материал, которого недоставало алхимикам Средневековья, он чувствовал себя
так, словно ему аплодируют, снизойдя со своего королевского величия, все его
предки. Они оказались правы - из свинца и ртути можно получить золото.
Единственное, что оставалось сделать, - это добавить ингредиент, указанный
на камне, - то вещество, которое было исключительной редкостью тогда и в
изобилии имеется сегодня. Чтобы выковать себе будущее с помощью философского
камня, Колдуэллам не хватило лишь урана. В конечном счете к этому камню и
разгадке тайны его привела именно история семьи Колдуэллов.
Как там говорится? Кто владеет золотом, тот владеет душой всего мира.
Харрисону Колдуэллу было мало дела до души мира, его волновали более
реальные ценности.
Он лично руководил загрузкой урана в чан, следя, чтобы не перелить выше
черты, которую своей рукой наметил на стенке емкости. Харрисон Колдуэлл взял
формулу, начертанную на камне, который покоился на дне Атлантики, и помножил
все показатели на двадцать тысяч. Соотношение получилось астрономическое.
То, что в формуле древних алхимиков имело величину мышиного волоска, теперь
превратилось в пять тонн урана. Весовая доля свинца составляла семьдесят три
и восемь десятых, сера же выполняла всего лишь роль катализатора.
Три хромированных раструба длиной в двадцать ярдов каждый вели к белой
стене и вливались в общую трубу. И ни один человек из присутствующих в
лаборатории не мог видеть, что получается на выходе.
Харрисон Колдуэлл обошел контору с заднего хода и поднялся по узкой
винтовой лестнице. В эту комнату вела только одна дверь. Он зажег свет.
Осветилась огромная пещера. Под ним была площадка сто на сто ярдов, похожая
на взбесившуюся шахматную доску. На полу лежали тысячи продолговатых
литейных форм, они были уложены аккуратнейшим образом, так что те, которые
находились ближе всего к выходу трубы, выступали над теми, что были дальше.
Более слабый человек наверняка бы взмок от пота и не удержался от
крика. Харрисон Колдуэлл только щелкнул тумблером. По ту сторону стены чаны
опрокинулись. Расплавленный свинец хлынул в одну емкость с горящей серой и
ртутью; за ними последовала струя урана, некогда именовавшегося алхимиками
совиными зубьями. Разумеется, уран не имел ничего общего ни с какими зубами.
Харрисону Колдуэллу разъяснил это профессор Крикс, за что и поплатился
жизнью.
С резким щелчком раскаленные металлы соединились возле самой стены и
продолжали течь в виде смеси, переливающейся серо-красно-розовым цветом. Но
на выходе из трубы сплав имел вид великолепного желтого металла с легким
светлым налетом окалины на поверхности. В тысячи отливочных форм теперь
текло чистое золото, золото высочайшей пробы - двадцать четыре карата. Здесь
было ровно семьдесят восемь целых и три десятых тонны золота, отлитых в
формы, которыми был уставлен пол зала, - семьдесят восемь и три десятых
тонны золота в мире, где одна унция этого немудреного, мягкого металла стоит
365 долларов.
В конторе компании Колдуэлл и сыновья ожидающий указаний эксперт
принимал уже восьмую за этот час таблетку успокоительного, и в этот момент
раздался звонок. Ему удалось сохранить спокойствие, словно мистер Колдуэлл
звонил, чтобы заказать к чаю сладкое.
- Продавайте, - раздался величественный голос Харрисона Колдуэлла.
В городе Бейонн, что в штате Нью-Джерси, три грузовика сделали обычную
ездку с грузом урана. На обратном пути их прижала к обочине машина с
мигалкой.
Из машины выскочил какой-то, человек с жетоном на груди и попросил
водителей представиться. Затем он поинтересовался, куда они направляются.
- Обратно в гараж, - ответил один.
Человек с жетоном записал с его слов адрес гаража.
- Вы перевозили уран?
- Ну, ясное дело. Иначе с чего бы наши фургоны были укреплены свинцом?
Свинец задерживает радиацию. И для чего, по-вашему, у нас на карманах
радиационные карточки? Зачем спрашивать?
- Есть кое-какие проблемы. По всей стране с обогатительных фабрик
пропало огромное количество урана. Мы проверяем весь транспорт.
- У нас накладные в порядке.
- Я бы хотел взглянуть на бумаги, - ответил мужчина, убирая свой жетон.
- Причем на все.
Водители вернулись по кабинам. День был холодный и серый, и им не
терпелось поставить машины в гараж и пропустить по кружечке пива. Грузовики
стояли на бульваре Кеннеди посреди оживленной трассы. Несколько прохожих
остановились поглазеть.
Человек с жетоном просмотрел накладные и заметил, что в них не отмечена
остановка в Гарлеме.
- Ах, это. Ну да. Я вам дам адрес.
- Да что вы говорите? И это не секрет? - изумился мужчина с жетоном. -
Разве вам не было предписано держать рты на замке, что бы ни случилось?
- Так вы не на правительство работаете? Мужчина улыбнулся. Он поманил
их к себе и протянул назад накладные. К каждой накладной был приложен
конверт с запиской. В записке им было велено поднять глаза: их собирались
ограбить.
При взгляде на мощный ствол магнума 357-го калибра - пистолета, больше
похожего на пушку, - они поняли, что с ними не шутят. На одного водителя
напала дрожь, он не мог даже расстегнуть браслет часов.
- Пары бумажников нам хватит, - сказал незнакомец.
Никто не спросил, почему два, а не три. Они уже стали думать, что им
повезло. Но это продолжалось недолго - не прошло и трех секунд, как
последовали вспышки. Этот свет, вырвавшийся из ствола пистолета, они увидели
раньше, чем прозвучали выстрелы. Звук распространяется со скоростью шестьсот
миль в час, пули магнума 357-го калибра летели быстрее, они в мгновение ока
прошили три черепа, выплеснув мозги на мостовую бульвара Кеннеди.
Проходящая мимо машина притормозила, незнакомец вскочил в нее, и машина
умчалась в сторону Бейоннского моста, который выгибался высокой дугой и
упирался в Стейтен-Айленд. В верхней точке моста он выбросил в воду жетон.
Все прошло без сучка, без задоринки, как и было предписано. Значит, в
строгом соответствии с договоренностью возле теннисных кортов на
Стейтен-Айленд с ним будет произведен расчет. Но в этом месте план претерпел
изменения. Он не получил своего конверта с тридцатью тысячами долларов.
Вместо того ему вручили новенькую лопату и позволили вырыть себе могилу.
Когда он закончил, ему посоветовали не утруждать себя зря и оставаться
внизу.
- Эй, приятель, если они со мной решили так расплатиться, что тогда
ждет тебя, а? Как думаешь?
