Саймак Клиффорд Дональд. Доставка удостоенных

   - Была Первая война?
   - Ну да, Первая мировая. Вторая мировая. Атомная бомба.
   - Эдуард, в моем мире не было ни мировых войн, ни - как ты сказал? - атомная бомба?
   Он отодвинулся от огня и присел на корточки.
   - Так вот где была кризисная точка между твоим и моим мирами. У вас не было Первой мировой войны, а у нас была. Скажи, а что с Британской империей?
   - Она все так же прочна и надежна, и солнце никогда не заходит над ней. Да, ты сказал еще одно: по-моему, Соединенные Штаты. Соединенные Штаты чего?
   - Соединенные Штаты Америки.
   - Но ведь Северная Америка входит в Британскую империю, а Южная - в Испанию, то есть, за исключением Бразилии.
   Лэнсинг молча уставился на нее.
   - Это правда, - подтвердила Мэри. - Так оно и есть.
   - Но ведь американские колонии восстали!
   - Ну да, в восемнадцатом веке. Но мятеж быстро угас.
   - Значит, наша кризисная точка находится намного раньше Первой мировой войны.
   - Я несколько смущена, но наверно, это так. Ты рассказывал нам о рассуждениях своего друга на тему кризисных точек и альтернативных миров. Когда он говорил об этом, ты ему не поверил - ты считал, что он фантазирует, да наверно, и он тоже так думал. Он просто пытался подкрепить свою точку зрения. Когда ты рассказывал об этом в таверне, я еще подумала, что это славная выдумка, построенная весьма изобретательно. Но судя по твоим словам, это вовсе не выдумка.
   - Должно быть, ты жила в хорошем мире. Он лучше моего.
   - Он прочный и спокойный. Войн почти нет, если не считать нескольких мелких конфликтов. Большие силовые союзы поделили свои территории и в основном наконец вроде бы удовлетворились ими. Разумеется, раздаются отдельные вопли об империализме, но им никто не придает значения.
   - Индия, разумеется, голодает.
   - Индия всегда голодает, - пожала плечами Мэри. - Там слишком много народу.
   - А Африка эксплуатируется?
   - Эдуард, что-то я не пойму - ты за меня или против? Как ты относишься к Британской империи?
   - Ну, не так уж плохо. Порой мне кажется, что мы утратили нечто большое и уютное, когда после Второй мировой войны она распалась.
   - Она распалась?!
   - На мелкие кусочки. Так вот.
   В это мгновение он увидел, что ее лицо окаменело, потом постепенно разгладилось.
   - Прости, - сказал он.
   - Я соберу ужин, - вместо ответа заявила она, - а ты набери дров. Ты ведь проголодался, не так ли?
   - Как волк. Мы только позавтракали, а ленча у нас не было.
   - Я помогу с дровами, - предложил Юргенс. - Как я ни скован, но могу пригодиться.
   - Договорились, - кивнул Лэнсинг. - Пошли.
   После ужина они развели костер и уселись вокруг него.
   - Итак, мы понемногу узнаем, откуда прибыли, - начала Мэри, - но по-прежнему не представляем, куда направляемся. Я прибыла из продолжения великих империй, из логического развития концепции империи, а ты - из мира, где империи исчезли. Или исчезла только Британская империя?
   - Не только. Все государства утратили по крайней мере изрядную часть своих владений. В некотором смысле империи остались, хотя и не те, что прежде. Россия и Соединенные Штаты. Только их называют не империями, а сверхдержавами.
   - Вот мир Сандры представить гораздо труднее. Он кажется просто волшебной страной. Этакая комбинация древнегреческого склада характера - то есть, того, что сентименталисты назвали бы древнегреческим характером - и повторяющихся Ренессансов. Ведь она назвала это Третьим Ренессансом. Во всяком случае, звучит это совершенно нереально. Чудесный, невообразимый мир!
   - Нам ничего не известно ни о Пасторе, ни о Генерале, - заметил Лэнсинг, - если не считать того, что Генерал рассказывал о военных играх.
   - У меня сложилось впечатление, что он не в восторге от собственного мира. Конечно, он пытался придать своему рассказу окраску этакого средневекового рыцарства, но, по-моему, рыцарством это не кончается.
   - Да и Пастор не принадлежит к числу тех, кто мелет языком. Он не сказал нам ничего, кроме этой истории с Благодатью посреди грядки турнепса. А потом и вовсе воды в рот набрал.
   - Судя по всему, мир у него довольно унылый. Унылый и ханжеский. Ханжество и уныние так часто ходят бок о бок! Но что-то мы забываем о Юргенсе.
   - Простите, пожалуйста? - встрепенулся Юргенс.
   - Да ничего, - откликнулась Мэри, - мы просто сплетничаем.
   - Вот что меня терзает, - продолжал Лэнсинг, - так это то, что я никак не могу вычислить, что же между нами общего. Мне в голову приходит единственная причина, объясняющая, почему подцепили на крючок именно нас шестерых - все мы чем-то схожи. Но если вдуматься, то мы совершенно разные люди.
   - Преподаватель колледжа, - подхватила она, - военный, священник, поэтесса и - Юргенс, а ты как себя определяешь?
   - Просто робот, и все. Я даже не человек.
   - Слушай, хватит, а? - оборвал его Лэнсинг. - Тот, кто послал нас сюда, не делал никакой разницы между людьми и роботами. Значит, ты - один из нас.
   - Позднее это может проясниться, - сказала Мэри. - Ну, эта общая характеристика, о которой ты упомянул. В данный момент мне не приходит в голову ничего подходящего.
   - Мы не единственные из тех, кого сюда занесло, - задумчиво произнес Лэнсинг. - До нас были и другие, и после нас могут быть другие. Это смахивает на программу или проект. Хотел бы я, чтобы ктонибудь поделился с нами содержанием этой программы или проекта. Мне стало бы намного спокойнее.
   - Мне тоже, - кивнула Мэри.
   Юргенс с трудом поднялся и, опираясь на костыль, подбросил дров в огонь.
   - Слышали? - вдруг спросила Мэри.
   - Ничего не слышал, - ответил Лэнсинг.
   - Там, в темноте, кто-то есть. Я слышала сопение.
   Все трое прислушались, но не расслышали ничего необычного. Из темноты не доносилось ни звука.
   А потом Лэнсинг услышал это сопение и предостерегающе поднял руку, чтобы остальные хранили молчание.
   Сопение прекратилось, потом возобновилось невдалеке от этого места, словно какое-то животное обнюхивало землю в поисках следа, кружа вокруг костра.
   Юргенс развернулся на пятке и взмахнул костылем. Лэнсинг отрицательно потряс головой, и Юргенс застыл.
   Они снова прислушались. Сопение на несколько минут затихло, и они расслабились.
   - Слышали? - повторила Мэри.
   - Да, - сказал Юргенс. - Оно началось прямо за моей спиной.
   - Значит, там кто-то был?
   - Теперь оно ушло, - ответил Лэнсинг. - Юргенс спугнул его.
   - Прошлой ночью Сандра слышала его, - заметила Мэри. - Оно было с нами все время.
   - В этом нет ничего такого, - успокоил ее Лэнсинг. - Этого и следовало ожидать. Огонь всегда привлекает диких животных.
   13
   Чтобы добраться до города, потребовалось целых пять дней, хотя можно было успеть и за два, если бы не приходилось идти в ногу с медленно тащившимся на костыле Юргенсом.
   - Надо мне было вернуться в таверну, - говорил робот. - Туда я мог бы добраться и сам. Я мог бы остаться там и подождать вас - тогда бы я вас не задерживал.
   - А что бы мы делали, - поинтересовался Лэнсинг, - в тот час, когда возникла бы нужда в тебе, а ты отсиживался бы в таверне?
   - Этот день может никогда не настать. Может, у вас не будет нужды во мне.
   На это Лэнсинг резко обозвал его дураком и заставил шагать дальше.
   По мере их продвижения характер местности постепенно менялся. Их по-прежнему окружал лесостепной ландшафт, но рощицы стали реже и были расположены на большем расстоянии друг от друга, да и деревья мельчали чуть ли до размеров кустарника. На смену холодному ветру пришел жаркий. Ручейки, без которых негде было бы взять питьевой воды, лежали дальше друг от друга и были уже, порой оказываясь буквально крохотными струйками.
   И каждую ночь вокруг лагеря рыскал Сопелка. Однажды, на вторую ночь похода, Лэнсинг и Юргенс, вооружившись фонарями, нырнули во тьму, чтобы попытаться вызнать о нем хоть что-то - но не нашли ничего; не было даже следов. Почва вокруг лагеря была песчаная, так что следы должны были остаться непременно, и все-таки их не было.
   - Он следует за нами, - сказала Мэри. - Он путешествует вместе с нами. Я знаю, что он там, даже когда он не сопит. Он следит за нами.
   - Он ничем нам не угрожает, - попытался успокоить ее Лэнсинг. - У него нет дурных намерений. Если бы он хотел причинить нам вред, он бы давным-давно взялся за дело. На его стороне были все преимущества.
   Спустя пару дней, они часто сидели у костра молча. Все было уже сказано, и больше не нужно было поддерживать разговор лишь для того, чтобы сохранять чувство близости, возникшей между ними за время похода.
   И порой, во время этих долгих периодов молчания, Лэнсинг ловил себя на том, что обдумывает свою прежнюю жизнь, с удивлением открывая, что колледж, в котором он так недавно преподавал английскую литературу, кажется очень далеким, а к тамошним друзьям его больше ничто не привязывает. Он напоминал себе, что еще не прошло и недели, он заставлял себя вспомнить об этом, и все равно ощущал, что от университетского городка его отделяют многие годы. Порой его охватывала ностальгия, и Лэнсинг чувствовал позывы вернуться обратно, покинуть костер и вернуться назад по тропе, хотя и понимал, что все обстоит далеко не так просто. Даже если он вернется - вряд ли ему удастся уйти дальше таверны, или, в лучшем случае, дальше лесистой лощины, в которой он тогда оказался. Обратного пути в колледж, к Энди, к Элис, в знакомый до боли мир уже нет. Между ним и прежней жизнью пролегла неизвестность, о которой Лэнсинг не имел ни малейшего понятия.
   Обратной дороги нет, и надо идти вперед, потому что только так можно будет отыскать дорогу домой. Здесь скрыто нечто такое, что он должен разгадать, и пока не разгадает - дороги домой не будет. И даже если он разгадает, если он сумеет разгадать это - все равно, нет никакой гарантии, что отыщется дорога домой.
   Быть может, он ведет себя глупо, но иного выбора нет. Надо идти вперед. Он не имеет права бросить все на полпути, как все бросила четверка игроков в карты, оставшаяся в таверне.
   Он пытался разгадать логику, определившую причину его прибытия в эти места - и его, и остальных. Это попахивает магией, но все-таки магия тут ни при чем. Как бы это ни было осуществлено, но здесь задействованы определенные законы физики. Если магия и существует, говорил он себе, то она должна быть ни чем иным, как применением физических законов, неведомых миру, из которого он прибыл.
   Энди, рассуждая за выпивкой в факультетском клубе, говорил о конечности познания, о конечности законов физики. Но Энди не знал и даже смутно не представлял себе понятий, о которых толкует; он просто шлепал губами, занимаясь пустопорожним философствованием.
   "А не кроется ли ответ здесь, - думал Лэнсинг, - в этом мире, где я сижу у костра?" Быть может, именно за этим он и призван - чтобы охотиться за ответом, буде такой существует? А если и существует - сумеет ли Лэнсинг распознать его? Даже дойдя до предела познания - поймет ли он это?
   Испытывая отвращение к самому себе, он попытался очистить сознание от одолевающих мыслей, но они отказывались покидать его.
   По пути они наткнулись на стоянку ушедшей вперед троицы: кострище покрыто холодной золой, валяются сырные корки, разорванная упаковка от крекеров, на земле темные пятна выплеснутой кофейной гущи.
   Погода держалась хорошая. Время от времени с запада наползали тучи, но и те, не пролив ни капли дождя, скоро рассеивались. Теплое солнце светило все так же ярко.
   На третью ночь Лэнсинг внезапно очнулся от крепкого сна и с трудом сел, преодолевая пытавшуюся повалить его силу.
   При свете мерцающих всполохов костра он разглядел стоящего над собой Юргенса. Робот все еще цеплялся в его плечо и шикал.
   - Что такое?
   - Это мисс Мэри, сэр. С ней что-то не в порядке, вроде как приступ.
   Лэнсинг обернулся, чтобы взглянуть. Мэри сидела в своем спальном мешке, напряженно выпрямив спину. Голова ее была закинута назад, словно она разглядывала небосвод над собой.
   Лэнсинг выпутался из спальника и встал на ноги.
   - Я пытался с ней заговорить, - сообщил Юргенс, - но она ничего не слышит. Я несколько раз спросил, в чем дело, не могу ли я чем-нибудь помочь.
   Ленсинг стремительно подошел к ней. Тело Мэри напоминало камень. Она напряженно выпрямилась, будто сжатая в невидимых тисках.
   Лэнсинг склонился к ней, взял ее лицо в ладони и мягко сжал его.
   - Мэри! Мэри, что случилось?
   Она не обратила на него никакого внимания.
   Он дал ей пощечину, потом другую - мышцы ее лица расслабились и затрепетали. Она сжалась, протянув руки к Лэнсингу - нет, не к нему, понял Лэнсинг, а к кому-то другому.
   Обняв Мэри, он осторожно прижал ее к груди. Ее прошила бесконтрольная дрожь, потом Мэри начала негромко сдержанно всхлипывать.
   - Я сделаю чаю, - сказал Юргенс, - и разведу огонь пожарче. Ей нужно согреться - и внутри, и снаружи.
   - Где я? - прошептала Мэри.
   - Ты здесь, с нами. Ты в безопасности.
   - Эдуард?
   - Да, это Эдуард. И Юргенс. Он приготовит тебе чаю.
   - Я проснулась, а они склонились надо мной, они смотрели на меня.
   - Тише, успокойся. Отдохни. Расслабься. Не волнуйся. Расскажешь попозже. Все в порядке.
   - Да, в порядке, - согласилась она и замолчала. Обнимая ее, Лэнсинг ощутил, как напряжение покидает ее оцепеневшее тело.
   Наконец она выпрямилась и отстранилась от него, уселась и взглянула Лэнсингу в лицо.
   - Это было ужасно, - сообщила она спокойным голосом. - Я ни разу не была так напугана.
   - Теперь все кончилось. Что это было... дурной сон?
   - Не просто сон. Они были там по-настоящему, висели в небе, склонились с неба. Дай, я выберусь из мешка и пойду к огню. Ты сказал, Юргенс заваривает чай?
   - Он уже настоялся, - откликнулся Юргенс, - я налил. Если не путаю, вам две ложки сахара?
   - Верно, две ложки.
   - А вам налить чашечку? - спросил он у Лэнсинга.
   - Будь так добр.
   Мэри и Лэнсинг уселись рядышком у костра, а Юргенс присел сбоку на корточки. Пламя уже охватило подброшенные Юргенсом в костер дрова, костер разгорелся. Некоторое время они в молчании потягивали чай. Наконец Мэри сказала:
   - Я не отношусь к числу ваших пугливых дамочек. Ты знаешь об этом.
   - Конечно, знаю, - кивнул Лэнсинг. - Ты можешь быть крепкой, как кремень.
   - Я проснулась. Пробуждение было легким и приятным. Меня никто не вырывал из объятий сна. Когда я пробудилась, я лежала на спине, и потому глядела прямо в небо.
   Она отхлебнула чаю и помолчала, словно заставляя свой дух укрепиться для того, чтобы продолжить рассказ. Потом поставила чашку на землю и повернулась к Лэнсингу лицом.
   - Их было трое. Трое - то есть, мне так кажется. Может, и четверо. Просто три лица - ни следа остальных частей тела - только лица. Большие лица. Намного больше человеческих, хотя я уверена, что это были люди. Они выглядели людскими - три больших лица в небе, заполнившие собой половину небосвода, они глядели на меня. А еще я подумала, как глупо считать, что я вижу лица. Я поморгала, решив, что у меня разыгралась фантазия, и они исчезнут. Но когда я проморгалась, я увидела их даже отчетливей.
   - Спокойно, - придержал ее Лэнсинг. - Не торопись.
   - Я спокойна, проклятье, и не тороплюсь. Ты думаешь, что это галлюцинация, не так ли?
   - Нет, - возразил он. - Раз ты говоришь, что видела их, значит, так оно и было. Я же сказал, что ты - как кремень, а?
   Юргенс подобрался поближе и долил им чаю.
   - Спасибо, Юргенс, - кивнула Мэри. - Ты сделал чудесный чай. - И продолжала: - В лицах не было ничего плохого, ничего ошарашивающего. Теперь, вспоминая их, я вижу лишь обычные человеческие лица. Один был с бородой. Он был молод, а двое других были стариками. Я же говорю, в них не было ничего необычного - во всяком случае, поначалу. А потом это начало просачиваться в меня. Они пристально, с интересом разглядывали меня. Вроде того, как разглядывают мерзкое насекомое, какую-то отвратительную тварь, некую новую форму жизни. Словно я не была живым существом, а лишь вещью. Вначале мне показалось, что они смотрят на меня с неким подобием сострадания, но потом я поняла, что это не так - скорее это было смесью презрения и сожаления, и вот сожаление-то и ранило больней всего! Я чуть ли не читала их мысли. Боже мой, они думали, мол, вы только поглядите! А потом, а потом...
   Лэнсинг промолчал. Он чувствовал, что пора говорить еще не настала.
   - А потом они отвернулись. Они не ушли. Они отвернулись, потеряв ко мне интерес. Словно я была недостойна их внимания, недостойна презрения, пребывала ниже их жалости. Будто я была пустым местом - а вместе со мной и все остальное человечество. Они осуждали нас на небытие, хотя, пожалуй, "осуждали" - сказано чересчур сильно. Мы недостойны даже их осуждения. Мы просто низшие существа, о которых они тут же и позабыли.
   Лэнсинг перевел дыхание.
   - Во имя Господа, даже не заинтересовались...
   - Это верно. Не заинтересовались. Это и потрясло меня больше всего. Эдуард, быть может, моя реакция...
   - Давай не будем о реакциях. Моя реакция оказалась бы такой же скверной, а то и похуже.
   - Что они такое, по-твоему? Не кто, а что?
   - Не знаю. Пока что не могу даже предположить.
   - Но это не мои фантазии?
   - У тебя не бывает фантазий. Ты - трезво мыслящий инженер. Все - чепуха, винтики-шпунтики. Ты реалистка. Дважды два четыре, а не три и не пять.
   - Благодарю.
   - Позже, - продолжал он, - мы часами будем ломать голову, гадая, кто они такие, но не теперь. Ты еще не отошла от этого. Позже.
   - Кто-нибудь другой мог бы сказать, что они - боги. Сандра бы так и сказала. Пастор объявил бы их дьяволами, покушавшимися на его душу. А я могу сказать лишь одно: они были полны божественного высокомерия, бездушия и самоуверенности, но они не боги.
   - Некогда роботы считали людей богами, - произнес Юргенс. - Да и потом, в определенном смысле так оно и есть. Вы в состоянии понять, почему мы так думали, ведь люди создали нас. Но мы выросли из этого. Спустя некоторое время мы поняли, что люди - всего лишь одна из форм жизни.
   - Не надо меня утешать, - отозвалась Мэри. - Я же сказала, что они не боги. Я вообще не уверена, что боги существуют. Скорее наоборот.
   В спальные мешки Лэнсинг и Мэри не вернулись. Все равно они не смогли бы уснуть, а рассвет был уже близок. Они просто сидели у костра и беседовали, но теперь это была просто беззаботная беседа. Через некоторое время Юргенс встал и захлопотал с завтраком.
   - Как насчет блинчиков и окорока? - предложил он.
   - По мне - так отлично, - ответил Лэнсинг.
   - Позавтракаем, - сказал робот, - и двинемся в путь пораньше. Может, доберемся до города сегодня же.
   Но добрались они до города не в тот день, а к вечеру следующего.
   Поднявшись на вершину высокого холма, дорога по которому взбиралась мучительными извивами, они вдруг увидели развернувшийся перед собой город. Мэри шумно перевела дыхание и сказала:
   - Вот он. Но где же люди?
   - Наверно, нету, - ответил Лэнсинг. - Это же руины, а не город.
   Город раскинулся на открывшейся под холмом равнине - рыжеватая песчаная равнина и такой же рыжеватый город, покрывающий изрядную часть лежащей меж холмов равнины, безжизненный и недвижный, не подающий и признака жизни.
   - Впервые в жизни, - проговорила Мэри, - вижу такое унылое зрелище. А Генерал так сюда рвался! Мол, здесь люди, то да се.
   - Похоже, ты стала заклятым врагом Генерала, - заметил Лэнсинг.
   - От остальных ни слуху, ни духу. Вообще никого. Я-то думала, они будут нас высматривать.
   - Может, так они и сделали. Не исключено, что они скоро покажутся.
   - Если они еще здесь.
   - По-моему, еще здесь. Встанем лагерем на этом месте и будем поддерживать огонь всю ночь. Они увидят костер.
   - То есть, ты не хочешь сейчас спускаться?
   - Пока нет. С наступлением ночи здесь я буду чувствовать себя в большей безопасности, чем в городе.
   - Спасибо тебе за это. При дневном свете это зрелище еще можно вынести, но сейчас...
   - Позади нас был ручей, примерно в миле отсюда, - сообщил Юргенс. - Я схожу за водой.
   - Нет, - остановил его Лэнсинг, - оставайся здесь и набери дров. Как можно больше дров. За водой схожу я.
   - Я рада, что мы пришли. Как ни пугает меня этот раскинувшийся внизу город, я рада, что мы наконец добрались.
   - Я тоже, - отозвался Лэнсинг.
   Поев, они уселись в ряд на вершине холма, обратив взоры на город. Там не было заметно ни единого движения, ни отблеска света. Они внутренне были готовы, что в любой момент покажется кто-нибудь из опередившей их троицы, чтобы приветственно помахать им рукой, но так этого и не дождались. Наконец, когда сумерки совсем сгустились, Мэри сказала:
   - Можно ложиться и постараться уснуть.
   - Уснете, - заявил Юргенс. - У вас позади трудный переход.
   - Надеюсь, - кивнула Мэри.
   Разбудил их Юргенс с первыми лучами рассвета.
   - Остальные внизу дожидаются нас. Должно быть, увидели наш костер.
   Лэнсинг выполз из своего спального мешка. В бледном свете наступающего утра смутно различались три человеческие фигуры, стоящие у разбитой, искрошенной городской стены. Одну из них, самую мелкую, Лэнсинг узнал: это Сандра, но между остальными двумя различий он не заметил. Подняв обе руки вверх, Лэнсинг приветственно помахал им, и все трое ответили ему тем же самым.
   14
   Генерал размашисто зашагал вперед, чтобы поприветствовать их.
   - Заблудшие овечки, - загрохотал он. - Мы рады видеть вас.
   Сандра бегом бросилась к Мэри и обняла ее.
   - Мы ждали вас. Сегодня поздно ночью мы увидели ваш костер. То есть, я думала, что это костер. Пастор не был в этом уверен.
   Пастор опустил уголки рта книзу.
   - В сей варварской стране, - заявил он, - нельзя быть уверенным ни в чем. Это край обманов.
   - Город выглядит заброшенным, - сказал Лэнсинг. - Мы добрались сюда вчера к вечеру, но вид у него был устрашающий, и мы решили обождать до утра.
   - Он не только заброшен, - отозвался Пастор, - но еще и мертв. Мертв давным-давно. Здания рушатся от одной лишь старости.
   - И все же мы нашли пару любопытных вещей, - сообщил Генерал. - Одно здание наподобие административного, фасадом выходящее на площадь. Мы там устроили штаб, эдакую рабочую базу. А внутри него нашли штуковину, которую назвали графостатом. Разумеется, он почти разрушен, но один его угол...
   - А в другой комнате, - перебила Сандра, - скульптурная группа. Единственное найденное нами произведение искусства. Вырезана из белоснежнейшего камня. А какая тонкая работа! Словно эти скульптуры вырезаны прямо у нас в душах.
   - Но не нашли ничего, что пролило бы хоть лучик света на причины нашего пребывания здесь, - проворчал Пастор и повернулся к Генералу. - А вы были уверены, что найдем. Вы даже были уверены, что мы найдем здесь людей...
   - Всяко бывает, - не смутился Генерал. - Надо встречать действительность лицом к лицу, а не рвать на себе волосы или падать и колотить пятками по земле, когда выходит не по-вашему.
   - Вы завтракали? - поинтересовалась Сандра.
   - Нет, - ответила Мэри. - Как только мы вас увидели, тотчас же поспешили к вам навстречу.
   - Мы тоже. Так давайте же пойдем в штаб и позавтракаем все вместе.
   Генерал зашагал впереди, а Лэнсинг пристроился рядом, в шаге от него.
   - Только давайте не будем торопиться, - попросила Мэри, - чтобы Юргенс поспевал за нами.
   - Ну ладно, - Генерал развернулся на месте. - Юргенс, как делишки?
   - Да вот стал медлительным, а так ничего, - ответил тот.
   Генерал снова двинулся вперед, но уже немного помедленнее.
   - Не одно, так другое, - буркнул он Лэнсингу. - Непременно какаянибудь чертовщина нет-нет, да задержит нас.
   - Сдается мне, вы здесь единственный, кому невтерпеж.
   - От старых привычек отказаться трудно. Я всю жизнь торопился. Дома нам приходилось постоянно быть на ногах, иначе кто-нибудь непременно подкрадется и огреет.
   - И вам это нравилось? Вы испытывали наслаждение каждый миг.
   - Скажем так: я лупил чаще, чем лупили меня.
   Он вел отряд по бывшими улицами, хотя теперь они вряд ли могли претендовать даже на звания тропинок. Изрядная часть больших каменных плит мостовой была сдвинута с места, а огромные блоки камня, обрушившиеся с обрамлявших улицы зданий только усиливали неразбериху. Из обнажившейся почвы росли лианы и кусты. В щелях между пока остающимися на своем месте плитами мостовой росла трава и мелкие растения.
   Высоких зданий в городе не было: большинство из них насчитывало не больше четырех-пяти этажей. На месте дверей и окон зияли дыры. Строительный камень по большей части был красновато-коричневого цвета.
   - Окисление, - заметил Генерал, - здесь даже камень ржавеет. Тут нет ни следа разрушений - я хочу сказать, следов насильственного повреждения. Разрушения, которые вы видите, являются следствием выветривания и времени. Однако город грабили, наверно, время от времени совершали набеги. Тут практически ничего не осталось. Когда-то здесь жило множество людей, а теперь не осталось никого. Весь этот проклятый город пуст.
   - Вы говорили, что нашли что-то. Графостат, что ли. Что еще за графостат такой?
   - Я не знаю, он это или нет, но называю его так. Может, я заблуждаюсь. У нас дома есть графостаты. Вводишь в него проблемы...
   - Военные?
   - Ну-у... Да, по большей части военные. Нечто вроде инсценировки военных действий. Вводишь в него факты, а графостат обрабатывает их, показывая, что произойдет. Показывает их в графическом виде - так его легче понять. Тот, что мы нашли, совсем разрушен, практически сломан, но один уголок все еще функционирует - вроде как смотришь сквозь окно в другой мир. Порой на изображении видны живые существа.
   - Быть может, прежние обитатели этих мест?
   - Вряд ли. Этот город построен для людей, ну, почти людей. Размер дверей и окон соответствует нашим представлениям о домах, а лестницы вполне подходят для человека.