Страница:
– Еда уже на столе, – объявила раскрасневшаяся Саммер. – Приятного аппетита.
– Спасибо, – Фрэнк без долгих уговоров ухватил ложку. Непослушный завиток выбился из-под ленты, стягивавшей роскошные волосы Саммер, и Нику невероятно захотелось убрать его, но он побоялся сделать это, чувствуя непривычную для себя жалость.
– Ну? – спросила девушка. – Вы разве не голодны? Ник послушно сел, но тут же вскочил со стула. Саммер увидела стоявшего на сиденье оловянного солдатика, с винтовкой наперевес.
– Откуда это? – поинтересовался Ник.
– Забыл кто-нибудь из детей Джонсонов… Фрэнк изумленно поднял брови.
– Вы любите детей? – спросила Саммер Ника, немного поколебавшись.
Ник положил салфетку на колени.
– Я терпимо отношусь к детям.
– А сколько именно детей вы бы вытерпели? Ник потянулся за ложкой.
– Всегда считал, что четверых – достаточно.
– Четверых? Почему четверых? – Она села на стул и мечтательно подперла подбородок кулачком. Ник разрезал картофелину.
– Знатный человек, мой отец, например, всегда стремится иметь как можно больше наследников для продолжения рода…
– А какой титул был у вашего отца?
– Граф.
– Граф… – Саммер вздохнула. – Представляю. Ваш отец – граф. Вы должны им очень гордиться.
– Гордиться? – Ник скривил рот в насмешливой полуулыбке и посмотрел на ложку. – Это слово не подходит для характеристики моего отношения к отцу, благородному графу Честерфильду.
– А ваша мама… – Саммер посмотрела в окно. – Она наверняка была красива, как принцесса.
Ник отодвинул миску и потянулся за стаканом с водой.
– Да, она была красива.
– Она жива?
Его глаза посуровели. На щеке, разукрашенной кровоподтеками, забилась какая-то жилка. Мягко, не выражая никаких эмоций, Сейбр сказал:
– Нет. Когда мне было четырнадцать лет, она решила, что жизнь с очередным возлюбленным куда привлекательнее титула леди Честерфильд, и, не долго думая, собрала свою одежду и украшения и отплыла в Индию с отставным командующим Королевского флота ее Величества. Они поселились в Меруте, к северу от Дели. А 10 мая 1857 года, в Индии вспыхнуло восстание. Бунтовщики резали всех европейцев, которых находили. Топор какого-то фанатика не пощадил и мою мать…
В этом каменном человеке не осталось никаких чувств решила Саммер.
– Я узнал, что она опять была беременна, – продолжал он бесцветным голосом. – Сколько раз я хотел узнать у нее, зачем женщина рожает новых детей, не будучи в состоянии заботиться даже о тех, что у нее уже есть… Впрочем, пусть это останется одной из величайших загадок жизни… – положив салфетку рядом с тарелкой на стол, Ник отодвинул стул и вышел из дома.
Лунный свет беспрепятственно лился в окно. Сидя на диванчике, Ник потягивал вишневую наливку. Он не позволял себе пить часто: выпивка осталась его слабым местом. Алкоголь размягчал его, делал жалким и тупым, приносил боль, страдания и гнев, растворял его мужество, гордость, достоинство и обнажал его душу.
Ник допил стакан, налил следующий и рассмеялся в темноту. Странные вещи происходили с ним последнее время. Ник не был в состоянии ничего им противопоставить. Образ Саммер постоянно стоял перед его глазами. Ник мог в деталях описать красоту этой удивительной девушки.
Черт ее подери! Да кто она такая, чтобы в своей залатанной одежонке и шляпке с перьями лезть в его жизнь и пробуждать в нем идиотские мечты о доме, о семье? Она не имеет права копаться в его душе и заставлять его вспоминать о былых обязательствах, неустроенности, трудностях – обо всем том, о чем он безуспешно пытался забыть все последние годы. Черт возьми, он даже не знает, что это значит быть, мужем или отцом. Граф Честерфильд послужил ему слишком плохим примером.
Сейбр изо всех сил зажал уши руками, чтобы не слышать внутреннего голоса, который назойливо нашептывал ему:
«Ты полагаешь, что похоронил в себе чувства, которые заставляли тебя сердиться и стыдиться. Но сейчас эта девушка вторглась в твою жизнь и ты понял, как изголодался по нормальным человеческим отношениям… Ну же! Иди! Саммер ждет…»
– К черту, – зашипел он в темноту. – Не нужна она мне. Не нужна. Не нужны мне «нормальные человеческие отношения». Они причиняют мне боль и страдания!
Он мерил шагами темную комнату. Слушал тишину. Ему представился Фрэнк, предупреждающий: «Тишина – вот последнее, что ты услышишь в этом мире».
Что же, черт возьми, ему делать? Медленно повернувшись, Сейбр двинулся к двери, ведущей в спальню.
«Войди, – нашептывал ему внутренний голос. – Она нужна тебе… Разве нет? Ты не можешь этого отрицать. Или ты настолько туп, что не ощущаешь зова своего тела? Тебе очень хочется ее».
Ник почувствовал, как отвердевает его мужественность.
«Испытай это, иначе ты вот-вот взорвешься. Разве ты забыл, как приятно раздвинуть женщине ноги… Иди. Посмотри на нее. Ей не повредит, если ты только посмотришь, как она спит! Ты уже много раз подходил к этой двери, но боялся распахнуть ее. Неужели тебе опять придется списать свою слабость за счет алкоголя…»
Он вытер пот с лица рукавом рубашки. Господи! Его бросает в жар…
«Войди. Все в порядке. Тихо проскользни в темноту, как вор. Ты имеешь на это право, она твоя жена. В пьяном угаре ты подписал брачный контракт со сказочным маленьким созданием. Только представь себе, что может вытворять ее тело…»
Саммер лежала на спине. Ее ночная рубашка закрутилась вокруг тела. Ник смотрел, как поднимается и опускается ее грудь, как подпрыгивают во сне ее руки, широко раскинутые на кровати.
«Дотронься до нее».
Он дотронулся пальцами до ее волос.
«Понюхай ее».
Закрыв глаза, он вобрал в себя пьянящий запах женщины и задрожал всем телом. Ему захотелось обнять эту девушку.
«Возьми ее. Тебе этого хочется. Она не будет препятствовать и станет твоей навсегда. Как? Ты боишься? Ты боишься вновь испытать счастье? Ну же, Сейбр, используй свой шанс! Совращение неизбежно. Сколько ты еще собираешься лгать самому себе?»
Как лунатик. Ник повернулся на каблуках и вышел из комнаты. Добравшись до своей комнаты, он пинком отодвинул стул, сел на него, положил локти на стол и запустил руки себе в волосы.
«Дело сделано. Эта маленькая веснушчатая фея заронила искру надежды в твою душу».
Он потянулся к полке с книгами, и они посыпались на пол. Ник с силой швырнул об стену портреты отца и брата. Стул, который он пинком отшвырнул прочь, с грохотом откатился к двери.
Почти моментально в дверном проеме показалась Саммер. Волосы ее были распущены, в глазах читалась явная растерянность.
– В чем дело? – спросила она чуть хрипловато. – Что случилось?
Ник стоял, широко расставив ноги и сжав руки в кулаки.
– Николас! – вскрикнула она.
«Давай! Давай! Возьми ее, идиот! Ты же знаешь, что хочешь ее. Какого черта ты ждешь?»
Он подошел к ней и, положив руки на плечи» притянул ее к себе. Тело девушки затрепетало, как пойманная в силки испуганная птица.
– Саммер, – он услышал свой деревянный полос как бы со стороны.
Шесть лет. Господи, прошло уже шесть лет с тех пор, как он последний раз прикасался к женщине.
Его пальцы заскользили по ее ночной рубашке. Девушка закричала от страха и удивления, а также от чувства беспомощности перед его грубой силой. Ник оттянул ворот ночной рубашки и обнажил ее белую грудь с розовым соском.
Саммер отшатнулась назад и дрожащей рукой поправила рубашку. Она смотрела на него так, будто он неожиданно превратился в ужасного монстра.
– О, Боже, – чувство стыда захлестнуло его, но через секунду стыд уступил место традиционной злобе. – Чего ты от меня ожидала? – закричал он. – Если ты ожидала объятий, поцелуев и ласковых слов, то ты, радость моя, жестоко ошиблась! Я даже не знаю, как это делается! Уходи! Уходи, пока нам обоим не пришлось горько пожалеть о том, что ты осталась!
Саммер вышла из комнаты и резко захлопнула за собой дверь. Ник оказался наедине с тишиной и темнотой.
В обязанности Фрэнка входило дважды в неделю объезжать ферму Сейбра, чтобы удостовериться, что Бетси хорошо выполняет свою работу и следит за передвижением овец. Однажды он пригласил Саммер сопровождать его, и это предложение было с радостью принято, поскольку она была счастлива увидеть что-то еще, кроме четырех стен дома Пика… и самого Ника.
Делать было нечего, и Саммер продолжала набивать руку на приготовлении пищи. Она уже хорошо научилась готовить картофельные блюда, которые они ели на завтрак, обед и на ужин. Вот и сейчас она взяла с собой в дорогу немного жареной картошки, которой они и перекусывали, отдыхая на высоком холме, откуда было хорошо видно пасшихся овец.
– Будь уверена, дорогуша, ты уже здорово научилась готовить картошку! – бормотал довольный Фрэнк.
– Да будет тебе говорить пустое.
– Нет, правда.
– А как же твое испуганное лицо сегодня утром, когда я объявила, что приготовила на завтрак картофельные оладьи?
– Это только потому, что я их еще не пробовал, а они оказались очень вкусными.
– Бетси, которой Ник отдал свою порцию тоже не стала есть…
– Господи, собаки совсем не разбираются в кулинарии! Да и самого Сейбра не назовешь гурманом.
Вздохнув, Саммер стала наблюдать за веселым бараном, пляшущим вокруг овцы.
– Если бы на моем месте была Клара Биконсфильд, – сказала девушка задумчиво, – она испекла бы хлеб и приготовила персиковый пудинг.
Баран забрался на овцу передними ногами, повернул морду к небу и высунув язык, издал странный горловой звук. Фрэнк перестал жевать, его глаза расширились.
– Черт возьми! Вот это парень! Очаруй девочку – и она будет твоя.
– А что он делает? – спросила Саммер.
– Ухаживает.
Баран забрался на овцу, и Саммер покраснела.
– Босс будет рад узнать об этом. Скоро наступит брачный сезон – и у нас он, похоже, будет продуктивным, – обрадовался Фрэнк.
– Да, только меня здесь уже не будет…
Фрэнк отложил картошку и вытер пальцы о рубашку.
– Черт подери, ты никогда раньше так не говорила.
– Ник ненавидит меня.
– Он, что, так тебе сказал?
Вспомнив бурную ночную сцену, Саммер покачала головой.
– Ему и не нужно говорить. Кроме того, совершенно очевидно, что ему больше бы подошла женщина вроде Клары Биконсфильд.
Фрэнк почесал шею.
– Она очень красивая, – сказала Саммер грустно.
– А ты разве нет? Девушка улыбнулась. Фрэнк посмотрел ей прямо в глаза.
– Женщины! Как можно вас сравнивать? Вы неповторимы. Взять хоть тебя и Клару. Она – как подснежник, бледный и нежный. А ты как… – Фрэнк сощурился и посмотрел на холмы. – Ты – вон, как тот цветок. Дикий и свободный, налитый солнечным светом.
– Я такая? – спросила Саммер с надеждой.
– Такая! Поверь мне, Ник не может не замечать этого. Сказать по правде, он знает гораздо лучше, чем ты себе можешь представить…
Плечи девушки опустились.
– Но отсылает меня назад.
– А ты сама разве не хочешь ехать?
Саммер посмотрела на зеленую долину, голубое небо и розовато-белых овец, вспомнила Дору и Дэна Джонсонов, Арнольда и Нана Шарки. Что ждет ее по возвращении в Лондон?
Она подняла голову и расправила плечи.
– Нет, – ответила она твердо. – Я не хочу уезжать. И не уеду, если мне позволят хоть немного влиять на решение этой проблемы.
Глава 11
Глава 12
– Спасибо, – Фрэнк без долгих уговоров ухватил ложку. Непослушный завиток выбился из-под ленты, стягивавшей роскошные волосы Саммер, и Нику невероятно захотелось убрать его, но он побоялся сделать это, чувствуя непривычную для себя жалость.
– Ну? – спросила девушка. – Вы разве не голодны? Ник послушно сел, но тут же вскочил со стула. Саммер увидела стоявшего на сиденье оловянного солдатика, с винтовкой наперевес.
– Откуда это? – поинтересовался Ник.
– Забыл кто-нибудь из детей Джонсонов… Фрэнк изумленно поднял брови.
– Вы любите детей? – спросила Саммер Ника, немного поколебавшись.
Ник положил салфетку на колени.
– Я терпимо отношусь к детям.
– А сколько именно детей вы бы вытерпели? Ник потянулся за ложкой.
– Всегда считал, что четверых – достаточно.
– Четверых? Почему четверых? – Она села на стул и мечтательно подперла подбородок кулачком. Ник разрезал картофелину.
– Знатный человек, мой отец, например, всегда стремится иметь как можно больше наследников для продолжения рода…
– А какой титул был у вашего отца?
– Граф.
– Граф… – Саммер вздохнула. – Представляю. Ваш отец – граф. Вы должны им очень гордиться.
– Гордиться? – Ник скривил рот в насмешливой полуулыбке и посмотрел на ложку. – Это слово не подходит для характеристики моего отношения к отцу, благородному графу Честерфильду.
– А ваша мама… – Саммер посмотрела в окно. – Она наверняка была красива, как принцесса.
Ник отодвинул миску и потянулся за стаканом с водой.
– Да, она была красива.
– Она жива?
Его глаза посуровели. На щеке, разукрашенной кровоподтеками, забилась какая-то жилка. Мягко, не выражая никаких эмоций, Сейбр сказал:
– Нет. Когда мне было четырнадцать лет, она решила, что жизнь с очередным возлюбленным куда привлекательнее титула леди Честерфильд, и, не долго думая, собрала свою одежду и украшения и отплыла в Индию с отставным командующим Королевского флота ее Величества. Они поселились в Меруте, к северу от Дели. А 10 мая 1857 года, в Индии вспыхнуло восстание. Бунтовщики резали всех европейцев, которых находили. Топор какого-то фанатика не пощадил и мою мать…
В этом каменном человеке не осталось никаких чувств решила Саммер.
– Я узнал, что она опять была беременна, – продолжал он бесцветным голосом. – Сколько раз я хотел узнать у нее, зачем женщина рожает новых детей, не будучи в состоянии заботиться даже о тех, что у нее уже есть… Впрочем, пусть это останется одной из величайших загадок жизни… – положив салфетку рядом с тарелкой на стол, Ник отодвинул стул и вышел из дома.
Лунный свет беспрепятственно лился в окно. Сидя на диванчике, Ник потягивал вишневую наливку. Он не позволял себе пить часто: выпивка осталась его слабым местом. Алкоголь размягчал его, делал жалким и тупым, приносил боль, страдания и гнев, растворял его мужество, гордость, достоинство и обнажал его душу.
Ник допил стакан, налил следующий и рассмеялся в темноту. Странные вещи происходили с ним последнее время. Ник не был в состоянии ничего им противопоставить. Образ Саммер постоянно стоял перед его глазами. Ник мог в деталях описать красоту этой удивительной девушки.
Черт ее подери! Да кто она такая, чтобы в своей залатанной одежонке и шляпке с перьями лезть в его жизнь и пробуждать в нем идиотские мечты о доме, о семье? Она не имеет права копаться в его душе и заставлять его вспоминать о былых обязательствах, неустроенности, трудностях – обо всем том, о чем он безуспешно пытался забыть все последние годы. Черт возьми, он даже не знает, что это значит быть, мужем или отцом. Граф Честерфильд послужил ему слишком плохим примером.
Сейбр изо всех сил зажал уши руками, чтобы не слышать внутреннего голоса, который назойливо нашептывал ему:
«Ты полагаешь, что похоронил в себе чувства, которые заставляли тебя сердиться и стыдиться. Но сейчас эта девушка вторглась в твою жизнь и ты понял, как изголодался по нормальным человеческим отношениям… Ну же! Иди! Саммер ждет…»
– К черту, – зашипел он в темноту. – Не нужна она мне. Не нужна. Не нужны мне «нормальные человеческие отношения». Они причиняют мне боль и страдания!
Он мерил шагами темную комнату. Слушал тишину. Ему представился Фрэнк, предупреждающий: «Тишина – вот последнее, что ты услышишь в этом мире».
Что же, черт возьми, ему делать? Медленно повернувшись, Сейбр двинулся к двери, ведущей в спальню.
«Войди, – нашептывал ему внутренний голос. – Она нужна тебе… Разве нет? Ты не можешь этого отрицать. Или ты настолько туп, что не ощущаешь зова своего тела? Тебе очень хочется ее».
Ник почувствовал, как отвердевает его мужественность.
«Испытай это, иначе ты вот-вот взорвешься. Разве ты забыл, как приятно раздвинуть женщине ноги… Иди. Посмотри на нее. Ей не повредит, если ты только посмотришь, как она спит! Ты уже много раз подходил к этой двери, но боялся распахнуть ее. Неужели тебе опять придется списать свою слабость за счет алкоголя…»
Он вытер пот с лица рукавом рубашки. Господи! Его бросает в жар…
«Войди. Все в порядке. Тихо проскользни в темноту, как вор. Ты имеешь на это право, она твоя жена. В пьяном угаре ты подписал брачный контракт со сказочным маленьким созданием. Только представь себе, что может вытворять ее тело…»
Саммер лежала на спине. Ее ночная рубашка закрутилась вокруг тела. Ник смотрел, как поднимается и опускается ее грудь, как подпрыгивают во сне ее руки, широко раскинутые на кровати.
«Дотронься до нее».
Он дотронулся пальцами до ее волос.
«Понюхай ее».
Закрыв глаза, он вобрал в себя пьянящий запах женщины и задрожал всем телом. Ему захотелось обнять эту девушку.
«Возьми ее. Тебе этого хочется. Она не будет препятствовать и станет твоей навсегда. Как? Ты боишься? Ты боишься вновь испытать счастье? Ну же, Сейбр, используй свой шанс! Совращение неизбежно. Сколько ты еще собираешься лгать самому себе?»
Как лунатик. Ник повернулся на каблуках и вышел из комнаты. Добравшись до своей комнаты, он пинком отодвинул стул, сел на него, положил локти на стол и запустил руки себе в волосы.
«Дело сделано. Эта маленькая веснушчатая фея заронила искру надежды в твою душу».
Он потянулся к полке с книгами, и они посыпались на пол. Ник с силой швырнул об стену портреты отца и брата. Стул, который он пинком отшвырнул прочь, с грохотом откатился к двери.
Почти моментально в дверном проеме показалась Саммер. Волосы ее были распущены, в глазах читалась явная растерянность.
– В чем дело? – спросила она чуть хрипловато. – Что случилось?
Ник стоял, широко расставив ноги и сжав руки в кулаки.
– Николас! – вскрикнула она.
«Давай! Давай! Возьми ее, идиот! Ты же знаешь, что хочешь ее. Какого черта ты ждешь?»
Он подошел к ней и, положив руки на плечи» притянул ее к себе. Тело девушки затрепетало, как пойманная в силки испуганная птица.
– Саммер, – он услышал свой деревянный полос как бы со стороны.
Шесть лет. Господи, прошло уже шесть лет с тех пор, как он последний раз прикасался к женщине.
Его пальцы заскользили по ее ночной рубашке. Девушка закричала от страха и удивления, а также от чувства беспомощности перед его грубой силой. Ник оттянул ворот ночной рубашки и обнажил ее белую грудь с розовым соском.
Саммер отшатнулась назад и дрожащей рукой поправила рубашку. Она смотрела на него так, будто он неожиданно превратился в ужасного монстра.
– О, Боже, – чувство стыда захлестнуло его, но через секунду стыд уступил место традиционной злобе. – Чего ты от меня ожидала? – закричал он. – Если ты ожидала объятий, поцелуев и ласковых слов, то ты, радость моя, жестоко ошиблась! Я даже не знаю, как это делается! Уходи! Уходи, пока нам обоим не пришлось горько пожалеть о том, что ты осталась!
Саммер вышла из комнаты и резко захлопнула за собой дверь. Ник оказался наедине с тишиной и темнотой.
В обязанности Фрэнка входило дважды в неделю объезжать ферму Сейбра, чтобы удостовериться, что Бетси хорошо выполняет свою работу и следит за передвижением овец. Однажды он пригласил Саммер сопровождать его, и это предложение было с радостью принято, поскольку она была счастлива увидеть что-то еще, кроме четырех стен дома Пика… и самого Ника.
Делать было нечего, и Саммер продолжала набивать руку на приготовлении пищи. Она уже хорошо научилась готовить картофельные блюда, которые они ели на завтрак, обед и на ужин. Вот и сейчас она взяла с собой в дорогу немного жареной картошки, которой они и перекусывали, отдыхая на высоком холме, откуда было хорошо видно пасшихся овец.
– Будь уверена, дорогуша, ты уже здорово научилась готовить картошку! – бормотал довольный Фрэнк.
– Да будет тебе говорить пустое.
– Нет, правда.
– А как же твое испуганное лицо сегодня утром, когда я объявила, что приготовила на завтрак картофельные оладьи?
– Это только потому, что я их еще не пробовал, а они оказались очень вкусными.
– Бетси, которой Ник отдал свою порцию тоже не стала есть…
– Господи, собаки совсем не разбираются в кулинарии! Да и самого Сейбра не назовешь гурманом.
Вздохнув, Саммер стала наблюдать за веселым бараном, пляшущим вокруг овцы.
– Если бы на моем месте была Клара Биконсфильд, – сказала девушка задумчиво, – она испекла бы хлеб и приготовила персиковый пудинг.
Баран забрался на овцу передними ногами, повернул морду к небу и высунув язык, издал странный горловой звук. Фрэнк перестал жевать, его глаза расширились.
– Черт возьми! Вот это парень! Очаруй девочку – и она будет твоя.
– А что он делает? – спросила Саммер.
– Ухаживает.
Баран забрался на овцу, и Саммер покраснела.
– Босс будет рад узнать об этом. Скоро наступит брачный сезон – и у нас он, похоже, будет продуктивным, – обрадовался Фрэнк.
– Да, только меня здесь уже не будет…
Фрэнк отложил картошку и вытер пальцы о рубашку.
– Черт подери, ты никогда раньше так не говорила.
– Ник ненавидит меня.
– Он, что, так тебе сказал?
Вспомнив бурную ночную сцену, Саммер покачала головой.
– Ему и не нужно говорить. Кроме того, совершенно очевидно, что ему больше бы подошла женщина вроде Клары Биконсфильд.
Фрэнк почесал шею.
– Она очень красивая, – сказала Саммер грустно.
– А ты разве нет? Девушка улыбнулась. Фрэнк посмотрел ей прямо в глаза.
– Женщины! Как можно вас сравнивать? Вы неповторимы. Взять хоть тебя и Клару. Она – как подснежник, бледный и нежный. А ты как… – Фрэнк сощурился и посмотрел на холмы. – Ты – вон, как тот цветок. Дикий и свободный, налитый солнечным светом.
– Я такая? – спросила Саммер с надеждой.
– Такая! Поверь мне, Ник не может не замечать этого. Сказать по правде, он знает гораздо лучше, чем ты себе можешь представить…
Плечи девушки опустились.
– Но отсылает меня назад.
– А ты сама разве не хочешь ехать?
Саммер посмотрела на зеленую долину, голубое небо и розовато-белых овец, вспомнила Дору и Дэна Джонсонов, Арнольда и Нана Шарки. Что ждет ее по возвращении в Лондон?
Она подняла голову и расправила плечи.
– Нет, – ответила она твердо. – Я не хочу уезжать. И не уеду, если мне позволят хоть немного влиять на решение этой проблемы.
Глава 11
На ужин она приготовила бараньи отбивные и яйца, но Ник тут же, как он это уже делал два дня подряд, заявил, что не голоден и исчез на конюшне. Возбужденная и страдающая от жары, Саммер сидела и печально смотрела на гору жареного мяса, в то время как Фрэнк рассказывал очередную историю о неприятностях, подстерегавших его возле какого-то форта. Стоило ему сделать паузу, девушка сказала:
– Ненавижу баранину. Видеть ее не могy. Запах ее мне противен. А тебе она не надоедает?
– Иногда.
Глубоко вздохнув, она отодвинула свою тарелку.
– Что-нибудь не так? – спросил Фрэнк.
– Все не так.
– А как дела с хлебом?
– Я вожусь с ним уже три часа, а он все еще не готов.
– Зато отбивные хороши. – Он, чавкая, склонился над тарелкой.
Выглянув в окно, Саммер передернула плечами.
– Сдаюсь, Фрэнк. Я всячески пыталась завоевать расположение Николаса. Я готовила еду и чистила его дом, пока, черт возьми, у меня все кости не заболели. Я старалась выглядеть покрасивей…
– Ты хороша, как картинка, – заявил старик с полным ртом.
Она вытерла пот со лба и вздохнула.
– Рада буду, если все это закончится. Может, мне и впрямь лучше уехать отсюда. Я думала, что смогу завоевать его расположение, но я ошиблась. Я сыта по горло этими попытками.
Саммер двинулась к двери, но замерла, увидев Ника, шедшего по тропинке к дому. Бетси беззаботно резвилась возле его ног, а сам хозяин казался невеселым, задумчивым. Его волосы спадали, как сверкавший черный сатин на плечи. Сделав глубокий вздох, девушка выступила вперед.
– Я ни о чем не просила вас с тех пор, как очутилась здесь. Надеюсь вы будете в состоянии выполнить мою первую просьбу.
Ник молчал.
– Насколько я понимаю, в конце недели вы отправляете шерсть в Литтлтон. Я хотела бы попросить вас воспользоваться удобным моментом и отослать меня домой. Я прошу сделать это в воскресенье.
Воцарилась длинная и напряженная пауза. Сначала Саммер боялась даже взглянуть на Ника, но наконец, решившись, обнаружила в его глазах неподдельную нежность и сострадание.
– Ты просишь отправить тебя домой? – спросил он.
– Да, – Саммер развернулась и пошла наверх по ступенькам.
– Честно говоря, я думал, что в это воскресенье ты собираешься поехать на пикник в Роквуд.
