Сатклифф Кэтрин. Единственная моя

   Она пламенно отвечала на его поцелуй, открывая рот навстречу его горячему языку, даже когда движения его стали почти яростными, принося с каждым глубоким толчком совершенно новое ощущение наслаждения, боли и неудержимости. Стиснув его волосы пальцами, она приподнималась навстречу каждому движению его плоти, отвечая на его любовь с лихорадочным пылом, который была не в силах больше сдерживать.
   Ее мир превратился в безграничное наслаждение и радость. Его поцелуй раскрывал ее душу, и она отдавалась телом и душой до тех пор, пока не достигла желанного апогея, сделавшего ее беспомощной и, наконец, свободной.

Глава 19

   Майлз медленно открыл глаза. Утреннее солнце, проникавшее в комнату через окно, ослепляло его. Голова раскалывалась, а воспоминания предыдущего дня расплывчатыми образами проникали в его пульсирующий мозг.
   Боже. Сколько же он провалялся пьяным? Привстав на кровати, он поглядел на смятые простыни рядом с собой и, притянув подушку к лицу, различил слабый аромат фиалок.
   Он скатился с постели и постоял немного, пока голова перестала кружиться. Затем окинул взглядом разбросанную по полу одежду – сапоги, бриджи, рубашки. Наклонившись, поднял женский чулок и усмехнулся.
   – Брайан, сейчас же слезь с этой стены, – послышался издалека голос Оливии.
   Майлз прошел к окну и выглянул из него как раз в тот момент, когда Оливия снимала сына со стены. На мгновенье мать и сын закружились вместе, громко смеясь, словно радуясь яркому утреннему солнцу.
   Он быстро оделся, испытывая ощущение, будто его голова и тело существуют сами по себе, и поспешил вниз по лестнице. Слуги ходили на цыпочках, бросая на него опасливые взгляды. Увидев Салли, выглядывающую из-за двери, Майлз остановился и нахмурился.
   – Иди сюда, – приказал он.
   – Только если вы пообещаете, что больше не будете ничем в меня швырять.
   Подняв бровь, Майлз повторил:
   – Иди сюда... пожалуйста.
   Служанка неохотно приблизилась, остановившись на безопасном расстоянии.
   – Я бы хотел чашечку очень крепкого черного кофе. Я выпью его у себя в комнате.
   Она недоуменно посмотрела на него.
   – Сэр... ваша мать...
   – Моя... боже. Ну, тогда ладно.
   Майлз прошел по коридору к кабинету и вышел через дверь в сад, где Оливия стояла, держа в руках садовый совок и перчатки, а Брайан собирал камешки, которые выковыривал из земли. Подойдя к жене сзади, Майлз обнял ее за талию, отчего она подпрыгнула и уронила перчатки.
   – Доброе утро, – прошептал он ей на ухо.
   – Кто это? – спросила она наигранно строгим голосом.
   – Твой муж, конечно.
   – О, и всего-то? А я подумала, может, это конюх из соседнего имения. Мы встречаемся здесь каждое утро в десять.
   Он засмеялся и отвел ее распущенные волосы в сторону, обнажая изгиб шеи.
   – Я никогда не замечал, что ты душишься фиалковой водой за ушами.
   Вы многого во мне не замечали, сэр. Он повернул ее к себе лицом. Его взгляд охватывал её черты, а затуманенный мозг медленно отмечал поразительные перемены в женщине, стоящей перед ним. Щеки Оливии цвели румянцем, глаза сияли, как изумруды. Распущенные волнистые волосы отражали утреннее солнце, как отполированная медь, и ему ужасно хотелось запустить в них руки. Но она улыбнулась немного неуверенно и отстранилась.
   – Как ты? – поинтересовалась она, пожалуй, чересчур формально, наклонившись, чтобы поднять перчатки.
   – Голова гудит, и все как в тумане.
   – Не сомневаюсь. – Она оглянулась на Брайана, который продолжал складывать камешки.
   – Что за чертовщина была тут вчера? Все смотрят на меня, будто я двухголовый теленок.
   – Я бы сказала, это прекрасно определяет твое поведение. Так ты ничего не помнишь? – Оливия направилась к дому.
   – Кое-что помню, – ответил он, нагоняя ее.
   – Что именно?
   Внезапно остановившись, Майлз взял ее за руку и развернул к себе лицом. Глаза ее расширились, а розовые губы приоткрылись за миг до того, как он поцеловал ее, вначале нежно, потом страстно, лишая ее дыхания и вызвав трепетный восторг, когда их языки соприкоснулись.
   – Я помню все главное, – мягко прошептал он у ее рта.
   – Что именно вы помните, сэр? – так же тихо отозвалась она.
   – Не много. Но я думаю, все это постепенно ко мне вернется. Однако, я совсем не прочь набраться новых впечатлений.
   Оливия высвободилась и печально улыбнулась в ответ.
   – Твоя мать...
   – Я договорюсь в Миддлхэме.
   – Я уже обо всем позаботилась, – прервала она его. – Я говорила с графом Уорвиком. Он дал разрешение похоронить Эдисон в фамильном склепе. Рядом с твоим отцом. – Взяв его за руку, она добавила. – Священник будет здесь в два часа.

