Так они шли довольно долго, сворачивая из одного переулка в другой. Вдруг девушка обернулась, и Теймур едва не налетел на нее. Они остановились как раз на свету. "Очень хорошо, - подумал Теймур, разглядывая девушку. Теперь-то никогда не забуду. Да, хороша чертовка!".
   Девушка насмешливо выпятила нижнюю губу, чуть раскосые, искристые глаза ее щурились. Ростом она была невелика, едва достала бы Теймуру до подбородка. Но с каким независимым видом тряхнула она копной каштановых волос.
   - Что же вы стоите? Я уже дома - вы свой долг выполнили, можете идти.
   Теймур усмехнулся. "Ни разу не произнесла Р. Специально подбирает слова". Большой, не по годам грузный, он загородил девушке дорогу. Та удивленно вскинула тонкие брови.
   - Что еще? Ах, да... Я забыла сказать вам спасибо. Большое спасибо. Вот - моя калитка. Всего наилучшего.
   - Одну минутку... - Теймур задержал ее. - Извините, конечно, ответьте, пожалуйста, на один вопрос.
   Девушка недовольно поморщилась.
   - Ну, что вас интересует?
   Теймур кивнул на ящик.
   - Вы - художница?
   - Да.
   - Мы слыхали, что художники рисуют днем, при солнце, а ночью...
   Девушка перебила его:
   - Я была в училище, на экзамене...
   Теймур сдвинул кепку на затылок, улыбнулся. Курчавые негритянские завитки выбились из-под козырька, придав его лицу мальчишески-задорное выражение.
   - Простите еще раз, но нельзя ли узнать ваше имя?
   - Имя? Для чего вам?
   Девушка с явным интересом рассматривала Теймура; грубоватый крепыш с загорелым, скуластым лицом, глаза серьезные, даже какая-то горечь в них, нет, совсем не похож на тех, кто увивается за каждой юбкой.
   - Для чего вам мое имя? - повторила она.
   - Да так, на всякий случай. Хочу узнать, где можно посмотреть ваши картины...
   - Ну это уж слишком, - девушка возмутилась и попробовала отстранить Теймура. Но тот не двинулся с места.
   - Не забывайтесь! - она обожгла Теймура гневным взглядом и, вскинув голову, прошла мимо него, калитка хлопнула.
   "Что за черт!" - растерянно подумал Теймур. Он попробовал проанализировать свое поведение. - "Не рано ли было узнавать ее имя, адрес, - если это, конечно, Турач? А если, - нет?... Но ее крик о помощи, стук каблучков. И потом за всю беседу ни одного слова с буквой Р. Нет, не получится из меня оперативник! Я снова дал себя провести. Если это - Турач, представляю, как она сейчас смеется надо мной".
   Теймур все еще стоял на месте. Яркая лампа над калиткой погасла. Значит, никого больше не ждут. Свет оставляли только для нее.
   Усталый, расстроенный, Теймур побрел домой. Лег не раздеваясь, и сразу же уснул. Сквозь сон почувствовал, что с него осторожно стягивают сапоги. С трудом открыл глаза, приподнялся. Потрепал волосы Сеймура.
   - Не надо, мне скоро вставать - до утра немного осталось.
   - Хоть пару часов поспи нормально, - заворчал Сеймур. - Ты совсем измотался.
   - Знаешь, я, кажется, нашел ее...
   - Кого? - удивился Сеймур.
   - Наводчицу шайки... что убила Алладина и Мурадяна.
   Сеймур присел на коврик, обхватив руками колени, как ребенок, приготовившийся слушать увлекательную сказку.
   - А разве ты видел ее?
   - Нет, видеть не видел...
   - Откуда же ты знаешь, что нашел именно ее?
   Полусонный Теймур чуть было не сказал, что ему знакомы ее голос и уловки, и даже кличку ее он знает. Но тут же сообразил, что если раньше не рассказал брату эту историю, то теперь уж не стоит. Запнувшись, он только пожал плечами.
   - Я и сам не знаю. Но так уверен...
   - А как зовут ее - ты узнал?
   Теймур посмотрел на брата из-под тяжелых век и не сдержал усмешки:
   - Так она и скажет!...
   - Правильно, не скажет, - разочарованно протянул Сеймур. - Эх, если бы я был с тобой!
   - А что бы ты сделал?
   - Я бы... - встрепенулся Сеймур.
   Теймур ласково посмотрел на возбужденное лицо брата.
   - Ладно, давай спать. Мне надо встать пораньше. Сеймур разбудил его, когда за окном еще только светало. Теймур мычал, прятал голову под подушку. Но Сеймур не отставал.
   - Вставай, вставай. Ты же сам хотел пораньше.
   В паспортном столе никого еще не было. Пришлось подождать. Но уже через полчаса Теймур выяснил, что интересующий его дом занимает учитель музыкальной школы по классу тара Беюкага Ашраф-заде с семьей. Жена домохозяйка, дочь - Ляман, - студентка художественного училища, сын Нариман - ученик седьмого класса.
   Не дождавшись прихода начальника своего отдела, Теймур поспешил в художественное училище. Выяснить нужно было многое.
   В какую смену учится Ляман Ашраф-заде? Действительно ли вчера она до двенадцати ночи находилась в училище на экзамене? С кем дружит, где бывает?
   Скоро Теймур уже стучался в кабинет завуча. Навстречу ему поднялся седой, несколько болезненный и, видимо, раздражительный мужчина лет пятидесяти-шестидесяти. Глянув на удостоверение Теймура и выслушав его просьбу охарактеризовать Ляман Ашраф-заде, он снял очки, прищурился и с легкой иронией спросил:
   - Позвольте узнать, в чем заключается прегрешение нашей Ляман?
   - Ничего особенного. В наши задачи входит не только борьба с преступниками, но и воспитание молодежи.
   Завуч насмешливо хмыкнул - этот сотрудник уголовного розыска сам был не намного старше Ляман.
   - Но что предосудительного все же допустила наша студентка? - уже без улыбки поинтересовался он. - Ашраф-заде из очень хорошей семьи. Я знаю ее отца, прекрасный тарист и опытный педагог. Сама Ляман, правда, несколько остра на язык, но это, по-моему, от повышенного интеллекта.
   Такая характеристика совсем сбила с толку Теймура. Завуч, нервно переставляя предметы на столе, повторил: - Так что же сделала наша Ляман?
   - Собственно говоря, ничего. Но вчера я встретил ее поздней ночью, одну, в нагорной части города. Мне показалось странным...
   - А что же странного? Ляман живет в тех краях.
   Теймур нахмурился, стараясь не замечать раздражения завуча, спросил:
   - Скажите, вчера у нее был экзамен?
   - Был.
   - А в котором часу закончился?
   -Часов в девять вечера.
   - В девять? А потом? Может, занятие кружка, собрание?...
   - По-моему, нет. А, впрочем... - завуч порылся в папке, надел очки. Вчера у них было комсомольское собрание.
   - Ляман - комсомолка?
   - А как же!
   - Гм... Нельзя ли выяснить, сколько длилось это собрание?
   Завуч нажал кнопку звонка. В кабинет вошла женщина в синем халате.
   - Гюльназ, когда кончилось вчерашнее комсомольское собрание четвертого курса?
   Женщина с любопытством покосилась на Теймура и, улыбнувшись, ответила:
   - Они и пятнадцати минут не сидели. Это даже, не собрание было, а как его... сообщение. А что?
   - Ничего. Спасибо, можешь идти, - кивнул завуч.
   Гюльназ вышла. Теймур встал, натянул кепку. Поднялся и завуч.
   - Ну, надеюсь, теперь ваши сомнения рассеялись?
   - Осталось узнать, где ваша студентка была и что делала между девятью и двенадцатью?
   Завуч укоризненно покачал головой.
   - Товарищ младший лейтенант! Она ведь не дитя! Почему вы считаете, что вчерашнее происшествие бросает тень на девушку? Знаете, прежде, чем заняться воспитанием других, следует самому...
   Теймур чуть не выпалил, что в бандитской шайке действует такая же, приличная с виду, девушка, но сдержался.
   - Поверьте, никаких дурных намерений я не имею...
   - Имеете, или нет, - перебил его завуч. - Какое... (наверно, он хотел сказать "вам", но, смягчив резкость, произнес "нам"). - Какое нам дело до того, где была девушка после экзамена? Может, в кино, может, у подруги. Мало ли куда может пойти девушка, когда экзамен сдан на отлично и ей уже девятнадцать лет!
   Теймуру на мгновение показалось, что завуч знает, где была его студентка, но почему-то скрывает это. Он пристально вгляделся в желчное лицо.
   - Зачем скрывать что-то от работников милиции? Разве это не странно?
   Завуча взорвало:
   - По-моему, товарищ работник милиции, вы просто ищите приключений. Но наше училище - место неподходящее. Ищите в другом месте. Всего хорошего. Прошу... - он распахнул дверь.
   Спускаясь по лестнице, Теймур чуть не столкнулся с Ляман. Она, казалось, нисколько не удивилась, откинула со лба каштановую прядь и, не скрывая иронии, улыбнулась.
   - А, лейтенант! Какими судьбами? Что, надумали стать художником?
   Теймур постарался ответить ей в тон:
   - Что же тут особенного?
   - И давно вам это пришло в голову?
   - Во время вчерашней встречи.
   Насмешливость девушки вдруг потеряла оттенок дружелюбия.
   - Мне очень хотелось бы, чтоб наше свидание так и осталось последним.
   Теймур решил произвести психологический опыт. Глядя на нее в упор, он медленно произнес:
   - Нам давно известно твое имя.
   - Давно? Вам? - слегка смутилась Ляман. - Ну и как меня зовут?
   - Турач!
   Девушка звонко рассмеялась.
   - Над вами пошутили...
   Теймур не сдавался.
   - Значит, у вас одно имя - Ляман?
   - Да. - Взбежав по лестнице, она обернулась, - и, пожалуйста, забудьте его!
   Собственное поведение вдруг представилось Теймуру сплошной цепью ошибок. Во-первых, неуместное любопытство к этюднику. Вряд ли там могло быть что-нибудь предосудительное. А к чему понадобилось учинять допрос? "Откуда идете, как вас зовут?" Грамотный оперативник вел бы себя иначе. Но если бы он не стал провожать девушку, а следил за нею издали, разве она не заметила бы этого? Пожалуй, желание проводить выглядело гораздо естественнее. Пристал, мол, простачок. Девушка вполне могла предположить, что просто понравилась ему.
   Теймур почесал в затылке, - кажется, так и есть! И отсюда все ошибки.
   Теймуру теперь казалось, что он все время подсознательно понимал, эта девушка - не преступница. Его действительно интересовало, где была Ляман с девяти до двенадцати, и почему она сказала, что задержалась на экзамене. Но кого это интересовало? Теймура или младшего лейтенанта Джангирова? Да, здесь было от чего почесать в затылке.
   Разумеется, у себя в отделе Теймур ни словом не обмолвился об этом случае. И все-таки, где же находилась Ляман с девяти до двенадцати?
   Однако, работа в милиции-дело хлопотное, требующее большой самоотдачи. Теймур снова вел проверки, наводил справки, писал протоколы, снимал показания, дежурил. Но даже и после дежурства он делал крюк, чтобы пройти мимо художественного училища.
   * * *
   Был конец октября. Норд со свистом мел бакинские улицы, прижимая прохожих к стенам, срывая с них шляпы и косынки. Теймур возвращался с очередного задания, нахлобучив кепку и плотнее запахнув дождевик. Даже его, - крупного и плотного, - ветер чуть не валил с ног. А каково другим? Вон у стены полусогнутая фигурка девушки, к груди она прижимает холст, натянутый на подрамник - чуть ли не вдвое выше ее самой. Вот-вот холст улетит и унесет с собой девушку. Теймур поспешил на помощь, обеими руками обхватил подрамник и наклонился к девушке, по лицу ее метались волосы, концы платка.
   Девушка, придерживая рукой платок, подняла голову.
   - Ляман!
   - Вы? Опять! - она задохнулась то ли от негодования, то ли от ветра. Потянула подрамник к себе, но ветер, словно сговорившись с младшим лейтенантом, вырвал у нее из рук холст. Теймур подхватил его.
   - В какую вам сторону?
   - На Верхнюю Нагорную, - неохотно ответила Ляман, уступая не столько упорству Теймура, сколько натиску ветра.
   - Куда, куда?
   Теймур чуть не подпрыгнул от радости. Он не верил своим ушам: девушка отчетливо произнесла "р".
   - На Верхнюю Нагорную, - повторила Ляман, недоуменно глядя на просиявшего Теймура, - а что?
   - Ничего, просто нам по дороге.
   С плеч Теймура будто бы гора свалилась. Он вспомнил первую встречу тогда Ляман шла впереди, а он за нею. Сегодня они поменялись местами. Ляман шла сзади, поневоле прячась за его широкой спиной. Так они прошли почти половину Верхней Нагорной. Ляман тронула Теймура за локоть:
   - Мне сюда.
   Она остановилась около невзрачного двухэтажного дома. Теймур подал ей подрамник. Ляман кивнула и скрылась в парадном. Теймур повернулся спиной к ветру. Норд бесчинствовал вовсю, словно упиваясь своей безнаказанностью. В довершение всего вдруг хлестнул дождь.
   Крупные капли секли карнизы домов, тротуары и последних прохожих как будто смыло дождем, Вскоре по Верхней Нагорной, гремя мелким булыжником, понесся веселый поток.
   Ляман вышла через полчаса и первое, что она увидела сквозь серую сетку дождя, - высокую мужскую фигуру в плаще. Ляман не знала, сердиться ей или смеяться. Она подняла воротник и решительно зашлепала по лужам. Теймур двинулся за ней.
   На ходу он снял с себя плащ, накинул ей на плечи. Ляман промолчала. Непомерно большой дождевик, шлейфом развивался за ее спиной. Ветер забивал дыхание. Ляман остановилась, тронула рукой намокшие волосы.
   - Что? - участливо улыбнулся Теймур.
   - Возьмите свой плащ.
   - Не беспокойтесь, у меня пиджак плотный.
   По его лицу сбегали дождевые струйки. Ляман по-смотрела на него и улыбнулась.
   - Хотите, я вам скажу, где была тогда с девяти до двенадцати? Хотите?
   Теймур пожал плечами, стараясь не выдать волнения.
   - Я была тогда в том же доме, что и сегодня, у нашего завуча. Скажите, почему вы следите за мной?
   - Придет время, объясню, - Теймур постарался вложить в этот уклончивый ответ, как можно больше доверия, - обязательно объясню.
   Но девушка недовольно повела плечом.
   - Мы больше никогда не встретимся и вы ничего не объясните мне, если даже вам захочется. Да я и не нуждаюсь в ваших объяснениях! А чтобы окончательно рассеять ваши подозрения, я расскажу вам, зачем хожу в этот дом. Ведь вас это интересует? Но имейте в виду, я рассказываю вам... - Она помедлила, подыскивая подходящее слово, - как представителю власти. Надеюсь, вы сохраните эту тайну. На работе вас, наверное, этому учат?
   Теймур кивнул.
   - Наш завуч, - продолжала Ляман, - тяжелый человек, он ни с кем не ладит. Жизнь сложилась неудачно. В молодости несколько работ жестоко раскритиковали, никто не поддержал его. Одним словом, подбили крылья. А ведь у него смелая кисть, отличный вкус. Но он разуверился в себе. Искусства, правда, не бросил, стал преподавателем. - Ляман увлеклась, она уже не замечала ни дождя, ни ветра. - Однажды он заболел, я решила навестить его, ведь он - одинокий. Какой хаос царил у него дома! Все убого, запущено. Он сам, кутаясь в старое одеяло, что-то набрасывал на картоне. Я успела рассмотреть - снежные горы, и на вершине самой высокой девушка, широко раскинув руки, словно желая обнять всю землю, или же взлететь. Правда, в этом было что-то от символистов. - Ляман вдруг прервала рассказ, пытливо и слегка растерянно посмотрела на Теймура.
   - Вам понятно, о чем я говорю?
   Теймур смущенно улыбнулся, кивнул:
   - Ничего, ничего, рассказывайте.
   Но девушке уже расхотелось продолжать разговор, казалось даже, она сожалеет о сказанном.
   - В общем, я решила расшевелить его. Мы часто беседуем с ним, он делится своими замыслами, рассказывает о поисках. Эти беседы обогащают меня больше, чем лекции. Но его нельзя надолго оставлять одного. Он сразу же падает духом, начинает называть себя неудачником. Поэтому я стараюсь бывать у него каждый день. Вот и все.
   Ляман протянула Теймуру плащ.
   - Спасибо. Я уже почти дома. Надеюсь, теперь ваши подозрения рассеялись. - Она привычным движением толкнула свою калитку. - Прощайте. На какую-то минуту задержалась. - И не ищите встреч со мною, поверьте, это бессмысленно.
   Хлопнула калитка.
   IV
   Арестованный сидел, развязно закинув ногу на ногу и положив руку на спинку стула.
   - Значит, все забыл - и фамилию, и даже собственное имя? - с улыбкой спросил следователь Самедов.
   - Имен-то не одно, не два - много! Как же их все запомнить? - нагло усмехнулся подследственный.
   - Кличек бывает много, а имя у каждого человека одно.
   - Тебе виднее, начённик, ты ученый... Только меня, кто как хотел, так и называл.
   Самедов с трудом сдержался.
   - А почему же тебя не называли твоим собственным именем?
   - Потому, что не знали.
   - Но ты-то ведь знаешь свое имя.
   Парень поднял худые, узкие плечи, задумался.
   - Нет, - не знаю, забыл.
   Самедов стукнул по столу кулаком.
   - Хватит кривляться! Фамилия, имя, отчество? Арестованный посмотрел на следователя, укоризненно - покачал головой.
   - У нас разговор не получится, начённик. У меня память слабая, а у тебя нервы...
   Он встал с таким видом, будто его незаслуженно обидел приятель и он уходит, чтобы не связываться.
   Самедов вышел из-за стола, тяжело навис над арестованным.
   - Когда ты шел за солью, я уже возвращался. Понял? Ты Алибала Мамедшир оглу Асадов, бандит и дармоед! Понял? Садись! - Алибала сел, привычно подобрав полы пиджака, словно опустился не на стул, а собирался присесть на корточки, поиграть в "джа"1.
   - Год, место рождения?
   - Не помню.
   - Вот что, Асадов, хватит дураком прикидываться. Последний раз предупреждаю, брось волынку. Мы все знаем.
   Алибала насупился.
   - Нет, начённик, когда я скажу, тогда и узнаете. А я...
   - Короче! - перебил Самедов.
   - Можно и короче. Того сазана я почистил.
   - Один?
   - Да.
   - Откуда ты знал, когда бывает инкассатор в сберкассе?
   - Я давно за ним хожу.
   - И сколько дней ты выслеживал его?
   - Не помню...
   Самедов тяжелым взглядом придавил Алибалу, и тот обмяк.
   - Ну, дней десять-пятнадцать...
   - Хорошо. А где ты взял машину?
   - Угнал.
   - А кто вел машину?
   - Я.
   - Где же ты научился водить?
   - Да на нашей улице кинешь камень в собаку - попадешь в шофера. Там и научился.
   - Кто был в машине кроме тебя?
   - Никто.
   - Врешь, Асадов. Полдюжины таких, как ты, надо чтобы инкассатора свалить. Говори, кто был с тобой?
   Молчание.
   - Смотри, Асадов, себе же хуже делаешь. Мы знаем что ты был не один.
   - Чего мокрому дождя бояться? А что не один был, - докажи. Это тебе не мое имя, фамилия! Пошел, прочитал в домовой книге и готово. Здесь потруднее, начённик. Я говорю, был один. Ты говоришь, не один. Ищи, найдешь и дело с концом. А не найдешь, будет по-моему.
   - По-твоему не будет! - ударил кулаком по столу Самедов и вдруг сорвался на крик, - ты у меня...
   Теймур поморщился, - сейчас на арестованного как раз бы подействовала спокойная, уверенная в тебе сила.
   Следствие по делу об ограблении инкассатора очень интересовало Теймура. Дело это вел старший оперуполномоченный Тарланов, который несколько раз брал его с собой на проведение интересных операций.
   Теймур внимательно присматривался ко всему. Первое время он восхищался Тарлановым. Ему даже казалось, что если описать опыт этого виртуоза, получится отличное руководство для молодых оперативников. Особенно Теймура поразило, с какой легкостью капитан Тарланов находил общий язык, буквально, со всеми, подключая к своей работе самых различных людей. Одни сообщили ему, что слышали крик инкассатора, другие видели, как "эмочка" пронеслась по Буйнакской улице, а кто-то даже успел заметить номер. Так же быстро ориентировался Тарланов и в Бинагадах, где нашли в овраге оглушенного инкассатора. Стрелочница узкоколейки, охранник магазина, шоферы - все превратились в его помощников. Но самая ценная информация поступила от одиннадцатилетнего Павлика Сорокина. Он вел сестру из детского сада, видел машину с погашенными фарами, которая пронеслась мимо, и резко затормозила невдалеке. Из машины, по его словам, кто-то выпрыгнул и бегом бросился к лесопилке. У неизвестного в руках было что-то тяжелое. Этот предмет бил его по ногам, мешал бежать.
   Тарланов вел поиск по горячим следам и двое преступников вскоре были схвачены. Казалось бы, все в порядке - грабители арестованы, сумка инкассатора возвращена государству, а к списку раскрытых дел прибавилось еще одно.
   Но Теймуру казалось сомнительным, чтобы эти двое - Асадов и шофер Атамогланов - оба тощие, малорослые, смогли справиться с инкассатором, который был мужчиной богатырского сложения. Оглушить его, быстро втиснуть в машину, удерживать там, а потом оттащить так далеко от дороги - вряд ли им это было под силу. По заявлению Павлика Сорокина, - из машины выбежал один человек. Но разве остальные не могли в это время выскочить с другой стороны? В таком случае мальчик и не смог бы их заметить.
   Однако, капитан Тарланов, не особенно углубляясь в суть дела, удовлетворился тем, что предъявил обвинение двоим.
   Сам того не замечая, он наглядно показывал своему восприимчивому ученику не только, как надо работать, но и как работать нельзя. Беда заключалась еще и в том, что с Тарлановым невозможно было спорить. Во-первых, потому что благодаря темпераменту и острому уму, он мог с успехом защищать любую, заведомо ошибочную точку зрения. А во-вторых, Тарланов был вполне искренне убежден, что у себя в отделе его критиковать некому. "У кого наибольший процент раскрытых дел? У капитана Тарланова. Чего же еще?"
   Теймур присутствовал при всех допросах. Его особенно интересовало, что принесет очная ставка Асадова с шофером Атамоглановым. Подследственных содержали раздельно, один не знал о поимке другого. Но стоило следователю Самедову свести их вместе, Асадов, подсказывая своему напарнику, как надо держаться, сразу же выпалил:
   - Вспомнил, наченник, твоя взяла, мы вдвоем того "сазана" обтяпали.
   Самедов в сердцах ругнулся сквозь зубы. Но дальше копаться не стал. И вскоре следствие было прекращено. Не мог Теймур в душе примириться с этим. Ведь обвинив только двух, Тарланов и Самедов тем самым избавляли от наказания остальных преступников. Теймур даже пробовал обращаться к университетским преподавателям, но их ответы носили слишком общий, отвлеченный характер.
   А дома его встречали печальные глаза матери.
   - Ты уж прости меня, сынок, но что за работу ты выбрал? Тебе покоя нет и людям горе.
   - Не мы людям приносим горе, - мягко возражал Теймур, но постепенно голос его твердел. В такие минуты он еле удерживался, чтобы не рассказать матери о первой ночи своего возвращения.
   - Да я ведь чего боюсь, сынок? Проклятий боюсь: разве матери арестантов не проклинают тебя? Врагов ты себе наживаешь. Поймал ты одного бандита, а его родня мстить тебе будет. Вдруг с тобой что-нибудь случится? Легко ли мне, матери? Целыми днями пропадаешь, а мне покоя нет. И ночью уснуть не могу. На войне был, пришел, слава богу, с нее, а теперь опять... Я каждый день тебя на эту работу, как в бой, провожаю.
   "Вот в этом ты, пожалуй, права", - подумал Теймур, целуя мать в опухшие глаза. - "У нас каждый день - бой!".
   В последнее время, присматриваясь к родному кварталу, он уже не находил его таким же привлекательным, как в детстве. Кривые переулки, горбатые заборы, глухие двери. Дома, домики, домишки, одноэтажные, настороженные, недружелюбные. Они словно перессорились между собой и поотворачивались в разные стороны. Каждый "украшенный" колючей проволокой забор, каждое зарешеченное оконце, будто кричит: "Это - мое", "Тебя не касается!" "Меня не тронь - и я не трону". Дали бы волю, Теймур переломал бы все ограды и решетки. Но... если б преступления зарождались лишь здесь, в лабиринте узких улочек, это было бы понятно. Так ведь и внизу, в городе прекрасном, светлом, на широких, продуваемых морским ветром улицах, тоже немало тех, чьими делами ему приходится заниматься каждый день.
   Почему?... Почему это так?
   Теймур искал ответа на улицах, в учебниках, читал Горького, Достоевского, Драйзера, сравнивал, сопоставлял. Он с горечью признавался себе, что до сих пор его познания в художественной литературе почти не выходили за рамки школьной программы.
   Почему Ляман тогда с недоверием спросила "Вам понятно?" Из-за внешности что ли?
   Конечно, Теймур выглядел рядом с ней грубоватым. Но что в этом удивительного? Он знал ледяную оконную грязь, голод, нож хирурга. Долгие месяцы он приучал себя к мысли о смерти. Она стала будничной, каждую минуту подстерегала его в боях и только чудом промахнулась в тылу. Как все это не вязалось с образом Ляман! Когда Теймур кидался из боя в бой, Ляман слушала ласковые голоса родных и звуки мелодичного тара. Разумеется, винить ее за это было глупо. Но разница между ними была и большая. Ляман не подчеркивала своего превосходства, только спросила: "Вам понятно?", скользнув по его лицу спокойным взглядом.
   И Теймур восстал - но не против Ляман, нет, против своей ограниченности. Ведь мир состоит не только из преступников и тех, что за ними гоняется. Возможно, если бы он знал, что такое символизм, их знакомство с Ляман не оборвалось бы так быстро. Перед глазами вставало ее лицо с капельками дождя на ресницах. "Не ищите встреч со мною". "Ну, и не надо, хмурился Теймур, - и не буду".
   * * *
   Ватага подростков облепила трамвай. Двое сорванцов весело подпрыгивали на заднем буфере. Кондуктор безуспешно доказывала им что-то через стекло. И вдруг милицейский свисток. Ребята сразу же бросились врассыпную. Грузный, немолодой уже милиционер и не рассчитывал поймать всех, он погнался за одним, спина которого мелькала среди прохожих. Как всегда в таких случаях, посыпались насмешливые реплики, но нашлись и добровольные помощники. Они-то и передали нарушителя в руки запыхавшегося постового. Мальчишка выглядел на редкость опрятно - таких обычно дразнят маменькиными сынками. Только одетая задом наперед кепка выдавала отчаянный нрав ее владельца. Милиционер ухватил его за рукав. "Пойдем в отделение". Мальчишка вырывался, заученно хныкал до самого отделения; "Дядя, отпустите, я больше не буду". Теймур невольно улыбнулся, но вдруг заметил, как мальчишка бросил что-то в кусты у входа.
   - Стой!
   В рыхлую осеннюю землю до половины лезвия вонзилась небольшая финка с рукояткой из цветного плексигласа.