Савеличев Михаил. Тигр, тигр, светло горящий!

   В бандеролях были книги. Изданы они были недавно в "Пингвине" и поэтому до сих пор не попадались мне на глаза - первая и самая красочно оформленная, то есть с моей голограммой на коробке, где я в полной амуниции акванавта попираю ластой тушу синего кита, называлась "Тайная жизнь Кирилла Малхонски" Марии Успенской, а вторая - "Внешние спутники: истоки войны", автор скромно не был указан. Над столь странной подборкой стоило поразмышлять - вряд ли от меня требовали рецензии на эти опусы. Я пожал плечами и вошел в дом.
   Есть не хотелось и я завалился на диван. Поворочавшись минут сорок и поняв, что прошлой ночью я исчерпал на сегодняшний день свой лимит сна, я решил почитать, надеясь скоротать время до вечера, если книги окажутся не совсем лживыми и нудными.
   Удивительное дело - печатный текст. Почему-то ему веришь больше, чем тексту рукописному, или сказанному слову. Ему веришь априори, веришь, что книга не солжет, не обманет. Доверие к ней - генетическая наследственность, заложенная в нас веками, когда к книге относились с пиететом, обожествляли ее, когда она являлась единственным хранилищем знаний, тайн и могущества. И лишь много столетий спустя, ближе к нашему времени, книгу научили лгать, развращать и убивать. Но вот вера к ней живет до сих пор. Человечество уже поняло, что его пороки впитала и книга, но все еще не изжив в себе детскую доверчивость к стопке скрепленной бумаги, испачканной краской, оно пока лишь научилось не читать ее, относиться к ней равнодушно, но не - недоверчиво. И это не беда людей, не следствие падения культуры и нравов - это беда самих книг. Веря, в силу воспитания, наследственности и еще бог знает в чего, написанному, но понимая здравым умом, что теперь лжи там больше, чем правды, да и эта правда настолько изуродована, изрезана, кастрирована, люди пока неосознанно, но уже стали игнорировать книгу, забывать о ней и смеяться над ней, заменяя ее мультимедийными игрушками.
   Мне могут возразить, что книги не пишутся сами по себе и сваливать на них пороки их авторов, являющихся плоть от плоти этого мира, довольно странно. Но это глубокое заблуждение, что у книг авторы. У Борхеса есть любопытная идея Вавилонской библиотеки - если взять все возможные сочетания букв нашего алфавита, и распечатать их, то среди миллиардов томов с бессмысленной ахинеей мы найдем ВСЕ книги, которые только были, будут или вообще не будут написаны. Это комбинаторика, друзья. Так кто же будет автором этих книг? Случай? Бог? Дьявол? Я этого не знаю, но знаю точно, что это будет совсем не тот, чье имя по странной случайности стоит на титульном листе. Книги рождены человечеством, но они не принадлежат нам и живут отдельной от нас жизнью, попутно впитывая наши грехи и мудрость, если они у нас есть.
   И мне всегда приходится прилагать определенные усилия при чтении, дабы разобраться где автор приврал, а где написал беспардонную ложь, из-за чего чтение превращается для меня в утомительную умственную работу и часто прерывается многочасовым здоровым сном.
   Поэтому я начал с "Истоков войны", решив быть скромным и в надежде побыстрее уснуть над этим глубокомысленным трактатом. Однако чтение меня захватило и я прокрутил всю книжку до конца. Название несколько ввело меня в заблуждение - я думал наткнуться на очередную патриотическую поделку, которые миллионными тиражами пекут в недрах Министерства обороны, с идиотским глубокомыслием объясняющую - почему нам следует продолжать конфликт со Спутниками и как это здорово - стрелять в своих соотечественников, но наткнулся на сплошную нелегальщину.
   Все начиналось с небольшого подсчета. Если взять всю нашу цивилизованную жизнь за последние шесть тысяч лет и сосчитать сколько же мирных дней мы прожили со времен Атлантиды и Шумер до сих дней, то без особого удивления обнаружим, что за это время произошло 14550 войн, в которых погибло четыре с половиной миллиарда людей, а в мире и покое мы скучали всего-то около года.
   Природа войны интересовала многих мыслителей: некоторые из них видели ее причины лишь в политических разногласиях, другие - в экономике, третьи в психологии людей, изначально стремящихся к самоуничтожению. Если системно проанализировать эти причины, то можно сделать вывод, что они не только не противоречат друг другу, но и дополняют. Психология людей, их фенотип и ментальность породили ту материальную культуру, технологическую цивилизацию, которая лежит в фундаменте наших экономических и политических систем, как бы разнообразны они не были. Экономика страны во многом определяет политическую линию правительства, геополитические интересы и сферы влияния, а уж влияние политики и официальной идеологической модели на мысли и образ жизни людей общеизвестны. Все это достаточно очевидно и подтверждается недавними и очень давними событиями.
   В своем стремлении к самостоятельности Внешние Спутники не оригинальны - они с точностью повторяют борьбу земных колоний докосмической эпохи за независимость от метрополии, хотя причины таких устремлений в нашем случае кажутся очень загадочными при внимательном анализе. Ну с какой стати тем же Спутникам требовать суверенитета? Есть много объективных причин по которым они никогда не станут полностью независимы от внутренних планет, среди которых, например, полное отсутствие сельского хозяйства, глубокие семейные связи подавляющего большинства населения Внешних Спутников с Землей, слабая образовательная база.
   Существующие запасы, завезенные в свое время с Земли, позволят им продержаться в изоляции, по оценкам Гэллопа, не более 12 лет. Эту же цифру мы можем вывести из других соображений - через десять-двенадцать лет на Спутниках произойдет естественная смена поколений, обученные на Земле специалисты уступят место своим детям, которые не получили достаточной профессиональной подготовки, так как были изолированы от школ и институтов Планетарного Союза. Добывающие механизмы к тому времени придут в окончательную негодность и не будет никого, кто бы элементарно мог бы их починить.
   Вряд ли стоит приписывать руководителям Внешних Спутников незнание этих фактов, наверняка они им известны лучше нас и угроза оказаться в тупике уже маячит перед их наиболее здравомыслящими политиками. Так зачем же им нужна свобода?
   Не будем апеллировать к псевдоистине о том, что человек рождается свободным, что стремление к независимости есть неотъемлемая черта человеческой сущности. Будем более прагматичными и попробуем подойти к проблеме с другой стороны - поищем причины в человеческой психологии. Воля к власти, провозглашенная еще в прошлом веке Фридрихом Ницше, присуща каждому живому организму и, в большей степени, - человеку. Это наследственная предрасположенность доминировать в животном мире достигла в человеке поистине космических масштабов. Величина этого стремления конкретно в каждом из нас варьируется от самой малой до непомерной. Если переводить все вышесказанное на бытовой человеческий язык, то каждый стремится к тому, чтобы над ним было как можно меньше начальников и их оптимальное количество индивидуум определяет сам. И тут для человека есть две возможности - либо он будет карабкаться вверх по властной лестнице, завоевывая политический или экономический вес и стремясь дойти до той вершины, когда величина его власти и количество людей, которые стоят над тобой, станут для тебя приемлемыми, либо он попытается достигнуть равновесия уровня автономии и властного давления через попытку совсем уйти от созданной тысячелетними трудами мириадами безвестных строителей общественной пирамиды. Не имея тех, над кем мы имеем власть, мы не будем иметь и тех, кто имеет власть над нами. Об этом догадывались еще древнекитайские мудрецы, утверждавшие, что если не хочешь быть рабом, не имей рабов сам.
   И еще важная причина. В конфликте Земли с Внешними Спутниками на самом деле главное действующее лицо не Спутники. Эта война гораздо нужнее Земле. До конца двадцатого века мир всегда имел несколько политических полюсов, в разное время их количество варьировалось, но никогда не становилось меньше двух. С крушением коммунистического лагеря, объединением Европейского Союза, России и стран Востока (ставшего возможным после истощения нефтяных источников и последовавшими за этим тектоническими сдвигами, стянувшими половину Африки на дно Индийского океана) в Евро-Азиатский Конгломерат мир неожиданно стал однополярным. КНР, Тибет и некоторые другие страны, изолировавшие себя от Конгломерата, в счет не идут, так как их суммарный экономический потенциал стал по сравнению с Прекрасным Новым Миром пренебрежительно мал.
   Политическая и экономическая монополярность для существующей у нас модели цивилизации и менталитета людей - вещь такая же редкая, если вовсе не невозможная, как монополь Дирака. В этот короткий момент, длительностью каких-то пять-десять лет, у человечества был единственный шанс свернуть с накатанного пути и построить нечто отличное от классической общественной, психологической и технологической пирамиды.
   Мы не свернули, не заметив в угаре пятой или шестой НТР абсолютно новых возможностей, и возродили то, без чего не могли существовать и что казалось бы давно потеряли, - мы создали себе очередного врага. На сто процентов Спутники - это наше порождение. Мы заселили их, вооружили, сделали все, что бы изолировать их, превратить в послушных рабов, что бы пить из них нефть, металлы, воду, что бы посеять в умах переселенцев ненависть к метрополии, отобравшей у них Землю. Возможно, что Управляющие колониями подбирались именно из таких соображений - наличие непомерных честолюбия и властолюбия. Для внутреннего спокойствия и стабильности цивилизации нам нужен был внешний враг и продолжительная война. И мы их получили, ведь общеизвестно, как влияют такие вещи на консолидацию и стабильность общества и его экономическое развитие.
   Теперь человечество может вздохнуть спокойно - время реформ безвозвратно утеряно, мы дорогой ценой сохранили существующий статус-кво и наш любимый технологический прогресс, как некий суррогат интеллектуального, творческого и духовного развития, продолжится теперь до самой смерти человечества. А в том, что такая участь нас ждет сомневаться не приходится весь смысл нашего существования отныне и во век - создании искусственной Среды, железной скорлупы вокруг нашего бытия, в надежде, что она предохранит нас от враждебной природы. Создав ее, мы потеряли способности приспосабливаться к внешним изменениям. Простые оценки показывают, что мощь всего человечества на много порядков уступает таким природным катаклизмам, как оледенение, потепление, вспышка на Солнце и многим другим, могущим уничтожить нас вместе с нашим хваленым прогрессом. Несомненно, какая-то часть людей переживет все это, приспособившись физически и психологически, вопрос лишь в том: останутся ли они людьми и будут ли так же доминировать в природе?
   Резюмируя, скажем: наша цивилизация по сути своей - эрзац природных законов и порядков. Всю свою энергию мы тратим на то, что бы удержаться на тупиковом пути, выбранном нами сорок тысяч лет назад. Мы консервативны и психологически, и политически, и экономически. Самое страшное для нас оказаться в ситуации, когда не действуют испытанные рецепты и встает вопрос о смене социальной парадигмы. Мы давно уподобились плохому математику, который каждую новую задачу пытается свести к уже известной и решить ее стандартными методами. Тривиальные аргументы позволяют прийти к выводу, что человечество находится в тупике и чего до сих пор не замечает. Мы динозавры этой геологической эпохи.
   На видеоряд книги я не обращал внимания, гипертекстные ссылки игнорировал, да и читал не все подряд, а только наиболее заинтересовавшие меня куски, поэтому некоторые выводы показались мне необоснованными, а мысли несколько сумбурными. Впрочем, вероятно это издержки поверхностного чтения. Единственное, я не мог понять - зачем эту книжку прислали мне, да еще в комплекте с моей биографией. Я мысленно сверил свою жизнь с навеянными думами о судьбах цивилизации и не нашел никаких точек пересечения. Я никогда не стремился свернуть с накатанного пути технологического прогресса, всегда был консервативен в политическом, экономическом и психологическом смыслах и, даже, когда-то очень успешно работал на войну с Внешними Спутниками, внедряя в головы обывателей, что это самое лучшее дело и им стоит заняться. Потом, правда, к этому я резко охладел, но при этом не стал пацифистом, не стал агитировать голубей в Гайд-парке прекратить бесчинства военщины и пикетировать Дом Директории. Хотя, я лукавлю - конечно, я хотел своими книгами изменить отношение людей к войнам вообще, и к этой, длящейся уже более тридцати лет и грозящей стать Второй Столетней, в частности. Да и о чем мне было еще писать? Пиши либо о том, что знаешь лучше всех, либо о том, что не знает никто. Война родила меня, вскормила, подняла на высокую социальную ступень и затем уничтожила меня того, старого, кусачего Желтого Тигра. Война - моя жизнь, мой хлеб, и мой злейший враг.
   Ладно, будем считать, что я теперь кое-что понял в этом намеке.
   Вторую книгу мне начать не удалось - незаметно за размышлениями я уснул и, проснувшись, никак не мог понять почему так быстро стемнело. Желудок был пуст, как и голова, и я направился в "Вешнаге".
   В баре было еще темнее, чем на улице - светились лишь столешницы столиков и стойки, да на эстраде кто-то в кромешной тьме изображал стриптиз, отражая потным телом скудный свет и внося этим свою скромную лепту в освещение заведения, но не в пример улице - теплее, видимо Гедеминас здраво рассудил, что экономию на освещении посетители как-то переживут, но вот пить свежезамороженное виски они не согласятся.
   Я включил предусмотрительно взятый фонарик и, старательно обходя столики, добрался до стойки. Посветив в лицо хозяина бара, я поздоровался:
   - Лабас вакарас, Гедеминас. Ты что, за просмотр стриптиза будешь брать отдельную плату?
   - Каким образом?, - удивился хозяин.
   - Ну как, платишь деньги, а ты включаешь на эстраде свет. Какая у тебя такса за минуту просмотра?
   - Это не стриптиз, - печально покачал головой Гедеминас, - ты же знаешь, Кирилл, старая карга Рюшаса добилась таки запрещения в Паланге этого богопротивного зрелища.
   - Так это маскировка!, - осенило меня, - что бы старая карга не догадалась.
   - Это балет, - устало объяснил Гедеминас, - Сен-Санс, "Умирающий лебедь".
   Я обалдело уставился на эстраду.
   - Если это - Сен-Санс, то я понимаю почему ты выключил свет, вырвалось у маня, - чтобы посетители не разбежались.
   - Все шутите, Кирилл, а мне не до смеха. Моя "Вешнаге" идет ко дну, я стал экономить даже на электричестве, но меня доконает этот балет. Почему-то каждый посетитель считает своим долгом блеснуть познаниями в классике, не имея на то ни знаний, ни слуха, ни вкуса.
   История падения "Вешнаге" была весьма поучительна и еще раз подтверждала ту мысль, что добродетель в наши дни наказуема. Бар располагался на Прамонес, которая несмотря на свое название была самой зеленой улицей в Паланге и поэтому здесь селились самые респектабельные люди города. Для держателей кафе, таких как Гедеминас, это было золотое дно: постоянные клиенты, щедрые заказы и чаевые, а в случае чего и в муниципалитете слово замолвят, когда будут обсуждать городской бюджет и всяческие преференции. Однако, если уж есть бочка меда, то в ней обязательно попадется ложка дегтя, и такой ложкой был строгий контроль за соблюдением нравственности в "подведомственных" заведениях со стороны лидеров, а точнее - лидерш, общины. Воинствующие пуританки внимательно следили за тем, что бы в публичных заведениях днем не подавалось ничего существеннее булочек и ничего крепче кофе, а вечером спиртные напитки разливались в ограниченном количестве и только детям старше двадцати двух лет. Упоминание о девочках, танцующих на эстраде, пусть даже и очень одетых, могло вызвать инфаркт у набожных дам.
   В мертвый сезон такие заведения процветали, в то время как менее приличные учреждения, вынесенные за черту города, - бары с мужским и женским стриптизом, рестораны с нумерами, казино, виртуальные театры и прочие розовые и голубые клубы закрывались за неимением достойной клиентуры. В "Вешнаге" же шел полноводный поток посетителей - благородные семейства, девочки и мальчики из колледжей, суровые вдовы и благообразные старички.
   Зато с наступлением курортного сезона "криминальные" заведения оттаивали вместе с морем и там толпились туристы, изголодавшиеся по спиртосодержащим напиткам, сумасшедшей музыке, компьютерным и химическим наркотикам и продажной любви. Туда же, как ни странно, перетекала и большая часть клиентуры соратников Гедеминаса, отощавшая на кофейно-булочной диете и желающая приобщиться к культурным ценностям загнивающего Евро-Азиатского Конгломерата. "Вешнаге" и иже с ними продолжали посещать лишь все те же старые девы, замшелые вдовы и ни на что не годные старички. Теперь приходила очередь Гедеминаса кусать локти и подсчитывать убытки, тем более что старухи питались исключительно дешевым ячменным кофе, а чаевые считали богопротивным делом. Многочисленные же похвалы с их стороны в адрес Гедеминаса финансового положения не спасали.
   И тогда нашему герою пришла в голову гениальная идея, почерпнутая им из трактата "Инь и Ян". И теперь до пяти часов вечера "Вешнаге" был обычным кафе, респектабельным до тошноты и убыточным до неприличия, а потом, когда последняя карга со своим плесневелым старичком поднимались из-за стола и скрипя суставами удалялись на покой, этот оплот консерватизма, пуританства и трезвости превращался в разнузданный вертеп.
   Я очень любил наблюдать это превращение - было в нем нечто завораживающее и навевающее философские мысли о двойственности нашего бытия. Изящно консервативные столики сдвигались и убирались в кладовку, на их место воздвигались новомодные "ручейки" и "тюльпаны" со светящимися поверхностями, декоративными мобилями, генераторами запаха и акустическими глушилками, позволяющими создать посреди бушующего моря рок-н-ролльной музыки и тяжелой атмосферы алкогольных паров и табачного дыма укромный сердечный уголок, так способствующий интимным знакомствам.
   Одним движением руки заменялась витрина бара - унылые полки с банками кофе, засахаренным мармеладом и похоронными венками, которые Гедеминас выдавал за праздничные букеты, уезжали вниз, обнажая более привлекательное нутро, ломящееся под нагромождением водок, коньяков, висок, джинов и тоников, залепленных яркими этикетками и закупоренные в бутылки, формой напоминающие иллюстрации к учебнику по римановой геометрии.
   Из "подполья" вылезала самая настоящая джаз-банда, а гвоздем программы был "эротический балет", как его гордо величал хозяин, а проще говоря стриптиз, балансирующий на опасной грани между софт и хард. Его изюминкой было то, что на сцене выступали не заезжие "мотыльки" и "бабочки", а свои, доморощенные кадры гимназисток-отличниц, избавляющиеся таким оригинальным способом от своих комплексов, протестующих против родительского диктата и, ко всему прочему, зарабатывающие очень хорошие деньги. Гедеминас хорошо чувствовал, что нужно народу, что народ устал от порядком поизносившихся шлюх, вертящих отвислыми задами и грудями в дешевых забегаловках, что народу как воздух необходима чистота и невинность, благородное воспитание и хорошая успеваемость в школе.
   В "Вешнаге" народ валил валом и Гедеминас греб деньги лопатой. Здраво рассуждая, просто поражаешься, что он продержался так долго - почти целый сезон. Во-первых, по городу поползли слухи, а уж что-что, а на слух наши старушки никогда не жаловались. Но активисткам долго не хотелось верить, что наш милый Гедеминас творит такие дела. Каждое утро, посещая его кафе, они с пристрастием допрашивали его на тему - как он провел вечер, кто к нему захаживал и что заказывал. На что хитрый бармен честно отвечал, что вечером, как обычно, никого не было, кроме бравого семидесятилетнего вояки Ричарда Грижаса, который выпил кружку пива и отправился со своим спаниелем восвояси. И Грижас вчера действительно был, был одним из ста с лишним других посетителей вечернего стриптиза, и он действительно выпил пива, а еще вина, водки, залив все это фирменной настойкой на подснежниках, и действительно пошел домой в обнимку со своей собакой и снятой девушкой, которая в надежде на солидный возраст и алкогольное опьянение старика хотела получить деньги ни за что, но, по слухам, ее ждал большой сюрприз.
   Во-вторых, все больше наглея, Гедеминас стал открывать свое подполье все раньше и раньше в надежде заработать все больше и больше и это в конце концов его и сгубило.
   Две недели назад к Вике Раушнайте приехала ее старшая дочь проведать как поживает у бабушки любимое чадо Аушера, а заодно присмотреть подходящее помещение под ежегодный слет Католической лиги феминисток Прибалтики. Приехала она на беду Гедеминаса поздно, но Вика, решив не откладывать дело в долгий ящик и заодно проверить одолевающие ее подозрения, повела ее в "Вешнаге" договориться с нашим героем об аренде кафе, по пути хвастая таким замечательным местом.
   Кафе действительно было замечательным - множество разношерстного (в прямом и переносном смысле) народа, реки спиртного, растекающиеся по стойке и полу, ругань, современные танцы, да к тому же полуголые девки на эстраде. Самый большой сюрприз их ожидал, когда в солистке стриптиза бабушка и мать узнали свое любимое чадо Аушеру.
   Крах был сокрушительным. Депутат муниципалитета Альбертас Рушас добился запрещения в черте старого города всяческих зрелищ, оскорбляющих религиозные чувства горожан, а так же ввел обязательное лицензирование продажи самогонных напитков. Гедеминасу еще повезло, что ему не пришили уголовную статью за растление несовершеннолетних, однако в этом деле оказались замешенными отпрыски столь благородных семей, что скандал постарались замять.
   Теперь местная аристократия за километр обходила "Вешнаге" и его владельца. Курортный сезон давно закончился и вечером в этот пользующийся дурной славой бар тоже мало кто заглядывал. Кафе-бар хирел на глазах и мне было жалко Гедеминаса. Несмотря на его плохую репутацию я каждый день старался сюда захаживать и заказывать как можно больше, но моя благотворительность, естественно, мало чем помогала. Однако сегодня я мог шикануть не только из благородных целей.
   - Гедеминас, сегодня я ужинаю у тебя с дамой и мне хотелось бы поразить ее не только твоими кулинарными способностями, но и своей фантастической расточительностью.
   Хозяин сразу же расцвел на глазах. Мы обсудили меню, карту вин, Гедеминас обещал обставить стол на высшем уровне и достать из своих подвалов запрещенную "подснежку" десятилетней выдержки, настоянной на высокооктановом бензине и вызывающей, по утверждениям врачей, которые в рамках муниципальной антиалкогольной программы прямо-таки оккупировали город, массу раковых и психических заболеваний.
   Он также осведомился - не входят ли в мои дальнейшие планы празднование в "Вешнаге" свадьбы, крестин, дней рождений и, не дай Бог, конечно, но все мы смертны, поминок?
   Я заметил, что все будет зависить от расторопности хозяина заведения, от его вкуса и щедрости, на что Гедеминас справедливо ответил, мол его расторопность, вкус и щедрость, как это не удивительно, всегда прямо пропорциональны тому счету, который он предъявит своим клиентам.
   Я заверил алчного хозяина, что если сумма счета не потянет больше чем на энное количество нулей после единицы, то буду считать, что вечер с дамой не удался и больше никогда не переступлю порог "Вешнаге".
   Пока мы так обменивались любезностями, поглощая пиво с сосисками за счет заведения, кто-то похлопал меня по плечу и нежным девичьим голосом сказал "Привет! ".
   Глава вторая. ЖУРНАЛИСТ. Париж, октябрь 57-го
   Порой люди чувствуют себя бессмертными богами, но кошмары снятся всем и намного чаще, чем это поразительное ощущение посещает нас.
   В который раз за эту ночь Кирилл проснулся от кошмара. Он лежал, открыв глаза, и, постепенно привыкая к полумраку, начинал различать обстановку спальни: трюмо с трехстворчатым зеркалом, у которого левая створка треснула пополам, и он, по просьбе Оливии, замучился ее заклеивать, в зеркалах смутно отражались флакончики духов, дезодорантов, тюбики помады, самодельная шкатулка из смолы с дешевой бижутерией и немецкая статуэтка ангелочка, держащего подсвечник; перед трюмо стояла банкетка, обтянутая красным мехом, у стенки притулился неполированный шкаф, а на разложенном диване лежали они: журналист Кирилл Малхонски, по прозвищу "Желтый тигр" и его любовница Оливия Перстейн, без определенных занятий (когда твоего папу зовут Нестор Перстейн VII и он заседает в Совете Директоров Евро-Азиатского Конгломерата, можно позволить себе быть без определенных занятий пару-тройку тысячелетий). Хотя, конечно, Оливия не бездельничала и в свое время окончила философский факультет Сорбонны, в пику отцу, и даже защитила какую-то мудреную диссертацию у самого Джереми Хикса. Кирилла это забавляло, он никогда не думал, что будет спать с пятистами миллиардами экю и трахать доктора философии.
   Оливия спала тихо, как мышка, отвернувшись к стене и подставляя скудным рассветным лучам, сочащимся через задернутые шторы, голую спину и попку. Было жарко и сбившееся тонкое одеяло валялось в ногах.