Когда Метлицкий укладывал трубку в карман, на лице его трудно было прочесть какое-то конкретное выражение. В глазах его читались и злоба, и раздражение, и удовольствие, и страх.
– Ты самый дрянной дед из всех, кого мне доводилось встречать, – сообщил он Бабушкину. – Мы едем в Ордынск. Я хочу, чтобы ты увидел место, где Мартынов спас мне жизнь.
– Что?..
– Хватит прихериваться под глухого, – рассердился Метлицкий. – Когда ты узнаешь всю правду, тогда, быть может, ты по-другому будешь смотреть эту историю. И еще одна истина, которая для тебя до сих пор была недосягаема, – смахнув со столика сигареты, майор встал и сверху вниз посмотрел на Бабушкина. – Мария Макарова, похищенная неизвестными – это любовь Мартынова, ради которой он не один раз клал голову на плаху. Если бы я хотел достать Мартынова, я похитил бы Машу, с которой хорошо знаком и которой помог захоронить в Ордынске тело Мартынова. Тогда я не знал, что хороню другого. Мартынова в России могли искать только люди Малкольма – главы концерна «Хэммет Старс». Есть такая организация, занимающаяся спортивным менеджментом. Мартынов был послан разыскать человека, чтобы отдать ему долг. Сейчас же я склонен думать, что Мартынов был использован для того, чтобы просто найти кредитора. Малкольм захотел забрать все деньги себе, убрав и сына Виктора Малькова, и Мартынова.
– Вы постоянно рассказываете мне одну и ту же историю, но никак не можете заставить себя рассказать ее таким образом, чтобы у меня не было причин для новых вопросов. Еще вчера, когда из ваших уст прозвучала фамилия Мальков, я подумал о том, что когда-то давно эту фамилию уже слышал. И не просто слышал, а был с нею каким-то образом связан…
– Сколько лет ты живешь и работаешь в Ордынске?
– Живу всю жизнь, а работаю… – Бабушкин поправил на носу очки. – Да скоро тридцать два года уже. Подожди-ка, Рома…
По тому, как побелело лицо старика и тот впервые назвал Метлицкого по имени, майор понял, что скоро наступит черед удивляться и ему.
Дмитрий Бабушкин, немолодой уже мужчина, вспомнил один странный случай, произошедший в самом начале его служебной карьеры. Его вызвал к себе начальник РОВД и, познакомив с двумя сотрудниками, прибывшими из Новосибирска – тогда Дима Бабушкин смотрел на этих двоих с восхищением и гордился тем, что именно ему досталась почетная обязанность помогать ГУВД – велел отправляться вместе с ними в адрес. Там, по информации розыскников-областников, должен был находиться подозреваемый в двух убийствах мужчина. Мужчину взяли, хотя и не без шума. Но дело все равно закончилось трагедией – мальчишка, сын задерживаемого фигуранта, напал на одного из приезжих и пробил ему голову молотком. Бабушкин и сейчас помнил хриплый рев тридцатилетней давности: «Он Воропаева завалил!..» Так кричал один из приезжих.
– Неужели…
– Это и были отец и сын Мальковы, – тихо проговорил Метлицкий. – Первого расстреляли по приговору суда за убийство убийц его жены, второй умер у меня на руках. И это последнему Мартынов должен был передать три миллиона долларов. Сейчас я понимаю, что Малкольм не собирался оставлять ему и цента. Он собирался убить и Малькова, и Мартынова, но сначала ему нужно было узнать от Андрея номер счета, с которого должны были перераспределяться средства. Теперь вы понимаете, Бабушкин, кто охотится за Мартыновым?
– Американцы, что ли?
– Молодец, старик, с пятого раза сообразил. Ситуация усугубляется тем, что Мартынов не верит Малкольму, поскольку догадался, что тот его использовал и собирался убрать, а Малкольм вряд ли информирован о том, что Мальков умер. Машу люди главы «Хэммет Старс» взяли, чтобы давить на Мартынова. Вот такие дела, старик. Просто хоть кино снимай «Невероятные приключения американцев в России». Поэтому я и спросил вчера – умели ли разговаривать на английском те трое, что сейчас перевезены с борта теплохода в городской морг. Это очень важно, если ты понимаешь, о чем я говорю… Ладно, пошли что ли.
Кивнув Бабушкину, майор направился к выходу. Уже в машине, посмотрев долгим взглядом на следователя, Рома улыбнулся:
– Черт с тобой. Устроим мы тебе почетную отставку. Мне и самому хочется узнать, чем закончится эта история. Мы едем в Ордынск. К кирпичному дому, где растет сосна. К тому месту, где я в последний раз попрощался с Андреем Мартыновым. Заметь, после того я ни разу не пожалел об этом знакомстве…
Глава 2 НЕПРИСТОЙНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Глава 3 ПО ГОРЯЧИМ СЛЕДАМ
Глава 4 ЧАЕПИТИЕ ПО-ОРДЫНСКИ
– Ты самый дрянной дед из всех, кого мне доводилось встречать, – сообщил он Бабушкину. – Мы едем в Ордынск. Я хочу, чтобы ты увидел место, где Мартынов спас мне жизнь.
– Что?..
– Хватит прихериваться под глухого, – рассердился Метлицкий. – Когда ты узнаешь всю правду, тогда, быть может, ты по-другому будешь смотреть эту историю. И еще одна истина, которая для тебя до сих пор была недосягаема, – смахнув со столика сигареты, майор встал и сверху вниз посмотрел на Бабушкина. – Мария Макарова, похищенная неизвестными – это любовь Мартынова, ради которой он не один раз клал голову на плаху. Если бы я хотел достать Мартынова, я похитил бы Машу, с которой хорошо знаком и которой помог захоронить в Ордынске тело Мартынова. Тогда я не знал, что хороню другого. Мартынова в России могли искать только люди Малкольма – главы концерна «Хэммет Старс». Есть такая организация, занимающаяся спортивным менеджментом. Мартынов был послан разыскать человека, чтобы отдать ему долг. Сейчас же я склонен думать, что Мартынов был использован для того, чтобы просто найти кредитора. Малкольм захотел забрать все деньги себе, убрав и сына Виктора Малькова, и Мартынова.
– Вы постоянно рассказываете мне одну и ту же историю, но никак не можете заставить себя рассказать ее таким образом, чтобы у меня не было причин для новых вопросов. Еще вчера, когда из ваших уст прозвучала фамилия Мальков, я подумал о том, что когда-то давно эту фамилию уже слышал. И не просто слышал, а был с нею каким-то образом связан…
– Сколько лет ты живешь и работаешь в Ордынске?
– Живу всю жизнь, а работаю… – Бабушкин поправил на носу очки. – Да скоро тридцать два года уже. Подожди-ка, Рома…
По тому, как побелело лицо старика и тот впервые назвал Метлицкого по имени, майор понял, что скоро наступит черед удивляться и ему.
Дмитрий Бабушкин, немолодой уже мужчина, вспомнил один странный случай, произошедший в самом начале его служебной карьеры. Его вызвал к себе начальник РОВД и, познакомив с двумя сотрудниками, прибывшими из Новосибирска – тогда Дима Бабушкин смотрел на этих двоих с восхищением и гордился тем, что именно ему досталась почетная обязанность помогать ГУВД – велел отправляться вместе с ними в адрес. Там, по информации розыскников-областников, должен был находиться подозреваемый в двух убийствах мужчина. Мужчину взяли, хотя и не без шума. Но дело все равно закончилось трагедией – мальчишка, сын задерживаемого фигуранта, напал на одного из приезжих и пробил ему голову молотком. Бабушкин и сейчас помнил хриплый рев тридцатилетней давности: «Он Воропаева завалил!..» Так кричал один из приезжих.
– Неужели…
– Это и были отец и сын Мальковы, – тихо проговорил Метлицкий. – Первого расстреляли по приговору суда за убийство убийц его жены, второй умер у меня на руках. И это последнему Мартынов должен был передать три миллиона долларов. Сейчас я понимаю, что Малкольм не собирался оставлять ему и цента. Он собирался убить и Малькова, и Мартынова, но сначала ему нужно было узнать от Андрея номер счета, с которого должны были перераспределяться средства. Теперь вы понимаете, Бабушкин, кто охотится за Мартыновым?
– Американцы, что ли?
– Молодец, старик, с пятого раза сообразил. Ситуация усугубляется тем, что Мартынов не верит Малкольму, поскольку догадался, что тот его использовал и собирался убрать, а Малкольм вряд ли информирован о том, что Мальков умер. Машу люди главы «Хэммет Старс» взяли, чтобы давить на Мартынова. Вот такие дела, старик. Просто хоть кино снимай «Невероятные приключения американцев в России». Поэтому я и спросил вчера – умели ли разговаривать на английском те трое, что сейчас перевезены с борта теплохода в городской морг. Это очень важно, если ты понимаешь, о чем я говорю… Ладно, пошли что ли.
Кивнув Бабушкину, майор направился к выходу. Уже в машине, посмотрев долгим взглядом на следователя, Рома улыбнулся:
– Черт с тобой. Устроим мы тебе почетную отставку. Мне и самому хочется узнать, чем закончится эта история. Мы едем в Ордынск. К кирпичному дому, где растет сосна. К тому месту, где я в последний раз попрощался с Андреем Мартыновым. Заметь, после того я ни разу не пожалел об этом знакомстве…
Глава 2 НЕПРИСТОЙНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Маше было ясно: если Андрей все вспомнил, но до сих пор об этом не сказал, значит, так нужно. Когда машина доехала до моста и Вайс с людьми стали выбираться из салона, вынуждая к тому же ее и Мартынова, она сообразила, что следует согласовывать свои действия с поведением спутника, каким бы удивительным оно ей ни показалось. Лишь когда они на секунду остались наедине, она прошептала: «Ты ли это?»
И он сжал ее руку.
Машина стояла точно на том месте, откуда она швырнула в воду кейс. Как об этом могли догадаться Вайс и его люди, она не знала. Конечно, в забытьи могла и сболтнуть лишнего. Неизвестно, что за гадость ей вводил в руку омерзительный человечек с мертвым взглядом. Само название «кетамин» ей ни о чем не говорило.
Подручные Вайса о чем-то переговаривались между собой, затем Вайс дал знак следовать за ним. Спустившись к берегу, все пятеро направились вдоль нескончаемых, скрученных в зеленую веревку, рядов водорослей.
– Мартенсон, – не поворачивая головы, позвал Вайс, – как думаете, как далеко мог уплыть чемодан?
– Если его не подняли на борт, то он запросто мог оказаться в Обской губе.
– Это где?
– Этот океан омывает и берега Аляски, сэр.
– Вы глупо пошутили.
– А вы глупо спросили. Откуда я знаю, куда мог уплыть чемодан. Мог вообще никуда не уплыть. Его, например, могли выловить рыбаки!
– Хорошая идея, – согласился Вайс. – Томсон! Пойдите и узнайте, кому принадлежат эти сети.
Обернувшись к девушке, Мартынов посмотрел ей в глаза и громко спросил:
– Послушайте, как вас там, леди, а вы не помните место, куда плюхнулся брошенный вами кейс? Под мостом баржа не проходила? Если учесть такую возможность, Вайс, то круг ваших поисков значительно расширяется. Тогда нам нужно идти в обратном направлении, поскольку никто не может поручиться за то, что баржа не плыла на юг.
Маша перевела взгляд на Вайса и поняла, что Мартынов попал в точку. В голове Вайса шла работа, и было видно, что он пребывает в замешательстве.
Еще около десяти минут они стояли у берега, вдыхая неприятный йодистый запах прокисших водорослей, и лишь когда из ворот стоящего рядом дома вышел Томилин, Вайс посмотрел на Мартынова и заговорил:
– Вы же знаете, Мартенсон… Я должен вернуться в Нью-Йорк либо с документами, либо с вами. Для вас, как мне кажется, лучше было бы первое.
– А вы не рассматривали третий вариант, при котором я могу вернуться в США без вас, но с документами?
Томилин подошел, тяжело дыша. Видимо, он до сих пор не мог отойти от схватки на теплоходе и чувствовал себя сейчас не лучшим образом.
– Два дня назад старик по фамилии Фомин хвалился в пивбаре, что выловил в реке серебряный чемодан.
Лицо Вайса покрылось бордовыми пятнами.
– Как удачно ты сходил! Но неужели сейчас выяснится, что старик час назад умер или он выловил не тот чемоданчик?
– Фомин живет вон в том доме, – Томилин указал рукой на покосившийся сруб. – И он только что зашел к себе во двор с веслами и садком.
– Немыслимо, – прошептал Вайс, направляясь в сторону дома.
Получив тычок в спину от Томилина, Андрей двинулся следом за начальником службы безопасности Малкольма.
Во дворе их встретила крошечная собачонка, залившаяся таким беспрерывным лаем, что действительно становилось страшно от ее намерений порвать цепочку. Вайс бросил:
– Томсон, оставайся с нашими друзьями, пока мы будем беседовать с удачливым рыбаком.
Собака задыхалась от ярости. Скрипнули ступеньки крыльца, завизжали дверные петли. Мартынов вдруг стал спокоен. Лицо его приобрело невозмутимое выражение. Знающие его люди, среди которых здесь был только один, который только что вошел в дом, могли бы сказать, что Мартенсон готовится к драке. Томилину, ныне Томсону, знать Андрея ранее не приходилось, и потому он уже проигрывал.
Жить старику оставалось ровно столько, сколь он намеревался хранить тайну о местонахождении кейса – Мартынов был в этом уверен, потому что он тоже здесь был единственным, кто хорошо знал характер Вайса.
«Сколько времени старик будет морочить им голову? – думал Андрей. – Минуту, не больше. Потом Вайс покажет старику купюру, и тот сразу сдастся. И подпишет себе приговор. Скверно».
Времени на раздумья почти не оставалось, но и ошибаться было нельзя. Каким бы мерзавцем Томилин ни был, он уж никак не дурак.
Томилин, Томилин… эти синие от перстней руки… Трудно утверждать, но, кажется, подобные пейзажи на пальчиках рисуют в Верхоянских лагерях. Судя по цвету перстней, гаденыш откинулся года три назад. А кто у нас в это время под Верхоянском заправлял?.. Ага, конечно, Старостин… Он и сейчас заправляет. Ему еще лет пятнадцать париться. Витя Старостин, Седой… Он-то и давал наказ надолбить этому фраеру на пальцах знаки опущенца, только он, больше никто. Без ведома смотрящего такие вещи не делаются… Эх, Томсон, за что же тебя так народ в зоне невзлюбил?
Интересно, ловишься ли ты на немудреные блесны?..
– Эй, петух…
– Чт… что ты сказал? – изумился Томилин, словно только сейчас услышал подобное обращение. Рука его скользнула за пояс и вернулась оттуда, как и предполагалось, с пистолетом.
– Я вот все хотел спросить, да недосуг было. Что будет, если я где-нибудь по дороге маляву местным пацанам зашлю, что со мной путешествует зек, отравивший жизнь Вите Седому? Скажу: Седого три года назад в ШИЗО [14] «красные» прессовали по наводке Томилина, мол, Томилин администрации шепнул, что «законник» Седой в лагере правильного пацана казнил.
Лицо Томилина побледнело, в глазах его вспыхнул огонь. Процесс соображения у него в голове шел очень медленно. После казни новосибирского авторитета Холода Томилину, понятно, плевать было на братву. Разводить такие дела – тема долгая и подробная, потому что за сдачу вора администрации можно поплатиться жизнью, и рубить с плеча никто не будет. А Томилин, понятно, Седого не сдавал и никакого отношения к нему, вообще, не имел. С ним расправились другие. Но вот само упоминание Мартыновым имени смотрящего за колонией альбиноса Седого сбило бандита с толку.
Несколько секунд потери концентрации.
Удар рукой по кисти и второй – точно в фильтрум.
Самая больная точка на лице человека – окружность, очерчивающая нос, губы и подбородок. Удар в фильтрум – это знает даже начинающий боксер – чреват последствиями. Лучше получить удар в ухо, нежели подставиться под удар в подбородок или нос…
Удара Маша не заметила. Его не успел поймать ее взгляд, как не успел заметить его и взгляд бандита. И удивилась она лишь после того, как пистолет вылетел из руки Томилина, и тот, чуть качнувшись назад, стал заваливаться на Мартынова.
Класс боксера зависит от умения правильно врезать. От сильного дилетантского уличного хлопка противник отлетает назад и рушится на спину.
Если бьет профессионал, то жертва при ударе той же силы, но другой траектории, заваливается на него.
Стряхнув потерявшего сознание Томилина, Андрей с досадой посмотрел на «вальтер», улетевший к собачьей будке. Ругаться с псом времени не было, жизнь старика в доме могла в любой момент оборваться.
– Жди меня здесь, – бросил Мартынов Маше и вскочил на крыльцо.
Через мгновение он был в сенях. Еще через три секунды приоткрыл дверь в прихожую.
Картину, представшую его глазам, назвать неожиданной было нельзя.
В доме пахло сырой рыбой и самосадом. В углу на узкой электрической плитке – чтобы не топить печь по мелочам – свистел вскипевший чайник. Снять его с раскаленной спирали было некому да и незачем.
Вайс стоял посреди комнаты, и в ногах у него лежал покрытый пылью, но еще не утративший блеска кейс.
На продавленном топчане сидел старик и, широко распахнув рот, смотрел на направленный ему в лоб прибор для бесшумной стрельбы.
– Мартенсон…
Во взгляде Вайса отразилась досада. Ствол пистолета переехал с переносицы старика на грудь Андрея.
Мартынов быстро досматривал то, что не успел охватить взглядом в первое мгновение.
Кейс распахнут, бумаги в беспорядке. Значит, успел просмотреть. Быстро…На чем взяли старика? На топчане лежала смятая купюра в пятьсот рублей. Десять миллионов долларов Вайс поменял на восемнадцать долларов по курсу ММВБ.
Андрей помнил, теперь уже помнил, что среди бумаг была и та, изучив которую, не составило бы труда узнать и номер транзитного счета, куда были переведены из Марсельского банка деньги, и код доступа, и дактокарту с отпечатками Артура Малькова. Все, что требовалось Вайсу для выполнения задания Малкольма, находилось сейчас под его ногами в распахнутом чемоданчике.
Уилки развернулся к Мартынову и посмотрел на него тем долгим взглядом, с каким моряки в море сталкивают с доски труп недавнего товарища по общему делу.
Чуть качнувшись назад, Мартынов двинулся в угол. Свист за его спиной был единственным звуком, который тревожил сейчас тишину внутри дома.
– Что за привычка бежать впереди паровоза, Мартен-сон? – подал голос Вайс. – Какого черта? Где Томсон?
– Я попросил его подождать пару минут. Горячее этой ручки Андрей ничего не держал в руке…
– Нам нужно идти, мистер Вайс, – напомнил Уилки, разворачиваясь к хозяину.
– Да, ты прав.
Ствол пистолета еще раз очертил пространство и раздался глухой хлопок.
Несколько секунд Уилки стоял, словно пораженный молнией. В глазах его застыло недоумение. «Может ли быть такое?» – спрашивал взгляд. С отверстием между бровей и без трети черепа Уилки выглядел более чем глупо. За спиной его, в углу, противоположном тому, в котором находился Мартынов, сползала по стене густая слизь бордового цвета.
Через секунду, под глухое стариковское: «Твою мать, что делается-то…», Уилки упал на колени и завалился на спину. В этой позе празднующего победный гол футболиста американский гангстер русского происхождения предстал перед богом.
– Мы оставим девку здесь, Мартенсон, – сообщил Вайс. – И уедем вдвоем. Мы отдадим мистеру Малкольму семь миллионов, три поделим. Это хорошие призовые, Мартенсон. Ты нужен мне там, в Вегасе и Нью-Йорке. Память мы тебе вернем. Все будет в порядке.
Сказанное означало: сейчас нужно кончить деда, выйти во двор и убить Машу и Томсона. С Мартыновым Вайс легко доберется до самолета и пересечет океан.
«Он уверен в том, что я не помню, как его люди пытались убрать меня в гостинице, – подумал Андрей. – Он знает, что я ничего не помню, а потому я сыграю роль партнера до аэропорта имени Кеннеди. Там нас встретят. Три миллиона Малкольм Вайсу, конечно, не отдаст. Если бы босс был способен на такое, он не стал бы пытаться убирать меня в России две недели назад. Тысяч триста – это все, на что способен расщедриться Малкольм. Однако куда лучше получить их в виде одной доли, нежели делиться ими с Уилки и Томсоном…»
– В целом идея соблазнительна, – ответил Мартынов. – Но меня в этом плане кое-что не устраивает. Так, по мелочам. Во-первых, я никогда не убираю подельников, во-вторых, я не хочу убивать девушку. И потом, ты кое-что забыл, Вайс. А вот я хорошо помню. Когда ты в последний раз разговаривал по телефону с двумя своими посланцами? Я могу напомнить – это было ровно тринадцать дней назад. Они сообщили тебе, что обнаружили меня в гостинице и пообещали расправу скорую и бесшумную. Однако я оказался более предусмотрителен, чем они. И с тех пор ты не имеешь о них никаких сведений. Потому-то ты и здесь, Вайс…
Расслабившись, босс охраны «Хэммет Cтарc» рассмеялся и покачал головой:
– Даже спрашивать не хочется, что ты еще вспомнил…
И Мартынов, снова увидев перед собой дульный срез пистолета, стал следить за движением указательного пальца Вайса.
И он сжал ее руку.
Машина стояла точно на том месте, откуда она швырнула в воду кейс. Как об этом могли догадаться Вайс и его люди, она не знала. Конечно, в забытьи могла и сболтнуть лишнего. Неизвестно, что за гадость ей вводил в руку омерзительный человечек с мертвым взглядом. Само название «кетамин» ей ни о чем не говорило.
Подручные Вайса о чем-то переговаривались между собой, затем Вайс дал знак следовать за ним. Спустившись к берегу, все пятеро направились вдоль нескончаемых, скрученных в зеленую веревку, рядов водорослей.
– Мартенсон, – не поворачивая головы, позвал Вайс, – как думаете, как далеко мог уплыть чемодан?
– Если его не подняли на борт, то он запросто мог оказаться в Обской губе.
– Это где?
– Этот океан омывает и берега Аляски, сэр.
– Вы глупо пошутили.
– А вы глупо спросили. Откуда я знаю, куда мог уплыть чемодан. Мог вообще никуда не уплыть. Его, например, могли выловить рыбаки!
– Хорошая идея, – согласился Вайс. – Томсон! Пойдите и узнайте, кому принадлежат эти сети.
Обернувшись к девушке, Мартынов посмотрел ей в глаза и громко спросил:
– Послушайте, как вас там, леди, а вы не помните место, куда плюхнулся брошенный вами кейс? Под мостом баржа не проходила? Если учесть такую возможность, Вайс, то круг ваших поисков значительно расширяется. Тогда нам нужно идти в обратном направлении, поскольку никто не может поручиться за то, что баржа не плыла на юг.
Маша перевела взгляд на Вайса и поняла, что Мартынов попал в точку. В голове Вайса шла работа, и было видно, что он пребывает в замешательстве.
Еще около десяти минут они стояли у берега, вдыхая неприятный йодистый запах прокисших водорослей, и лишь когда из ворот стоящего рядом дома вышел Томилин, Вайс посмотрел на Мартынова и заговорил:
– Вы же знаете, Мартенсон… Я должен вернуться в Нью-Йорк либо с документами, либо с вами. Для вас, как мне кажется, лучше было бы первое.
– А вы не рассматривали третий вариант, при котором я могу вернуться в США без вас, но с документами?
Томилин подошел, тяжело дыша. Видимо, он до сих пор не мог отойти от схватки на теплоходе и чувствовал себя сейчас не лучшим образом.
– Два дня назад старик по фамилии Фомин хвалился в пивбаре, что выловил в реке серебряный чемодан.
Лицо Вайса покрылось бордовыми пятнами.
– Как удачно ты сходил! Но неужели сейчас выяснится, что старик час назад умер или он выловил не тот чемоданчик?
– Фомин живет вон в том доме, – Томилин указал рукой на покосившийся сруб. – И он только что зашел к себе во двор с веслами и садком.
– Немыслимо, – прошептал Вайс, направляясь в сторону дома.
Получив тычок в спину от Томилина, Андрей двинулся следом за начальником службы безопасности Малкольма.
Во дворе их встретила крошечная собачонка, залившаяся таким беспрерывным лаем, что действительно становилось страшно от ее намерений порвать цепочку. Вайс бросил:
– Томсон, оставайся с нашими друзьями, пока мы будем беседовать с удачливым рыбаком.
Собака задыхалась от ярости. Скрипнули ступеньки крыльца, завизжали дверные петли. Мартынов вдруг стал спокоен. Лицо его приобрело невозмутимое выражение. Знающие его люди, среди которых здесь был только один, который только что вошел в дом, могли бы сказать, что Мартенсон готовится к драке. Томилину, ныне Томсону, знать Андрея ранее не приходилось, и потому он уже проигрывал.
Жить старику оставалось ровно столько, сколь он намеревался хранить тайну о местонахождении кейса – Мартынов был в этом уверен, потому что он тоже здесь был единственным, кто хорошо знал характер Вайса.
«Сколько времени старик будет морочить им голову? – думал Андрей. – Минуту, не больше. Потом Вайс покажет старику купюру, и тот сразу сдастся. И подпишет себе приговор. Скверно».
Времени на раздумья почти не оставалось, но и ошибаться было нельзя. Каким бы мерзавцем Томилин ни был, он уж никак не дурак.
Томилин, Томилин… эти синие от перстней руки… Трудно утверждать, но, кажется, подобные пейзажи на пальчиках рисуют в Верхоянских лагерях. Судя по цвету перстней, гаденыш откинулся года три назад. А кто у нас в это время под Верхоянском заправлял?.. Ага, конечно, Старостин… Он и сейчас заправляет. Ему еще лет пятнадцать париться. Витя Старостин, Седой… Он-то и давал наказ надолбить этому фраеру на пальцах знаки опущенца, только он, больше никто. Без ведома смотрящего такие вещи не делаются… Эх, Томсон, за что же тебя так народ в зоне невзлюбил?
Интересно, ловишься ли ты на немудреные блесны?..
– Эй, петух…
– Чт… что ты сказал? – изумился Томилин, словно только сейчас услышал подобное обращение. Рука его скользнула за пояс и вернулась оттуда, как и предполагалось, с пистолетом.
– Я вот все хотел спросить, да недосуг было. Что будет, если я где-нибудь по дороге маляву местным пацанам зашлю, что со мной путешествует зек, отравивший жизнь Вите Седому? Скажу: Седого три года назад в ШИЗО [14] «красные» прессовали по наводке Томилина, мол, Томилин администрации шепнул, что «законник» Седой в лагере правильного пацана казнил.
Лицо Томилина побледнело, в глазах его вспыхнул огонь. Процесс соображения у него в голове шел очень медленно. После казни новосибирского авторитета Холода Томилину, понятно, плевать было на братву. Разводить такие дела – тема долгая и подробная, потому что за сдачу вора администрации можно поплатиться жизнью, и рубить с плеча никто не будет. А Томилин, понятно, Седого не сдавал и никакого отношения к нему, вообще, не имел. С ним расправились другие. Но вот само упоминание Мартыновым имени смотрящего за колонией альбиноса Седого сбило бандита с толку.
Несколько секунд потери концентрации.
Удар рукой по кисти и второй – точно в фильтрум.
Самая больная точка на лице человека – окружность, очерчивающая нос, губы и подбородок. Удар в фильтрум – это знает даже начинающий боксер – чреват последствиями. Лучше получить удар в ухо, нежели подставиться под удар в подбородок или нос…
Удара Маша не заметила. Его не успел поймать ее взгляд, как не успел заметить его и взгляд бандита. И удивилась она лишь после того, как пистолет вылетел из руки Томилина, и тот, чуть качнувшись назад, стал заваливаться на Мартынова.
Класс боксера зависит от умения правильно врезать. От сильного дилетантского уличного хлопка противник отлетает назад и рушится на спину.
Если бьет профессионал, то жертва при ударе той же силы, но другой траектории, заваливается на него.
Стряхнув потерявшего сознание Томилина, Андрей с досадой посмотрел на «вальтер», улетевший к собачьей будке. Ругаться с псом времени не было, жизнь старика в доме могла в любой момент оборваться.
– Жди меня здесь, – бросил Мартынов Маше и вскочил на крыльцо.
Через мгновение он был в сенях. Еще через три секунды приоткрыл дверь в прихожую.
Картину, представшую его глазам, назвать неожиданной было нельзя.
В доме пахло сырой рыбой и самосадом. В углу на узкой электрической плитке – чтобы не топить печь по мелочам – свистел вскипевший чайник. Снять его с раскаленной спирали было некому да и незачем.
Вайс стоял посреди комнаты, и в ногах у него лежал покрытый пылью, но еще не утративший блеска кейс.
На продавленном топчане сидел старик и, широко распахнув рот, смотрел на направленный ему в лоб прибор для бесшумной стрельбы.
– Мартенсон…
Во взгляде Вайса отразилась досада. Ствол пистолета переехал с переносицы старика на грудь Андрея.
Мартынов быстро досматривал то, что не успел охватить взглядом в первое мгновение.
Кейс распахнут, бумаги в беспорядке. Значит, успел просмотреть. Быстро…На чем взяли старика? На топчане лежала смятая купюра в пятьсот рублей. Десять миллионов долларов Вайс поменял на восемнадцать долларов по курсу ММВБ.
Андрей помнил, теперь уже помнил, что среди бумаг была и та, изучив которую, не составило бы труда узнать и номер транзитного счета, куда были переведены из Марсельского банка деньги, и код доступа, и дактокарту с отпечатками Артура Малькова. Все, что требовалось Вайсу для выполнения задания Малкольма, находилось сейчас под его ногами в распахнутом чемоданчике.
Уилки развернулся к Мартынову и посмотрел на него тем долгим взглядом, с каким моряки в море сталкивают с доски труп недавнего товарища по общему делу.
Чуть качнувшись назад, Мартынов двинулся в угол. Свист за его спиной был единственным звуком, который тревожил сейчас тишину внутри дома.
– Что за привычка бежать впереди паровоза, Мартен-сон? – подал голос Вайс. – Какого черта? Где Томсон?
– Я попросил его подождать пару минут. Горячее этой ручки Андрей ничего не держал в руке…
– Нам нужно идти, мистер Вайс, – напомнил Уилки, разворачиваясь к хозяину.
– Да, ты прав.
Ствол пистолета еще раз очертил пространство и раздался глухой хлопок.
Несколько секунд Уилки стоял, словно пораженный молнией. В глазах его застыло недоумение. «Может ли быть такое?» – спрашивал взгляд. С отверстием между бровей и без трети черепа Уилки выглядел более чем глупо. За спиной его, в углу, противоположном тому, в котором находился Мартынов, сползала по стене густая слизь бордового цвета.
Через секунду, под глухое стариковское: «Твою мать, что делается-то…», Уилки упал на колени и завалился на спину. В этой позе празднующего победный гол футболиста американский гангстер русского происхождения предстал перед богом.
– Мы оставим девку здесь, Мартенсон, – сообщил Вайс. – И уедем вдвоем. Мы отдадим мистеру Малкольму семь миллионов, три поделим. Это хорошие призовые, Мартенсон. Ты нужен мне там, в Вегасе и Нью-Йорке. Память мы тебе вернем. Все будет в порядке.
Сказанное означало: сейчас нужно кончить деда, выйти во двор и убить Машу и Томсона. С Мартыновым Вайс легко доберется до самолета и пересечет океан.
