– Пли!
   Промазать было невозможно. Пули из огромного ружья Ричарда пробивали страшные воронки в каменных доспехах, винтовка Уильяма палила с частотой пулемета. В узком пространстве под перекрестным огнем тектоны могли только попытаться влезть на стену прежде, чем их убьют. Тщетно. Они падали, сраженные пулями, не успев преодолеть частокол. Из «муравейника» поднимались все новые и новые солдаты, шахта словно изрыгала их. Дисциплина противника вызывала восхищение: наступавшие не обращали ни малейшего внимания на пули, которые сражали их товарищей. Внутри крепости образовались груды мертвых тел. И тогда послышался длинный вой, похожий на звук рожка. Это был сигнал к отступлению: оставшиеся в живых тектоны вернулись внутрь шахты. Они отказались от штурма. По крайней мере, на некоторое время.
   – Они отходят! – объявил Уильям. – Прекратить огонь!
   Но Ричард, вероятно, его не слышал. Вокруг «муравейника» валялись горы трупов. Старший Кравер продолжал стрелять в эти мертвые тела.
   – Хватит, Ричард! – закричал Уильям. – Не стреляй больше, надо беречь патроны!
   Но страх оглушил Ричарда, и он продолжал стрелять. Маркус через бойницу стал рассматривать трупы и удивился тому, что тела все еще продолжали двигаться. Ричард не мог уразуметь, что причиной этого движения были его пули, предназначенные для охоты на слонов. Каждый раз, когда такая пуля поражала одно из тел, сотрясалась вся гора. Головы, руки и ноги двигались, словно живые, обрызгивая кровью внутреннюю сторону частокола.
   Уильям и Маркус обошли крепость и приблизились к позиции Ричарда. Младший Кравер схватил брата за плечи и встряхнул его. Ричард подпрыгнул, думая, что на него напали с тыла. С душераздирающим криком он взмахнул своим ружьем, как саблей, и, охваченный безумием, стал на них наступать.
   – Ричард! – закричал Уильям. – Ты что делаешь?
   Тому понадобилось еще несколько секунд, чтобы узнать их. Затем он тяжело опустился на землю и прислонился к частоколу, разинув рот. Маркусу никогда не доводилось видеть такого потного человека. Лицо его блестело, словно намазанное маслом, слипшиеся пряди свисали на лоб, рубашка цвета хаки промокла насквозь. Пота Ричарда хватило бы, чтобы наполнить небольшой бассейн на троих.
   Уильям и Маркус тоже присели.
   – Убивать тектонов – утомительное занятие, – произнес Уильям.
   Раздался первый смешок. Уильям и Ричард оживились. Они чувствовали себя счастливыми, потому что им удалось отбить атаку тектонов. Но Маркус, сам того не желая, испортил им праздник. Он спросил:
   – А что дальше?
   На этом месте повествования произошел небольшой инцидент. Мне хочется рассказать о нем. Я просил Маркуса излагать о событиях последовательно и спокойно, а он лишь выражал свои эмоции. Не думаю, что в этом был какой-то злой умысел. Скорее всего, в его душе неосознанно возник протест. Мне приходилось то и дело просить его не отвлекаться и не спешить, иначе невозможно было работать. Но Гарвей не слушал меня: чувства захлестывали его, и он не мог выполнить мою просьбу. Ненависть к братьям, особенно к Уильяму, одолевала его. Он потрясал своими цепями и был готов в любой момент впасть в истерику. Но вдруг весь этот словесный поток иссяк.
   Сержант Длинная Спина встал за спиной Маркуса и положил свою холодную дубинку ему на плечо так, чтобы она касалась шеи. Просто положил и все. Но Маркус смолк и задрожал, немедленно прекратив ругань.
   – Гарвей, – приказал Длинная Спина, – отвечай на вопросы, которые тебе задают.
   Мне не нравилось подобное вмешательство. Длинная Спина делал меня соучастником своей дубинки. С одной стороны, мне нужно было получить от Маркуса некоторые сведения, а с другой, я не мог влиять на сержанта. Я сказал:
   – Маркус, ты еще ничего не говорил об оружии тектонов.
   – О каком оружии? – спросил Гарвей, сглатывая слюну и поглядывая краешком глаза на Длинную Спину.
