Сартинов Евгений. Криминальный гамбит

   — Вот она.
   Невольно, по истинно мужской привычке, Астафьев сначала взглянул на тело девушки.
   «Ого! — подумал он. — Вот это да!» Сказать, что он был поражен красотой, — значит не сказать ровным счетом ничего. У Юрия даже дыхание перехватило. Но, посмотрев на лицо пациентки, Астафьев в голос ахнул и судорожно начал раскрывать свою папку. После разговора с медсестрой он ожидал увидеть какую-нибудь бомжиху, подругу так точно выписанного ею парня. Но этот безупречный девичий облик Юрий за последние дни видел не раз. Вытащив фотографию, он сравнил ее с оригиналом, потом опять перевел взгляд на тело девушки. Конечно, это белое, без кровинки лицо мало напоминало образ цветущей красавицы с фотографии, но, без сомнения, это был один и тот же человек.
   — Вот это да, — пробормотал он опять. — Где у вас телефон?
   — У меня в ординаторской, — ответил доктор.
   — Мне надо срочно позвонить. Торопливо набрав номер, Юрий сообщил:
   — Мелентьев, слушай сюда. Нашлась Ольга Орлова. Да-да, именно она, ножевое ранение и черепная травма. Давай сюда бригаду Колодникова

Глава 3

   Весть о том, что нашлась Ольга Орлова, мгновенно разнеслась по всему ГОВД.
   Ольга была не только молодой, красивой девушкой — она была победительницей первого городского конкурса красоты. Удивительно было ее исчезновение ночью, с банкета, сразу после награждения. Когда утром на следующий день лично к полковнику Фомину, начальнику ГОВД, пришли родители девушки, тот поначалу не смог сдержать ухмылки:
   — Ну что вы так волнуетесь, найдется ваша дочка, никуда не денется. Банкет затянулся, потом поехали за город, на дачу к кому-нибудь из спонсоров, например.
   — Как вы можете?! — вспыхнула от негодования мать Ольги, Анна Владимировна. — Моя дочь — приличная девушка. Она хочет закончить университет, а потом уже думать о замужестве. Если она задерживалась, то нам непременно звонила:
   «Милая, какое замужество, — ехидно подумал Фомин. — Сразу видно оторвавшуюся от жизни интеллигенцию. Твоя дочь сейчас, поди, отрабатывает свою победу в постели кого-нибудь из членов жюри».
   Родители Ольги ушли ни с чем.
   Фомину все-таки пришлось отдать приказ о розыске девушки, но она словно в воду канула. Оперативники рыскали повсюду, но безуспешно. Вопреки ожиданиям начальника ГОВД, у всех так называемых «спонсоров», в основном кавказского происхождения, Ольги не было. Обсуждая исчезновение первой красавицы на совещании с замами, Фомин удрученно заключил:
   — Намучаемся мы с этой девицей.
   Дело завертелось с невероятной быстротой, потому что сам мэр Кривова Александр Иванович Стародымов позвонил Фомину и поинтересовался ходом расследования. Волнение его можно было понять: он лично вручал награду победительнице конкурса, и сюжет этот был показан по областному телевидению.
   Мэр прекрасно представлял себе ехидные комментарии журналистов по поводу пропавшей мисс.
   В преддверии перевыборов городского головы подобная реклама ему была ни к чему. В городе его называли не мэром, а бургомистром, тем самым, видимо, стараясь придать Кривову некий европейский статус. Александр Иванович царствовал в городе уже несколько лет и в ближайшем будущем никому не собирался уступать свое кресло, поэтому и взял дело об исчезновении Ольги под личный контроль.
   Старший лейтенант Ковчугин, заместитель начальника роты патрульно-постовой службы, одним из первых узнал от дежурного, что Орлова нашлась. Он побежал в свой кабинет, схватил телефонную трубку и торопливо набрал домашний номер.
   Когда отозвался сонный женский голос, лейтенант с усмешкой начал выговаривать:
   — Все спишь? Я тут на тебя пашу как вол, а ты дрыхнешь целыми сутками.
   — Ой, не смеши, ты пашешь на меня! — насмешливо отозвалась далекая собеседница Ковчугина. — Что ты такого напахал? Опять какая-нибудь пьяная драка?
   Ковчугин сразу представил себе Ленку, как всегда, в короткой ночнушке, ее потрясающие ножки, и ему нестерпимо захотелось домой. Елена и Ковчугин не торопились узаконивать свои отношения, считая, что два года добровольной совместной жизни значат гораздо больше, чем какой-то штамп в паспорте.
