так ли? Сейчас она нашла себе даже принца на белом коне, эльфийского наследника. Презанимательнейшая шутка судьбы. Ты положил все ради того, чтобы она вернулась, но все достается другому».
   Я… мы… едва не убили ее…
   «Не убили. И не могли убить. Ты же знаешь. И она поймет. Должна понять! Шевелись же, догони их, действуй же, пока не поздно! Пока она не убедила себя в том, что это предательство, что все было сделано нарочно! Ты же знаешь, если она себя в чем-то убедит, то разуверить ее в этом будет почти невозможно!»
   Наверное, я изуродовал ее…
   «Мы упустим ее, пока ты будешь заниматься самокопанием! Время действовать, оставь сожаления будущему!»
 
   От Рейна, неподвижно стоящего на коленях в траве, залитой кровью, плеснуло холодом, стремительно перерастающим в обжигающий жар. В растрепавшихся, слипшихся волосах пробежали бордовые искры, а почти растаявший плащ словно налился новыми красками, оживая. Юноша поднялся с колен, и в глазах его можно было увидеть отблески закатных лучей. Он вздохнул полной грудью, передернул плечами, как будто стряхивая с себя невидимые оковы, а затем чуть пригнулся к земле, словно вынюхивая что-то.
   Свобо-о-о-о-ода-а-а-а-а!!!
   Изящные пальцы, обтянутые черной кожей перчатки, подняли с земли обломки нарэиля Ксель, крепко сжали обе половинки так, что острое лезвие прорезало их, пустив немного крови. Рейн выпрямился и побежал.
   Вверх по склону, небрежными взмахами «крыльев» расшвыривая отступающих эльфов, но не задерживаясь, чтобы добить их. Нет времени. Не сейчас, потом. Тропа сама стелется под ноги, выводя кратчайшим путем по следу из падавших на траву капель крови Ксель.

   Тонкая алая с золотом паутинка протянулась сквозь мрак и туманную даль к той, ради которой он выбрался из созданной им самим клетки, уплатил цену жизнями. Она дребезжала, как перетянутая струна, но все еще связывала. И он делил боль, делил горечь с ней. Безропотно принимал каждую эмоцию, каждую вспышку гнева, каждую слезинку, от которых ее душа разрывалась на части. Но не ощущал ненависти. Грусть, боль от того, что доверие рассыпалось на куски, надломив какой-то стержень в душе, были. А ненависть нет. Быть может, если бы она его возненавидела, стало бы легче. Если бы она достала кинжал и отомстила за предательство – как-то лучше.
   А она не сделала.
   Она просто отгородилась от него объятиями красноволосого эльфа.
   Справедливо? Несправедливо!
   Зверь яростно завыл, устремляясь с ошеломляющей скоростью по кратчайшему пути туда, где слабо мерцало соединение алой паутинки с душой той, кого он считал своей Хозяйкой. Чтобы увидеть. Коснуться. Искупить вину, забрав ее боль себе. Сказать… Что сказать? Слова – пепел, ненужное сотрясение воздуха. Она поймет. Она почувствует. Надо только открыться…
   Алая с золотом нить вдруг задребезжала, как от сильного рывка, еще раз. И еще.
   Зверь метнулся вперед, уже на пределе сил и возможностей. Еще немного… совсем чуть-чуть…
   Связь оборвалась с почти неслышным звуком, лопнувшей струной хлестнув по душе, отбрасывая назад.

   Рейн пришел в себя, лежа в траве и бессмысленно глядя в тускло-серое небо, по которому бежали свинцовые тучи. Накрапывал мелкий дождь, грозящий перерасти в настоящий ливень, но ему было как-то все равно. В сердце впервые за последние полгода царила оглушающая, почти звенящая тишина. Пустота. Он и не думал, что связь с Ксель была так давно, и сейчас, когда она оборвалась, он ощутил себя словно отрезанным от чего-то светлого, как будто захлопнули ставни в темной комнате, оставив его во мраке.