* * *

   Элисон Кембалл обрела вечный покой рядом с Джозефом Уорвиком в его фамильном склепе. Граф Уорвик и его жена присутствовали на церемонии похорон, хотя держались на расстоянии друг от друга. Они приехали исключительно ради Майлза, а не для того, чтобы отдать дань уважения женщине, которая когда-то чуть не разрушила семью Уорвиков. Оливия стояла рядом с Майлзом, и ее присутствие придавало ему сил. Брайан стоял по другую сторону, держа Майлза за руку.
   Когда похороны закончились и они покидали кладбище, Майлз поглядел на брата, который стоял в отдалении. Их взгляды ненадолго встретились, затем граф повернулся, и они уехали.
   Майлз смотрел им вслед.
   – Никогда бы не подумал, что он приедет, – сказал он Оливии. – Он оказал мне огромную услугу. Не могу представить, чем он, должно быть, пожертвовал.
   – Разве не странно, как смерть может сблизить друзей?
   – Ты имеешь в виду меня и брата, или нас с тобой?
   – И то и другое. – Она улыбнулась ему и пошла вперед по тропинке.

* * *

   Майлз проснулся с колотящимся сердцем, весь мокрый. За исключением бледной полоски лунного света, пробивающейся в окно, в комнате было темно. Какое-то движение у окна привлекло его внимание.
   Оливия появилась в полосе лунного света.
   – Майлз, – прошептала она. – Ты не спишь? Майлз заморгал и снова вгляделся. Оливия стояла у кровати, ее волосы струились по обнаженным плечам. Грудь мерцала словно алебастр в тусклом сумеречном свете.
   Она забралась на кровать, вытянув свое стройное тело рядом с ним и пробежала рукой по его обнаженной груди вниз, под одеяло. Ахнув, он цепко поймал ее запястье.
   – Тише, – прошептала она и прикоснулась коленом к бедру мужчины.
   – Ты хоть представляешь, сколько я ждала этого? выдохнула она ему в ухо, и игриво прикусила мочку зубами.
   Он молчал. Но его тело говорило за него. Плоть его запылала огнем. Прежнее оцепенение сменилось изысканнейшими ощущениями. Он потянулся к ней, но Оливия покачала головой и, сев на него, стала ритмично раскачиваться. Майлз вскоре застонал от удовольствия и потянул ее к себе, заставив Оливию рассмеяться хрипловатым смехом, от которого стрела дикого желания пронзила все его тело.
   – Моя очередь, – сказала она просто.
   Слегка приподнявшись, она снова села на него, тихо вскрикнув при этом.
   Он обхватил ее тоненькую талию руками. Голова девушки была откинута назад так, что волосы великолепным шелковистым потоком растеклись по его бедрам. Ее близость и жар ее тела делали совершенно безумной потребность обладания, и все же ее негромкие стоны смутили его.
   – Тебе больно? – спросил он озабоченно.
   Тяжело и прерывисто дыша, отчего ее великолепная грудь вздымалась и опускалась, она ответила.
   – Это из-за царапин на бедрах. – Поймав его руки, она поднесла их к царапинам на ногах. – От вчерашней травы.
   – Я сожалею.
   – А я нет. – Она опустилась на всю его длину, медленно, словно прокладывая путь в неизвестные глубины. На лице ее отражалась одновременно неуверенность и нетерпение, боль и экстаз.
   – Бог мой, – пробормотал он. – Неужели я был так груб с тобой?
   – А ты не помнишь?
   Она слегка закачалась, и он затаил дыхание, зажмурив глаза и гадая, не снится ли ему все это. Но сны, от которых он проснулся с бешено бьющимся сердцем не были такими великолепными – они были путанными и вызывавшими странное смущение... Хотел бы он вспомнить.
   – О Боже, – простонал он, когда она начала свой ритм, отбрасывая все остальные мысли.