   Михаил продолжал интриговать свою подругу:
   — Нет, в этот раз кое-что поинтереснее.
   Сделав паузу, Ковчугин торжественно закончил:
   — Орлова нашлась.
   — Что, труп? — спросила Ленка, и Михаил услышал в трубке ее возбужденное дыхание.
   Он невольно улыбнулся, хорошо зная свою подругу, — для нее это сообщение прозвучало как выстрел стартового пистолета для спринтера.
   — А вот и нет. Жива, но ранена и без сознания.
   — Где же она была и что с ней произошло?
   — Больше ничего не знаю. Остальное — твоя забота. Ну как, не зря я тебя пробудил?
   — Молоток! — чмокнув микрофон, Ленка бросила трубку и начала торопливо одеваться. Всю свою сознательную жизнь двадцатичетырехлетняя Елена Брошина посвятила журналистике. Лет с тринадцати начала писать в местную газету, потом закончила институт и стала работать корреспондентом, подвизаясь сразу в нескольких областных газетах, а с прошлого года и на телевидении. Именно она снимала первый кривовский конкурс красоты для областной телекомпании «Скат», а потом и репортажи об исчезновении Орловой с собственными острыми комментариями.
   Через полчаса после звонка она уже находилась в приемном покое больницы и моментально умудрилась взять интервью у того же самого доктора Аркадия Михайловича.
   В тот же вечер репортаж Брошиной вышел в эфир, но в самом Кривове его мало кто видел. За пять минут до его начала в большей части города вырубился свет.
   Гораздо больший эффект вызвала небольшая заметка Елены в местной газете, поступившей в продажу следующим утром.
   Случайно ее прочитал Шурик, «доставивший» Орлову к Бурлаку. Решив поправить здоровье пивком, он разложил на столе первую попавшуюся газету с целью почистить на ней тарань и глазами машинально уперся в заголовок «Криминальные новости». Сообщения о взломанных гаражах и срезанных проводах не вызвали у него интереса, но самый большой сюжет колонки заставил его буквально подпрыгнуть на месте. Коротко выругавшись, он спросил вошедшую на кухню мать:
   — Мать, это за какое число газета?
   — Эта? Да это же новая совсем, сегодняшняя! Ты что это устроился тут со своей воблой, мы ее еще не читали! Отец ругаться будет…
   Она продолжала что-то ворчать, а Шурик уже рванул в свою комнату, прихватив телефон на длинном шнуре. Пару минут он не решался набрать номер, но потом все-таки начал крутить диск, потея от накатившего ужаса.
   Не только понедельник, но и вторник оказался для Астафьева днем тяжелым.
   Нет, похмельный синдром на этот раз не мучил лейтенанта. Случилась большая неприятность: на работу вышел его непосредственный начальник, майор Мазуров.
   Вчерашний разговор на повышенных тонах с главврачом отделения о нарушении режима не прошел даром, конфликт разрастался как снежный ком, и Мазурова выписали. Ивана Михайловича это нисколько не огорчило, а, наоборот, обрадовало.
   Язва его окончательно успокоилась, так что в семь утра он был на боевом посту, а ровно в восемь начал разнос своему подчиненному.
   — Так, и это все? — спросил он, поднимая тоненькую папку с делом Орловой.
   — А что, разве мало? — искренне удивился Астафьев.
   — Мало. Ты не сделал и половины положенной работы.
   — Как это?
   — А вот так! Ты опросил одну медсестру, а где остальные, кто дежурил, когда поступила Орлова, врачи, санитары? Важна любая информация, и ты это прекрасно знаешь!
   — Но их уже не было.
   — Что они, померли, что ли? Надо было взять телефоны, адреса, опросить, может, кто-то знает этого парня, который привез Орлову.
   — Поднимать людей после ночного дежурства?
   — Ну и что?! Работа у тебя такая.
   — Да она придет в себя и сама все расскажет! — возмутился Астафьев.
   — А если не придет?
   — Врач говорит, что они надеются…
   — Врач! А если он такой же врач, как ты опер?
   Астафьев помрачнел, предчувствуя продолжение разноса.
   Вместе они работали два года, и все это время Мазуров постоянно пенял лейтенанту, что тот халтурно относится к своей работе. Оба они занимались поисками пропавших без вести людей и укрывающихся от правосудия нарушителей закона. Сам майор отличался редкой въедливостью и был из племени трудоголиков.