   Только сейчас пришло ощущение дикой усталости, а еще – боли в правой ладони. Он нехотя повернул голову и с какой-то отрешенностью понял, что в ладони намертво зажаты обломки меча Ксель. Говорят, что хорошие клинки не просто оружие, они могут защитить своего хозяина. Этот сполох защитил…
   Не было сил даже выть, не то что ругаться. Рейн откинул голову, закрывая глаза.
   – Не самое лучшее место, чтобы отдыхать, Ключ Заката, – раздался над ним усталый голос герцога Армея и тотчас его начали поднимать с земли, держа под руки. – Война развязана. Нам надо отойти за Шепчущий Курган, к речке, и надеяться, что мы успеем перегруппироваться раньше, чем эльфы. А также на то, что полк, присланный из столицы, будет достаточной подмогой.
   – Оставьте… меня, – с трудом выдавил Рейн, едва удерживаясь на ногах.
   – В другой раз, Ключ Заката. Тебе нужен отдых в более спокойной обстановке.
   Рейна положили на что-то вроде наспех сооруженных носилок и понесли туда, где подошедший полк уже разбивал шатры, разжигались похоронные костры и наскоро создавались лазареты. Ледяной ветер, круживший над лугом, бессильно улегся, а свинцово-серые тучи наконец-то разразились проливным дождем, смывающим кровь с травы и приглушающим запах войны и смерти.

Глава 16

   Как меня внесли в лазарет, не помню. В памяти осталось только, что я цеплялась за накидку Нильдиньяра, как клещ, словно он был единственным островком спокойствия в океане из эмоций и энергетических потоков. Серебряного браслета, который приглушал внутреннее зрение, больше не было на моей руке, и при пересечении магической границы Минэрассэ оно решило о себе напомнить. Четыре потока струились через эльредийское приграничье, разделяясь на сотни нитей, переплетающихся между собой и образующих частую сеть. Когда наследник ввез меня в Минэрассэ, я буквально увязла в этой паутине, несколько секунд не имея возможности ни думать, ни осознавать, потому что при каждом касании «нити» я будто бы дотрагивалась до души ее владельца, улавливая его мысли и чувства. Как я не свихнулась в те первые мгновения, пока меня оглушали чужие мысли, не знаю. Повезло, наверное. А еще потому, что Нильдиньяр мной воспринимался как ровное пламя очага, у которого можно согреться. И рядом с ним шепот посторонних, зачастую непонятных мне мыслей отступал, становясь все тише, пока не превратился в еле слышный фон на краю сознания. И на том спасибо.
   В лазарет Нильдиньяр внес меня на руках, сгружая на кушетку и пытаясь отцепить мои судорожно сжавшиеся пальцы от своей накидки. Ему это удалось, пусть и не сразу, и тотчас я почувствовала, что с меня наконец-то снимают успевшие осточертеть доспехи, а лица касаются чьи-то тонкие прохладные пальцы. Высокая темноволосая эльредийка в светлом платье осторожно отлепила пропитавшиеся кровью волосы от раны на лбу и облегченно вздохнула. Что-то негромко сказала на мелодичном языке. Краем левого глаза я увидела, как Нильдиньяр, до того напряженно застывший, расслабился и позволил себе легкую улыбку.
   – Все будет хорошо, леди Ксель. Глаз цел, а при должном лечении от раны на лбу не останется и следа. Вам повезло, что на вас был шлем. – Он повернулся, чтобы уйти, но я успела поймать его за край накидки плохо гнущимися пальцами.
   – Не уходи, Нильдиньяр. У меня голова кружится от вашей магии.
   – Что? – Он взял меня за правую руку и начал снимать латную перчатку, как вдруг из-под нее посыпались обломки серебряного браслета. Янтарные глаза расширились от изумления, а я только вздохнула.
   – Сломался нафиг.
   – Вам надо отдохнуть, леди Ксель. – Наследник поднялся, стряхивая с колен серебряное колющееся крошево. – Здесь вам помогут, а когда вы почувствуете себя лучше, то прошу вас зайти в мои покои. Нам нужно поговорить.