* * *

   Письмо от отца пришло сразу после десяти утра. Прочитав торопливо нацарапанные слова, Оливия испытала такое чувство, словно земля разверзлась у нее под ногами. Эмили вернулась в Девонсуик. Она потеряла ребенка, и де Клари отправил ее домой.
   Она нашла Майлза и Брайана у конюшен. Мальчик сидел на лошади, а Майлз, держа поводья, рысью гонял ее по кругу. Увидев эту картину, Оливия остановилась как вкопанная.
   Как прекрасны они вместе, с сияющими на солнце черными волосами, с лицами, выражающими возбужденный восторг. Как хорошо сидит Брайан! Пятки опущены, ноги расслаблены, маленькое тельце покачивается от мягкого, равномерного движения лошади. Скоро Майлз будет брать его с собой на верховые прогулки.
   Заметив мать, Брайан весело помахал рукой.
   – Привет! Смотри, чему меня папа научил! – крикнул он.
   Папа?
   Оливия наблюдала за реакцией Майлза. Ее муж лишь г рассмеялся и помахал ей рукой, а затем снова обратил все внимание на Брайана.
   – Выше голову! – приказал он. – Хорошенькие леди не должны нарушать сосредоточенность истинного наездника!
   Папа. Почувствовав головокружение, Оливия опустилась на каменную скамейку. Она настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила, как подошел Майлз и, лишь подняв глаза, увидела, что он стоит рядом, напряженно вглядываясь в нее.
   – У тебя такой вид, как будто ты только что видела привидение, – заметил он.
   Оливия устремила взгляд мимо него. Брайан продолжал скакать по кругу на арабском жеребце.
   – Это не опасно? – спросила она. – Он еще такой маленький. А вдруг упадет?
   – Обязательно упадет... Когда-нибудь. Нельзя научиться хорошо ездить верхом, не сломав при этом парочку костей. – Майлз сел на скамейку рядом с ней. -Ты, кажется, расстроена. Если это из-за того, что он ездит верхом, то...
   – Дело не в этом, – ответила она резче, чем ей хотелось бы. – Наконец ей удалось оторвать глаза от сына, и она увидела, что Майлз сиди г, опершись локтями о колени и смотрит в землю.
   – Наверное, тебе не понравилось, что он назвал меня папой, – тихо сказал он.
   – Просто я думала, что ты против.
   – Похоже, это очень много для него значит, вот и все.
   Когда Майлз выпрямился, рот его был сжат от раздражения.
   – Нет, не правда, – продолжил он. – Неожиданно, по какой-то причине, то, что он называет меня папой, стало очень много значить для меня. Иногда я смотрю на него и...
   – И что?
   – Представляю, что он мой сын. Сомневаюсь, что я любил бы его больше, если бы он был моим. – Его глаза вернулись к ней. – Ты ведь никогда не заберешь его у меня, нет?
   Горячность и настойчивость в лице Майлза вызвала замешательство у Оливии. Однако, она не успела ответить, потому что в этот момент подбежал Гюстав, спотыкаясь в больших, не по размеру сапогах. В руке он держал письмо, которое с преувеличенной торжественностью вручил Майлзу. Несмотря на дурные известия об Эмили, Оливия не могла не улыбнуться неуклюжести мальчика, не обращая внимания на то, что Майлз разрывает конверт и про себя читает послание.
   – О Господи, – пробормотал Майлз, переводя дух. – О Боже!
   – Что случилось? – спросила Оливия голосом, граничащим с паникой. – Дорогой, что...
   Улыбка растянула губы Майлза, а щеки вспыхнули ярким румянцем. Внезапно он подхватил Оливию и радостно закружил ее, между тем как Брайан, оказавшийся позади них, остановил коня и соскользнул на землю, затопав своими маленькими ножками по дорожке, чтобы тоже принять участие в этом импровизированном празднике.
   Подхватив мальчика на руки, Майлз кружил Брайана и Оливию, заразительно смеясь при этом. Оливия не удержалась и рассмеялась вместе с ним.
   – Ты скажешь наконец, какое чудо произошло, чтобы я знала, над чем смеюсь, как ненормальная?
   – Расскажи нам, папа, – попросил и Брайан, обняв Майлза за шею.
   – Мы богаты, – заорал Майлз. -Что?
   – Богаты! Боже мой, Оливия, я куплю тебе тысячу голубых платьев и две тысячи пузырьков самых дорогих французских духов. Моя жена никогда больше не будет душиться фиалковой водой. И, Брайан, у нас будут деньги, чтобы послать тебя в самый престижный в мире университет. Милые мои, я был прав! – Он снова закружил Оливию и Брайана. Целуя Оливию до тех пор, пока у нее не захватило дух.
   – Я был прав, – повторял он снова и снова.
   – Прав насчет чего?
   – Насчет рудника. Они нашли новый пласт, радость моя, крупнейший в стране за последнюю сотню лет.