   На работу он приходил чуть свет, а дома появлялся лишь поздним вечером.
   Астафьев же четко соблюдал трудовое законодательство: от и до. Мазуров признавал его ум, энергию, умение вывести людей на откровенность, но кроме этого требовал полной самоотдачи. Начальник забывал, что лейтенант молод и, кроме работы, у него существует еще и бурная личная жизнь. Большой поклонник женского пола, Юрий постоянно заводил скоротечные и фатально невезучие романы.
   Такими они были по причине удивительного умения лейтенанта «западать» на замужних женщин…
   Как и предполагал Астафьев, разнос продолжался.
   — Ты даже не выяснил, как Орлова попала в больницу. Что, этот бомж в автобусе ее вез? Или на руках по городу тащил? Была машина, я уверен. Эту версию ты совсем не отработал.
   Наконец Астафьеву удалось вставить слово:
   — Иван Михайлович! Но я же бригаду в больницу вызвал, Колодникова с его орлами. Вычислил он машину, вы правы: кто-то из приемного курил на улице и видел, как мужик этот с Орловой из старенького «Москвича» вылез, четыреста двенадцатого. Таких в городе единицы, а может, вообще одна. Водилу найти элементарно.
   — Ну вот видишь! А сам что не подключился? Знаешь ведь, людей мало.
   — Иван Михайлович! У меня на десять была назначена встреча в морге с родственниками Перфилова.
   — Ну и что? Опознали? — тотчас же заинтересовался Мазуров.
   — Да вроде бы.
   — Что значит вроде бы? — возмутился майор. — Вроде бы у нас не считается.
   Либо опознали, либо нет!
   — Ага, Мамонтову тоже вон опознали, — ухмыльнулся Юрий.
   Зимой у Мазурова произошла неприятная история, связанная с розыском пропавшей девушки по фамилии Мамонтова. Через месяц после ее исчезновения в лесопосадке нашли труп, пригласили близких родственников, и те дружно опознали в убитой сестру и дочь. После похорон те же родственнички, все как на подбор склонные к злоупотреблению спиртным, мирно сидели за поминальным столом, когда открылась дверь, и живая и невредимая, только очень пьяная Лена Мамонтова ввалилась в дом. Увидев обильный стол, она закричала во всю глотку:
   — Что, с-суки, опять без меня пьете?!
   Одного из сидевших за столом хватила кондрашка, трое свалились в обморок.
   А «воскресшая» прорвалась к столу и налила себе полновесный штрафной стакан водки.
   Операм же светила жуткая процедура с эксгумацией трупа, многочисленные экспертизы по установлению личности. Начальство устроило нешуточный разбор, а коллеги с удовольствием пересказывали о явлении «усопшей» на собственные поминки.
   — С Мамонтовой это недоразумение, — поморщился майор и быстро перевел разговор. — Рассказывай, что с Перфиловым?
   — Там трудно уже что-то понять — всю зиму под снегом. Мы пока его откопали в куче трупов, измучились.
   Мазуров кивнул. Об особенностях хранения невостребованных трупов в кривовском морге он знал не понаслышке. Не проходило и недели, чтобы ему точно так же не приходилось копаться в куче смерзшихся, весьма несимпатичных жмуриков.
   — На нем еще четверо лежало, — продолжал лейтенант. — Сын его — инвалид однорукий, сестра за сердце хватается. Хорошо хоть брат Перфилова здоровый, пришел, помог, правда, пьяный, как обычно. Распознали ботинки, по ним и выдернули.
   — Что, кроме ботинок, сходится?
   — Все до мелочей. Татуировка на руке, якорь с именем «Саша», отсутствие трех передних зубов.
   — Ну, слава богу, можем считать, что это дело свалили, одна «палка» у нас за этот месяц есть.
   «Палками» на местном милицейском жаргоне называлось успешно законченное и переданное в суд дело.
   — А потом Мамонов меня отозвал, — продолжал Астафьев. — Велел заниматься похоронами Петренко.
   — Когда, кстати, его?
   — Сегодня, в два.
   — Да, жалко Иваныча. Какой был оперативник, ты не представляешь. Двух лет на пенсии не протянул. Надо бы заехать проститься. Значит, по «Москвичу»
   Колодников работать будет? Это хорошо, Андрей мужик цепкий. А тебе придется тогда еще раз в больничку слетать. Оперативку из области проверить по одному типу. Вдруг сойдется?
   — Ладно, съезжу. — Астафьев спешно покинул кабинет.
