деньгами.
Они решили, что Римо тоже из полиции, и спросили, как платят
полицейским в Америке.
- Им платит правительство.
- Ах, это... Это мы тоже иногда получаем, - протянул один из
детективов. - Но разве ж это деньги!
По данным полиции, Джеймс Брустер был жив и под именем Арнольда Диаса
укрылся в одном, из элегантных высотных жилых зданий, выходящих фасадом на
великолепные пляжи Рио-де-Жанейро.
Чиун к этому времени завершил свои записи о встрече с анкситл-джири и
согласился пойти туда вместе с Консуэло и Римо.
Войдя в мраморное парадное, Консуэло нажала кнопку звонка в квартиру
Арнольда Диаса. Тот ответил голосом Брустера:
- Кто там?
- Это мы, дружок, - отозвался Римо.
Парадное огласилось таким стоном, что с трудом можно было поверить, что
его издал человек, находящийся пятьюдесятью этажами выше. И тут селекторная
связь внезапно отключилась.
- У меня свой метод ведения дознания, - сказал Римо, - и по-моему, в
случае с Брустером он как раз подойдет.
Не нравятся мне ребята, которые в открытую торгуют ураном.
- После всего, через что нам пришлось пройти, я почти готова уступить,
- сказала Консуэло.
- Я буду сама любезность, - пообещал Римо. - Он все скажет.
Кабина лифта была обшита деревом, отполированным до блеска. В ней было
восемь небольших сидений. Подняться на пятидесятый этаж даже на скоростном
лифте - дело не быстрое. А люди, которые живут в этом доме, не привыкли
мириться с дискомфортом, пусть даже совсем непродолжительным.
Лифт взмыл вверх, и у Консуэло заложило уши, как в самолете во время
взлета. Где-то в районе тринадцатого этажа она почувствовала, как желудок
стал подкатывать к горлу. К пятидесятому этажу ее уже так мутило, что она
была вынуждена присесть на одно из сидений.
Римо помог ей подняться. Они стали ждать, когда откроется дверь лифта.
Она оставалась закрытой. Римо посмотрел на Чиуна. По бокам кабины раздался
громкий скрежет металла. Потом до слуха донесся резкий щелчок, за которым
последовал стук упавшего на крышу кабины троса.
Теперь желудок Консуэло колом встал у нее в горле. Тело стало
невесомым, как будто ее кто-то поднял в воздух, но ноги между тем
по-прежнему стояли на полу кабины. Она не могла сдвинуться с места. У нее
было такое чувство, будто кровь в жилах вдруг потекла в обратном
направлении.
Она стремительно падала вниз. Римо и Чиун тоже. Падала вся кабина. Свет
погас. Всю кабину заполнил скрежет металла. Чтобы закричать, ей пришлось
сначала перевести дух. Когда она завизжала в темноту, то едва расслышала
голос Римо, который обещал, что она останется жива.
Чьи-то руки взяли ее под локти. Потом она ощутила легкое давление и
оказалась поднятой над полом кабины.
Ее кто-то держал! Потом было такое впечатление, будто весь мир
взорвался. Кабина лифта рухнула с высоты пятидесятого этажа, и от удара
проломилась крыша, оторвались ножки сидений, и трое пассажиров оказались в
полной темноте в груде обломков. И все же Консуэло чувствовала лишь легкий
ушиб. Эти двое каким-то образом в момент удара приподняли ее над полом - и
себя тоже. Казалось, они упали с высоты в один фут, а не с пятидесятого
этажа.
Откуда-то сверху, словно из темного туннеля, ведущего во Вселенную, к
ним струился луч света; С самого верху шахты лифта Франциско Браун светил
фонарем вниз. Там, внизу, в свете его фонаря из разбитой кабины лифта
высунулась чья-то рука. Потом показалось лицо. Он стал вглядываться, чтобы
рассмотреть получше это изувеченное лицо.
Он увидел ряд белых зубов. С такого расстояния он не мог бы сказать
наверняка, выбиты они или нет. Нет, вокруг них губы. Точно - губы. Он
нагнулся и вгляделся получше в то, что выхватывал из мрака луч его фонарика.
Уголки губ приподнялись. Это была улыбка. Франциско Браун выронил фонарь и
бросился бежать.
Фонарь ударился об обломки кабины в тот момент, когда Римо и Чиун
помогали Консуэло выбраться. Она внимательно осмотрела себя - руки и ноги
целы. Все кончилось благополучно, если не считать, что придется подниматься
на пятидесятый этаж пешком.
- Да ладно, поехали на другом лифте, - сказал Римо.
- Вы с ума сошли? - воскликнула она.
- Нет, - ответил Римо. - А вы?
- Но нас только что чуть не убили, а вы хотите опять лезть в лифт!
- Вы ведь уже убедились, что даже если лифт упадет, с вами ничего не
случится. Чего же вы тогда боитесь? - недоумевал Римо.
- Я чуть не умерла.
- Чуть-чуть не считается. Вы живы и здоровы. Идемте же!
- Я никуда не пойду! И точка. Можете называть меня трусихой. Мне теперь
все равно.
- Кто это называет вас трусихой? - спросил Римо.
- Не трусихой, а неразумной, - сказал Чиун.
- Я никуда не пойду, - твердила Консуэло.
- Ну, тогда я сам допрошу Брустера, - решил Римо.
- Ради бога. Сколько угодно. Отправляйтесь. Я с места не двинусь. Ни за
что! Ни за что на свете. Я чуть не погибла. И вы тоже чуть не погибли!
- О чем она говорит? Не понимаю, - сказал Римо Чиуну по-корейски, когда
они вошли в работающий лифт.
Вокруг суетились лифтеры, пытаясь установить, что случилось. Консуэло
прислонилась к какой-то красивой скульптуре, силясь вернуть себе
самообладание.
Римо и Чиун нажали кнопку с цифрой пятьдесят и спокойно поднялись в
лифте, решив про себя, что все вокруг сошли с ума. Разве они не
продемонстрировали ей, что, когда она с ними, ей не нужен в лифте даже
аварийный тормоз?
- Может быть, папочка, это я, - начал Римо, - я сам помешался?
- Не больше меня.
- Так я и думал. Чуть не погибла. Сумасшедшая. Джеймс Брустер видел,
как отодвинулись задвижки на его двери. Он смотрел, как вделанный в пол
засов полицейского замка - литой стальной брусок - отогнулся назад с
легкостью булавки. Дверь отворилась.
- Привет, - проговорил Римо. - Я буду с вами крайне любезен. Я хочу
быть вам другом.
Джеймс Брустер тоже был не прочь подружиться. Чиун остался стоять в
дверях.
- Будь осторожен, - сказал он.
- Чего мне бояться? - удивился Римо.
- Это золото проклято, - ответил Чиун и кивнул на подвеску на шее у
Брустера.