Глава 20

   Приехав в Ганнерсайд, Майлз и Оливия ожидали увидеть всеобщее ликование. Но их приветствовали угрюмые лица шахтеров и деревенских жителей, плачущие женщины и дети, а также дюжина мертвых тел, лежащих на земле перед церковью, – последствия взрыва.
   Майлз стоял у дверей магазина и смотрел на перепуганных и растерянных шахтеров, толпящихся возле входа в шахту. У некоторых были обожжены лица, у других перебинтованы головы, руки и ноги. Оливия и Дженет Хупер находились среди них, оказывая помощь тем, кто в ней особенно нуждался.
   – Вот, значит, – рассказывал Джейк Делани. – Только что мы поздравляли друг друга с отлично сделанным делом и собирались отпраздновать удачу в «Белой Лошади», и тут вдруг... как будто ад разверзся у нас под ногами. Тем, кто был сзади, удалось убежать, другим не так повезло.
   – Метан?
   Джейк поднялся со стула и подошел к Майлзу.
   – Сэр, мы спускались в эту штольню каждый день последние четыре месяца вплоть до сегодняшнего утра. И, сэр... все было в норме.
   Майлз нахмурился.
   – Где Макмиллан?
   – Уехал, сэр.
   Майлз поглядел на Делани.
   – Почему, черт побери, он не на работе?
   – Сказал, у него дела в Ньюбиггине. Собирался нанять еще людей для новой шахты.
   – Я не давал распоряжения нанимать новых людей.
   – Я говорю только то, что он мне сказал, сэр. Отвернувшись от двери, Майлз спросил:
   – Все люди найдены?
   – Пятеро пропали.
   – Почему не начаты поисковые работы?
   – Люди боятся копать глубже. Да и мало надежды, что они живы. Если еще раз наткнутся на газ...
   – Не газ вызвал взрыв, Делани. Думаю, тебе это известно. Ты сам сказал, что все было в норме.
   – Они боятся, сэр. Боятся, и все тут. Многие из этих парней потеряли отцов и братьев – мы все были друзьями. – Лицо Джейка омрачилось. – Герберт Уоллис – один из пропавших.
   – А что, если эти люди живы? Джейк покачал головой.
   – Люди отказываются идти туда, сэр. Они все твердят, что эти чертовы шахты прокляты эльфами.
   – Это смешно. Они же взрослые люди!
   – Большинство заявляют, что сыты по горло «Уорвик Майнинг Компани». Что плевать им на новый пласт мертвому мало проку от нового пласта.
   – Проклятье.
   Майлз вышел из лавки и направился ко входу в шахту, где поднял с земли жестяное ведро и палку и принялся ударять ею о ведро до тех пор, пока растерянные шахтеры не вышли из оцепенения и не обратили на него внимания.
   – Мне нужны добровольцы, чтобы спуститься вниз! прокричал он. – Там осталось пять человек.
   – Меня туда больше ни за какие коврижки не загонишь, – послышался чей-то голос.
   – Меня тоже, – присоединился к нему другой.
   – Что, мало народу угробили в этих треклятых шахтах? – крикнул кто-то. – Вам надо всех жен сделать вдовами, чтоб убедиться, что там опасно?