Мысль о друзьях, которых она не увидит больше, была невыносимой для девушки. Ступеньки крыльца сразу как будто стали вдвое выше. Стараясь преодолеть свою слабость, Саммер выдохнула:
– Не имеет значения. Мне все равно нечего надеть, ведь моя лучшая одежда пришла в негодность. Да и что за веселье быть там одной! Не берите в голову, мистер Сейбр! Действительно не берите в голову!
Постояв немного на месте, Ник пошел к сараю с шерстью, открыл ногой дверь и немного помедлил разглядывая шерсть, которую предстояло еще рассортировать и разложить. Итак, она настаивает на отъезде. Он посмотрел на цветок, который держал в руке. В момент безумия он сорвал его и намеревался подарить Саммер в знак перемирия. Последние дни она много и тяжело работала, старясь угодить ему, а он жестокосердно игнорировал ее. Вот и прошлой ночью он лежал в темноте на своем диванчике и слушал, как она тихонько плачет. Ник почти уже заставил себя пойти к ней и извиниться, но вскоре ее всхлипывания затихли. Впрочем, он, наверно, даже не смог бы выговорить это вечное «прости меня».
Сзади скрипнула дверь.
– Готов начать работу, босс! – отрапортовал Фрэнк. Ник бросил цветок на грязный пол и схватил ножницы для стрижки овец.
– Какого черта ты опаздываешь?
– Старею, наверное.
Ник свистнул, за сараем тявкнула Бетси, и работа началась: собака пригоняла овец, мужчины, пыхтя и отдуваясь, стригли их.
Где-то через час Фрэнк сказал:
– А девочка действительно намерена уехать.
– Тебе какое дело? – Ник отшвырнул последнюю прядь шерсти в сторону и свистнул, вызывая следующую овцу.
– Как сказать… Просто я переживаю. Кстати, она научилась готовить.
– Да, наконец-то она научилась варить картошку. Мы жрем ее три раза в день. Господи, как я ненавижу картошку!
– По крайней мере, она старается. Я вот разговаривал давеча с Клементом Кренстоном, который тоже выписал себе жену. Она не готовит и не убирает дом. Она даже не пытается это делать, а только плачет и тоскует по родному дому. Жалеет, что вообще приехала в Новую Зеландию.
– Так что же он не отошлет ее домой?
– Наверное, она нравится ему. Если ее чем-то и можно успокоить, уверяет он, так это переспать с ней. Сам он так и делает. А я ему говорю: «Клеми, ты не так уж и молод. Всего на три года моложе меня. Будь осторожен». А он отвечает:
«Фрэнк, по крайней мере, я умру с улыбкой на лице».
Возясь с непослушной овцой, Фрэнк немного помолчал.
– Саммер очень хотела поехать на этот воскресный пикник. Не понимаю, что заставило передумать. Хотя нет, кажется, понимаю.
Ник посмотрел на пастуха, ловко орудующего ножницами.
– Ну, – поинтересовался он. – Почему она не хочет идти на пикник?
– Очень тяжело говорить добрым знакомым «прощай»; а такой мечтательной и полной надежд девочке, как она, тяжело вдвойне. В Англии у нее нет ни семьи, ни друзей. Отсюда она уезжает с чувством горькой потери. – Фрэнк покачал головой. – Но ей все равно до слез хочется пойти на пикник!
Ник встал на одно колено и начал стричь с кончика хвоста. Ножницы мягко вгрызались в шерсть, клочьями падающую в стороны.
– Так что же она не идет?
– Ну, во-первых, ей больно признаться в своем желании, а, во-вторых, ей действительно нечего надеть. Ты же знаешь женщин…
– Нет, не знаю.
– Ну, они всегда хотят хорошо выглядеть. Каждая девчонка мечтает смотреться светской дамой.
– Это глупо. Кроме того, Саммер и так красивая женщина, Саммер самая хорошенькая женщина. Такую женщину не испортит даже мешок, надетый вместо платья.
Фрэнк поднял голову и улыбнулся:
– Значит, ты заметил, что она хорошенькая?
– А я и не утверждал, что она некрасивая, – ответил он.
– Как сказать, как сказать…
Подтолкнув остриженного барана к загону, Фрэнк распрямил спину, подошел к сортировочному столу и начал разбирать шерсть, сортируя ее.
– Значит, ты полагаешь, что если у нее будет одежда, она все же пойдет на пикник? – спросил Ник сердито.
– Может быть, – пожал плечами Фрэнк. – А может быть, и нет. Все равно, пока нет одежды, нечего об этом и говорить. Может, попросить Дору Джонсон одолжить ей какие-нибудь тряпки?
– К черту! Моя жена не станет носить одежду с чужого плеча. Мой отец – граф, запомни!
– А, я забыл! Примите мои извинения, ваше высочество. Они опять работали до глубокой ночи. Руки Ника кровоточили, но он не соглашался сделать перерыв.
– Черт возьми, хорошая шерсть, Фрэнк. Мы заработаем на ней кучу долларов и уже в следующем году сможем нанять нам в помощь шесть-семь человек.
– Это было бы здорово, – последовал ответ. – Надеюсь, я доживу до этого.
Достав из кармана часы. Ник охнул. Почти полночь.
– Иди спать, – велел он. – Я закончу сам.
– Если не возражаешь, я так и поступлю. – Фрэнк встал с табуретки, потянулся. – Будешь спать со мной на конюшне? – спросил он уже стоя в дверях.
– Наверное, лягу на диван, в доме.
Ну тогда приятного сна! – дверь сарая закрылась за уставшим Фрэнком.
Ник опять склонился над столом и посмотрел на собаку, Бетси клубком свернулась у его ног, но, почувствовав внимание, тут же вскочила.
– Думаешь, она легла? – спросил Ник собаку. – Надеюсь, мы пробыли в этом вонючем сарае достаточно долго и она уже уснула.
С гримасой боли Ник выпрямился, задул лампу и вышел из сарая, заперев его за собой. На кухне было светло, но это ничего не значило, ибо свет оставляли специально, чтобы освещать дорожку к дому. Помедлив на крыльце, Ник снял сапоги, отставил их в сторону и переступил порог в носках. Странный запах ударил ему в нос. За кухонным столом, уткнувшись лицом в изгиб локтя сидела Саммер, плечи ее дрожали. Рядом стояли две сковородки, доверху наполненные чем-то, напоминающим черную пемзу и пахнущим как баранья требуха.
Девушка приподняла голову и лампа осветила ее заплаканные глаза, полные отчаяния.
– Ну, – сказала она, – давайте, скажите!
– Сказать, что?
– Что я опять испортила еду. Этот проклятый хлеб невозможно сделать! Я несколько часов пекла его – и вот!
Странная черная субстанция на сковородках оказалась всего лишь неудавшимся, подгоревшим хлебом.
Вытирая слезы тыльной стороной ладони, девушка посмотрела прямо в глаза Нику.