   – Ты еще ни разу не упомянул о вооружении тектонов, – сказал я, просматривая свои записи. – Ты говорил лишь о шлемах и доспехах, которые защищали все их тело. Но я не могу описать, как тектоны штурмовали частокол, не рассказав об их оружии.
   Дубинка Длинной Спины дотронулась до подбородка Маркуса. Заключенный переводил взгляд своих широко открытых глаз с нее на меня.
   – Тектоны использовали только дубинки, – ответил он.
   Совершенно неожиданно Длинная Спина улыбнулся. Точнее, поднялись уголки его рта, словно кто-то подкрутил соответствующий винтик отверткой. Но, когда речь шла о таком человеке, как Длинная Спина, подобную гримасу можно было считать почти хохотом. Я думаю, что в глубине души этот человек уважал достойного противника. Он вернулся к своему стулу и сел, положив дубинку на колени. Сверху ее покрывал слой каучука. Я спросил себя, не в Конго ли был добыт этот материал.
   – Как вы не можете понять, – сказал Маркус, который теперь почувствовал себя спокойнее, – у тектонов не было ни ружей, ни пистолетов, никакого другого оружия.
   Он сделал длиннющую паузу, а потом прошептал:
   – Оружием были они сами.

15

   Тектоны вернулись не сразу. Их стратегия теперь изменилась, но оказалась весьма неудачной: из «муравейника» вылезала парочка тектонов и бежала, описывая зигзаги, к двери в частоколе, чтобы взломать ее. Солдаты, посланные на такое задание, были обречены на смерть – пули сражали их раньше, чем они могли дотронуться до бревен.
   Вылазки повторялись через разные промежутки времени: иногда вслед за одной парой сразу же появлялась другая, а иногда между атаками проходило около получаса. Над прогалиной уже взошла луна, а упрямые тектоны не прекращали своих попыток. Из глубины шахты послышалась мелодия. Казалось, эти низкие ноты издает множество английских рожков.
   – Вы слышите? – крикнул нам Ричард со своей позиции. – Мне это напоминает гимн моего полка!
   И он засмеялся своей язвительной шутке. Уильям тоже захохотал. Два тектона вылезли из «муравейника». Пока Ричард целился, его брат убил их из своего винчестера.
   – Эй! – возмутился старший Кравер. – Следующие – мои!
   Маркус не спал почти всю предыдущую ночь и попросил у Уильяма разрешения отдохнуть. Их положение казалось теперь менее опасным, и Краверы даже обнаружили некий спортивный интерес в уничтожении нападавших, поэтому Гарвею позволили оставить пост.
   Воспользовавшись возможностью, он крадучись подошел к палатке Амгам. Девушка сидела прикованная к столбу: на сей раз Уильям надел на нее колодки носильщиков. Знал ли он об отлучках Амгам? Маркус обнял ее и повторял только:
   – Девочка моя, бедная девочка…
   Однако жар ее поцелуев и объятий означал что-то другое. Она радовалась тому, что Гарвей остался жив, но одновременно хотела выразить какую-то мысль. Амгам испытывала вполне разумное отчаяние, стараясь ему что-то объяснить. Маркус не обращал внимания на ее слова, пока она не схватила его обеими руками за рубашку на груди жестом официанта, который прогоняет пьяного посетителя. И тут он понял, что хотела ему сказать пленница: уходи!
   – Ты ничего не знаешь, – пытался успокоить ее Гарвей. – Ты не видела, что происходит там, снаружи. Это первая в истории вертикальная война. Но Краверы в ней побеждают.
   Нет, это он ничего не знал. Амгам не оставляла попыток объясниться и рисовала какие-то значки на песке своим шестым пальцем. Но Маркусу был незнаком алфавит тектонов.
   Тем временем вылазки тектонов продолжались. По-прежнему звучала музыка. К звукам подземных рожков теперь примешивался бой барабанов, которые издавали своеобразные звуки: словно кто-то бил камнем по камню. Весь этот концерт, казалось, был написан для оркестра каменных инструментов. На прогалине он отдавался холодным и воинственным эхом. Иногда слышались голоса Уильяма и Ричарда, которые подбадривали друг друга. Они даже смеялись, приветствуя каждый удачный выстрел. Маркус обеими руками гладил щеки Амгам.
   – Милая моя, мне только хотелось сказать тебе, что я жив. Неизвестно, чем все это кончится. Но вспомни вчерашний вечер: это кажется невероятным, но наши дела были куда хуже, чем теперь.
   Маркус никак не мог отвести своих рук от лица Амгам. Никогда раньше они не горели таким огнем.
   Как бы то ни было, Гарвею надо было покинуть девушку. Он не хотел даже думать о том, как разъярился бы Уильям, если бы увидел их вместе, в объятиях друг друга. Когда Маркус собрался уходить, Амгам запротестовала, потому что еще не смогла объяснить ему то, что хотела. Он был в изнеможении. Целые сутки страшного напряжения измотали его нервы, и ему необходим был отдых. Гарвей вошел в свою палатку и, едва его тело коснулось постели, уснул.
   Маркуса разбудила чья-то рука, которая трясла его за плечо. Все еще пребывая в полусне, он старался не обращать на это внимания, но тут кто-то прошептал его имя прямо у него над ухом.
   Гарвей узнал этот голос:
   – Пепе? Пепе?
   Пепе пришлось заткнуть ему рот.
   – Не кричи. Краверы могут тебя услышать.
   – Что ты здесь делаешь? – удивленно спросил Маркус. – Зачем ты вернулся?
   – Зачем? За тобой, непонятливый ты человек! Я уже давно слежу за поляной из леса, а когда увидел, что ты вошел в палатку, и убедился в том, что Краверы в эту сторону не смотрят, пробрался сюда. Они сейчас слишком заняты обороной.
   Глаза Маркуса по-прежнему были припухшими и красными, и, пока Пепе рассказывал ему свою историю, он тер их руками.
   – Случилось чудо, Маркус, со мной случилось чудо!
   – Чудо… – повторил за ним Гарвей, не понимая, о чем идет речь.
   – Настоящее чудо! – воскликнул Пепе. – Эти люди простили меня. Разве это не чудо? Я думал, они меня убьют. Когда я помог им выбраться из шахты, мы пустились наутек и бежали день и ночь. На следующий день я сказал им, что они могут убить меня, если захотят: ружье не смогло бы защитить меня. Но они не желали мне зла. Если я и помог сначала украсть их жизни, то потом вернул им их. Мы были квиты.
   – Это хорошая новость, Пепе, – сказал Маркус, который еще до конца не проснулся.
   Негру показалось, что голос друга был слишком равнодушным, и он потряс его за плечи:
   – Ты что, не понимаешь? На тебя это тоже распространяется! Я их спросил об этом, и они ответили, что ничего тебе не сделают. Эти люди прекрасно знают, что единственные злодеи на поляне – белые, откуда бы они ни явились. Ты можешь бежать! – И Пепе потянул за руку: – Пошли!
   – Теперь ты ничего не понимаешь, – сказал Маркус, вырывая ладонь из его руки. Он окончательно проснулся. – Я никуда не пойду без нее. А с ней мне идти некуда.
   Пепе ничего не ответил. Из палатки была хорошо слышна стрельба братьев Краверов. Винтовка Уильяма палила куда чаще, но ружье Ричарда издавало более мощный, громовой звук.
   – Тогда оставайся в Конго! – заключил Пепе. – Это единственное место в мире, где никто не причинит вам зла. Живите себе в сельве, постройте хижину в чаще, неподалеку от какого-нибудь поселка. Когда вам понадобится соль, доброе слово или помощь, люди вам ни в чем не откажут. Ну, давай скорее!
   Почему бы и нет? Постепенно Маркус почувствовал, как радость теплой волной разлилась в его груди. Всего двадцать четыре часа тому назад все казалось потерянным, а сейчас у него появился шанс спасти все. Он бросился в раскрытые объятия Пепе. Гарвей чувствовал себя редкостным удачником. Жизнь привела его в самое жуткое место на земле, и именно там он нашел Амгам и Пепе.
   Маркусу не терпелось покинуть лагерь. По какой-то непонятной причине выстрелы братьев Краверов теперь участились. Гарвей попросил Пепе помочь ему собрать в рюкзак кое-какие инструменты, которые могли пригодиться им для жизни в сельве. В четыре руки они быстро собрали вещи и медикаменты, потом Маркус сказал:
   – А теперь скорее в палатку Уильяма. Надо вызволить оттуда Амгам.
   Маркус и Пепе ползком выбрались наружу. Они должны были преодолеть эту короткую дистанцию так, чтобы братья Краверы их не заметили. Гарвей видел перед собой только брезентовый полог, но вдруг услышал, как сзади Пепе что-то сказал на своем африканском наречии. Маркус посмотрел по сторонам и заметил, что тектоны были повсюду.
   Это нельзя было назвать массовым нашествием. Казалось, они беспорядочно бегали поодиночке или парами, скорее, стараясь скрыться от пуль Краверов, чем предпринять атаку. Уильям был зол на брата больше, чем на тектонов:
   – Я отлучился только на минуту, а ты их проворонил, – говорил он, стреляя направо и налево. – А что, если бы их был не десяток, а сразу сотня!
   Маркус заключил из этих слов, что небольшой отряд тектонов бросился к частоколу как раз в тот момент, когда Уильям по какому-то незначительному поводу покинул свою позицию. Но раздумывать долго Гарвею не пришлось: один из тектонов набросился на него. Маркус пискнул, как мышь, и ударил нападавшего рюкзаком. Пепе повезло меньше. На негра напали сразу два высоченных и плечистых тектона. Господи, какими здоровенными были эти подземные жители! Они схватили Пепе за руки и за ноги, боясь не того, что он мог причинить им вред, а того, что он выскользнет у них из рук, как речная форель. Отчаянно отбиваясь, негр стащил с одного из них шлем, но больше ничего сделать не смог. Тектонам удалось крепко схватить его – один держал беднягу за шею, а другой за ноги, – они побежали в направлении частокола. Пепе, оказавшись в горизонтальном положении, не мог сопротивляться. Маркусу теперь незачем было прятаться, и он закричал Краверам, указывая на беглецов:
   – Остановите их!
   Уильям, вооруженный двумя револьверами, уничтожал последних врагов, а Ричард следил за внутренним пространством крепости, чтобы не допустить новой вылазки. Ни тот ни другой не поняли, что им сказал Маркус, а тектоны бежали очень быстро. Прежде чем Краверы сообразили, в чем дело, пришельцы уже достигли крепости, и один из них открыл дверь. Уильям тут же сразил его наповал, но второму удалось спрыгнуть вниз. И он уволок Пепе с собой.
   – Не дай ему уйти! – закричал Маркус Уильяму.
   Но Ричард уже закрыл дверь, и братья стали осматривать окрестности: все тектоны, которым удалось перепрыгнуть через частокол, были мертвы.
   – Это же был Пепе! – возмущенно кричал Маркус, потрясая кулаками. – Пепе!
   – Пепе? – Уильям удивился. – А что он здесь делал, этот грязный дезертир?
   Маркус схватился за голову и упал на колени. Пепе был в шахте, в плену у тектонов!
   – Я ничего не понимаю, – сказал Ричард, размышляя вслух.
   Он осматривал один из трупов, трогая его дулом своего ружья. Пули из огнестрельного оружия пробивали доспехи тектонов. Старший Кравер стукнул прикладом по шлему, в котором зияла дыра, словно это был шар для крикета. Он никак не мог взять в толк, зачем враг отправил наверх этот отборный, но столь малочисленный отряд.
   – Десять тектонов бессильны против двух ружей, – рассуждал он. – Им это уже давно должно быть известно. Чего же они тогда хотели?
   – Может быть, захватить пленных, – предположил Уильям.
   Из недр шахты до них донесся страшный вой.
   – Пепе! – закричал Маркус. – Это Пепе!
   Видимо, тектоны хотели, чтобы его голос был слышен наверху. Маркус закрыл уши ладонями, но руки не могли заглушить крик. Он не представлял, какими орудиями пыток располагали тектоны, если с их помощью человеческое существо исторгало такие звуки.
   Неожиданно крик затих, словно кто-то заткнул Пепе рот, и послышался голос тектона. Он доносился до них как сквозь каменный рупор. Сухой тон, большие паузы между фразами. Речь замолкала и начиналась снова.
   Маркус вскочил. Его руки схватились за кожаный ремень Уильяма.
   – Какого черта… – заворчал тот, но Маркус уже успел снять у него с пояса железное кольцо, на котором висело несколько ключей, и теперь бежал в сторону его палатки.
   Он вернулся вместе с Амгам, освободив ее от колодок.
   – Переводи! – велел ей Маркус.
   Амгам не нужно было просить дважды. Она прислушивалась, а потом объяснила смысл речи на своем языке, помогая себе жестами. Девушка показывала на шахту, потом на частокол из бревен, а потом снова на шахту. Противник шантажировал их самым примитивным способом, и понять его мысль не составляло труда: если хотите получить назад своего Пепе, разберите частокол.
   Воцарилась тишина, которую не нарушали ни тектоны, ни Пепе, ни даже Амгам. Прежде чем братья высказали свое мнение, она подошла к Маркусу, обняла его голову и положила ее себе на грудь.
   Первым фыркнул Ричард. Он пытался сдержаться, но потом рассмеялся. Уильям присоединился к нему. Его смех извергался из глубин и поднимался вверх к губам, оставляя привкус никотина, который накопился в легких. Веселье одного передавалось другому, с каждой минутой они смеялись все громче. Ручьи пота превращали рубашку Ричарда в одно сплошное темное пятно, но он так смеялся, что не успевал вытереть пот со лба. Уильям, корчась от хохота, хлопал в ладоши, словно эпилептик, который хочет убить комара. Для них это было забавно: тектоны воображали, что они разберут крепость в обмен на жизнь какого-то негра!
   Маркус напоминал своей позой ребенка, который рыдает на материнской груди. Как и следовало предположить, крики Пепе снова донеслись из отверстия шахты. Но тектоны добились только одного: Краверы захохотали еще громче. Однако ни те ни другие не приняли во внимание Маркуса. Он оторвался от груди Амгам и теперь бежал к «муравейнику» с зажженной шашкой в руке.
   – Не вздумай кидать динамит! – закричал Уильям. – Сваи упадут, а ставить новые некому!
   Но Маркус уже взлетел на стену и спрыгнул внутрь заграждения. Конец фитиля рассыпался искрами, когда он произнес:
   – Пепе, мне очень жаль! – и бросил шашку вниз в шахту.
   Я помню, что, когда Маркус Гарвей рассказывал мне этот эпизод, он плакал. До этого я никогда не видел его в слезах. Он протянул вперед правую руку, посмотрел на меня покрасневшими глазами и прошептал:
   – Кто бы мог подумать, правда, господин Томсон? Но судьба распорядилась наказать эту руку, виновную в смерти сотен африканцев: ей пришлось прервать жизнь моего единственного друга.

16

   Братья Краверы встали у бойниц на южной стороне частокола недалеко друг от друга и вот уже несколько часов что-то обсуждали. Время от времени они стреляли в сторону «муравейника» по шлемам, появлявшимся из шахты, но было совершенно очевидно, что на самом деле их больше всего интересовал разговор, который они вели. Маркус не принимал в нем участия. Амгам была снова водворена в палатку Уильяма и прикована к столбу. Гарвей совсем упал духом, он присел возле костра и раздувал огонь. Надвигалась ночь. Пепе погиб, а он потерпел сокрушительное поражение. Ему оставался всего один шаг до полной победы, а все кончилось тем, что он потерял друга.
   Уильям сделал несколько шагов в его сторону и жестом велел Маркусу приблизиться.
   – Иди сюда, – приказал он потом сухо.
   Когда все трое встретились у частокола, младший Кравер сказал:
   – Мы с Ричардом оценили ситуацию. Одними выстрелами с ними не покончить, нужно сменить стратегию. У нас возникла идея: завтра утром мы кинем внутрь шахты пару динамитных шашек. Ты сегодня первым начал использовать взрывчатку, и теперь уже не имеет значения, сможем ли мы восстановить внутренние конструкции. – Говоря о своем плане, Уильям даже не упомянул о Пепе. – Взрывы уничтожат многих из них, но этого будет недостаточно. Вероятно, некоторые тектоны попытаются спрятаться в какую-нибудь щель. Надо, чтобы сразу после взрыва кто-нибудь спустился вниз и кинул еще одну шашку в туннель, через который они проникают в шахту и где, по всей видимости, прячутся. Таким образом мы могли бы быть уверенными в том, что ни одного из них не останется в живых.
   Ричард, следивший за ситуацией внутри крепости, выстрелил в какую-то цель, скрытую от глаз Маркуса, и добавил:
   – Если хотя бы один из них останется в живых, все пропало. Наша задача состоит в том, чтобы там, откуда они приходят, поняли, что те, кого они посылают сюда, никогда уже не возвратятся назад. Тогда, может быть, они оставят нас в покое.
   Маркус загадочно улыбнулся:
   – А кто будет тем добровольцем, который спустится в шахту с горящей шашкой динамита в руках?
   – Мы решили бросить жребий, – сказал Ричард.
   – Не надо, – прервал его Маркус. – Я пойду.
   Уильям и Ричард были так удивлены, что ничего не смогли ему ответить. И тогда Гарвей высказал мысль, умнее которой еще не слышала эта поляна:
   – Так или иначе, жребий все равно бы пал на меня. Ведь правда?
   – Смею предположить, что во время сражений с тектонами вам не раз предоставлялась возможность избавиться от Уильяма Кравера, – сказал я Маркусу в конце нашей беседы.
   Гарвей, следуя своей привычке, быстро перевел взгляд с правого конца стола на левый.
   – Я вас не совсем понимаю, – произнес он.
   – Вы были вооружены и могли убить его в пылу сражения.
   – Но, господин Томсон, – возразил Маркус тонюсеньким голоском, – я не мог выстрелить в Уильяма.
   – Не могли? Но почему? Он не спускал с вас глаз?
   – Нет.
   – Вы боялись, что Ричард отомстит вам?
   – Нет.
   – Тогда почему же?
   Маркус снова перевел взгляд с одного края стола на другой и потом пояснил мне чрезвычайно любезным тоном:
   – Господин Томсон, я не мог выстрелить в него, потому что я не убийца.
   Я прикусил язык. Люди могут молчать по-разному. Я молчал, как человек, который чувствует свою вину.
   Книга слишком поглощала меня. Симптомы этого были налицо: я чрезмерно симпатизировал Гарвею, и мое повествование строилось в его интересах. Мне пришло в голову, что для восстановления объективности надо выслушать чье-нибудь противоположное мнение.
   Главным свидетелем обвинения против Маркуса Гарвея был Роджер Каземент, [6]который был британским консулом в Конго в то время, когда произошли интересовавшие меня события. Если мне удалось поговорить с герцогом Кравером, то что могло помешать встретиться с Казементом?
   В конторе дипломатической службы мне сообщили, в какой гостинице он жил. Кроме того, я узнал, что в тот самый день он должен был сесть на корабль, чтобы отправиться на новое место службы. Мне чудом удалось застать его. Когда я пришел в гостиницу и спросил, в каком номере живет господин Каземент, портье кивнул:
   – По чистой случайности этот господин сейчас спускается по лестнице. Весь этот багаж принадлежит ему, и его должны отвезти в порт, – сказал он, имея в виду тридцать или сорок чемоданов и саквояжей, разбросанных на полу в холле гостиницы. Несколько носильщиков поспешно грузили вещи в автомобиль.
   Каземент отнесся ко мне с большим пониманием. Этот энергичный человек сразу же вызывал в собеседнике симпатию. Он был из тех людей, о которых после первой же встречи думаешь: «Я готов на все, только бы он стал моим другом».
   – Маркус Гарвей? Убийца братьев Краверов? Конечно, я его помню, – сказал он мне. – Но могу посвятить вам только пять минут. Я уезжаю в Монтевидео… конечно, с разрешения немецких подводных лодок. И корабль не будет меня ждать, а сегодня это последний, который отправляется в Уругвай.
   Мы разговаривали прямо в холле гостиницы, за одним из столиков. Его брови казались такими же густыми, как и борода, и он был похож на человека, который в юности занимался десятью разными видами спорта.
   – Возможно, это покажется вам странным, но я работаю на адвоката Маркуса Гарвея, – начал я, раскрывая свои карты.
   – Тогда, вероятно, вы обращаетесь не по адресу. Что вы хотите от меня?
   – Только чистую правду. У меня с каждым днем остается все меньше сомнений в невиновности Гарвея.
   – Гарвей виновен, стократно виновен. Не сомневайтесь в этом.
   При других обстоятельствах я бы постарался немного подготовить почву прежде, чем приступить к сути вопроса. Но у нас было совсем немного времени, и я сказал решительно:
   – Господин Каземент, должен признаться, что основания для моего суждения не совсем рациональны. Но мне трудно поверить в то, что Маркус Гарвей убил братьев Краверов.
   Каземент подался вперед и двумя пальцами дотронулся до моего колена:
   – Господин Томсон, иногда сам Господь Бог выносит свой приговор. И Маркуса Гарвея он не оправдал. Ему нет оправдания, просто нет, и все. Вам, вероятно, хотелось бы оправдать его, но оправдания ему нет. Нет, нет и нет. Я достаточно четко произношу слово «нет»?