В следующий момент я увидел ее выходящей на кухню. Инстинктивно прижался к вешалке с верхней одеждой, нырнул под занавеску. Валерия проплыла мимо, не заметив меня. Была она похожа на огромный фарфоровый кувшин, на ней были знакомые мне туфли на платформе, светлая косынка, стягивавшая грудь и плечи, светлые брюки до колен. На кухне едва слышно щелкнула ручка газовой плиты. Валерия опять проплыла мимо меня, держа в руке медную кофеварку. Если бы она увидела меня — все было бы проще.
   Дверь за собой она захлопнула, но я все же услышал мужской голос:
   — Женщина на фото очень мила. Если бы ее и тебя видели сейчас… то все в один голос сказали бы все же, что твой писатель потерял намного больше, чем приобрел.
   Я вспыхнул. Это было обо мне. И о Жене.
   — Перестань, — сказала она.
   Многое прояснилось: он сфотографировал меня тогда на юге с Женей и сейчас ловко предъявил это фото как доказательство моего легкомыслия.
 
* * *
   А дома, словно в утешение мне, под этрусской фреской как будто белый лист приклеился к стене. Световой зайчик дрогнул. Быстро перебежал он по стене к моему столу, за которым я сидел, подперев голову руками. Свет приобрел лимонно-зеленый оттенок.
   Что-то изменилось вокруг меня. Ожил письменный стол, едва слышно зашуршали бумаги, точно дыхание ветра пришло в комнату, и я, оторвавшись от работы, наблюдал.
   В зеленоватом квадрате, как в кадре, стали проявляться контуры изображения. Я понимал, что происходит, но не мог сбросить оцепенения. Это было похоже на гипноз, на внушение, но действовало это так, как будто я сам вдруг перенесся вслед за зеленым глазом, манившим в морскую даль. Вот я рассмотрел жемчужно-серебристый шар, всплывший над иссиня-серыми волнами. Минута — и он у галечной гряды, где пенится вода. Запах йода от гниющих водорослей проник в мою комнату, и вдруг стал слышен шорох струй, омывавших камни и пряди горькой морской травы. Я сам был там, у самого уреза воды, со мной рядом шла незнакомка из камеры хранения, я видел каблуки ее туфель, расписанные золотыми волнистыми линиями.
   Так мы шли с ней бок о бок и разговаривали. Магический глаз с непостижимой точностью восстанавливал то, что я забыл. С обворожительной грацией она перешагивала через мокрые валуны, загородившие нам дорогу. Над нами шумели сосны, цеплявшиеся седыми корнями за откос. Потом промелькнула знакомая электричка. Ее гудок заставил меня вздрогнуть — такова была сила иллюзии.
   Снова берег. Но теперь я вижу Велию. Правда, я звал ее другим именем — Женя. Рука ее покоится на моем плече. Море волнуется у наших ног, мы садимся на вылизанный водой и высушенный солнцем ствол упавшего дерева. Рядом зазвучал ее голос.
   Увидел я и сцену прощания. Женя уходила от меня, и далеко-далеко, за белыми гребешками волн, покачивался белый, почти невидимый шар. Он был дымчато-прозрачен, скрыт от посторонних глаз низким облачком дыма, как бы случайно севшим на воду. Женя шла к нему, последние метры — по воде. Море держало ее. Вокруг было пусто, стояла такая тишина, что я слышал, как хлопала крыльями бабочка. Она осторожно ступала по гребешкам волн, точно это было застывшее стекло. Ей навстречу распахнулась матовая дверца шара.

ОРУЖИЕ ДЖИНСА. АТЛАНТЫ ПРОТИВ ЭТРУСКОВ

   Рано утром звонок у входной двери разбудил меня. Вышел, открыл дверь — никого! И тут же у ног увидел конверт.
   Я положил конверт на стол, поставил кофе, несколько раз рука моя как бы сама собой тянулась к белому прямоугольнику письма, но я медлил. Обратного адреса на нем не значилось, и я пытался угадать, от кого весточка. От сестры! Я вскрыл конверт и не удивился — письмо действительно было от сестры. Вот оно:
   «Не могу поступить иначе. Несколько минут, проведенных вместе, теперь так же отчетливо видны, как пестрые каменья на дне горного ручья. К человеку вдруг приходит убеждение, что никто не в силах его заменить. Так случилось и со мной. Скоро мы увидимся. Нужно о многом поговорить. Все, что происходит вокруг тебя, требует осторожности. Как жаль, что я так мало знала об этом раньше!»
   В том, что она готова была к тому, что письмо ее будет перехвачено, сомневаться не приходилось. Иначе я обнаружил бы его в почтовом ящике.
   Волшебный вечер! Как нужен человеку дом, комната с любимыми гравюрами и фресками, хорошим радиоприемником, настольной лампой, в свете которой видны серебряные пузырьки в стакане с лимонадом. За окном шуршат желтые листья на черных ветвях…
   Больше трех лет прошло! Сестра моя сидела напротив в старом кожаном кресле; чуть ниже плеча ее белел цветок мальвы.
   — Ты? Это ты! — воскликнул я.
   — Я. Три года назад я не могла представить, что буду твоей гостьей. Она едва заметно кивнула, улыбаясь при слове «гостья», окинула взглядом фрески.
   — Спасибо, что пришла, сестра. Много раз я наблюдал легкое и тонкое, как лист, солнечное пятно. Оно появлялось на улице, на асфальте; его контуры я различал дома на стене. И только недавно, совсем недавно я понял, что это тоже ты… что это весть от тебя.
   — От нас! — воскликнула она.
   — Светлый квадрат — окошко, и выходит оно и на вашу и на нашу сторону, разве не так?
   — Ты прав. Мы не могли тебя оставить наедине с ними…
   — С ними?.. Вы знаете об их существовании?
   — Теперь — да. Они хотели лишить тебя памяти.
   — Я не забыл об этом. Они охотились на меня в ущелье. Вы знаете об этом, не так ли?
   — Если говорить честно, я и теперь сомневаюсь в том, что обвал в ущелье устроили они.
   — Когда-нибудь я докажу, что это так.
   — Ты еще мало знаешь о них, брат…
   — Это атланты.
   — Да, это атланты, — тихо, как эхо, откликнулась она и вдруг словно спохватилась: — Но разве кто-нибудь из наших тебе об этом говорил?
   — Нет. А если бы мне об этом сказали, я не поверил бы. Раньше, по крайней мере, я счел бы это выдумкой.
   — Мы тогда в этом не были уверены. Впервые мы столкнулись на Земле с посторонней силой. Но было бы безумием объявить об этом во всеуслышание. Если ты пришел к мысли об этом самостоятельно, то потому только, что ты один из нас.
   — Нет, сестра. Я прежде всего человек, рожденный здесь. И я не беззащитен.
   — Прости, брат. Я не хотела тебя обидеть. Мы ведь тоже рождены здесь, и мы сами рассказали тебе об этом, когда вручили этрусские таблички, одну из наших реликвий. Верь, мы не были их врагами. Простая случайность столкнула нас здесь, у вас…
   — Они ищут здесь то же, что и вы. Это их родина.
   — Нет. Они хотят гораздо большего. Недавно мы узнали, что они используют контакты в своих целях.
   Сестра умолкла. Губы ее сжались, как будто она решилась на что-то весьма важное для себя и для меня. Я притронулся к ее руке, сказал:
   — Знаю. Не убеждай меня. В личине людей они мешают нам, сеют вражду и недоверие. Я подозревал Велию… стыдно признаваться в этом…
   — Светящийся корабль опустился в Атлантиде за день до ее гибели. Он перенес клетки живших там на пустынную, но теплую планету. И она стала Новой Атлантидой.
   — А ваша планета — Новой Этрурией?
   — Да. Были заселены две планеты, удаленные друг от друга. И посланцы их встретились здесь, на Земле.
   — Встреча была неожиданной?
   — По правде сказать — да! У них все по-другому. В этой второй Атлантиде все еще ставят под златоверхими крышами храмов бронзоволиких идолов, олицетворяющих силу и власть.
   — В Новой Этрурии все по-другому?
   — Конечно.
   — Незаметно, подспудно они изучают ваши и наши слабости, проникают всюду, куда только дотягиваются их руки, — и тогда в цепи обыденных событий появляется звено, которое подготовили они, атланты, и которое означает удар в спину, провал, предательство. И все это делается нашими же руками.
   — Знаю, брат. Они маги и кудесники. Даже тогда, в незапамятные времена, атланты успели провозгласить себя богами и царями. И на новой планете они начали много раньше нас. Теперь мы сравнялись, и они это знают.
   — Когда-то этруски встретили их у ворот своих городов. Наверное, твоя незримая помощь дала мне возможность разобраться и в этом.
   — Ты проницателен… Сто девять их кораблей пристали к нашим берегам. Битва произошла в Сангарской долине. Против трех тысяч атлантов вышли две тысячи этрусских бойцов, которым досталась победа. В те времена прародина этрусков была так же сильна, как и Атлантида. После битвы произошла катастрофа: астероид врезался в Атлантический океан, пробил относительно тонкую океаническую кору, вызвал извержения, наводнения, гибель островов, многолетний мрак над Землей из-за выброшенного пепла, пыли, водяного пара, поднявшегося в атмосферу. Много позже возникли новые города.
   Я подумал и сказал:
   — Ты сможешь показать мне битву, которая произошла десять тысяч лет назад?
   — Да. — Сестра проворным, почти незаметным движением прикоснулась пальцами правой руки к левой, и на тонком запястье ее серебром блеснул квадратный циферблат и зажегся яркий зеленый огонь.
   Я увидел, как искрился огромный зеленый камень, семигранный, ослепительно яркий. Это был гранат. Она сказала:
   — Смотри!
   И в следующую минуту как будто желто-зеленый лист разгладили на стене комнаты прямо передо мной.
   Квадрат на стене стал ярче. По нему побежали размытые зеленые полосы, и когда они растаяли, я широко раскрытыми глазами поймал отблески света на перекатах необыкновенной реки, делившей пополам голубую долину. Над ней алело теплое солнце. В трепетавших от движения птиц ветвях раздалась трель, звучавшая как песня. Сверкали птичьи крылья, и в желтом клюве одной из птиц я рассмотрел соломину, предназначавшуюся для гнезда. По стволу дерева, похожего на черный вяз, лез вверх леопард, грациозный пятнистый зверь с янтарными глазами.
   В долине появились люди. Я увидел в их руках копья, луки, коричневые змеи пращей, в левой руке у каждого был щит. Присмотревшись, я догадался, что щиты были из козьих шкур, натянутых на деревянные рамы. Тревожно звучал деревянный рожок. Навстречу живой волне воинов двигалась другая они сошлись, и боевые крики смешались со стонами раненых, а сухой треск ломавшихся копий усиливался эхом. Меня точно приподняло над полем брани, я парил над ним, удерживаемый непонятной силой. Искривленные прямоугольники ратей с высоты птичьего полета казались малоподвижными, почти застывшими на месте. Наконец голубая дымка затянула вид на поле боя, на долину. На полминуты я оказался среди рослых, золотоволосых бойцов, слышал боевые возгласы. В моих руках были алый щит и меч. Нас вела Афина Паллада. Потом видение исчезло.
   — Это все, что мы знаем, — откликнулась сестра на мой невысказанный вопрос. — Теперь атланты ищут здесь следы былого… как мы. Шестерку золотых коней, украшавших главный храм Атлантиды, камни, покрытые орихалком, серебряные перья, украшавшие короны их царей… Они берут это с морского дна… насовсем, понимаешь? Они не признают дубликатов. Попутно они похищают памятники культуры других народов и стран.
   — Как? Они лишают Землю ее истории? Ее памятников?
   — Да. И мы должны оказать им сопротивление.
   — Это же чудовищно — красть у людей их прошлое! Если мы не найдем следы Атлантиды здесь, на Земле, то отправимся туда, к планете атлантов, и тогда… ты даже не представляешь, что тогда произойдет!
   — Не надо об этом. Мы тоже не безоружны.
   — Но пока они похитили таблички у Чирова! И сделал это, по всей видимости, аспирант, похожий на охотника из Кро-Маньона. К тому же он подделал отпечатки пальцев.
   — Я это знаю.
   Сестра с улыбкой наблюдала за мной, она провела рукой по моему плечу, и я как-то остыл. Снова слушал ее и верил ей.
   — Камера хранения, конечно, построена до нас. Мы лишь установили там репликатор, дублировавший, как бы это сказать… предметы быта. Камера хранения как объект была утеряна для нас. Незнакомка, которую ты видел, оказалась не на высоте. Я говорю не о кофточке и не о чемодане. Правое могло стать левым. Но, во-первых, иногда выход репликатора по ошибке соединялся с окошком — и тогда отдыхающие получали вместо вещей копии, дубликаты, а подлинные предметы быта отправлялись к нам. Это совершенно недопустимо. Во-вторых, едва успев узнать в тебе потомка этрусков — об этом не могли не быть оповещены наши люди, — она поставила себя и тебя под удар. После той ночи и того памятного дня, когда вы бродили с ней по океану на светящемся шаре, участь твоя была бы решена… Атланты не хотели, боялись наших контактов с тобой. Да, контакты запрещены. Это было бы безумием — апеллировать к людям. Но ты… не было, поверь, и нет ни у одного межпланетного совета или координационного центра ответа на вопрос, касавшийся тебя лично. Ты прямой потомок этрусков, никто не смел лишать тебя права узнать правду.
   Незнакомка из камеры действовала на свой страх и риск, она воспользовалась замешательством, которое ты внес самим своим присутствием вблизи наших объектов. Но ты нарушал равновесие сил, с точки зрения атлантов. Ты мог по своей воле обратиться к своим друзьям, к людям, и тогда миссия атлантов получила бы огласку. Это уже поражение. Мгновенно оценив обстановку, незнакомка спохватилась. Она пыталась защитить тебя. Было несколько случаев, когда беззвучное, практически невидимое оружие атлантов было применено на этом участке побережья. Мы не были уверены только в том, что это именно они. Несколько наших пострадало. Полная потеря памяти… Тогда мы думали, что это всего-навсего ответ на наши контакты с тобой, хотя и случайные. Можно было даже предположить, что это вмешивался межпланетный контроль, оставивший на Земле микрокиборгов для этой цели. Началась новая полоса, когда каждый твой шаг мог стать последним. Это странная борьба… Ты можешь безопасно пройти по гребню скалы и вдруг исчезнуть в море во время купания, в штиль. Таковы законы этой борьбы, которая при всех условиях — исключений нет — должна остаться незаметной со стороны. Мы называем ее войной нервов. Но за ней стоит необычная техника. В подземельях Венеры спрятаны генераторы излучений, дают же они в конце концов безобидный с виду эффект — искажают цепочку причинно-следственных связей и событий на Земле. Следствия перестают соответствовать причинам, поле событий размывается, появляются так называемые тени. Это тени событий. Ты можешь случайно угодить в такую тень — и исчезнуть. Даже атланты не знают наверняка, что случится завтра. Они не могут, как ни странно, предвидеть достоверный результат применения этого оружия. В противном случае налицо было бы нарушение законов природы. Но искривление пространства не фикция. Невидимые, неощутимые воздействия подменяют событие искусственным набором, который состоит из самого события и двух-трех теней. Допустим, ты должен перейти вброд речку Кудепста. Ты любишь купаться после моря в пресной воде. Речка неглубокая, кое-где по колено или чуть глубже, и течение не может сбить тебя с ног. Тогда образ этой южной речки в живописной долине записывается в матрицу, соединенную с генераторами высокой энергии. В ту минуту, когда ты идешь по колено в воде, сразу два камня выскальзывают из-под твоих ног. А впереди — метровая глыба, подстерегающая тебя. Вскрик — и с тобой покончено. Но если ты чудом избежал беды на этот раз, в верховьях речки сгущается стремительно черная туча, и внезапный неотвратимый вал воды и песка накрывает тебя, а газеты потом пишут о небывалом селевом потоке.
   Она умолкла, пальцы ее застыли на желтом стекле бокала с лимонадом. А может быть, она слушала пленительнейший из романсов — «Бахчисарайский фонтан» Власова.
   — Я хотел спросить… об оружии.
   — Тебя интересует оружие атлантов?
   — Вот именно. Что это такое?
   — Ты слышал о чуде Джинса?
   — Не помню… кажется, да.
   — Если вода в чайнике, который поставлен на огонь, замерзнет, вместо того чтобы закипеть, тогда и произойдет это самое чудо Джинса. Молекулы воды отдадут свою энергию огню, не наоборот. Или камень зависнет в воздухе и будет висеть так, потом упадет, увлекая лавину. Это может произойти само собой, но вероятность так мала, что нужно ждать конца света. Образно говоря.
   — Они умеют это делать?
   — Да.
   — И вы… знаете, как это можно объяснить?
   — Не только. — Улыбка засветилась в ее глазах и угасла, но остался на одно лишь мгновение — след этой неуловимой улыбки, потом глаза стали серьезными, строгими. — Мы умеем это делать. Нужна энергия, воздействие на атомы вещества на расстоянии. Без этого мы не смогли бы летать в наших кораблях. Околосветовые скорости сами по себе не страшны человеку, страшны ускорения. Даже в скоростном самолете пилот может потерять сознание. Почему? Да потому, что ускорение вдавливает его в спинку кресла, расплющивает его тело. Ускоряется самолет, затем кресло, затем — человек. Эта цепочка может вызвать гибель экипажа. Вот если бы все клетки и атомы человеческого тела ускорялись одновременно с самолетом или ракетой!.. Если бы ускорение действовало на все тело равномерно, и одновременно — на каждую клетку и молекулу внутри клетки! Тогда любые ускорения неопасны. И достижима любая скорость. Но это как раз чудо Джинса? Оно работает в наших кораблях. Оно помогает нам в полетах.
   — Только в полетах?
   — Видишь ли, теперь мы вынуждены использовать наши источники энергии и для того, чтобы сводить на нет действия атлантов… может быть, следует выразиться точнее, но ты понимаешь, о чем идет речь?
   — Догадываюсь.
   — Атланты знали, что незнакомка из камеры хранения сделала ошибку, посвятив тебя, причастив к нашему знанию. Ошибка неповторима… Оставалось разрядить твою память, освободить ее от воспоминаний о летающем шаре, о ней, о нас. Тогда мы не решились бы подставить тебя под удар и не рассказали бы тебе снова все, что ты слышал и знаешь. На это они рассчитывали. Хорошо это или плохо обернется для тебя, пока неизвестно. Но мы сделаем все, чтобы постоянно знать о тебе, слышать тебя и видеть. Ты волен сам решать: так или иначе…
   — Так. Только так. Почему вы подарили… таблички с этрусскими письменами? Проще было бы рассказать мне это.
   — Да. Проще. Только тебе лучше дойти до всего самому, ты же знаешь.
   — Допустим…
   — Убедить тебя в том, что Велия сказала правду, было бы гораздо сложнее. Особенно после происшествия в ущелье. Ты готов был тогда заподозрить и ее.
   — Инцидент давно исчерпан. Любопытная деталь… Я вот о чем. Пять или шесть тысяч лет назад у этрусков или их предков не было алфавита. Они переняли его от греков. По крайней мере, так считают ученые.
   — Это ошибочное мнение. Алфавит создан в Малой Азии и оттуда пришел в Европу. Сначала было слоговое письмо, его можно найти на фестском диске. Затем был алфавит этрусков и финикийцев-пеласгов, его переняли греки.
   — И все же на табличках было позднее этрусское письмо, бессмысленно убеждать меня в противном. Проблемами слогового письма занимался Чиров, он знает в этом толк.
   — Ну что из этого… таблички-сувенир. Все.
   — Сувенир для меня, так?
   — Не только, если уж говорить искренне. Нам нужно было узнать, кого он заинтересует.
   — Вокруг меня происходят события, о которых я не имею ни малейшего представления…
   — Это не так.
   — Но я действительно ничего не знаю о них. Что, кроме ваших благих намерений, можно противопоставить культуртрегерам наоборот?
   — А случайные встречи, вообще всякого рода случайности?.. Разве это так уж мало?
   — Вы… действуете. И я ничего об этом не знаю. И не в моих силах отличить простые случайности от других…
   — Но ты живешь в век кибернетики, брат мой. Как же ты не знаешь простой вещи: слаб человеческий ум и не способен охватить всего, особенно когда речь идет о судьбе цивилизации. Ноша всезнания не по силам одному человеку. Когда ты читаешь в газете о похищении панно с изображением богини Леды из кипрского музея — разве ты не в силах связать это с тем, что ты узнал об атлантах? Когда у острова Маврикий разыгрываются подводные баталии аквалангистов из-за сокровищ на затонувших судах, ты ведь знаешь, кто на этом греет руки?
   — Да… Расскажи о тех, древних, кораблях.
   — Галактика просторна. Вовсе не надо покидать ее для того, чтобы найти места, пригодные для жизни. Им несть числа.
   — Кто же, сестра, создал корабли?
   — Ответ напоминает шутливую сказку без конца. Ведь возраст Галактики более десяти миллиардов лет. А Солнце и планеты вдвое моложе. Значит, есть два поколения звезд — старшее и младшее. Все мы — обитатели младшего поколения. Думаю, это не требует пояснений.
   — Знаю, — сказал я. — Но где они, эти представители старшего поколения?
   — Их нет. — Сестра нахмурилась. — Но это вовсе не означает, что они не существуют.
   — То есть?
   — Если нужны пояснения, я готова их дать. — Ее глаза сузились, стали почти непроницаемы. — Мы не обнаружили присутствия в Галактике людей старшего поколения. Но мы уверены, что оно было и есть. Почему? Да потому что автоматические корабли приземлились тогда в Атлантиде и чуть позже на родине этрусков.
   — Ты не ответила, — мягко сказал я и прикоснулся к ее руке. — Где сейчас старшее поколение?
   Взгляд ее был теплым, глубоким, но в нем была и тревога, которую от меня скрыть не удалось. Не удалось… Что за старшее поколение? Не выдумка ли это?
   — Мы думаем, что они удалились, оставили Галактику, — наконец сказала она.
   — Подарили нам звезды, оставили спасательные корабли, так?
   — Но ведь и нам когда-нибудь откроются возможности… целые миры звездных островов будут ждать нас. И мы поможем другим.
   Что я мог возразить? Космос действительно бесконечен, только человек в это никогда по-настоящему не верил.
   — Найдется апельсин? — Сестра уже держалась за дверную ручку, и вопрос застал меня врасплох.
   Я пошел на кухню, открыл холодильник, выдвинул ящик для фруктов. На дне его я обнаружил один-единственный апельсин и был этим обескуражен. Я с виноватой улыбкой протянул его сестре: апельсин был невзрачный, зеленый, с жухлой кожицей. Она молча взяла его и пока спускалась по лестнице, кажется, пыталась его очистить. Я поддерживал ее под руку, рванулся было за ножом.
   — Нет, нет! — воскликнула она. — Не надо!
   Мы вышли из подъезда. Тень метнулась в сторону от нас, постукивая палкой об асфальт. Я присмотрелся. Впереди быстро, споро ковылял хромой, и луна освещала его сугорбую сильную фигуру.
   — Все, — тихо сказала сестра. — Ты возвращаешься домой. Скоро ты поедешь во Владивосток.
   — Во Владивосток? — переспросил я. — Наверное, в город детства?
   — Нет, во Владивосток. Иди, иди!
   Я сделал вид, что послушался ее. Вошел в подъезд. Но видел улицу. Только она миновала угол дома, хромой выпрямился, отбросил палку и быстро двинул за ней следом. Я выскочил из подъезда. Но в следующий миг этот рослый, сильный мужчина беззвучно растянулся на тротуаре. Из-под ног его выскользнула апельсиновая кожура. Чертыхаясь, он поднялся, к нему подскочили еще двое. Сестры и след простыл. Я вернулся домой, невольно подумал, что это и есть оружие Джинса в действии. Может быть, нужна была энергия целой планеты — в нашем представлении, — чтобы горбач смог так удачно выследить сестру и начать погоню. Но энергия другой планеты, овеществленная лишь в предвидении и той точности, с какой апельсиновая корка попала ему под ноги, воспрепятствовала успеху этой погони.

Часть третья. МОЛОТ ГНЕВА

ВО ВЛАДИВОСТОК, КАК СКАЗАНО

   Встреча с сестрой приснилась. Так мне казалось…
   Вечером следующего дня позвонил Валерии. Долго не отвечали, наконец услышал ее голос.
   — Нужно поговорить.
   — Говори.
   — Валерия, я не могу сказать всего по телефону.
   — Но я рано утром уезжаю.
   — Куда?
   — В Прибалтику.
   — Надолго?
   — Да. На месяц.
   — А как же дипломный проект?
   — Он почти готов.
   — Я хотел предупредить тебя… рассказать.
   — Не надо. Не маленькая. — Она бросила трубку.
   Пожалуй, это она могла предупредить меня и многое рассказать мне, со злостью подумал я, вышел на улицу, быстрым шагом направился к парку, блуждал в темноте по влажным скользким тропинкам, пока не устал от ходьбы.
   Неделю я просидел в библиотеке и среди книг запасника нашел, между прочим, репродукции бронзовых этрусских зеркал. Фигура человека на двух из них, процарапанная резцом, навела на мысль о том, что рисунки могли перерисовываться — кочевать с одного зеркала на другое. Стал читать надписи — и они тоже были одинаковы на некоторых зеркалах. Одинаковыми, да не совсем: одно и то же слово могло читаться слева направо и справа налево, сверху вниз и снизу вверх. И тогда я понял — этрусские мастера пользовались иногда готовым зеркалом как эталоном. Они помещали его вертикально, а рядом, под ним, клали на стол заготовку будущего зеркала и обводили буквы и линии отражения. Так появлялись зеркально отраженные надписи и фигуры сюжетов, такова разгадка секрета этрусских зеркал.
   Из окна я видел залитые светом стены домов, к вечеру ездил купаться в Покровское-Стрешнево.
   На восьмой день последовало удивительное предложение. Около девяти утра, когда я собрался ехать в библиотеку, позвонил знакомый журналист и сказал, что общество книголюбов может послать меня в командировку во Владивосток.
   — Когда выезжать? — спросил я.