— Ой, Юрочка, даже не знаю!
   — В чем дело? — встревожился лейтенант.
   — Ресницы у моей девочки задрожали, как будто глаза открыть хочет, я — бегом за врачами.
   — И что врачи?
   — Не знаю, они сейчас совещаются. Меня не пускают.
   Астафьев тихо вошел в палату. У кровати Ольги стояли два врача, один из них был знакомый Астафьеву Сударушкин. Лишь взглянув на девушку, Юрий понял, что она пришла в сознание: глаза ее были открыты, но выражение их было крайне испуганное, дыхание прерывистое.
   — Здравствуйте. Что случилось? — обратился лейтенант к Сударушкину — Не знаю, обрадую вас или огорчу: Орлова пришла в сознание, но у нее практически полная амнезия. Она ничего не помнит и поэтому напугана этим до предела, — ответил Сударушкин, отводя Астафьева в сторону.
   — Это надолго? Амнезия?..
   — На этот вопрос вам никто не ответит. Амнезия — непрогнозируемое состояние. Были случаи, когда память к больным вообще не возвращалась. Или возвращалась частично. В данном случае это последствие сильного удара по голове.
   Но Юрия интересовала одно.
   — Значит, в ближайшее время рассчитывать на показания Орловой нельзя? — все-таки переспросил он.
   — Я все объяснил. Девушка перенесла нервный стресс, и даже если бы к ней вернулась память, я вряд ли позволил бы вам сразу беседовать на тяжелую для нее тему. Сейчас ей необходим покой.
   — Доктор, я вас очень прошу, если к Орловой вернется память, хотя бы сообщите нам.
   — Хорошо, — согласился Сударушкин. — Но повторяю, это может произойти и не скоро.
   В палату внесли штатив для капельницы. Пока мед сестра устанавливала систему, Астафьев отвел Сударушкина к окну.
   — Вам насчет Ольги из нашего ведомства сегодня еще не звонили?
   — Пока нет.
   — Если позвонят, скажите то же, что и мне, но поменьше оптимизма. Для ее же пользы.
   Доктор с удивлением посмотрел на лейтенанта.
   — Тайны мадридского двора?
   — Есть некоторые сложности, — признался Юрий.
   — Хорошо, нет проблем. Сделаем в лучшем виде, — заверил доктор.
   В коридоре Астафьев покосился на сидевших на диванчике двух милиционеров.
   Один из них, позевывая, листал журнал, второй заигрывал с хорошенькой медсестрой. Никто из них не обратил внимания на то, что кто-то вышел из палаты.
   — Охрана, язви тебя! — пробормотал Астафьев, но одергивать бойцов не стал.
   Больше всего Юрий рассчитывал как раз не на них, а на родителей Ольги. Эти же двое перед дверью должны сдерживать убийц самим фактом своего присутствия. "Да, — размышлял он, — вроде бы есть главный свидетель, а в то же время и нет.
   Рассчитывать на Орлову пока нельзя".
* * *
   Как и было задумано по плану, лейтенант отправился по адресам участников банкета. Сначала он решили опросить второстепенных лиц: официантов, поваров, администраторов. Увы, это ничего не дало. Работников сферы обслуживания интересовало только одно: как побольше урвать для себя с банкетного стола.
   Гораздо больше дали показания личного шофера самого Стародымова.
   Астафьев застал его в гараже рядом с мэрией. Мужчина лет сорока пяти неторопливо, копался в моторе черной «Волги», но охотно оторвался от своего занятия для разговора с оперативником. Себя он попросил называть просто Иваном.
   В тот памятный вечер он находился при машине и поневоле видел всех выходящих на крыльцо ресторана покурить.
   — В синем платье, говоришь? С блестками? — переспросил он Астафьева. — И на голове такая вроде как башня? Видел, как же. Она из девиц, наверное, единственная не курила.
   — Откуда вы знаете?
   — Да другие постоянно выскакивали из ресторана посмолить, а ее я один раз только и видел. Она вышла из ресторана и пошла по аллее.
   — Одна?