   В это время в кривовской больнице случилось еще одно чрезвычайное происшествие.
   Капитан Мелешкин, участковый центрального района, выполнял свои рутинные обязанности, допрашивая пострадавшего в драке мужичка. Дело было простое и ясное: поссорились два соседа, начали драться, а этот чудак кинулся их разнимать. Как обычно бывает в таких случаях, миротворцу досталось больше всех.
   Драчуны отделались синяками и ссадинами, а разнимавшего их мужика с сотрясением мозга поместили в нейротравму, в палату с такими же, как и он, «головастиками».
   Закончив все формальности, Мелешкин уже собирался покинуть палату, когда из коридора донесся шум: требовательный женский голос переходил-на крик.
   Открыв дверь, капитан увидел странную сцену: растрепанная медсестра буквально висела на руке у высокого худого парня в кожаной куртке, пытаясь задержать его, но тот, выкручиваясь, упорно пробивался вперед.
   — Куда?! Нельзя без халата!
   — Да пошла ты!.. — В доли секунды странный посетитель свободной рукой ударил медсестру, но попал куда-то в плечо. И занес руку для повторного, более прицельного удара.
   Этого Мелешкин допустить не мог. Он подскочил к хулигану, намереваясь перехватить руку. С плеч участкового упал накинутый белый халат, до этого прикрывавший милицейскую форму. В этот момент произошло нечто еще более неожиданное: парень остановился и замер. Лицо его исказила гримаса ненависти, а в руке щелкнуло выкидное лезвие ножа. Прежде чем капитан успел хоть что-то понять, острая боль пронзила его. Захрипев, участковый опустился на пол, а убийца быстро вытащил из тела милиционера нож, с силой отшвырнул медсестру и помчался к выходу.
   Через три минуты Мелешкин лежал на операционном столе, а через четыре часа, когда схлынула пелена наркоза, в палату вошел мужчина лет сорока с тонкой щеточкой усов.

Глава 4

   Старший оперуполномоченный уголовного розыска майор Андрей Викторович Колодников не впечатлял своими габаритами. Невысокого роста, да еще сутулившийся, с лицом, выдававшим поклонника Бахуса, он тем не менее считался лучшим оперативником города. Фанатизм и преданность делу с лихвой покрывали все недостатки майора. В данный момент Колодников временно исполнял обязанности начальника УТРО, пока тот пребывал в очередном отпуске.
   — Алексей, Лешка! Слышишь меня? — наклоняясь над Мелешкиным, хрипловатым, прокуренным голосом уже в третий раз повторил он.
   — Что? — с трудом раскрывая глаза, отозвался участковый.
   — Кто это был? За что он тебя?
   — Не знаю… вроде видел его раньше, но никак не вспомню…
   Колодников с досадой поморщился. Перепуганная медсестра не запомнила лицо бандита, да и остальные свидетели припоминали самые общие приметы: высокий рост, худобу, одному бросились в глаза многочисленные синие наколки на пальцах, так называемые «перстни», второму — чересчур короткие волосы. Ни по одной фотографии «спецконтингента» из картотеки ГОВД тот парень не был опознан. По показаниям тех же свидетелей, он, выскочив из здания больницы, перебежал улицу, прыгнул в синюю «десятку» и уехал. Номер машины, естественно, никто не заметил.
   Задержать убийцу по цвету и марке машины было практически невозможно. В Кривове многие предпочитали при первой возможности пересесть на «десятку», в том числе и бандиты. Проверку машин Колодников не исключал, хотя и понимал, что поиск в этом направлении будет длительным. Раздался слабый голос Мелешкина:
   — По-моему… он был обколотый.
   — Точно?
   — Да… и хорошо обколотый. Глаз у меня наметанный.
   Чуть помолчав, капитан добавил:
   — Это кто-то из старых клиентов. Только никак не вспомню кто… но точно не по моему участку.
   Участковым Мелешкин служил двенадцать лет, и его словам Колодников полностью доверял.
   — Может, кто вернулся из старичков… слишком он худой… как с зоны…
   — Ладно, Алексей, поправляйся.
   В коридоре Колодников столкнулся лицом к лицу с заведующим хирургическим отделением Арсением Топляковым. Лучший хирург города выглядел усталым: после Мелешкина он провел еще одну сложную операцию.
   — Ну, как ваш товарищ? — спросил хирург.
   — Да вроде все нормально.
   — Ему повезло: чуть повыше, и задел бы сердце.
   Они вышли на лестничную площадку, и оба автоматически закурили. Топляков прищурился, потер висок и сказал:
   — Знаете, что меня удивило? Точно такую же рану я видел во время обхода у той девушки, Орловой.
   — Что значит точно такую же? — удивился Колодников.
   — Узкое лезвие, удар в область сердца. Специфический след.
   В голове майора что-то словно щелкнуло.
   — Постойте, а где он нашего капитана поранил?
   — Около восьмой палаты.
   Выкинув только что прикуренную сигарету, Колодников рванулся обратно в отделение. Вслед за ним последовал и удивленный хирург.
   — Здесь? — спросил он в конце коридора. За палатой номер восемь была металлическая перегородка с дверью без надписей и цифр.
   — Да.
   — А дальше у вас реанимация, — Андрей ткнул пальцем в дверь без номера.
   — Именно так.
   — И там лежит Орлова?
   — Естественно.
   — …Кое-что становится ясным. Орлова подключена к стационарным аппаратам?
   — Насколько мне известно, основные реанимационные процедуры уже проведены.
   Но она по-прежнему в коме, возможно, последствия шока, поскольку серьезных черепно-мозговых травм нет.
   — Срочно нужна отдельная палата, желательно на другом этаже. Найдете?
   — Поищем, — не удивился Топляков.
   — Надо перевести туда Орлову, и мы выставим охрану.
   — Вы думаете, этот парень прорывался к ней?
   — Получается, что к ней.
   Не прошло и получаса, а Ольга Орлова уже лежала этажом выше, в травматологии, в небольшой одноместной палате. Колодников давал подробнейший инструктаж ее родителям.
   — Вы будете здесь постоянно?
   — Да, конечно, — сказала Анна Владимировна.
   — Все должно быть под вашим контролем: лекарства, шприцы…
   Орловых слова майора напугали.
   — Это так серьезно? — спросил отец.
   — Более чем. Охрану я пришлю как можно быстрей, — в этот момент оперативник увидел в коридоре знакомую долговязую фигуру Астафьева. Как вовремя! — Юрий! Ты что тут делаешь? — спросил Колодников, пожимая руку лейтенанту и отводя его в сторону.
   — Да одного типчика навещал в третьей палате. Три дня назад проломили ему черепок, с тех пор не помнит, кто он и откуда. Документов нет, а тут как раз оперативка о пропаже одного мужика из Железногорска.
   — Ну и как? Он?
   Астафьев махнул рукой:
   — Ничего похожего. Расхождения по всем параметрам. Возраст только сходится.
   — Ты с ним закончил?
   — Да.
   — Ничего срочного пока нет?
   Юрий пожал плечами:
   — Не знаю пока. Смотря что там мне Михалыч приготовил.
   — Слушай, шпалер при тебе?
   Астафьев отрицательно покачал головой.
   — Как вы так можете, не понимаю? Во всем городе, наверное, только я и Михалыч таскаем с собой пушку.
   — Да жарко же с ней! — возмутился Юрий. — Тут в рубашке потеешь, как собака, а еще эту сбрую надевать.
   Майор расстегнул китель, и Астафьев сразу заметил коричневую кобуру со знакомой рукоятью пистолета Макарова. Но из поясной кобуры Колодников неожиданно вытащил на свет божий еще один пистолет, по виду точно такой же пээм.
   — На вот тебе по бедности во временное пользование.
   — Газовый? — разочарованно спросил Астафьев, заглянув в ствол оружия.
   — У тебя вообще никакого не было, жарко, видите ли, ему! А теперь хочешь, чтобы я тебе свой табельный отдал? Перебьешься.
   — Слушай, а что случилось? — спросил лейтенант, с недоумением глядя на майора.
   — Юр, тебе ставится простая и ясная задача. Садишься у дверей этой палаты и головой отвечаешь за пациентку.
   — Это за кого еще?
   — За свою крестницу, Орлову. Ее попытались убить, но по пути подвернулся Мелешкин и поронули его.
   Астафьев присвистнул, а Колодников продолжал:
   — Парень тот рвался в реанимацию, и ножичек у него был точно такой же, каким пырнули девицу.
   — И долго мне здесь торчать?
   — Пока не пришлю смену. Я сейчас сгоняю в управление, выбью пару орлов для охраны, как минимум, через два часа тебя сменят.
   — Точно?
   Колодников принял обиженный вид.
   — Ты что, меня не знаешь?
   — Слушай, — умоляюще прижал руки к груди Юрий. — Мне в девять как штык надо будет отсюда слинять!
   — В девять?! Смеешься?! — возмутился Колодников. — В восемь будешь свободен, как фанера в полете. По рукам?
   — Ну ладно, уговорил, — нехотя согласился Астафьев.
   Они хлопнули друг друга по рукам, и оперативник своей семенящей походочкой заспешил к выходу, а поскучневший лейтенант тяжело вздохнул, сунул пистолет за пояс и шагнул в палату, на ходу придав лицу предельно вежливое выражение.
   На свидание в тот вечер Астафьев так и не попал. Как это обычно бывает, Колодников столкнулся с массой неожиданных проблем. Ни Фомина, ни его заместителей на месте не было. После похорон Петренко все они, как подозревал Колодников, находились на даче одного из замов, подполковника Мамонова, — поминали покойного. Дежурный по городу наотрез отказался давать людей для охраны Орловой, сославшись на нехватку милиционеров.
   — Сейчас пора отпусков, сам знаешь. Лишних нет.
   — Ты что, не понимаешь, насколько это серьезно? — настаивал Колодников. — Может, снять пару бойцов с дежурства?
   — Андрей, я все понимаю, но на это должен быть приказ кого-то из замов или командира роты. Лично у меня никого нет. Семеро в Чечне… Знаешь, сколько штыков сегодня вышло у меня на разводе?
   — И сколько?
   — Семь.
   — А остальные где? — ошеломленно спросил Колодников.
   — Остальные протирают штаны в избирательных участках, охраняют эти долбаные бумажки!
   — Бюллетени?
   — Ну да.
   — Дурдом! — вздохнул Андрей. — Да, было в России две напасти: дураки и дороги, теперь стало три, еще и выборы добавились. Кого бы мне поискать?
   — Ну, хотя бы Звонковича.
   — Где он, не знаешь?
   — Тут был, посмотри в кабинете. В кабинете Звонковича не было, и Колодников отправился в путешествие по коридорам родного управления, толкаясь во все двери. Большая часть комнат была закрыта, в остальных Звонковича либо не было, либо был, но ушел. Толкнув одну из дверей и убедившись, что она закрыта, майор хотел идти дальше, но, услышав неясный шум, остановился. Казалось, что в кабинете гудит растревоженный пчелиный улей, сопровождающийся легким позвякиванием стекла. В этом кабинете размещались районные участковые. Андрей осторожно постучал, и тут же пчелиный рой затих. Усмехнувшись, он постучал еще раз. Отчетливо стали слышны приглушенные переговоры. Наконец дверь приоткрылась, и в проеме показалось круглое лицо участкового, капитана Фортуны.
   Обычно добродушное, сейчас оно выглядело испуганным, но, увидев майора, участковый облегченно вздохнул:
   — Фу, блин, это ты, Андрюха. А мы уж думали, снова Мамонов шмонает.
   — А что, было? — удивился Андрей.
   — Ты что, на прошлой неделе знаешь, как нам всем тут пистон вставил? До сих пор враскорячку ходим. Заходи.
   В небольшом, три на четыре, кабинете было накурено и многолюдно. Кроме Фортуны там разместились еще участковые — Мысин, Березин и Панченко и майор Мазуров. Все приветствовали Колодникова со вздохом облегчения.
   — Как вас Мамонов запугал, — съехидничал майор, по очереди пожимая присутствующим руки.
   — Ты чего, знаешь, как лютует? — продолжал Фортуна, усаживаясь за стол.
   Капитан был чистокровным молдаванином, но семья его давно жила в Кривове, и будущий участковый родился здесь. По-молдавски он не знал ни слова, но любил козырять своим происхождением и даже получил кличку Молдован. — Как у Фомина начало пошаливать сердечко, Мамонов спит и видит себя на его месте.
   Здороваясь, Колодников задержал руку Мазурова:
   — Как здоровьишко, Михалыч?
   — Твоими молитвами. Подлечили немного.
   — Ты бы пока воздержался, — опер кивнул на стол, где красовалась уже початая бутылка водки.
   — Да ты чего, Андрей! Я даже не пригубил. Сижу, разговариваю просто.
   Фортуна уже протягивал Колодникову полную рюмку.
   — На, Андрей, помяни Иваныча.
   От подобного предложения отказаться было нельзя.
   — Давай, хороший был опер, настоящий волкодав.
   Колодников закусил бледной сосиской из вакуумной упаковки и спросил у присутствующих: