Савеличев Михаил. Тигр, тигр, светло горящий!

   Кирилл отвлекся от своих мыслей, почувствовав, что "скат" замедляет ход и давление встречного потока воды ослабло настолько, что можно без опасности для своей жизни поднять голову, распрямить затекшую спину и шею и, наконец, осмотреться. Это не было прибытием - курсограф указывал: до цели еще пятьдесят восемь километров. Осмотревшись, Кирилл понял причину замедления окружающее пространство разительно переменилось и в освещаемую прожекторами сферу кроме воды стали вламываться безжизненные скалы. Топографы не удосужились подыскать названия более-менее заметным выступам Европы и поэтому хребет, в отроги которого они сейчас вошли, был безымянным и капитан Вейсмюллер решил взять на себя роль первооткрывателя:
   - Внимание всем, - объявил он, - начинается конкурс на лучшие названия возвышенностям дна европейского океана. Комиссия в составе меня, сержанта Муравьева и журналиста Малхонски рассмотрит все поступившие предложения.
   - Одно замечание, капитан, - подключился Борис, - свои имена и клички своих собак не предлагать. Что-то мне не хочется, что бы в моих мемуарах упоминался Блохастый холм и Пик Поросенка.
   - Принимается, - согласились все и наступили минуты раздумий, после чего обрушился тайфун предложений.
   Комиссия взопрела, споря и принимая предлагаемые названия, отметая неподходящие и попросту неприличные, и наконец подвела первые итоги. Хребет было решено назвать Драконовым, самые высокие пики - Аякс и Бертольд, действующий вулкан, лежащий в двухстах километрах от их маршрута, но тем не менее присутствующий на их картах, назвали Гефестом. Кирилл посмеялся над таким комиксово-античным смешением, но промолчал. Если уж брать Землю, то все ее географические названия можно признать неудачными, устаревшими и искажающими истинную картину мира, что уж говорить о каком-то спутнике.
   Несмотря на обширность территории, отображаемой на щитках их шлемов, карты имели большой изъян - предел разрешения их был слишком низок, что бы доверить компьютерам управление машинами и приходилось полагаться на опыт и быстроту реакции пилотов "скатов". Задержка эта была предусмотрена и десантники не выходили из графика движения.
   Теперь пустоты и темноты не было - прожектора то и дело высвечивали близкие скалы, изъеденные трещинами, пронизанные пещерами, обезображенные осыпями, долины, заваленные каменными глыбами, превращающими их в запутанные лабиринты. Цвета не было, как у старинного телевизора - только черный, куда свет не доходил, белые вспышки на скальных породах, наводящие на мысль о драгоценностях и все оттенки серого у освещенных камней. Тишины тоже не было. До этого на общем канале после дискуссии о названиях никто не переговаривался, теперь же всех поразил приступ болтовни, как маленьких детей, оставшихся одни дома без родителей и пытающихся развеять свой страх одиночества и отвлечь себя от пугающих мыслей и шорохов Буки в платяном шкафу беседой друг с другом.
   Кирилл прислушивался к раздающемуся из наушников многоголосию, с трудом сдерживая себя от того, что бы влиться в этот шум своими вопросами и рассказами, шутками и анекдотами, смехом и цоканьем языка от восхищения услышанным. Ему показалось, что развязав язык он продемонстрирует свой страх и неуверенность и окажется тем маленьким мальчиком, который до сих пор жил в глубине его души и которого он старался если не изжить, то спрятать под грузом воспоминаний о себе как о сильном мужчине, без слабостей, соплей и сентиментов.
   Антонио Вейсмюллер и Борис Муравьев не сразу оказались в курсе событий, занятые спорами о "Чань". В начале этого века на Европу впервые высадились люди - это был экипаж печально знаменитого китайского корабля "Чань". Экспедиция коммунистического Китая явилась его крупной победой и сокрушительным поражением и несомненно повлияла на политическую перекройку всей Земли. Проект готовился в строжайшей тайне и космические державы - США и Россия оказались перед свершившемся фактом: их опередили минимум на полгода, когда странное сооружение, собираемое Китайской Народной Республикой на орбите, похожее на гигантскую металлическую бочку и зарегистрированное в реестрах ООН как орбитальная станция, сорвалось со своего места и, раскручивая спираль, устремилось в сторону Юпитера. "Дискавери-2" не сошел еще со стапелей, а "Алексей Леонов" только проходил летные испытания и никак не мог догнать стремительный "Чань".