Римо взглянул. Подвеска как подвеска, ничего особенного, обыкновенная
золотая пластинка с клеимом, на котором можно было различить аптечную колбу
и меч.
- Обыкновенная подвеска, - сказал Римо.
- Это золото проклято, - повторил Чиун. - Не прикасайся к нему. Если бы
ты припомнил хронику Мастера Го...
- Что? Да ладно. Я-то подумал, ты и впрямь что-то увидал, - оборвал
Римо.
Он направился к Джеймсу Брустеру, от которого его отделял стол. Брустер
пытался остаться по ту сторону стола, но оказался слишком нерасторопен. При
первом же его движении Римо настиг его и пожал руку в знак дружеского
расположения. После этого он вывел Брустера на балкон и выразил свое
восхищение открывающимся оттуда видом.
Он ткнул рукой в роскошный пляж, лежащий пятьюдесятью этажами ниже.
Рукой, которая продолжала держать Джеймса Брустера. Ткнул, перенеся ее через
балконные перила.
Потом он объяснил свои трудности человеку, болтавшемуся у него в руке.
Джеймс Брустер нелегально переправлял смертоносный груз. Этот груз мог
быть использован для производства атомных бомб - бомб, которые могут унести
миллионы жизней. Почему Джеймс Брустер пошел на такой общественно опасный
поступок?
- Мне были нужны деньги.
- Кто вам заплатил? - спросил Римо.
- Не знаю. Деньги переводили мне на счет.
- Но кто-то же говорил с вами?
- Я думал, все законно.
- И то, что некие люди переводят на ваш счет большие суммы денег, -
тоже законно?
- Я думал, что наконец напал на золотую жилу. Мне нужны были деньги.
Пожалуйста, не уроните меня.
- Кто приказал вам отгрузить уран по такому странному адресу?
- Это был просто голос. Из Агентства по контролю за атомной
энергетикой.
- И вы не спросили, кто это?
- Он сказал, что деньги - достаточно исчерпывающий ответ на этот
вопрос. Мне были нужны деньги.
- Зачем?
- У меня машина была на износе.
- А вы представляете себе, сколько человек поставили под угрозу смерти?
Вы знаете, что такое одна атомная бомба?
- Я не знал, что они собираются делать бомбы.
- А для чего же еще они воровали уран?
- Может, они хотели построить собственную электростанцию, - сказал
Брустер.
Римо расхотелось с ним дружить и пожимать руки. В тот момент когда тело
Джеймса Брустера оторвалось от балкона, Римо сорвал у него с шеи подвеску.
Консуэло видела, как рядом со стеной дома упало тело. Оно приземлилось,
как бурдюк, - издав один-единственный громкий хлюпающий звук. Через
несколько мгновений показались Римо и Чиун. Римо насвистывал.
- Вы обещали, что будете с ним вежливы, а сами за информацию убили его.
Вы его убили.
- Никого я не убивал.
- Что же тогда вы сделали?
- Я перестал быть ему другом, - ответил Римо. Чиун шел в нескольких
шагах от Римо. Теперь он отказывался даже идти с ним рядом.
- Это золото проклято, - твердил он. Римо показал Консуэло подвеску.
- Вот. Смотрите.
- Золото. Золотая подвеска: - констатировала она.
- Верно, - сказал Римо. - Глупая безделушка.
- Оно, проклято, - не унимался Чиун.
- Сейчас вам преподадут первый урок замечательной истории Синанджу.
Сами увидите, насколько они точны, эти хроники. Вот этот Мастер, которого вы
видите рядом с собой, утверждает, что подвеска проклята. И все из-за чего?
Из-за того, что какой-то другой Мастер тысячу лет назад сказал, что какое-то
золото бывает проклятым, и эта мысль высечена в скале. Нет, вру - написана
на тонкой бумаге. И все. Никаких возражений. Никаких резонов. Оно проклято.
И точка. Он даже подходить ко мне не желает.
Такое неповиновение вызвало у Чиуна столь сильное негодование, что он
отвернулся от Римо. Римо назло ему нацепил подвеску себе на шею.
Франциско Браун находился в аэропорту. Когда появилась парочка, он
понял, что и последний его план рушится. Стоит им его заметить, и ему ни за
что не удастся заложить в самолет взрывчатку. С любым другим было бы
достаточно спрятаться за стойку кассы. Эти же двое наверняка его заметят. Не
исключено даже, что на сей раз они его прикончат. Всему есть предел, даже
его просчетам.
Они заявились раньше, чем он рассчитывал, и теперь от белого, который
вышагивал рядом с Консуэло, его отделяли какие-то пятьдесят ярдов. С такого
расстояния белый его точно заметит. Браун вжался в угол позади стойки и стал
ждать. Может, просто бросить сумку с взрывчаткой и убежать? Что, если кинуть
ее в девчонку? Тогда они бросятся ее спасать. Вдруг ему удастся сделать
выстрел? Все эти если и вдруг, которых он так старательно избегал всю жизнь,
теперь надвинулись на него, по мере того как надвигались белый и девчонка.
Но каким-то чудом мужчина его не увидел. Не узнал. Не улыбнулся своей
убийственной улыбкой. Никакой реакции.
Белый подошел к кассе, купил три билета до Вашингтона, после чего
направился к выходу на посадку. Азиат держался на значительном отдалении, и
он-то уж точно видел Франциско Брауна.
Желтолицый едва заметно улыбнулся и легонько помахал пальчиком, давая
Франциско понять, что ему пора убираться. Франциско торопливо покинул здание
аэропорта, но не насовсем. Что-то в поведении белого показалось ему странным
и заставило насторожиться. В нем снова проснулся инстинкт охотника. Похоже,
появляется неплохая возможность убрать хотя бы одного. А если он расправится
с одним, то почему не с двумя?
Они сами сделали за него то, что он никогда бы не сумел. Они
разделились, и теперь он сможет убрать их по одному. Вдобавок с одним из них
произошли какие-то перемены. Впервые с того дня, как он поступил на службу к
Харрисону Колдуэллу, лицо Франциско озарила улыбка.
Чиун даже в самолете не сел рядом с Римо, а нашел себе место в
хвостовом салоне. Римо помахал подвеской перед глазами Консуэло.
- Ну, и как вам хроники Мастеров Синанджу?
- По-моему, это какая-то чушь. Я о них никогда не слышала.
- Как по-вашему, может проклятие быть заключено в каком-нибудь символе?
Он потер большим пальцем изображение аптечной колбы и меча.
Консуэло помотала головой.
- Вот и я того же мнения, - сказал Римо. Самолет набирал высоту, и он
вдруг ощутил некоторый дискомфорт. Он оглянулся на Чиуна. Сохраняя
невозмутимость, тот отвернулся.
- Когда мы ехали с вами в лифте - там, в Рио, - у вас, по-моему, даже
уши не закладывало, - сказала Консуэло.
- Да? - рассеянно бросил Римо. - Я не помню. На него вдруг навалилась
усталость, хотя вроде рановато. Может быть, сказались душные джунгли или
возбуждение, которое он пережил в небоскребе. А может, виноват самолет. Это
было похоже на то ощущение, которое он нередко испытывал, когда только еще
готовился влиться в ряды Синанджу, - из тех мимолетных рецидивов прежнего
физического состояния, которые, подобно кошмарным снам, случались с ним
всякий раз перед тем, как он делал очередной гигантский шаг на пути к
лучезарному источнику неограниченных человеческих возможностей.
А может, все дело в еде. В самолете он съел что-то такое, к чему ни за
что бы не притронулся раньше, - какое-то подобие сэндвича, конечно,
чрезмерно жирного.
Притушили свет, и Консуэло вздремнула. Римо тоже. Когда самолет
пролетал над Панамским каналом, Римо пробормотал: - Оставь, папочка, - и
длинные ногти медленно скользнули с золотой подвески.
Все это видел Франциско Браун. Не так уж много. Но многого и не
требуется. С этим белым что-то произошло, и этого может оказаться
достаточно, чтобы его убить. Если они все так же будут двигаться по
отдельности, его шансы возрастают. Впрочем, других шансов все равно пока не
предвидится. У него мелькнула мысль, не бросить ли все и не послать ли этого
Харрисона Колдуэлла...
Итак, что он реально имеет на сегодняшний день? Серия метких ударов и
выстрелов то тут, то там - за несколько тысяч долларов каждый, и так, пока
где-нибудь его самого не настигнет пуля? Сколько киллеров погибло от рук
своих работодателей потому, что тем не хотелось расставаться с деньгами! Но
многие ли могут похвастать таким щедрым хозяином, каким оказался Харрисон
Колдуэлл?
Даже если у него останется самый ничтожный шанс, Франциско Браун все
равно е бросит свою работу у Харрисона Колдуэлла. Сейчас же у него, похоже,
шанс вполне ощутимый. Его главное преимущество заключается в том, что он
точно знает, куда они двинутся дальше. А шанс появился неожиданно, он увидел
его своими глазами в аэропорту Рио. Он заметил какую-то рассеянность. Ему
был знаком этот взгляд - взгляд человека, которого теперь не составит труда
убить. Но в глазах этого человека он видел его впервые.
Спору нет, азиат спугнул его, когда встретился с ним взглядом в
аэропорту. Но ничего. Когда старик останется один, с ним легче будет
справиться.
Итак, Франциско летел в Америку, и в голове у него созрел план -
последний, отчаянный план, который он приберегал на крайний случай и который
по иронии судьбы теперь оказался самым реальным.
Зная, куда в конце концов приведут дороги его врагов, он по прибытии в
Вашингтон явился к директору Агентства по контролю за атомной энергетикой.
Тот сразу набросился на него:
- Только не здесь! Что вы здесь делаете? Мистер Колдуэлл обещал мне,
что вы никогда не переступите порог этого учреждения. Уходите немедленно!
Дородный директор проворно подбежал к двери кабинета и поспешил ее
закрыть. Он не хотел, чтобы секретарша что-нибудь слышала. Звали директора
Беннет Уилсон. Когда он говорил, в такт словам колыхалось его тучное тело.
Темные Глаза глядели с мольбой.
- Колдуэлл уверял, что вы никогда здесь не появитесь. Вы не должны сюда
приходить! Что бы вы ни делали, вы должны делать это вне стен агентства,
чтобы мы вас знать не знали.
- И тем не менее я здесь, - сказал Браун. - И принес плохие новости.
Скоро вас навестит начальница службы безопасности мак-киспортской станции.
Не пройдет и двух дней, как она будет здесь.
- Но почему здесь? Ее место в Мак-Киспорте, - заволновался Беннет
Уилсон.
- Похоже, она полагает, что кто-то вышел на одного из их диспетчеров.
Она думает, что он брал взятки за то, что направлял грузовики с ураном по
незапланированному адресу. И она рассчитывает, что когда найдет человека,
который уговорил диспетчера отправлять груз в неизвестном направлении, то
загадка будет решена.
- Это грязная ложь!
- Джеймс Брустер ей во всем сознался.
- Да в чем он может сознаться? Он ничего не знает. Он мелкая сошка,
диспетчер, который оказался жадным до денег. Он понятия не имеет, кто за
всем этим стоит!
- Ему не пришлось говорить, кто за этим стоит. Те, кто за вами
гоняются, просто-напросто убирают всех, кто им мешает, и пойдут напролом,
пока не достанут того, кто им нужен.
- А Колдуэлл знает, что вы здесь?
- Я здесь для того, чтобы взять на себя заботу о его врагах. На данный
момент его враги - это и ваши враги. А ваши враги - это его враги.
Голос Брауна звучал ровно.
- Верно! Мы должны действовать заодно. Мы в одной связке. Прорвемся!
Они нам ничего не смогут сделать. Мы обложимся должностными инструкциями. Мы
станем проводить совещания. Мы досовещаемся с ними до смерти. Я уже тридцать
лет работаю в государственном учреждении, и я знаю, как заморозить любое
дело, даже без особых на то причин.
- Я сказал, они вас убьют. Они не собираются отстранять вас от
должности.
- Это верно - они и не могут меня отстранить. У них нет на то
полномочий.
- Но перебить вам хребет у них полномочий хватит! Или высосать у вас
мозги из черепа. Они вас уничтожат, - сказал Браун. Интересно, подумал он,
почему все государственные служащие такие бестолковые - работа у них что ли
такая? У них в жизни только одна проблема - как бы какую бумажку не засунуть
куда не надо.
Минуту Беннет Уилсон молчал. Этот Браун прав. Смерть - это похуже
увольнения или служебного расследования. В таких случаях всегда есть
возможность опротестовать решение. Однако ему что-то не приходилось слышать,
чтобы опротестовывали смерть, хотя в Библии есть на это кое-какие намеки. Во
всяком случае, инструкций на этот счет уж точно нет.
- Уничтожат - в смысле закопают окоченелое тело? - спросил Беннет.
- Да, именно в этом смысле, - сказал Браун.
- И что мы намерены предпринять?
- Мы намерены их опередить.
- Я еще ни разу не убивал человека, - сказал директор НААН. Он обвел
взглядом развешанные по стенам кабинета фотографии атомных электростанций и
хранилищ радиоактивных отходов и добавил: - Сознательно, я хотел сказать.
- Вам не придется никого убивать. Все, что от вас требуется, это быть
готовым, когда они явятся.
- За мной? Они явятся за мной?
- Поводите их немного за нос, остальное я сделаю сам, - сказал Браун.
- Вы хотите сказать - снабдить их неполной и искаженной информацией?
Футболить их из одного кабинета в другой, повергать в растерянность ничего
не значащими бюрократическими фразами?
- Короче, как только они будут здесь, дайте мне знать.
- Но вы ведь не станете их убивать прямо тут?