   Иван ненадолго задумался.
   — Сначала с ней была еще одна деваха, тоже хорошенькая, в серебристом таком платье, волосы распущены. Она, по-моему, не хотела, чтобы та, в синем, уходила. За руки ее все хватала, тянула за собой… Поддатенькая она хорошо была, это точно.
   — Кто поддатенькая? — не понял Юрий. — В синем платье или в серебристом?
   — В серебристом, а про ту ничего такого сказать не могу.
   — Она в какую сторону пошла? По аллее в сторону памятника или в противоположную?
   — В противоположную.
   «В сторону дома», — подумал Юрий.
   — А что было потом? — спросил он водителя.
   — В смысле?
   — Ну, были потом еще какие-нибудь приметные события. Драки, шум?
   Шофер пожал плечами:
   — Да нет. Вскоре после этого все начали разъезжаться. Меня тоже попросили отвезти какую-то компанию, потом шефа отвез.
   — А какая машина уехала первая, не припомните?
   Теперь водила задумался надолго.
   — Кажется, серебристый джип «чероки», — неуверенно сказал он.
   — Спасибо.
   — Не за что.
   Юрий отправился в управление, размышляя обо всем услышанном, но метров через сто его догнала знакомая «Волга».
   — Вам в какую сторону? — спросил Иван, высовываясь в окошко.
   — А вы куда едете?
   — Я в больницу, там мать нашего мэра на приеме, надо ее отвезти домой.
   «Ну, это судьба, — подумал Юрий, усаживаясь в машину. — В больницу так в больницу».
   Они долетели минут за пять, а на прощание Иван порадовал лейтенанта еще одной интересной информацией:
   — Да, про ту машину…
   — Про какую? — не сразу сообразил Астафьев, углубившийся в свои мысли.
   — Ну, которая уехала первой, джип. Я вспомнил, мы пока стояли там, разглядывали ее. Мужики говорили, что в ней раскатывает Гусев.
   — Тот самый? Вадик?
   — Да.
   Гусев был одним из местных крупных мафиози, правой рукой самого Антонова.
   Последние годы он подвизался на ниве бизнеса и. спокойно писал на своих визитках: "Вадим Александрович Гусев. Президент компании «Арктур-эст».
   В больнице Юрий накинул на плечи белый халат и поспешил в знакомую палату.
   У постели Ольги неподвижно, уйдя в свои мысли, сидела мать девушки.
   «Когда она спит?» — подумал лейтенант, и ему стало жалко эту рано постаревшую женщину, так непохожую на свою красавицу дочь.
   — Анна Владимировна, — позвал Юрий.
   — А, это ты, Юрочка? — вздрогнула от неожиданности женщина.
   — Ну, как дела?
   — Не знаю. Спит Олечка. А глаза открывает и меня не узнает, разговаривает, как с чужой, но врачи говорят, что все будет хорошо, и она обязательно все вспомнит. А мне как-то не по себе.
   Дыхание девушки было спокойным и ровным, она смотрела свои хрустальные девичьи сны.
   — Анна Владимировна, скажите, вы не помните, кто из девушек в тот вечер был в серебристом платье и с распущенными волосами?
   — Ой, их так много было, а я, знаете ли, смотрела только на Ольгу. А что, это важно?
   — Да. Нашелся один свидетель, который видел, как эта девушка провожала Ольгу, говорят, она даже не хотела ее отпускать с банкета.
   — А, вспомнила! В серебристом платье была Света Самойленко.
   — Это точно?
   — Она одноклассница Ольги, именно она подбила дочку участвовать в этом проклятом конкурсе. С месяц нас уговаривала, не могу, говорила, одна идти, стесняюсь. А вдвоем будет легче. Они ведь, Самойленко, побогаче нас живут, он там в администрации работает, что-то с культурой связано. И платье это самое синее Света нам одолжила, свое выпускное. Фигуры у них почти одинаковые, они раньше вообще как две сестры были, только Света черненькая, брюнетка, а Оленька блондинка. Пять лет в школе неразлучны были, это потом они в разные институты поступили. Света училась похуже, так что она сейчас в институте учится, педагогическом, а Оленька…
   «Ну, это мне ни к чему, это мы знаем», — подумал Юрий, чувствуя, что Анну Владимировну теперь будет трудно остановить.
