Страница:
– Они меня не очень любят.
Дэмиен перестал улыбаться.
Майлз положил руку на плечо мальчика и ощутил, что в душе у него возникло какое-то неясное чувство. Чувство гнева. Даже не гнева, а ярости. Волнения. Смущения за мальчика. Сочувствия, окутанного болезненной пеленой понимания.
Внезапно глазенки Брайана округлились, когда радость осветила его лицо.
– Только мы получили кое-что получше, чем рыцарь, правда, сэр? Самого короля!
Брайан помчался по коридору, словно на крыльях.
– Очень мило, – заметил граф Уорвик. – Не удивительно ли будет обнаружить, что дети любят тебя? Или еще удивительнее, что ты любишь детей.
– Дети любят меня? Ты, конечно, шутишь, Дэмиен. Мы оба знаем, что я из тех, от кого дети в страхе бегут, как от чумы.
– Он и убежал. Но не от страха. Я действительно верю, что ты сделаешь мистера Брайана очень и очень счастливым. Подозреваю, что сегодня во сне он будет побеждать драконов и спасать прекрасных дам.
Майлз поднялся; он одернул куртку и удивился странному выражению на лице Дэмиена. Граф глядел на него с явным оттенком любопытства и чего-то такого, чего Майлз не мог разобрать.
– Скажи-ка, – тихо произнес граф Уорвик, еще раз взглянув в сторону дверей, куда убежал Брайан. – Кажется ты говорил, что несколько лет назад встречал Оливию?
– Да.
– Насколько близко ты был знаком с ней?
– В то время я был влюблен в ее сестру и не обращал на нее никакого внимания.
– В Эмили? – Граф передернул плечами. – Бог мой, не понимаю, что мужчины находят в этой маленькой мегере. Хоть убей меня, но я не представляю, что такого неотразимого де Клари нашел в ней.
– Ничего удивительного. Для тебя не существует никого, кроме Бонни. – Он ухмыльнулся.
– Как долго ты встречался с Эмили?
Майлз небрежно вскинул плечи.
– Точно не помню. Да и какая разница. Несколько недель, а может месяцев. Это было так давно...
– Когда именно?
– Лет пять назад, плюс-минус пару месяцев.
– Явно до того, как они с Оливией уехали в Европу. Майлз нахмурился и поискал взглядом жену.
Его жена. Странно, что он уже называет ее так. Странно, поскольку все утро усиленно пытался избегать ее.
Засунув руки в карманы, он двинулся по коридору к комнате бракосочетаний, которая теперь была занята новой врачующейся парой и их гостями – простой деревенский народ с огрубевшими и обветренными лицами. Невеста, однако, вся светилась, а жених выглядел немного неуверенным, но вполне счастливым. Среди них стояла Оливия, прикалывая свои букетики к их одежде, и улыбаясь в ответ на их поздравления.
Когда, наконец, она подошла к нему, он сказал:
– Что ты здесь делала?
– У меня было слишком много букетиков, – ответила она. – Было бы жаль, если б они пропали зря. – И оставила его стоящим в коридоре и глядящим ей вслед.
Майлз распорядился, чтобы Брайан и Беатрис ехали в Брайтуайт в другой карете, подчеркнув с несколько язвительной улыбкой, что сегодня, как-никак, день его свадьбы. В конце концов, новобрачные имеют право на уединение. Когда кучер открыл дверцу и подал Оливии руку, она осторожно спустилась и оглянулась, ища взглядом карету с сыном.
– Они подъедут позже, – сообщил Уорвик, стоявший позади нее.
Салли встретила их в дверях, как обычно, непричесанная, неряшливая и недовольная. Она взяла плащ у Оливии, затем повернулась к Майлзу, когда тот тоже разделся.
– Я приготовила на ужин пирожки с мясом и чай.
Думаю, вам на двоих хватит. Надеюсь, вы любите пирожки с мясом, ведь ничего другого я стряпать не умею. Не больно-то люблю стряпать, да и не для этого меня нанимали.
– Уверена, они мне понравятся, мисс?...
– Пинни, – отозвалась Салли.
– Мисс Пинни. И можете не беспокоиться, что нам не хватит. Я не очень голодна.
– Как угодно. Салли отвернулась.
– Мисс Пинни, – позвала Оливия.
– Чего вам? – буркнула Салли, не оглядываясь и не замедляя шага.
– Мисс Пинни.
Салли остановилась и оглянулась, нахмурившись.
– Я вас еще не отпустила, – подчеркнула Оливия. Недоумение промелькнуло на лице служанки. Уорвик наблюдал за ними, стоя со скрещенными на груди руками и поднятой бровью.
– До тех пор, пока я не найду повара, с этого момента будьте добры согласовывать со мной меню на весь день. Уверена, мне не составит труда найти повара. Насколько мне известно, первоклассный повар-француз только что уволился из поместья в Скрэфтоне. Завтра я напишу ему.
– Угу, – буркнула Салли. – Это все? – добавила она с ноткой сарказма.
Оливия кивнула, и служанка удалилась, бормоча что-то себе под нос и волоча плащ Майлза по полу.
– Вижу вы с Салли чудно поладите.
Уорвик стоял в полутьме и свет от факела на стене образовывал тени на его волосах и плечах. Весь вестибюль казался жутко мрачным и холодным.
– Боюсь, ваша челядь излишне разъелась и обленела, сэр.
– Салли и есть вся моя челядь.
– Значит, я постараюсь исправить эту ситуацию как можно быстрее.
Глаза Майлза сузились, рот скривился. Оливия подумала, не слишком ли далеко зашла, потом решила, что нет.
– Что ж, за это стоит выпить. Идем, и я угощу тебя стаканчиком, Оливия.
Она пошла за Майлзом по галерее до небольшой комнаты, выходящей окнами на запад.
– Пожалуйста, садись, – сказал он ей, а сам открыл шкафчик с напитками и налил им обоим по чуть-чуть бренди в два бокала. Оливия силилась сосредоточить внимание на вересковой пустоши, простирающейся за заросшими парками Брайтуайта, а не на своем муже.
Ее муж.
Пресвятая дева, подумать только, что всего неделю назад она была уверена, что ее жизнь начинается и заканчивается в Девонсуике. А теперь она замужем.
– Оливия?
Она оглянулась и увидела Майлза возле ее стула. В своей вытянутой вперед руке он держал бокал с бренди. Оливия взяла бокал, но пить не стала.
Майлз опустился на стул рядом с ней и поболтал жидкость в бокале.
– Тебе нравится эта комната? – поинтересовался он.
– Она очень милая.
– Она типично женская. Мать Дэмиена когда-то часто приходила сюда. Она часами сидела в этом кресле и читала своим детям вслух.