- Дай сюда лопату, - сказал человек, который стоял у края могилы.
У него были светлые волосы, тонкие черты лица и мягкий, нежно
очерченный рот. Получив лопату, он как будто протянул ее назад, "чтобы
помочь несчастному выбраться, но, тихонько засмеявшись, вонзил лезвие в
глотку человеку, и без того уже стоящему в могиле. Потом, с приятным
смешком, он засыпал тело рыхлой землей - как раз вовремя, чтобы не попасть в
поле зрения подъехавшего в этот момент игрока в гольф. Белый мяч приземлился
аккурат посреди мягкого могильного холма. Гольфист подошел и, увидев, что
мяч наполовину зарылся в землю, выругался.
- Слушайте, да это же все равно что из песчаной ловушки бить, верно я
говорю? Здесь что - площадка ремонтируется? Если так, то я бью свободный.
- Нет. Вы не бьете свободный. Эта площадка не ремонтируется.
- Знаете что, вы жестокий человек, - обиделся игрок. - Вы могли бы
сказать, что здесь идет ремонт.
На следующий день все программы Дайнэмик-ньюс сообщали об убийстве с
целью ограбления трех водителей завода по обогащению урана. В передаче
звучали также заверения правительственных чиновников о том, что никакой
утечки урана не было и нет.
Хотя мы глубоко возмущены нападением на троих наших водителей, хотим со
всей ответственностью заявить, что для беспокойства по поводу обстановки на
ядерных объектах нет никаких оснований, - так заявлял представитель
правительства.
Но ведь грузовики шли порожняком, не так ли? - не унимался репортер.
Машины направлялись на центральную автобазу в Пенсильванию.
Их с самого начала гнали порожняком?
Да.
Зачем тогда их вообще понадобилось перегонять?
Их нужно было отогнать на центральную автобазу в Пенсильванию.
И ответственный чин из аппарата правительства заверил прессу, заверил
телекамеру и весь мир, что на данный момент никаких оснований для тревоги
нет. Все строжайшим образом контролируется.
Харрисон Колдуэлл сидел у себя в офисе на Уолл-стрит и смотрел, с какой
легкостью биржа драгоценных металлов заглотила его пять тонн золота. И он
отдал распоряжение продать вдвое больше. Он только что придумал, как
усовершенствовать сбор урана. Для человека, обладающего неиссякаемым
источником богатства, нет ничего невозможного.
Какой позор! Какое страшное оскорбление и унижение. Но ничего. Чиун
стерпит. Он переживет его с достоинством и в молчании. Хотя, конечно, если
бы Римо обратил внимание на его молчание, Чиун мог бы переживать свой позор
и дольше. Молчание же, которого никто не замечает, лишь усугубляет
оскорбление и к тому же становится абсолютно бесполезным занятием. С таким
же успехом можно превратиться в безмолвный камень. А Чиун, Мастер Синанджу,
не был камнем. И когда он с кем-то не разговаривает, этому человеку следует
понимать это правильно.
- Я молчу, - сказал он, и серое с золотом кимоно, в которое он был
сегодня облачен, высокомерно взметнулось вверх.
- Я слышал, - отозвался Римо.
Он предъявил их пропуска при входе на территорию секретного ядерного
объекта в Мак-Киспорте (штат Пенсильвания), обнесенную забором из
металлической сетки. Это была только одна из нескольких атомных станций,
откуда произошла утечка. Но три грузовика, направлявшиеся на эту станцию,
так и не попали на место, потому что их водителей ограбили и убили в
небольшом городишке в штате Нью-Джерси. Это было очень подозрительно. Три
трупа - и все из-за каких-то двух бумажников с полутора сотнями долларов,
если не меньше. Конечно, в наши дни это не такая уж редкость. В любом
случае, больше никаких зацепок не было. Все следственные органы пока были
бессильны. Римо тоже не очень верил в успех, но он рассудил, что Смитти не
прочь будет получить информацию из первых рук.
- Я продолжаю молчать, - сказал Чиун.
- Ну хорошо, - сказал Римо. - Извини. И о чем ты молчишь?
Чиун отвернулся. Когда человек молчит, вполне естественно, что он не
намерен это обсуждать.
В пропуске значилось, что Римо и Чиун являются инженерами-атомщиками,
которые прибыли с инспекцией, цель которой - установить эффективность
производства. Такую инспекцию они якобы проводили не только на этом объекте.
Бумаги давали им право задавать любые вопросы, даже самые нелепые.
Римо спросил, где хранится уран перед отправкой. В ответ прозвучало,
что нигде: на весь уран потребитель известен заранее.
Чиун тронул Римо за локоть.
- Я знаю, папочка, ты молчишь. Оглядись-ка. Здесь довольно интересно.
Смотри, сколько труб.
- Прошу прощения, сэр, - вмешался охранник. - Что именно привлекло ваше
внимание?
- Просто любуюсь достижениями современной технологической мысли.
- Вы об этом, сэр? Это мужской туалет.
- Вот именно, - ответил Римо.
- Могу я посмотреть ваши документы? Охранник стал изучать глянцевые
карточки, из которых следовало, что Римо и Чиун являются
инженерами-атомщиками. Фотографии были весьма неопределенного вида, но в то
же время не давали оснований сомневаться в подлинности документов. Это были
обыкновенные маленькие фотографии, какие, всегда наклеивают на документы.
- Попрошу вас пройти со мной, сэр.
- Нет, - возразил Римо.
Он взял документы из рук охранника, несмотря на то, что тот не хотел их
выпускать.
- Вы обязаны следовать за мной. Иначе вы можете пострадать. У вас даже
нет радиометра.
- Мне он не нужен. Я чувствую радиацию без приборов.
- Радиацию почувствовать нельзя.
- Вы тоже могли бы ее чувствовать, если бы внимательнее прислушивались
к своему организму, - сказал Римо.
Чиун с негодованием отвернулся. Как это похоже на Римо - пускаться в
пространные объяснения перед любым идиотом. От этого охранника так и несет
переваренным мясом, а Римо рассуждает с ним о том, как надо прислушиваться к
своему организму. Какая чушь. У Чиуна вдруг появилось сразу так много причин
для молчания, что он решил нарушить его.
- Глупец, - сказал он Римо. - До чего мы дошли? Разговариваем с
охранниками, ничтожными копьеносцами, человечишками, которые не годятся в
подметки даже полицейским с квадратными значками, с людьми без чести! Зачем
ты тратишь время на разговоры с этим пожирателем мяса дохлых коров?
- Я объяснил ему, что нам не нужны радиометры.
