Гуль заметил, что рот у Ригги все еще приоткрыт. Понял ли он чтонибудь из сказанного профессором,. было неясно. Продолжая жевать, Хадсон продолжал сосредоточенно смотреть в свою тарелку. Трап украдкой зевал и протирал слезящиеся глаза. Зато Володя сидел, подавшись вперед, с глубочайшим вниманием вслушиваясь в рассуждения Пилберга. Руки его, лежащие на столе, нервно подрагивали, тонкие пальцы круговыми движениями шлифовали поверхность досок, словно стирали невидимые пятна.
- Мы просто вынуждены отказаться от привычных догм, - доказывал профессор. - Некогда Макс Планк поспешил объявить пространственновременной континуум движения материи - абсолютным законом. Как видите, он ошибся. По-видимому, абсолютизм всегда ошибочен, и ваше недоверие, Фер-гюсон, пригодится сейчас как никогда. Но использовать его надо целенаправленно и умело. Умный нигилизм - полезен. Ибо входит в опции релятивизма, а последний в деле постижения мудрости просто неизбежен.
- Боже, как сложно!.. - Показавшаяся на террасе Милита изобразила глазами восторг непонимания.
Фергюсон хмуро поглядел на нее и проворчал:
- Действительно: Чем трепыхаться среди этих ваших терминов, не проще ли сразу отправиться за Перевал и навестить Мудрецов? Если верить Зуулу, эти парни знают все на свете. Так что все ваши истины там в два счета:
- Нет! - Правая ладонь Пилберга с размаху опустилась на стол. Сидящие вздрогнули, зевающий Трап клацнул челюстью и выронил вилку. Лицо и шея профессора побагровели. - Нет, - повторил он тише. - С нас хватит одного Зуула:
"Почему они слушают его?" - Гуль покосился на физиономии Трапа и Ригги - бледные, по-собачьи сосредоточенные.
- Уйти проще простого, - продолжал Пилберг. - Только: Черт побери! Неужели вам действительно понравится, если кто-то будет пережевывать за вас пишу, да еще аккуратненько пропихивать в ваш желудок?. . Да, я твердо заявляю: лично мне Мудрецы не нужны! Путь к истине - одно из удовольствий, и упаси меня Боже заполучить все знания в один присест. - Он невесело усмехнулся. - Да если разобраться, ваши хваленые Мудрецы - несчастнейшие из людей: Если они, конечно, вообще люди.
- Ну, почему же? Четырехмерный мозг - тоже мозг, - возразил Ферпосон.
Этот лохматый крысенок, пожалуй, единственный воспринял вспышку Пилберга с полнейшим спокойствием. Откинувшись на спинку стула, он покачивался на задних поскрипывающих ножках и указательным пальцем задумчиво ковырял в ухе. Услышав скрип стула, Ригги обеспокоился. Милита рассказывала, что именно Ригги, любившему поплотничать, колонисты обязаны всей мебелью. И этот стул, без сомнения, сколотил тоже он.
- Сами того не сознавая, профессор, вы стремитесь сохранить привычный мир в неизменности. Потому и опасаетесь Мудрецов. Уж лучше драться с двойниками, верно? Как известно, война и сплетни отвлекают. В сущности, и я за то же. Но будем честны, - к чему тогда все эти дифирамбы познанию и интуиции?.. Нас заглотала каракатица? Пусть. Переварила? Возможно. Но мы живы, мы воюем с призраками, питаемся фрикасе из лишайников, и это уже лучше, чем быть трупом! Мы понимаем этих двоих из России, они нас. Милита - испанка, но и с ней полный порядок. Спрашивается, на кой черт нам нужно знать, что кроется под этой чертовой артикуляцией?. .
- Не ломай стул! - не выдержал Ригги, и Фергюсон ошеломленно уставился на бывшего каптенармуса. Некоторое время все молчали.
- Вот видите, - Фергюсон медленно покачал головой, - и Ригги это понимает. Консерватизм и косность - лучшие формы прогресса. А революции никогда не доводили до добра. История - не старт-стопный механизм, это река - спокойная и неторопливая.
- Возможно, так оно было бы и лучше, но любое общество, на какой бы стадии развития оно ни стояло, обречено на рывки, - убежденно проговорил Пилберг. - Всякое спокойствие - всего-навсего условность, сотканная из дискрет. Кинокадры, корпускулы, атомы: Иного в природе попросту не существует.
Крякнув, Трап весело оскалился. Беседа прервалась. Люди оборачивали головы, и Гуль тоже недоуменно перевел взгляд на скалы. В сопровождении Свана к лагерю, хромая, приближался человек. Знакомая фигура, смуглое лицо: Не веря глазам, Гуль вскочил на ноги. К мэрии шагал живой Пол! Пол Монти, лейтенант ВВС США- Он был еще далеко, но Гуль был уверен, что не ошибся. Кажется, и лейтенант разглядел его. Рука его приветливо взметнулась вверх.
- Кто это? - Володя толкнул Гуля в бок. - Ты его знаешь?
- Это Пол, - шепнул Гуль. - Самый настоящий Пол!
- Ты же говорил: - Володя снова уставился на приближающихся.
Чудо все-таки имело место быть, как говаривал ротный хохмач. И не лгал Пилберг и все остальные утверждая, что смерти здесь нет, а есть одна и неугасимая жизнь. Сердце Гуля колотилось, стараясь пробить грудную клетку и выскочить на волю, хотя он и сам с трудом понимал причину своей неуемной радости. Кем, в сущности, был для него этот лейтенант? Да никем! Абсолютно никем. Можно ли вообще испытывать теплые чувства к человеку, конвоировавшему тебя до пещеры, а по пути ударившему прикладом так, что чуть-чуть не раскололась голова? Наверное, нет, но Гуль все же почему-то радовался. И видел, что Монти, в свою очередь, тоже радуется, видя его среди своих. Это было слепое, безотчетное чувство. Вероятно, стимулом тому явился здешний дефицит человеческих душ:
За спиной тем временем возобновился прерванный спор.
- Вы упрямец, проф, - скрипуче выговаривал Фергюсон. - Потому что не признаете очевидного!
- А вы дурак, Ферги. Потому что презираете мысль:
* * * Странно, прошло всего три дня, но поселок уже казался Гулю уютным, и даже родным. Здесь царили покой и тишина, чего не было там, на Земле. Это устраивало. В прошлом остались армия, муштра, унижение, здесь он был свободен. Маленький шанхайчик, упрятанный среди гор, табор, слепленный из бамбука и фанерных щитов, стал, возможно, его последним прибежищем. Дворцов здесь не наблюдалось, хижин тоже было маловато. Но это не пугало, скорее - наоборот. В малых формах больше симпатичного, и головастый щенок всегда нравится больше рослого зубастого пса. Словом, Гуль удивлялся самому себе, чувствуя, что пик отчужденности остался позади и он готов глядеть на окружающее более светлым взором.