У Уилсона екнуло сердце. Что-что, а трупы в государственном учреждении
- этого могут не понять. В таких случаях почти всегда проводится
расследование.
- Нет, - ответил Браун, пытаясь развеять его опасения. - Я только хочу
понаблюдать за ними по вашим мониторам. И я хочу, чтобы вы за ними
присмотрели. Здесь ничего не случится. И с вами ничего не случится, если,
конечно, вы сами не создадите себе проблем.
И Браун объяснил, что проблемой будет любой шаг, который затруднит
выполнение его, Брауна, задачи.
На другой день Консуэло и двое мужчин зарегистрировались в отделе
безопасности Агентства по контролю за атомной энергетикой. Их изображение
появилось на телеэкранах. Браун сидел в укромном месте и следил за
действиями троицы по мониторам. Мужчины как будто перестали ссориться, но
азиат по-прежнему держался в сторонке. Консуэло водила их из одного отдела в
другой, всякий раз проявляя завидную настырность.
- Они явно что-то скрывают, - сказала Консуэло. - Но я до них
докопаюсь.
Навряд ли, подумал Браун. Телекамеры она даже не заметила. Один азиат
повернулся и посмотрел в объектив.
Браун вынужден был признать, что директор оказался профессионалом
высокого класса. Он не чинил никаких препятствий. Не увиливал от расспросов.
Напротив - он распорядился, чтобы начальнику службы безопасности
Мак-Киспорта было оказано всяческое содействие. Это означало, что в ее
распоряжение были выделены четыре сотрудника и ей был предоставлен свободный
доступ ко всей документации.
На этих четверых ей пришлось заполнять административные бумаги. А
документы ей все несли и несли. Им, казалось, не будет конца. Директор
прямо-таки завалил ее информацией.
Белый зевнул. Азиат вдруг пришел в ярость. Браун, конечно, не видел
того, что не могло укрыться от азиата. И уж тем более он не понимал
по-корейски.
- Вспомни, когда ты в последний раз зевал? - спросил Чиун.
- Ни за что не сниму подвеску, - упрямился Римо.
- На ней лежит проклятие. Оно тебя губит.
- Я, кажется, пока не умер. Я здесь, рядом с тобой, и я жив.
Консуэло спросила, о чем спор. Когда Римо ответил, что опять из-за
подвески, она сказала, что лучше ее снять, раз Чиун из-за нее нервничает. Но
Римо ни за что не хотел уступать. Ей ведь не жить с Чиуном, а ему - жить, и
если он сейчас уступит, то ему до конца дней придется выслушивать нотации о
том, что ему следует жить в соответствии с законами Мастеров Синанджу.
День для Римо выдался тяжелый. В комнате ему казалось душно, и он с
удивлением обнаружил, что его организм не желает этого не замечать. Зато
когда ему на запястье села муха, он заметил ее только после того, как взгляд
нечаянно упал на руку.
Он ничего такого не ел. И не вдыхал. И тем не менее его тело было
каким-то надутым и неповоротливым. Вместе с тем он имел достаточно опыта,
чтобы суметь скрыть зловещие симптомы от Чиуна. Он понимал, что старик
начнет ловить его на резких и неловких движениях, на тяжелом дыхании. Ну,
ничего, какое-то время он сумеет притворяться.
Он знал, что его организм так натренирован, что в состоянии очиститься
от любого яда. И чем меньше будет разглагольствовать Чиун, тем лучше.
Чиун же держался от него все дальше и дальше и в последние несколько
комнат даже не стал заходить.
Дверь распахнулась и ударила Римо в плечо.
- Прошу прощения, - произнес охранник и вошел в комнату.
- Ничего, - ответил Римо.
Франциско Брауну этого было достаточно. Он видел, что белый теперь
движется так медленно, что даже не в состоянии уклониться от открывающейся
двери. Та сила, которая прежде делала его неуязвимым, теперь оставила его.
Значит, теперь белого можно убрать. Ему не потребуется оружие, действующее с
большого расстояния, иди лифт, падающий с высоты пятидесятого этажа. Теперь
он и ножом обойдется.
Спустились сумерки, и служащие правительственных учреждений разошлись
по домам. Консуэло, Римо и Чиун покинули здание агентства и направились по
улице, причем старик азиат держался в нескольких кварталах сзади.
Браун был намного впереди старика и уверенно приближался к белому. На
сей раз все должно сойти гладко. Вечер был теплый. Белый отмахивался от
комаров. Браун вынул из внутреннего кармана куртки большой охотничий нож
вороненой стали. Добрый нож, старинный его друг. Сколько раз доводилось ему
в прошлом ощущать, как кровь его недруга струей хлещет, на рукоятку? Сколько
раз он ощущал судороги своей жертвы? Проникновение стали в тело всегда
оказывается неожиданным. Даже когда человек видит нацеленный на него нож,
при ударе он издает крик удивления. Браун все ближе подбирался к белому и
Консуэло и уже предвкушал это приятное ощущение - когда нож входит в сердце.
И когда даже сам нож запросил крови белого, Франциско шагнул вперед и, со
спины обхватив белого рукой за шею, потянул на себя. Римо почувствовал, что
его тащат назад, и упал. Он увидел, что в горло ему нацелен нож, но не смог
его перехватить. В отчаянии он выставил вперед руку.
Но рука отказывалась двигаться с должной быстротой. Это было похоже на
страшный сон, когда за вами гонится огромный зверь, а вы не можете бежать. В
последние дни все шло как-то не так, но он знал, что должно сейчас сделать
его тело. К несчастью, руки и ноги у него словно одеревенели.
И все же он еще не совсем потерял способность управлять своим телом, к
нему вдруг вернулись потерянные было навыки, и онемелая нога сама собой
выбросилась наперерез ножу. Римо упал навзничь и ударился головой. Перед
глазами у него все плыло и мерцало. Нож опять был нацелен на него.
- Это он! - закричала Консуэло, кидаясь на сжимающую нож руку.
Римо снова лягнулся, а потом, как бы вспомнив забытый прием, выбросил
вперед кулак. Потом еще раз. И еще. Он продолжал колотить это красивое белое
лицо, пока нож не оказался у него в руке и он не всадил его в грудь
нападавшему.
Римо без сил лежал на тротуаре и ловил ртом воздух.
Подоспел Чиун.
- Позор! - сказал он. - Вот уж не думал, что доживу до того дня, когда
ты сожмешь кулак и ударишь!
- Этот человек на нас напал.
- Да, и чуть не остался жив, чтобы лично поведать мне об этом. Если ты
не снимешь с себя это проклятое золото, Римо, считай, что между нами все
кончено.
- Да при чем тут золото, черт побери!
- Ты убьешь себя. Из-за твоего упрямства пойдут прахом тело, которое я
тренировал, ум, который я формировал, и все навыки, которым я тебя обучил.