   Я только кивнула, а эльредийка, закончив осмотр, повела меня за цветастую ширму, где вместе с помощницей сноровисто раздела и заставила залезть в деревянную бадью со странной зеленоватой водой, от которой пахло полынью и еще какими-то травами. И именно там я позволила себе истерику. И плевать мне было, что я мешала медперсоналу очистить мое лицо от крови, – я просто изливала из себя все то, что накопилось.
   Пути назад как такового уже не было. Рейн стал убийцей. Серьезное обвинение, но не здесь. Не в бою. Ну и плевать.
   Горечь уходила вместе с усталостью, уступая место какому-то успокоению и полному равнодушию к собственной судьбе. Видимо, виноват тот отвар, которым насильно напоила меня целительница во время истерики, но все равно – отдельное ей спасибо за это.
   Меня тщательно «подлатали» с помощью травяных средств и какой-то магии, после чего я затребовала себе чистую одежду и зеркало. С первым проблем не возникло, а вот вторую просьбу выполнить не торопились, пока я не встала и, пошатываясь, не направилась вон из лазарета в поисках искомого. Только тогда мне выдали небольшое ручное зеркальце, взглянув в которое, я закусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться. Если раньше я была «всего лишь» седая, то теперь лоб пересекал уродливый, едва-едва стянувшийся багрово-фиолетовый шрам, из-за которого правая бровь выглядела чуть-чуть приподнятой, будто бы я чему-то удивлялась. Ну с таким лицом домой лучше вообще не возвращаться, потому что денег на пластическую операцию я наскребу лет через …дцать, да и за результат в Москве не поручатся. А тут после одного заклинания – не кровоточащая рана, а рубец. Есть смысл остаться до тех пор, пока не выздоровею окончательно.
   Дождавшись, пока мне наложат повязки, я поблагодарила целительниц и вышла за дверь, пытаясь сообразить, где же находятся покои наследника Осеннего Пламени и как туда попасть. Хорошо хоть, что мир не без добрых эльреди. Увидев, что я почти по стеночке выбираюсь из лазарета, один из стражей вежливо осведомился, куда меня понесло сразу после перевязки и не надо ли помочь. Читай – отвести обратно и деликатно привязать к постели, чтобы больная, я то есть, отдохнула надлежащим образом. Впрочем, я резво отлепилась от стены и попросила проводить меня к Нильдиньяру, после аудиенции у которого я честно пойду отдыхать. Страж, возможно, и не поверил, но до места сопроводил, за что ему честь и хвала. Мне же оставалось только довольно невежливо дернуть тяжелую дверь с резной ручкой, чтобы оказаться в комнате, больше напоминающей номер класса люкс в лучшем отеле мира.
   Отодвинув в сторону золотистую занавесь из длинных цепочек причудливого плетения, висевших в небольшой арке в трех шагах от двери, я неуверенно шагнула в покои Нильдиньяра. Мелодично позванивающая занавесь скользнула обратно, и цепочки зашелестели каплями падающего на поверхность лесного озера осеннего ливня, когда я, безразлично глядя перед собой, оказалась в изысканно обставленной комнате. Наследник династии Осеннего Пламени, стоявший у распахнутого настежь окна, обернулся и гранатово-алые волосы его блеснули в лучах заходящего солнца пролитой кровью.