Лагерь был утл и мал. Но в малости терялись недостатки. Среди багровых неземных гор он смотрелся совсем не так, как смотрелся бы на окраине какого-нибудь городка. Ветхость уже не казалась ветхостью. Дерево, ткань и атрибуты человеческого быта приобретали здесь абсолютно иную цену. Когда ложка одна-единственная, это уже особая ложка. То же было и с прочими вещами. Складского и госпитального имущества, угодившего в каракатицу вместе с людьми, хватило только на малую часть построек, и большинство домиков было собрано, склеено и слеплено из самого разнообразного хлама. "Хлам" подбирали на излучине лавовой реки, что опоясывала подножие приютившей колонистов возвышенности. Уже дважды Гуль имел возможность наблюдать, как Ригги входил в дымящееся течение и с мученическим кряканьем вылавливал полуразбитые ящики и доски. На вид это было обычное дерево - с той же волокнистой структурой, с теми же занозами, но Гуль догадывался, что разница между настоящей древесиной и "гостинцами" из лавы была такая же, как между тростниковым стеблем и стальным прутом. Все свое свободное время бывший каптенармус тратил на изготовление домашней утвари. С Ригги колонистам действительно повезло. Он работал быстро и с удовольствием. Впрочем, дело было найдено для каждого. Пилберг поддерживал в лагере железную дисциплину. Он не был военным, но так уж получилось, что в сложившихся условиях он, как никто другой, подходил на роль лидера, способного управлять маленьким поселением. И самое странное - что люди самых различных возрастов и званий с готовностью ему подчинялись. Женщины занимались сбором лишайника, мужчины охраняли поселок, вернувшись таким образом к привычному несению службы. Дисциплина в крохотном коллективе - вещь скучная и бесконечно раздражающая. От скуки спасала вражда. Хотите править - воюйте! Колонисты воевали с двойниками. Но еще один враг, неведомый и далекий, обитал высоко в горах.
Мудрецы: Существа, о которых говорили с дрожью в голосе и ненавидели не меньше двойников.
Гуль старался разобраться в этом, заставляя себя прислушиваться к разговорам, к путаным монологам Пилберга, но ясности от этой словесной каши в голове не прибавлялось. Хотя были и успехи. В какой-то момент он сообразил, кого напоминает ему рыжеволосый Трап. Такого же "Трапа" он видел в команде Чена - того самого землистолицего старика, что верховодил двойниками в день прибытия на "землю Каракатицы". Двойник Трапа, двойник Пола: Были, разумеется, и другие, но с этим мозг Гуля по-прежнему отказывался мириться. Не все может уложиться в человеческом сознании. Даже одно-единственное чудо способно надолго вышибить из колеи. По земным меркам жизнь поселенцев просто изобиловала чудесами. Людей нельзя было уничтожить, и они не нуждались в пище, не уставали. Но они оставались людьми с прежними привычками и желаниями. Огонь и пули калечили, но ненадолго. Регенерация тканей происходила буквально на глазах. Пол Монти, вернувшийся с простреленной головой и грудью, чувствовал себя вполне сносно. Пули вышли из него, как выходит содержимое фурункулов, раны затянулись в течение часа, а еще через день исчезли и шрамы. Что ж: К этому миру следовало привыкнуть, как привыкает малек к водной стихии, а волчонок к дремучему лесу.
Выйдя за пределы поселка, Гуль поежился. Он только что проснулся, но ощущения утра не было, все вокруг угнетало однообразием. Какие-то багровые марсианские пейзажи, не знающие течения времени. Лагерь вызывал розовые чувства, потому что был единственным радужным пятном среди скал, песка и тумана.
Гуль неожиданно припомнил ночной сон. Он видел отца и старый деревенский пруд. Кажется, они гостили у тетушки. Гуль сидел с удочкой на берегу и, щурясь, следил за поплавком. Как всегда, рыбой и не пахло. Вместо нее в темной воде вертляво сновали жуки-плавунцы, черные ленты пиявок, извиваясь, плыли по своим делам. Белотелый, в просторных трусах отец цаплей вышагивал за его спиной и назидательно толковал что-то о пользе контакта с землей,. о босохождении, о Порфирии Иванове. Гуль слушал посмеиваясь. Отец выбирался на природу от силы раз или два в год. На большее, несмотря на всю его любовь к пташкам, облакам и пчелкам, он не отваживался. Смешной, добродушный человек:
Сцена у пруда помаячила перед глазами и растаяла. Как Гуль ни старался, она не появлялась вновь, словно вся без остатка просыпалась песком меж пальцев.
- Утро доброе!
По склону спускался Пилберг.
- Доброе! - откликнулся Гуль. Взор прошелся по мешковатой фигуре, невольно задержался на матерчатой кобуре с пистолетом.
Поймав его взгляд, Пилберг сожалеюще развел пухлыми руками:
- Необходимость, мой друг. Жестокая необходимость: А почему не на поясе, так ведь удобнее. Крупный калибр - вещь тяжелая. И признаться, не переношу все эти ремни. Мышцы пережимают, кровеносную систему не щадят. Другое дело - подтяжки! Ну, да вы солдат, должны знать. Замечали, наверное, что у всех офицеров портупеи? То-то и оно!.. Они, братец, не дураки, чтоб ремнями перетягиваться. Одежда должна свободно облегать тело, запомните это.
Улыбнувшись, Пилберг вновь двинулся по направлению к лагерю.
"А ведь он куда-то ходил! - подумал Гуль. - Один ходил!.."
Со спины профессор напоминал бродягу. Вспомнилась картина "Ходоки". Ее персонажи были настоящими двойниками профессора. Мысленно дорисовав соломенную шляпу и бороду. Гуль всучил Пилбергу узловатый кривой посох и остался доволен. Бывший ученый-ядерщик и нынешний правитель поселения внешне выглядел совершенным распустехой.
Петляя между пупырчатых камней, он неспешно спустился вниз.
Справа лениво ползла и переливалась блестким жаром лавовая река, слева до самых гор тянулась усеянная шаровидными валунами Долина Двойников. Пройдя по дну ущелья. Гуль остановился напротив выпирающих изломанными ребрами скал. Где-то за ними располагался дежурный пост. Сван не объяснил, как его найти. "Ищи, - ухмыльнулся. - Заодно проверишь и маскировку". Он даже не пытался скрывать свою неприязнь, и Гуль подумал, что причина скорее всего кроется в той первой их стычке. Или, может быть, в Милите?