- Нам нужны мозги, вот что нам нужно. Я сделал из тебя ассасина, а ты
болтаешься здесь в поисках жулья. Не наше дело - искать жуликов. Воров ищет
полиция. Твоя беда в том, что ты никогда не служил настоящему императору.
- Наша страна в опасности. Эта штука может идти на изготовление бомб,
которые могут разрушить целые города. Ты можешь себе представить, чтобы
целые города обращались в пепел?
- Сегодня? Конечно. Сегодня все происходит без должного благородства и
величия. Города разрушают, даже не подвергая разграблению. И кто сегодня
признает ассасина? А ведь хороший - даже не великий - ассасин может спасти
миллионы жизней!
- Ты знаешь, сколько человек погибло в Хиросиме?
- Меньше, чем было убито в Нанкине. Вооружение тут вовсе ни при чем.
Гораздо большее значение имеют войска, которые теперь состоят не только из
солдат, но и из мирных жителей. Теперь каждый сам себе ассасин. В какой
позор превратился наш век! И ты, после моей школы, продолжаешь плыть по
течению всеобщей деградации, - сказал Чиун и завел свою шарманку о том, что
следовало бы с самого начала знать, что белый, как его ни учи, все равно
потянется к белым.
Все это он произносил на ходу, следуя за Римо по атомной станции.
Разговор шел на том диалекте корейского языка, на каком говорят на
северо-западе полуострова, в месте, которое Мастера Синанджу называют бухта
славы. В завершение своей тирады он еще раз повторил, что, если бы Римо
служил настоящему императору, а не этому сумасшедшему Смиту, они не
опустились бы до такого позора.
Они совершали обход объекта, а начальник службы безопасности, дамочка в
красивом костюме и модных очках и с очень изящной походкой, стояла и
наблюдала за ними. Римо не обращал на нее никакого внимания.
- О, милая леди, я вижу, вы тоже страдаете.
- Меня зовут Консуэло Боннер, - сказала женщина.
- Я начальник здешней службы безопасности, и я никакая не леди - я
женщина. А что вы двое тут делаете?
- Ш-ш, - сказал Римо. - Я думаю.
- Он не замечает вашей красоты, мадам, - сказал Чиун.
- А вы могли бы себе позволить шикать на мужчину? - спросила Консуэло
Боннер.
Ей было двадцать восемь лет, и у нее были такие красивые голубые глаза,
нежная белая кожа и черные как смоль волосы, что она без труда могла бы
стать фотомоделью, но она предпочла такую работу, где ею не могли бы
командовать мужчины.
- Нет. Если бы на вашей должности был мужчина, я бы не стал на него
шикать. Я влепил бы его в стену, - сказал Римо.
- Вы не похожи на инженеров-атомщиков, - сказала Консуэло Боннер. -
Чему равняется период размножения неравновесного нейтрона, подвергнутого
облучению электронным пучком, усиленным мощным лазером?
- Хороший вопрос, - бросил Римо.
- Отвечайте, иначе я вас арестую.
- Семь, - ответил Римо.
- Что? - изумилась Консуэло Боннер. Ответом должна была быть целая
формула.
- Двенадцать, - Римо сделал еще одну попытку.
- Это смешно, - сказала Консуэло Боннер.
- Сто двенадцать, - не унывал Римо.
Он повернулся к женщине спиной и направился дальше по коридору, оставив
задачку на потом. Он рассудил, что если ядерные отходы были похищены, то это
могли сделать только люди, имеющие специальную защитную одежду. Грабителями
должны были быть люди, хорошо знающие, как надлежит перевозить уран, тем
более в таких количествах и с подобной обстоятельностью. Следовательно, это
скорее всего должен был быть кто-то из работников отрасли, тот, кто имеет
регулярный доступ к ядерному топливу.
Женщина не отставала ни на шаг. У нее была рация, и она вызвала помощь.
Улыбаясь женщине, Чиун пытался объяснить Римо, что женщины любят обхождение.
С ними нельзя обращаться грубо, их можно лишь осыпать лепестками любезности.
Он повернулся к женщине, намереваясь продемонстрировать, как это надо
делать.
- Нежность ваших пальцев, прикасающихся к сему инструменту, не
соответствует его назначению, - сказал Чиун. - Вы вся - тысяча восторженных
рассветов, лучащихся ликованием и радостью.
- Я ни в чем не уступаю мужчинам. И я умею делать все то, что умеете
вы, позвольте вам заметить. А тем более вы, милейший, хотя вы меня даже не
слушаете, - парировала она.
- Что? - переспросил Римо.
- Я говорю, я собираюсь взять вас под арест. И я умею делать все, что
могут мужчины.
- Тогда пописайте-ка в окошко, - сказал Римо, продолжая искать
хранилище.
Теперь он сам видел, что это туалеты. К ним подходили большие трубы,
напоминающие ядерный реактор. А трубы реактора, напротив, скорее походили на
оборудование небольшой ванной комнаты. Через пару минут это заведение было
бы весьма кстати.
Консуэло Боннер предусмотрительно выжидала, пока подойдет подкрепление.
Восемь охранников. По четыре на каждого.
- Даю вам последний шанс. Вы находитесь в запретной зоне. Вы проникли
сюда при весьма подозрительных обстоятельствах, и я вынуждена просить вас
следовать за мной. Если вы откажетесь, я буду вынуждена вас задержать.
- Пописай-ка лучше в окошко, - повторил Римо.
- Что за грубости с такой милой леди, - упрекнул Чиун.
- Задержите их, - приказала Консуэло. Охранники разбились на две
группы, каждая из которых зажала нарушителя в строгом соответствии с
инструкцией, так что ему некуда было деться. Но почему-то оказалось, что
зажали они сами себя. Консуэло Боннер быстро заморгала. Ее люди прошли
подготовку в лучших полицейских школах. Она своими глазами видела их в деле.
Один даже мог сломать головой доску. Все владели боевыми искусствами, а
сейчас они набили себе шишек не хуже младенцев в манежике.
- Вперед! - рявкнула она. - Пустите в дело дубинки. Что угодно.
Стреляйте! Уйдут!
Позабыв про строгий порядок, охранники гуртом бросились вдогонку
парочке, которая с невозмутимым видом шагала по коридору.
После потасовки на ногах остались только двое, а третий признался, что
не успел даже ничего почувствовать. Нарушители продолжали удаляться.
Консуэло Боннер сняла очки. Она вознамерилась обратиться к старшему из
нарушителей. Он по крайней мере показался ей джентльменом.
- Вы, вероятно, меня не поняли. Я только забочусь о безопасности
станции.
- Ага, безопасности от расхитителей урана, - отозвался Римо.
- У вас нет доказательств. Эта станция охраняется не хуже, чем если бы
этим ведал мужчина, - заявила Консуэло.
- Именно это я и хотел сказать. Здесь черт знает что творится.