– Я старалась, Сейбр, я хотела быть хорошей. Я думала, мы с вами одинокие люди и постараемся объединить наши судьбы. Нет! Я ошиблась, вы не хотите идти вместе, а я была упряма, что не могла этого понять. Совершенно очевидно, что даже бы этот чертов хлеб мне удался, вы все равно не сочли бы меня подходящей для себя парой. Знайте, вы так сильно упоены ненавистью к самому себе, что уже не способны любить кого бы то ни было!
Она сделала глубокий вздох, и слезы снова потекли по ее щекам. Неудавшийся хлеб полетел к ногам Сейбра.
Надеюсь, в следующий раз Клара угостит вас хорошим хлебом! – крикнула она и выскочила из комнаты.
Ник продолжал стоять у двери. Его тело слегка вздрагивало от холодного ночного воздух. Снова и снова он переводил взгляд с двери в спальню на хлеб у своих ног. Наконец он поднял хлеб, положил его на стол и двинулся в комнату, стараясь не реагировать на приглушенные рыдания Саммер. «Успокой ее, Сейбр, ты, бессердечный ублюдок. Скажи ей что-нибудь доброе, утешь. Трус! Ты даже этого боишься? Слабак! Ты знаешь, что, стоит тебе дотронуться до нее, и ты уже не сможешь остановиться. Ты растаешь, пути назад не будет».
Ник вернулся в гостиную и сел на диванчик.
«Ты еще ни к кому не относился с добротой и пониманием. Ты даже не уверен, получится ли у тебя это, если ты захочешь…»
Он подошел к окну. Наконец-то всхлипывания Саммер стали реже.
Спустя несколько минут в доме воцарилась тишина. Только тогда Ник решился снова взглянуть на нее. Девушка лежала на кровати, свернувшись калачиком. Лунный свет играл на ее мокрых, заплаканных щеках.
Прислонившись в дверному косяку, он закрыл глаза. Знакомое чувство ответственности охватило его, но это была не та ответственность, которую он чувствовал по отношению к своим овцам, к собаке или даже к Фрэнку. Нет, более всего на свете ему хотелось высушить ее слезки и успокоить ее сердечную боль. Он мечтал снова увидеть яркую, непосредственную улыбку, с которой впервые объявилась здесь его жена. Ник с ужасом понял, что прошло уже очень много времени с тех пор, как она улыбалась так в последний раз.
Ник отправился в свой кабинет, сел в кресло у стола и открыл выдвижной ящик. Порывшись немного в бумагах, он вытащил откуда-то маленькую деревянную коробочку с выжженной на крышке буквой «С». На стол посыпалось ее содержимое – несколько монет, несколько банкнот. Денег оказалось до обидного мало. Их едва хватало, чтобы купить еды на неделю. Помощи ждать было неоткуда…
Вдруг его взгляд упал на рубиновую заколку, воткнутую в уголок коробки. Он взял сверкающий камешек в руки, осмотрел его, вспомнил, что отец подарил ему это украшение на его девятый день рождения. Это был первый и единственный случай, когда отец, благородный граф Честерфильд как-то проявил любовь к своему младшему сыну.
Держа рубин в пальцах, Ник долго смотрел сквозь него на пламя лампы, затем положил камешек в карман рубашки, засунул деньги обратно в коробку и убрал ее в стол. Он был уже на полпути к конюшне, когда сообразил, что идет босиком. Приоткрыв скрипучую дверь, он зашипел: «Фрэнк!»
Перед его носом выросла утыканная соломой фигура:
– Черт возьми, уже утро?
– Мне пришла в голову одна мысль! Молчание.
– Теперь, когда мы закончили стрижку, мы можем начать строить себе дом…
– И ты меня разбудил, чтобы сообщить об этом?
– Я думал, тебе будет приятно.
– Ну, конечно, спасибо большое. Но где мы достанем так много денег?
– Надо будет кое-чем пожертвовать.
– Пожертвовать? – Фрэнк засопел.
– Какой сегодня день недели, Фрэнк?
– Дай подумать… Время уже за полночь, и я полагаю, что наступила суббота…
– Значит, у тебя достаточно времени, чтобы съездить в Крайстчерч и вернуться домой к полудню в воскресенье, закупив все необходимые материалы. Мы же не можем строить дом из ничего!
– Может, лучше дождаться, когда мы на следующей неделе развяжемся с шерстью?
– Нет. Пауза.
– Ты просто хочешь отослать меня отсюда на это время…
– Ненавижу баранину. Видеть ее не могy. Запах ее мне противен. А тебе она не надоедает?
– Иногда.
Глубоко вздохнув, она отодвинула свою тарелку.
– Что-нибудь не так? – спросил Фрэнк.
– Все не так.
– А как дела с хлебом?
– Я вожусь с ним уже три часа, а он все еще не готов.
– Зато отбивные хороши. – Он, чавкая, склонился над тарелкой.
Выглянув в окно, Саммер передернула плечами.
– Сдаюсь, Фрэнк. Я всячески пыталась завоевать расположение Николаса. Я готовила еду и чистила его дом, пока, черт возьми, у меня все кости не заболели. Я старалась выглядеть покрасивей…
– Ты хороша, как картинка, – заявил старик с полным ртом.
Она вытерла пот со лба и вздохнула.
– Рада буду, если все это закончится. Может, мне и впрямь лучше уехать отсюда. Я думала, что смогу завоевать его расположение, но я ошиблась. Я сыта по горло этими попытками.
Саммер двинулась к двери, но замерла, увидев Ника, шедшего по тропинке к дому. Бетси беззаботно резвилась возле его ног, а сам хозяин казался невеселым, задумчивым. Его волосы спадали, как сверкавший черный сатин на плечи. Сделав глубокий вздох, девушка выступила вперед.
– Я ни о чем не просила вас с тех пор, как очутилась здесь. Надеюсь вы будете в состоянии выполнить мою первую просьбу.
Ник молчал.
– Насколько я понимаю, в конце недели вы отправляете шерсть в Литтлтон. Я хотела бы попросить вас воспользоваться удобным моментом и отослать меня домой. Я прошу сделать это в воскресенье.
Воцарилась длинная и напряженная пауза. Сначала Саммер боялась даже взглянуть на Ника, но наконец, решившись, обнаружила в его глазах неподдельную нежность и сострадание.
– Ты просишь отправить тебя домой? – спросил он.
– Да, – Саммер развернулась и пошла наверх по ступенькам.
– Честно говоря, я думал, что в это воскресенье ты собираешься поехать на пикник в Роквуд.
Мысль о друзьях, которых она не увидит больше, была невыносимой для девушки. Ступеньки крыльца сразу как будто стали вдвое выше. Стараясь преодолеть свою слабость, Саммер выдохнула:
– Не имеет значения. Мне все равно нечего надеть, ведь моя лучшая одежда пришла в негодность. Да и что за веселье быть там одной! Не берите в голову, мистер Сейбр! Действительно не берите в голову!