– А где был ты?
– Подслушивал за дверью.
– Тебя никогда не приглашали присоединиться к ним?
– Довольно часто.
– Но ты отказывался.
– Я никогда не позволял себе верить, что они на самом деле хотят, чтобы я был с ними.
– Это было очень глупо.
– Я был всего лишь ребенком. А кроме того, мне хотелось, чтобы моя родная мать читала мне вслух.
Оливия поставила свой бокал.
– Ты очень зол на свою мать.
Нет ответа. Майлз резко встал и прошел к столу, покрытому толстым слоем пыли. На нем лежала книга, тоже вся в пыли. Он раскрыл обложку и торопливо закрыл ее.
– Ты излишне прямолинейна, – произнес он наконец, не глядя на нее.
– Тебя это беспокоит?
Он пожал плечами, и тень гнева промелькнула на его лице.
– Я привел тебя сюда не для того, чтоб говорить об Элисон Кембалл.
– В самом деле? Насколько я помню, ты первый заговорил о ней. Однако, быть может ты желаешь поговорить о делах? Прекрасно. Мы можем начать с книг...
– Оливия...
Майлз отставил бокал и вгляделся в профиль жены, смотревшей на темнеющий пейзаж за окном. Он почувствовал... какое-то волнение. Странную нервозность. Растерянность от собственной неуклюжести.
– У нас впереди уйма времени, чтоб заниматься делами Брайтуайта. Сейчас, я чувствую, мы должны поговорить о нас.
Он гадал, расслышала ли она его, ибо продолжала сосредоточенно вглядываться в какую-то далекую темную точку за окном. Легкое движение головы вверх показало, что она ждет, чтобы он продолжил.
– Это же день нашей свадьбы, верно?
– Забавно, что ты напоминаешь мне об этом.
– Есть определенные нюансы в нашем с тобой соглашении, которые следует обсудить.
Румянец залил ей щеки. Она потянулась к бокалу, который прежде отставила.
– У меня создалось впечатление, что наш союз не более чем деловой контракт – исключительно брак по расчету.
Сухая, бесстрастная интонация ее голоса на мгновенье озадачила его.
– Значит, возможно, я не достаточно ясно выразился.
– Ты выразился более чем ясно. Я должна предоставить тебе право иметь любовниц, тогда как ты не склонен дать мне такую же свободу. Ты не любишь меня, поэтому и не желаешь спать со мной.
– С каких это пор любовь стала решающим условием плотских отношений между мужчиной и женщиной?
– Не могу представить это иначе.
Ее откровенность моментально лишила Майлза дара речи. Наконец он сказал:
– А как насчет желания ради желания?
– Желания? – Ее темные брови сошлись над переносицей. – Как можно желать человека, который тебе не нравится?
– Я никогда не говорил, что ты мне не нравишься.
– Но и никогда не говорил, что нравлюсь.
– Я тебя не знаю.
– И тем не менее женился на мне.
– Так что ж, казнить меня теперь за это? В конце концов, ты тоже вышла за меня замуж и тоже меня не знаешь.
– Я знаю тебя. Знаю уже много лет. Мы встретились пятнадцать лет назад, когда мне было двенадцать. Тебе года двадцать четыре, двадцать пять. Я наткнулась на тебя на Маргрейв Блафф. Ты стоял на вершине и смотрел в сторону Брайтуайта. Ты рассердился, обнаружив, что я подглядываю за тобой из-за ствола старой рябины. – Девушка, наконец, взглянула на него. – Ты сказал: «Ты кто, черт возьми, и почему прячешься за деревом?».
Заинтригованный, Майлз спросил:
– И что ты ответила?
– Боюсь, я была слишком поражена, чтобы что-нибудь ответить.
– Поражена чем? Страхом? Я был таким грозным?
– Для деревенской девушки, которая еще ни разу не была в Лондоне, ты был очень грозный. Надменный. Искушенный. Такой аристократичный. Я была уверена, что ты какой-то галантный рыцарь. В конце концов, ты был верхом на том прекрасном гнедом жеребце...
– Гданьске.
– Я считала, он великолепно подходит тебе.
– Мы с ним были одного нрава. Необузданные и строптивые. – Он улыбнулся воспоминаниям.
Оливия не отрывала взгляда от янтарной жидкости.
– Ты был воплощением всех моих фантазий, – тихо произнесла она голосом странно уязвимым, более уязвимым, чем он мог представить. – Ты был красивым и вызывающим. Свободным. Я приезжала к Маргрейву каждый день в надежде увидеть тебя. Иногда я даже скакала без седла и изо всех сил погоняла мою маленькую кобылку по пустоши, воображая, что я – это ты, а она – черный жеребец, быстрый, как ветер.
Поднеся бокал ко рту, она слегка смочила губы и глубоко вздохнула, словно находя силы в аромате бренди.
– Потом ты на несколько лет уехал из Брайтуайта и редко возвращался. Всякий раз оказываясь на Маргрейв, я думала о тебе и представляла, какой должна быть твоя жизнь за границей. Я даже надеялась, что если буду продолжать бывать на Маргрейв, то, в конце концов, увижу тебя снова. Так что, как видишь, ты для меня отнюдь не незнакомец.
Майлз мягко отставил свой бокал и подошел к Оливии. Он присел рядом с ее стулом и, оказавшись чуть ниже, заглянул ей в лицо.
– Почему ты вышла за меня, Оливия, если так хорошо знала меня? Неужели мои недостатки, мое происхождение, моя репутация и поведение тебе не противны?
Отвернувшись, она опустила глаза – всего на миг, так что посторонний и не заметил бы.
– Потому что, – ответила она убежденно, – в глубине души я чувствую, что ты стоишь того, чтобы спасти тебя.
Глава 9
Дэмиен перестал улыбаться.
Майлз положил руку на плечо мальчика и ощутил, что в душе у него возникло какое-то неясное чувство. Чувство гнева. Даже не гнева, а ярости. Волнения. Смущения за мальчика. Сочувствия, окутанного болезненной пеленой понимания.
Внезапно глазенки Брайана округлились, когда радость осветила его лицо.
– Только мы получили кое-что получше, чем рыцарь, правда, сэр? Самого короля!
Брайан помчался по коридору, словно на крыльях.
– Очень мило, – заметил граф Уорвик. – Не удивительно ли будет обнаружить, что дети любят тебя? Или еще удивительнее, что ты любишь детей.
– Дети любят меня? Ты, конечно, шутишь, Дэмиен. Мы оба знаем, что я из тех, от кого дети в страхе бегут, как от чумы.
– Он и убежал. Но не от страха. Я действительно верю, что ты сделаешь мистера Брайана очень и очень счастливым. Подозреваю, что сегодня во сне он будет побеждать драконов и спасать прекрасных дам.
Майлз поднялся; он одернул куртку и удивился странному выражению на лице Дэмиена. Граф глядел на него с явным оттенком любопытства и чего-то такого, чего Майлз не мог разобрать.
– Скажи-ка, – тихо произнес граф Уорвик, еще раз взглянув в сторону дверей, куда убежал Брайан. – Кажется ты говорил, что несколько лет назад встречал Оливию?
– Да.
– Насколько близко ты был знаком с ней?
– В то время я был влюблен в ее сестру и не обращал на нее никакого внимания.
– В Эмили? – Граф передернул плечами. – Бог мой, не понимаю, что мужчины находят в этой маленькой мегере. Хоть убей меня, но я не представляю, что такого неотразимого де Клари нашел в ней.
– Ничего удивительного. Для тебя не существует никого, кроме Бонни. – Он ухмыльнулся.
– Как долго ты встречался с Эмили?
Майлз небрежно вскинул плечи.
– Точно не помню. Да и какая разница. Несколько недель, а может месяцев. Это было так давно...
– Когда именно?
– Лет пять назад, плюс-минус пару месяцев.
– Явно до того, как они с Оливией уехали в Европу. Майлз нахмурился и поискал взглядом жену.
Его жена. Странно, что он уже называет ее так. Странно, поскольку все утро усиленно пытался избегать ее.
Засунув руки в карманы, он двинулся по коридору к комнате бракосочетаний, которая теперь была занята новой врачующейся парой и их гостями – простой деревенский народ с огрубевшими и обветренными лицами. Невеста, однако, вся светилась, а жених выглядел немного неуверенным, но вполне счастливым. Среди них стояла Оливия, прикалывая свои букетики к их одежде, и улыбаясь в ответ на их поздравления.
Когда, наконец, она подошла к нему, он сказал:
– Что ты здесь делала?
– У меня было слишком много букетиков, – ответила она. – Было бы жаль, если б они пропали зря. – И оставила его стоящим в коридоре и глядящим ей вслед.
* * *
Поездка домой длилась, казалось, целую вечность. Дорогу развезло, да и пейзаж не отличался разнообразием: повсюду, куда хватало глаз, тянулись нескончаемые пространства бурой травы и скалистых утесов. Но Оливия не отрывала взгляда от окна, делая вид, что любуется монотонной картиной местности, хотя нервы ее были напряжены до предела.Майлз распорядился, чтобы Брайан и Беатрис ехали в Брайтуайт в другой карете, подчеркнув с несколько язвительной улыбкой, что сегодня, как-никак, день его свадьбы. В конце концов, новобрачные имеют право на уединение. Когда кучер открыл дверцу и подал Оливии руку, она осторожно спустилась и оглянулась, ища взглядом карету с сыном.
– Они подъедут позже, – сообщил Уорвик, стоявший позади нее.
Салли встретила их в дверях, как обычно, непричесанная, неряшливая и недовольная. Она взяла плащ у Оливии, затем повернулась к Майлзу, когда тот тоже разделся.
– Я приготовила на ужин пирожки с мясом и чай.
Думаю, вам на двоих хватит. Надеюсь, вы любите пирожки с мясом, ведь ничего другого я стряпать не умею. Не больно-то люблю стряпать, да и не для этого меня нанимали.
– Уверена, они мне понравятся, мисс?...
– Пинни, – отозвалась Салли.
– Мисс Пинни. И можете не беспокоиться, что нам не хватит. Я не очень голодна.
– Как угодно. Салли отвернулась.
– Мисс Пинни, – позвала Оливия.
– Чего вам? – буркнула Салли, не оглядываясь и не замедляя шага.
– Мисс Пинни.
Салли остановилась и оглянулась, нахмурившись.
– Я вас еще не отпустила, – подчеркнула Оливия. Недоумение промелькнуло на лице служанки. Уорвик наблюдал за ними, стоя со скрещенными на груди руками и поднятой бровью.
– До тех пор, пока я не найду повара, с этого момента будьте добры согласовывать со мной меню на весь день. Уверена, мне не составит труда найти повара. Насколько мне известно, первоклассный повар-француз только что уволился из поместья в Скрэфтоне. Завтра я напишу ему.
– Угу, – буркнула Салли. – Это все? – добавила она с ноткой сарказма.
Оливия кивнула, и служанка удалилась, бормоча что-то себе под нос и волоча плащ Майлза по полу.
– Вижу вы с Салли чудно поладите.
Уорвик стоял в полутьме и свет от факела на стене образовывал тени на его волосах и плечах. Весь вестибюль казался жутко мрачным и холодным.
– Боюсь, ваша челядь излишне разъелась и обленела, сэр.
– Салли и есть вся моя челядь.
– Значит, я постараюсь исправить эту ситуацию как можно быстрее.
Глаза Майлза сузились, рот скривился. Оливия подумала, не слишком ли далеко зашла, потом решила, что нет.
– Что ж, за это стоит выпить. Идем, и я угощу тебя стаканчиком, Оливия.
Она пошла за Майлзом по галерее до небольшой комнаты, выходящей окнами на запад.
– Пожалуйста, садись, – сказал он ей, а сам открыл шкафчик с напитками и налил им обоим по чуть-чуть бренди в два бокала. Оливия силилась сосредоточить внимание на вересковой пустоши, простирающейся за заросшими парками Брайтуайта, а не на своем муже.
Ее муж.
Пресвятая дева, подумать только, что всего неделю назад она была уверена, что ее жизнь начинается и заканчивается в Девонсуике. А теперь она замужем.
– Оливия?
Она оглянулась и увидела Майлза возле ее стула. В своей вытянутой вперед руке он держал бокал с бренди. Оливия взяла бокал, но пить не стала.
Майлз опустился на стул рядом с ней и поболтал жидкость в бокале.
– Тебе нравится эта комната? – поинтересовался он.
– Она очень милая.
– Она типично женская. Мать Дэмиена когда-то часто приходила сюда. Она часами сидела в этом кресле и читала своим детям вслух.
– А где был ты?
– Подслушивал за дверью.
– Тебя никогда не приглашали присоединиться к ним?
– Довольно часто.
– Но ты отказывался.
– Я никогда не позволял себе верить, что они на самом деле хотят, чтобы я был с ними.
– Это было очень глупо.
– Я был всего лишь ребенком. А кроме того, мне хотелось, чтобы моя родная мать читала мне вслух.
Оливия поставила свой бокал.
– Ты очень зол на свою мать.
Нет ответа. Майлз резко встал и прошел к столу, покрытому толстым слоем пыли. На нем лежала книга, тоже вся в пыли. Он раскрыл обложку и торопливо закрыл ее.
– Ты излишне прямолинейна, – произнес он наконец, не глядя на нее.
– Тебя это беспокоит?
Он пожал плечами, и тень гнева промелькнула на его лице.
– Я привел тебя сюда не для того, чтоб говорить об Элисон Кембалл.
– В самом деле? Насколько я помню, ты первый заговорил о ней. Однако, быть может ты желаешь поговорить о делах? Прекрасно. Мы можем начать с книг...
– Оливия...
Майлз отставил бокал и вгляделся в профиль жены, смотревшей на темнеющий пейзаж за окном. Он почувствовал... какое-то волнение. Странную нервозность. Растерянность от собственной неуклюжести.
– У нас впереди уйма времени, чтоб заниматься делами Брайтуайта. Сейчас, я чувствую, мы должны поговорить о нас.
Он гадал, расслышала ли она его, ибо продолжала сосредоточенно вглядываться в какую-то далекую темную точку за окном. Легкое движение головы вверх показало, что она ждет, чтобы он продолжил.
– Это же день нашей свадьбы, верно?
– Забавно, что ты напоминаешь мне об этом.
– Есть определенные нюансы в нашем с тобой соглашении, которые следует обсудить.
Румянец залил ей щеки. Она потянулась к бокалу, который прежде отставила.
– У меня создалось впечатление, что наш союз не более чем деловой контракт – исключительно брак по расчету.
Сухая, бесстрастная интонация ее голоса на мгновенье озадачила его.
– Значит, возможно, я не достаточно ясно выразился.
– Ты выразился более чем ясно. Я должна предоставить тебе право иметь любовниц, тогда как ты не склонен дать мне такую же свободу. Ты не любишь меня, поэтому и не желаешь спать со мной.
– С каких это пор любовь стала решающим условием плотских отношений между мужчиной и женщиной?
– Не могу представить это иначе.
Ее откровенность моментально лишила Майлза дара речи. Наконец он сказал:
– А как насчет желания ради желания?
– Желания? – Ее темные брови сошлись над переносицей. – Как можно желать человека, который тебе не нравится?
– Я никогда не говорил, что ты мне не нравишься.
– Но и никогда не говорил, что нравлюсь.
– Я тебя не знаю.
– И тем не менее женился на мне.
– Так что ж, казнить меня теперь за это? В конце концов, ты тоже вышла за меня замуж и тоже меня не знаешь.
– Я знаю тебя. Знаю уже много лет. Мы встретились пятнадцать лет назад, когда мне было двенадцать. Тебе года двадцать четыре, двадцать пять. Я наткнулась на тебя на Маргрейв Блафф. Ты стоял на вершине и смотрел в сторону Брайтуайта. Ты рассердился, обнаружив, что я подглядываю за тобой из-за ствола старой рябины. – Девушка, наконец, взглянула на него. – Ты сказал: «Ты кто, черт возьми, и почему прячешься за деревом?».
Заинтригованный, Майлз спросил:
– И что ты ответила?
– Боюсь, я была слишком поражена, чтобы что-нибудь ответить.
– Поражена чем? Страхом? Я был таким грозным?
– Для деревенской девушки, которая еще ни разу не была в Лондоне, ты был очень грозный. Надменный. Искушенный. Такой аристократичный. Я была уверена, что ты какой-то галантный рыцарь. В конце концов, ты был верхом на том прекрасном гнедом жеребце...
– Гданьске.
– Я считала, он великолепно подходит тебе.
– Мы с ним были одного нрава. Необузданные и строптивые. – Он улыбнулся воспоминаниям.
Оливия не отрывала взгляда от янтарной жидкости.
– Ты был воплощением всех моих фантазий, – тихо произнесла она голосом странно уязвимым, более уязвимым, чем он мог представить. – Ты был красивым и вызывающим. Свободным. Я приезжала к Маргрейву каждый день в надежде увидеть тебя. Иногда я даже скакала без седла и изо всех сил погоняла мою маленькую кобылку по пустоши, воображая, что я – это ты, а она – черный жеребец, быстрый, как ветер.
Поднеся бокал ко рту, она слегка смочила губы и глубоко вздохнула, словно находя силы в аромате бренди.
– Потом ты на несколько лет уехал из Брайтуайта и редко возвращался. Всякий раз оказываясь на Маргрейв, я думала о тебе и представляла, какой должна быть твоя жизнь за границей. Я даже надеялась, что если буду продолжать бывать на Маргрейв, то, в конце концов, увижу тебя снова. Так что, как видишь, ты для меня отнюдь не незнакомец.
Майлз мягко отставил свой бокал и подошел к Оливии. Он присел рядом с ее стулом и, оказавшись чуть ниже, заглянул ей в лицо.
– Почему ты вышла за меня, Оливия, если так хорошо знала меня? Неужели мои недостатки, мое происхождение, моя репутация и поведение тебе не противны?
Отвернувшись, она опустила глаза – всего на миг, так что посторонний и не заметил бы.
– Потому что, – ответила она убежденно, – в глубине души я чувствую, что ты стоишь того, чтобы спасти тебя.
Глава 9
Майлз положил руку ей на колено. Оливия поглядела ему в лицо, заглянула в глаза – в глаза, которые принесли ей столько бессонных ночей. Что она увидела там? Неверие? Замешательство? Неужели он внезапно разгадал ее и понял, что она любит его, любит с того самого дня, когда он обнаружил ее подглядывающей за ним из-за ствола старой рябины много лет назад?
– Я стою того, чтобы меня спасти? – переспросил он мягко, задумчиво. На лице мужчины было написано изумление, однако губы цинично скривились. – Ты так думаешь, Оливия?
Почувствовав непреодолимое смущение, Оливия отвернулась. Она открыла для себя слишком много. Без сомнения, он будет смеяться над ней, может даже презирать за ее наивность и детский романтизм.
Но почему он продолжает смотреть на нее?
– Посмотри на меня, – приказал Майлз, а когда Оливия не сделала этого, приподнял подбородок девушки пальцем. Глаза его странно блестели. – Почему? – просто спросил он.
– А почему нет? Ты мой муж, разве это не моя обязанность?
– Обязанность? Ты чувствовала себя обязанной угодить отцу и сестре, поэтому и вышла за меня? Ты чувствовала себя обязанной сделать жизнь своего сына лучше, поэтому вышла за меня. И ты сидишь тут и хочешь, чтобы я поверил, будто ты заключила этот брак, чтобы спасти меня – как будто я действительно тебе не безразличен. – Горечь закралась в его голос, когда он продолжил, но уже чуть тише. – Никто никогда не считал, что я достоин чего-то лучшего, милая моя. Так как же я могу поверить тебе? Тебе, которая чужая мне, несмотря на то, что мы мимоходом встречались лет сто назад.
На это у нее не было никакого ответа за исключением правды, а эта правда казалась нелепой даже для нее самой. Поэтому она промолчала, переведя взгляд на руку на ее колене, тепло которой согревало ее, словно солнце.
В этот момент в комнату вошла Салли, а вслед за служанкой вбежал Брайан, заставив ее отступить в сторону.
– Мамочка! – закричал мальчик и забрался к Оливии на колени. Обняв его, она взглянула на Майлза, который стоял и наблюдал за ними с некоторой холодностью.
Затем в комнату вошла Беатрис. Брайан захихикал.
– На нее опять нашло, – сказал он. – Она заставила Дитса остановиться посреди дороги и искать котика.
– О Боже, – пробормотал Майлз и вернулся к столу, где поставил свое виски.
– Не могу представить себе, куда он запропастился, печально пробубнила Беатрис.
Обращаясь к Оливии, Майлз заявил:
– Ты не говорила, что она приедет с вами.
– Это подразумевалось само собой, сэр. Она няня моего сына.
– Она не опасна?
– Нисколько, уверяю вас.
– Я хочу есть, – объявил Брайан.
– Мисс Пинни приготовила на ужин пирожки с мясом и чай.
– Я не люблю пирожки с мясом.
Салли фыркнула и выскочила из комнаты.
– Возможно, сегодня ты мог бы сделать исключение.
– В этом доме холодно, темно и странно пахнет. Тут живут привидения?
– Думаю, нет.
– Я хочу посмотреть свою комнату. Оливия взглянула на Майлза.
– Вы приготовили ему комнату, сэр?
– Это не пришло мне в голову.
– Значит, я сделаю это. Какую комнату вы позволите ему занять?
Поставив бокал на стол, он резко бросил:
– В этом доме двадцать спален. Выбирайте любые.
Взяв малыша на руки, Оливия направилась к двери, взглянув на угрюмое лицо мужа с какой-то смесью осторожности и любопытства.
– Идем, Беатрис, – сказала она и вышла.
Он застонал. Дети, похоже, как-то умеют отличать правду от притворства и видеть человека насквозь.
Подумать только, этот маленький сорванец спрашивает, не водятся ли в доме привидения.
Майлз усмехнулся, затем нахмурился, внезапно вспомнив вечер, когда он впервые приехал в Брайтуайт. Ему было восемь лет. Он был один. Он никогда раньше не видел своего отца. С зажатой в руке запиской он стоял один в холле, изумленно уставившись на огромную лестницу. В тот момент он был уверен, что дух короля Ричарда набросится прямо на него. Никакой призрак, разумеется, не появился. Только его отец, чья суровость и раздражение привели его в неописуемый ужас.
Держа руки в карманах, Майлз вышел из кабинета и побрел в столовую, обнаружив там лишь старый стол, уставленный грязной посудой. Без сомнения, Оливия привыкла, чтобы слуги убирали за ней после еды.
Салли вошла в столовую вслед за Майлзом.
– Меня в жизни так не оскорбляли. – Она схватила фарфоровую чашку с блюдцем, расплескав при этом холодный чай себе на фартук. – Надо бы мне все бросить и поглядеть, кто, дьявол ее дери, позаботится о ее треклятой ванне.
Майлз недоуменно поднял бровь, когда она с грохотом поставила чашку на стол и, уперев руки в пышные бедра, окинула хозяина взглядом крайнего негодования.
– Я не намерена терпеть от нее такое обращение, ясно вам, сэр!
– Какое обращение?
– Ведет себя, ну чисто королева, ей-богу. Я, видите ли, должна принести наверх ванну с горячей водой. Я что, похожа на ломовую лошадь? И как будто этого ей недостаточно, она заявила мне, что с этих пор я не должна показываться ей на глаза, если не буду чистой. Чистой! Она говорит, что от меня пахнет!
– Понятно.
– Она говорит, что у меня такой вид, будто я валялась со свиньями. Нет, это ж надо! Разве так обращаются с преданными, трудолюбивыми слугами? Говорит, моя внешность – оскорбление ее чувствам, и спросила, когда я последний раз выводила вшей. Ну и наглость. И как будто этого мало, она приказала мне постричь волосы или зачесать их назад и забрать в сетку. Говорит, это негигиенично. Волосы, видите ли, могут попасть в еду. Ну и ну! Мало того, еще и этот нахальный мышонок заявил, что мои пирожки с мясом на вкус как свиные помои.
«Нахальный мышонок был прав», – подумал Майлз, но не осмелился сказать это вслух. Сказать по правде, он с трудом удерживался от улыбки.
– Они устроились в своих комнатах? – поинтересовался он.
Салли кивнула и вновь принялась за уборку стола, гремя посудой и бормоча что-то о чванливых аристократах. С руками, занятыми стопкой тарелок и чашек, она направилась к дверям, остановившись лишь для заключительного обвинительного акта.
– Она потребовала булочек на завтрак. Я сказала, что если б даже умела их печь, мне бы потребовалось на это полночи – но раз я не умею, ей придется довольствоваться гренками. Знаете, что она сказала?
Он покачал головой.
– Что будет рада показать мне, как печь булочки. Я сказала, что не имею никакого желания учиться, особенно если она собирается нанять какого-то там расчудесного повара-француза. Она сказала, что все равно хочет булочки, поэтому мне уж придется постараться. И просит апельсинового мармелада. Я говорю, что в этом доме уже лет пять, как его не было. А она заявляет, чтоб я съездила в Девонсуик и привезла банку. Как будто мне мало дел греть ей эту треклятую воду для ванны, морить у себя вшей и печь булочки, когда я не знаю как. Когда же бедной девушке спать, спрашиваю я вас? И вдобавок ко всему, эта полоумная старуха просит блюдце теплого молока для своего дурацкого кота.
– В таком случае советую тебе отнести блюдце с теплым молоком в комнату Беатрис как можно скорее.
Салли посмотрела на него так, словно у него внезапно вырос хвост.
– Вы ненормальный, как и все они, – пробормотала служанка и вышла из комнаты.
Майлз еще немного послонялся по комнате, надеясь убить время, потом вышел в галерею и постоял возле лестницы, вглядываясь в полумрак и прислушиваясь.
Вот оно. Слабый звук. Голос, проглоченный громадой старинного дома. Он закрыл глаза. Детский смех. Он затаил дыхание.
Терпеливые, но настойчивые увещевания матери успокоиться.
Потом послышались голоса матери и ребенка. Смех, подобный звону двух веселых колокольчиков.
Он выскочил из дома без плаща, предпочитая ощутить холод. Смех Оливии. Это же надо, нелепо, но он никогда раньше не слышал смеха своей жены. А что его музыкальность подействовала на него так странно, казалось еще более нелепым.
Конюшни когда-то были величественным каменным строением с арочными окнами и кирпичным полом, таким же чистым, как и полы в особняке. Панели красного дерева украшали стены, а дюжина конюхов каждое утро стелила свежую солому на пол. Теперь здесь все было грязным и запущенным.
Он остановился на пороге и вгляделся в темноту. В нос ударил резкий запах прелого сена. Единственный свет горел возле подсобки. Майлз пошел навстречу ему, сосредоточившись на пьяном бормотании своего старого конюха, чистившего стойла, в которых еще держали лошадей.
– Хорошая девочка. Умница. Вот так. Ну, ну, тише, тише, малышка. Мастер Уорвик будет рад, когда твоя нога заживает. Точно, будет рад.
Чарльз Фоулз выпрямился и, заметив Майлза, прислонившегося к столбу стойла, заулыбался.
– Эй, погляди-ка, кто здесь, Жермин. Бьюсь об заклад, это сам хозяин пришел проведать нас.
Майлз взглянул на гнедую кобылу, которая вскинула свою изящную голову и тихо заржала. Это, несомненно, была красавица, с гордо изогнутой шеей и раздувающимися ноздрями. Серебристо-белая грива блестела в свете фонаря словно тончайший шелк. Стать ее была безупречной, и, обрадовавшись при виде хозяина, она заплясала на месте, вскидывая над спиной свой белоснежный хвост.
Майлз протянул руку, и она тут же ткнулась в нее своей бархатистой мордой.
– Она здорова? – спросил он конюха.
– Как новенькая. – Чарльз бросил несколько яблок в корзину и прислонил грабли к стене. – Слышал, вас можно поздравить, сэр.
Майлз улыбнулся. Не многие в Англии обращались к нему «сэр». Со дня его появления в Брайтуайте тридцать лет назад Чарльз всегда относился к нему уважительно.
– Скоро я буду знакомиться с леди?
– Конечно.
Чарльз подмигнул и протянул чуть дрожащую руку к уздечке на стене. Перебросив ее через плечо, он заковылял к подсобке, усмехаясь про себя.
– Не успеем и глазом моргнуть, как услышим здесь топанье детских ножек.
– Раньше, чем ты думаешь, – буркнул Майлз себе под нос. – У нее есть сын, – добавил он громче и стал ждать реакции старика.
Чарльз вышел из подсобки и закрыл дверь.
– Эй, ну не здорово ли? – сказал он и вытер грязные руки. – Жду не дождусь, когда познакомлюсь с ним.
Майлз смотрел, как старик проковылял к стулу с фляжкой виски, торчащей из заднего кармана. Как это похоже на Чарльза, принять новость его внезапной женитьбы на женщине с ребенком, даже не приподняв брови от удивления.
– Сдается мне, скоро у нас тут кое-что переменится. -Чарльз со вздохом плюхнулся на стул.
– Кое-что.
– Может, вы даже бросите пару-тройку шиллингов на этих старых лошадок, чтобы малость украсить это местечко. – Он поднес фляжку ко рту и сделал большой глоток, затем вытер рот рукавом. – Не удивлюсь, если вы даже заглянете на тот аукцион через две недели и выкупите того гнедого дьявола, которого так любили. Как, бишь, его звали?
– Как будто ты и в самом деле забыл. Ты же помнишь его еще жеребенком.
– Ага, а еще я помню, как он поддал мне копытом под зад. Чертов зверь. С тех пор не могу хорошо ходить. Но неважно. Он был великолепным самцом. Хороших детишек наделал этот Гданьск. Ну, так как же, будете выкупать его, сэр?
Майлз не ответил, повернулся к конюху спиной и по очереди зашел в каждое из стойл, где оставшиеся четыре арабских скакуна нетерпеливо затанцевали при виде хозяина.
– Пойду на покой, сэр, если вы не против, – послышался голос Чарльза.
– Спокойной ночи, – отозвался Майлз, слушая как старик поднимается по ступенькам в свою комнату, которая была его домом последние пятьдесят лет.
Оставшись один, Майлз окинул взглядом источенные червями панели, пол с оторванными кое-где досками, сломанные стойла и представил себя, стоящего перед женой с протянутой рукой.
Он выругался себе под нос.
Вернувшись в дом, Майлз прошел на кухню и обнаружил Салли над тазом с липким тестом. По всему полу вокруг нее была рассыпана мука. Она коротко взглянула на него, на мгновенье приостановив свое нападение на несчастную смесь теста и муки. Любой сарказм, который она могла бы изречь, остался невысказанным, ибо она сразу заметила, что хозяин не в духе.
– Можете сказать Ее Высочеству, что у нее будут на завтрак эти треклятые булочки, – осторожно сказала она.
Майлз не ответил, и прошел мимо к черной лестнице, по которой поднялся на второй этаж. Здесь он пересек темный коридор, и направился к спальням, расположенным по обе стороны галереи. Пройдя прямиком к себе в спальню, он нашел ее пустой.
А чего, собственно, он ждал?
Развернувшись, Майлз подошел к соседней комнате и постучал, потом еще раз, чуть громче. В этот момент дверь спальни напротив распахнулась, и Брайан, одетый в просторную белую рубашку, с визгом выбежал из комнаты. За ним последовала Оливия, одетая так же, как и сын, с разметавшимися по плечам волосами. Ни ребенок, ни мать не заметили Майлза и помчались по коридору -Брайан впереди, Оливия за ним.
– Не догонишь, не догонишь, – поддразнил мальчик. – Это мы еще посмотрим! – ответила Оливия и в два прыжка догнала сына и схватив его на руки, закружила, отчего ребенок звонко рассмеялся.
Майлз наблюдал за всем этим, затаив дыхание.
– Я стою того, чтобы меня спасти? – переспросил он мягко, задумчиво. На лице мужчины было написано изумление, однако губы цинично скривились. – Ты так думаешь, Оливия?
Почувствовав непреодолимое смущение, Оливия отвернулась. Она открыла для себя слишком много. Без сомнения, он будет смеяться над ней, может даже презирать за ее наивность и детский романтизм.
Но почему он продолжает смотреть на нее?
– Посмотри на меня, – приказал Майлз, а когда Оливия не сделала этого, приподнял подбородок девушки пальцем. Глаза его странно блестели. – Почему? – просто спросил он.
– А почему нет? Ты мой муж, разве это не моя обязанность?
– Обязанность? Ты чувствовала себя обязанной угодить отцу и сестре, поэтому и вышла за меня? Ты чувствовала себя обязанной сделать жизнь своего сына лучше, поэтому вышла за меня. И ты сидишь тут и хочешь, чтобы я поверил, будто ты заключила этот брак, чтобы спасти меня – как будто я действительно тебе не безразличен. – Горечь закралась в его голос, когда он продолжил, но уже чуть тише. – Никто никогда не считал, что я достоин чего-то лучшего, милая моя. Так как же я могу поверить тебе? Тебе, которая чужая мне, несмотря на то, что мы мимоходом встречались лет сто назад.
На это у нее не было никакого ответа за исключением правды, а эта правда казалась нелепой даже для нее самой. Поэтому она промолчала, переведя взгляд на руку на ее колене, тепло которой согревало ее, словно солнце.
В этот момент в комнату вошла Салли, а вслед за служанкой вбежал Брайан, заставив ее отступить в сторону.
– Мамочка! – закричал мальчик и забрался к Оливии на колени. Обняв его, она взглянула на Майлза, который стоял и наблюдал за ними с некоторой холодностью.
Затем в комнату вошла Беатрис. Брайан захихикал.
– На нее опять нашло, – сказал он. – Она заставила Дитса остановиться посреди дороги и искать котика.
– О Боже, – пробормотал Майлз и вернулся к столу, где поставил свое виски.
– Не могу представить себе, куда он запропастился, печально пробубнила Беатрис.
Обращаясь к Оливии, Майлз заявил:
– Ты не говорила, что она приедет с вами.
– Это подразумевалось само собой, сэр. Она няня моего сына.
– Она не опасна?
– Нисколько, уверяю вас.
– Я хочу есть, – объявил Брайан.
– Мисс Пинни приготовила на ужин пирожки с мясом и чай.
– Я не люблю пирожки с мясом.
Салли фыркнула и выскочила из комнаты.
– Возможно, сегодня ты мог бы сделать исключение.
– В этом доме холодно, темно и странно пахнет. Тут живут привидения?
– Думаю, нет.
– Я хочу посмотреть свою комнату. Оливия взглянула на Майлза.
– Вы приготовили ему комнату, сэр?
– Это не пришло мне в голову.
– Значит, я сделаю это. Какую комнату вы позволите ему занять?
Поставив бокал на стол, он резко бросил:
– В этом доме двадцать спален. Выбирайте любые.
Взяв малыша на руки, Оливия направилась к двери, взглянув на угрюмое лицо мужа с какой-то смесью осторожности и любопытства.
– Идем, Беатрис, – сказала она и вышла.
* * *
Майлз решил не ужинать вместе со всеми. Он предпочел забаррикадироваться в кабинете и стоял у окна, задумчиво глядя на жалкое зрелище, которое представлял собой розарий. Непосильная ответственность нависла над ним, неотвратимая, словно дамоклов меч. Одно дело взять себе жену – пусть даже такую решительную и независимую, как Оливия. Но еще и маленького ребенка и помешанную старуху в придачу?Он застонал. Дети, похоже, как-то умеют отличать правду от притворства и видеть человека насквозь.
Подумать только, этот маленький сорванец спрашивает, не водятся ли в доме привидения.
Майлз усмехнулся, затем нахмурился, внезапно вспомнив вечер, когда он впервые приехал в Брайтуайт. Ему было восемь лет. Он был один. Он никогда раньше не видел своего отца. С зажатой в руке запиской он стоял один в холле, изумленно уставившись на огромную лестницу. В тот момент он был уверен, что дух короля Ричарда набросится прямо на него. Никакой призрак, разумеется, не появился. Только его отец, чья суровость и раздражение привели его в неописуемый ужас.
Держа руки в карманах, Майлз вышел из кабинета и побрел в столовую, обнаружив там лишь старый стол, уставленный грязной посудой. Без сомнения, Оливия привыкла, чтобы слуги убирали за ней после еды.
Салли вошла в столовую вслед за Майлзом.
– Меня в жизни так не оскорбляли. – Она схватила фарфоровую чашку с блюдцем, расплескав при этом холодный чай себе на фартук. – Надо бы мне все бросить и поглядеть, кто, дьявол ее дери, позаботится о ее треклятой ванне.
Майлз недоуменно поднял бровь, когда она с грохотом поставила чашку на стол и, уперев руки в пышные бедра, окинула хозяина взглядом крайнего негодования.
– Я не намерена терпеть от нее такое обращение, ясно вам, сэр!
– Какое обращение?
– Ведет себя, ну чисто королева, ей-богу. Я, видите ли, должна принести наверх ванну с горячей водой. Я что, похожа на ломовую лошадь? И как будто этого ей недостаточно, она заявила мне, что с этих пор я не должна показываться ей на глаза, если не буду чистой. Чистой! Она говорит, что от меня пахнет!
– Понятно.
– Она говорит, что у меня такой вид, будто я валялась со свиньями. Нет, это ж надо! Разве так обращаются с преданными, трудолюбивыми слугами? Говорит, моя внешность – оскорбление ее чувствам, и спросила, когда я последний раз выводила вшей. Ну и наглость. И как будто этого мало, она приказала мне постричь волосы или зачесать их назад и забрать в сетку. Говорит, это негигиенично. Волосы, видите ли, могут попасть в еду. Ну и ну! Мало того, еще и этот нахальный мышонок заявил, что мои пирожки с мясом на вкус как свиные помои.
«Нахальный мышонок был прав», – подумал Майлз, но не осмелился сказать это вслух. Сказать по правде, он с трудом удерживался от улыбки.
– Они устроились в своих комнатах? – поинтересовался он.
Салли кивнула и вновь принялась за уборку стола, гремя посудой и бормоча что-то о чванливых аристократах. С руками, занятыми стопкой тарелок и чашек, она направилась к дверям, остановившись лишь для заключительного обвинительного акта.
– Она потребовала булочек на завтрак. Я сказала, что если б даже умела их печь, мне бы потребовалось на это полночи – но раз я не умею, ей придется довольствоваться гренками. Знаете, что она сказала?
Он покачал головой.
– Что будет рада показать мне, как печь булочки. Я сказала, что не имею никакого желания учиться, особенно если она собирается нанять какого-то там расчудесного повара-француза. Она сказала, что все равно хочет булочки, поэтому мне уж придется постараться. И просит апельсинового мармелада. Я говорю, что в этом доме уже лет пять, как его не было. А она заявляет, чтоб я съездила в Девонсуик и привезла банку. Как будто мне мало дел греть ей эту треклятую воду для ванны, морить у себя вшей и печь булочки, когда я не знаю как. Когда же бедной девушке спать, спрашиваю я вас? И вдобавок ко всему, эта полоумная старуха просит блюдце теплого молока для своего дурацкого кота.
– В таком случае советую тебе отнести блюдце с теплым молоком в комнату Беатрис как можно скорее.
Салли посмотрела на него так, словно у него внезапно вырос хвост.
– Вы ненормальный, как и все они, – пробормотала служанка и вышла из комнаты.
Майлз еще немного послонялся по комнате, надеясь убить время, потом вышел в галерею и постоял возле лестницы, вглядываясь в полумрак и прислушиваясь.
Вот оно. Слабый звук. Голос, проглоченный громадой старинного дома. Он закрыл глаза. Детский смех. Он затаил дыхание.
Терпеливые, но настойчивые увещевания матери успокоиться.
Потом послышались голоса матери и ребенка. Смех, подобный звону двух веселых колокольчиков.
Он выскочил из дома без плаща, предпочитая ощутить холод. Смех Оливии. Это же надо, нелепо, но он никогда раньше не слышал смеха своей жены. А что его музыкальность подействовала на него так странно, казалось еще более нелепым.
Конюшни когда-то были величественным каменным строением с арочными окнами и кирпичным полом, таким же чистым, как и полы в особняке. Панели красного дерева украшали стены, а дюжина конюхов каждое утро стелила свежую солому на пол. Теперь здесь все было грязным и запущенным.
Он остановился на пороге и вгляделся в темноту. В нос ударил резкий запах прелого сена. Единственный свет горел возле подсобки. Майлз пошел навстречу ему, сосредоточившись на пьяном бормотании своего старого конюха, чистившего стойла, в которых еще держали лошадей.
– Хорошая девочка. Умница. Вот так. Ну, ну, тише, тише, малышка. Мастер Уорвик будет рад, когда твоя нога заживает. Точно, будет рад.
Чарльз Фоулз выпрямился и, заметив Майлза, прислонившегося к столбу стойла, заулыбался.
– Эй, погляди-ка, кто здесь, Жермин. Бьюсь об заклад, это сам хозяин пришел проведать нас.
Майлз взглянул на гнедую кобылу, которая вскинула свою изящную голову и тихо заржала. Это, несомненно, была красавица, с гордо изогнутой шеей и раздувающимися ноздрями. Серебристо-белая грива блестела в свете фонаря словно тончайший шелк. Стать ее была безупречной, и, обрадовавшись при виде хозяина, она заплясала на месте, вскидывая над спиной свой белоснежный хвост.
Майлз протянул руку, и она тут же ткнулась в нее своей бархатистой мордой.
– Она здорова? – спросил он конюха.
– Как новенькая. – Чарльз бросил несколько яблок в корзину и прислонил грабли к стене. – Слышал, вас можно поздравить, сэр.
Майлз улыбнулся. Не многие в Англии обращались к нему «сэр». Со дня его появления в Брайтуайте тридцать лет назад Чарльз всегда относился к нему уважительно.
– Скоро я буду знакомиться с леди?
– Конечно.
Чарльз подмигнул и протянул чуть дрожащую руку к уздечке на стене. Перебросив ее через плечо, он заковылял к подсобке, усмехаясь про себя.
– Не успеем и глазом моргнуть, как услышим здесь топанье детских ножек.
– Раньше, чем ты думаешь, – буркнул Майлз себе под нос. – У нее есть сын, – добавил он громче и стал ждать реакции старика.
Чарльз вышел из подсобки и закрыл дверь.
– Эй, ну не здорово ли? – сказал он и вытер грязные руки. – Жду не дождусь, когда познакомлюсь с ним.
Майлз смотрел, как старик проковылял к стулу с фляжкой виски, торчащей из заднего кармана. Как это похоже на Чарльза, принять новость его внезапной женитьбы на женщине с ребенком, даже не приподняв брови от удивления.
– Сдается мне, скоро у нас тут кое-что переменится. -Чарльз со вздохом плюхнулся на стул.
– Кое-что.
– Может, вы даже бросите пару-тройку шиллингов на этих старых лошадок, чтобы малость украсить это местечко. – Он поднес фляжку ко рту и сделал большой глоток, затем вытер рот рукавом. – Не удивлюсь, если вы даже заглянете на тот аукцион через две недели и выкупите того гнедого дьявола, которого так любили. Как, бишь, его звали?
– Как будто ты и в самом деле забыл. Ты же помнишь его еще жеребенком.
– Ага, а еще я помню, как он поддал мне копытом под зад. Чертов зверь. С тех пор не могу хорошо ходить. Но неважно. Он был великолепным самцом. Хороших детишек наделал этот Гданьск. Ну, так как же, будете выкупать его, сэр?
Майлз не ответил, повернулся к конюху спиной и по очереди зашел в каждое из стойл, где оставшиеся четыре арабских скакуна нетерпеливо затанцевали при виде хозяина.
– Пойду на покой, сэр, если вы не против, – послышался голос Чарльза.
– Спокойной ночи, – отозвался Майлз, слушая как старик поднимается по ступенькам в свою комнату, которая была его домом последние пятьдесят лет.
Оставшись один, Майлз окинул взглядом источенные червями панели, пол с оторванными кое-где досками, сломанные стойла и представил себя, стоящего перед женой с протянутой рукой.
Он выругался себе под нос.
Вернувшись в дом, Майлз прошел на кухню и обнаружил Салли над тазом с липким тестом. По всему полу вокруг нее была рассыпана мука. Она коротко взглянула на него, на мгновенье приостановив свое нападение на несчастную смесь теста и муки. Любой сарказм, который она могла бы изречь, остался невысказанным, ибо она сразу заметила, что хозяин не в духе.
– Можете сказать Ее Высочеству, что у нее будут на завтрак эти треклятые булочки, – осторожно сказала она.
Майлз не ответил, и прошел мимо к черной лестнице, по которой поднялся на второй этаж. Здесь он пересек темный коридор, и направился к спальням, расположенным по обе стороны галереи. Пройдя прямиком к себе в спальню, он нашел ее пустой.
А чего, собственно, он ждал?
Развернувшись, Майлз подошел к соседней комнате и постучал, потом еще раз, чуть громче. В этот момент дверь спальни напротив распахнулась, и Брайан, одетый в просторную белую рубашку, с визгом выбежал из комнаты. За ним последовала Оливия, одетая так же, как и сын, с разметавшимися по плечам волосами. Ни ребенок, ни мать не заметили Майлза и помчались по коридору -Брайан впереди, Оливия за ним.
– Не догонишь, не догонишь, – поддразнил мальчик. – Это мы еще посмотрим! – ответила Оливия и в два прыжка догнала сына и схватив его на руки, закружила, отчего ребенок звонко рассмеялся.
Майлз наблюдал за всем этим, затаив дыхание.