- Вы что же, считаете, что мужчины работают лучше? - спросила Консуэло.
- Мы считаем, что нам, как мужчинам, не суждено иметь детей, поэтому
приходится довольствоваться своими ограниченными возможностями, - пояснил
Чиун.
Консуэло Боннер продолжала семенить за ними по коридору.
- Если вы не инженеры, тогда кто же вы?
- Возможно, наши интересы совпадают с вашими, - сказал Римо.
- Мы пришли восславить вашу красоту, - сказал Чиун.
Римо по-корейски заметил Чиуну, что эта женщина не из тех, кто
поддается на такую бессовестную лесть. Чиун, тоже по-корейски, ответил, что
Римо ведет себя как настоящий белый. Что плохого в том, чтобы доставить
кому-то удовольствие ласковым словом? Чиун знает, что значит жить без
благодарности. Он научился этому за все те годы, что он воспитывал Римо. Но
почему должна страдать бедная женщина?
- Говорю тебе в последний раз: я не собираюсь писать, что я не белый. И
что я-де тебе солгал, и что в твоих уроках было что-то такое, что сделало
меня корейцем. Я белый. И всегда был белым. И всегда буду белым. И когда я
стану писать летопись Синанджу...
Чиун поднял руку.
- Ты напишешь, что мы всего лишь наемные охранники, а великий Дом
Синанджу, дом ассасинов всего мира, превратился в приют жалких прислужников.
- Мы спасаем страну.
- А что эта страна для тебя сделала? Чему она тебя научила? Что она
такое - твоя страна? Есть тысячи стран, и будут еще тысячи. Но Синанджу
была, есть и будет... если ты нас не подведешь.
- И я не намерен жениться ни на какой толстой уродине из Синанджу, -
добавил Римо.
Разговор шел на корейском и напоминал пулеметный огонь. Консуэло Боннер
не разобрала ни слова. Она поняла только, что они спорили. И еще она поняла,
что эти двое имеют не больше отношения к ядерной физике, чем китайский
бильярд. Было ясно, что восьмерым охранникам их не одолеть, а возможно, что
и шестнадцати тоже.
Однако Консуэло Боннер стала начальником службы безопасности ядерной
электростанции отнюдь не благодаря способности руководствоваться в своих
действиях голыми подозрениями. Она знала, что женщин принято судить строже,
чем мужчин. И сейчас она почти не сомневалась в том, что благодаря этим
двоим ей удастся вернуть пропавшее топливо, получить за это причитающуюся ей
награду и тем самым заработать еще одно очко в пользу слабого пола. Не
говоря уже о существенном продвижении по служебной лестнице.
- Я знаю, кто вы, - заявила она. - Вы никакие не инженеры. Вы из одного
из бесчисленных федеральных агентств, которые пытаются вернуть пропавшее
топливо. Я-то думала, у нас уже все перебывали. Все это проводилось втайне,
чтобы не вызвать, не дай бог, паники по поводу утечки ядерного топлива,
которого достаточно для производства нескольких десятков атомных бомб. Но я
могу вам помочь выйти на след.
Римо замер на месте и посмотрел на Чиуна. Чиун, все еще рассерженный,
отвернулся.
- Окей, - сказал Римо. - Только скажите, какой был правильный ответ на
тот вопрос, который вы мне задали и после которого догадались, что я не
атомщик? Семь? Мне почему-то кажется, что семь.
- Это формула. А зачем вам?
- Ну, вдруг меня еще кто-нибудь спросит.
Чиун медленно повернулся к молодой белой женщине, которая обещала Римо
помочь ему в его поисках. Он посмотрел на ее гладкую белую кожу и элегантный
костюм в стиле вестерн. Шлюха, подумал он.
- Хотела бы я знать, о чем вы сейчас думаете, - сказала Консуэло.
Чиун улыбнулся и потянул Римо за рукав.
Внутри у Харрисона Колдуэлла все напряглось. Ладони у него взмокли, а
во рту, наоборот, пересохло, и он уже в который раз внутренне затрепетал от
страха. Но давать слабину он не мог. С этим парнем нельзя показать не только
испуг, но и нечестность. Это был единственный человек, которому нельзя было
солгать. Или обойтись небрежно. Харрисон Колдуэлл поступил
предусмотрительно, что держал его лишь на случай чрезвычайной надобности.
Ибо родители всегда говорили ему: Деньги без клинка могут быть подарком
только тому человеку, у которого меч уже есть. И Харрисон Колдуэлл обошелся
без него, когда надо было решить вопрос с профессором, переводившим текст на
камне, и с водолазами, заснявшими камень на пленку. К услугам Франциско
Брауна Харрисон Колдуэлл прибегал только тогда, когда в этом была крайняя
нужда. Он был его последним оружием.
Харрисон Колдуэлл принадлежал к малому числу людей, которые знают, для
чего существуют наемные убийцы. Их мастерство нельзя растрачивать попусту, и
к ним нельзя относиться как к наймитам.
С мечом надо обращаться как с собственной дочерью, тогда доживешь до
глубокой старости. Это означало, что свой меч нельзя дергать по пустякам, по
всяким ерундовым поводам. Харрисон Колдуэлл не относил себя к слабонервным
мужчинам, но Франциско Браун мог любого, самого сильного человека заставить
трепетать от страха. После того, как они стали работать вместе, Колдуэлл
частенько задумывался, понимает ли Франциско сам, до какой степени он может
наводить на людей ужас. Он нашел Франциско в Барселоне, в районе порта.
Понимая, что для достижения тех высот, к которым он рвался, ему потребуется
настоящий клинок, он отправился в наиболее криминогенный район Барселоны и
стал выспрашивать, кто здесь считается самым жестоким убийцей.
Все дороги вели к одному человеку, который промышлял подпольным
опиумным бизнесом. О нем говорили, что он расправился со своими
конкурентами, одним перебив ребра, другим - проткнув легкие, третьих -
утопив, если можно так выразиться, посреди самых что ни на есть сухих
городских улиц. Харрисон Колдуэлл назначил за его убийство цену в сто тысяч
долларов. Объяснение своей прихоти он придумал следующее: он-де жаждет мести
за одного родственника, который якобы погиб из-за наркотиков. Впрочем, от
человека, готового заплатить сто тысяч долларов, никто и не требовал особых
объяснений.
Улицы Барселоны были усеяны трупами с огнестрельными ранениями и
проломленными ребрами, но претенденты все продолжали прибывать. Они ехали в
Барселону отовсюду - белые, черные, желтые, ехали, чтобы найти здесь свою
смерть. Сам же Харрисон Колдуэлл сидел в полной безопасности в роскошном
номере парижского отеля и узнавал о происходящем из газет.
Наконец, после трех недель кровопролития, наркоделец был найден в
так, словно ему аплодируют, снизойдя со своего королевского величия, все его
предки. Они оказались правы - из свинца и ртути можно получить золото.
Единственное, что оставалось сделать, - это добавить ингредиент, указанный
на камне, - то вещество, которое было исключительной редкостью тогда и в
изобилии имеется сегодня. Чтобы выковать себе будущее с помощью философского
камня, Колдуэллам не хватило лишь урана. В конечном счете к этому камню и
разгадке тайны его привела именно история семьи Колдуэллов.
Как там говорится? Кто владеет золотом, тот владеет душой всего мира.
Харрисону Колдуэллу было мало дела до души мира, его волновали более
реальные ценности.
Он лично руководил загрузкой урана в чан, следя, чтобы не перелить выше
черты, которую своей рукой наметил на стенке емкости. Харрисон Колдуэлл взял
формулу, начертанную на камне, который покоился на дне Атлантики, и помножил
все показатели на двадцать тысяч. Соотношение получилось астрономическое.
То, что в формуле древних алхимиков имело величину мышиного волоска, теперь
превратилось в пять тонн урана. Весовая доля свинца составляла семьдесят три
и восемь десятых, сера же выполняла всего лишь роль катализатора.
Три хромированных раструба длиной в двадцать ярдов каждый вели к белой
стене и вливались в общую трубу. И ни один человек из присутствующих в
лаборатории не мог видеть, что получается на выходе.
Харрисон Колдуэлл обошел контору с заднего хода и поднялся по узкой
винтовой лестнице. В эту комнату вела только одна дверь. Он зажег свет.
Осветилась огромная пещера. Под ним была площадка сто на сто ярдов, похожая
на взбесившуюся шахматную доску. На полу лежали тысячи продолговатых
литейных форм, они были уложены аккуратнейшим образом, так что те, которые
находились ближе всего к выходу трубы, выступали над теми, что были дальше.
Более слабый человек наверняка бы взмок от пота и не удержался от
крика. Харрисон Колдуэлл только щелкнул тумблером. По ту сторону стены чаны
опрокинулись. Расплавленный свинец хлынул в одну емкость с горящей серой и
ртутью; за ними последовала струя урана, некогда именовавшегося алхимиками
совиными зубьями. Разумеется, уран не имел ничего общего ни с какими зубами.
Харрисону Колдуэллу разъяснил это профессор Крикс, за что и поплатился
жизнью.
С резким щелчком раскаленные металлы соединились возле самой стены и
продолжали течь в виде смеси, переливающейся серо-красно-розовым цветом. Но
на выходе из трубы сплав имел вид великолепного желтого металла с легким
светлым налетом окалины на поверхности. В тысячи отливочных форм теперь
текло чистое золото, золото высочайшей пробы - двадцать четыре карата. Здесь
было ровно семьдесят восемь целых и три десятых тонны золота, отлитых в
формы, которыми был уставлен пол зала, - семьдесят восемь и три десятых
тонны золота в мире, где одна унция этого немудреного, мягкого металла стоит
365 долларов.
В конторе компании Колдуэлл и сыновья ожидающий указаний эксперт
принимал уже восьмую за этот час таблетку успокоительного, и в этот момент
раздался звонок. Ему удалось сохранить спокойствие, словно мистер Колдуэлл
звонил, чтобы заказать к чаю сладкое.
- Продавайте, - раздался величественный голос Харрисона Колдуэлла.
В городе Бейонн, что в штате Нью-Джерси, три грузовика сделали обычную
ездку с грузом урана. На обратном пути их прижала к обочине машина с
мигалкой.
Из машины выскочил какой-то, человек с жетоном на груди и попросил
водителей представиться. Затем он поинтересовался, куда они направляются.
- Обратно в гараж, - ответил один.
Человек с жетоном записал с его слов адрес гаража.
- Вы перевозили уран?
- Ну, ясное дело. Иначе с чего бы наши фургоны были укреплены свинцом?
Свинец задерживает радиацию. И для чего, по-вашему, у нас на карманах
радиационные карточки? Зачем спрашивать?
- Есть кое-какие проблемы. По всей стране с обогатительных фабрик
пропало огромное количество урана. Мы проверяем весь транспорт.
- У нас накладные в порядке.
- Я бы хотел взглянуть на бумаги, - ответил мужчина, убирая свой жетон.
- Причем на все.
Водители вернулись по кабинам. День был холодный и серый, и им не
терпелось поставить машины в гараж и пропустить по кружечке пива. Грузовики
стояли на бульваре Кеннеди посреди оживленной трассы. Несколько прохожих
остановились поглазеть.
Человек с жетоном просмотрел накладные и заметил, что в них не отмечена
остановка в Гарлеме.
- Ах, это. Ну да. Я вам дам адрес.
- Да что вы говорите? И это не секрет? - изумился мужчина с жетоном. -
Разве вам не было предписано держать рты на замке, что бы ни случилось?
- Так вы не на правительство работаете? Мужчина улыбнулся. Он поманил
их к себе и протянул назад накладные. К каждой накладной был приложен
конверт с запиской. В записке им было велено поднять глаза: их собирались
ограбить.
При взгляде на мощный ствол магнума 357-го калибра - пистолета, больше
похожего на пушку, - они поняли, что с ними не шутят. На одного водителя
напала дрожь, он не мог даже расстегнуть браслет часов.
- Пары бумажников нам хватит, - сказал незнакомец.
Никто не спросил, почему два, а не три. Они уже стали думать, что им
повезло. Но это продолжалось недолго - не прошло и трех секунд, как
последовали вспышки. Этот свет, вырвавшийся из ствола пистолета, они увидели
раньше, чем прозвучали выстрелы. Звук распространяется со скоростью шестьсот
миль в час, пули магнума 357-го калибра летели быстрее, они в мгновение ока
прошили три черепа, выплеснув мозги на мостовую бульвара Кеннеди.
Проходящая мимо машина притормозила, незнакомец вскочил в нее, и машина
умчалась в сторону Бейоннского моста, который выгибался высокой дугой и
упирался в Стейтен-Айленд. В верхней точке моста он выбросил в воду жетон.
Все прошло без сучка, без задоринки, как и было предписано. Значит, в
строгом соответствии с договоренностью возле теннисных кортов на
Стейтен-Айленд с ним будет произведен расчет. Но в этом месте план претерпел
изменения. Он не получил своего конверта с тридцатью тысячами долларов.
Вместо того ему вручили новенькую лопату и позволили вырыть себе могилу.
Когда он закончил, ему посоветовали не утруждать себя зря и оставаться
внизу.
- Эй, приятель, если они со мной решили так расплатиться, что тогда
ждет тебя, а? Как думаешь?