   Майлз бросил ведро на землю.
   – Это новая штольня. Были приняты все возможные меры безопасности.
   – Эти чертовы шахты прокляты!
   Ругнувшись, Майлз резко развернулся и зашагал к главному входу, на ходу закатывая рукава и перешагивая через груды мусора.
   – Майлз! – закричала Оливия. Она подбежала сзади и схватила его за руку. – Ты же не пойдешь туда?
   – Кто-то должен пойти.
   – Ты не можешь сделать это один. – Там могут быть живые люди.
   – Тогда я пойду с тобой.
   Он остановился и оглянулся. Лицо ее было испачкано грязью, платье в пятнах крови.
   – Черта с два.
   Джейк Делани вышел из лавки, сжимая кирку в одной большущей руке.
   – Я пойду с вами, сэр, – заявил он, потом окинул взглядом напряженные, подозрительные лица шахтеров и направился к воротам.
   – Там наши отцы, братья и друзья, – крикнул он. Какой-то здоровяк с перебинтованным лбом поднялся с земли.
   – А ты по-другому запел, Джейк Делани. Не так давно ты орал громче всех, что надо закрыть эти проклятые крысоловки.
   Делани встал рядом с Майлзом и Оливией.
   – Да, не прошло и суток, как все вы хлопали друг друга по спине и провозглашали тосты за Уорвика, сокрушаясь, что доставили ему столько неприятностей и превозносили до небес его деловое чутье. – Немного понизив голос, он добавил:
   – Признаю, что был одним из самых громких протестующих, но как ни крути, а факт есть факт – мы смотрим на этот новый пласт, как на гарантию нашего будущего и будущего наших детей. Подумайте, что это может дать Ганнерсайду.
   Дженет Хупер поднялась, переводя взгляд с одного мужчины на другого и на жен, столпившихся возле своих раненых мужей.
   – Мои муж и сын погибли в этих шахтах. Они знали о риске. И вы все знаете.
   Мужчины заворчали.
   – Билл Фостер! – крикнула Дженет, указывая на мужчину, который только что поднялся. – Твой кузен умер, работая на лондонскую свинцовую компанию. Райли Девис, твои брат и тесть погибли на болтсбергском руднике в Рукхоупе, когда обрушились перекрытия.
   – Ну и что это доказывает? – огрызнулся Девис.
   – То, что все шахты опасны. – Дженет повернулась к Майлзу и Оливии. – Я иду с вами.
   Какая-то женщина встала рядом со своим мужем.
   – Если бы это мой Квинтон был там, я бы сходила с ума, гадая, жив он там или нет.
   Мало-помалу мужчины, не пострадавшие от взрыва, направились к воротам шахты, оставляя своих плачущих жен. Оливия подняла глаза на мужа с выскакивающим от страха и тревоги сердцем.
   – Пожалуйста, – попросила она как можно тише и спокойнее. – Не ходи.
   Майлз криво усмехнулся и коснулся ее щеки.
   – Радость моя, если ты будешь продолжать так смотреть на меня, я и вправду смогу поверить, что ты меня любишь.
   Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. А потом ушел.

* * *

   Шли часы. Оливия не находила себе места, пытаясь отвлечься тем, что помогала раненым шахтерам или старалась утешить семьи погибших шахтеров. Все это время тревога ее росла, а глаза то и дело обращались к воротам шахты, наперекор всему надеясь, что она скоро увидит, как ее муж выходит из проклятых штолен.
   Ну почему же нет никаких вестей от мужчин, которые рискнули спуститься в шахту, чтобы отыскать пропавших?
   Ходили всевозможные слухи относительно причины взрыва? но никто не знал наверняка. И только когда Боб Макмиллан вернулся из Ньюбиггина, ужасное подозрение стало закрадываться в мысли Оливии. Макмиллан вернулся в Ганнерсайд не один.
   С ним был Либински, и он, не теряя времени даром, сразу же принялся выводить потрепанных, расстроенных и злых рабочих из состояния шока и оцепенения. Он встал перед двумя сотнями шахтеров и их семьями, лавочниками, фермерами и священниками, которые горячо молились над умершими, умирающими и ранеными.
   – Я могу обещать вам, что ничего подобного не случится, если будете работать на меня, – заявил он встревоженной толпе. – Я счастлив сообщить, что в моей компании не было зарегистрировано ни одного несчастного случая за последние три года, и могу добавить, что на моих рудниках применяются самые совершенные на сегодняшний день средства, обеспечивающие безопасность труда.
   Оливия наблюдала за полными решимости лицами шахтеров, слушающих откровенную агитацию Либински, направленную против компании ее мужа, и приняла решение.

* * *

   Оливия спускалась в штольню, придерживаясь вагонеточных рельсов. Вот уже шесть часов наверху ничего не слышали от спасательной группы. Некоторые предполагали, что их убил газ. Другие уверяли, что их придавило осевшим пластом. А с появлением Либински начался просто ад кромешный.
   Тяжело дыша от быстрой ходьбы, Оливия остановилась, чтобы перевести дыхание. На ней, кажется, не осталось ни одной сухой нитки: ноги ныли от того, что она часто спотыкалась о камни. Капающий жир от свечи, которую она несла, обжигал пальцы. Где же Майлз?
   Неужели она не правильно свернула в темноте? Где ответвления штольни? Неужели она, как утверждали многие наверху, пришла слишком поздно? Закрыв глаза, Оливия остановилась, отказываясь верить, что ее мужа больше нет в живых.
   Женщина оглянулась назад. Темнота и безмолвие надвигались на нее сзади, такие же мрачные и угрожающие, как и те, что простирались впереди. Снова закрыв глаза, она постаралась не поддаваться панике, грозящей овладеть ею.
   Какой-то звук.
   Оливия затаила дыхание. Органы чувств обострились до предела, и на какое-то мгновение ее бешено колотящееся сердце цимбалами загремело в ушах, заглушая все остальные звуки.
   Держа свечу перед собой, она побежала вдоль узкоколейки, изо всех сил напрягая зрение, слух и пытаясь сохранить ясность мыслей. Вот, опять какой-то шум!
   – О Господи, – прошептала она, побежав быстрее, когда звук сделался громче и она узнала мужские голоса и услышала звон лопат о камень. Наконец впереди забрезжил свет, становясь ярче по мере того, как она приближалась, до тех пор, пока тени на стенах не приняли четкие очертания и, в конце концов, не оказались настоящими людьми.
   – Майлз? – Закричала она. – Ты здесь?
   Майлз вырос перед ней внезапно, словно возник из-под земли, до неузнаваемости грязный и ошеломленный ее появлением.
   – Какого дьявола... Оливия?
   Засмеявшись от радости и облегчения, она бросилась к нему в объятия, уронив свечу на пол. Майлз крепко прижал ее к своему мокрому телу.
   – Они там все говорят, что вы умерли, – пробормотала она.
   – Устали, но не умерли. – Он отодвинул ее на длину вытянутых рук. Лицо его было осунувшимся, но счастливым. – Они живы. Мы пробьемся к ним с минуты на минуту.
   Нахмурившись, он заглянул через плечо жены.
   – Кто еще с тобой?
   Она покачала головой.
   – Ты пришла сюда одна? – возмущенно спросил он.
   – Мне пришлось... Беда... – Оливия сглотнула и попыталась перевести дух. – Макмиллан вернулся из Ньюбиггина, и он не один... он привез с собой Либински.