   Экспедиция благополучно достигла Европы и объявила ее территорией суверенного Китая, присвоив величайшие запасы воды в Солнечной системе. На Земле царила паника, политический и экономический кризисы поразили США, Объединенную Европу и Россию - их правительства скопом ушли в отставку, на фондовых биржах всего мира царила паника: акции крупнейших авиакосмических корпораций шли по бросовой цене и в один момент разорились такие космогиганты как "Юнайтед Рокетс", "НПО Энергия" и "КосмоФранс".
   Китай проснулся 27 ноября 2010 года богатейшей и влиятельнейшей страной мира, повторив историю стран ОПЕК.
   Совет Безопасности ООН безостановочно заседал три дня, ища выход из кризиса, и слал призывы Госсовету КНР объявить Европу собственностью всего человечества. Официальный Китай отмалчивался, довольно потирая руки и разрабатывая свой ультиматум, который не будучи нигде опубликован стал известен как "Меморандум о воде". Он был секретно доведен до сведения правительств ведущих государств и, по слухам, выдвигал очень жесткие требования.
   Пока США и Россия совещались о возможной войне с КНР и применение против него ядерного оружия, "Чань" внезапно замолчал. Пекинский центр космической связи заявил, что это временные неполадки и поводов для беспокойства нет, но потом пришло сообщение от стартовавшего вслед за "Чань" "Леонова" о перехваченной передаче с Европы о гибели корабля. Что там случилось в действительности никто так и не узнал. По официальной версии "Чань" сел на лед и по невыясненным причинам провалился и затонул в океане. Китай побыл "халифом на час", верша судьбы всей Земли на протяжении четырех дней. Все вернулось на круги своя и мир с облегчением вздохнул - старый хозяин, хоть и плохой, все же лучше, чем новый.
   "Чань" затонул где-то в этих широтах. Он был лакомым кусочком для желающих разбогатеть - по каталогу аукциона "Кристи" его останки или информация о его местонахождении фигурировала под девятизначной цифрой, к тому же никто не сомневался, что правительство КНР заплатит за это же гораздо больше. Однако поиски "Чань" велись больше в теоретическом плане, так как лезть в это царство тьмы даже за такие деньги желающих не было.
   - Он затонул где-то здесь, - говорил Борис капитану, - мы первые спустились под воду и у нас все шансы найти его.
   - Вообще-то у нас другое задание, - усмехнулся Антонио.
   - Конечно, капитан, но ведь никто потом не сможет нам отказать покопаться здесь пару дней, тем более что от желающих отбоя не будет.
   Вейсмюллер помолчал.
   - Я сомневаюсь, что желающих будет много. Ты наверное слышал байки о том, что на "Чань" напало какое-то чудовище и уволокло его под лед?
   - Это все ерунда!
   - Так вот, Борис, говорю тебе как другу - это не ерунда. Информация секретная, но мне придется тебе об этом сказать.
   Борис слушал историю о том, как действительно погиб китайская экспедиция и ему снова было страшно. Значит в этих глубинах действительно кто-то есть, кто-то способный погубить космический корабль, преодолевший миллионы километров до здешних мест, избежав тысячи опасностей космоса: радиацию, метеориты, астероидный пояс, чудовищное притяжение Юпитера. И он узнает об этом только сейчас, когда невозможно предпринять каких-то защитных мер, когда нельзя даже вернуться назад, потому что никто их там не ждет. Это поезд только в один конец.
   - Капитан, сержант, - включился на их канал пилот головного "ската", послушайте общую частоту. Там черт знает что твориться.
   "... все это конем"
   "Нам говорят: вы, ребята, поспокойней... "
   "Вот и весь уют, вот и вся война! "
   Борис в полном обалдении слушал этот бред. Он не верил своим ушам, решив что эта грязная космическая лужа и прочие "чани" все-таки доконали его крепкую психику и безупречное здоровье и он докатился до слуховых галлюцинаций, как последний алкоголик.
   - Ты слышишь что-нибудь на канале?, - толкнул он локтем сидящего рядом пилота.
   Пилот Вирджиния Лемке разозлилась - она не любила фамильярностей, особенно в такой напряженной ситуации, когда все внимание сосредоточено на приборах, а в голове крутится единственная мысль - не пропороть бы брюхо "ската" о шальной незамеченный камень. Но субординация заставила подавить раздражение и переключиться с командного канала на "общак". Ей тут же захотелось смеяться, услышав треп этих базарных баб, которые выдают себя за мужиков только потому, что у них что-то висит между ног.
   " Если честно - не люблю я прогрессоров. Даже сами прогрессоры не любят себя. "
   " Мужик, а, мужик... "
   Вирджиния попыталась ухватить нить чьего-нибудь связного разговора, но не сумела: когда разговаривает двадцать человек, причем громкость голосов не зависит от того далеко ли от тебя говорящий или рядом, сделать это невозможно.
   - Распустили вы их, сэр, - со злорадством сообщила она Борису, отключившись от словесного бедлама.
   Борис включил усилитель и заорал так, что у всех заложило уши:
   - Немедленно прекратить все разговоры!
   Шум не стих, но на его фоне прорезался чей-то изумленный голос:
   - Черт побери, сэр, но мы все молчим. Это не наши голоса! Сейчас говорит рядовой Картон, сэр. Переключитесь на вспомогательный канал.
   Там была тишина. Заговорил капитан Вейсмюллер:
   - Сержант, проведите перекличку личного состава.
   Он вслушивался в голоса своих ребят и затем перешел на загадочную передачу. Включив голосовой анализатор, он еще раз убедился, что это действительно голоса НЕ его солдат.
   Кирилл, как и все, оглох от вопля Бориса, но, учитывая сложившуюся обстановку, можно было простить сержанту секундную утрату самоконтроля. Назвавшись при перекличке и не рискуя ввязываться в препирательства с начальством, требуя от них если не пресс-конференции, посвященную загробным голосам в глубинах европейского океана, то хотя бы короткого пресс-релиза, дабы удовлетворить желтую журналистику и подтвердить приверженность к гласности, о возможных причинах данного феномена, он подождал пока пройдет звон в ушах и стал слушать фантомную передачу, пытаясь отыскать в ней если не смысл, то хотя бы ключ к тому, кто вещал на секретной частоте десантно-штурмовой группы.
   Но тайная надежда ощутить себя то ли Эйнштейном, то ли Шерлоком Холмсом и, выйдя на командирский канал, преподнести разгадку данного инцидента на блюдечке зазнавшимся десантникам, скоро покинула его. Набор произносимых фраз был бессодержателен - казалось их нарезали из всяческих мыльных опер, приправили пустыми разговорами, посыпали отрывками из ненаписанных книг, хорошенько перемешали и получившийся винегрет выдали в эфир совершенно случайно на секретном канале. И если на Земле любую радио- или телепередачу и ее автора можно было опознать по многим характеристикам: стиль, манера подачи, качество шуток, голос, в конце-концов, то здесь этот номер не проходил - о стиле, манере, шутках говорить не приходилось, так как эфир нес полнейший бред, а узнать знакомый голос в многоголосице передачи было невозможно.
   Радист Артур Войцеховский, по прозвищу "Фаза", тоже ломал голову над этой загадкой, но с иной стороны. Его интересовало КАК можно организовать такую передачу технически или какое явление могло донести ее до них.
   "О-ля-ля, птичка, о-ля-ля"
   "В свою очередь сеньора Валера пригласила... "
   Он перебрал все возможные, а затем и невозможные варианты и пришел к выводу, что никогда не должен был узнать о существовании сеньоры Валера, которая пригласила неизвестно кого неизвестно куда.
   Вообще-то, по сути, этот феномен очень напоминал "голос пустоты". Как и всякий опытный радист, налетавший в космосе достаточное количество часов и отстоявший несметное количество вахт, он не раз натыкался на эту передачу и тем не менее она всякий раз производила на него (да и на любого слушателя) неизгладимое впечатление. Имя первого человека, услышавшего раздающийся из динамиков приемника непонятный, непохожий ни на один человеческий голос, заунывно читающий то ли молитву, то ли стихи, причем сопровождающиеся адской музыкой, история для нас не сохранила - видимо он кончил свои дни в психушке или скромно умолчал о своем открытии, дабы туда не загреметь, но слухи и предания о "голосе пустоты" распространились среди космонавтов со скоростью света. Надо сказать, что космонавты, как и моряки, народ очень суеверный и склонный к той разновидности народного творчества, которая именуется сказками, поэтому неудивительно, что ни один из них не решался записать эти загадочные космические передачи, а ученые в "штурманские байки" не верили.