- Папочка, мне нехорошо. Сам не знаю, почему. Но одно я знаю: твои
Они решили, что Римо тоже из полиции, и спросили, как платят
полицейским в Америке.
- Им платит правительство.
- Ах, это... Это мы тоже иногда получаем, - протянул один из
детективов. - Но разве ж это деньги!
По данным полиции, Джеймс Брустер был жив и под именем Арнольда Диаса
укрылся в одном, из элегантных высотных жилых зданий, выходящих фасадом на
великолепные пляжи Рио-де-Жанейро.
Чиун к этому времени завершил свои записи о встрече с анкситл-джири и
согласился пойти туда вместе с Консуэло и Римо.
Войдя в мраморное парадное, Консуэло нажала кнопку звонка в квартиру
Арнольда Диаса. Тот ответил голосом Брустера:
- Кто там?
- Это мы, дружок, - отозвался Римо.
Парадное огласилось таким стоном, что с трудом можно было поверить, что
его издал человек, находящийся пятьюдесятью этажами выше. И тут селекторная
связь внезапно отключилась.
- У меня свой метод ведения дознания, - сказал Римо, - и по-моему, в
случае с Брустером он как раз подойдет.
Не нравятся мне ребята, которые в открытую торгуют ураном.
- После всего, через что нам пришлось пройти, я почти готова уступить,
- сказала Консуэло.
- Я буду сама любезность, - пообещал Римо. - Он все скажет.
Кабина лифта была обшита деревом, отполированным до блеска. В ней было
восемь небольших сидений. Подняться на пятидесятый этаж даже на скоростном
лифте - дело не быстрое. А люди, которые живут в этом доме, не привыкли
мириться с дискомфортом, пусть даже совсем непродолжительным.
Лифт взмыл вверх, и у Консуэло заложило уши, как в самолете во время
взлета. Где-то в районе тринадцатого этажа она почувствовала, как желудок
стал подкатывать к горлу. К пятидесятому этажу ее уже так мутило, что она
была вынуждена присесть на одно из сидений.
Римо помог ей подняться. Они стали ждать, когда откроется дверь лифта.
Она оставалась закрытой. Римо посмотрел на Чиуна. По бокам кабины раздался
громкий скрежет металла. Потом до слуха донесся резкий щелчок, за которым
последовал стук упавшего на крышу кабины троса.
Теперь желудок Консуэло колом встал у нее в горле. Тело стало
невесомым, как будто ее кто-то поднял в воздух, но ноги между тем
по-прежнему стояли на полу кабины. Она не могла сдвинуться с места. У нее
было такое чувство, будто кровь в жилах вдруг потекла в обратном
направлении.
Она стремительно падала вниз. Римо и Чиун тоже. Падала вся кабина. Свет
погас. Всю кабину заполнил скрежет металла. Чтобы закричать, ей пришлось
сначала перевести дух. Когда она завизжала в темноту, то едва расслышала
голос Римо, который обещал, что она останется жива.
Чьи-то руки взяли ее под локти. Потом она ощутила легкое давление и
оказалась поднятой над полом кабины.
Ее кто-то держал! Потом было такое впечатление, будто весь мир
взорвался. Кабина лифта рухнула с высоты пятидесятого этажа, и от удара
проломилась крыша, оторвались ножки сидений, и трое пассажиров оказались в
полной темноте в груде обломков. И все же Консуэло чувствовала лишь легкий
ушиб. Эти двое каким-то образом в момент удара приподняли ее над полом - и
себя тоже. Казалось, они упали с высоты в один фут, а не с пятидесятого
этажа.
Откуда-то сверху, словно из темного туннеля, ведущего во Вселенную, к
ним струился луч света; С самого верху шахты лифта Франциско Браун светил
фонарем вниз. Там, внизу, в свете его фонаря из разбитой кабины лифта
высунулась чья-то рука. Потом показалось лицо. Он стал вглядываться, чтобы
рассмотреть получше это изувеченное лицо.
Он увидел ряд белых зубов. С такого расстояния он не мог бы сказать
наверняка, выбиты они или нет. Нет, вокруг них губы. Точно - губы. Он
нагнулся и вгляделся получше в то, что выхватывал из мрака луч его фонарика.
Уголки губ приподнялись. Это была улыбка. Франциско Браун выронил фонарь и
бросился бежать.
Фонарь ударился об обломки кабины в тот момент, когда Римо и Чиун
помогали Консуэло выбраться. Она внимательно осмотрела себя - руки и ноги
целы. Все кончилось благополучно, если не считать, что придется подниматься
на пятидесятый этаж пешком.
- Да ладно, поехали на другом лифте, - сказал Римо.
- Вы с ума сошли? - воскликнула она.
- Нет, - ответил Римо. - А вы?
- Но нас только что чуть не убили, а вы хотите опять лезть в лифт!
- Вы ведь уже убедились, что даже если лифт упадет, с вами ничего не
случится. Чего же вы тогда боитесь? - недоумевал Римо.
- Я чуть не умерла.
- Чуть-чуть не считается. Вы живы и здоровы. Идемте же!
- Я никуда не пойду! И точка. Можете называть меня трусихой. Мне теперь
все равно.
- Кто это называет вас трусихой? - спросил Римо.
- Не трусихой, а неразумной, - сказал Чиун.
- Я никуда не пойду, - твердила Консуэло.
- Ну, тогда я сам допрошу Брустера, - решил Римо.
- Ради бога. Сколько угодно. Отправляйтесь. Я с места не двинусь. Ни за
что! Ни за что на свете. Я чуть не погибла. И вы тоже чуть не погибли!
- О чем она говорит? Не понимаю, - сказал Римо Чиуну по-корейски, когда
они вошли в работающий лифт.
Вокруг суетились лифтеры, пытаясь установить, что случилось. Консуэло
прислонилась к какой-то красивой скульптуре, силясь вернуть себе
самообладание.
Римо и Чиун нажали кнопку с цифрой пятьдесят и спокойно поднялись в
лифте, решив про себя, что все вокруг сошли с ума. Разве они не
продемонстрировали ей, что, когда она с ними, ей не нужен в лифте даже
аварийный тормоз?
- Может быть, папочка, это я, - начал Римо, - я сам помешался?
- Не больше меня.
- Так я и думал. Чуть не погибла. Сумасшедшая. Джеймс Брустер видел,
как отодвинулись задвижки на его двери. Он смотрел, как вделанный в пол
засов полицейского замка - литой стальной брусок - отогнулся назад с
легкостью булавки. Дверь отворилась.
- Привет, - проговорил Римо. - Я буду с вами крайне любезен. Я хочу
быть вам другом.
Джеймс Брустер тоже был не прочь подружиться. Чиун остался стоять в
дверях.
- Будь осторожен, - сказал он.
- Чего мне бояться? - удивился Римо.
- Это золото проклято, - ответил Чиун и кивнул на подвеску на шее у
Брустера.
Римо взглянул. Подвеска как подвеска, ничего особенного, обыкновенная
золотая пластинка с клеимом, на котором можно было различить аптечную колбу
и меч.
- Обыкновенная подвеска, - сказал Римо.
- Это золото проклято, - повторил Чиун. - Не прикасайся к нему. Если бы
ты припомнил хронику Мастера Го...
- Что? Да ладно. Я-то подумал, ты и впрямь что-то увидал, - оборвал
Римо.
Он направился к Джеймсу Брустеру, от которого его отделял стол. Брустер
пытался остаться по ту сторону стола, но оказался слишком нерасторопен. При
первом же его движении Римо настиг его и пожал руку в знак дружеского
расположения. После этого он вывел Брустера на балкон и выразил свое
восхищение открывающимся оттуда видом.
Он ткнул рукой в роскошный пляж, лежащий пятьюдесятью этажами ниже.
Рукой, которая продолжала держать Джеймса Брустера. Ткнул, перенеся ее через
балконные перила.
Потом он объяснил свои трудности человеку, болтавшемуся у него в руке.
Джеймс Брустер нелегально переправлял смертоносный груз. Этот груз мог
быть использован для производства атомных бомб - бомб, которые могут унести
миллионы жизней. Почему Джеймс Брустер пошел на такой общественно опасный
поступок?
- Мне были нужны деньги.
- Кто вам заплатил? - спросил Римо.
- Не знаю. Деньги переводили мне на счет.
- Но кто-то же говорил с вами?
- Я думал, все законно.
- И то, что некие люди переводят на ваш счет большие суммы денег, -
тоже законно?
- Я думал, что наконец напал на золотую жилу. Мне нужны были деньги.
Пожалуйста, не уроните меня.
- Кто приказал вам отгрузить уран по такому странному адресу?
- Это был просто голос. Из Агентства по контролю за атомной
энергетикой.
- И вы не спросили, кто это?
- Он сказал, что деньги - достаточно исчерпывающий ответ на этот
вопрос. Мне были нужны деньги.
- Зачем?
- У меня машина была на износе.
- А вы представляете себе, сколько человек поставили под угрозу смерти?
Вы знаете, что такое одна атомная бомба?
- Я не знал, что они собираются делать бомбы.
- А для чего же еще они воровали уран?
- Может, они хотели построить собственную электростанцию, - сказал
Брустер.
Римо расхотелось с ним дружить и пожимать руки. В тот момент когда тело
Джеймса Брустера оторвалось от балкона, Римо сорвал у него с шеи подвеску.
Консуэло видела, как рядом со стеной дома упало тело. Оно приземлилось,
как бурдюк, - издав один-единственный громкий хлюпающий звук. Через
несколько мгновений показались Римо и Чиун. Римо насвистывал.
- Вы обещали, что будете с ним вежливы, а сами за информацию убили его.
Вы его убили.
- Никого я не убивал.
- Что же тогда вы сделали?
- Я перестал быть ему другом, - ответил Римо. Чиун шел в нескольких
шагах от Римо. Теперь он отказывался даже идти с ним рядом.
- Это золото проклято, - твердил он. Римо показал Консуэло подвеску.
- Вот. Смотрите.
- Золото. Золотая подвеска: - констатировала она.
- Верно, - сказал Римо. - Глупая безделушка.
- Оно, проклято, - не унимался Чиун.
- Сейчас вам преподадут первый урок замечательной истории Синанджу.
Сами увидите, насколько они точны, эти хроники. Вот этот Мастер, которого вы
видите рядом с собой, утверждает, что подвеска проклята. И все из-за чего?
Из-за того, что какой-то другой Мастер тысячу лет назад сказал, что какое-то
золото бывает проклятым, и эта мысль высечена в скале. Нет, вру - написана
на тонкой бумаге. И все. Никаких возражений. Никаких резонов. Оно проклято.
И точка. Он даже подходить ко мне не желает.
Такое неповиновение вызвало у Чиуна столь сильное негодование, что он
отвернулся от Римо. Римо назло ему нацепил подвеску себе на шею.
Франциско Браун находился в аэропорту. Когда появилась парочка, он
понял, что и последний его план рушится. Стоит им его заметить, и ему ни за
что не удастся заложить в самолет взрывчатку. С любым другим было бы
достаточно спрятаться за стойку кассы. Эти же двое наверняка его заметят. Не
исключено даже, что на сей раз они его прикончат. Всему есть предел, даже
его просчетам.
Они заявились раньше, чем он рассчитывал, и теперь от белого, который
вышагивал рядом с Консуэло, его отделяли какие-то пятьдесят ярдов. С такого
расстояния белый его точно заметит. Браун вжался в угол позади стойки и стал
ждать. Может, просто бросить сумку с взрывчаткой и убежать? Что, если кинуть
ее в девчонку? Тогда они бросятся ее спасать. Вдруг ему удастся сделать
выстрел? Все эти если и вдруг, которых он так старательно избегал всю жизнь,
теперь надвинулись на него, по мере того как надвигались белый и девчонка.
Но каким-то чудом мужчина его не увидел. Не узнал. Не улыбнулся своей
убийственной улыбкой. Никакой реакции.
Белый подошел к кассе, купил три билета до Вашингтона, после чего
направился к выходу на посадку. Азиат держался на значительном отдалении, и
он-то уж точно видел Франциско Брауна.
Желтолицый едва заметно улыбнулся и легонько помахал пальчиком, давая
Франциско понять, что ему пора убираться. Франциско торопливо покинул здание
аэропорта, но не насовсем. Что-то в поведении белого показалось ему странным
и заставило насторожиться. В нем снова проснулся инстинкт охотника. Похоже,
появляется неплохая возможность убрать хотя бы одного. А если он расправится
с одним, то почему не с двумя?
Они сами сделали за него то, что он никогда бы не сумел. Они
разделились, и теперь он сможет убрать их по одному. Вдобавок с одним из них
произошли какие-то перемены. Впервые с того дня, как он поступил на службу к
Харрисону Колдуэллу, лицо Франциско озарила улыбка.
Чиун даже в самолете не сел рядом с Римо, а нашел себе место в
хвостовом салоне. Римо помахал подвеской перед глазами Консуэло.
- Ну, и как вам хроники Мастеров Синанджу?
- По-моему, это какая-то чушь. Я о них никогда не слышала.
- Как по-вашему, может проклятие быть заключено в каком-нибудь символе?
Он потер большим пальцем изображение аптечной колбы и меча.
Консуэло помотала головой.
- Вот и я того же мнения, - сказал Римо. Самолет набирал высоту, и он
вдруг ощутил некоторый дискомфорт. Он оглянулся на Чиуна. Сохраняя
невозмутимость, тот отвернулся.
- Когда мы ехали с вами в лифте - там, в Рио, - у вас, по-моему, даже
уши не закладывало, - сказала Консуэло.
- Да? - рассеянно бросил Римо. - Я не помню. На него вдруг навалилась
усталость, хотя вроде рановато. Может быть, сказались душные джунгли или
возбуждение, которое он пережил в небоскребе. А может, виноват самолет. Это
было похоже на то ощущение, которое он нередко испытывал, когда только еще
готовился влиться в ряды Синанджу, - из тех мимолетных рецидивов прежнего
физического состояния, которые, подобно кошмарным снам, случались с ним
всякий раз перед тем, как он делал очередной гигантский шаг на пути к
лучезарному источнику неограниченных человеческих возможностей.
А может, все дело в еде. В самолете он съел что-то такое, к чему ни за
что бы не притронулся раньше, - какое-то подобие сэндвича, конечно,
чрезмерно жирного.
Притушили свет, и Консуэло вздремнула. Римо тоже. Когда самолет
пролетал над Панамским каналом, Римо пробормотал: - Оставь, папочка, - и
длинные ногти медленно скользнули с золотой подвески.
Все это видел Франциско Браун. Не так уж много. Но многого и не
требуется. С этим белым что-то произошло, и этого может оказаться
достаточно, чтобы его убить. Если они все так же будут двигаться по
отдельности, его шансы возрастают. Впрочем, других шансов все равно пока не
предвидится. У него мелькнула мысль, не бросить ли все и не послать ли этого
Харрисона Колдуэлла...
Итак, что он реально имеет на сегодняшний день? Серия метких ударов и
выстрелов то тут, то там - за несколько тысяч долларов каждый, и так, пока
где-нибудь его самого не настигнет пуля? Сколько киллеров погибло от рук
своих работодателей потому, что тем не хотелось расставаться с деньгами! Но
многие ли могут похвастать таким щедрым хозяином, каким оказался Харрисон
Колдуэлл?
Даже если у него останется самый ничтожный шанс, Франциско Браун все
равно е бросит свою работу у Харрисона Колдуэлла. Сейчас же у него, похоже,
шанс вполне ощутимый. Его главное преимущество заключается в том, что он
точно знает, куда они двинутся дальше. А шанс появился неожиданно, он увидел
его своими глазами в аэропорту Рио. Он заметил какую-то рассеянность. Ему
был знаком этот взгляд - взгляд человека, которого теперь не составит труда
убить. Но в глазах этого человека он видел его впервые.
Спору нет, азиат спугнул его, когда встретился с ним взглядом в
аэропорту. Но ничего. Когда старик останется один, с ним легче будет
справиться.
Итак, Франциско летел в Америку, и в голове у него созрел план -
последний, отчаянный план, который он приберегал на крайний случай и который
по иронии судьбы теперь оказался самым реальным.
Зная, куда в конце концов приведут дороги его врагов, он по прибытии в
Вашингтон явился к директору Агентства по контролю за атомной энергетикой.
Тот сразу набросился на него:
- Только не здесь! Что вы здесь делаете? Мистер Колдуэлл обещал мне,
что вы никогда не переступите порог этого учреждения. Уходите немедленно!
Дородный директор проворно подбежал к двери кабинета и поспешил ее
закрыть. Он не хотел, чтобы секретарша что-нибудь слышала. Звали директора
Беннет Уилсон. Когда он говорил, в такт словам колыхалось его тучное тело.
Темные Глаза глядели с мольбой.
- Колдуэлл уверял, что вы никогда здесь не появитесь. Вы не должны сюда
приходить! Что бы вы ни делали, вы должны делать это вне стен агентства,
чтобы мы вас знать не знали.
- И тем не менее я здесь, - сказал Браун. - И принес плохие новости.
Скоро вас навестит начальница службы безопасности мак-киспортской станции.
Не пройдет и двух дней, как она будет здесь.
- Но почему здесь? Ее место в Мак-Киспорте, - заволновался Беннет
Уилсон.
- Похоже, она полагает, что кто-то вышел на одного из их диспетчеров.
Она думает, что он брал взятки за то, что направлял грузовики с ураном по
незапланированному адресу. И она рассчитывает, что когда найдет человека,
который уговорил диспетчера отправлять груз в неизвестном направлении, то
загадка будет решена.
- Это грязная ложь!
- Джеймс Брустер ей во всем сознался.
- Да в чем он может сознаться? Он ничего не знает. Он мелкая сошка,
диспетчер, который оказался жадным до денег. Он понятия не имеет, кто за
всем этим стоит!
- Ему не пришлось говорить, кто за этим стоит. Те, кто за вами
гоняются, просто-напросто убирают всех, кто им мешает, и пойдут напролом,
пока не достанут того, кто им нужен.
- А Колдуэлл знает, что вы здесь?
- Я здесь для того, чтобы взять на себя заботу о его врагах. На данный
момент его враги - это и ваши враги. А ваши враги - это его враги.
Голос Брауна звучал ровно.
- Верно! Мы должны действовать заодно. Мы в одной связке. Прорвемся!
Они нам ничего не смогут сделать. Мы обложимся должностными инструкциями. Мы
станем проводить совещания. Мы досовещаемся с ними до смерти. Я уже тридцать
лет работаю в государственном учреждении, и я знаю, как заморозить любое
дело, даже без особых на то причин.
- Я сказал, они вас убьют. Они не собираются отстранять вас от
должности.
- Это верно - они и не могут меня отстранить. У них нет на то
полномочий.
- Но перебить вам хребет у них полномочий хватит! Или высосать у вас
мозги из черепа. Они вас уничтожат, - сказал Браун. Интересно, подумал он,
почему все государственные служащие такие бестолковые - работа у них что ли
такая? У них в жизни только одна проблема - как бы какую бумажку не засунуть
куда не надо.
Минуту Беннет Уилсон молчал. Этот Браун прав. Смерть - это похуже
увольнения или служебного расследования. В таких случаях всегда есть
возможность опротестовать решение. Однако ему что-то не приходилось слышать,
чтобы опротестовывали смерть, хотя в Библии есть на это кое-какие намеки. Во
всяком случае, инструкций на этот счет уж точно нет.
- Уничтожат - в смысле закопают окоченелое тело? - спросил Беннет.
- Да, именно в этом смысле, - сказал Браун.
- И что мы намерены предпринять?
- Мы намерены их опередить.
- Я еще ни разу не убивал человека, - сказал директор НААН. Он обвел
взглядом развешанные по стенам кабинета фотографии атомных электростанций и
хранилищ радиоактивных отходов и добавил: - Сознательно, я хотел сказать.
- Вам не придется никого убивать. Все, что от вас требуется, это быть
готовым, когда они явятся.
- За мной? Они явятся за мной?
- Поводите их немного за нос, остальное я сделаю сам, - сказал Браун.
- Вы хотите сказать - снабдить их неполной и искаженной информацией?
Футболить их из одного кабинета в другой, повергать в растерянность ничего
не значащими бюрократическими фразами?
- Короче, как только они будут здесь, дайте мне знать.
- Но вы ведь не станете их убивать прямо тут?
У Уилсона екнуло сердце. Что-что, а трупы в государственном учреждении
- этого могут не понять. В таких случаях почти всегда проводится
расследование.
- Нет, - ответил Браун, пытаясь развеять его опасения. - Я только хочу
понаблюдать за ними по вашим мониторам. И я хочу, чтобы вы за ними
присмотрели. Здесь ничего не случится. И с вами ничего не случится, если,
конечно, вы сами не создадите себе проблем.
И Браун объяснил, что проблемой будет любой шаг, который затруднит
выполнение его, Брауна, задачи.
На другой день Консуэло и двое мужчин зарегистрировались в отделе
безопасности Агентства по контролю за атомной энергетикой. Их изображение
появилось на телеэкранах. Браун сидел в укромном месте и следил за
действиями троицы по мониторам. Мужчины как будто перестали ссориться, но
азиат по-прежнему держался в сторонке. Консуэло водила их из одного отдела в
другой, всякий раз проявляя завидную настырность.
- Они явно что-то скрывают, - сказала Консуэло. - Но я до них
докопаюсь.
Навряд ли, подумал Браун. Телекамеры она даже не заметила. Один азиат
повернулся и посмотрел в объектив.
Браун вынужден был признать, что директор оказался профессионалом
высокого класса. Он не чинил никаких препятствий. Не увиливал от расспросов.
Напротив - он распорядился, чтобы начальнику службы безопасности
Мак-Киспорта было оказано всяческое содействие. Это означало, что в ее
распоряжение были выделены четыре сотрудника и ей был предоставлен свободный
доступ ко всей документации.
На этих четверых ей пришлось заполнять административные бумаги. А
документы ей все несли и несли. Им, казалось, не будет конца. Директор
прямо-таки завалил ее информацией.
Белый зевнул. Азиат вдруг пришел в ярость. Браун, конечно, не видел
того, что не могло укрыться от азиата. И уж тем более он не понимал
по-корейски.
- Вспомни, когда ты в последний раз зевал? - спросил Чиун.
- Ни за что не сниму подвеску, - упрямился Римо.
- На ней лежит проклятие. Оно тебя губит.
- Я, кажется, пока не умер. Я здесь, рядом с тобой, и я жив.
Консуэло спросила, о чем спор. Когда Римо ответил, что опять из-за
подвески, она сказала, что лучше ее снять, раз Чиун из-за нее нервничает. Но
Римо ни за что не хотел уступать. Ей ведь не жить с Чиуном, а ему - жить, и
если он сейчас уступит, то ему до конца дней придется выслушивать нотации о
том, что ему следует жить в соответствии с законами Мастеров Синанджу.
День для Римо выдался тяжелый. В комнате ему казалось душно, и он с
удивлением обнаружил, что его организм не желает этого не замечать. Зато
когда ему на запястье села муха, он заметил ее только после того, как взгляд
нечаянно упал на руку.
Он ничего такого не ел. И не вдыхал. И тем не менее его тело было
каким-то надутым и неповоротливым. Вместе с тем он имел достаточно опыта,
чтобы суметь скрыть зловещие симптомы от Чиуна. Он понимал, что старик
начнет ловить его на резких и неловких движениях, на тяжелом дыхании. Ну,
ничего, какое-то время он сумеет притворяться.
Он знал, что его организм так натренирован, что в состоянии очиститься
от любого яда. И чем меньше будет разглагольствовать Чиун, тем лучше.
Чиун же держался от него все дальше и дальше и в последние несколько
комнат даже не стал заходить.
Дверь распахнулась и ударила Римо в плечо.
- Прошу прощения, - произнес охранник и вошел в комнату.
- Ничего, - ответил Римо.
Франциско Брауну этого было достаточно. Он видел, что белый теперь
движется так медленно, что даже не в состоянии уклониться от открывающейся
двери. Та сила, которая прежде делала его неуязвимым, теперь оставила его.
Значит, теперь белого можно убрать. Ему не потребуется оружие, действующее с
большого расстояния, иди лифт, падающий с высоты пятидесятого этажа. Теперь
он и ножом обойдется.
Спустились сумерки, и служащие правительственных учреждений разошлись
по домам. Консуэло, Римо и Чиун покинули здание агентства и направились по
улице, причем старик азиат держался в нескольких кварталах сзади.
Браун был намного впереди старика и уверенно приближался к белому. На
сей раз все должно сойти гладко. Вечер был теплый. Белый отмахивался от
комаров. Браун вынул из внутреннего кармана куртки большой охотничий нож
вороненой стали. Добрый нож, старинный его друг. Сколько раз доводилось ему
в прошлом ощущать, как кровь его недруга струей хлещет, на рукоятку? Сколько
раз он ощущал судороги своей жертвы? Проникновение стали в тело всегда
оказывается неожиданным. Даже когда человек видит нацеленный на него нож,
при ударе он издает крик удивления. Браун все ближе подбирался к белому и
Консуэло и уже предвкушал это приятное ощущение - когда нож входит в сердце.
И когда даже сам нож запросил крови белого, Франциско шагнул вперед и, со
спины обхватив белого рукой за шею, потянул на себя. Римо почувствовал, что
его тащат назад, и упал. Он увидел, что в горло ему нацелен нож, но не смог
его перехватить. В отчаянии он выставил вперед руку.
Но рука отказывалась двигаться с должной быстротой. Это было похоже на
страшный сон, когда за вами гонится огромный зверь, а вы не можете бежать. В
последние дни все шло как-то не так, но он знал, что должно сейчас сделать
его тело. К несчастью, руки и ноги у него словно одеревенели.
И все же он еще не совсем потерял способность управлять своим телом, к
нему вдруг вернулись потерянные было навыки, и онемелая нога сама собой
выбросилась наперерез ножу. Римо упал навзничь и ударился головой. Перед
глазами у него все плыло и мерцало. Нож опять был нацелен на него.
- Это он! - закричала Консуэло, кидаясь на сжимающую нож руку.
Римо снова лягнулся, а потом, как бы вспомнив забытый прием, выбросил
вперед кулак. Потом еще раз. И еще. Он продолжал колотить это красивое белое
лицо, пока нож не оказался у него в руке и он не всадил его в грудь
нападавшему.
Римо без сил лежал на тротуаре и ловил ртом воздух.
Подоспел Чиун.
- Позор! - сказал он. - Вот уж не думал, что доживу до того дня, когда
ты сожмешь кулак и ударишь!
- Этот человек на нас напал.
- Да, и чуть не остался жив, чтобы лично поведать мне об этом. Если ты
не снимешь с себя это проклятое золото, Римо, считай, что между нами все
кончено.
- Да при чем тут золото, черт побери!
- Ты убьешь себя. Из-за твоего упрямства пойдут прахом тело, которое я
тренировал, ум, который я формировал, и все навыки, которым я тебя обучил.
- Папочка, мне нехорошо. Сам не знаю, почему. Но одно я знаю: твои