Страница:
Проводив родителей, Наталья с облегчением вздохнула. Так, одной глобальной проблемой меньше. Теперь осталось подумать о том, как жить дальше. Сидеть на шее Павла и Зинаиды Петровны совершенно не хотелось. И чем больше добра делали они для нее, чем больше подарков дарили ей и Мише, экономя на своем небогатом бюджете, тем отчетливее она понимала, что дальше так продолжаться не может. Она этого не выдержит. Поэтому, как только Миша дорос до уровня ясельной группы, принялась подыскивать себе работу. Зинаида не очень-то одобряла такой трудовой энтузиазм у будущей невестки, убеждала ее, что она сейчас куда больше нужна собственному сыну, чем какому-то чужому начальнику, но все безрезультатно. Наталья все равно устроилась на работу. Правда, в ясли Мишу отдать так и не удалось. Зинаида Петровна заявила, что не пустит его в этот рассадник инфекций, а будет воспитывать дома. Ребенку так будет лучше. С этим Наташка уже спорить не могла, хотя морально ей было бы куда легче, если бы Миша посещал ясли. Зато она твердо решила, что как только Мишке исполнится три, он обязательно пойдет в детский сад. Наплевать, что там вечные простуды и карантин. Зато целый день будет среди своих сверстников, сможет вдоволь набегаться и наиграться, научится вести себя в коллективе. А прятать его всю жизнь под подолом — ему же хуже только сделаешь. Она на таких «домашних деток» еще в собственной школе насмотрелась. Бедолаги. Они всегда первые кандидаты на роль козлов отпущения. И на доносчиков и ябед. А что им еще остается, если весь класс их третирует и втихую поколачивает?
За всеми своими заботами, Наталья и не заметила, как пролетели два года. Она вертелась, как уж на сковородке, разрываясь между работой и домом. Слава Богу, в этом году ее отпуск пришелся на лето, и тут уж все домочадцы единогласно решили: на юг!
У родителей они пробыли полмесяца. Мишка в первый же день объелся фруктов до расстройства желудка, впрочем, Павел на пару с ним страдал той же болезнью. Максимка с интересом осмотрел своего племянника и взял под свое покровительство, подарив ему кучу своих старых игрушек. Сестренок-погодок дома не было: они обе успели выскочить замуж и на пару ждали детей, так что Мише уже недолго оставалось быть у ее родителей единственным внуком. Наташка увидела сестренок практически перед самым отъездом. Поболтали о том — о сем, да и разошлись. Слишком долго они прожили порознь и успели стать друг другу — ну, не чужими, а так: незнакомыми.
Маслобойникова, слава Богу, и духу рядом не было. По пьяной драке загремел за хулиганку на два года, как поведала Натальина матушка. Нельзя сказать, чтобы Наташка обрадовалась тому, что ее бывший парень стал заключенным, но то, что его больше можно было не опасаться — это как-то обнадеживало. С привидениями из прошлого встречаться не очень-то хотелось.
А еще Наталья выбралась на вечер встречи с одноклассниками. Совершенно случайно узнала, где и когда он состоится (хорошо вовремя мимо своей старой школы прошла, да объявление заметила, а то бы так все и пропустила), и, одев что покрасивее из ее летних нарядов, отправилась на встречу.
Да, школьные друзья здорово изменились. И не все в лучшую сторону. Витька, бывшая первая любовь Натальи, судя по отекшему лицу и носу в красных прожилках, регулярно прикладывался к бутылке. Даже не верится, он ей когда-то нравился до замирания сердца. Сейчас Витька занимался тем, что ремонтировал КАМАЗы. Юлька, его жена, ставшая парикмахершей, расползлась и напоминала базарную тетку, благо, что и голос у нее стал какой-то пронзительный, противный. Странно, а ведь была такая милая девчонка. Вот подружка ее бывшая, Маша, та как была красавицей, так и осталась. Да и в делах у нее все вроде бы ладится. Уже администратор гостиницы. А для курортного городка это очень хлебное место. И получить его просто так не получится. Правда, пока еще не замужем, но по ее словам, и не сильно торопится. Ее и так пока все устраивает.
Ох, и замучили тогда Наталью расспросами. Выяснилось, что она из всего класса единственная, кто сумел за Москву зацепиться. Все интересовались, кем она работает, да сколько платят. Тут Наташка и сделала глупость, честно сказав размер своей зарплаты. Бывшие ее одноклассники как-то дружно вздохнули, а потом весь вечер доставали ее фразами: «Ну, это у вас там, в Москве все так, а у нас здесь по-другому, мы люди простые…». Черт, ну совсем позабыла, что здесь ее зарплата — это целое состояние. И ведь не объяснишь, что в Москве и цены совершенно другие, и абы как одетой в тряпки китайского пошива, на местной барахолке купленные, на работу не придешь. Все равно не поймут. Поэтому она даже про Пашу рассказывать не стала. Просто упомянула, что замужем, и все. Вот и получилось, что кроме Маши никто с ней нормально и не поговорил. А ведь раньше они с ней почти врагами были. Елки-палки, ну почему же деньги так людей меняют!
Вернулась домой она тогда слегка удрученная. Даже до конца вечера не досидела — не выдержала. Хорошо по телевизору передавали старый добрый фильм «Москва слезам не верит», хоть настроение немного поднялось. Они с Пашей никому не говорили, что этот фильм был их маленьким секретом. Наташкина судьба в чем-то напоминала судьбу главной героини, поэтому и Павел по аналогии с фильмом имел домашнее прозвище «Гоша». То-то их друзья временами недоумевали, почему она его Георгием зовет, а Пашка откликается. А ларчик просто открывался.
Как ни странно, под конец поездки Наталью всерьез замучила дикая ностальгия по Москве. Она уже места себе не находила в доме родителей, перекладывала вещи с места на место, бесцельно бродила по комнатам, в которых прошло ее детство. Чуткий Паша прекрасно понял, в чем дело, и шепнул ей на ушко: «Потерпи еще немного, скоро будем дома».
Пашка. Натальина палочка-выручалочка. Родной, добрый, милый. Что бы она делала, если бы не он! И ведь что странно: если верить всем этим гороскопам, то получается, что они абсолютно несовместимые люди, которых и рядом-то сажать опасно. А на деле за все то время, что они прожили вместе, они еще ни разу — ни разу! — не поспорили всерьез, не то что — поругались. Вот и верь после этого звездам и астрологам — врут. Она это теперь совершенно точно может заявить, кто бы ни спросил.
Единственное, что ее не до конца, как бы это сказать, устраивало в Паше — так это его мужские качества. Нет, у него все было более чем в порядке, даже с лихвой. Они занимались любовью и три, и четыре, и пять раз в неделю, и в делах любовных Пашка был просто неутомим. Но чем дальше, тем больше Наталье хотелось чего-то иного. Порой, глядя на высокого и поджарого героя какого-нибудь боевика, Наташка обливалась сладким потом, как школьница на первом свидании. Ну не нравились ей крепыши вроде Пашки, хоть убей! Впрочем, Пашка смог найти выход из этой проблемы. Когда Зинаида Петровна в субботу отправилась с Мишей в цирк (даешь четыре часа свободного времени!), Пашка поставил на видео порнофильм, позаимствованный у кого-то из приятелей. Вот тут-то все и началось. Наташка сама не ожидала от себя такой прыти. И всего-то было дел: просто смотреть на экран и представлять, что с тобой не Паша, а вот тот развязный красавчик, или этот шикарный брюнет с цыганскими глазами. Да и их любовная техника как-то разом изменилась, стала намного разнообразнее за счет подсмотренных сцен. Благо, что оба, как выяснилось, были не чужды экспериментов в данной сфере.
Но тут появился и маленький подводный камень. Во-первых, побыть наедине без вездесущих Зинаиды Петровны и Миши им удавалось не так-то и часто — хорошо, если раз в неделю. Во-вторых, Наталья и не заметила, как настолько привыкла к этим фильмам, что без них занятия любовью казались для нее скучными и утомительными. Никакой разрядки — ни эмоциональной, ни физической — она уже не получала. И Пашка это прекрасно чувствовал. Чтобы не обижать его, приходилось закрывать глаза и представлять на его месте кого-нибудь другого. Хотя и этот прием уже не всегда срабатывал: тело-то не изменялось, оставаясь Пашкиным. И все, что к телу прилагается, тоже. Особенно запах.
Нет, Павел был крайне чистоплотным парнем, и душ принимал два раза — утром и вечером, но Наташка не могла наедине с ним избавиться от ощущения, что от него постоянно чем-то разит. При этом она понимала, что Пашка здесь абсолютно не при чем, но и с собой поделать ничего не могла. Порой отвращение к запаху Пашкиного тела доходило до того, что она едва сдерживала тошноту. Заниматься с Павлом любовью в летние месяцы Наталья вообще могла только в ванной комнате, стоя под струями теплой воды, потому что даже намек на запах пота убивал в ней всякое желание. Про оральный секс и говорить нечего — Наташка сразу же наложила на него однозначное табу. Хотя Павел уже не раз намекал ей, что не прочь пересмотреть этот пункт их отношений, поскольку «любит он это дело», в данном вопросе она была непреклонна
Про себя Наталья уже подумывала, а не завести ли ей любовника, но дальше фривольных мыслей дела не шли. Во-первых, ей очень не хотелось таким образом предавать Павла. Пришлось бы врать, выкручиваться, выкраивать время и искать место для интимных встреч, а Наташка от одной только этой перспективы в ужас приходила. Да и Паша этого совершенно не заслуживал. А, кроме того, она настолько выматывалась на работе, что ей порой было совершенно не до секса, и даже если бы вместо Паши с ней рядом в этот момент очутился тот злополучный красавчик из порнофильма, она бы и ему сказала «спокойной ночи», и минут через пять уже спала мертвым сном.
Зинаида Петровна все чаще намекала, что пора бы им обзавестись и вторым ребенком, а то Мишенька вырастет избалованным, да и года идут, а лучше с детьми разобраться, пока организм молодой, да здоровый… Наталья все это выслушивала вполуха, согласно кивала, но про себя решила, что в ближайшие лет пять больше рожать не будет. Ей пока и Миши хватит, да и на ноги надо всерьез вставать, карьерой заниматься. А то вырастет Миша, спросит его кто-нибудь: «А кто твоя мама?» И что он ответит? Что моя мама — домохозяйка? Нет, братцы, это несерьезно. Пусть лучше гордится, что мама — главный менеджер, или заместитель генерального директора. А то чем черт не шутит — еще и до самого генерального дойдет. Не на этой фирме — так свою собственную откроет. Где наша не пропадала!
Да и Павел был с ней в этом вопросе солидарен, поскольку Мишки ему вполне хватало. Пашка относился к нему, как к собственному сыну, учил его читать, рассказывал ему бесконечные сказки о гномах, духах и эльфах, строил с ним из кубиков многоэтажные города. И слепому же видно, что двух детей они пока не поднимут, даже в материальном плане. Да и где поселить второго маленького, если Миша и так спит вместе с Зинаидой, а Павел и Наталья ютятся вдвоем во второй комнате, крошечной, как кладовка. Надо покупать новую квартиру, а потом уже думать над дальнейшим продолжением рода. Но на пенсию Зинаиды и зарплату Павла не развернешься, значит, эта забота — головная боль Натальи, и никого больше. Но как это объяснить Зинаиде Петровне, которая день ото дня становится все настойчивее? Так глядишь, и презервативы им начнет прокалывать, или Наташкины таблетки подменит. С нее станется. И ведь абсолютно уверена в своей материнской непогрешимости, хоть кол на голове теши. Хорошая она женщина, но ее… много. Очень много.
Наталья не запомнила момент, когда стала тихо ненавидеть Зинаиду. Просто однажды она проснулась с четким осознанием того, что она свою будущую свекровь терпеть не может. Причем для нее самой это был изрядный парадокс. Как так: человек о ней заботится, специально работу бросил, чтобы с ее сыном побольше побыть, весь дом содержит от готовки до уборки, а Наталью все раздражает, причем временами приходится себе даже губу прикусывать, лишь бы не сорваться и не наговорить резкостей. И все-то дело в том, что Наташка себя здесь до конца своей не чувствует. Не чувствует себя хозяйкой, которая может хоть на полшага увести установленный здесь порядок в сторону. Она моет посуду — свекровь обязательно за ней все перемывает, она разбирается в шкафах — Зинаида тут как тут. Смотрит куда и как она свои тряпки складывает. А уж с Мишей — это просто вечная песня. То его вещи нельзя вместе с вещами Натальи стирать, а то он от нее какую-нибудь заразу подцепит (взрослые же всегда чем-нибудь больны, а значит на белье у них сплошная инфекция — по мнению Зинаиды). Поэтому надо сдирая руки в кровь натирать на терке детское мыло, и замачивать Мишкины вещи в этой субстанции, по виду весьма напоминающей сопли. И не дай Бог в каком-нибудь порошке постираешь: Зинаида обязательно все перенюхает, когда будет с веревки снимать, если порошок учует — начнет перестирывать. А потом полдня будет скулить, что у нее поясница болит, и вены на ногах выступили.
А как она мастерски Наташкину стряпню по бревнышкам раскатывает! Съела как-то раз полтарелки борща и сидит, плачет. Мол, перца да пряностей переложили, аж горло полыхает. А они с Павлом едят — все нормально, специй ровно столько, сколько надо. Приготовила Наталья салат из кальмаров, так свекровь их червяками обозвала. Потом, правда, сказала, что ей это без очков померещилось, а так очень даже ничего получилось. Купили они с Пашкой себе полкило сыра с плесенью — она его едва в мусорное ведро не отправила, еле отбили. Дорогущие итальянские макароны-гнезда, специально к празднику припасенные, разломала, чтобы в баночке поместились. И ведь не скажешь: «Зинаида Петровна, ты не права». Потому что она к тебе всегда с улыбкой обращается, всегда готова помочь (даже когда ее об этом не просишь). Ну, как здесь язык повернется такое ляпнуть: насмерть же обидишь. Потом еще полгода извиняться придется.
А как приходится отбиваться от ее компании, когда Наталья отправляется покупать себе или своим мужчинам какие-нибудь вещи! Зинаида хочет участвовать буквально во всем, что касается ее семьи. У нее же прекрасный вкус, и она прекрасно может отличить хорошую вещь от подделки, а то ведь всучат Наталье что-нибудь не то, она этих торгашей прекрасно знает! Наташка как-то пару раз попалась на эту удочку, и в итоге Павлу был куплен джемпер молочного цвета (а он носил только черное, к вящему неудовольствию матери, которая все пыталась изменить его вкусы и гардероб), а самой Наталье пришлось облачиться в бирюзовую кофточку с блестками и бисером. Зинаида еще долго удивлялась, почему Наташа ее только дома носит и никогда на работу не одевает. Красотища-то какая!
Но что больше всего раздражало Наталью, так это то, что Зинаида Петровна, нимало не смущаясь, позволяла себе копаться в их вещах. Нет, внешне все выглядело благопристойно: надо же помочь детям убрать комнату, они же так заняты на своих работах! А после этого любимые Пашкины джинсы почему-то обнаруживались далеко на антресолях, а вместо них на вешалке висел костюм-тройка (и куда бы он его одел, скажите, пожалуйста!), а где находились Наташкины вещи — и вовсе отдельная история. А как они кассеты с порнофильмами прятали! Павел подумал-подумал, да и поступил весьма оригинальным образом: он решил их не трогать. Оставил среди остальных фильмов. Только наклеил сверху ярлычок, на котором написал: «Кассеты для очистки видеоголовок. Использовать не чаще, чем раз в полгода. Последняя очистка — и дата месячной давности». Зинаида Петровна в технике разбиралась на уровне каменного человека, но всем запретам следовала неукоснительно, слава Богу.
Наталья несколько раз пыталась спросить Пашку, почему он позволяет своей матери вмешиваться в свою жизнь, но в ответ получала только неопределенное пожатие плеч и виноватую улыбку. В борьбе с мамой Павел придерживался исключительно пассивных методов. Просто продолжал носить все черное и слушать группу «Алиса», вызывавшую у Зинаиды Петровны нервный припадок. А когда она пыталась что-либо ему втолковать — становился слепо-глухо-немым. Ни с чем не спорил, ни чему не возражал. Просто все делал по-своему.
А еще Зинаида постоянно зудела им о том, что они наконец-то должны пожениться. Вместе уже больше двух лет прожили, друг друга хорошо узнали — пора и получить официальное разрешение от государства спать вместе в одной постели. Да и Мишку надо бы усыновить, а что это он без официального отца растет!
Когда Наталья в первый раз услышала о том, что Павел должен усыновить ее ребенка, у нее внутри аж все перевернулось. Как это так? Миша — это только ее сын, и ничей больше. Уж если от него отказался его родной отец, то уж никакой другой мужчина права на него не получит. Ну и пусть в его метрике стоит прочерк в графе «отец» — что это меняет? Пашка — классный, добрый мужик, но даже ему Наташка не позволит распоряжаться Мишкиной судьбой, когда придет такое время.
В общем, неприятностей со стороны Зинаиды им с Павлом хватало. Про себя Наталья часто мечтала, как они покупают (в крайнем случае — снимают) себе новую квартиру на другом конце Москвы, и начинают жить втроем, без назойливой опеки свекрови. Вот было бы здорово! Наташка тогда бы всю квартиру по своему вкусу обустроила, избавилась бы от надоевшей хохломы на кухне, которую так обожала Зинаида, и от тупых «персидских» ковров, связанных где-нибудь в районе Малой Арнаутской, где, как известно, производится половина всей контрабанды. И не загромождала бы свое жизненное пространство всяким хламом, вроде старой школьной формы или протертого покрывала с полувековой историей (а вдруг еще когда-нибудь кому-нибудь понадобится!) Нет, ее квартира бы была выдержана в светлых тонах, с голубым или нежно-зеленым ковролином на полах, с одноцветными стенами, на которых бы висели современные эстампы. Где-нибудь в углу под бра с мягким светом стояло бы плетеное кресло для Павла, в котором бы он читал книги, и еще одно для самой Натальи, изредка любившей что-нибудь смастерить собственными руками: связать свитерок или шапочку, вышить салфетку. Да просто пролистать какой-нибудь женский журнал! А в комнате Миши было бы просторно и уютно, чтобы он мог вдоволь погонять по полу машинки, построить не маленький, а гигантский замок, и при этом не рисковал бы ежеминутно наткнуться на какой-нибудь острый угол шкафа или кровати, как здесь.
Но даже и при таком идеальном раскладе надолго избавиться от пристального внимания Зинаиды Петровны им бы не удалось. И Наташа это прекрасно понимала. Пока существует общественный транспорт и свободное время в жизни конкретно взятого человека, он будет доставать их своим присутствием. Значит — придется выяснять отношения и ставить некие границы: это — твоя жизнь, а это — наша. И не влезай сюда, если тебе не нужны осложнения. Но как же не хочется этого делать! Да и Павел, вполне возможно, займет в этом конфликте сторону матери. Не потому что та права, а потому что слабее. Такой уж он человек, и ничего с этим не поделать. Не ругаться же с ним, в самом деле! Только этого еще не хватало!
В принципе, Наталья давно уже могла снять для себя с Павлом и Мишей квартиру, но, взвешивая все «за» и «против» приходила к неутешительному выводу, что их это решение не спасет. Увы. Пока что плюсы проживания вместе с Зинаидой Петровной перевешивали минусы ее назойливости. И ее приходилось терпеть. Временами даже стиснув зубы и сжав кулаки, поскольку, что к ней, что к Павлу свекровь относилась как к паре несмышленышей вроде Миши. Правда, Натальину зарплату на ведение хозяйства принимала охотно и с благодарностью. Что, впрочем, не мешало ей буквально через пять минут посетовать на то, что Наташа, дескать, совсем себя не бережет — такую короткую юбку на работу таскает, что, того гляди, все свои женские радости застудит. И колготки бы надо было не нейлоновые, а шерстяные носить — больше пользы. Приходилось поспешно ретироваться куда-нибудь в ванную, пока сетования не перестали в лекцию на тему «как тебе следует жить».
На работе про Наташкины проблемы и переживания не знал никто. Она с самого первого дня своего пребывания в фирме поставила себя так, что даже самые досужие сплетницы и болтушки для себя твердо уяснили, что эту новенькую лучше не трогать и ни о чем не спрашивать — все равно не ответит. Или скажет что-нибудь односложное. «Ты замужем? — Да. Дети есть? — да. Сын, дочка? — сын». И все. Больше от нее ничего не добьешься. Да и местные ловеласы быстро переключились на более доступных подруг, поскольку на стандартные заигрывания-провокации Наташка не велась.
С одной стороны, Наталье на первых порах из-за этого было слегка неуютно в своем новом коллективе. Но она знала, что делает. Ее опыт работы в деканате показал, что начальство болтунов не любит. А она хотела пробиться наверх. Если уж заниматься делом — то всерьез и на высоком уровне. А прозябать в младшем офисном персонале и промывать кому-нибудь косточки — это не для нее. Расплачиваться маленькой зарплатой за свой длинный язык — глупее этого было сложно что-либо придумать. А то, что про нее распускают слухи, что она — фригидная недотрога и зазнайка, так это проблемы тех, кто все эти гадости придумывает.
Впрочем, это отнюдь не означало, что Наталья не прислушивалась к тому, что говорят другие. Прислушивалась, и еще как! Ей надо было понять все тайные нити взаимоотношений, царящих на фирме, чтобы знать, кто реально отвечает за выполнение дела, а кто «играет во второй лиге». Дошло до комизма: она умудрилась вычислить две любовные интрижки между своими коллегами еще до того, как они реально имели место. Психология иногда попадает в разряд довольно точных наук, если, конечно, ею занимаешься всерьез.
Результатами своих умозаключений Наталья ни с кем не делилась, зато точно знала, когда и с какими новостями подходить к шефу. Именно она натолкнула его на мысль импортировать мозаичную плитку, подтвердив свои логические выкладки фотографиями из последних журналов по дизайну и интерьеру. И победа! Мозаику действительно разбирали на ура. А как она вовремя сообщила шефу о простаивающем отечественном стекольном заводике, узнав про него из полутораминутного утреннего телерепортажа! Теперь этот заводик вовсю клепал эксклюзивные столешницы, абажуры и прочие предметы интерьера по эскизам племянника шефа — талантливого художника, производившего на окружающих впечатление «не от мира сего» в силу довольно экстравагантного поведения, поэтому до поры до времени творящего исключительно для себя и своих близких. В итоге художник получил работу, шеф решил проблему трудоустройства родственника, заказчики наслаждались вещицами, выполненными в единственном экземпляре, а Наталья получила весомую прибавку к зарплате. Про стекольщиков и говорить нечего, и так все понятно. И подобные идеи возникали у Наташки довольно регулярно. Она была открыта для любой информации, а уж как ее использовать — это были ее заботы.
Если бы ее сейчас спросили — довольна ли она своей жизнью, счастлива ли — Наталья, не задумываясь, ответила, что да, вполне. А что еще желать: работа спорится, любимый человек тебя поддерживает, сын растет. А то, что трудности встречаются — так у кого их нет? Жизнь слишком правильная и скучная — так она сама себе такую выбрала, о чем здесь говорить. Хотелось бы, конечно, иногда чего-то такого, волнующего — так, где это самое волнующее взять? В театры они с Павлом ходить не любители, на концерты тоже, скорей уж купят видеокассету с каким-нибудь фильмом. В рестораны Павла точно не затащишь, у него к подобным местам стойкое предубеждение. Впрочем, у каждого свои тараканы в голове. Так что все развлечения временно уступают место работе. А ближайшие глобальные цели, которые Наташка благодаря этой самой работе сможет осуществить — это квартира и машина (Наталья всерьез решила освоить водительское мастерство, поскольку добираться на работу на общественном транспорте в часы пик ей с каждым днем все больше и больше осточертевало). Потом можно будет уже подумать о даче, чтобы Мишка летом свежим воздухом дышал, или о чем-нибудь еще этаком. Например, скупить все новинки из области бытовой техники: от обычного электрического чайника до электроплиты с абсолютно плоской поверхностью и навороченной стиральной машинки. И еще микроволновую печь с моющим пылесосом до кучи. И кофеварку, такую, как в рекламе показывают. И радиотелефон с автоответчиком. Но это все еще нескоро. А мечтать не вредно, вредно как раз наоборот.
А на улице ее подстерегала крупная засада в виде противного и холодного дождика. Как назло, в этот день она не взяла с собой зонт, а мокнуть на автобусной остановке в ожидании транспорта как-то не хотелось. То есть абсолютно. Поэтому, недолго посовещавшись сама с собой, Наталья призывно протянула руку, подавая понятный всем проезжающим машинам сигнал: есть пассажир!
Но удача в этот день, видимо, про нее забыла. Наташка стояла уже пять минут, но никто останавливаться и подвозить ее до дома не торопился. И автобуса тоже не было. Вот паразитство!
Наконец-то притормозил какой-то Форд. Водитель узнал, куда нужно Наталье, покачал головой и укатил. Наталья снова подняла руку. Потоки дождя уже струйками сбегали по ее лицу, забирались под шейный платок и вызывали ощутимый озноб. Да и туфли в носах промокли. Черт, лишь бы не заболеть, ей только этого сейчас для полного счастья и не хватало!
За всеми своими заботами, Наталья и не заметила, как пролетели два года. Она вертелась, как уж на сковородке, разрываясь между работой и домом. Слава Богу, в этом году ее отпуск пришелся на лето, и тут уж все домочадцы единогласно решили: на юг!
У родителей они пробыли полмесяца. Мишка в первый же день объелся фруктов до расстройства желудка, впрочем, Павел на пару с ним страдал той же болезнью. Максимка с интересом осмотрел своего племянника и взял под свое покровительство, подарив ему кучу своих старых игрушек. Сестренок-погодок дома не было: они обе успели выскочить замуж и на пару ждали детей, так что Мише уже недолго оставалось быть у ее родителей единственным внуком. Наташка увидела сестренок практически перед самым отъездом. Поболтали о том — о сем, да и разошлись. Слишком долго они прожили порознь и успели стать друг другу — ну, не чужими, а так: незнакомыми.
Маслобойникова, слава Богу, и духу рядом не было. По пьяной драке загремел за хулиганку на два года, как поведала Натальина матушка. Нельзя сказать, чтобы Наташка обрадовалась тому, что ее бывший парень стал заключенным, но то, что его больше можно было не опасаться — это как-то обнадеживало. С привидениями из прошлого встречаться не очень-то хотелось.
А еще Наталья выбралась на вечер встречи с одноклассниками. Совершенно случайно узнала, где и когда он состоится (хорошо вовремя мимо своей старой школы прошла, да объявление заметила, а то бы так все и пропустила), и, одев что покрасивее из ее летних нарядов, отправилась на встречу.
Да, школьные друзья здорово изменились. И не все в лучшую сторону. Витька, бывшая первая любовь Натальи, судя по отекшему лицу и носу в красных прожилках, регулярно прикладывался к бутылке. Даже не верится, он ей когда-то нравился до замирания сердца. Сейчас Витька занимался тем, что ремонтировал КАМАЗы. Юлька, его жена, ставшая парикмахершей, расползлась и напоминала базарную тетку, благо, что и голос у нее стал какой-то пронзительный, противный. Странно, а ведь была такая милая девчонка. Вот подружка ее бывшая, Маша, та как была красавицей, так и осталась. Да и в делах у нее все вроде бы ладится. Уже администратор гостиницы. А для курортного городка это очень хлебное место. И получить его просто так не получится. Правда, пока еще не замужем, но по ее словам, и не сильно торопится. Ее и так пока все устраивает.
Ох, и замучили тогда Наталью расспросами. Выяснилось, что она из всего класса единственная, кто сумел за Москву зацепиться. Все интересовались, кем она работает, да сколько платят. Тут Наташка и сделала глупость, честно сказав размер своей зарплаты. Бывшие ее одноклассники как-то дружно вздохнули, а потом весь вечер доставали ее фразами: «Ну, это у вас там, в Москве все так, а у нас здесь по-другому, мы люди простые…». Черт, ну совсем позабыла, что здесь ее зарплата — это целое состояние. И ведь не объяснишь, что в Москве и цены совершенно другие, и абы как одетой в тряпки китайского пошива, на местной барахолке купленные, на работу не придешь. Все равно не поймут. Поэтому она даже про Пашу рассказывать не стала. Просто упомянула, что замужем, и все. Вот и получилось, что кроме Маши никто с ней нормально и не поговорил. А ведь раньше они с ней почти врагами были. Елки-палки, ну почему же деньги так людей меняют!
Вернулась домой она тогда слегка удрученная. Даже до конца вечера не досидела — не выдержала. Хорошо по телевизору передавали старый добрый фильм «Москва слезам не верит», хоть настроение немного поднялось. Они с Пашей никому не говорили, что этот фильм был их маленьким секретом. Наташкина судьба в чем-то напоминала судьбу главной героини, поэтому и Павел по аналогии с фильмом имел домашнее прозвище «Гоша». То-то их друзья временами недоумевали, почему она его Георгием зовет, а Пашка откликается. А ларчик просто открывался.
Как ни странно, под конец поездки Наталью всерьез замучила дикая ностальгия по Москве. Она уже места себе не находила в доме родителей, перекладывала вещи с места на место, бесцельно бродила по комнатам, в которых прошло ее детство. Чуткий Паша прекрасно понял, в чем дело, и шепнул ей на ушко: «Потерпи еще немного, скоро будем дома».
Пашка. Натальина палочка-выручалочка. Родной, добрый, милый. Что бы она делала, если бы не он! И ведь что странно: если верить всем этим гороскопам, то получается, что они абсолютно несовместимые люди, которых и рядом-то сажать опасно. А на деле за все то время, что они прожили вместе, они еще ни разу — ни разу! — не поспорили всерьез, не то что — поругались. Вот и верь после этого звездам и астрологам — врут. Она это теперь совершенно точно может заявить, кто бы ни спросил.
Единственное, что ее не до конца, как бы это сказать, устраивало в Паше — так это его мужские качества. Нет, у него все было более чем в порядке, даже с лихвой. Они занимались любовью и три, и четыре, и пять раз в неделю, и в делах любовных Пашка был просто неутомим. Но чем дальше, тем больше Наталье хотелось чего-то иного. Порой, глядя на высокого и поджарого героя какого-нибудь боевика, Наташка обливалась сладким потом, как школьница на первом свидании. Ну не нравились ей крепыши вроде Пашки, хоть убей! Впрочем, Пашка смог найти выход из этой проблемы. Когда Зинаида Петровна в субботу отправилась с Мишей в цирк (даешь четыре часа свободного времени!), Пашка поставил на видео порнофильм, позаимствованный у кого-то из приятелей. Вот тут-то все и началось. Наташка сама не ожидала от себя такой прыти. И всего-то было дел: просто смотреть на экран и представлять, что с тобой не Паша, а вот тот развязный красавчик, или этот шикарный брюнет с цыганскими глазами. Да и их любовная техника как-то разом изменилась, стала намного разнообразнее за счет подсмотренных сцен. Благо, что оба, как выяснилось, были не чужды экспериментов в данной сфере.
Но тут появился и маленький подводный камень. Во-первых, побыть наедине без вездесущих Зинаиды Петровны и Миши им удавалось не так-то и часто — хорошо, если раз в неделю. Во-вторых, Наталья и не заметила, как настолько привыкла к этим фильмам, что без них занятия любовью казались для нее скучными и утомительными. Никакой разрядки — ни эмоциональной, ни физической — она уже не получала. И Пашка это прекрасно чувствовал. Чтобы не обижать его, приходилось закрывать глаза и представлять на его месте кого-нибудь другого. Хотя и этот прием уже не всегда срабатывал: тело-то не изменялось, оставаясь Пашкиным. И все, что к телу прилагается, тоже. Особенно запах.
Нет, Павел был крайне чистоплотным парнем, и душ принимал два раза — утром и вечером, но Наташка не могла наедине с ним избавиться от ощущения, что от него постоянно чем-то разит. При этом она понимала, что Пашка здесь абсолютно не при чем, но и с собой поделать ничего не могла. Порой отвращение к запаху Пашкиного тела доходило до того, что она едва сдерживала тошноту. Заниматься с Павлом любовью в летние месяцы Наталья вообще могла только в ванной комнате, стоя под струями теплой воды, потому что даже намек на запах пота убивал в ней всякое желание. Про оральный секс и говорить нечего — Наташка сразу же наложила на него однозначное табу. Хотя Павел уже не раз намекал ей, что не прочь пересмотреть этот пункт их отношений, поскольку «любит он это дело», в данном вопросе она была непреклонна
Про себя Наталья уже подумывала, а не завести ли ей любовника, но дальше фривольных мыслей дела не шли. Во-первых, ей очень не хотелось таким образом предавать Павла. Пришлось бы врать, выкручиваться, выкраивать время и искать место для интимных встреч, а Наташка от одной только этой перспективы в ужас приходила. Да и Паша этого совершенно не заслуживал. А, кроме того, она настолько выматывалась на работе, что ей порой было совершенно не до секса, и даже если бы вместо Паши с ней рядом в этот момент очутился тот злополучный красавчик из порнофильма, она бы и ему сказала «спокойной ночи», и минут через пять уже спала мертвым сном.
Зинаида Петровна все чаще намекала, что пора бы им обзавестись и вторым ребенком, а то Мишенька вырастет избалованным, да и года идут, а лучше с детьми разобраться, пока организм молодой, да здоровый… Наталья все это выслушивала вполуха, согласно кивала, но про себя решила, что в ближайшие лет пять больше рожать не будет. Ей пока и Миши хватит, да и на ноги надо всерьез вставать, карьерой заниматься. А то вырастет Миша, спросит его кто-нибудь: «А кто твоя мама?» И что он ответит? Что моя мама — домохозяйка? Нет, братцы, это несерьезно. Пусть лучше гордится, что мама — главный менеджер, или заместитель генерального директора. А то чем черт не шутит — еще и до самого генерального дойдет. Не на этой фирме — так свою собственную откроет. Где наша не пропадала!
Да и Павел был с ней в этом вопросе солидарен, поскольку Мишки ему вполне хватало. Пашка относился к нему, как к собственному сыну, учил его читать, рассказывал ему бесконечные сказки о гномах, духах и эльфах, строил с ним из кубиков многоэтажные города. И слепому же видно, что двух детей они пока не поднимут, даже в материальном плане. Да и где поселить второго маленького, если Миша и так спит вместе с Зинаидой, а Павел и Наталья ютятся вдвоем во второй комнате, крошечной, как кладовка. Надо покупать новую квартиру, а потом уже думать над дальнейшим продолжением рода. Но на пенсию Зинаиды и зарплату Павла не развернешься, значит, эта забота — головная боль Натальи, и никого больше. Но как это объяснить Зинаиде Петровне, которая день ото дня становится все настойчивее? Так глядишь, и презервативы им начнет прокалывать, или Наташкины таблетки подменит. С нее станется. И ведь абсолютно уверена в своей материнской непогрешимости, хоть кол на голове теши. Хорошая она женщина, но ее… много. Очень много.
Наталья не запомнила момент, когда стала тихо ненавидеть Зинаиду. Просто однажды она проснулась с четким осознанием того, что она свою будущую свекровь терпеть не может. Причем для нее самой это был изрядный парадокс. Как так: человек о ней заботится, специально работу бросил, чтобы с ее сыном побольше побыть, весь дом содержит от готовки до уборки, а Наталью все раздражает, причем временами приходится себе даже губу прикусывать, лишь бы не сорваться и не наговорить резкостей. И все-то дело в том, что Наташка себя здесь до конца своей не чувствует. Не чувствует себя хозяйкой, которая может хоть на полшага увести установленный здесь порядок в сторону. Она моет посуду — свекровь обязательно за ней все перемывает, она разбирается в шкафах — Зинаида тут как тут. Смотрит куда и как она свои тряпки складывает. А уж с Мишей — это просто вечная песня. То его вещи нельзя вместе с вещами Натальи стирать, а то он от нее какую-нибудь заразу подцепит (взрослые же всегда чем-нибудь больны, а значит на белье у них сплошная инфекция — по мнению Зинаиды). Поэтому надо сдирая руки в кровь натирать на терке детское мыло, и замачивать Мишкины вещи в этой субстанции, по виду весьма напоминающей сопли. И не дай Бог в каком-нибудь порошке постираешь: Зинаида обязательно все перенюхает, когда будет с веревки снимать, если порошок учует — начнет перестирывать. А потом полдня будет скулить, что у нее поясница болит, и вены на ногах выступили.