   Потом, когда кто-то из яйцеголовых все-таки умудрился поймать "голос пустоты", было много шума. Кричали что это братья по разуму, что это Господь Бог, что это эхо Большого Взрыва, но доказать так ничего не удалось. Но постепенно к этой загадке остыли, забыли и только старые космические волки по-прежнему пугали молодежь "голосом", приносящем, по поверьям, гибель кораблю.
   Однако, в отличие от классического варианта здесь вещание шло на земных и вполне понятных языках, хотя устрашающей загадочности ему было не занимать.
   В таком духе полного непонимания и некомпетенции в области фантомных передач Артур доложился Вейсмюллеру.
   - Ты уверен?, - спросил капитан, выслушав доводы радиста.
   - Ну, - замялся Артур, - стопроцентной гарантии не может дать даже бог. Я не посвящен в секретные разработки военных институтов, но по моему подобной техники еще не изобрели. Да и зачем Спутникам такие сложности? Если они навели на нас передачу, то им известно наше местоположение и рабочие каналы. Имея такие данные им ничего не стоит нас уничтожить. Не вижу никакого смысла в передаче.
   - Тогда что же это такое?
   - Во всяком случае это не военная акция, сэр. Вероятнее какой-то неизвестный феномен системы Юпитера.
   Борис был несогласен с Артуром. Он мог бы привести тысячу причин по которым европейцы не могут пока атаковать их. Во-первых, вряд ли на Европе есть атомная бомба - ядерный потенциал Спутников ограничен (но вполне достаточен для превращения Земли в подобие Спутников), и они не будут рисковать даже одним зарядом. К тому же радиация отравит океан и они лишаться источника питьевой воды и тогда войне конец и без всякого их участия. Вариант с бомбой отпадает, а обычная взрывчатка их не возьмет в глубинах. Во-вторых, что бы перехватить прекрасно обученную и вооруженную группу нужны такие же профессионалы, а на Европе их очень малое число (да и об уровне их подготовки у Бориса было самое нелестное мнение - деревенщина, одним словом). Так что вариант психологической атаки был самым оптимальным.
   До начала операции сержант был уверен в своих солдатах как в самом себе, но первые сомнения зародились у него, когда они стояли над прорубью, не смея нырнуть вниз. И это его "тюлени"! Лучшие солдаты! Элита космических частей! Что же случилось с вами (с нами, поправил себя Борис)? Гранит нашего характера дал трещину, мы струсили. И теперь эта трещина стремительно расширяется.
   Как и всякий хороший командир Борис чувствовал настроение своих подчиненных. Это необходимо, что бы тех, кто находился в данный момент в пике своей физической и психологической формы посылать в самые горячие места боя, а тех, у кого, как чуял сержант, возникли временные проблемы - щадить, держа их на подхвате. Сейчас же Борис не мог разделить группу на "сильных" и "слабых" - остались только слабые и кого теперь посылать первыми вверх по водозаборным трубам прорубаться через фильтры, подавлять сопротивление охраны и брать контроль над диспетчерской? Ответ был только один - никого.
   Будь его воля, он отменил бы операцию еще наверху. Но начальство редко принимает тонкости психологии подчиненных. Впрочем попытка не пытка.
   - Антонио, у нас есть возможность вернуться?
   - Шутишь?, - поинтересовался Вейсмюллер.
   - Нисколько - я не уверен в боеспособности своих солдат. Этот океан и эти голоса их доконали.
   - Кто тебе об этом сказал?
   - Никто. Я это чувствую. Самое лучшее, что мы можем сейчас сделать повернуть оглобли и вызвать "призраки".
   - Ты паникуешь, сержант. И ты меня не убедил. Но даже если бы я с тобой согласился, вернуться мы все равно не смогли бы. На наш сигнал никто не откликнется, разве что сами Спутники. С момента погружения мы самодеятельная группа патриотов-фанатиков, не имеющих никакого отношения к Флоту и действующие по своей инициативе. И если мы провалимся, Земля открестится от нас. Еще два дня назад подписан приказ о нашем увольнении из Вооруженных Сил. У нас билет в один конец и не говори, что ты это не знал.
   - Кто нам поверит, что мы туристы?, - с горечью сказал Борис.
   - А вот на этот случай с нами журналист - ну скажи: в какую серьезную операцию военные берут с собой представителя прессы? Только ненормальные, желающие не только прославиться, но и заработать кучу бабок на фильме о своих зубодробительных приключениях. Все, отбой дискуссии, выходим на равнину.
   Голоса стихли как только они миновали хребет.
   Донный прожектор, высвечивающий близкое дно с валунами и узкими, черными из-за своей глубины, тектоническими разломами лучом поляризованного света, внезапно потерял опору и стал расти в глубину, тщетно пытаясь нащупать подошву гор. Бесполезно - они снова парили над невообразимой бездной без света, без жизни.
   Глядя вниз, Кириллу вспомнился Ницше: "Когда ты смотришь в бездну, помни, что и бездна смотрит на тебя. " Бездна завораживала. Звездное небо тоже завораживает человека чернотой и бездонностью, но россыпь звезд не дает смотрящему провалиться в пропасть, становясь опорой для глаз и души. Небо не гипнотизирует своей великой пустотой, а если кто-то все же поддастся и впадет в гипнотический транс, то он никак не сможет упасть в небо, утонуть в вакууме, минуя звезды, планеты и галактики, не имея опоры и возможности ухватиться за что-то, что бы эту опору приобрести. Он не может упасть, надежно прикованный гравитацией к своей планете, а те, кто в силу своей профессии, не скован тяготением, вряд ли смотрит в небо, а если и смотрит, то не поддается его очарованию - человек никогда не занимается профессионально тем, что вызывает в нем романтическую дрожь.
   Здесь же все по-другому: здесь нет опоры для глаз и ты явственно ощущаешь как проваливаешься в бездну, пытаясь достичь несуществующего дна, как тебя затягивает, гипнотизирует чернота, так похожая на черноту человеческих зрачков, подтверждая слова философа. И гравитация здесь - не твой союзник, оберегающий от опрометчивого шага, она не держит тебя на поверхности, а наоборот - толкает к краю и тянет вниз, куда ты уже готов упасть. То же самое ощущаешь, стоя на двухдюймовом карнизе сотого этажа здания, когда холодный гранит за твоей спиной, в который ты вжимаешься вспотевший спиной, вдруг начинает наклоняться и сталкивает тебя навстречу глазеющей толпе на дне каменного ущелья.
   Кирилл покрепче ухватил поручень и сильнее втиснулся в кресло, борясь с ощущением, что сейчас он перевалиться через невысокий борт "ската" и начнет вечное свободное падение. Сколько он просидел, пялясь в черноту, неизвестно, так как он не засек момента входа в транс, зато Кирилл точно отметил время, когда внизу в непроглядной до сих пор темноте стали разгораться огни.
   "Скаты" шли медленно, прощупывая эхолокаторами окружающее пространство. Где-то здесь находились заборные трубы космодрома, но так как никаких ориентиров поблизости от них не могло и быть, десантникам предстояло прочесать около квадратного километра нижней поверхности льда, надеясь что такие поиски не затянутся надолго, если учесть, что искать придется в полной темноте. Основная надежда была на акустиков, могущих запеленговать шум водяных насосов.
   А в глубине происходило что-то непонятное. Там разгорался свет. Поначалу это были лишь разноцветные точки, перемигивающиеся в темноте и наконец-то делающие ее похожей на звездное небо. Но очень быстро это сходство прошло - огни стали увеличиваться в размерах и становясь все ярче приближались к поверхности океана. Их было множество - всяческих форм, цветов и размеров и они занимали все видимое пространство под парящими "скатами".
   Лихорадочно снимая это фантастическое зрелище, Кирилл искал слова, пытаясь описать увиденное на диктофон: гроздья? соцветия? колонии? сияющие? сверкающие? блистающие? непонятные? пугающие? страшные? Они всплывали из бездны, освещая все вокруг своим фосфоресцированием, окрашивая темноту, лед, людей и их машины мягкими пастельными цветами.
   Через несколько минут пастель сменилась более резкими и яркими оттенками и Кириллу внезапно показалось, что он висит вниз головой над ярко освещенной Солнцем ледяной поверхностью, переливающейся под его лучами, ровной и гладкой, как колоссальное зеркало и лишь вдали искореженной какими-то безобразными выростами из ржавого металла. Это и были водоводы европейского космодрома.
   Машины медленно дрейфовали в сторону искомых труб, люди, потрясенные, молчали, завороженные этим пришествием чужой жизни, а светящиеся обитатели океана Европы поднимались все ввысь. Одно или два из мириады этих созданий совсем близко миновали второй "скат". Протянув руку, Кирилл мог бы дотронуться до сияющего всеми цветами радуги нечто, напоминающего изящную радиаллярию, сотканную из живого света, но он побоялся - кто знает, что можно от них ожидать.