- Дай сюда лопату, - сказал человек, который стоял у края могилы.
У него были светлые волосы, тонкие черты лица и мягкий, нежно
очерченный рот. Получив лопату, он как будто протянул ее назад, "чтобы
помочь несчастному выбраться, но, тихонько засмеявшись, вонзил лезвие в
глотку человеку, и без того уже стоящему в могиле. Потом, с приятным
смешком, он засыпал тело рыхлой землей - как раз вовремя, чтобы не попасть в
поле зрения подъехавшего в этот момент игрока в гольф. Белый мяч приземлился
аккурат посреди мягкого могильного холма. Гольфист подошел и, увидев, что
мяч наполовину зарылся в землю, выругался.
- Слушайте, да это же все равно что из песчаной ловушки бить, верно я
говорю? Здесь что - площадка ремонтируется? Если так, то я бью свободный.
- Нет. Вы не бьете свободный. Эта площадка не ремонтируется.
- Знаете что, вы жестокий человек, - обиделся игрок. - Вы могли бы
сказать, что здесь идет ремонт.
На следующий день все программы Дайнэмик-ньюс сообщали об убийстве с
целью ограбления трех водителей завода по обогащению урана. В передаче
звучали также заверения правительственных чиновников о том, что никакой
утечки урана не было и нет.
Хотя мы глубоко возмущены нападением на троих наших водителей, хотим со
всей ответственностью заявить, что для беспокойства по поводу обстановки на
ядерных объектах нет никаких оснований, - так заявлял представитель
правительства.
Но ведь грузовики шли порожняком, не так ли? - не унимался репортер.
Машины направлялись на центральную автобазу в Пенсильванию.
Их с самого начала гнали порожняком?
Да.
Зачем тогда их вообще понадобилось перегонять?
Их нужно было отогнать на центральную автобазу в Пенсильванию.
И ответственный чин из аппарата правительства заверил прессу, заверил
телекамеру и весь мир, что на данный момент никаких оснований для тревоги
нет. Все строжайшим образом контролируется.
Харрисон Колдуэлл сидел у себя в офисе на Уолл-стрит и смотрел, с какой
легкостью биржа драгоценных металлов заглотила его пять тонн золота. И он
отдал распоряжение продать вдвое больше. Он только что придумал, как
усовершенствовать сбор урана. Для человека, обладающего неиссякаемым
источником богатства, нет ничего невозможного.
Какой позор! Какое страшное оскорбление и унижение. Но ничего. Чиун
стерпит. Он переживет его с достоинством и в молчании. Хотя, конечно, если
бы Римо обратил внимание на его молчание, Чиун мог бы переживать свой позор
и дольше. Молчание же, которого никто не замечает, лишь усугубляет
оскорбление и к тому же становится абсолютно бесполезным занятием. С таким
же успехом можно превратиться в безмолвный камень. А Чиун, Мастер Синанджу,
не был камнем. И когда он с кем-то не разговаривает, этому человеку следует
понимать это правильно.
- Я молчу, - сказал он, и серое с золотом кимоно, в которое он был
сегодня облачен, высокомерно взметнулось вверх.
- Я слышал, - отозвался Римо.
Он предъявил их пропуска при входе на территорию секретного ядерного
объекта в Мак-Киспорте (штат Пенсильвания), обнесенную забором из
металлической сетки. Это была только одна из нескольких атомных станций,
откуда произошла утечка. Но три грузовика, направлявшиеся на эту станцию,
так и не попали на место, потому что их водителей ограбили и убили в
небольшом городишке в штате Нью-Джерси. Это было очень подозрительно. Три
трупа - и все из-за каких-то двух бумажников с полутора сотнями долларов,
если не меньше. Конечно, в наши дни это не такая уж редкость. В любом
случае, больше никаких зацепок не было. Все следственные органы пока были
бессильны. Римо тоже не очень верил в успех, но он рассудил, что Смитти не
прочь будет получить информацию из первых рук.
- Я продолжаю молчать, - сказал Чиун.
- Ну хорошо, - сказал Римо. - Извини. И о чем ты молчишь?
Чиун отвернулся. Когда человек молчит, вполне естественно, что он не
намерен это обсуждать.
В пропуске значилось, что Римо и Чиун являются инженерами-атомщиками,
которые прибыли с инспекцией, цель которой - установить эффективность
производства. Такую инспекцию они якобы проводили не только на этом объекте.
Бумаги давали им право задавать любые вопросы, даже самые нелепые.
Римо спросил, где хранится уран перед отправкой. В ответ прозвучало,
что нигде: на весь уран потребитель известен заранее.
Чиун тронул Римо за локоть.
- Я знаю, папочка, ты молчишь. Оглядись-ка. Здесь довольно интересно.
Смотри, сколько труб.
- Прошу прощения, сэр, - вмешался охранник. - Что именно привлекло ваше
внимание?
- Просто любуюсь достижениями современной технологической мысли.
- Вы об этом, сэр? Это мужской туалет.
- Вот именно, - ответил Римо.
- Могу я посмотреть ваши документы? Охранник стал изучать глянцевые
карточки, из которых следовало, что Римо и Чиун являются
инженерами-атомщиками. Фотографии были весьма неопределенного вида, но в то
же время не давали оснований сомневаться в подлинности документов. Это были
обыкновенные маленькие фотографии, какие, всегда наклеивают на документы.
- Попрошу вас пройти со мной, сэр.
- Нет, - возразил Римо.
Он взял документы из рук охранника, несмотря на то, что тот не хотел их
выпускать.
- Вы обязаны следовать за мной. Иначе вы можете пострадать. У вас даже
нет радиометра.
- Мне он не нужен. Я чувствую радиацию без приборов.
- Радиацию почувствовать нельзя.
- Вы тоже могли бы ее чувствовать, если бы внимательнее прислушивались
к своему организму, - сказал Римо.
Чиун с негодованием отвернулся. Как это похоже на Римо - пускаться в
пространные объяснения перед любым идиотом. От этого охранника так и несет
переваренным мясом, а Римо рассуждает с ним о том, как надо прислушиваться к
своему организму. Какая чушь. У Чиуна вдруг появилось сразу так много причин
для молчания, что он решил нарушить его.
- Глупец, - сказал он Римо. - До чего мы дошли? Разговариваем с
охранниками, ничтожными копьеносцами, человечишками, которые не годятся в
подметки даже полицейским с квадратными значками, с людьми без чести! Зачем
ты тратишь время на разговоры с этим пожирателем мяса дохлых коров?
- Я объяснил ему, что нам не нужны радиометры.
- Нам нужны мозги, вот что нам нужно. Я сделал из тебя ассасина, а ты
болтаешься здесь в поисках жулья. Не наше дело - искать жуликов. Воров ищет
полиция. Твоя беда в том, что ты никогда не служил настоящему императору.
- Наша страна в опасности. Эта штука может идти на изготовление бомб,
которые могут разрушить целые города. Ты можешь себе представить, чтобы
целые города обращались в пепел?
- Сегодня? Конечно. Сегодня все происходит без должного благородства и
величия. Города разрушают, даже не подвергая разграблению. И кто сегодня
признает ассасина? А ведь хороший - даже не великий - ассасин может спасти
миллионы жизней!
- Ты знаешь, сколько человек погибло в Хиросиме?
- Меньше, чем было убито в Нанкине. Вооружение тут вовсе ни при чем.
Гораздо большее значение имеют войска, которые теперь состоят не только из
солдат, но и из мирных жителей. Теперь каждый сам себе ассасин. В какой
позор превратился наш век! И ты, после моей школы, продолжаешь плыть по
течению всеобщей деградации, - сказал Чиун и завел свою шарманку о том, что
следовало бы с самого начала знать, что белый, как его ни учи, все равно
потянется к белым.
Все это он произносил на ходу, следуя за Римо по атомной станции.
Разговор шел на том диалекте корейского языка, на каком говорят на
северо-западе полуострова, в месте, которое Мастера Синанджу называют бухта
славы. В завершение своей тирады он еще раз повторил, что, если бы Римо
служил настоящему императору, а не этому сумасшедшему Смиту, они не
опустились бы до такого позора.
Они совершали обход объекта, а начальник службы безопасности, дамочка в
красивом костюме и модных очках и с очень изящной походкой, стояла и
наблюдала за ними. Римо не обращал на нее никакого внимания.
- О, милая леди, я вижу, вы тоже страдаете.
- Меня зовут Консуэло Боннер, - сказала женщина.
- Я начальник здешней службы безопасности, и я никакая не леди - я
женщина. А что вы двое тут делаете?
- Ш-ш, - сказал Римо. - Я думаю.
- Он не замечает вашей красоты, мадам, - сказал Чиун.
- А вы могли бы себе позволить шикать на мужчину? - спросила Консуэло
Боннер.
Ей было двадцать восемь лет, и у нее были такие красивые голубые глаза,
нежная белая кожа и черные как смоль волосы, что она без труда могла бы
стать фотомоделью, но она предпочла такую работу, где ею не могли бы
командовать мужчины.
- Нет. Если бы на вашей должности был мужчина, я бы не стал на него
шикать. Я влепил бы его в стену, - сказал Римо.
- Вы не похожи на инженеров-атомщиков, - сказала Консуэло Боннер. -
Чему равняется период размножения неравновесного нейтрона, подвергнутого
облучению электронным пучком, усиленным мощным лазером?
- Хороший вопрос, - бросил Римо.
- Отвечайте, иначе я вас арестую.
- Семь, - ответил Римо.
- Что? - изумилась Консуэло Боннер. Ответом должна была быть целая
формула.
- Двенадцать, - Римо сделал еще одну попытку.
- Это смешно, - сказала Консуэло Боннер.
- Сто двенадцать, - не унывал Римо.
Он повернулся к женщине спиной и направился дальше по коридору, оставив
задачку на потом. Он рассудил, что если ядерные отходы были похищены, то это
могли сделать только люди, имеющие специальную защитную одежду. Грабителями
должны были быть люди, хорошо знающие, как надлежит перевозить уран, тем
более в таких количествах и с подобной обстоятельностью. Следовательно, это
скорее всего должен был быть кто-то из работников отрасли, тот, кто имеет
регулярный доступ к ядерному топливу.
Женщина не отставала ни на шаг. У нее была рация, и она вызвала помощь.
Улыбаясь женщине, Чиун пытался объяснить Римо, что женщины любят обхождение.
С ними нельзя обращаться грубо, их можно лишь осыпать лепестками любезности.
Он повернулся к женщине, намереваясь продемонстрировать, как это надо
делать.
- Нежность ваших пальцев, прикасающихся к сему инструменту, не
соответствует его назначению, - сказал Чиун. - Вы вся - тысяча восторженных
рассветов, лучащихся ликованием и радостью.
- Я ни в чем не уступаю мужчинам. И я умею делать все то, что умеете
вы, позвольте вам заметить. А тем более вы, милейший, хотя вы меня даже не
слушаете, - парировала она.
- Что? - переспросил Римо.
- Я говорю, я собираюсь взять вас под арест. И я умею делать все, что
могут мужчины.
- Тогда пописайте-ка в окошко, - сказал Римо, продолжая искать
хранилище.
Теперь он сам видел, что это туалеты. К ним подходили большие трубы,
напоминающие ядерный реактор. А трубы реактора, напротив, скорее походили на
оборудование небольшой ванной комнаты. Через пару минут это заведение было
бы весьма кстати.
Консуэло Боннер предусмотрительно выжидала, пока подойдет подкрепление.
Восемь охранников. По четыре на каждого.
- Даю вам последний шанс. Вы находитесь в запретной зоне. Вы проникли
сюда при весьма подозрительных обстоятельствах, и я вынуждена просить вас
следовать за мной. Если вы откажетесь, я буду вынуждена вас задержать.
- Пописай-ка лучше в окошко, - повторил Римо.
- Что за грубости с такой милой леди, - упрекнул Чиун.
- Задержите их, - приказала Консуэло. Охранники разбились на две
группы, каждая из которых зажала нарушителя в строгом соответствии с
инструкцией, так что ему некуда было деться. Но почему-то оказалось, что
зажали они сами себя. Консуэло Боннер быстро заморгала. Ее люди прошли
подготовку в лучших полицейских школах. Она своими глазами видела их в деле.
Один даже мог сломать головой доску. Все владели боевыми искусствами, а
сейчас они набили себе шишек не хуже младенцев в манежике.
- Вперед! - рявкнула она. - Пустите в дело дубинки. Что угодно.
Стреляйте! Уйдут!
Позабыв про строгий порядок, охранники гуртом бросились вдогонку
парочке, которая с невозмутимым видом шагала по коридору.
После потасовки на ногах остались только двое, а третий признался, что
не успел даже ничего почувствовать. Нарушители продолжали удаляться.
Консуэло Боннер сняла очки. Она вознамерилась обратиться к старшему из
нарушителей. Он по крайней мере показался ей джентльменом.
- Вы, вероятно, меня не поняли. Я только забочусь о безопасности
станции.
- Ага, безопасности от расхитителей урана, - отозвался Римо.
- У вас нет доказательств. Эта станция охраняется не хуже, чем если бы
этим ведал мужчина, - заявила Консуэло.
- Именно это я и хотел сказать. Здесь черт знает что творится.
- Вы что же, считаете, что мужчины работают лучше? - спросила Консуэло.
- Мы считаем, что нам, как мужчинам, не суждено иметь детей, поэтому
приходится довольствоваться своими ограниченными возможностями, - пояснил
Чиун.
Консуэло Боннер продолжала семенить за ними по коридору.
- Если вы не инженеры, тогда кто же вы?
- Возможно, наши интересы совпадают с вашими, - сказал Римо.
- Мы пришли восславить вашу красоту, - сказал Чиун.
Римо по-корейски заметил Чиуну, что эта женщина не из тех, кто
поддается на такую бессовестную лесть. Чиун, тоже по-корейски, ответил, что
Римо ведет себя как настоящий белый. Что плохого в том, чтобы доставить
кому-то удовольствие ласковым словом? Чиун знает, что значит жить без
благодарности. Он научился этому за все те годы, что он воспитывал Римо. Но
почему должна страдать бедная женщина?
- Говорю тебе в последний раз: я не собираюсь писать, что я не белый. И
что я-де тебе солгал, и что в твоих уроках было что-то такое, что сделало
меня корейцем. Я белый. И всегда был белым. И всегда буду белым. И когда я
стану писать летопись Синанджу...
Чиун поднял руку.
- Ты напишешь, что мы всего лишь наемные охранники, а великий Дом
Синанджу, дом ассасинов всего мира, превратился в приют жалких прислужников.
- Мы спасаем страну.
- А что эта страна для тебя сделала? Чему она тебя научила? Что она
такое - твоя страна? Есть тысячи стран, и будут еще тысячи. Но Синанджу
была, есть и будет... если ты нас не подведешь.
- И я не намерен жениться ни на какой толстой уродине из Синанджу, -
добавил Римо.
Разговор шел на корейском и напоминал пулеметный огонь. Консуэло Боннер
не разобрала ни слова. Она поняла только, что они спорили. И еще она поняла,
что эти двое имеют не больше отношения к ядерной физике, чем китайский
бильярд. Было ясно, что восьмерым охранникам их не одолеть, а возможно, что
и шестнадцати тоже.
Однако Консуэло Боннер стала начальником службы безопасности ядерной
электростанции отнюдь не благодаря способности руководствоваться в своих
действиях голыми подозрениями. Она знала, что женщин принято судить строже,
чем мужчин. И сейчас она почти не сомневалась в том, что благодаря этим
двоим ей удастся вернуть пропавшее топливо, получить за это причитающуюся ей
награду и тем самым заработать еще одно очко в пользу слабого пола. Не
говоря уже о существенном продвижении по служебной лестнице.
- Я знаю, кто вы, - заявила она. - Вы никакие не инженеры. Вы из одного
из бесчисленных федеральных агентств, которые пытаются вернуть пропавшее
топливо. Я-то думала, у нас уже все перебывали. Все это проводилось втайне,
чтобы не вызвать, не дай бог, паники по поводу утечки ядерного топлива,
которого достаточно для производства нескольких десятков атомных бомб. Но я
могу вам помочь выйти на след.
Римо замер на месте и посмотрел на Чиуна. Чиун, все еще рассерженный,
отвернулся.
- Окей, - сказал Римо. - Только скажите, какой был правильный ответ на
тот вопрос, который вы мне задали и после которого догадались, что я не
атомщик? Семь? Мне почему-то кажется, что семь.
- Это формула. А зачем вам?
- Ну, вдруг меня еще кто-нибудь спросит.
Чиун медленно повернулся к молодой белой женщине, которая обещала Римо
помочь ему в его поисках. Он посмотрел на ее гладкую белую кожу и элегантный
костюм в стиле вестерн. Шлюха, подумал он.
- Хотела бы я знать, о чем вы сейчас думаете, - сказала Консуэло.
Чиун улыбнулся и потянул Римо за рукав.
Внутри у Харрисона Колдуэлла все напряглось. Ладони у него взмокли, а
во рту, наоборот, пересохло, и он уже в который раз внутренне затрепетал от
страха. Но давать слабину он не мог. С этим парнем нельзя показать не только
испуг, но и нечестность. Это был единственный человек, которому нельзя было
солгать. Или обойтись небрежно. Харрисон Колдуэлл поступил
предусмотрительно, что держал его лишь на случай чрезвычайной надобности.
Ибо родители всегда говорили ему: Деньги без клинка могут быть подарком
только тому человеку, у которого меч уже есть. И Харрисон Колдуэлл обошелся
без него, когда надо было решить вопрос с профессором, переводившим текст на
камне, и с водолазами, заснявшими камень на пленку. К услугам Франциско
Брауна Харрисон Колдуэлл прибегал только тогда, когда в этом была крайняя
нужда. Он был его последним оружием.
Харрисон Колдуэлл принадлежал к малому числу людей, которые знают, для
чего существуют наемные убийцы. Их мастерство нельзя растрачивать попусту, и
к ним нельзя относиться как к наймитам.
С мечом надо обращаться как с собственной дочерью, тогда доживешь до
глубокой старости. Это означало, что свой меч нельзя дергать по пустякам, по
всяким ерундовым поводам. Харрисон Колдуэлл не относил себя к слабонервным
мужчинам, но Франциско Браун мог любого, самого сильного человека заставить
трепетать от страха. После того, как они стали работать вместе, Колдуэлл
частенько задумывался, понимает ли Франциско сам, до какой степени он может
наводить на людей ужас. Он нашел Франциско в Барселоне, в районе порта.
Понимая, что для достижения тех высот, к которым он рвался, ему потребуется
настоящий клинок, он отправился в наиболее криминогенный район Барселоны и
стал выспрашивать, кто здесь считается самым жестоким убийцей.
Все дороги вели к одному человеку, который промышлял подпольным
опиумным бизнесом. О нем говорили, что он расправился со своими
конкурентами, одним перебив ребра, другим - проткнув легкие, третьих -
утопив, если можно так выразиться, посреди самых что ни на есть сухих
городских улиц. Харрисон Колдуэлл назначил за его убийство цену в сто тысяч
долларов. Объяснение своей прихоти он придумал следующее: он-де жаждет мести
за одного родственника, который якобы погиб из-за наркотиков. Впрочем, от
человека, готового заплатить сто тысяч долларов, никто и не требовал особых
объяснений.
Улицы Барселоны были усеяны трупами с огнестрельными ранениями и
проломленными ребрами, но претенденты все продолжали прибывать. Они ехали в
Барселону отовсюду - белые, черные, желтые, ехали, чтобы найти здесь свою
смерть. Сам же Харрисон Колдуэлл сидел в полной безопасности в роскошном
номере парижского отеля и узнавал о происходящем из газет.
Наконец, после трех недель кровопролития, наркоделец был найден в