А как она мастерски Наташкину стряпню по бревнышкам раскатывает! Съела как-то раз полтарелки борща и сидит, плачет. Мол, перца да пряностей переложили, аж горло полыхает. А они с Павлом едят — все нормально, специй ровно столько, сколько надо. Приготовила Наталья салат из кальмаров, так свекровь их червяками обозвала. Потом, правда, сказала, что ей это без очков померещилось, а так очень даже ничего получилось. Купили они с Пашкой себе полкило сыра с плесенью — она его едва в мусорное ведро не отправила, еле отбили. Дорогущие итальянские макароны-гнезда, специально к празднику припасенные, разломала, чтобы в баночке поместились. И ведь не скажешь: «Зинаида Петровна, ты не права». Потому что она к тебе всегда с улыбкой обращается, всегда готова помочь (даже когда ее об этом не просишь). Ну, как здесь язык повернется такое ляпнуть: насмерть же обидишь. Потом еще полгода извиняться придется.
А как приходится отбиваться от ее компании, когда Наталья отправляется покупать себе или своим мужчинам какие-нибудь вещи! Зинаида хочет участвовать буквально во всем, что касается ее семьи. У нее же прекрасный вкус, и она прекрасно может отличить хорошую вещь от подделки, а то ведь всучат Наталье что-нибудь не то, она этих торгашей прекрасно знает! Наташка как-то пару раз попалась на эту удочку, и в итоге Павлу был куплен джемпер молочного цвета (а он носил только черное, к вящему неудовольствию матери, которая все пыталась изменить его вкусы и гардероб), а самой Наталье пришлось облачиться в бирюзовую кофточку с блестками и бисером. Зинаида еще долго удивлялась, почему Наташа ее только дома носит и никогда на работу не одевает. Красотища-то какая!
Но что больше всего раздражало Наталью, так это то, что Зинаида Петровна, нимало не смущаясь, позволяла себе копаться в их вещах. Нет, внешне все выглядело благопристойно: надо же помочь детям убрать комнату, они же так заняты на своих работах! А после этого любимые Пашкины джинсы почему-то обнаруживались далеко на антресолях, а вместо них на вешалке висел костюм-тройка (и куда бы он его одел, скажите, пожалуйста!), а где находились Наташкины вещи — и вовсе отдельная история. А как они кассеты с порнофильмами прятали! Павел подумал-подумал, да и поступил весьма оригинальным образом: он решил их не трогать. Оставил среди остальных фильмов. Только наклеил сверху ярлычок, на котором написал: «Кассеты для очистки видеоголовок. Использовать не чаще, чем раз в полгода. Последняя очистка — и дата месячной давности». Зинаида Петровна в технике разбиралась на уровне каменного человека, но всем запретам следовала неукоснительно, слава Богу.
Наталья несколько раз пыталась спросить Пашку, почему он позволяет своей матери вмешиваться в свою жизнь, но в ответ получала только неопределенное пожатие плеч и виноватую улыбку. В борьбе с мамой Павел придерживался исключительно пассивных методов. Просто продолжал носить все черное и слушать группу «Алиса», вызывавшую у Зинаиды Петровны нервный припадок. А когда она пыталась что-либо ему втолковать — становился слепо-глухо-немым. Ни с чем не спорил, ни чему не возражал. Просто все делал по-своему.
А еще Зинаида постоянно зудела им о том, что они наконец-то должны пожениться. Вместе уже больше двух лет прожили, друг друга хорошо узнали — пора и получить официальное разрешение от государства спать вместе в одной постели. Да и Мишку надо бы усыновить, а что это он без официального отца растет!
Когда Наталья в первый раз услышала о том, что Павел должен усыновить ее ребенка, у нее внутри аж все перевернулось. Как это так? Миша — это только ее сын, и ничей больше. Уж если от него отказался его родной отец, то уж никакой другой мужчина права на него не получит. Ну и пусть в его метрике стоит прочерк в графе «отец» — что это меняет? Пашка — классный, добрый мужик, но даже ему Наташка не позволит распоряжаться Мишкиной судьбой, когда придет такое время.
В общем, неприятностей со стороны Зинаиды им с Павлом хватало. Про себя Наталья часто мечтала, как они покупают (в крайнем случае — снимают) себе новую квартиру на другом конце Москвы, и начинают жить втроем, без назойливой опеки свекрови. Вот было бы здорово! Наташка тогда бы всю квартиру по своему вкусу обустроила, избавилась бы от надоевшей хохломы на кухне, которую так обожала Зинаида, и от тупых «персидских» ковров, связанных где-нибудь в районе Малой Арнаутской, где, как известно, производится половина всей контрабанды. И не загромождала бы свое жизненное пространство всяким хламом, вроде старой школьной формы или протертого покрывала с полувековой историей (а вдруг еще когда-нибудь кому-нибудь понадобится!) Нет, ее квартира бы была выдержана в светлых тонах, с голубым или нежно-зеленым ковролином на полах, с одноцветными стенами, на которых бы висели современные эстампы. Где-нибудь в углу под бра с мягким светом стояло бы плетеное кресло для Павла, в котором бы он читал книги, и еще одно для самой Натальи, изредка любившей что-нибудь смастерить собственными руками: связать свитерок или шапочку, вышить салфетку. Да просто пролистать какой-нибудь женский журнал! А в комнате Миши было бы просторно и уютно, чтобы он мог вдоволь погонять по полу машинки, построить не маленький, а гигантский замок, и при этом не рисковал бы ежеминутно наткнуться на какой-нибудь острый угол шкафа или кровати, как здесь.
Но даже и при таком идеальном раскладе надолго избавиться от пристального внимания Зинаиды Петровны им бы не удалось. И Наташа это прекрасно понимала. Пока существует общественный транспорт и свободное время в жизни конкретно взятого человека, он будет доставать их своим присутствием. Значит — придется выяснять отношения и ставить некие границы: это — твоя жизнь, а это — наша. И не влезай сюда, если тебе не нужны осложнения. Но как же не хочется этого делать! Да и Павел, вполне возможно, займет в этом конфликте сторону матери. Не потому что та права, а потому что слабее. Такой уж он человек, и ничего с этим не поделать. Не ругаться же с ним, в самом деле! Только этого еще не хватало!
В принципе, Наталья давно уже могла снять для себя с Павлом и Мишей квартиру, но, взвешивая все «за» и «против» приходила к неутешительному выводу, что их это решение не спасет. Увы. Пока что плюсы проживания вместе с Зинаидой Петровной перевешивали минусы ее назойливости. И ее приходилось терпеть. Временами даже стиснув зубы и сжав кулаки, поскольку, что к ней, что к Павлу свекровь относилась как к паре несмышленышей вроде Миши. Правда, Натальину зарплату на ведение хозяйства принимала охотно и с благодарностью. Что, впрочем, не мешало ей буквально через пять минут посетовать на то, что Наташа, дескать, совсем себя не бережет — такую короткую юбку на работу таскает, что, того гляди, все свои женские радости застудит. И колготки бы надо было не нейлоновые, а шерстяные носить — больше пользы. Приходилось поспешно ретироваться куда-нибудь в ванную, пока сетования не перестали в лекцию на тему «как тебе следует жить».
На работе про Наташкины проблемы и переживания не знал никто. Она с самого первого дня своего пребывания в фирме поставила себя так, что даже самые досужие сплетницы и болтушки для себя твердо уяснили, что эту новенькую лучше не трогать и ни о чем не спрашивать — все равно не ответит. Или скажет что-нибудь односложное. «Ты замужем? — Да. Дети есть? — да. Сын, дочка? — сын». И все. Больше от нее ничего не добьешься. Да и местные ловеласы быстро переключились на более доступных подруг, поскольку на стандартные заигрывания-провокации Наташка не велась.
С одной стороны, Наталье на первых порах из-за этого было слегка неуютно в своем новом коллективе. Но она знала, что делает. Ее опыт работы в деканате показал, что начальство болтунов не любит. А она хотела пробиться наверх. Если уж заниматься делом — то всерьез и на высоком уровне. А прозябать в младшем офисном персонале и промывать кому-нибудь косточки — это не для нее. Расплачиваться маленькой зарплатой за свой длинный язык — глупее этого было сложно что-либо придумать. А то, что про нее распускают слухи, что она — фригидная недотрога и зазнайка, так это проблемы тех, кто все эти гадости придумывает.
Впрочем, это отнюдь не означало, что Наталья не прислушивалась к тому, что говорят другие. Прислушивалась, и еще как! Ей надо было понять все тайные нити взаимоотношений, царящих на фирме, чтобы знать, кто реально отвечает за выполнение дела, а кто «играет во второй лиге». Дошло до комизма: она умудрилась вычислить две любовные интрижки между своими коллегами еще до того, как они реально имели место. Психология иногда попадает в разряд довольно точных наук, если, конечно, ею занимаешься всерьез.
Результатами своих умозаключений Наталья ни с кем не делилась, зато точно знала, когда и с какими новостями подходить к шефу. Именно она натолкнула его на мысль импортировать мозаичную плитку, подтвердив свои логические выкладки фотографиями из последних журналов по дизайну и интерьеру. И победа! Мозаику действительно разбирали на ура. А как она вовремя сообщила шефу о простаивающем отечественном стекольном заводике, узнав про него из полутораминутного утреннего телерепортажа! Теперь этот заводик вовсю клепал эксклюзивные столешницы, абажуры и прочие предметы интерьера по эскизам племянника шефа — талантливого художника, производившего на окружающих впечатление «не от мира сего» в силу довольно экстравагантного поведения, поэтому до поры до времени творящего исключительно для себя и своих близких. В итоге художник получил работу, шеф решил проблему трудоустройства родственника, заказчики наслаждались вещицами, выполненными в единственном экземпляре, а Наталья получила весомую прибавку к зарплате. Про стекольщиков и говорить нечего, и так все понятно. И подобные идеи возникали у Наташки довольно регулярно. Она была открыта для любой информации, а уж как ее использовать — это были ее заботы.
Если бы ее сейчас спросили — довольна ли она своей жизнью, счастлива ли — Наталья, не задумываясь, ответила, что да, вполне. А что еще желать: работа спорится, любимый человек тебя поддерживает, сын растет. А то, что трудности встречаются — так у кого их нет? Жизнь слишком правильная и скучная — так она сама себе такую выбрала, о чем здесь говорить. Хотелось бы, конечно, иногда чего-то такого, волнующего — так, где это самое волнующее взять? В театры они с Павлом ходить не любители, на концерты тоже, скорей уж купят видеокассету с каким-нибудь фильмом. В рестораны Павла точно не затащишь, у него к подобным местам стойкое предубеждение. Впрочем, у каждого свои тараканы в голове. Так что все развлечения временно уступают место работе. А ближайшие глобальные цели, которые Наташка благодаря этой самой работе сможет осуществить — это квартира и машина (Наталья всерьез решила освоить водительское мастерство, поскольку добираться на работу на общественном транспорте в часы пик ей с каждым днем все больше и больше осточертевало). Потом можно будет уже подумать о даче, чтобы Мишка летом свежим воздухом дышал, или о чем-нибудь еще этаком. Например, скупить все новинки из области бытовой техники: от обычного электрического чайника до электроплиты с абсолютно плоской поверхностью и навороченной стиральной машинки. И еще микроволновую печь с моющим пылесосом до кучи. И кофеварку, такую, как в рекламе показывают. И радиотелефон с автоответчиком. Но это все еще нескоро. А мечтать не вредно, вредно как раз наоборот.
* * *
За всеми своими мыслями Наталья и не заметила, как подкрался конец рабочего дня. Без пяти шесть она выключила свой компьютер, обновила макияж, переобулась в осенние туфли и, надев плащ, покинула офис, распрощавшись со своими коллегами.А на улице ее подстерегала крупная засада в виде противного и холодного дождика. Как назло, в этот день она не взяла с собой зонт, а мокнуть на автобусной остановке в ожидании транспорта как-то не хотелось. То есть абсолютно. Поэтому, недолго посовещавшись сама с собой, Наталья призывно протянула руку, подавая понятный всем проезжающим машинам сигнал: есть пассажир!
Но удача в этот день, видимо, про нее забыла. Наташка стояла уже пять минут, но никто останавливаться и подвозить ее до дома не торопился. И автобуса тоже не было. Вот паразитство!
Наконец-то притормозил какой-то Форд. Водитель узнал, куда нужно Наталье, покачал головой и укатил. Наталья снова подняла руку. Потоки дождя уже струйками сбегали по ее лицу, забирались под шейный платок и вызывали ощутимый озноб. Да и туфли в носах промокли. Черт, лишь бы не заболеть, ей только этого сейчас для полного счастья и не хватало!