   Радиаллярия проплыла мимо и, как и ее собратья, прицепилась к ледяному навесу, став похожей на великолепную люстру. Тысячи, миллионы созданий расселись на льду, превратив его потрясающий потолок какого-нибудь фешенебельного ресторана или театра. Они ярко освещали стометровый слой воды и лишь глубже все еще сохранялась тьма.
   "Скаты" наконец причалили к трубам, но никто не спешил покинуть свои места, стремясь досмотреть спектакль до конца.
   И тут бездна зашевелилась.
   Никто потом из оставшихся в живых не смог объяснить эту фразу, хотя каждый, не сговариваясь, употребил ее на допросах. Скорее всего это было не визуальное впечатление, так как глаза, несмотря на свет идущий от люстроподобных созданий, мало что могли различить в глубинной темноте, а подсознательное ощущение присутствия чего-то колоссального, спавшего на дне миллиарды лет и, внезапно разбуженного вторжением людей, решившего подняться вверх, под "люстры".
   И ужас, подобный ужасу маленьких землероек, ощутивших сначала еще почти незаметное подрагивание почвы, постепенно перерастающие в более сильные ритмичные толчки, возвещающее о приближении зубастого колосса тиранозавра, от которого не было никакого спасения, от которого нельзя было убежать на своих маленьких лапках и уж тем более ими защититься, и можно было лишь надеяться, уткнув мордочку в землю, что безжалостный убийца не заметит тебя с высоты своего шестиметрового роста, этот генетический ужас первых млекопитающих обуял людьми.
   Глава одиннадцатая. ПРЕСТУПНИК. Паланга-Европа (Внешние Спутники),
   октябрь 57-го - ноябрь 69-го.
   Только сейчас я понял как мне хорошо. Грязная и мокрая одежда была с меня снята и мое тело блаженствовало в чем-то до невозможности мягком и теплом. Обожженные руки оказались замотанными в бинты, а сломанное плечо запаковано в гипс. Кожа на лице, покрытым "аннигиляционным" загаром, восстанавливалась под толстым слоем биологической суспензии. Судя по нанесенным мне увечьям, поверхностной терапией дело не ограничилось и мне вкололи сильное болеутоляющее, отчего я и пребывал в философском настроении.
   Когда зрение совсем наладилось, я увидел, что лежу в походной палатке с прозрачным верхом и микроклиматом. Сквозь потолок виднелись не только звезды (интересно, а куда подевались тучи? ), но и всполохи полевых прожекторов и бортовые огни барражирующих на низкой высоте вертолетов.
   Армия, как всегда, подоспела вовремя.
   Я мог себе представить, что творилось в округе. Сюда наверняка уже стянули все дивизии Прибалтийского военного округа и теперь за каждым деревом сидел армеец, на каждом проселке дежурил танковый расчет, а во всех хуторах от тайги до Балтийских морей шли повальные обыски.
   Что бы вы не говорили, ребята, как бы вы не называли доблестные вооруженные силы - Силами Самообороны, Миротворческими Силами, Ограниченным Контингентом по постройке детских садиков или, даже, - Ансамблем армейской песни и плясок, а хоть бейте меня загипсованного, хоть режьте меня перебинтованного, а армии, какой бы она не была, нужно воевать. Это закон, такой же, как женщине нужно рожать, а мужчине каждый день бриться.
   Некий аноним удивляется - почему за сорок тысяч лет человеческой цивилизации нам выпало немногим более года мирных дней? Но позвольте, а что же делать регулярной армии? Целину пахать на танках? Тунца ловить подводными лодками? На рейдерах к звездам летать?
   Если армия не воюет, она гниет и разлагается, какие бы деньги вы не вбухивали на ее содержание и поддержку боеготовности. И поэтому выбор у нас невелик - либо разжигаем большие и мелкие, но контролируемые, конфликты, где наша армия демонстрирует свое умение и силу духа, а мы тем временем отплевываемся от обвинений в милитаризме, вмешательстве в дела суверенных государств и государственном терроризме. Либо, сидя на своем гороховом поле, с грустью наблюдаем как лучшие заклятые друзья поворовывают, а то и внаглую умыкивают ваши стручки. Лично я голосую за мир.