«Он уверен в том, что я не помню, как его люди пытались убрать меня в гостинице, – подумал Андрей. – Он знает, что я ничего не помню, а потому я сыграю роль партнера до аэропорта имени Кеннеди. Там нас встретят. Три миллиона Малкольм Вайсу, конечно, не отдаст. Если бы босс был способен на такое, он не стал бы пытаться убирать меня в России две недели назад. Тысяч триста – это все, на что способен расщедриться Малкольм. Однако куда лучше получить их в виде одной доли, нежели делиться ими с Уилки и Томсоном…»
– В целом идея соблазнительна, – ответил Мартынов. – Но меня в этом плане кое-что не устраивает. Так, по мелочам. Во-первых, я никогда не убираю подельников, во-вторых, я не хочу убивать девушку. И потом, ты кое-что забыл, Вайс. А вот я хорошо помню. Когда ты в последний раз разговаривал по телефону с двумя своими посланцами? Я могу напомнить – это было ровно тринадцать дней назад. Они сообщили тебе, что обнаружили меня в гостинице и пообещали расправу скорую и бесшумную. Однако я оказался более предусмотрителен, чем они. И с тех пор ты не имеешь о них никаких сведений. Потому-то ты и здесь, Вайс…
Расслабившись, босс охраны «Хэммет Cтарc» рассмеялся и покачал головой:
– Даже спрашивать не хочется, что ты еще вспомнил…
И Мартынов, снова увидев перед собой дульный срез пистолета, стал следить за движением указательного пальца Вайса.
Глава 3 ПО ГОРЯЧИМ СЛЕДАМ
– Я ненавижу эти провинциальные городишки, – поморщился Метлицкий, щурясь под солнечными лучами, пронизывающими ветровое стекло. – Здесь все друг друга знают, и из свидетелей не выдавить и слова.
– Это если только тот, кто интересуется, сам не местный житель, – буркнул Бабушкин и стал опускать стекло со своей стороны.
Узнавший его старшина милиции на посту ГИБДД тотчас оторвался от будки и с улыбкой стал приближаться к «рубоповской» машине.
– Как же, – сказал он, выслушав Бабушкина, – не было чужаков? Были, конечно. Черный джип «Крузер». Опять, наверное, на охоту приехали. Но вот сколько человек в машине было и как они выглядели – извините. Сами знаете, как теперь стекла тонируют.
– Когда они пост проехали? – поинтересовался Метлицкий, глядя прямо перед собой. Старшина ему не нравился, от старшины несло душком мздоимства.
– А вы, товарищ, позвольте, кто будете? – полюбопытствовал инспектор вкрадчивым голосом, после чего майор окончательно убедился в том, что старшина живет хорошо, и живет он хорошо только потому, что живет на этом посту.
– Майором буду. Начальником отдела по борьбе с бандитизмом. Но в часы досуга не прочь и прочую шушеру половить.
Выяснилось, что джип «Крузер» въехал в поселок час назад и до сих пор не проезжал в обратном направлении, из чего следовало, что водитель либо задержался в Ордынске, либо проехал его насквозь, выехал на трассу и проследовал дальше. Однако если бы поселок являлся тем местом, где водителю нужно было заправиться или перекусить, то все необходимое было близ поста, и в этом случае внедорожник постоянно находился бы в поле зрения инспектора.
Около дома Макаровой, хорошо известного Метлицкому, они провели не более десяти минут. Стукнули в дверь на втором этаже, где проживала женщина (чем черт не шутит?), Бабушкин поболтал с соседкой, называя ее по имени, и когда стало ясно, что новой информации не прибавилось, выехали со двора.
Решение напрашивалось само собой.
– Едем на пост за поселком, – заявил Метлицкий. – Если джип выезжал, его должны были заметить.
– Об этом можно было спросить старшину, – сказал Бабушкин. – Ему связаться с тем постом – один раз тангенту на рации нажать.
– Не нравится мне этот мент. У него рожа продажная.
– Нельзя так о милиционерах, товарищ милиционер, – вздохнул Бабушкин. – Семипятов – человек заслуженный.
Метлицкий спорить не стал: Бабушкин для него был местным.
На посту, оборудованном точно так же, как и пост на въезде, скучал старший сержант. На вопросы инспектор отвечал бойко, говорил много лишнего, стараясь угодить большому человеку из области – в поселках любой человек из области большой – и если бы его спрашивали не об одной машине, а о пяти, то беседа могла бы затянуться до вечера.
– Ладно, ладно, спасибо, – поблагодарил Метлицкий, уже не зная, как отделаться от сержанта, который следовал за ним и продолжал говорить. – Я понял, черный джип из поселка не выезжал.
И принял решение.
– Будем гонять по Ордынску, пока не наткнемся на джип, – Метлицкий крутанул руль и свернул в переулок. – Его, конечно, могут поставить в гараж, если водитель приехал к родственникам. Но в этом случае старшина должен был знать этих родственников, а не крутить луну. Значит, родственники отпадают. Чужого в свой гараж не поставят. Машина должна где-то светиться свежей кляксой.
Через полчаса стало ясно, что в Ордынске джип отсутствует. Не помогли даже разведбеседы Бабушкина со всеми, кто встречался на дороге, и это было уже чересчур. Кто-то лгал – либо старшина, либо сержант, либо все, кто оказывался на пути «рубоповской» машины.
– Скажите, Бабушкин, – задумчиво проговорил Метлицкий, остановив авто в тени раскинувшей лапы над дорогой столетней ели, – а у вас тут нет подземных стоянок? Может, это главе администрации машину выделили, да тот ее к себе под дом загнал?
Следователь откровенно нервничал. Отвечать на риторические вопросы Бабушкину не хотелось. У главы была «Тойота», подземного гаража у него не было, а гараж администрации они только что посетили.
– Идея, конечно, шаткая, но все-таки… – пробормотал Бабушкин, подпирая голову рукой и шевеля пальцами. – Эта дорога ведет к Орде. Это такая речка, майор… Может, они туда спустились?
– Очень шаткая идея, – заверил Метлицкий, – приехать в Ордынск и спуститься к берегу.
– Я готов выслушать более приемлемую.
Не ответив, майор включил передачу и стал двигаться по пологому асфальтированному спуску.
– Шаткая, говоришь… – глухо проговорил Бабушкин, вглядываясь в очертания черного внедорожника в трехстах метрах от себя. – Я тебе одно могу сказать – у деда Фомина родственников на джипах нет. Самогоном не торгует, да и вряд ли к нему могли приехать из города на «Крузере», чтобы купить первача. Задолжать миллион братве он тоже не мог. Тогда какого черта эта тачка делает у его дома?
Выяснить это можно было только одним способом.
– Прав ты, конечно, – вздохнул Метлицкий, направляя машину к дому Фомина. Машина съехала на слежавшуюся пыль и теперь находилась в эпицентре пыльной бури. Раздражаясь все больше, майор нажал на акселератор, и автомобиль выскочил на грунт. – Но быть того не может, чтобы мы, войдя в эту халупу, увидели и Мартынова, и Марию, и англоязычных захватчиков. Бред. Я вообще не понимаю, зачем повелся на твои призывы…
Но, приоткрыв калитку, он вынужден был стремительным рывком выдернуть из-за скрытой поясной кобуры «Глок» и замереть на месте.
Бабушкин за спиной гренадера Метлицкого тоже превратился в статую. Неизвестно, чем приторговывал Фомин, но картина, открывшаяся глазам обоих милиционеров во дворе его дома, их, надо сказать, поразила.
У самой калитки, едва не касаясь головой ограды, лежал детина лет тридцати. Закатившиеся глаза его свидетельствовали о глубоком обмороке, а распухшее лицо – о переломе верхней челюсти. Оценив ущерб, нанесенный здоровью неизвестного, Метлицкий почувствовал легкий мандраж. Если бы на месте ушиба виднелась рваная рана, то можно было бы смело утверждать, что несчастного ударили по лицу бейсбольной битой или любым другим предметом, похожим на нее. Однако на лице потерпевшего не было ни ссадины, а невероятных размеров гематома говорила о том, что били рукой. И ударить так мог только боксер.
Полчаса назад, не больше, оценив цвет повреждения, определил майор время нанесения удара. И отметил про себя, что одежда на потерпевшем довольно дорогая.
Тут же он услышал у себя за спиной:
– Возле будки, рядом с шавкой – пистолет.
– Я его увидел, едва вошел во двор. Стойте здесь, Бабушкин, я в ответе за вашу пенсию. – Сняв предохранитель, Метлицкий кошкой проскользнул в сени и потянул за ручку дверь, ведущую в дом.
Как и Мартынов двадцать пять минут назад, майор остановился на пороге как вкопанный.
– Это если только тот, кто интересуется, сам не местный житель, – буркнул Бабушкин и стал опускать стекло со своей стороны.
Узнавший его старшина милиции на посту ГИБДД тотчас оторвался от будки и с улыбкой стал приближаться к «рубоповской» машине.
– Как же, – сказал он, выслушав Бабушкина, – не было чужаков? Были, конечно. Черный джип «Крузер». Опять, наверное, на охоту приехали. Но вот сколько человек в машине было и как они выглядели – извините. Сами знаете, как теперь стекла тонируют.
– Когда они пост проехали? – поинтересовался Метлицкий, глядя прямо перед собой. Старшина ему не нравился, от старшины несло душком мздоимства.
– А вы, товарищ, позвольте, кто будете? – полюбопытствовал инспектор вкрадчивым голосом, после чего майор окончательно убедился в том, что старшина живет хорошо, и живет он хорошо только потому, что живет на этом посту.
– Майором буду. Начальником отдела по борьбе с бандитизмом. Но в часы досуга не прочь и прочую шушеру половить.
Выяснилось, что джип «Крузер» въехал в поселок час назад и до сих пор не проезжал в обратном направлении, из чего следовало, что водитель либо задержался в Ордынске, либо проехал его насквозь, выехал на трассу и проследовал дальше. Однако если бы поселок являлся тем местом, где водителю нужно было заправиться или перекусить, то все необходимое было близ поста, и в этом случае внедорожник постоянно находился бы в поле зрения инспектора.
Около дома Макаровой, хорошо известного Метлицкому, они провели не более десяти минут. Стукнули в дверь на втором этаже, где проживала женщина (чем черт не шутит?), Бабушкин поболтал с соседкой, называя ее по имени, и когда стало ясно, что новой информации не прибавилось, выехали со двора.
Решение напрашивалось само собой.
– Едем на пост за поселком, – заявил Метлицкий. – Если джип выезжал, его должны были заметить.
– Об этом можно было спросить старшину, – сказал Бабушкин. – Ему связаться с тем постом – один раз тангенту на рации нажать.
– Не нравится мне этот мент. У него рожа продажная.
– Нельзя так о милиционерах, товарищ милиционер, – вздохнул Бабушкин. – Семипятов – человек заслуженный.
Метлицкий спорить не стал: Бабушкин для него был местным.
На посту, оборудованном точно так же, как и пост на въезде, скучал старший сержант. На вопросы инспектор отвечал бойко, говорил много лишнего, стараясь угодить большому человеку из области – в поселках любой человек из области большой – и если бы его спрашивали не об одной машине, а о пяти, то беседа могла бы затянуться до вечера.
– Ладно, ладно, спасибо, – поблагодарил Метлицкий, уже не зная, как отделаться от сержанта, который следовал за ним и продолжал говорить. – Я понял, черный джип из поселка не выезжал.
И принял решение.
– Будем гонять по Ордынску, пока не наткнемся на джип, – Метлицкий крутанул руль и свернул в переулок. – Его, конечно, могут поставить в гараж, если водитель приехал к родственникам. Но в этом случае старшина должен был знать этих родственников, а не крутить луну. Значит, родственники отпадают. Чужого в свой гараж не поставят. Машина должна где-то светиться свежей кляксой.
Через полчаса стало ясно, что в Ордынске джип отсутствует. Не помогли даже разведбеседы Бабушкина со всеми, кто встречался на дороге, и это было уже чересчур. Кто-то лгал – либо старшина, либо сержант, либо все, кто оказывался на пути «рубоповской» машины.
– Скажите, Бабушкин, – задумчиво проговорил Метлицкий, остановив авто в тени раскинувшей лапы над дорогой столетней ели, – а у вас тут нет подземных стоянок? Может, это главе администрации машину выделили, да тот ее к себе под дом загнал?
Следователь откровенно нервничал. Отвечать на риторические вопросы Бабушкину не хотелось. У главы была «Тойота», подземного гаража у него не было, а гараж администрации они только что посетили.
– Идея, конечно, шаткая, но все-таки… – пробормотал Бабушкин, подпирая голову рукой и шевеля пальцами. – Эта дорога ведет к Орде. Это такая речка, майор… Может, они туда спустились?
– Очень шаткая идея, – заверил Метлицкий, – приехать в Ордынск и спуститься к берегу.
– Я готов выслушать более приемлемую.
Не ответив, майор включил передачу и стал двигаться по пологому асфальтированному спуску.
– Шаткая, говоришь… – глухо проговорил Бабушкин, вглядываясь в очертания черного внедорожника в трехстах метрах от себя. – Я тебе одно могу сказать – у деда Фомина родственников на джипах нет. Самогоном не торгует, да и вряд ли к нему могли приехать из города на «Крузере», чтобы купить первача. Задолжать миллион братве он тоже не мог. Тогда какого черта эта тачка делает у его дома?
Выяснить это можно было только одним способом.
– Прав ты, конечно, – вздохнул Метлицкий, направляя машину к дому Фомина. Машина съехала на слежавшуюся пыль и теперь находилась в эпицентре пыльной бури. Раздражаясь все больше, майор нажал на акселератор, и автомобиль выскочил на грунт. – Но быть того не может, чтобы мы, войдя в эту халупу, увидели и Мартынова, и Марию, и англоязычных захватчиков. Бред. Я вообще не понимаю, зачем повелся на твои призывы…
Но, приоткрыв калитку, он вынужден был стремительным рывком выдернуть из-за скрытой поясной кобуры «Глок» и замереть на месте.
Бабушкин за спиной гренадера Метлицкого тоже превратился в статую. Неизвестно, чем приторговывал Фомин, но картина, открывшаяся глазам обоих милиционеров во дворе его дома, их, надо сказать, поразила.
У самой калитки, едва не касаясь головой ограды, лежал детина лет тридцати. Закатившиеся глаза его свидетельствовали о глубоком обмороке, а распухшее лицо – о переломе верхней челюсти. Оценив ущерб, нанесенный здоровью неизвестного, Метлицкий почувствовал легкий мандраж. Если бы на месте ушиба виднелась рваная рана, то можно было бы смело утверждать, что несчастного ударили по лицу бейсбольной битой или любым другим предметом, похожим на нее. Однако на лице потерпевшего не было ни ссадины, а невероятных размеров гематома говорила о том, что били рукой. И ударить так мог только боксер.
Полчаса назад, не больше, оценив цвет повреждения, определил майор время нанесения удара. И отметил про себя, что одежда на потерпевшем довольно дорогая.
Тут же он услышал у себя за спиной:
– Возле будки, рядом с шавкой – пистолет.
– Я его увидел, едва вошел во двор. Стойте здесь, Бабушкин, я в ответе за вашу пенсию. – Сняв предохранитель, Метлицкий кошкой проскользнул в сени и потянул за ручку дверь, ведущую в дом.
Как и Мартынов двадцать пять минут назад, майор остановился на пороге как вкопанный.
Глава 4 ЧАЕПИТИЕ ПО-ОРДЫНСКИ
Расслабившись, босс охраны «Хэммет Старс» рассмеялся и покачал головой:
– Даже спрашивать не хочется, что ты еще вспомнил…
Мартынов, глядя на дульный срез пистолета, следил за движением указательного пальца Вайса.
– Один вопрос, – сказал он, поняв, что спусковой крючок добрался до своей критической точки. – Как ты будешь выбираться из России?
– Как там у вас говорят: «Yazyk do Kieva dovedet»?
– До Киева такой язык теперь, быть может, и доведет. Но вот в России он тебя доведет только до дверей, над которыми будет висеть вывеска «ФСБ». Ты как та корова, Вайс – где ходишь, там гадишь. Если все лепешки, что ты набросал здесь за неделю, за тобой собрать, то язык твой тебя доведет только до острова Огненный. Это что-то вроде вашего Алькатраса.
Слово «Алькатрас» Вайс уже не слышал. Рядом с Мартыновым что-то взметнулось в воздух и, описав кривую, ринулось на него. По мере приближения разрывающего уши свиста становилось ясно, что это обыкновенный чайник, однако не придавать этому значения было нельзя. Во-первых, чайник запущен Мартенсоном, который если и решает что-то бросить, то делает это сильно и точно, а во-вторых, чайник был уже без крышки и… черт его знает, когда этот Мартенсон успел ее снять!..
Отстраниться или нагнуться было невозможно, Вайсу мешали возраст и отсутствие сноровки. Чайник летел по прямой как заряд из катапульты и, когда в глазах Вайса вспыхнул огонь, а потом по этому огню прошлось пламя кипятка, он закричал. Ударившись обо что-то спиной, а после локтем и головой, он понял, что лежит на спине, а лицо, обваренное кипятком, пузырится и горит огнем.
– Fuck you!.. Fuck!..
Вайс извивался ужом на давно не мытом полу и молил бога, чтобы не пострадали глаза. Если правый еще слезился и различал свет, то левый, лоб над которым почти до кости рассек острый выступ дна чайника, не открывался и не закрывался. Было такое впечатление, что его просто вырвали.
Шагнув к несостоявшемуся убийце, Мартынов прижал ногой его руку, держащую пистолет, и заставил Вайса послать в свой адрес еще одно проклятие.
– Даже спрашивать не хочется, что ты еще вспомнил…
Мартынов, глядя на дульный срез пистолета, следил за движением указательного пальца Вайса.
– Один вопрос, – сказал он, поняв, что спусковой крючок добрался до своей критической точки. – Как ты будешь выбираться из России?
– Как там у вас говорят: «Yazyk do Kieva dovedet»?
– До Киева такой язык теперь, быть может, и доведет. Но вот в России он тебя доведет только до дверей, над которыми будет висеть вывеска «ФСБ». Ты как та корова, Вайс – где ходишь, там гадишь. Если все лепешки, что ты набросал здесь за неделю, за тобой собрать, то язык твой тебя доведет только до острова Огненный. Это что-то вроде вашего Алькатраса.
Слово «Алькатрас» Вайс уже не слышал. Рядом с Мартыновым что-то взметнулось в воздух и, описав кривую, ринулось на него. По мере приближения разрывающего уши свиста становилось ясно, что это обыкновенный чайник, однако не придавать этому значения было нельзя. Во-первых, чайник запущен Мартенсоном, который если и решает что-то бросить, то делает это сильно и точно, а во-вторых, чайник был уже без крышки и… черт его знает, когда этот Мартенсон успел ее снять!..
Отстраниться или нагнуться было невозможно, Вайсу мешали возраст и отсутствие сноровки. Чайник летел по прямой как заряд из катапульты и, когда в глазах Вайса вспыхнул огонь, а потом по этому огню прошлось пламя кипятка, он закричал. Ударившись обо что-то спиной, а после локтем и головой, он понял, что лежит на спине, а лицо, обваренное кипятком, пузырится и горит огнем.
– Fuck you!.. Fuck!..
Вайс извивался ужом на давно не мытом полу и молил бога, чтобы не пострадали глаза. Если правый еще слезился и различал свет, то левый, лоб над которым почти до кости рассек острый выступ дна чайника, не открывался и не закрывался. Было такое впечатление, что его просто вырвали.
Шагнув к несостоявшемуся убийце, Мартынов прижал ногой его руку, держащую пистолет, и заставил Вайса послать в свой адрес еще одно проклятие.