   — И какое она заняла место? — торопливо спросил он.
   — Света?
   — Да.
   — Второе!
   — А вы знаете, где она живет?
   — Ну, как же! Недалеко от нас, буквально через дорогу. Пархоменко десять, квартира четыре.
   — Хорошо, большое спасибо.
   Юрий уже поднялся, чтобы уйти, но замешкался. Он целиком включился в расследование этого дела и хотел знать мельчайшие подробности того рокового дня.
   — Скажите, Анна Владимировна, а как получилось, что вы ушли с банкета, не дождавшись дочери? — спросил он.
   Лицо женщины приобрело несчастное выражение.
   — Андрей у меня дорвался до бесплатной выпивки и так накачался, что я от стыда решила отвести его домой. Если б знать, что все будет вот так…

Глава 10

   Чтобы посетить загадочную Светочку Самойленко, Астафьеву надо было ехать в центр, в сторону родного ГОВД. Ему повезло со средствами передвижения — его подбросил встретившийся случайно в больнице сосед по лестничной клетке. Чуть подумав, Юрий решил зайти на работу, вдруг что-нибудь изменилось в раскладе сил. Новости оказались неутешительными.
   В кабинете он застал Мазурова, тот стоял у окна с сигаретой. Это был плохой знак, в больнице майор бросил курить, и только что-то чрезвычайное могло заставить его снова взяться за узаконенную Минздравом отраву.
   — Бычка привезли, — сразу оповестил он Астафьева.
   — Давно?
   — С полчаса назад. Допрашивают в ИВС. Там и Мамонов, и Касьянов, сейчас смотрю, и Жучихин туда пробежал.
   Юрий покачал головой. Василий Иванович Жучихин был не только личным шофером Мамонова, но по совместительству и денщиком и адъютантом, служил подполковнику верой и правдой. Среднего роста, прапорщик обладал невероятной физической силой. В молодости он занимался тяжелой атлетикой, и это отложило отпечаток на его облик — голова, казалось, лежала на плечах, шея как бы вообще отсутствовала.. Сам же прапорщик был далеко не прост: темные, с татарской раскосостью хитрованские глаза с лихвой выдавали его натуру. Мамонов заметил его лет пятнадцать назад, тогда Жучихин был обычным шофером, да и сам Мамонов пахал в УГРО простым опером. Но что-то тогда рассмотрел в нем будущий подполковник и волок за собой всю службу, выпрашивая у начальства лычки и звездочки для своего любимца. Он не раз жалел, что Жучихин не имеет соответствующего образования, тогда сделал бы для него и офицерское звание.
   Несколько раз шофер спасал своего начальника при задержаниях и однажды даже прикрыл Мамонова своим телом, получив удар ножом в бедро.
   Но особенно ценен был Василий Иванович при допросах. Тактика «прессования» подозреваемых была известна давно, сам Мазуров не раз применял запрещенные методы, если знал — перед ним стопроцентный убийца. Порой приходилось пускать в ход и руки, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творил на допросах Жучихин. Мазуров ругался с Мамоновым по этому поводу еще в бытность обоих капитанами, после этого Мамонов начал вести допросы подозреваемых за закрытыми дверями, на пару с Жучихиным. Странно, при этом прапорщик не был садистом, наоборот, в повседневной жизни слыл добродушным и даже добрым человеком. Ответ был прост — он все привык делать хорошо, в том числе и «работу» с подозреваемыми.
   — А еще знаешь, какая есть неприятная новость? — сказал майор. — У Афонькина нашли пистолет.
   — Как это? — не понял Юрий.
   — Так это. Обыск проходил под личным руководством Мамонова и этого его варнака, Касьянова. Где-то на кухне, на полочке за кастрюлями и нашли.
   — А точно тот?
   Мазуров кивнул:
   — Уверен. Иначе бы Мамонов не отправил его срочно на баллистическую экспертизу.
   — А колодниковская «купальщица»?
   Майор ухмыльнулся:
   — Пришлось тоже отправить. Все отправили: и кровь с ковра, и по Бурлаку.
   Ну, а что у тебя?
   Астафьев коротко рассказал о своих успехах.
   — Это интересно, — оживился Мазуров. — До дома Орловых там метров триста.
   Ее могли перехватить только те, с серебристого джипа. А с этой Светой надо бы встретиться.
   — Я сейчас к ней собираюсь.
   — Ты обедал?
   — Нет.
   — Я тоже. Сходить перекусить, что ли?
   Но в этот момент открылась дверь и в кабинет вошел возбужденный Колодников.
   — Кажется, я вычислил, кто ту бабу в колодец запрятал! — с ходу информировал он.
   — Кто?
   — Некто Засыпкин, Николай Федорович. Дважды судимый, наркоман. Дом его буквально в ста метрах от колодца.
   — С чего ты взял, что именно он?
   — Сейчас, — сказал Андрей и, налив из графина стакан воды, залпом осушил его. — Жарища, — пожаловался он. — Мозги аж кипят. Так вот! Его сожительница, некто Валя Игошина, сидела в свое время также за наркоту. Соседи припомнили, что как раз в ноябре, когда закрыли этот колодец, оба исчезли из города. Не было их месяца три, потом появилась сначала она, а вскоре и он. Но самое главное, — Колодников торжественно поднял палец, — Я, кажется, вычислил и саму жертву.
   Глаза Мазурова заблестели не меньше, чем у торжествующего Андрея. Он всегда восхищался четкой, красивой работой и радовался так, как будто провел ее сам.
   — Ну, давай, доказывай, пока не верю, — поторопил он Андрея.
   — Слушайте. В ноябре прошлого года прошла оперативка о некоей Варваре Пыршевой, пятьдесят второго года рождения, воровке на доверии. За ней числилось несколько эпизодов, довольно типичных: подходят на улице к детям и начинают рассказывать, что с их родителями произойдет что-то страшное, если не снять с них порчу, узнают, есть ли кто дома, и таким образом проникают в квартиру.
   — Ну-ну!
   — Последний раз она хапнула приличную сумму в долларах плюс золото. Не знаю уж почему, но она там сильно наследила, в квартире повсюду ее пальчики, искала на совесть. По ним Пыршеву и вычислили, но найти не смогли — исчезла.
   Все приметы с моей «купальщицей» сходятся: возраст, рост, комплекция, а самое главное — татуировка, роза на плече.
   — Но почему ты решил, что ее запорола именно эта парочка? — не выдержал Астафьев.
   — Эта самая Валя Игошина сидела в зоне в одно время с Пыршевой. Я позвонил туда, благо это у нас в области. «Кум» покопался в архивах и подтвердил, что они даже были большими подругами. Похоже, Валя была личной «коблихой» Паршевой.
   — Чем? — не понял Юрий.
   — Ну, любовницей Пыршевой, удовлетворяла ее, — пояснил Мазуров.
   — Так что приехать к ней Пыршева вполне могла, к примеру, поняла, что наследила, и решила на время лечь на дно.
   — И легла в колодец, — хмыкнул Мазуров.
   — Но зачем лучшей подруге ее убивать? — усомнился Астафьев.
   — Ну Юра, — Колодников развел руками. — Ты что, не знаешь наркоманов? У той же на руках был хорошие деньги, не считая золота! Полгода можно колоться, если не больше.
   — Что дальше будешь делать? — спросил Мазуров.
   — Надо подумать. Экспертизу бы провести…
   — Мамонов уже отправил.
   — Как?! — удивился Колодников. — Когда?
   — Сегодня.
   Мазуров рассказал оперативнику все происшедшее в этот день, и радостное возбуждение майора сошло на нет. Он выругался.
   — Козлы! Боюсь, обломают они Свинореза. Пару дней подержат без дозы, а потом он все что надо подпишет. Значит, все-таки они валят все на этих троих, — сказал Колодников.
   — На кого?
   — Ну, Бурлака, Свинореза и Афонькина.
   — На пятерых, Андрюша, — поправил Мазуров. — Приплели сюда и экскаваторщика — уже сидит в ИВС, а кроме того, хотят притянуть на цугундер и рыбака на синем «Москвиче». Будет у них за «шмаровоза».
   — Хреново, — подвел итог Андрей.
   — Да уж, хуже некуда.
   Мазуров снова закурил, поднялся, подошел к окну.
   — Дома, как его, рыбака-то, Панов, что ли, уже ждут. Как приедет, сразу сцапают.
   — Панов, точно.
   — А когда он приедет? — спросил Юрий, — По утрам он приезжает. Привозит вечерний и утренний улов. Долго рыбу сейчас не подержишь, протухнет на такой жаре, — пояснил Колодников.
   — Значит, завтра его и возьмут, — пришел к выводу Мазуров.
   — Да вот хрен им, — хмыкнул Андрей. — Этого я уж не допущу…
   — Идут! Оба! — крикнул, глядя в окно, Мазуров. Астафьев и Колодников в секунду подскочили к нему.
   — Что-то я у них на рожах не вижу радости, — заметил Юрий.
   — Юр, ну разве можно так говорить о вышестоящем начальстве, — хрипловато хохотнул старший опер.
   На лицах Мамонова и Касьянова и в самом деле читалось явное разочарование.
   Подполковник обернулся к Касьянову и сказал:
   — Ничего, без ширева он долго не продержится. Завтра подпишет все что угодно, хоть убийство Патриса Лумумбы.
   Настроение Мамонова испортилось окончательно, когда он увидел в окне глазевшую на них троицу во главе с Мазуровым. Под этим жестким взглядом Юрий невольно отступил назад, но и он успел заметить, как перекосилось лицо подполковника.
   — А эти что в окне торчат? — обратился он к капитану. — Пускай напишут рапорт о проделанной сегодня работе.
   Касьянов чуть задержался в дежурной части, а когда прошел в девятый кабинет, то застал там одного Мазурова. Остальные успели покинуть ГОВД через запасной выход, минуя очи начальства.
   На своем неизменном «уазике» Колодников приехал в район, где жил рыбак Панов. Машину, как всегда, оставил на другой улице и пешком направился к старому неприметному домишке. За забором залаяла собака, но Колодников смело толкнул калитку и сразу увидел хозяина дома. Худощавый мужик лет пятидесяти с дочерна загорелым лицом возился с надувной лодкой.
   — Здорово, хозяин, — приветствовал оперативник рыбака.
   — А, начальник, — засмеялся тот, поднимаясь с земли. Он цыкнул на собаку и подошел поближе. — Чем обязан таким визитом?
   — Ты дружка своего Панова давно видел?
   — Витьку?
   — Ну да.
   — Вчера, заезжал ко мне, просил лески ноль четыре, сети латать, — А когда он приедет?
   — Завтра утром, как обычно.
   — Ты вроде ему родственником приходишься?
   — Ну да, он мне двоюродный брат.
   — Вот что, ты место, где он сейчас обитает, знаешь?
   — Ну как же, на Гнилом, ближе к Россоши.
   — Не хочешь его навестить?
   — А что, надо?
   — Очень.
   Колодников оглянулся по сторонам и, поманив пальцем рыбака, тихо сказал:
   — Передай ему, чтобы дня три в городе не появлялся. И место пусть сменит, а «москвичек» свой пусть припрячет подальше, больно приметен, понял?
   Лицо мужика вытянулось, он почесал искусанную комарами шею.
   — Что, так хреново?
   — Очень. Ну что, поедешь?
   — Конечно.
   Брат Панова сдержал свое обещание. Колодников покупал у ближайшего киоска сигареты, когда мимо него с противным треском на стареньком мопеде промчался давешний его собеседник. Одет он был по-походному, в брезентовую робу, болотные сапоги и с удочками наперевес. Проводив его взглядом, Андрей довольно хмыкнул.
   Заливные луга в окрестностях Кривова представляли собой естественный лабиринт из проток, речек, озер и болот пойменной части Волги. До великой реки от Кривова по прямой было километров десять, не больше, но, чтобы добраться туда, надо было долго петлять среди озер и проток, пробиваясь по раскисшей колее проселочных дорог, а местами и бездорожью. В этом хитросплетении разбирались только опытные, местные рыбаки и охотники. Именно в луга бежали все злостные правонарушители Кривова, и найти их там было не легче, чем иголку в стоге сена.
* * *
   Астафьев беседовал со Светой Самойленко. Она и в самом деле оказалось очень красивой девушкой. Юрий сразу почувствовал, что ей не очень нравится этот разговор.
   — Меня уже допрашивали два ваших товарища, толстые такие, приколистые.
   «Вовчик и Левчик, зубоскалы. То-то они не усмотрели в ее показаниях ничего интересного», — понял лейтенант.
   — У нас это дело обычное, открылись новые обстоятельства, надо уточнить кое-какие детали.
   — А Ольга что же, до сих пор без сознания?
   Не ответив на ее вопрос, Юрий спокойно продолжил:
   — Кстати, почему вы ни разу не посетили свою лучшую подругу? Столько лет были не разлей вода?
   Светлана отвела глаза.
   — Я вчера видела дядю Андрея, он мне все рассказал.
   — Хорошо, тогда приступим к делу. Скажите, почему вы не хотели, чтобы Ольга уходила с банкета?
   — Почему вы считаете, что я этого не хотела? — оторопела Светлана.
   — Есть свидетели. Они видели, как вы шли за ней по аллее, хватали за руку, пытались остановить.
   — Ну-у, я плохо помню, я… слегка перебрала. Может, такое и было, но я не помню.
   Юрию показалось, что девушка сочиняет на ходу. Тогда он задал другой вопрос.
   — Кстати, а когда вы сами вернулись с банкета?
   После небольшой паузы она ответила:
   — В четыре.
   «Врет, — подумал Юрий. — Но почему?»
   — А если точнее?
   — Если точнее, то в пять минут пятого, — ехидно уточнила Света.
   — Хорошо, так и запишем. Да, а где ваши родители?
   — Ну, отец на работе, а мать у бабушки, она ухаживает за ней. А что?
   — Хотелось бы с ними встретиться.
   — Но они не были на банкете.
   — Зато они были дома, когда вы вернулись.
   — Ну и что? Я совершеннолетняя, могу делать что хочу и приходить домой когда угодно.
   — То есть на самом деле вы пришли домой гораздо позже?
   Несколько минут Светлана пристально рассматривала Астафьева. Этот довольно симпатичный парень все меньше и меньше нравился ей.
   — Что вам от меня надо? — уже со злостью спросила она.
   — Очень немного. Правды.
   — Я говорю правду.
   — Нет.
   — Вы так уверены?
   — Конечно. И это очень странно. Вашу лучшую подругу похищают, потом находят раненой, без сознания. В больнице пытаются добить окончательно, а вы не хотите рассказать даже о такой малости, как последний разговор с подругой.
   Может быть, вы в этом как-то замешаны?
   Девушка молчала, но по глазам было видно, что сейчас в глубине ее души происходит какая-то борьба. «Сказать или не сказать?» Но Светлана вдруг явственно снова будто почувствовала на плече цепкую руку долговязого рыжеватого парня с нахальной усмешкой, услышала его хрипловатый голос.
   "… — И где же твоя подружка-недотрога?
   — Пошла домой.
   — Давно?
   — Только что.
   — В какую сторону?
   — Туда…"
   Астафьеву пришлось напомнить о себе, чтобы вывести девушку из молчаливого транса.
   — Ну так что, Света?
   Наконец та призналась.
   — Вам легко говорить, а мне угрожали!
   — Кто? — быстро спросил лейтенант.
   — Я не знаю, звонили по телефону. Велели молчать, или меня, как Ольгу, найдут…
   Астафьев поднялся, обошел кресло, в котором сидела девушка, наклонился над ней и тихо, доверительно сказал:
   — Свет, они не узнают. Никаких протоколов я составлять не буду. На этих тварей мы все равно выйдем, через того же Гусева, машина ведь его была, а? — Астафьев увидел неподдельный испуг в глазах девушки — Я не знаю никакой машины, — вздрогнув, сказала она.
   — Хорошо, предположим, я тебе поверил. Но будь уверена, мы их поймаем.
   Просто это будет завтра, а не сегодня. Мы знаем, что джип «чероки» принадлежит Гусеву. Но кто был в машине, кроме Гусева, а?

Глава 11

   В камере Валера Сергеев по кличке Свинорез со стоном рухнул на нары, зажимая руками отбитые места.
   — С-суки, фашисты! — прохрипел он и замер, лежа лицом вниз. Дежурный по смене сержант несколько раз заглядывал в глазок, но новый клиент по-прежнему лежал, не меняя позы. Примерно через час к двери камеры Свинореза подвели еще одного заключенного, невысокого, хилого мужичка с помятым лицом пьяницы и маленькими, бегающими глазками.
   — Давай его туда, — приказал прапорщик Гребешков, начальник смены.
   — Чего это? — удивился сержант.
   — Мамонов велел.
   — Тогда ладно.
   Петя Чингарев имел репутацию вечного неудачника. Самые, казалось, обыкновенные поступки для него заканчивались крупными неприятностями. Первый срок он получил в восемнадцать лет: выехав со двора на новеньком мотоцикле, Петя сразу же сбил пешехода. Скорость при этом была не больше двадцати километров в час, но пенсионер умудрился упасть головой на бордюрный камень и загнуться. Через пять лет выйдя из тюрьмы, Чингарев решил отметить это Дело с соседом, но в ходе пьянки произошел крутой «разбор полетов» и сосед умер, получив лишь один удар бутылкой по голове. От большого срока Петю спасло то, что сам убивец оказался еле живой после «беседы» с соседом — синяков на его теле насчитали до полусотни плюс сломанное ребро. Так и тащилась жизнь Чингарева, спотыкаясь на каждой кочке, пока не привела его в очередной раз в изолятор временного содержания по причине кражи телефонного кабеля. Воровали этот кабель все кому не лень, но попался один Петя.
   В камеру к Сергееву Чингарева подсадили не зря. Петю давно и успешно использовали как стукачка, и Мамонов решил этим воспользоваться.
   «Хуже не будет, — думал он, отдавая команду. — Этот хмырь, может, убедит его перестать запираться, да и вообще, полезно узнать, что у этого придурка на уме».
   Очутившись в камере, Чингарев покосился на лежащего Свинореза и, решив, что тот преспокойно спит, полез на верхние нары.
   Но Валерий не спал, думал. Он прекрасно понимал весь легший не в его пользу расклад. Со страхом он прислушивался к своему организму и понимал, что очень скоро потребуется доза. В подобном состоянии у него возникало только одно желание — кого-нибудь убить. Знали об этом и мать и жена Валеры, безропотно отдавая ему последние деньги. Лишь раз Ленка заартачилась, не желая отдавать сережки, и это для нее плохо кончилось.
   Этот высокий, красивый парень с голубыми глазами, но жутким прозвищем — Свинорез — сеял на своем пути только смерть, ненависть и страх.
   Воспоминание о серьгах заставило Бычка застонать от злобы. Кроме сережек в тот раз он вырвал у матери солидную заначку и купил хорошую дозу героина, которого хватило бы надолго, как минимум на неделю, но все это осталось в Константиновке. Наконец в его голове возникло что-то похожее на реальный план побега. Резко поднявшись, он застонал от боли, вполголоса выматерил костолома Жучихина и, переждав боль, начал разуваться. Это было довольно просто — шнурки реквизировали при аресте. Содрав с ноги старый тяжелый тупоносый полуботинок, Бычок начал раздирать его на части.