Постояв немного на месте, Ник пошел к сараю с шерстью, открыл ногой дверь и немного помедлил разглядывая шерсть, которую предстояло еще рассортировать и разложить. Итак, она настаивает на отъезде. Он посмотрел на цветок, который держал в руке. В момент безумия он сорвал его и намеревался подарить Саммер в знак перемирия. Последние дни она много и тяжело работала, старясь угодить ему, а он жестокосердно игнорировал ее. Вот и прошлой ночью он лежал в темноте на своем диванчике и слушал, как она тихонько плачет. Ник почти уже заставил себя пойти к ней и извиниться, но вскоре ее всхлипывания затихли. Впрочем, он, наверно, даже не смог бы выговорить это вечное «прости меня».
Сзади скрипнула дверь.
– Готов начать работу, босс! – отрапортовал Фрэнк. Ник бросил цветок на грязный пол и схватил ножницы для стрижки овец.
– Какого черта ты опаздываешь?
– Старею, наверное.
Ник свистнул, за сараем тявкнула Бетси, и работа началась: собака пригоняла овец, мужчины, пыхтя и отдуваясь, стригли их.
Где-то через час Фрэнк сказал:
– А девочка действительно намерена уехать.
– Тебе какое дело? – Ник отшвырнул последнюю прядь шерсти в сторону и свистнул, вызывая следующую овцу.
– Как сказать… Просто я переживаю. Кстати, она научилась готовить.
– Да, наконец-то она научилась варить картошку. Мы жрем ее три раза в день. Господи, как я ненавижу картошку!
– По крайней мере, она старается. Я вот разговаривал давеча с Клементом Кренстоном, который тоже выписал себе жену. Она не готовит и не убирает дом. Она даже не пытается это делать, а только плачет и тоскует по родному дому. Жалеет, что вообще приехала в Новую Зеландию.
– Так что же он не отошлет ее домой?
– Наверное, она нравится ему. Если ее чем-то и можно успокоить, уверяет он, так это переспать с ней. Сам он так и делает. А я ему говорю: «Клеми, ты не так уж и молод. Всего на три года моложе меня. Будь осторожен». А он отвечает:
«Фрэнк, по крайней мере, я умру с улыбкой на лице».
Возясь с непослушной овцой, Фрэнк немного помолчал.
– Саммер очень хотела поехать на этот воскресный пикник. Не понимаю, что заставило передумать. Хотя нет, кажется, понимаю.
Ник посмотрел на пастуха, ловко орудующего ножницами.
– Ну, – поинтересовался он. – Почему она не хочет идти на пикник?
– Очень тяжело говорить добрым знакомым «прощай»; а такой мечтательной и полной надежд девочке, как она, тяжело вдвойне. В Англии у нее нет ни семьи, ни друзей. Отсюда она уезжает с чувством горькой потери. – Фрэнк покачал головой. – Но ей все равно до слез хочется пойти на пикник!
Ник встал на одно колено и начал стричь с кончика хвоста. Ножницы мягко вгрызались в шерсть, клочьями падающую в стороны.
– Так что же она не идет?
– Ну, во-первых, ей больно признаться в своем желании, а, во-вторых, ей действительно нечего надеть. Ты же знаешь женщин…
– Нет, не знаю.
– Ну, они всегда хотят хорошо выглядеть. Каждая девчонка мечтает смотреться светской дамой.
– Это глупо. Кроме того, Саммер и так красивая женщина, Саммер самая хорошенькая женщина. Такую женщину не испортит даже мешок, надетый вместо платья.
Фрэнк поднял голову и улыбнулся:
– Значит, ты заметил, что она хорошенькая?
– А я и не утверждал, что она некрасивая, – ответил он.
– Как сказать, как сказать…
Подтолкнув остриженного барана к загону, Фрэнк распрямил спину, подошел к сортировочному столу и начал разбирать шерсть, сортируя ее.
– Значит, ты полагаешь, что если у нее будет одежда, она все же пойдет на пикник? – спросил Ник сердито.
– Может быть, – пожал плечами Фрэнк. – А может быть, и нет. Все равно, пока нет одежды, нечего об этом и говорить. Может, попросить Дору Джонсон одолжить ей какие-нибудь тряпки?
– К черту! Моя жена не станет носить одежду с чужого плеча. Мой отец – граф, запомни!
– А, я забыл! Примите мои извинения, ваше высочество. Они опять работали до глубокой ночи. Руки Ника кровоточили, но он не соглашался сделать перерыв.
– Черт возьми, хорошая шерсть, Фрэнк. Мы заработаем на ней кучу долларов и уже в следующем году сможем нанять нам в помощь шесть-семь человек.
– Это было бы здорово, – последовал ответ. – Надеюсь, я доживу до этого.
Достав из кармана часы. Ник охнул. Почти полночь.
– Иди спать, – велел он. – Я закончу сам.
– Если не возражаешь, я так и поступлю. – Фрэнк встал с табуретки, потянулся. – Будешь спать со мной на конюшне? – спросил он уже стоя в дверях.
– Наверное, лягу на диван, в доме.
Ну тогда приятного сна! – дверь сарая закрылась за уставшим Фрэнком.
Ник опять склонился над столом и посмотрел на собаку, Бетси клубком свернулась у его ног, но, почувствовав внимание, тут же вскочила.
– Думаешь, она легла? – спросил Ник собаку. – Надеюсь, мы пробыли в этом вонючем сарае достаточно долго и она уже уснула.
С гримасой боли Ник выпрямился, задул лампу и вышел из сарая, заперев его за собой. На кухне было светло, но это ничего не значило, ибо свет оставляли специально, чтобы освещать дорожку к дому. Помедлив на крыльце, Ник снял сапоги, отставил их в сторону и переступил порог в носках. Странный запах ударил ему в нос. За кухонным столом, уткнувшись лицом в изгиб локтя сидела Саммер, плечи ее дрожали. Рядом стояли две сковородки, доверху наполненные чем-то, напоминающим черную пемзу и пахнущим как баранья требуха.
Девушка приподняла голову и лампа осветила ее заплаканные глаза, полные отчаяния.
– Ну, – сказала она, – давайте, скажите!
– Сказать, что?
– Что я опять испортила еду. Этот проклятый хлеб невозможно сделать! Я несколько часов пекла его – и вот!
Странная черная субстанция на сковородках оказалась всего лишь неудавшимся, подгоревшим хлебом.
Вытирая слезы тыльной стороной ладони, девушка посмотрела прямо в глаза Нику.
– Я старалась, Сейбр, я хотела быть хорошей. Я думала, мы с вами одинокие люди и постараемся объединить наши судьбы. Нет! Я ошиблась, вы не хотите идти вместе, а я была упряма, что не могла этого понять. Совершенно очевидно, что даже бы этот чертов хлеб мне удался, вы все равно не сочли бы меня подходящей для себя парой. Знайте, вы так сильно упоены ненавистью к самому себе, что уже не способны любить кого бы то ни было!
Она сделала глубокий вздох, и слезы снова потекли по ее щекам. Неудавшийся хлеб полетел к ногам Сейбра.
Надеюсь, в следующий раз Клара угостит вас хорошим хлебом! – крикнула она и выскочила из комнаты.
Ник продолжал стоять у двери. Его тело слегка вздрагивало от холодного ночного воздух. Снова и снова он переводил взгляд с двери в спальню на хлеб у своих ног. Наконец он поднял хлеб, положил его на стол и двинулся в комнату, стараясь не реагировать на приглушенные рыдания Саммер. «Успокой ее, Сейбр, ты, бессердечный ублюдок. Скажи ей что-нибудь доброе, утешь. Трус! Ты даже этого боишься? Слабак! Ты знаешь, что, стоит тебе дотронуться до нее, и ты уже не сможешь остановиться. Ты растаешь, пути назад не будет».
Ник вернулся в гостиную и сел на диванчик.
«Ты еще ни к кому не относился с добротой и пониманием. Ты даже не уверен, получится ли у тебя это, если ты захочешь…»
Он подошел к окну. Наконец-то всхлипывания Саммер стали реже.
Спустя несколько минут в доме воцарилась тишина. Только тогда Ник решился снова взглянуть на нее. Девушка лежала на кровати, свернувшись калачиком. Лунный свет играл на ее мокрых, заплаканных щеках.
Прислонившись в дверному косяку, он закрыл глаза. Знакомое чувство ответственности охватило его, но это была не та ответственность, которую он чувствовал по отношению к своим овцам, к собаке или даже к Фрэнку. Нет, более всего на свете ему хотелось высушить ее слезки и успокоить ее сердечную боль. Он мечтал снова увидеть яркую, непосредственную улыбку, с которой впервые объявилась здесь его жена. Ник с ужасом понял, что прошло уже очень много времени с тех пор, как она улыбалась так в последний раз.
Ник отправился в свой кабинет, сел в кресло у стола и открыл выдвижной ящик. Порывшись немного в бумагах, он вытащил откуда-то маленькую деревянную коробочку с выжженной на крышке буквой «С». На стол посыпалось ее содержимое – несколько монет, несколько банкнот. Денег оказалось до обидного мало. Их едва хватало, чтобы купить еды на неделю. Помощи ждать было неоткуда…
Вдруг его взгляд упал на рубиновую заколку, воткнутую в уголок коробки. Он взял сверкающий камешек в руки, осмотрел его, вспомнил, что отец подарил ему это украшение на его девятый день рождения. Это был первый и единственный случай, когда отец, благородный граф Честерфильд как-то проявил любовь к своему младшему сыну.
Держа рубин в пальцах, Ник долго смотрел сквозь него на пламя лампы, затем положил камешек в карман рубашки, засунул деньги обратно в коробку и убрал ее в стол. Он был уже на полпути к конюшне, когда сообразил, что идет босиком. Приоткрыв скрипучую дверь, он зашипел: «Фрэнк!»
Перед его носом выросла утыканная соломой фигура:
– Черт возьми, уже утро?
– Мне пришла в голову одна мысль! Молчание.
– Теперь, когда мы закончили стрижку, мы можем начать строить себе дом…
– И ты меня разбудил, чтобы сообщить об этом?
– Я думал, тебе будет приятно.
– Ну, конечно, спасибо большое. Но где мы достанем так много денег?
– Надо будет кое-чем пожертвовать.
– Пожертвовать? – Фрэнк засопел.
– Какой сегодня день недели, Фрэнк?
– Дай подумать… Время уже за полночь, и я полагаю, что наступила суббота…
– Значит, у тебя достаточно времени, чтобы съездить в Крайстчерч и вернуться домой к полудню в воскресенье, закупив все необходимые материалы. Мы же не можем строить дом из ничего!
– Может, лучше дождаться, когда мы на следующей неделе развяжемся с шерстью?
– Нет. Пауза.
– Ты просто хочешь отослать меня отсюда на это время…
Глава 12
Воскресное утро Саммер провела за сочинением прощальных писем, адресованных Джонсонам и семье Шарки. Отдельное письмо предназначалось Шону, в котором девушка умоляла его порвать отношения с Кланом и вернуться к нормальной жизни.
Когда Фрэнк вернется из Крайстчерча, она передаст ему письма и тот при первой же возможности вручит их адресатам.
Шум заставил ее поднять голову. Во двор въезжал Фрэнк, горделиво сидящей в повозке, доверху груженной строительным материалом. Саммер кинулась к двери, забыв, что она рассердилась на старого друга за то, что тот уехал в Крайстчерч без нее. Увидев Саммер, улыбавшуюся ему с порога, Фрэнк тряхнул головой.
– О, как мне приятно, вернувшись после долгого путешествия, увидеть улыбку самой красивой девушки в округе, – театрально заявил он. – Где Сейбр?
Старик на подгибающихся ногах пошел на кухню.
– Ну, где он?
– Кто его знает? Я не видела его со вчерашнего дня. Фрэнк налил себе чашку воды, выпил и облегченно вздохнул.
– Представляешь, пришлось тащить все это… Что на него нашло? Ему захотелось заняться строительством как можно скорей. Слушай, найди его и передай, что я уже приехал, а я тем временем оттащу все это на место будущей стройки…
Половицы заскрипели под ногами Фрэнка. Мысль о том, что у нее появился новый повод встретиться с Ником, воодушевила Саммер.
Когда Фрэнк вернется из Крайстчерча, она передаст ему письма и тот при первой же возможности вручит их адресатам.
Шум заставил ее поднять голову. Во двор въезжал Фрэнк, горделиво сидящей в повозке, доверху груженной строительным материалом. Саммер кинулась к двери, забыв, что она рассердилась на старого друга за то, что тот уехал в Крайстчерч без нее. Увидев Саммер, улыбавшуюся ему с порога, Фрэнк тряхнул головой.
– О, как мне приятно, вернувшись после долгого путешествия, увидеть улыбку самой красивой девушки в округе, – театрально заявил он. – Где Сейбр?
Старик на подгибающихся ногах пошел на кухню.
– Ну, где он?
– Кто его знает? Я не видела его со вчерашнего дня. Фрэнк налил себе чашку воды, выпил и облегченно вздохнул.
– Представляешь, пришлось тащить все это… Что на него нашло? Ему захотелось заняться строительством как можно скорей. Слушай, найди его и передай, что я уже приехал, а я тем временем оттащу все это на место будущей стройки…
Половицы заскрипели под ногами Фрэнка. Мысль о том, что у нее появился новый повод встретиться с Ником, воодушевила Саммер.