Мысль поразила настолько, что он остановился. Задержавшись на кругом откосе, сердито нахмурился и сам понял, что гримаса вышла фальшивой. Он хмурился, как если бы хотел, чтобы это увидели со стороны. Так злятся маленькие дети, когда их дразнят "женихом и невестой".
Гуль разозлился на свое отступничество. Мысль о Милите была именно отступничеством. Он не должен был думать о ней. Потому что по-прежнему ставил себе целью любыми путями выбраться из этого мира. Да и мир ли это вообще?! Можно ли называть миром желудок гигантского ископаемого?..
На глаза попалась одна из местных достопримечательностей - камень в рост человека и той же расцветки, что и все окружающее Правда, имелась одна характерная особенность: камень "дышал". Шероховатые бока вздымались и опадали. Глыба напоминала уставшее, прильнувшее к земле животное. Кое-кто из колонистов и впрямь считал, что это разновидность местной фауны, но Гуль знал, что перед ним самый обыкновенный камень, в сущности, ничем не отличающийся от множества неподвижных соседей. Не особенно задумываясь над тем, что делает, Гуль саданул по камню сапожищем. Подошва тотчас увязла, словно угодила в разбухшее тесто. "Дыхание" прекратилось, и Гуль невольно попятился.
"А ведь это не животное и не камень!" - сверкнуло в голове. - Самая настоящая плоть! ЕЕ плоть! Частичка желудка или что там у НЕЕ:"
Высвободив ногу. Гуль ускорил подъем, стараясь не оборачиваться.
Вскоре он уже подходил к пещере Зуула. Лицо горело, и болезненно ныла правая ступня. "Камень" остался далеко позади, но услужливая память была здесь, рядом, и Гуль понимал, что случившегося не вычеркнуть и не изъять. Даже подобную мелочь в состоянии было вытравить лишь время - недели, месяцы, может быть, годы. Но он не желал ждать. И потому заранее проклинал этот мир, - возможно, чтобы не жалеть об уходе, проклинал то мгновение, когда судьбе вздумалось сыграть с ним такую злую шутку.
* * * По поджатым губам и нахмуренному лицу было видно, что человек вотвот кинется в атаку. Черноволосый, с короткой стрижкой армейского "чижа", с тонким перебитым носом:
Гуль чертыхнулся. Да ведь это он сам! Те же уши пельмешками, мрачноватые глаза, из-за которых было столько неприятностей, и, наконец, гимнастерка!..
Продолжая разглядывать собственное дымчатое отражение, Гуль медленно сел, а потом и лег, подложив руки под голову. Лежа на спине, он улыбнулся зависшему над ним призраку, и последний ответил ему кривоватой ухмылкой. Проф определял это как оптическую аберрацию. Трап, Люк и другие называли природным зеркалом.
- Налюбовался?
Голос принадлежал Полу Монти. Не поворачивая головы. Гуль поинтересовался:
- И долго она будет так маячить?
- А почему - "она"?
- Ну, он?..
- Не волнуйся. Минут через пять растает.
Гуль заморгал, заставляя призрака часто и невпопад дергать веками. Все-таки это было не совсем зеркало. Призрак моргал с каким-то замедлением, и какую-то крохотную долю времени Гуль способен был видеть самого себя с закрытыми глазами. А в общем, призрак уже уплывал. Всему рано или поздно суждено растаять, исчезнуть, раствориться - в том числе и тебе, мрачноглазый:
Издеваясь над людской бдительностью, скалистый мир приплясывал и кривился. Ад, в котором не хватало лишь самой малости - котлов и чертей. Впрочем, черти тоже, наверное, были. Да и где их нет? В той же армии этих рогатых тварей было куда больше-и ничего, жили. Как минимум - пять курвенышей на взвод, пятеро дорвавшихся до власти садюг. И всетаки жили. Существовали как-то:
Протяжно зевнув, Гуль поглядел вверх. От призрака осталась лишь часть локтя и полупрозрачная гимнастерка - пуговицы, петлицы, ремень, смуглый живот. Предсказание лейтенанта сбывалось. Яростно протерев глаза. Гуль перевернулся на живот, прижался к скале щекой, словно к подушке.
Странно эти призраки исчезают. Точно раздеваются. Потому Трап и бегает к тем местам, где еще минуту назад женское население расчесывало перед "зеркалами" волосы и напудривало щеки. Трап был бабником, и бабником активным. Гуль таких не любил. Если на уме только это, то, видимо, такой это ум:
Он приподнял голову, окинул окрестности мутноватым взором. Спать не хотелось, но глаза слипались. Наблюдение давалось не просто. Конечно, это нельзя было сравнить с армейским нарядом, и все же: Ожидание всегда тягостно.
Они лежали на вершине одной из каменных громад и сонно таращились в три стороны - Пол Монти, Володя и Гуль. Чтобы не дремать, разговаривали. Обо всем на свете. И, разумеется, о каракатице.
- ..Червяк - он и есть червяк. Ползет и прокачивает через себя что ни попадя. Землю, дома, людей. Он их и не замечает, и знать не знает, что внутри него завелась этакая инфекция. - Пол Монти невесело усмехнулся. - Другое дело - радиация! Это его хлеб с маслом. На нее он, как упырь на кровь. Чуть где взрыв - он туда!.. Проф, между прочим, считает, что там, внизу, у них целое царство. Только раньше-то им делать на поверхности было нечего, вот и не выползали. А сейчас, когда кругом реакторы, радиоактивные отходы, полигоны: - Он махнул рукой.
Капитан встрепенулся.
- А что? Очень может быть! Я - про царство. Там ведь магма, тяжелые изотопы и так далее. Самое место для них.
Поерзав, Гуль не спеша уселся. Лежать надоело.
- А я подумал сейчас про землетрясения, - сказал он. - Может, это каракатицы виноваты? Они же вон какие! Помнишь, Володь, как все кругом раскачивалось? Вот так, наверное, и при землетрясениях. Они ползают туда-сюда, а наверху все ходуном ходит.
Пол на минуту задумался.
- Может быть, и так: Хотя навряд: ли. Мне все-таки чудится, что она одна такая. То есть на глубине их, может, и сотни, но сюда выбралась какая-нибудь заблудшая. Или, может, наоборот самая умная и чуткая. Как здесь случилась первая чепуха с испытаниями, так она и навострила слух. Может, этих твоих изотопов у них там нехватка? А тут - даром ешь.
- М-да: Ядерная война для них вроде торта со взбитыми сливками.
- А если они ринутся всем скопом? Как пчелы. Одна полетала и разнесла весть:
- Ну тебя с такими мыслями. - Пол закряхтел, пытаясь достать пятерней спину. - Для этого надо, чтобы третья мировая стряслась. Куда им всем на один полигон? Одной-то места едва хватило.
- А вдруг ей что другое нужно? Чего ради вы за-циклились на одной радиации?
- Ничего себе! - Пол удивился. - А что же ей еще? Считай сам! Три полигона у нас, один у вас - и везде ядерное оружие. Проф рассказывал о резком снижении уровня радиации. Первый-то раз им было не до того, а потом уже следили. В общем, как только каракатица показывалась на поверхности, все эти альфа, бета и гамма - словно пылесосом отсасывались.
- Загадка, - пробормотал Володя.
Гуль искоса взглянул на него. Капитан сидел без шапки, простоволосый, весь какой-то обмякший, совершенно не похожий на военного. Уставясь в пространство, он нервно сплетал и расплетал тонкие пальцы. Гуль подумал, что в детстве капитан, должно быть, посещал музыкальную школу. По классу фортепьяно или скрипки. Очень уж у него были музыкальные пальцы.
Гуль повернулся к американцу:
- Ты, я вижу, профессору в рот смотришь. Проф рассказывал: Проф говорил: А что он, к примеру, рассказывал насчет скорого возвращения?
- Это куда же еще?
- Куда-куда: Домой, разумеется.
- Домой? - Пол озадаченно потер лоб. - Разве это возможно?
- Понятно: - Стиснув зубы. Гуль отвернулся. Не стоило и спрашивать. Он ведь в достаточной мере прочувствовал здешнюю атмосферу. Все они так или иначе свыклись со своим существованием. Кое-кто, вероятно, и думать забыл про родные места. Да и чего ради? Ригги стал здесь мастером номер один, Пол Монти выбился в разведчики, рыская по округе и узнавая все раньше других, Сван без устали заигрывал с медсестрами, Пилберг просто и скромно правил. Здесь не было обездоленных. Холод и голод колонистам не угрожали. Угрожали только двойники, но опять же не смертью - только ее видимостью. Так или иначе в силу сложившихся обстоятельств каждый превратился в личность. И даже Фергюсон, едкий невзрачный человечек, которого в прежней жизни скорее всего не замечали, теперь мог вволю поязвить, поспорить с самим профессором. Наверное, грех было жаловаться и женщинам. На каждую из дам вне зависимости от достоинств приходилось по полтора кавалера. Этим людям не на что было жаловаться. По большому счету они ничего не потеряли. Их не тянуло назад:
- Он что, женат? - спросил Пол у Володи. Спросил почему-то вполголоса.
- По-моему, нет.
- Тогда чего он?.. - Пол в растерянности изобразил рукой нечто напоминающее скрипичный ключ. - Ясно же: дорога назад заказана. Сиди и не трепыхайся.
- Пол рассмеялся, но его никто не поддержал. Умолкнув, он покрутил головой.
- Что-то вы, парни, не о том думаете: Нет, в самом деле! Я бы понял, если жена, дети или наследство в пару миллионов. А если нет? Чего ж туда рваться?
- У каждого свои причины, - уклончиво заметил Володя. Он тоже несколько посмурнел.
- Знаю я ваши причины. - Пол дернул Гуля за рукав. - Ты давай не молчи. Не хватает чего, говори прямо. Мы же люди, прислушаемся. Придумаем что-нибудь.
- Отстань, - вяло огрызнулся Гуль.
- Вот непутевый! Или считаешь, что здесь тебя не поймут? Одна бестолочь кругом?
- Угадал. Именно так я и считаю.
- Характерец!.. Как у Фергюсона! - Пол хмыкнул, с наслаждением потянулся всем телом. Кости у него звучно хрустнули. - Все равно привыкнешь, малыш, никуда не денешься. Да и чего не привыкнуть?
Жратва есть, крыша над головой - плохонькая, но имеется. С женщинами, правда, сложнее, но это уж кому как. Ферги, понятное дело, мается, но ты: - Пол подался к Гулю, и лицо его приняло плутоватое выражение. - А вот тебе тосковать стыдно. Это уж я по секрету, как своему первенцу. Как-никак я тебя нашел: В общем, испанка наша глаз на тебя положила. Из-за тебя и Свану на порог указала. Видел, какой он дерганый в последнее время? В общем, шансы твои верные. Главное тут не тянуть резину и действовать смелее. Понял?
Гуль не ответил, но помимо воли образ улыбчиво-говорливой Милиты всплыл перед глазами. Не такое это простое дело - холодно выдержать сообщение о том, что кому-то нравишься. Все равно что-то внутри начинает таять. А если тот, кому нравишься, тоже тебе небезразличен, то и вовсе начинается душевная кутерьма. Вроде той суеты, что затевается в доме перед праздником.
Пол тем временем улегся на спине и, забросив ногу на ногу, принялся разглагольствовать о вечном, разлагая на составные и расставляя в строгом порядке - по ранжиру и степени важности.
- Я, парни, о любви думаю так: она, конечно, загадка и все такое, но если взглянуть правде в глаза, то все тут яснее ясного. Люди - твари эгоистичные и во все времена любили только самих себя. Поэтому и подбирали себе подобных. Возьмите любую парочку - что он, что она. Или оба курносые, или оба рыжие. Вот и ты на Милиту чем-то похож. Проф, между прочим, считает, что ты грузин.
- Много он понимает, ваш проф, - пробурчал Гуль. Сердце его гулко и неровно билось. Какого черта он все это выслушивает?!
- Решать тебе, малыш, хотя я бы на твоем месте не раздумывал. И время как раз спокойное, подходящее. Двойники уже который день не тревожат.
Сделав над собой усилие. Гуль задал вопрос, который в данный момент интересовал его менее всего:
- Что ты знаешь о двойниках, Пол?
- О двойниках?.. А чего о них знать? Нечисть, вот и все. Ходят в наших шкурах, а живут как звери, в пещерах. Видел я однажды их логово:
Володя пошевелился.
- Пилберг говорил что-то о дроблении. Не зря же вы называете их двойниками? Может, они такие же, как мы?
- Такие же?.. - Пол усмехнулся. - Спроси вон у Гуля, какие они. Онто видел, как эти подонки вколачивали в меня пули. Ну, да вы еще насмотритесь на них. Помню, поначалу мы тоже все бегали, ползали по скалам, выход пытались искать, а как напоролись на них, так и угомонились.
- Нелепо все это. - Капитан в задумчивости глядел вдаль. - Кстати, вон на том гребне - не один ли из них?
Перевернувшись, Пол сгреб пятерней карабин, рывком высунулся из-за камней. Гуль тоже посмотрел в указанном направлении. Шагах в трехстах от них, на перевале, торчала одинокая фигурка.
- Сюда бы мой бинокль, - пожалел Володя.
- Свои все здесь, так что бинокль ни к чему - Пол осторожно выдвинул перед собой ствол карабина
- Подожди! Мы же не знаем, чего он хочет.
- Что ты говоришь! - насмешливо произнес Пол. - Ей-богу, я расплачусь, если попаду:
- Мы просто вынуждены отказаться от привычных догм, - доказывал профессор. - Некогда Макс Планк поспешил объявить пространственновременной континуум движения материи - абсолютным законом. Как видите, он ошибся. По-видимому, абсолютизм всегда ошибочен, и ваше недоверие, Фер-гюсон, пригодится сейчас как никогда. Но использовать его надо целенаправленно и умело. Умный нигилизм - полезен. Ибо входит в опции релятивизма, а последний в деле постижения мудрости просто неизбежен.
- Боже, как сложно!.. - Показавшаяся на террасе Милита изобразила глазами восторг непонимания.
Фергюсон хмуро поглядел на нее и проворчал:
- Действительно: Чем трепыхаться среди этих ваших терминов, не проще ли сразу отправиться за Перевал и навестить Мудрецов? Если верить Зуулу, эти парни знают все на свете. Так что все ваши истины там в два счета:
- Нет! - Правая ладонь Пилберга с размаху опустилась на стол. Сидящие вздрогнули, зевающий Трап клацнул челюстью и выронил вилку. Лицо и шея профессора побагровели. - Нет, - повторил он тише. - С нас хватит одного Зуула:
"Почему они слушают его?" - Гуль покосился на физиономии Трапа и Ригги - бледные, по-собачьи сосредоточенные.
- Уйти проще простого, - продолжал Пилберг. - Только: Черт побери! Неужели вам действительно понравится, если кто-то будет пережевывать за вас пишу, да еще аккуратненько пропихивать в ваш желудок?. . Да, я твердо заявляю: лично мне Мудрецы не нужны! Путь к истине - одно из удовольствий, и упаси меня Боже заполучить все знания в один присест. - Он невесело усмехнулся. - Да если разобраться, ваши хваленые Мудрецы - несчастнейшие из людей: Если они, конечно, вообще люди.
- Ну, почему же? Четырехмерный мозг - тоже мозг, - возразил Ферпосон.
Этот лохматый крысенок, пожалуй, единственный воспринял вспышку Пилберга с полнейшим спокойствием. Откинувшись на спинку стула, он покачивался на задних поскрипывающих ножках и указательным пальцем задумчиво ковырял в ухе. Услышав скрип стула, Ригги обеспокоился. Милита рассказывала, что именно Ригги, любившему поплотничать, колонисты обязаны всей мебелью. И этот стул, без сомнения, сколотил тоже он.
- Сами того не сознавая, профессор, вы стремитесь сохранить привычный мир в неизменности. Потому и опасаетесь Мудрецов. Уж лучше драться с двойниками, верно? Как известно, война и сплетни отвлекают. В сущности, и я за то же. Но будем честны, - к чему тогда все эти дифирамбы познанию и интуиции?.. Нас заглотала каракатица? Пусть. Переварила? Возможно. Но мы живы, мы воюем с призраками, питаемся фрикасе из лишайников, и это уже лучше, чем быть трупом! Мы понимаем этих двоих из России, они нас. Милита - испанка, но и с ней полный порядок. Спрашивается, на кой черт нам нужно знать, что кроется под этой чертовой артикуляцией?. .
- Не ломай стул! - не выдержал Ригги, и Фергюсон ошеломленно уставился на бывшего каптенармуса. Некоторое время все молчали.
- Вот видите, - Фергюсон медленно покачал головой, - и Ригги это понимает. Консерватизм и косность - лучшие формы прогресса. А революции никогда не доводили до добра. История - не старт-стопный механизм, это река - спокойная и неторопливая.
- Возможно, так оно было бы и лучше, но любое общество, на какой бы стадии развития оно ни стояло, обречено на рывки, - убежденно проговорил Пилберг. - Всякое спокойствие - всего-навсего условность, сотканная из дискрет. Кинокадры, корпускулы, атомы: Иного в природе попросту не существует.
Крякнув, Трап весело оскалился. Беседа прервалась. Люди оборачивали головы, и Гуль тоже недоуменно перевел взгляд на скалы. В сопровождении Свана к лагерю, хромая, приближался человек. Знакомая фигура, смуглое лицо: Не веря глазам, Гуль вскочил на ноги. К мэрии шагал живой Пол! Пол Монти, лейтенант ВВС США- Он был еще далеко, но Гуль был уверен, что не ошибся. Кажется, и лейтенант разглядел его. Рука его приветливо взметнулась вверх.
- Кто это? - Володя толкнул Гуля в бок. - Ты его знаешь?
- Это Пол, - шепнул Гуль. - Самый настоящий Пол!
- Ты же говорил: - Володя снова уставился на приближающихся.
Чудо все-таки имело место быть, как говаривал ротный хохмач. И не лгал Пилберг и все остальные утверждая, что смерти здесь нет, а есть одна и неугасимая жизнь. Сердце Гуля колотилось, стараясь пробить грудную клетку и выскочить на волю, хотя он и сам с трудом понимал причину своей неуемной радости. Кем, в сущности, был для него этот лейтенант? Да никем! Абсолютно никем. Можно ли вообще испытывать теплые чувства к человеку, конвоировавшему тебя до пещеры, а по пути ударившему прикладом так, что чуть-чуть не раскололась голова? Наверное, нет, но Гуль все же почему-то радовался. И видел, что Монти, в свою очередь, тоже радуется, видя его среди своих. Это было слепое, безотчетное чувство. Вероятно, стимулом тому явился здешний дефицит человеческих душ:
За спиной тем временем возобновился прерванный спор.
- Вы упрямец, проф, - скрипуче выговаривал Фергюсон. - Потому что не признаете очевидного!
- А вы дурак, Ферги. Потому что презираете мысль:
* * * Странно, прошло всего три дня, но поселок уже казался Гулю уютным, и даже родным. Здесь царили покой и тишина, чего не было там, на Земле. Это устраивало. В прошлом остались армия, муштра, унижение, здесь он был свободен. Маленький шанхайчик, упрятанный среди гор, табор, слепленный из бамбука и фанерных щитов, стал, возможно, его последним прибежищем. Дворцов здесь не наблюдалось, хижин тоже было маловато. Но это не пугало, скорее - наоборот. В малых формах больше симпатичного, и головастый щенок всегда нравится больше рослого зубастого пса. Словом, Гуль удивлялся самому себе, чувствуя, что пик отчужденности остался позади и он готов глядеть на окружающее более светлым взором.
Лагерь был утл и мал. Но в малости терялись недостатки. Среди багровых неземных гор он смотрелся совсем не так, как смотрелся бы на окраине какого-нибудь городка. Ветхость уже не казалась ветхостью. Дерево, ткань и атрибуты человеческого быта приобретали здесь абсолютно иную цену. Когда ложка одна-единственная, это уже особая ложка. То же было и с прочими вещами. Складского и госпитального имущества, угодившего в каракатицу вместе с людьми, хватило только на малую часть построек, и большинство домиков было собрано, склеено и слеплено из самого разнообразного хлама. "Хлам" подбирали на излучине лавовой реки, что опоясывала подножие приютившей колонистов возвышенности. Уже дважды Гуль имел возможность наблюдать, как Ригги входил в дымящееся течение и с мученическим кряканьем вылавливал полуразбитые ящики и доски. На вид это было обычное дерево - с той же волокнистой структурой, с теми же занозами, но Гуль догадывался, что разница между настоящей древесиной и "гостинцами" из лавы была такая же, как между тростниковым стеблем и стальным прутом. Все свое свободное время бывший каптенармус тратил на изготовление домашней утвари. С Ригги колонистам действительно повезло. Он работал быстро и с удовольствием. Впрочем, дело было найдено для каждого. Пилберг поддерживал в лагере железную дисциплину. Он не был военным, но так уж получилось, что в сложившихся условиях он, как никто другой, подходил на роль лидера, способного управлять маленьким поселением. И самое странное - что люди самых различных возрастов и званий с готовностью ему подчинялись. Женщины занимались сбором лишайника, мужчины охраняли поселок, вернувшись таким образом к привычному несению службы. Дисциплина в крохотном коллективе - вещь скучная и бесконечно раздражающая. От скуки спасала вражда. Хотите править - воюйте! Колонисты воевали с двойниками. Но еще один враг, неведомый и далекий, обитал высоко в горах.
Мудрецы: Существа, о которых говорили с дрожью в голосе и ненавидели не меньше двойников.
Гуль старался разобраться в этом, заставляя себя прислушиваться к разговорам, к путаным монологам Пилберга, но ясности от этой словесной каши в голове не прибавлялось. Хотя были и успехи. В какой-то момент он сообразил, кого напоминает ему рыжеволосый Трап. Такого же "Трапа" он видел в команде Чена - того самого землистолицего старика, что верховодил двойниками в день прибытия на "землю Каракатицы". Двойник Трапа, двойник Пола: Были, разумеется, и другие, но с этим мозг Гуля по-прежнему отказывался мириться. Не все может уложиться в человеческом сознании. Даже одно-единственное чудо способно надолго вышибить из колеи. По земным меркам жизнь поселенцев просто изобиловала чудесами. Людей нельзя было уничтожить, и они не нуждались в пище, не уставали. Но они оставались людьми с прежними привычками и желаниями. Огонь и пули калечили, но ненадолго. Регенерация тканей происходила буквально на глазах. Пол Монти, вернувшийся с простреленной головой и грудью, чувствовал себя вполне сносно. Пули вышли из него, как выходит содержимое фурункулов, раны затянулись в течение часа, а еще через день исчезли и шрамы. Что ж: К этому миру следовало привыкнуть, как привыкает малек к водной стихии, а волчонок к дремучему лесу.
Выйдя за пределы поселка, Гуль поежился. Он только что проснулся, но ощущения утра не было, все вокруг угнетало однообразием. Какие-то багровые марсианские пейзажи, не знающие течения времени. Лагерь вызывал розовые чувства, потому что был единственным радужным пятном среди скал, песка и тумана.
Гуль неожиданно припомнил ночной сон. Он видел отца и старый деревенский пруд. Кажется, они гостили у тетушки. Гуль сидел с удочкой на берегу и, щурясь, следил за поплавком. Как всегда, рыбой и не пахло. Вместо нее в темной воде вертляво сновали жуки-плавунцы, черные ленты пиявок, извиваясь, плыли по своим делам. Белотелый, в просторных трусах отец цаплей вышагивал за его спиной и назидательно толковал что-то о пользе контакта с землей,. о босохождении, о Порфирии Иванове. Гуль слушал посмеиваясь. Отец выбирался на природу от силы раз или два в год. На большее, несмотря на всю его любовь к пташкам, облакам и пчелкам, он не отваживался. Смешной, добродушный человек:
Сцена у пруда помаячила перед глазами и растаяла. Как Гуль ни старался, она не появлялась вновь, словно вся без остатка просыпалась песком меж пальцев.
- Утро доброе!
По склону спускался Пилберг.
- Доброе! - откликнулся Гуль. Взор прошелся по мешковатой фигуре, невольно задержался на матерчатой кобуре с пистолетом.
Поймав его взгляд, Пилберг сожалеюще развел пухлыми руками:
- Необходимость, мой друг. Жестокая необходимость: А почему не на поясе, так ведь удобнее. Крупный калибр - вещь тяжелая. И признаться, не переношу все эти ремни. Мышцы пережимают, кровеносную систему не щадят. Другое дело - подтяжки! Ну, да вы солдат, должны знать. Замечали, наверное, что у всех офицеров портупеи? То-то и оно!.. Они, братец, не дураки, чтоб ремнями перетягиваться. Одежда должна свободно облегать тело, запомните это.
Улыбнувшись, Пилберг вновь двинулся по направлению к лагерю.
"А ведь он куда-то ходил! - подумал Гуль. - Один ходил!.."
Со спины профессор напоминал бродягу. Вспомнилась картина "Ходоки". Ее персонажи были настоящими двойниками профессора. Мысленно дорисовав соломенную шляпу и бороду. Гуль всучил Пилбергу узловатый кривой посох и остался доволен. Бывший ученый-ядерщик и нынешний правитель поселения внешне выглядел совершенным распустехой.
Петляя между пупырчатых камней, он неспешно спустился вниз.
Справа лениво ползла и переливалась блестким жаром лавовая река, слева до самых гор тянулась усеянная шаровидными валунами Долина Двойников. Пройдя по дну ущелья. Гуль остановился напротив выпирающих изломанными ребрами скал. Где-то за ними располагался дежурный пост. Сван не объяснил, как его найти. "Ищи, - ухмыльнулся. - Заодно проверишь и маскировку". Он даже не пытался скрывать свою неприязнь, и Гуль подумал, что причина скорее всего кроется в той первой их стычке. Или, может быть, в Милите?
Мысль поразила настолько, что он остановился. Задержавшись на кругом откосе, сердито нахмурился и сам понял, что гримаса вышла фальшивой. Он хмурился, как если бы хотел, чтобы это увидели со стороны. Так злятся маленькие дети, когда их дразнят "женихом и невестой".
Гуль разозлился на свое отступничество. Мысль о Милите была именно отступничеством. Он не должен был думать о ней. Потому что по-прежнему ставил себе целью любыми путями выбраться из этого мира. Да и мир ли это вообще?! Можно ли называть миром желудок гигантского ископаемого?..
На глаза попалась одна из местных достопримечательностей - камень в рост человека и той же расцветки, что и все окружающее Правда, имелась одна характерная особенность: камень "дышал". Шероховатые бока вздымались и опадали. Глыба напоминала уставшее, прильнувшее к земле животное. Кое-кто из колонистов и впрямь считал, что это разновидность местной фауны, но Гуль знал, что перед ним самый обыкновенный камень, в сущности, ничем не отличающийся от множества неподвижных соседей. Не особенно задумываясь над тем, что делает, Гуль саданул по камню сапожищем. Подошва тотчас увязла, словно угодила в разбухшее тесто. "Дыхание" прекратилось, и Гуль невольно попятился.
"А ведь это не животное и не камень!" - сверкнуло в голове. - Самая настоящая плоть! ЕЕ плоть! Частичка желудка или что там у НЕЕ:"
Высвободив ногу. Гуль ускорил подъем, стараясь не оборачиваться.
Вскоре он уже подходил к пещере Зуула. Лицо горело, и болезненно ныла правая ступня. "Камень" остался далеко позади, но услужливая память была здесь, рядом, и Гуль понимал, что случившегося не вычеркнуть и не изъять. Даже подобную мелочь в состоянии было вытравить лишь время - недели, месяцы, может быть, годы. Но он не желал ждать. И потому заранее проклинал этот мир, - возможно, чтобы не жалеть об уходе, проклинал то мгновение, когда судьбе вздумалось сыграть с ним такую злую шутку.
* * * По поджатым губам и нахмуренному лицу было видно, что человек вотвот кинется в атаку. Черноволосый, с короткой стрижкой армейского "чижа", с тонким перебитым носом:
Гуль чертыхнулся. Да ведь это он сам! Те же уши пельмешками, мрачноватые глаза, из-за которых было столько неприятностей, и, наконец, гимнастерка!..
Продолжая разглядывать собственное дымчатое отражение, Гуль медленно сел, а потом и лег, подложив руки под голову. Лежа на спине, он улыбнулся зависшему над ним призраку, и последний ответил ему кривоватой ухмылкой. Проф определял это как оптическую аберрацию. Трап, Люк и другие называли природным зеркалом.
- Налюбовался?
Голос принадлежал Полу Монти. Не поворачивая головы. Гуль поинтересовался:
- И долго она будет так маячить?
- А почему - "она"?
- Ну, он?..
- Не волнуйся. Минут через пять растает.
Гуль заморгал, заставляя призрака часто и невпопад дергать веками. Все-таки это было не совсем зеркало. Призрак моргал с каким-то замедлением, и какую-то крохотную долю времени Гуль способен был видеть самого себя с закрытыми глазами. А в общем, призрак уже уплывал. Всему рано или поздно суждено растаять, исчезнуть, раствориться - в том числе и тебе, мрачноглазый:
Издеваясь над людской бдительностью, скалистый мир приплясывал и кривился. Ад, в котором не хватало лишь самой малости - котлов и чертей. Впрочем, черти тоже, наверное, были. Да и где их нет? В той же армии этих рогатых тварей было куда больше-и ничего, жили. Как минимум - пять курвенышей на взвод, пятеро дорвавшихся до власти садюг. И всетаки жили. Существовали как-то:
Протяжно зевнув, Гуль поглядел вверх. От призрака осталась лишь часть локтя и полупрозрачная гимнастерка - пуговицы, петлицы, ремень, смуглый живот. Предсказание лейтенанта сбывалось. Яростно протерев глаза. Гуль перевернулся на живот, прижался к скале щекой, словно к подушке.
Странно эти призраки исчезают. Точно раздеваются. Потому Трап и бегает к тем местам, где еще минуту назад женское население расчесывало перед "зеркалами" волосы и напудривало щеки. Трап был бабником, и бабником активным. Гуль таких не любил. Если на уме только это, то, видимо, такой это ум:
Он приподнял голову, окинул окрестности мутноватым взором. Спать не хотелось, но глаза слипались. Наблюдение давалось не просто. Конечно, это нельзя было сравнить с армейским нарядом, и все же: Ожидание всегда тягостно.
Они лежали на вершине одной из каменных громад и сонно таращились в три стороны - Пол Монти, Володя и Гуль. Чтобы не дремать, разговаривали. Обо всем на свете. И, разумеется, о каракатице.
- ..Червяк - он и есть червяк. Ползет и прокачивает через себя что ни попадя. Землю, дома, людей. Он их и не замечает, и знать не знает, что внутри него завелась этакая инфекция. - Пол Монти невесело усмехнулся. - Другое дело - радиация! Это его хлеб с маслом. На нее он, как упырь на кровь. Чуть где взрыв - он туда!.. Проф, между прочим, считает, что там, внизу, у них целое царство. Только раньше-то им делать на поверхности было нечего, вот и не выползали. А сейчас, когда кругом реакторы, радиоактивные отходы, полигоны: - Он махнул рукой.
Капитан встрепенулся.
- А что? Очень может быть! Я - про царство. Там ведь магма, тяжелые изотопы и так далее. Самое место для них.
Поерзав, Гуль не спеша уселся. Лежать надоело.
- А я подумал сейчас про землетрясения, - сказал он. - Может, это каракатицы виноваты? Они же вон какие! Помнишь, Володь, как все кругом раскачивалось? Вот так, наверное, и при землетрясениях. Они ползают туда-сюда, а наверху все ходуном ходит.
Пол на минуту задумался.
- Может быть, и так: Хотя навряд: ли. Мне все-таки чудится, что она одна такая. То есть на глубине их, может, и сотни, но сюда выбралась какая-нибудь заблудшая. Или, может, наоборот самая умная и чуткая. Как здесь случилась первая чепуха с испытаниями, так она и навострила слух. Может, этих твоих изотопов у них там нехватка? А тут - даром ешь.
- М-да: Ядерная война для них вроде торта со взбитыми сливками.
- А если они ринутся всем скопом? Как пчелы. Одна полетала и разнесла весть:
- Ну тебя с такими мыслями. - Пол закряхтел, пытаясь достать пятерней спину. - Для этого надо, чтобы третья мировая стряслась. Куда им всем на один полигон? Одной-то места едва хватило.
- А вдруг ей что другое нужно? Чего ради вы за-циклились на одной радиации?
- Ничего себе! - Пол удивился. - А что же ей еще? Считай сам! Три полигона у нас, один у вас - и везде ядерное оружие. Проф рассказывал о резком снижении уровня радиации. Первый-то раз им было не до того, а потом уже следили. В общем, как только каракатица показывалась на поверхности, все эти альфа, бета и гамма - словно пылесосом отсасывались.
- Загадка, - пробормотал Володя.
Гуль искоса взглянул на него. Капитан сидел без шапки, простоволосый, весь какой-то обмякший, совершенно не похожий на военного. Уставясь в пространство, он нервно сплетал и расплетал тонкие пальцы. Гуль подумал, что в детстве капитан, должно быть, посещал музыкальную школу. По классу фортепьяно или скрипки. Очень уж у него были музыкальные пальцы.
Гуль повернулся к американцу:
- Ты, я вижу, профессору в рот смотришь. Проф рассказывал: Проф говорил: А что он, к примеру, рассказывал насчет скорого возвращения?
- Это куда же еще?
- Куда-куда: Домой, разумеется.
- Домой? - Пол озадаченно потер лоб. - Разве это возможно?
- Понятно: - Стиснув зубы. Гуль отвернулся. Не стоило и спрашивать. Он ведь в достаточной мере прочувствовал здешнюю атмосферу. Все они так или иначе свыклись со своим существованием. Кое-кто, вероятно, и думать забыл про родные места. Да и чего ради? Ригги стал здесь мастером номер один, Пол Монти выбился в разведчики, рыская по округе и узнавая все раньше других, Сван без устали заигрывал с медсестрами, Пилберг просто и скромно правил. Здесь не было обездоленных. Холод и голод колонистам не угрожали. Угрожали только двойники, но опять же не смертью - только ее видимостью. Так или иначе в силу сложившихся обстоятельств каждый превратился в личность. И даже Фергюсон, едкий невзрачный человечек, которого в прежней жизни скорее всего не замечали, теперь мог вволю поязвить, поспорить с самим профессором. Наверное, грех было жаловаться и женщинам. На каждую из дам вне зависимости от достоинств приходилось по полтора кавалера. Этим людям не на что было жаловаться. По большому счету они ничего не потеряли. Их не тянуло назад:
- Он что, женат? - спросил Пол у Володи. Спросил почему-то вполголоса.
- По-моему, нет.
- Тогда чего он?.. - Пол в растерянности изобразил рукой нечто напоминающее скрипичный ключ. - Ясно же: дорога назад заказана. Сиди и не трепыхайся.
- Пол рассмеялся, но его никто не поддержал. Умолкнув, он покрутил головой.
- Что-то вы, парни, не о том думаете: Нет, в самом деле! Я бы понял, если жена, дети или наследство в пару миллионов. А если нет? Чего ж туда рваться?
- У каждого свои причины, - уклончиво заметил Володя. Он тоже несколько посмурнел.
- Знаю я ваши причины. - Пол дернул Гуля за рукав. - Ты давай не молчи. Не хватает чего, говори прямо. Мы же люди, прислушаемся. Придумаем что-нибудь.
- Отстань, - вяло огрызнулся Гуль.
- Вот непутевый! Или считаешь, что здесь тебя не поймут? Одна бестолочь кругом?
- Угадал. Именно так я и считаю.
- Характерец!.. Как у Фергюсона! - Пол хмыкнул, с наслаждением потянулся всем телом. Кости у него звучно хрустнули. - Все равно привыкнешь, малыш, никуда не денешься. Да и чего не привыкнуть?
Жратва есть, крыша над головой - плохонькая, но имеется. С женщинами, правда, сложнее, но это уж кому как. Ферги, понятное дело, мается, но ты: - Пол подался к Гулю, и лицо его приняло плутоватое выражение. - А вот тебе тосковать стыдно. Это уж я по секрету, как своему первенцу. Как-никак я тебя нашел: В общем, испанка наша глаз на тебя положила. Из-за тебя и Свану на порог указала. Видел, какой он дерганый в последнее время? В общем, шансы твои верные. Главное тут не тянуть резину и действовать смелее. Понял?
Гуль не ответил, но помимо воли образ улыбчиво-говорливой Милиты всплыл перед глазами. Не такое это простое дело - холодно выдержать сообщение о том, что кому-то нравишься. Все равно что-то внутри начинает таять. А если тот, кому нравишься, тоже тебе небезразличен, то и вовсе начинается душевная кутерьма. Вроде той суеты, что затевается в доме перед праздником.
Пол тем временем улегся на спине и, забросив ногу на ногу, принялся разглагольствовать о вечном, разлагая на составные и расставляя в строгом порядке - по ранжиру и степени важности.
- Я, парни, о любви думаю так: она, конечно, загадка и все такое, но если взглянуть правде в глаза, то все тут яснее ясного. Люди - твари эгоистичные и во все времена любили только самих себя. Поэтому и подбирали себе подобных. Возьмите любую парочку - что он, что она. Или оба курносые, или оба рыжие. Вот и ты на Милиту чем-то похож. Проф, между прочим, считает, что ты грузин.
- Много он понимает, ваш проф, - пробурчал Гуль. Сердце его гулко и неровно билось. Какого черта он все это выслушивает?!
- Решать тебе, малыш, хотя я бы на твоем месте не раздумывал. И время как раз спокойное, подходящее. Двойники уже который день не тревожат.
Сделав над собой усилие. Гуль задал вопрос, который в данный момент интересовал его менее всего:
- Что ты знаешь о двойниках, Пол?
- О двойниках?.. А чего о них знать? Нечисть, вот и все. Ходят в наших шкурах, а живут как звери, в пещерах. Видел я однажды их логово:
Володя пошевелился.
- Пилберг говорил что-то о дроблении. Не зря же вы называете их двойниками? Может, они такие же, как мы?
- Такие же?.. - Пол усмехнулся. - Спроси вон у Гуля, какие они. Онто видел, как эти подонки вколачивали в меня пули. Ну, да вы еще насмотритесь на них. Помню, поначалу мы тоже все бегали, ползали по скалам, выход пытались искать, а как напоролись на них, так и угомонились.
- Нелепо все это. - Капитан в задумчивости глядел вдаль. - Кстати, вон на том гребне - не один ли из них?
Перевернувшись, Пол сгреб пятерней карабин, рывком высунулся из-за камней. Гуль тоже посмотрел в указанном направлении. Шагах в трехстах от них, на перевале, торчала одинокая фигурка.
- Сюда бы мой бинокль, - пожалел Володя.
- Свои все здесь, так что бинокль ни к чему - Пол осторожно выдвинул перед собой ствол карабина
- Подожди! Мы же не знаем, чего он хочет.
- Что ты говоришь! - насмешливо произнес Пол. - Ей-богу, я расплачусь, если попаду: