Страница:
— Могу я чем-то помочь?
— Да вот ищу арбалет…
— Это можно найти.
— У вас есть техническое описание?
Продавец ещё раз оглядел Полуяна проницательным взором. Он пытался понять, насколько серьезен интерес покупателя и позволит ли ему состояние кошелька приобрести дорогую забаву. Затруднившись с определением, решил, что шансы покупателя пятьдесят на пятьдесят, нагнулся, вынул из под прилавка технический паспорт оружия. Положил на прилавок перед Полуяном. Тот быстро просмотрел страничку текста и нахмурился. Арбалет для боевых целей не годился. Устройство имело длину около метра и было удивительно громоздким. Сила натяжения тетивы составляла 20 килограммов, а дальность полета стрелы достигала 35 метров. И все это при цене в тысячу долларов.
— Слабовато, — сказал Полуян, возвращая паспорт продавцу. — Вы не знаете, где можно найти такую стрелялку помощнее?
— Вас она интересует всерьез? — по всему было видно, что продавец решал трудную для себя задачу: определял заслуживает ли покупатель доверия.
— В самый что ни есть серьез, — сказал Полуян и улыбнулся. — Охота на слонов.
Продавец вздохнул. Наклонился над прилавком. Сказал негромко:
— В продаже таких не бывает. Но есть мастер. Делает шикарные вещи на любителя.
Полуян достал из кармана сотенную купюру, прикрыл её ладонью и по стеклу витрины продвинул к продавцу.
— Где бы узнать его адрес?
Продавец взял книжку товарных чеков, быстро написал несколько слов, вырвал листок и протянул Полуяну.
Из центра Полуян поехал на Рязанский проспект, где на улице Паперника в тихом зеленом районе жил мастер оружия, которое стреляет стрелами.
Вести разговор с заказчиком дома мастер не стал. Они вышли на улицу и провели беседу, прохаживаясь в зеленом садике возле дома.
— Нужен арбалет.
— Спорт? Охота? — спросил мастер и поправил очки.
— Нечто большее, — сказал Полуян. — Альпинизм. При попадании в дерево стрела должна надежно и прочно закреплять тросик. Затем по тросику через провал или щель перебрасывается канат…
— Хорошая идея, — дал свою оценку заказу мастер. — Ваши требования к инструменту?
Полуян обратил внимание, что мастер ни разу не употребил слова «оружие».
— Элементарные. Минимальный вес и размеры. Дальность не менее шестидесяти метров. Стальные стрелы с возможностью раскрытия наконечников в виде якорей. Это сложно?
Глаза мастера засветились довольным блеском.
— Такой заказ будет приятно исполнить. Меня обижает, когда с серьезным видом заказывают ширпотреб. Его проще и дешевле купить в магазине.
— Как долго придется ждать заказ? — спросил Полуян.
— Приходите в конце недели, подумав ответил мастер. — Мне этого хватит…
С тремя кандидатами, которых с помощью штаба организации Российских армейских профессионалов отобрал Резванов, Полуян беседовал с глазу на глаз. Он полностью доверял опыту Резванова, но хотел поближе познакомиться с теми, кого ему предстояло вести на трудное дело.
Первый, вошедший в комнату по приглашению Полуяна, сразу же заставил его раскинуть руки в стороны во весь мах:
— Гера! Вот уж действительно гора пришла к Магомету! Ну, не ожидал!
Это был Герман Таран — сослуживец Полуяна по бригаде морской пехоты. В то время он командовал ротой разведки и его подразделение часто взаимодействовало с батальоном Полуяна.
— Ты сколько операций прошел? — спросил Полуян.
— В Чечне? Три. Глубокие рейды в тыловые районы банд. Был контужен. За все время потерял двух солдат легко ранеными.
Последнее сообщение Таран сделал с явной гордостью: он всегда относился к той категории командиров, которая бережет солдат.
— Уволился сам?
— По сокращению штатов.
— Кто из наших остался в кадрах?
— Никто. Всех вытурили в запас после первой чеченской. Заехали грачевские генералы на наших спинах в грязь, вовремя соскочили, отмыли сапоги и разошлись. А мы вот до сих пор ищем места в жизни…
Полуян потер переносицу, потом лоб. Таран улыбнулся: иногда он и сам делал точечный массаж, успокаивая себя и помогая сосредоточиться.
— Гера, ты «Японский камень» помнишь?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что Таран поначалу его не понял. И вдруг до него дошло. В бригаде, когда они несли службу рядом, подразделения часто штурмовали «Японский камень» — голую скалу, торчавшую в море. Подойти втихую к скале, вокруг которой кипела пена прибоя, затем высадиться на скользкий как стекло базальт было делом нелегким, требовало смелости, умения, ловкости. Требовало всего этого каждый раз, хотя учения повторялись раз за разом.
Выработать какой-то шаблон и потом пользоваться им постоянно море, бушевавшее вокруг «Японского камня» никогда не позволяло. За это и они чаще звали скалу «Японским городовым» и ругались на неё в «япону маму».
— Разве его забудешь? — сказал Таран. — А в чем дело?
— В том, что игра, которую я предлагаю, будет покруче высадки на «Городового»…
— Мы с Резвановым на эту тему уже перекинулись словечком.
— Ты Егорыча откуда знаешь?
— В Чечне пару раз бегали вместе в горы.
— А кто те двое, которых пригласили с тобой? Кто они?
— Майор Сережа Бритвин. Как и я мастер спирта по пулевой стрельбе.
— Ты все ещё ударяешь по спирту?
— А почему нет? Спирт — сила, спорт — могила. По профессии мы не врачи, а убивцы. Я не стараюсь себя обманывать. Занимаемся по найму самым грязным делом, какое могло придумать человечество. И нет разницы, платит нам государство или кто-то другой. Как в данном случае… Так что спиртом и лечимся.
— Ладно, не расцарапывай душу. А теперь учти — пойдем на дело, будешь в сухом законе.
— Игорь! — Таран вскинул руки в паническом жесте. — О чем речь! Я в конце концов не алкаш.
— Тогда договорились А кто третий?
— Костик Столяров. Прапорщик. Минер. Золотые руки.
— Ты его хорошо знаешь?
— Еще бы. Все три выхода вместе.
Смотринами пополнения Полуян остался доволен. Организация армейских профессионалов веников не вязала.
В назначенный день Полуян снова приехал на Рязанский проспект. Вместе с мастером они прошли в гараж, где умелец расположил свою мастерскую.
Мастер открыл замок, открыл железную дверь. Они вошли в бокс, протиснувшись к верстаку вдоль борта старенького «Москвича».
Мастер открыл железный шкафчик. Вынул изделие.
— Ну что?
Арбалет в исконном понимании этого слова всего лишь лук, снабженный ложем, в котором просматриваются обычные для этой детали элементы — цевье и приклад. Но то, что взял в руки Полуян походило на классический арбалет в той же степени, как царь-пушка походит на ручной противотанковый гранатомет.
Тетиву заменила витая пружина, уложенная в цилиндрическую полость ствола. Для постановки оружия на боевой взвод из цилиндра выступала педалька, требовавшая в конечной точке сжатия пружины усилия не менее чем в восемьдесят килограммов. Стальная стрела с острым наконечником вставлялась внутрь цилиндра через дульный срез. Точность выстрела обеспечивало прицельное устройство, а устойчивость полета стрелы гарантировало оперение стабилизатора, которое раскрывалось после вылета снаряда из ствола.
Полуян подержал арбалет в руках, определяя его вес. Мастер заметил это. Сказал спокойно:
— Около двух кило. Основную тяжесть дает пружина. Все остальные детали из легкого титанового слава.
— Отлично. Мы можем проверить бой?
— Что за вопрос? Пройдемте за гараж. Там пустырь.
Мастер взял с полки картонный тубус, предназначенный для переноски чертежей.
— Вложите сюда.
Они вышли из гаража. За бетонным забором стояла трансформаторная будка. На её стене был прибит деревянный щит, в центре которого черной краской кто-то нарисовал концентрические круги мишени.
— Можете стрелять, — сказал мастер. — Людей тут нет, а кто и увидит, то все здесь привыкли к моим чудачествам. Арбалет устройство малошумное, стрельба никому не помешает.
Полуян хотел шагами отмерить дистанцию в шестьдесят метров, но мастер остановил его.
— Идите к столику под тополем. Там ровно шестьдесят пять.
Полуян прошел к указанному месту, принял удобную стойку, прицелился и нажал на спуск. Шума и в самом деле не возникло.
Стрела вылетела из арбалета с легким свистом, какой издает тонкий прут, если им с силой рубануть по воздуху.
Полуян считал, что боевая пружина, разжимаясь, должна зазвенеть, но металлических звуков арбалет не издавал…
Рассказывают, что однажды старый мудрый еврей напросился на прием к главнокомандующему войсками НАТО американскому генералу Кларку. Тот его принял.
— Сэр, — задал вопрос посетитель, — это правда, что машина войны в Югославии в одну минуту сжигает два миллиона долларов?
— Правда, — ответил сэр Артур.
— Господи! — сказал старый и мудрый еврей, — и вы при таких возможностях сидите тут на обычном генеральском окладе? Да я берусь обогатить вас за совершенно символическую плату. Давайте так. Вы останавливаете эту чертову войну ровно на пять минут. Это десять миллионов долларов. Пять берете вы, пять получаю я. И вы снова запустите боевые действия…
Когда прапорщику Репкину рассказали этот анекдот, он хохотал так, что заболели мышцы живота. И смеялся Репкин именно над евреем, который был старым и мудрым во всех других вопросах кроме войны. Ну кто же останавливает военную машину, если есть желание заработать? Наоборот, чем быстрее вращаются её колеса, тем больше разлетается по сторонам тугриков, пиастров, рубчиков, баксиков, чтобы прилипнуть к чужим рукам.
Как только война в Дагестане начала набирать обороты, дела Репкина пошли веселее. Боеприпасы и вооружение войска получали уже не из стационарных хранилищ, а прямо с колес, подвозившего их транспорта.
Что привезли на базу боепитания, то и раздавал Репкин по нарядам артснабженцам боевых подразделений. А когда запасы боеприпасов регулярно расходуются и требуют быстрого пополнения, запустить руку в ящик с ручными гранатами, отсыпать патронов из цинка для своих нужд становится проще. Если же недостаток обнаруживается на позициях, то о недостаче даже не вспоминают: списать пять недостающих гранат в обстановке, когда их в день подрывают по двадцать штук — не проблема.
Нет, молодой, но уже очень умный Репкин никогда бы не пошел к главнокомандующему просить придержать машину войны на какие-то пять минут: оказалось бы это себе дороже.
Репкин перекуривал у штабного фургона, в котором располагалась походная канцелярия артснабженцев, когда его окликнули.
— Товарищ прапорщик!
Репкин обернулся. Увидел что к нему обращается лейтенант и решил, что перед ним тянуться не стоит. Офицер молод, зелен, судя по не обмятой камуфляжной форме без дыр на рукавах и пятна соли на спине между лопатками попал на войну впервые.
— Слушаю вас, — лениво отозвался прапор, нагло глядя в безбровые белесые глаза офицера.
Лейтенант смутился. Он не знал как вести себя в сложившейся ситуации. Приехал бы он сюда с передовой, с поля боя, то сумел бы одернуть прапорщика, который стоял перед ним расставив ноги циркулем и не сплюнув даже прилипший к губе окурок. Заставил бы принять подобающую стойку и застегнуть на груди рубаху, в прорехи которой выглядывала волосатая грудь. Но могло быть, что именно прапор вернулся с поля боя на склад, дослуживать срок контракта после ранения или контузии. Как снимать стружку с такого?
— Вы эту местность знаете? — спросил лейтенант.
Репкин увидел, что лейтенант достал из пластиковой папочки топографическую карту и сразу оживился. В последнее время все,
что было связано с передвижениями войск, их дислокацией и маршрутами выхода на позиции стало интересовать его всерьез. Каждая новость, сообщенная Джохару, приносила прапорщику больший доход, чем проданная граната, хотя с гранатой было больше мороки…
— Что за вопрос? Ежедневно езжу туда-обратно. — Репкин проницательно взглянул на лейтенанта. — Новая дивизия? Кто командир?
— Генерал-майор Мохнач.
— Знаю, — подтвердил Репкин. — Недавно два ваших полка добирали боеприпасы до комплекта.
— А я из разведбата.
Лейтенант командовал всего взводом разведки, но разведбат звучало солиднее и возвышало его даже в собственных глазах.
— В каком направлении отсюда двинетесь? — спросил прапорщик.
Он мог бы спросить «куда едете», но кудыкать в военной среде, особенно в боевой зоне не очень-то принято. «Куда едете» — это вопрос к соседу по купе в поезде дальнего сведения, а не к офицеру, который ведет солдат на позицию.
— Вот я и хотел у вас спросить, как лучше проехать к нужному месту.
Лейтенант развернул карту. Поставил палец в середину обведенного красным карандашом овала.
— Высота шестьсот семь и два. Туда три дороги. По какой удобнее ехать? Главное, чтобы побыстрее добраться.
В месте, которое интересовало лейтенанта, Репкин никогда не бывал, но расписываться в своем незнании не собирался. Он решительно провел пальцем по линии, обозначавшей грунтовую дорогу. На карте было видно, что она тянется к высоте 607, 2 и заметно короче других двух.
— Жмите по этой. Грунт каменистый, техника пройдет.
— Спасибо, товарищ прапорщик. — Лейтенант протянул Репкину руку. — Я так и хотел по ней двинуться, но все же решил попросить совета.
Репкин ответил крепким пожатием.
В тот же день прапорщик направился на базар. Потолкался в овощных рядах, купил килограмм яблок, оттуда прошел к палатке, где торговали обувью.
Джохар, завидевший Репкина издалека, встал с раскладного стульчика. Когда прапорщик приблизился, он спросил:
— Что желаете, уважаемый?
Взяв в руки адидасовскую кроссовку, скорее всего контрафактную, прапорщик стал её с деловым видом разглядывать, одновременно рассказывая все, что узнал за день. О приходе в состав группировки новой дивизии, которой командовал генерал-майор Мохнач, о лейтенанте, который со взводом разведки двинулся к высоте 607, 2.
Джохар внимательно слушая Репкина, периодически брал с прилавка новые образцы обуви и передавал ему их.
— Может возьмете это? Может это? Недорого.
Со стороны было трудно предположить, что на самом деле продавец выступает покупателем, а покупатель продает ему самый дорогой военный товар — оперативную информацию.
Поскольку сведения, доставленные Репкиным показались чеченцу заслуживающими внимания, прапорщик получил свою сотню и даже заслужил похвалу.
— Хорошо, Иван, иди служи. С нас тебе премия.
Он сунул в руку прапора смятую сторублевую бумажку.
Репкина звали не Иваном, а Никитой, но за те деньги, которые ему платили, он был готов отзываться на любое имя.
Довольный содеянным, Репкин направился к знакомому домику на одной из окраинных улочек. Там за вполне умеренную плату можно было получить и со смаком долбануть стаканчик виноградной самогонки — вонючей, как керосин, но шибающей по мозгам ничем не хуже молотка.
На полдороги он встретил сержанта-контрактника Федю Кулемина. Было видно, что тот уже успел припасть к животворному источнику и находился крепко навеселе.
— С-у-шай, Никита, — язык Кулемина и без того не очень проворный ворочался еле-еле. — А что ты тут? Там на посадочной площадке ждут вертолет. С гуманитаркой. Шел бы туда, пош-шупать.
Репкин дружески шлепнул ладонью Кулемина по плечу.
— Спасибо, Федя. Я успею.
Прапорщик веселее зашагал вперед, поскольку притягательная сила стаканчика на данный момент была столь велика, что никакая новость не смогла свернуть Репкина с траектории.
До Моздока группа Полуяна летела на транспортном «Иле», забитом коробками с гуманитарным грузом, который отправляли в войска организации движения в поддержку армии.
Бортинженер, следивший за погрузкой, выглядел хмуро.
— Вы впервые? — спросил он Полуяна.
— Туда, впервые.
«Туда» прозвучало столь убедительно, что авиатор понял — мужики прошли в самолет стреляные. Это было видно и по их виду, но удостовериться в этом не мешало. А с такими можно говорить откровенно.
— Вы уж приглядите за грузом, — сказал он Полуяну. — Иначе растащат сволочи. При разгрузке.
— Да вы что? — Полуян не смог сдержать изумления. — Как можно?! Это же солдатам.
— Увидите сами. До солдат на передовую дойдут только крохи. При перегрузке и по пути все растащат тыловые шакалы.
Резванов выругался. Спросил зло:
— Неужели об этом никто не знает?
Авиатор посмотрел на него, как смотрят на недоумков.
— У нас всегда все всё знают. От и до. Только что толку?
— Расстрелять бы на месте двух-трех мародеров, — сказал Таран мрачно. — Другие задумались бы…
— Вот вы и расстреляйте, — предложил авиатор с безразличием в голосе, пнул какую-то картонную коробку и ушел в кабину.
В Моздоке группа перебралась в вертолет.
Простучав коваными ботинками по металлическому трапу, Полуян вошел внутрь машины и его движения вдруг утратили напористость. Прогретый жарким августовским солнцем воздух в вертолете, показался ему густым и тяжелым, ко всему сладковато-тухлым, таким, что поднявшись на борт, он словно уперся в невидимую стену.
Полуян посмотрел на техника, который с невозмутимым видом возился внутри машины, протирая откинутую лавку у борта тряпкой, пропитанной хлоркой.
— Мясо тухлое перевозили, что ли? — спросил Полуян и брезгливо поморщился. — Ну, навоняли…
Техник оторвался от дела, посмотрел на него. Встряхнул тряпку, окунул её в ведро с хлоркой, и, не скрывая раздражения, сказал:
— Какое мясо? Это только сейчас от вас потом пахнет. А повезут назад «двухсотым» грузом — успеете провонять…
Полуян ошеломленно смотрел на техника, не зная, что и сказать. Запах тлена был ему хорошо знаком. Вертолет, который должен был увезти их туда, живых и здоровых, оттуда уже привез отработанный материал войны — мертвые тела людей, которые ещё недавно о чем-то думали, что-то любили, испытывали голод и жажду, пели песни и травили анекдоты и для которых вдруг все внезапно кончилось…
— Прости, — сказал он технику и покаянно сдернул кепку.
— В первый раз, что ли? — спросил тот с пониманием.
— Нет, не в первый. Этого я уже нанюхался вдосталь, но не здесь…
— Выходит, не узнал, — усмехнулся техник. — А надо бы. Все мы в отработанном виде так вот воняем… Если честно, это запах будущего. Для любого из нас. Жаль только, что молодых пацанов, которым надевают военную форму, сразу не знакомят с тем, чем пахнет смерть… И ещё скажу так: кому не нравится, могут остаться.
Репкин подошел к вертолету, стуча коваными ботинками по металлической лесенке, забрался внутрь. Огляделся. Увидел сложенный на полу груз. Подошел к ближайшей картонной коробке. Пнул ногой. Нога заныла. Репкин поморщился. В упаковке лежало нечто твердое.
— Посмотрим.
Репкин достал нож. Полоснул по скотчу, который широким поясом охватывал разрез. Пленка хрустнула под острым лезвием.
Двумя руками развернул в стороны разрезанную крышку.
Коробка была набита плотно прижатыми одна к другой банками со сгущенкой.
Репкин вынул из сумки скомканный вещмешок, деловито встряхнул его, расправил и стал перегружать содержимое коробки в сидор.
Полуян отодвинул ногой тючок с касками, подошел к прапорщику.
— Кто такой?
Репкин распрямился. Внимательно посмотрел на подошедшего. По возрасту тот тянул на полковника, но, прилети сюда полковник из Москвы, возле него уже крутились бы два-три солдата Швейка. Да и знаков различия никаких не имеется. А коли их нет, значит он не больше, чем экспедитор при гуманитарном грузе. Таких Репкин имел и будет иметь во всех позициях и обстоятельствах. Главное сразу поставить себя.
Он повернулся к Полуяну.
— Это «гуманитарка»? А я здесь — первый потребитель.
Волна спирто-табачного запаха ударила Полуяну в ноздри.
— Стервятники уже тут, — с безразличием констатировал авиатехник. Первое время он пытался бороться с налетами любителей поживиться на халяву, но понял, что сил на это не хватит и перестал дергаться.
Таран отложил сумку, с которой возился и подошел к Репкину. Взял его за ворот, приподнял и поставил с корточек на ноги.
— Ты слыхал вопрос? Тебя спросили, кто ты такой.
Репкин дернулся и высвободил воротник из чужих рук. Полнясь пьяной наглостью, ни в малейшей мере не прогнозируя того, что может произойти, он зло сверкнул на Тарана глазами:
— С-слушай, пошел ты… Назвать куда?
— Не надо, — ответил Таран. — Я адреса знаю. Даже тот, куда сейчас пойдешь ты.
Он схватил Репкина за плечо, крутанул его, повернув к себе спиной и, уже не в силах соизмерять силу действий с необходимостью, врубил тяжелым армейским ботинком с высоким берцем в пухлую задницу, обтянутую брюками.
Удар и его направление оказались настолько точными, что прапорщик вылетел в дверной проем, не имея возможности задержаться. Он пролетел по воздуху несколько метров, плашмя ляпнулся на твердо утоптанную посадочную площадку.
Авиатехник, со стороны наблюдавший за происшедшим, одобрительно сказал:
— А ещё говорят, что у России нет в резерве достойных футболистов. Ерунда! — Он поднял нож, который вылетая из вертолета выронил прапорщик. Подержал в руках осмотрел и спросил у Тарана. — Можно я его возьму себе?
— О чем речь?! — Таран не поскупился. — Трофеи всегда принадлежать победителям. Разве не так?
Базар легко было угадать по шуму и запахам. О стороны торжища тянуло дымом и дразнящими аппетит духом жареного мяса. Из киоска с надписью «Аудио-видео», что стоял у входа на рынок, неслись гортанные звуки песни. Надрывный женский голос, наполненный слезой тоски, выводил слова, скорее всего турецкие.
В тени большого тутового дерева на большом камне, вытертом до блеска, сидел бородатый старик в барашковой папахе с ниткой четок в руке. Быстрыми до автоматизма отработанными движениями пальцев, он перебирал костяшки и спокойно взирал на проходивших мимо людей. В его глазах не угадывалось любопытства. Это был взгляд человека, стоявшего в стороне от бурных потоков жизни, но ещё окончательно не потерявшего интереса к их бурлению. Он созерцал происходившее как философ, на собственном опыте познавший, что все вокруг лишь суета сует, в которую люди попадают без их желания и уходят из неё вопреки желанию задержаться в ней.
— Здравствуйте, отец, — сказал Полуян и приложил два пальца к козырьку кепки.
Старик, не переставая перебирать пальцами четки, поднял голову.
Посмотрел Полуяну в глаза.
— Здравствуйте, господин.
— Какой я господин? — спросил Полуян обиженно. — Неужели похож?
— Э, уважаемый! Как можно узнать кто на кого похож?
— Все же у нас демократия. Верно?
— Э, уважаемый, я старый человек и давно ни во что не верю. Демократия, партократия, бюрократия — для народа разницы нет.
— Все же демократия, наверное, для всех нас лучше. Люди сами выбирают власть. Разве это плохо?
— Сынок, ты молод. Это и хорошо и плохо. Молодость не принимает чужого опыта. Она считает, что надо учиться на собственных ошибках. И наступает на грабли, след которых уже отпечатался на лбу их отцов и дедов.
— Я всегда старался учиться на чужих ошибках.
Старик огладил бороду ласкающими движениями правой руки.
— Это хорошая уверенность, но от повторения чужих ошибок избавляют только сомнения.
— В чем сомневаетесь вы, отец?
— В том, что народ от выбора власти получает пользу. Какая нам разница, кто его будет погонять? Раз Путин, два Путин. Раз Рушайло, два Рушайло. Тебе есть разница? Нам здесь нет.
Полуян сразу заметил, что два раза слова прозвучали весьма символично: Распутин и Разушайло. Фамилии премьера и министра внутренних дел неожиданно обрели новый смысл и тревожащую законченность.
— Неужели выборы ничего не дают? Меняются люди…
— Меняются всадники, — поправил его старик. — Шпоры у них остаются прежние. Так тебе будет понятней. И всегда слишком много преимуществ над конем у всадника, который держит в руках поводья и плеть. Оттого сколько бы ни старались лошади выбрать голосованием хорошего седока, любой кто окажется в седле, будет натягивать поводья и размахивать плетью. И смахнуть его со спины до новых выборов может только своенравный конь. Разве не так?
— Что же тогда делать?
— Просто жить и никогда не забывать, что гибель государства происходит из-за возвышения низких людей. Где низкий берет власть над войском, там все области страны идут войной друг на друга. Потому, сынок, избегай низких людей, как избегаешь фальшивых денег.
— Отец, — Полуян был искренен в своих словах, — вы удивительно мудрый человек. Я бы с вами с удовольствием побеседовал и дольше, но зовут дела… Мне надо купить ишака.
— Один из владык сказал: «Если бы все люди знали, какое удовольствие испытывает моя душа, вкушая лакомство чужих похвал, они бы не прекращали ублажать меня своим угождением». Мне, сынок, как и любому человеку, приятно слышать восхваления, но я за них заплачу, чтобы твоя лесть не стала казаться подарком. Если ты хочешь купить хорошего ишака, обратись от моего имени к Аббасу Багирову. Он всегда здесь, на базаре. Найди его и скажи: «Меня к тебе направил старый Фатих» и получишь то, что не смогут найти другие.
— Да вот ищу арбалет…
— Это можно найти.
— У вас есть техническое описание?
Продавец ещё раз оглядел Полуяна проницательным взором. Он пытался понять, насколько серьезен интерес покупателя и позволит ли ему состояние кошелька приобрести дорогую забаву. Затруднившись с определением, решил, что шансы покупателя пятьдесят на пятьдесят, нагнулся, вынул из под прилавка технический паспорт оружия. Положил на прилавок перед Полуяном. Тот быстро просмотрел страничку текста и нахмурился. Арбалет для боевых целей не годился. Устройство имело длину около метра и было удивительно громоздким. Сила натяжения тетивы составляла 20 килограммов, а дальность полета стрелы достигала 35 метров. И все это при цене в тысячу долларов.
— Слабовато, — сказал Полуян, возвращая паспорт продавцу. — Вы не знаете, где можно найти такую стрелялку помощнее?
— Вас она интересует всерьез? — по всему было видно, что продавец решал трудную для себя задачу: определял заслуживает ли покупатель доверия.
— В самый что ни есть серьез, — сказал Полуян и улыбнулся. — Охота на слонов.
Продавец вздохнул. Наклонился над прилавком. Сказал негромко:
— В продаже таких не бывает. Но есть мастер. Делает шикарные вещи на любителя.
Полуян достал из кармана сотенную купюру, прикрыл её ладонью и по стеклу витрины продвинул к продавцу.
— Где бы узнать его адрес?
Продавец взял книжку товарных чеков, быстро написал несколько слов, вырвал листок и протянул Полуяну.
Из центра Полуян поехал на Рязанский проспект, где на улице Паперника в тихом зеленом районе жил мастер оружия, которое стреляет стрелами.
Вести разговор с заказчиком дома мастер не стал. Они вышли на улицу и провели беседу, прохаживаясь в зеленом садике возле дома.
— Нужен арбалет.
— Спорт? Охота? — спросил мастер и поправил очки.
— Нечто большее, — сказал Полуян. — Альпинизм. При попадании в дерево стрела должна надежно и прочно закреплять тросик. Затем по тросику через провал или щель перебрасывается канат…
— Хорошая идея, — дал свою оценку заказу мастер. — Ваши требования к инструменту?
Полуян обратил внимание, что мастер ни разу не употребил слова «оружие».
— Элементарные. Минимальный вес и размеры. Дальность не менее шестидесяти метров. Стальные стрелы с возможностью раскрытия наконечников в виде якорей. Это сложно?
Глаза мастера засветились довольным блеском.
— Такой заказ будет приятно исполнить. Меня обижает, когда с серьезным видом заказывают ширпотреб. Его проще и дешевле купить в магазине.
— Как долго придется ждать заказ? — спросил Полуян.
— Приходите в конце недели, подумав ответил мастер. — Мне этого хватит…
С тремя кандидатами, которых с помощью штаба организации Российских армейских профессионалов отобрал Резванов, Полуян беседовал с глазу на глаз. Он полностью доверял опыту Резванова, но хотел поближе познакомиться с теми, кого ему предстояло вести на трудное дело.
Первый, вошедший в комнату по приглашению Полуяна, сразу же заставил его раскинуть руки в стороны во весь мах:
— Гера! Вот уж действительно гора пришла к Магомету! Ну, не ожидал!
Это был Герман Таран — сослуживец Полуяна по бригаде морской пехоты. В то время он командовал ротой разведки и его подразделение часто взаимодействовало с батальоном Полуяна.
— Ты сколько операций прошел? — спросил Полуян.
— В Чечне? Три. Глубокие рейды в тыловые районы банд. Был контужен. За все время потерял двух солдат легко ранеными.
Последнее сообщение Таран сделал с явной гордостью: он всегда относился к той категории командиров, которая бережет солдат.
— Уволился сам?
— По сокращению штатов.
— Кто из наших остался в кадрах?
— Никто. Всех вытурили в запас после первой чеченской. Заехали грачевские генералы на наших спинах в грязь, вовремя соскочили, отмыли сапоги и разошлись. А мы вот до сих пор ищем места в жизни…
Полуян потер переносицу, потом лоб. Таран улыбнулся: иногда он и сам делал точечный массаж, успокаивая себя и помогая сосредоточиться.
— Гера, ты «Японский камень» помнишь?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что Таран поначалу его не понял. И вдруг до него дошло. В бригаде, когда они несли службу рядом, подразделения часто штурмовали «Японский камень» — голую скалу, торчавшую в море. Подойти втихую к скале, вокруг которой кипела пена прибоя, затем высадиться на скользкий как стекло базальт было делом нелегким, требовало смелости, умения, ловкости. Требовало всего этого каждый раз, хотя учения повторялись раз за разом.
Выработать какой-то шаблон и потом пользоваться им постоянно море, бушевавшее вокруг «Японского камня» никогда не позволяло. За это и они чаще звали скалу «Японским городовым» и ругались на неё в «япону маму».
— Разве его забудешь? — сказал Таран. — А в чем дело?
— В том, что игра, которую я предлагаю, будет покруче высадки на «Городового»…
— Мы с Резвановым на эту тему уже перекинулись словечком.
— Ты Егорыча откуда знаешь?
— В Чечне пару раз бегали вместе в горы.
— А кто те двое, которых пригласили с тобой? Кто они?
— Майор Сережа Бритвин. Как и я мастер спирта по пулевой стрельбе.
— Ты все ещё ударяешь по спирту?
— А почему нет? Спирт — сила, спорт — могила. По профессии мы не врачи, а убивцы. Я не стараюсь себя обманывать. Занимаемся по найму самым грязным делом, какое могло придумать человечество. И нет разницы, платит нам государство или кто-то другой. Как в данном случае… Так что спиртом и лечимся.
— Ладно, не расцарапывай душу. А теперь учти — пойдем на дело, будешь в сухом законе.
— Игорь! — Таран вскинул руки в паническом жесте. — О чем речь! Я в конце концов не алкаш.
— Тогда договорились А кто третий?
— Костик Столяров. Прапорщик. Минер. Золотые руки.
— Ты его хорошо знаешь?
— Еще бы. Все три выхода вместе.
Смотринами пополнения Полуян остался доволен. Организация армейских профессионалов веников не вязала.
В назначенный день Полуян снова приехал на Рязанский проспект. Вместе с мастером они прошли в гараж, где умелец расположил свою мастерскую.
Мастер открыл замок, открыл железную дверь. Они вошли в бокс, протиснувшись к верстаку вдоль борта старенького «Москвича».
Мастер открыл железный шкафчик. Вынул изделие.
— Ну что?
Арбалет в исконном понимании этого слова всего лишь лук, снабженный ложем, в котором просматриваются обычные для этой детали элементы — цевье и приклад. Но то, что взял в руки Полуян походило на классический арбалет в той же степени, как царь-пушка походит на ручной противотанковый гранатомет.
Тетиву заменила витая пружина, уложенная в цилиндрическую полость ствола. Для постановки оружия на боевой взвод из цилиндра выступала педалька, требовавшая в конечной точке сжатия пружины усилия не менее чем в восемьдесят килограммов. Стальная стрела с острым наконечником вставлялась внутрь цилиндра через дульный срез. Точность выстрела обеспечивало прицельное устройство, а устойчивость полета стрелы гарантировало оперение стабилизатора, которое раскрывалось после вылета снаряда из ствола.
Полуян подержал арбалет в руках, определяя его вес. Мастер заметил это. Сказал спокойно:
— Около двух кило. Основную тяжесть дает пружина. Все остальные детали из легкого титанового слава.
— Отлично. Мы можем проверить бой?
— Что за вопрос? Пройдемте за гараж. Там пустырь.
Мастер взял с полки картонный тубус, предназначенный для переноски чертежей.
— Вложите сюда.
Они вышли из гаража. За бетонным забором стояла трансформаторная будка. На её стене был прибит деревянный щит, в центре которого черной краской кто-то нарисовал концентрические круги мишени.
— Можете стрелять, — сказал мастер. — Людей тут нет, а кто и увидит, то все здесь привыкли к моим чудачествам. Арбалет устройство малошумное, стрельба никому не помешает.
Полуян хотел шагами отмерить дистанцию в шестьдесят метров, но мастер остановил его.
— Идите к столику под тополем. Там ровно шестьдесят пять.
Полуян прошел к указанному месту, принял удобную стойку, прицелился и нажал на спуск. Шума и в самом деле не возникло.
Стрела вылетела из арбалета с легким свистом, какой издает тонкий прут, если им с силой рубануть по воздуху.
Полуян считал, что боевая пружина, разжимаясь, должна зазвенеть, но металлических звуков арбалет не издавал…
Рассказывают, что однажды старый мудрый еврей напросился на прием к главнокомандующему войсками НАТО американскому генералу Кларку. Тот его принял.
— Сэр, — задал вопрос посетитель, — это правда, что машина войны в Югославии в одну минуту сжигает два миллиона долларов?
— Правда, — ответил сэр Артур.
— Господи! — сказал старый и мудрый еврей, — и вы при таких возможностях сидите тут на обычном генеральском окладе? Да я берусь обогатить вас за совершенно символическую плату. Давайте так. Вы останавливаете эту чертову войну ровно на пять минут. Это десять миллионов долларов. Пять берете вы, пять получаю я. И вы снова запустите боевые действия…
Когда прапорщику Репкину рассказали этот анекдот, он хохотал так, что заболели мышцы живота. И смеялся Репкин именно над евреем, который был старым и мудрым во всех других вопросах кроме войны. Ну кто же останавливает военную машину, если есть желание заработать? Наоборот, чем быстрее вращаются её колеса, тем больше разлетается по сторонам тугриков, пиастров, рубчиков, баксиков, чтобы прилипнуть к чужим рукам.
Как только война в Дагестане начала набирать обороты, дела Репкина пошли веселее. Боеприпасы и вооружение войска получали уже не из стационарных хранилищ, а прямо с колес, подвозившего их транспорта.
Что привезли на базу боепитания, то и раздавал Репкин по нарядам артснабженцам боевых подразделений. А когда запасы боеприпасов регулярно расходуются и требуют быстрого пополнения, запустить руку в ящик с ручными гранатами, отсыпать патронов из цинка для своих нужд становится проще. Если же недостаток обнаруживается на позициях, то о недостаче даже не вспоминают: списать пять недостающих гранат в обстановке, когда их в день подрывают по двадцать штук — не проблема.
Нет, молодой, но уже очень умный Репкин никогда бы не пошел к главнокомандующему просить придержать машину войны на какие-то пять минут: оказалось бы это себе дороже.
Репкин перекуривал у штабного фургона, в котором располагалась походная канцелярия артснабженцев, когда его окликнули.
— Товарищ прапорщик!
Репкин обернулся. Увидел что к нему обращается лейтенант и решил, что перед ним тянуться не стоит. Офицер молод, зелен, судя по не обмятой камуфляжной форме без дыр на рукавах и пятна соли на спине между лопатками попал на войну впервые.
— Слушаю вас, — лениво отозвался прапор, нагло глядя в безбровые белесые глаза офицера.
Лейтенант смутился. Он не знал как вести себя в сложившейся ситуации. Приехал бы он сюда с передовой, с поля боя, то сумел бы одернуть прапорщика, который стоял перед ним расставив ноги циркулем и не сплюнув даже прилипший к губе окурок. Заставил бы принять подобающую стойку и застегнуть на груди рубаху, в прорехи которой выглядывала волосатая грудь. Но могло быть, что именно прапор вернулся с поля боя на склад, дослуживать срок контракта после ранения или контузии. Как снимать стружку с такого?
— Вы эту местность знаете? — спросил лейтенант.
Репкин увидел, что лейтенант достал из пластиковой папочки топографическую карту и сразу оживился. В последнее время все,
что было связано с передвижениями войск, их дислокацией и маршрутами выхода на позиции стало интересовать его всерьез. Каждая новость, сообщенная Джохару, приносила прапорщику больший доход, чем проданная граната, хотя с гранатой было больше мороки…
— Что за вопрос? Ежедневно езжу туда-обратно. — Репкин проницательно взглянул на лейтенанта. — Новая дивизия? Кто командир?
— Генерал-майор Мохнач.
— Знаю, — подтвердил Репкин. — Недавно два ваших полка добирали боеприпасы до комплекта.
— А я из разведбата.
Лейтенант командовал всего взводом разведки, но разведбат звучало солиднее и возвышало его даже в собственных глазах.
— В каком направлении отсюда двинетесь? — спросил прапорщик.
Он мог бы спросить «куда едете», но кудыкать в военной среде, особенно в боевой зоне не очень-то принято. «Куда едете» — это вопрос к соседу по купе в поезде дальнего сведения, а не к офицеру, который ведет солдат на позицию.
— Вот я и хотел у вас спросить, как лучше проехать к нужному месту.
Лейтенант развернул карту. Поставил палец в середину обведенного красным карандашом овала.
— Высота шестьсот семь и два. Туда три дороги. По какой удобнее ехать? Главное, чтобы побыстрее добраться.
В месте, которое интересовало лейтенанта, Репкин никогда не бывал, но расписываться в своем незнании не собирался. Он решительно провел пальцем по линии, обозначавшей грунтовую дорогу. На карте было видно, что она тянется к высоте 607, 2 и заметно короче других двух.
— Жмите по этой. Грунт каменистый, техника пройдет.
— Спасибо, товарищ прапорщик. — Лейтенант протянул Репкину руку. — Я так и хотел по ней двинуться, но все же решил попросить совета.
Репкин ответил крепким пожатием.
В тот же день прапорщик направился на базар. Потолкался в овощных рядах, купил килограмм яблок, оттуда прошел к палатке, где торговали обувью.
Джохар, завидевший Репкина издалека, встал с раскладного стульчика. Когда прапорщик приблизился, он спросил:
— Что желаете, уважаемый?
Взяв в руки адидасовскую кроссовку, скорее всего контрафактную, прапорщик стал её с деловым видом разглядывать, одновременно рассказывая все, что узнал за день. О приходе в состав группировки новой дивизии, которой командовал генерал-майор Мохнач, о лейтенанте, который со взводом разведки двинулся к высоте 607, 2.
Джохар внимательно слушая Репкина, периодически брал с прилавка новые образцы обуви и передавал ему их.
— Может возьмете это? Может это? Недорого.
Со стороны было трудно предположить, что на самом деле продавец выступает покупателем, а покупатель продает ему самый дорогой военный товар — оперативную информацию.
Поскольку сведения, доставленные Репкиным показались чеченцу заслуживающими внимания, прапорщик получил свою сотню и даже заслужил похвалу.
— Хорошо, Иван, иди служи. С нас тебе премия.
Он сунул в руку прапора смятую сторублевую бумажку.
Репкина звали не Иваном, а Никитой, но за те деньги, которые ему платили, он был готов отзываться на любое имя.
Довольный содеянным, Репкин направился к знакомому домику на одной из окраинных улочек. Там за вполне умеренную плату можно было получить и со смаком долбануть стаканчик виноградной самогонки — вонючей, как керосин, но шибающей по мозгам ничем не хуже молотка.
На полдороги он встретил сержанта-контрактника Федю Кулемина. Было видно, что тот уже успел припасть к животворному источнику и находился крепко навеселе.
— С-у-шай, Никита, — язык Кулемина и без того не очень проворный ворочался еле-еле. — А что ты тут? Там на посадочной площадке ждут вертолет. С гуманитаркой. Шел бы туда, пош-шупать.
Репкин дружески шлепнул ладонью Кулемина по плечу.
— Спасибо, Федя. Я успею.
Прапорщик веселее зашагал вперед, поскольку притягательная сила стаканчика на данный момент была столь велика, что никакая новость не смогла свернуть Репкина с траектории.
До Моздока группа Полуяна летела на транспортном «Иле», забитом коробками с гуманитарным грузом, который отправляли в войска организации движения в поддержку армии.
Бортинженер, следивший за погрузкой, выглядел хмуро.
— Вы впервые? — спросил он Полуяна.
— Туда, впервые.
«Туда» прозвучало столь убедительно, что авиатор понял — мужики прошли в самолет стреляные. Это было видно и по их виду, но удостовериться в этом не мешало. А с такими можно говорить откровенно.
— Вы уж приглядите за грузом, — сказал он Полуяну. — Иначе растащат сволочи. При разгрузке.
— Да вы что? — Полуян не смог сдержать изумления. — Как можно?! Это же солдатам.
— Увидите сами. До солдат на передовую дойдут только крохи. При перегрузке и по пути все растащат тыловые шакалы.
Резванов выругался. Спросил зло:
— Неужели об этом никто не знает?
Авиатор посмотрел на него, как смотрят на недоумков.
— У нас всегда все всё знают. От и до. Только что толку?
— Расстрелять бы на месте двух-трех мародеров, — сказал Таран мрачно. — Другие задумались бы…
— Вот вы и расстреляйте, — предложил авиатор с безразличием в голосе, пнул какую-то картонную коробку и ушел в кабину.
В Моздоке группа перебралась в вертолет.
Простучав коваными ботинками по металлическому трапу, Полуян вошел внутрь машины и его движения вдруг утратили напористость. Прогретый жарким августовским солнцем воздух в вертолете, показался ему густым и тяжелым, ко всему сладковато-тухлым, таким, что поднявшись на борт, он словно уперся в невидимую стену.
Полуян посмотрел на техника, который с невозмутимым видом возился внутри машины, протирая откинутую лавку у борта тряпкой, пропитанной хлоркой.
— Мясо тухлое перевозили, что ли? — спросил Полуян и брезгливо поморщился. — Ну, навоняли…
Техник оторвался от дела, посмотрел на него. Встряхнул тряпку, окунул её в ведро с хлоркой, и, не скрывая раздражения, сказал:
— Какое мясо? Это только сейчас от вас потом пахнет. А повезут назад «двухсотым» грузом — успеете провонять…
Полуян ошеломленно смотрел на техника, не зная, что и сказать. Запах тлена был ему хорошо знаком. Вертолет, который должен был увезти их туда, живых и здоровых, оттуда уже привез отработанный материал войны — мертвые тела людей, которые ещё недавно о чем-то думали, что-то любили, испытывали голод и жажду, пели песни и травили анекдоты и для которых вдруг все внезапно кончилось…
— Прости, — сказал он технику и покаянно сдернул кепку.
— В первый раз, что ли? — спросил тот с пониманием.
— Нет, не в первый. Этого я уже нанюхался вдосталь, но не здесь…
— Выходит, не узнал, — усмехнулся техник. — А надо бы. Все мы в отработанном виде так вот воняем… Если честно, это запах будущего. Для любого из нас. Жаль только, что молодых пацанов, которым надевают военную форму, сразу не знакомят с тем, чем пахнет смерть… И ещё скажу так: кому не нравится, могут остаться.
Репкин подошел к вертолету, стуча коваными ботинками по металлической лесенке, забрался внутрь. Огляделся. Увидел сложенный на полу груз. Подошел к ближайшей картонной коробке. Пнул ногой. Нога заныла. Репкин поморщился. В упаковке лежало нечто твердое.
— Посмотрим.
Репкин достал нож. Полоснул по скотчу, который широким поясом охватывал разрез. Пленка хрустнула под острым лезвием.
Двумя руками развернул в стороны разрезанную крышку.
Коробка была набита плотно прижатыми одна к другой банками со сгущенкой.
Репкин вынул из сумки скомканный вещмешок, деловито встряхнул его, расправил и стал перегружать содержимое коробки в сидор.
Полуян отодвинул ногой тючок с касками, подошел к прапорщику.
— Кто такой?
Репкин распрямился. Внимательно посмотрел на подошедшего. По возрасту тот тянул на полковника, но, прилети сюда полковник из Москвы, возле него уже крутились бы два-три солдата Швейка. Да и знаков различия никаких не имеется. А коли их нет, значит он не больше, чем экспедитор при гуманитарном грузе. Таких Репкин имел и будет иметь во всех позициях и обстоятельствах. Главное сразу поставить себя.
Он повернулся к Полуяну.
— Это «гуманитарка»? А я здесь — первый потребитель.
Волна спирто-табачного запаха ударила Полуяну в ноздри.
— Стервятники уже тут, — с безразличием констатировал авиатехник. Первое время он пытался бороться с налетами любителей поживиться на халяву, но понял, что сил на это не хватит и перестал дергаться.
Таран отложил сумку, с которой возился и подошел к Репкину. Взял его за ворот, приподнял и поставил с корточек на ноги.
— Ты слыхал вопрос? Тебя спросили, кто ты такой.
Репкин дернулся и высвободил воротник из чужих рук. Полнясь пьяной наглостью, ни в малейшей мере не прогнозируя того, что может произойти, он зло сверкнул на Тарана глазами:
— С-слушай, пошел ты… Назвать куда?
— Не надо, — ответил Таран. — Я адреса знаю. Даже тот, куда сейчас пойдешь ты.
Он схватил Репкина за плечо, крутанул его, повернув к себе спиной и, уже не в силах соизмерять силу действий с необходимостью, врубил тяжелым армейским ботинком с высоким берцем в пухлую задницу, обтянутую брюками.
Удар и его направление оказались настолько точными, что прапорщик вылетел в дверной проем, не имея возможности задержаться. Он пролетел по воздуху несколько метров, плашмя ляпнулся на твердо утоптанную посадочную площадку.
Авиатехник, со стороны наблюдавший за происшедшим, одобрительно сказал:
— А ещё говорят, что у России нет в резерве достойных футболистов. Ерунда! — Он поднял нож, который вылетая из вертолета выронил прапорщик. Подержал в руках осмотрел и спросил у Тарана. — Можно я его возьму себе?
— О чем речь?! — Таран не поскупился. — Трофеи всегда принадлежать победителям. Разве не так?
Базар легко было угадать по шуму и запахам. О стороны торжища тянуло дымом и дразнящими аппетит духом жареного мяса. Из киоска с надписью «Аудио-видео», что стоял у входа на рынок, неслись гортанные звуки песни. Надрывный женский голос, наполненный слезой тоски, выводил слова, скорее всего турецкие.
В тени большого тутового дерева на большом камне, вытертом до блеска, сидел бородатый старик в барашковой папахе с ниткой четок в руке. Быстрыми до автоматизма отработанными движениями пальцев, он перебирал костяшки и спокойно взирал на проходивших мимо людей. В его глазах не угадывалось любопытства. Это был взгляд человека, стоявшего в стороне от бурных потоков жизни, но ещё окончательно не потерявшего интереса к их бурлению. Он созерцал происходившее как философ, на собственном опыте познавший, что все вокруг лишь суета сует, в которую люди попадают без их желания и уходят из неё вопреки желанию задержаться в ней.
— Здравствуйте, отец, — сказал Полуян и приложил два пальца к козырьку кепки.
Старик, не переставая перебирать пальцами четки, поднял голову.
Посмотрел Полуяну в глаза.
— Здравствуйте, господин.
— Какой я господин? — спросил Полуян обиженно. — Неужели похож?
— Э, уважаемый! Как можно узнать кто на кого похож?
— Все же у нас демократия. Верно?
— Э, уважаемый, я старый человек и давно ни во что не верю. Демократия, партократия, бюрократия — для народа разницы нет.
— Все же демократия, наверное, для всех нас лучше. Люди сами выбирают власть. Разве это плохо?
— Сынок, ты молод. Это и хорошо и плохо. Молодость не принимает чужого опыта. Она считает, что надо учиться на собственных ошибках. И наступает на грабли, след которых уже отпечатался на лбу их отцов и дедов.
— Я всегда старался учиться на чужих ошибках.
Старик огладил бороду ласкающими движениями правой руки.
— Это хорошая уверенность, но от повторения чужих ошибок избавляют только сомнения.
— В чем сомневаетесь вы, отец?
— В том, что народ от выбора власти получает пользу. Какая нам разница, кто его будет погонять? Раз Путин, два Путин. Раз Рушайло, два Рушайло. Тебе есть разница? Нам здесь нет.
Полуян сразу заметил, что два раза слова прозвучали весьма символично: Распутин и Разушайло. Фамилии премьера и министра внутренних дел неожиданно обрели новый смысл и тревожащую законченность.
— Неужели выборы ничего не дают? Меняются люди…
— Меняются всадники, — поправил его старик. — Шпоры у них остаются прежние. Так тебе будет понятней. И всегда слишком много преимуществ над конем у всадника, который держит в руках поводья и плеть. Оттого сколько бы ни старались лошади выбрать голосованием хорошего седока, любой кто окажется в седле, будет натягивать поводья и размахивать плетью. И смахнуть его со спины до новых выборов может только своенравный конь. Разве не так?
— Что же тогда делать?
— Просто жить и никогда не забывать, что гибель государства происходит из-за возвышения низких людей. Где низкий берет власть над войском, там все области страны идут войной друг на друга. Потому, сынок, избегай низких людей, как избегаешь фальшивых денег.
— Отец, — Полуян был искренен в своих словах, — вы удивительно мудрый человек. Я бы с вами с удовольствием побеседовал и дольше, но зовут дела… Мне надо купить ишака.
— Один из владык сказал: «Если бы все люди знали, какое удовольствие испытывает моя душа, вкушая лакомство чужих похвал, они бы не прекращали ублажать меня своим угождением». Мне, сынок, как и любому человеку, приятно слышать восхваления, но я за них заплачу, чтобы твоя лесть не стала казаться подарком. Если ты хочешь купить хорошего ишака, обратись от моего имени к Аббасу Багирову. Он всегда здесь, на базаре. Найди его и скажи: «Меня к тебе направил старый Фатих» и получишь то, что не смогут найти другие.