   Да, эльредийский наследник был прекрасен, только вот сейчас мне до этой красоты не было ни малейшего дела. К тому же облик Нильдиньяра в одеждах цвета осенней листвы резко контрастировал с моим – простой зеленой туникой, элегантной, но не выдающейся, а светлые штаны и перебинтованные раны не добавляли изящества и красоты. Длинная глубокая царапина, пересекавшая лоб, была тщательно закрыта полосками белой ткани, пропитанной каким-то отваром с запахом земляничной поляны и свежей листвы. Кисти рук, исцарапанные, в синяках, были перетянуты бинтами – когда сломался нарэиль, я заработала сильное растяжение запястий, пытаясь сдержать удар немалой силы. Пока меня лечили, эльредийка-целительница только едва заметно поджимала губы, когда стягивала края раны на лбу, заживляя ее чем-то вроде магии. Кровь остановилась почти сразу, но багровый уродливый шрам, вероятно, пройдет еще не скоро. Но хуже всего был взгляд, которой я случайно поймала в собственном отражении в зеркале, когда пыталась оценить ущерб – потухший, безумно усталый, как у загнанного в капкан зверя. Казалось, что какая-то часть меня осталась на том поле, пропитанном кровью, там, где мелькали лезвия черного шелка.
   Где остался Рейн, обративший свою силу против меня.
   Когда Нильдиньяр вывозил меня на своем коне с места брани, браслет-змейка, который укрывал меня от магического поиска, тихо хрустнул и рассыпался острыми кусочками серебра, расцарапав запястье под перчаткой до крови. Но тогда я не обратила внимания на боль в руке, поскольку душевная рана саднила гораздо сильнее. И кровавые слезы, стекающие по моему лицу, изливались, казалось, из нее. Связь с Рейном оборвалась почти сразу, как только мы с наследником пересекли границу эльредийских земель – я сама отсекла ее вместе с частью своей души, потому что с уничтожением браслета ко мне хлынули эмоции и чувства Рейна, которые едва не затопили меня. Столько всего там было – и дикая, неуемная радость, и опаляющая ревность, и холод ужаса от содеянного. И где-то далеко-далеко – искрящееся солнечное золото любви, рассыпающееся радужными брызгами счастья. Но душу резанула именно ненависть. Холодная, расчетливая, но при этом яростная и неистовая. Как будто он ненавидел все живое вокруг, и единственным стремлением его в тот момент было уничтожение всего и вся. Именно эта ненависть и напугала меня до дрожи в коленках. Умом я понимала, что это, скорее всего, влияние «закатной силы», не знаю, как это можно было еще назвать, но страху, казалось, наплевать на размышления. Я его испугалась настолько, что не нашла в себе сил ни в чем разобраться.
   Однако все это – его, а не мое. Все эти эмоции раз за разом ударялись о незыблемую ледяную стену безразличия, хрустальный панцирь, которым я защищалась от Рейна. Потому что узнай он то, что ощущала я в тот момент, Нильдиньяр со мной не скрылся бы…
   – Леди Ксель, может, вы все-таки присядете? – Наследник подошел ко мне и, бережно взяв под локоть, подвел к глубокому мягкому креслу. Усадил. Несколько секунд смотрел на меня сверху вниз, после чего расположился в кресле напротив. – У меня к вам есть предложение.
   – Какое? – скорее из вежливости, чем заинтересованно спросила я, безучастно разглядывая собственные руки.
   – Как вы смотрите на то, чтобы заключить со мной брачный союз?
   – Чего? – Кажется, ему все-таки удалось вывести меня из апатичного состояния, поскольку я хотя бы переместила взгляд на его лицо. Заглянула в глаза, которые были абсолютно серьезны. – Шутите, да?
   – Ничуть. – Эльреди изящно пожал плечами, убирая за ухо длинную прядь шелковистых волос. – Просто я полагаю, что такой союз принесет нам обоим гораздо больше преимуществ, чем кажется на первый взгляд.
   – Вы еще скажите, что влюбились в меня без памяти, – зло ухмыльнулась я, отводя взгляд в сторону.
   – Смотря что вы, леди Ксель, понимаете под любовью. Если готовность защищать вас в силу своих относительно скромных возможностей, обеспечивать ваше комфортное существование, уважение и почитание вас как личности и как женщины – то да, это любовь. Если же под любовью вы, как и большинство людей, предполагаете сумасшедшее стремление бросаться очертя голову под опускающийся клинок, рисковать собой, своими друзьями и всем, чем только можно, ради вас одной, – то нет. – Нильдиньяр чуть улыбнулся, так, чтобы эта улыбка выглядела одновременно притягательной и чуточку покровительственной. – Вы – один из Ключей, леди Ксель. В одиночку вы не сможете распечатать источник древнего могущества, не навредив окружающему миру, но и сама по себе вы – сила, которая раскрывает светлые возможности души.
   – Так вот почему вам приспичило жениться! – Улыбка на моем лице наверняка стала еще более горькой и злой. – Сила – это святое для наследника эльредийского королевства.
   Я положила ладони на подлокотники, намереваясь подняться и уйти, чтобы наконец прекратить этот разговор о браке по расчету, но Нильдиньяр остановил меня, подавшись вперед и накрыв мою ладонь своей.
   – Не совсем. По правде говоря, похоже, что я уже поддался влиянию Ключа Зари. Ксель, верите ли вы, что для меня совсем не характерно врываться в самую гущу битвы только для того, чтобы не дать кому-то умереть? – Голос наследника чуть понизился, в нем появились какие-то новые, почти бархатные нотки, располагающие к доверительному разговору. По крайней мере, просто так встать и уйти у меня уже не получалось.
   Несколько секунд я тупо рассматривала рисунок на пушистом ковре в центре комнаты, а потом все-таки взглянула в янтарные глаза эльфа. Подозрительно честные и необычные глаза. Красивые. Почти такие же красивые, как и у Рейна.
   – А как же второй Ключ? – тихо спросила я, не отрывая взгляда от наследника Осеннего Пламени, все еще державшего меня за руку.
   – Ключ Заката? Пробуждающий тьму в своем окружении? Боюсь, что он уже не сможет стать таким же, как раньше. Леди Ксель, прошу вас подумать над моим предложением. Очень прошу. Скажите, неужели я настолько непривлекателен или противен вам, что вы не допускаете даже мысли о том, чтобы заключить со мной подобный союз? Обещаю, что не буду вас ни в чем ограничивать: ни в вашем стремлении побыть одной, ни в вашей свободе, ни на брачном ложе.
   На брачном ложе…
   Я только и сумела, что всхлипнуть и, неловко высвободив свою руку, закрыть лицо ладонями. Для того чтобы бессильно разрыдаться.
   Ключи не смогут «соединиться», потому что никто не знает, как две разные и неуловимо похожие души превратить в одну. Значит, мы не вернемся домой, а герцог Армей вряд ли сумеет воссоздать то заклинание, которое и вышло-то у него совершенно случайно. Рейн пытался меня убить, и я ощущала жгучее дыхание его ярости – потому что я «предала» его, исчезнув так внезапно.
   И что мне делать здесь, в этом чужом для меня мире, в котором не осталось ни одного близкого мне существа, законов которого я не знаю и не понимаю?
   Одна…
   По моим волосам легонько скользнула узкая ладонь с красивыми тонкими пальцами. Я подняла голову и столкнулась с теплым янтарным взглядом эльредийского наследника, который стоял на коленях перед занимаемым мною креслом, совершенно не заботясь о внешнем виде шелковых одежд. Он был таким понимающим…
   Нильдиньяр просто осторожно стирал слезинки, катящиеся по моим щекам, а взгляд его по-прежнему оставался теплым. И тонкие пальцы, успокаивающе перебиравшие мои волосы, казались такими чуткими. Возможно, он и не любит меня в человеческом понимании этого слова, но уважать меня ему это не мешает. И относиться ко мне так бережно – тоже. Говорят, что браки, заключаемые не по любви, а из расчета, когда обе стороны становятся лучшими друзьями и поддерживают друг друга по мере сил, – самые прочные. Быть может, так оно и на этот раз окажется.
   Я сама не поняла, как оказалась в объятиях наследника, беззастенчиво выплакивая ему все то напряжение, которое не давало мне покоя последнее время, а он попросту укачивал меня на руках, как ребенка, шепча что-то успокаивающим голосом на эльредийском, которого я не понимала. Ну и ладно, мне сейчас важна интонация, а не смысл слов.