* * *

   К тому времени когда Оливия и Майлз выбрались на поверхность, ее легкие жгло от напряжения, а в ушах звенело молчание Майлза. Она хорошо понимала, какие мысли проносятся в его голове. Их будущее зависело от исхода этого противостояния.
   Возбужденная толпа аплодировала и шумела, но затихла, как только Майлз вышел из ворот шахты и направился прямо к Либински. Какая-то женщина вскочила на ноги и закричала:
   – Где мой муж, сэр? Вы нашли моего мужа? Какой-то мужчина схватил ее и оттащил в сторону, плачущую и ждущую известий о заточенных под землей шахтерах. Либински медленно повернулся, глаза его расширились при виде грязного, мокрого, окровавленного Майлза, угрожающе надвигающегося на него. За какой-то миг на лице Либински отразилось изумление, замешательство и испуг.
   В следующую минуту Боб Макмиллан шагнул между Майлзом и Либински, резко остановив Майлза. Стоя лицом к лицу со своим управляющим, Майлз гневно уставился в глаза Боба и процедил сквозь зубы:
   – Почему, черт возьми? Ты работал на мою семью восемь лет. Мы взяли тебя из шахты и поставили управляющим.
   – Тут нет ничего личного, сэр. Вы были ко мне очень добры. Но человек должен думать о своем будущем, а мистер Либински предлагает мне долю в этом деле.
   – Доля пшика – это пшик, Макмиллан. Я не намерен продавать шахту. С какой стати мне делать это, когда мы только что откопали новый пласт? У Либински не хватит денег, чтоб заплатить мне столько, сколько стоит теперь компания.
   – Пока вы не вытащите людей наверх, сэр, ваша компания ничего не стоит.
   Оливия подошла к Майлзу и взяла его за руку. Майлз коротко взглянул на нее, потом перевел взгляд на Либински.
   – Так вот в чем дело. Ты настроил против меня людей, чтобы вынудить меня продать компанию за бесценок.
   Либински пожал плечами и ухмыльнулся с преувеличенной важностью. Седые кустистые бакенбарды, низко спускающиеся на скулы, делали его похожим на паука. Он сунул большие пальцы за проймы жилета и улыбнулся.
   – Ну, без гроша-то ты не останешься, – сказал он. – В конце концов, у тебя есть денежки твоей жены.
   Майлз ринулся на него, но Макмиллан схватил его сзади и швырнул на землю с такой силой, что воздух с шумом вырвался из его легких. Он услышал крик Оливии, потом какая-то тяжесть навалилась ему на спину.
   Придавив Майлза коленом, Макмиллан сказал:
   – Думаю, мы должны дать людям решить, на кого они хотят работать. А вы как думаете, сэр?
   – Ублюдок, – бросил Майлз сквозь зубы. – Если они уйдут, я найму других.
   – Сомневаюсь. Это с такой-то дурной славой этих шахт? Вряд ли кто согласится работать здесь, по крайней мере, пока мистер Либински не возьмет дело в свои руки и не обеспечит нашу безопасность.
   Закрыв глаза и стараясь дышать, Майлз попробовал сосредоточиться на чем-то кроме боли и чувства безнадежности и отчаяния, стучащих у него в висках. Он подошел так близко – так чертовски близко – не только ради себя, не только чтоб доказать, что он может добиться успеха: но и ради Оливии и Брайана. На несколько коротких часов он испытал счастье заглянуть в будущее, в котором он мог бы не только брать, но и давать тем, кого любит.