За месяц с небольшим общими усилиями мы подготовили дивизию к новым боям, и 20 июня 1944 года она перебазировалась на исходные аэродромы. Перелет производился скрытно: на малой высоте, отдельными группами и по разным маршрутам.
А еще через три дня началась грандиозная межфронтовая операция по освобождению Белоруссии. Начало ее ознаменовалось мощной артиллерийской и авиационной подготовкой, в которой довелось участвовать и нам.
3-я гвардейская истребительная авиадивизия действовала в составе 1-го Прибалтийского фронта. Наступление здесь, равно как и на других фронтах, участвовавших в операции, развивалось успешно. Прорвав вражескую оборону, сухопутные войска нашего фронта форсировали Западную Двину и во взаимодействии с войсками 3-го Белорусского фронта окружили витебскую группировку противника. 27 июня жалкие ее остатки приняли ультиматум советского командования и сдались в плен.
На протяжении этих нескольких дней мы выполняли разнообразные задачи: прикрывали с воздуха пехоту, сопровождали бомбардировщиков и штурмовиков, блокировали вражеские аэродромы, вели разведку базирования немецкой авиации и наземного противника, вылетали на свободную охоту.
С началом наступления немецкая авиация оказалась не в силах осуществить серьезное сопротивление. Но с выходом советских войск на рубеж Западной Двины она значительно повысила свою активность. Большие группы "юнкерсов" и "фокке-вульфов" пытались наносить ответные удары по нашим переправам и плацдармам.
Советским истребителям пришлось немало потрудиться, чтобы сорвать эти попытки, и они действительно были сорваны.
В нашей дивизии наиболее эффективно действовал 32-й гвардейский полк. Он больше всех уничтожил вражеских самолетов. Четверка Ла-5, возглавляемая Героем Советского Союза старшим лейтенантом А. И. Марковым, однажды встретила у линии фронта восемнадцать ФВ-190, намеревавшихся штурмовать наземные войска. При таком подавляющем превосходстве противника успех могла принести лишь внезапная дерзкая атака. И Марков блестяще использовал эту единственную возможность. Имея преимущество в высоте, он зашел с тыла и обрушился всей своей немногочисленной группой на замыкающие "фокке-вульфы". С первой же атаки два из них были сбиты. Остальные, бесприцельно побросав бомбы, развернулись против марковской четверки. Однако она уже ушла по вертикали вверх, готовясь к новой атаке. Тут же подоспела еще одна группа наших истребителей, и фашисты уклонились от боя.
В начале июля при выполнении боевого задания погиб любимец 32-го полка Герой Советского Союза старший лейтенант М. А. Гарам. На его счету было сто восемьдесят пять боевых вылетов и тринадцать сбитых немецких самолетов.
Я хорошо знал Михаила, так же как и его брата Николая Гарама. Вместе мы воевали еще под Сталинградом. Николай погиб в сентябре 1942 года. А теперь вот не стало и второго из братьев.
Не обошлось без потерь и в других полках. Теряли мы людей, теряли самолеты. И такова уж, видно, логика войны, что трагическое здесь причудливо переплетается порой с комическим.
В 63-м гвардейском полку случилось такое. Четверка Ла-5, возглавляемая капитаном В. М. Шкуренко, завязала бой с семью "фокке-вульфами". Наши сбили два немецких истребителя. Один из них пришелся на долю молодого летчика младшего лейтенанта Терехина. Но при этом пострадал и терехинский самолет - у него была отбита почти половина плоскости. С большим трудом младший лейтенант дотянул до своего аэродрома. Садиться ему, конечно, запретили, приказали выпрыгнуть с парашютом. Терехин каким-то образом ухитрился снять кабинные часы и только после этого покинул аварийную машину. Командир полка Е. М. Горбатюк вполне резонно спросил летчика, зачем он из-за каких-то часов рисковал жизнью. На это последовал простодушный ответ:
- Очень уж жалко было бросать самолет. Хоть часы спас...
Высокие темпы наступления советских войск вызвали ряд трудностей, связанных с частым перебазированием дивизии. За нами не были закреплены определенные батальоны аэродромного обеспечения. Нас обслуживали различные тыловые части, вернее - передовые их комендатуры. Нередко командованию дивизии и полков самим приходилось принимать энергичные меры для своевременного поступления боеприпасов, горючего, продовольствия, идя даже на отрыв технического состава от выполнения его основных обязанностей.
Этот же период запечатлелся в моей памяти многочисленными встречами с очень интересными людьми. В течение нескольких дней один наш полк базировался вместе с французским истребительным авиационным полком "Нормандия". Наши летчики сразу сблизились с боевыми друзьями из Франции. Мы отдавали должное их смелости и мужеству. Недаром многие из них удостоились высоких советских наград, а некоторые стали даже Героями Советского Союза.
У французских летчиков был своеобразный способ взлета. Они еще на земле выстраивались парами, с небольшими дистанциями и интервалами, и в готовом уже плотном боевом порядке взмывали в небо. Очень впечатляющая картина организованности и сплоченности!
Потом мы взаимодействовали с торпедоносной авиацией Краснознаменного Балтийского флота, наносившей удары по вражеским кораблям в Рижском заливе. Торпедирование с воздуха требовало от морских летчиков исключительного мужества и мастерства. Они должны были на малой высоте приблизиться к вражескому кораблю на несколько сот метров, сбросить торпеду, а затем "перескочить" через противника. Потери при таком способе действий, конечно, неизбежны.
Даже бывалые наши истребители, повидавшие всяческие виды, иной раз содрогались, наблюдая за боевой работой торпедоносцев. Представьте себе хотя бы следующий эпизод. В Рижском заливе появляется немецкий военный корабль. Звено "бостонов", выстроившись в кильватерную колонну, идет на него в атаку. Вражеский корабль открывает по ним мощный огонь. Первый, а затем второй торпедоносцы сбиты. Лишь третьему удается нанести верный удар и потопить противника.
Вспоминая об этом, невольно думаешь: какой беспредельной любовью к Родине должен был обладать советский человек, чтобы драться за нее с таким вот упорством.
По-своему запомнилась и совместная боевая работа с 335-й штурмовой авиационной дивизией, которой командовал полковник С. С. Александров. Сопровождение штурмовиков - дело не из веселых. Ил-2 ходили на небольшой высоте, скорость у них значительно уступала скорости истребителей. В такой ситуации огонь вражеских зенитных установок был достаточно эффективен. И если штурмовик располагал против него надежной броневой защитой, то о тогдашнем истребителе этого не скажешь. Последний уходил от поражения лишь за счет искусства летчика, особенно в тактике.
Мы неоднократно толковали об этом с полковником С. С. Александровым и даже разработали нечто вроде инструкции по взаимодействию, которую затем несколько исправил и утвердил Н. П. Дагаев. В ней последовательно, шаг за шагом, определялся порядок прикрытия штурмовиков на всем пути их следования до объекта удара и обратно. При вылете на боевое задание истребители в составе пар располагались сверху, впереди и по бокам, от Ил-2. При нанесении удара по цели истребители сопровождения должны были пикировать вместе со штурмовиками, предупреждая внезапные атаки немецких истребителей на высотах 150 - 200 метров. На обратном пути основное внимание уделялось прикрытию замыкающей группы штурмовиков. Эта заранее обусловленная метода вполне оправдала себя на практике. Дивизия полковника С. С. Александрова успешно выполняла свои боевые задачи и почти не имела потерь. Не жаловались на потери и мы.
Динамичность боевых действий в Белоруссии, а затем и в Прибалтике не всегда позволяла противнику заблаговременно приводить в негодность оставляемые им авиационные базы. Помню, как мы радовались, захватив однажды превосходный стационарный аэродром с бетонированной взлетно-посадочной полосой. Но именно здесь я попал в переплет, едва не ставший последним в моей жизни.
Мне пришлось вылететь туда в числе первых, чтобы организовать прием всей дивизии, определить размещение полков, стоянки самолетов, наладить связь. В середине дня над аэродромом появился совершенно истерзанный Ла-5. Он с трудом произвел посадку, но в конце пробега развернулся и упал на правое крыло. Вдвоем с шофером я помчался к нему на виллисе. Когда подъехали, летчик уже выбрался из кабины - это был капитан П. Н. Андреев - и неторопливо стал докладывать, как во время штурмовки немецких войск его самолет подбили вражеские зенитчики.
За разговором мы не заметили появления большой группы "фокке-вульфов". Они с ходу устремились в пикирование. А мы - в центре аэродрома, на бетонированной полосе. До какого-нибудь укрытия не добежать. Пришлось растянуться на голом месте. Вечностью показались нам десять - пятнадцать минут, наполненные оглушительными разрывами бомб. Только счастливой случайностью можно объяснить то, что никто из нас не пострадал.
Едва закончился налет, как на окраине аэродрома, примыкавшей к леску, началась перестрелка. Там, оказывается, напоролось на наших механиков и мотористов какое-то наземное подразделение противника, выходившее из окружения. Пришлось высылать подмогу. В завязавшемся бою около тридцати гитлеровцев было уничтожено. Остальных взяли в плен. Сами мы потеряли двоих.
* * *
После освобождения Шауляя войска 1-го Прибалтийского фронта устремились на север, к морю, намереваясь отрезать от Восточной Пруссии группировку противника, действовавшую в Прибалтике. Сознавая всю опасность этого маневра, немецкое командование перебросило сюда дополнительные силы. В районах Добеле и Шауляя развернулись ожесточенные бои. Причем не только на земле, айв воздухе.
Противник стал широко использовать для штурмовых действий истребители "Фокке-Вульф-190". В связи с этим нам тоже пришлось несколько менять тактику прикрытия наземных войск: увеличили состав патрульных групп, ввели так называемый скользящий график патрулирования. Тем самым значительно была снижена эффективность ударов немецкой авиации.
Здесь же мы чуть не потеряли командира 137-го полка подполковника В. А. Яманова. Он повел на задание восьмерку Ла-5 и встретился с восемнадцатью "фокке-вульфами". Те уже изготовились к штурмовке советских наземных войск. Однако численное превосходство противника не испугало наших летчиков. Они решительно атаковали "фокке-вульфов" и двух сбили. Тогда немцы, отказавшись от штурмовки, все обрушились против группы Яманова. Только мужество и мастерство позволили нашим летчикам выдержать натиск противника и возвратиться с задания в полном составе, хотя у некоторых самолеты получили опасные повреждения. Например, на Ла-7 подполковника Яманова были разбиты капот и два цилиндра мотора, полностью снесена передняя часть фонаря вместе с прицелом. Удивительно, как сам Яманов остался жив и сумел посадить свой изувеченный истребитель.
Еще раз отличился и капитан П. Н. Андреев - из 32-го гвардейского полка. Ой уже возвращался с задания, когда его пару неожиданно атаковали сверху два "фокке-вульфа". Нашим летчикам, оказавшимся в невыгодном положении, удалось тем не менее выйти из-под удара. Но немцы, обычно не проявлявшие высокой активности при равном соотношении сил, на этот раз действовали напористо. Как будто знали, что у Андреева и его напарника боеприпасы на исходе.
Выпустив последнюю очередь, капитан Андреев пошел в лобовую атаку. Немецкий летчик не выдержал ее и начал отворачивать. Андреев же резко сманеврировал и правой плоскостью ударил по "фокке-вульфу". Тот перевернулся и врезался в землю. А Ла-5 капитана Андреева с отбитой на одну треть плоскостью все же дотянул до своего аэродрома, и летчик намеревался произвести посадку. Однако командир полка майор Луцкий не разрешил ему рисковать, приказал покинуть самолет, воспользовавшись парашютом.
* * *
С середины августа нашей дивизии все чаще ставились задачи на разведку наземного противника. И понятно почему. Обстановка на фронте резко обострилась, противодействие врага возросло. Наше командование очень нуждалось в сведениях о районах сосредоточения неприятельских войск, маршрутах их движения, оборонительных рубежах, железнодорожных перевозках и тыловых коммуникациях немцев.
Наиболее успешно выполняли разведывательные задания майоры Орехов, Воронько, Шульженко, капитаны Калинин, Шкуренко, Андреев, старшие лейтенанты Гольтман, Черноусов, Луговцев, лейтенанты Коверзнев и Сафронов. В конце августа четверо из них - Н. Н. Шульженко, П. Н. Андреев, В. Я. Калинин и В. Р. Коверзнев - были награждены орденом Красного Знамени.
Тем временем противник, прорвав нашу оборону, вплотную приблизился к Шауляю. Бои здесь достигли своего апогея. Нам пришлось в составе всей дивизии вылететь на боевое задание. Сбили мы при этом всего девять вражеских самолетов, но страху на немцев нагнали. Они в течение нескольких дней не появлялись над линией фронта.
Отразив контрудары в районах Добеле и Шауляя, 1-й Прибалтийский фронт развернул подготовку к новому наступлению на рижском направлении. Оно началось 14 сентября 1944 года. Погода не благоприятствовала действиям авиации, однако мы не сидели на месте.
Утром 16 сентября восьмерка Ла-7 под командованием майора А. П. Шишкина вылетела на прикрытие наземных войск. Боевой порядок группы был такой: на высоте четырех километров находилось звено Шишкина, пятьюстами метрами ниже звено майора А. В. Пашкевича. Внутри звеньев тоже было рассредоточение по высоте.
Придя в район патрулирования, Пашкевич заметил примерно в 1500 метрах над собой десять "фокке-вульфов", перестраивавшихся в колонну для бомбометания. Доложив об этом Шишкину, он повел свою четверку в атаку. Фашисты беспорядочно сбросили бомбы и приняли бой. Десять против четырех!
Майор Шишкин поспешил на помощь товарищам. Имея преимущество в высоте, он с ходу атаковал противника. Сразу же вспыхнули два "фокке-вульфа". Майору Пашкевичу и старшему лейтенанту Скрипнику удалось поджечь еще два вражеских истребителя. Этим, по существу, исход боя был решен. Потеряв почти половину самолетов, противник покинул район.
В сентябрьском наступлении наша дивизия тесно взаимодействовала с 3-м гвардейским механизированным корпусом - подвижной группой 43-й общевойсковой армии. Корпус был введен в прорыв, и к концу дня 16 сентября передовой его отряд достиг Западной Двины. Наши летчики надежно прикрывали боевые действия танкистов, вели в их интересах разведку вражеских войск. Сведения о противнике непосредственно с борта самолетов передавались на командные пункты танковых соединений и даже частей.
А всего на протяжении сентября 1944 года 3-я гвардейская истребительная авиадивизия произвела 2240 боевых самолето-вылетов, при этом состоялось 65 воздушных боев и было сбито 113 самолетов противника. Мы потеряли 16 самолетов.
В октябре 1-й Прибалтийский фронт предпринял новый удар на мемельском направлении. Вражеская оборона за четыре дня была прорвана на глубину до шестидесяти - девяноста километров. Советские войска вышли на побережье Балтийского моря, отрезав от Восточной Пруссии основные силы немецко-фашистской группы "Север".
И тут мне пришлось распрощаться с моими боевыми друзьями. Я получил назначение на должность командира истребительной авиационной дивизии во 2-ю воздушную армию, действовавшую в составе 1-го Украинского фронта на берлинском направлении. В то время у каждого из нас все мечты были связаны именно с этим направлением.
От Вислы до Нейсе
В середине ноября 1944 года я прибыл в штаб 2-й воздушной армии, располагавшийся в польском городе Жешув, чтобы представиться командующему генерал-полковнику авиации С. А. Красовскому по случаю назначения меня командиром 322-й истребительной авиационной дивизии. Степана Акимовича в тот день в штабе не было: он находился на докладе у командующего 1-м Украинским фронтом Маршала Советского Союза И. С. Конева.
Принял меня начальник штаба армии генерал-майор авиации А. С. Пронин - мой сослуживец по 1939 - 1940 годам. Тогда он был начальником разведки авиационной бригады, а я - заместителем командира эскадрильи. Жили мы в одном доме, часто встречались.
Наша беседа с самого начала приняла непринужденный характер. Генерал Пронин сообщил, что 322-я дивизия имеет большой боевой опыт. Один из ее полков получил гвардейское звание вторым по Военно-Воздушным Силам. Среди летчиков много Героев Советского Союза. Командный состав хороший.
- Но в последнее время дивизию лихорадят аварии самолетов, - сказал в заключение начальник штаба. - Только вчера доложили, что на посадке разбились еще два Ла-5. Советую разобраться с этим в первую очередь.
Знакомая картина! Когда мы начали осваивать истребители Ла-5, тоже было много поломок. Самолет неплох - имеет приличную скорость, мощное вооружение, обладает преимуществами перед истребителями противника в вертикальном маневре. Однако на взлете и при посадке требует от летчика повышенного внимания и четкости действий. Стоит приземлиться на повышенной скорости, при недостаточно ровном грунте или резко затормозить, и он энергично разворачивается. В результате фанерная обшивка в хвостовой части фюзеляжа ломается или скручивается настолько, что машину совершенно нельзя отремонтировать.
В гостинице я продолжал раздумывать над этим и пришел к твердому убеждению, что не все летчики 322-й дивизии хорошо освоили взлет и посадку на Ла-5. Особенно - посадку. Еще более укрепился я в своем мнении, когда узнал от главного инженера армии генерала А. В. Винокурова, что в дивизии всего лишь два учебных самолета Ла-5, да и они почти не используются. Теперь ясно, с чего следует начинать работу по ликвидации аварийности.
Утром меня вызвали к командующему, и в его приемной я неожиданно встретился со старым знакомым - Иваном Семеновичем Полбиным. На его плечах были уже генеральские погоны, на гимнастерке поблескивала Золотая Звезда. Генерал Полбин командовал в то время 6-м гвардейским бомбардировочным авиационным корпусом.
Я очень обрадовался встрече с этим одаренным авиационным командиром. Он, как и прежде, был полон новаторскими идеями о дальнейшем повышении боевой эффективности бомбардировочной авиации.
К командующему мы вошли вместе.
Генерал С. А. Красовский встретил меня приветливо. Расспросил, где я служил, на каких самолетах летал. Рекомендовал обратить особое внимание на подготовку летного состава к штурмовым и бомбардировочным действиям по наземным целям. Потребовал ликвидировать в дивизии аварийность. В заключение осведомился, нет ли вопросов у меня. И тут я обратился к нему с просьбой о выделении для нас нескольких учебных самолетов Ла-5.
- Ну и ну, - с нарочитой строгостью сказал командующий. - Дивизии еще не принял, а уже начал попрошайничать.
Я постарался обосновать свою просьбу. Генерал выслушал мои доводы и пообещал прислать шесть - восемь "спарок". Обещание это он не замедлил выполнить...
В штабе 2-го истребительного авиационного корпуса, в состав которого входила 322-я дивизия, меня ознакомили с дивизионными делами, более подробно охарактеризовали руководящий состав, поставили конкретные задачи на ближайшее время.
Корпусом командовал тогда А. С. Благовещенский. Я уже знал, что этот невысокого роста, плотный и энергичный генерал в конце тридцатых годов вместе с другими нашими добровольцами сражался против японских захватчиков в Китае и именно там заслужил высокое звание Героя Советского Союза. Затем работал летчиком-испытателем, но с началом Отечественной войны опять вернулся в войска. Мне довелось познакомиться с ним еще в 1943 году, когда я служил в Управлении боевой подготовки ВВС.
Алексей Сергеевич Благовещенский пользовался у летчиков большим авторитетом. Он всегда первым осваивал новые самолеты, часто вылетал на боевые задания, мастерски провел множество воздушных боев. В обращении с людьми был прост, высокую требовательность к подчиненным умел сочетать с отеческой заботой об их нуждах и запросах.
Этими же качествами отличался и начальник политотдела корпуса полковник Ф. М. Лобан. А вот начальник штаба генерал М. Д. Серов на первый взгляд произвел иное впечатление: этот на редкость пунктуальный и немногословный человек казался нелюдимым и даже несколько заносчивым. Однако при последующих встречах я всегда восхищался им: его работоспособностью, обширными знаниями авиационного дела и глубоко продуманными суждениями.
Командный пункт нашей дивизии обосновался в семидесяти километрах северо-западнее Львова. Там меня встретил мой заместитель подполковник Г. А. Лобов (ныне генерал-лейтенант авиации, Герой Советского Союза, кандидат военных наук). В корпусе его охарактеризовали как отличного летчика, храброго воздушного бойца. Он любил сам слетать на задание, и мне посоветовали даже чуть сдержать эту активность Лобова: у заместителя командира дивизии немало дел и на земле.
Хорошее впечатление оставила у меня встреча с начальником политотдела полковником А. В. Нарыжным. В нем я сразу угадал опытного политработника, энергичного организатора.
Начальник штаба полковник Н. З. Шевченко - в прошлом штабс-капитан русской армии, затем красный кавалерист - пришел в авиацию, как говорят, уже в годах. Однако хорошо изучил ее, особенно по части боевого применения, умел принять смелое решение и провести его в жизнь.
На следующий день я вместе с Г. А. Лобовым направился в полки. Одним из них - 2-м гвардейским - командовал майор А. П. Соболев, другим - 482-м - майор Г. В. Диденко, третьим - 937-м - майор Ф. М. Косолапов. Все трое - молодец к молодцу.
На аэродромах увидел самолеты с надписями по борту: "Монгольский арат", "Шилкинский старатель", "Георгиевский путеец".
- Подарочные, - пояснил Лобов. - Приобретены на средства трудящихся.
На истребителях с надписью, "Монгольский арат" летала целая эскадрилья. Командовал ею капитан И. Т. Кошелев. Монгольская Народная Республика снабдила свою подшефную эскадрилью не только самолетами, но и добротным снаряжением для летчиков.
Самолет "Шилкинский старатель" подарили своему земляку командиру 2-го гвардейского полка майору А. П. Соболеву золотоискатели Сибири. А на истребителе, подаренном железнодорожниками Георгиевского узла, летал их земляк Герой Советского Союза капитан А. И. Майоров.
Работу в полках мы начали с обсуждения основных направлений подготовки к предстоящим боям.
Поскольку на фронте наступило относительное затишье, было решено резко увеличить количество учебных полетов. Это диктовалось рядом обстоятельств. И тем, что в последнее время в полки прибыло пополнение, состоявшее в основном из молодых летчиков. И тем, что даже ветераны дивизии сравнительно недавно пересели на истребители Ла-5 и Ла-7, а следовательно, не приобрели еще достаточного опыта в использовании их, отчего и участились случаи поломок самолетов на взлете и посадке. Наконец, нужно было выполнить указание командующего армией о необходимости готовить весь летный состав к бомбардировочным и штурмовым действиям по наземным целям; в истребительной авиации для многих это являлось совершенно новым делом, особенно бомбометание.
Не мог я не считаться и с тем, что после напряженных боевых действий летный состав дивизии какое-то время отдыхал. Это вполне естественно, но всегда связано с утратой навыков. А что сие значит, летчики знают отлично. Стоит не полетать всего несколько дней, и уже начинаешь чувствовать какую-то скованность, неуверенность. Садишься в кабину, а в ней что-то не так: вроде бы тесновато, шкалы приборов плохо видны, не сразу находишь нужный тумблер. О полете и говорить нечего: резко действуешь ручкой и педалями, стрелки приборов бегают из стороны в сторону, иногда кажется, что летишь с большим креном или разворотом. Начинаешь нервничать, суетиться и... совершаешь одну ошибку за другой. Потому-то в авиации и придается такое большое значение восстановлению навыков, или, говоря языком спортсменов, обретению летной формы.
Решили прежде всего проверить руководящий состав - командиров полков, эскадрилий, их заместителей, выяснить уровень подготовки каждого. Авиационный командир всегда должен быть готов выступить в роли инструктора.
Не все, к сожалению, разделяли эту точку зрения. До меня дошел ропот: зачем, мол, нас проверять и учить? Без того учены достаточно и воевали неплохо - вон сколько у каждого орденов. А если кто чего забыл, немцы напомнят. Учителя они тоже неплохие.
Но такого рода рассуждения прекратились сразу же, как только стали известны результаты проверки руководящего состава. Выяснилось, что даже командиры полков допускают иногда серьезные ошибки в управлении самолетом. Особенно при взлете и посадке.
Пригласил инспектора дивизии по технике пилотирования майора П. Н. Силина. Приказал спланировать и организовать систематические тренировки руководящего состава.
Майор П. Н. Силин по праву считался одним из лучших летчиков дивизии, отличался правдивостью и принципиальностью. Если уж замечал недостатки в пилотировании, говорил о них прямо, никому не делал скидок. И боец был отличный - никогда не упускал случая слетать на боевое задание. К концу войны он имел на своем счету двести восемнадцать боевых вылетов, участвовал в сорока восьми воздушных боях и лично сбил восемь вражеских самолетов.
А еще через три дня началась грандиозная межфронтовая операция по освобождению Белоруссии. Начало ее ознаменовалось мощной артиллерийской и авиационной подготовкой, в которой довелось участвовать и нам.
3-я гвардейская истребительная авиадивизия действовала в составе 1-го Прибалтийского фронта. Наступление здесь, равно как и на других фронтах, участвовавших в операции, развивалось успешно. Прорвав вражескую оборону, сухопутные войска нашего фронта форсировали Западную Двину и во взаимодействии с войсками 3-го Белорусского фронта окружили витебскую группировку противника. 27 июня жалкие ее остатки приняли ультиматум советского командования и сдались в плен.
На протяжении этих нескольких дней мы выполняли разнообразные задачи: прикрывали с воздуха пехоту, сопровождали бомбардировщиков и штурмовиков, блокировали вражеские аэродромы, вели разведку базирования немецкой авиации и наземного противника, вылетали на свободную охоту.
С началом наступления немецкая авиация оказалась не в силах осуществить серьезное сопротивление. Но с выходом советских войск на рубеж Западной Двины она значительно повысила свою активность. Большие группы "юнкерсов" и "фокке-вульфов" пытались наносить ответные удары по нашим переправам и плацдармам.
Советским истребителям пришлось немало потрудиться, чтобы сорвать эти попытки, и они действительно были сорваны.
В нашей дивизии наиболее эффективно действовал 32-й гвардейский полк. Он больше всех уничтожил вражеских самолетов. Четверка Ла-5, возглавляемая Героем Советского Союза старшим лейтенантом А. И. Марковым, однажды встретила у линии фронта восемнадцать ФВ-190, намеревавшихся штурмовать наземные войска. При таком подавляющем превосходстве противника успех могла принести лишь внезапная дерзкая атака. И Марков блестяще использовал эту единственную возможность. Имея преимущество в высоте, он зашел с тыла и обрушился всей своей немногочисленной группой на замыкающие "фокке-вульфы". С первой же атаки два из них были сбиты. Остальные, бесприцельно побросав бомбы, развернулись против марковской четверки. Однако она уже ушла по вертикали вверх, готовясь к новой атаке. Тут же подоспела еще одна группа наших истребителей, и фашисты уклонились от боя.
В начале июля при выполнении боевого задания погиб любимец 32-го полка Герой Советского Союза старший лейтенант М. А. Гарам. На его счету было сто восемьдесят пять боевых вылетов и тринадцать сбитых немецких самолетов.
Я хорошо знал Михаила, так же как и его брата Николая Гарама. Вместе мы воевали еще под Сталинградом. Николай погиб в сентябре 1942 года. А теперь вот не стало и второго из братьев.
Не обошлось без потерь и в других полках. Теряли мы людей, теряли самолеты. И такова уж, видно, логика войны, что трагическое здесь причудливо переплетается порой с комическим.
В 63-м гвардейском полку случилось такое. Четверка Ла-5, возглавляемая капитаном В. М. Шкуренко, завязала бой с семью "фокке-вульфами". Наши сбили два немецких истребителя. Один из них пришелся на долю молодого летчика младшего лейтенанта Терехина. Но при этом пострадал и терехинский самолет - у него была отбита почти половина плоскости. С большим трудом младший лейтенант дотянул до своего аэродрома. Садиться ему, конечно, запретили, приказали выпрыгнуть с парашютом. Терехин каким-то образом ухитрился снять кабинные часы и только после этого покинул аварийную машину. Командир полка Е. М. Горбатюк вполне резонно спросил летчика, зачем он из-за каких-то часов рисковал жизнью. На это последовал простодушный ответ:
- Очень уж жалко было бросать самолет. Хоть часы спас...
Высокие темпы наступления советских войск вызвали ряд трудностей, связанных с частым перебазированием дивизии. За нами не были закреплены определенные батальоны аэродромного обеспечения. Нас обслуживали различные тыловые части, вернее - передовые их комендатуры. Нередко командованию дивизии и полков самим приходилось принимать энергичные меры для своевременного поступления боеприпасов, горючего, продовольствия, идя даже на отрыв технического состава от выполнения его основных обязанностей.
Этот же период запечатлелся в моей памяти многочисленными встречами с очень интересными людьми. В течение нескольких дней один наш полк базировался вместе с французским истребительным авиационным полком "Нормандия". Наши летчики сразу сблизились с боевыми друзьями из Франции. Мы отдавали должное их смелости и мужеству. Недаром многие из них удостоились высоких советских наград, а некоторые стали даже Героями Советского Союза.
У французских летчиков был своеобразный способ взлета. Они еще на земле выстраивались парами, с небольшими дистанциями и интервалами, и в готовом уже плотном боевом порядке взмывали в небо. Очень впечатляющая картина организованности и сплоченности!
Потом мы взаимодействовали с торпедоносной авиацией Краснознаменного Балтийского флота, наносившей удары по вражеским кораблям в Рижском заливе. Торпедирование с воздуха требовало от морских летчиков исключительного мужества и мастерства. Они должны были на малой высоте приблизиться к вражескому кораблю на несколько сот метров, сбросить торпеду, а затем "перескочить" через противника. Потери при таком способе действий, конечно, неизбежны.
Даже бывалые наши истребители, повидавшие всяческие виды, иной раз содрогались, наблюдая за боевой работой торпедоносцев. Представьте себе хотя бы следующий эпизод. В Рижском заливе появляется немецкий военный корабль. Звено "бостонов", выстроившись в кильватерную колонну, идет на него в атаку. Вражеский корабль открывает по ним мощный огонь. Первый, а затем второй торпедоносцы сбиты. Лишь третьему удается нанести верный удар и потопить противника.
Вспоминая об этом, невольно думаешь: какой беспредельной любовью к Родине должен был обладать советский человек, чтобы драться за нее с таким вот упорством.
По-своему запомнилась и совместная боевая работа с 335-й штурмовой авиационной дивизией, которой командовал полковник С. С. Александров. Сопровождение штурмовиков - дело не из веселых. Ил-2 ходили на небольшой высоте, скорость у них значительно уступала скорости истребителей. В такой ситуации огонь вражеских зенитных установок был достаточно эффективен. И если штурмовик располагал против него надежной броневой защитой, то о тогдашнем истребителе этого не скажешь. Последний уходил от поражения лишь за счет искусства летчика, особенно в тактике.
Мы неоднократно толковали об этом с полковником С. С. Александровым и даже разработали нечто вроде инструкции по взаимодействию, которую затем несколько исправил и утвердил Н. П. Дагаев. В ней последовательно, шаг за шагом, определялся порядок прикрытия штурмовиков на всем пути их следования до объекта удара и обратно. При вылете на боевое задание истребители в составе пар располагались сверху, впереди и по бокам, от Ил-2. При нанесении удара по цели истребители сопровождения должны были пикировать вместе со штурмовиками, предупреждая внезапные атаки немецких истребителей на высотах 150 - 200 метров. На обратном пути основное внимание уделялось прикрытию замыкающей группы штурмовиков. Эта заранее обусловленная метода вполне оправдала себя на практике. Дивизия полковника С. С. Александрова успешно выполняла свои боевые задачи и почти не имела потерь. Не жаловались на потери и мы.
Динамичность боевых действий в Белоруссии, а затем и в Прибалтике не всегда позволяла противнику заблаговременно приводить в негодность оставляемые им авиационные базы. Помню, как мы радовались, захватив однажды превосходный стационарный аэродром с бетонированной взлетно-посадочной полосой. Но именно здесь я попал в переплет, едва не ставший последним в моей жизни.
Мне пришлось вылететь туда в числе первых, чтобы организовать прием всей дивизии, определить размещение полков, стоянки самолетов, наладить связь. В середине дня над аэродромом появился совершенно истерзанный Ла-5. Он с трудом произвел посадку, но в конце пробега развернулся и упал на правое крыло. Вдвоем с шофером я помчался к нему на виллисе. Когда подъехали, летчик уже выбрался из кабины - это был капитан П. Н. Андреев - и неторопливо стал докладывать, как во время штурмовки немецких войск его самолет подбили вражеские зенитчики.
За разговором мы не заметили появления большой группы "фокке-вульфов". Они с ходу устремились в пикирование. А мы - в центре аэродрома, на бетонированной полосе. До какого-нибудь укрытия не добежать. Пришлось растянуться на голом месте. Вечностью показались нам десять - пятнадцать минут, наполненные оглушительными разрывами бомб. Только счастливой случайностью можно объяснить то, что никто из нас не пострадал.
Едва закончился налет, как на окраине аэродрома, примыкавшей к леску, началась перестрелка. Там, оказывается, напоролось на наших механиков и мотористов какое-то наземное подразделение противника, выходившее из окружения. Пришлось высылать подмогу. В завязавшемся бою около тридцати гитлеровцев было уничтожено. Остальных взяли в плен. Сами мы потеряли двоих.
* * *
После освобождения Шауляя войска 1-го Прибалтийского фронта устремились на север, к морю, намереваясь отрезать от Восточной Пруссии группировку противника, действовавшую в Прибалтике. Сознавая всю опасность этого маневра, немецкое командование перебросило сюда дополнительные силы. В районах Добеле и Шауляя развернулись ожесточенные бои. Причем не только на земле, айв воздухе.
Противник стал широко использовать для штурмовых действий истребители "Фокке-Вульф-190". В связи с этим нам тоже пришлось несколько менять тактику прикрытия наземных войск: увеличили состав патрульных групп, ввели так называемый скользящий график патрулирования. Тем самым значительно была снижена эффективность ударов немецкой авиации.
Здесь же мы чуть не потеряли командира 137-го полка подполковника В. А. Яманова. Он повел на задание восьмерку Ла-5 и встретился с восемнадцатью "фокке-вульфами". Те уже изготовились к штурмовке советских наземных войск. Однако численное превосходство противника не испугало наших летчиков. Они решительно атаковали "фокке-вульфов" и двух сбили. Тогда немцы, отказавшись от штурмовки, все обрушились против группы Яманова. Только мужество и мастерство позволили нашим летчикам выдержать натиск противника и возвратиться с задания в полном составе, хотя у некоторых самолеты получили опасные повреждения. Например, на Ла-7 подполковника Яманова были разбиты капот и два цилиндра мотора, полностью снесена передняя часть фонаря вместе с прицелом. Удивительно, как сам Яманов остался жив и сумел посадить свой изувеченный истребитель.
Еще раз отличился и капитан П. Н. Андреев - из 32-го гвардейского полка. Ой уже возвращался с задания, когда его пару неожиданно атаковали сверху два "фокке-вульфа". Нашим летчикам, оказавшимся в невыгодном положении, удалось тем не менее выйти из-под удара. Но немцы, обычно не проявлявшие высокой активности при равном соотношении сил, на этот раз действовали напористо. Как будто знали, что у Андреева и его напарника боеприпасы на исходе.
Выпустив последнюю очередь, капитан Андреев пошел в лобовую атаку. Немецкий летчик не выдержал ее и начал отворачивать. Андреев же резко сманеврировал и правой плоскостью ударил по "фокке-вульфу". Тот перевернулся и врезался в землю. А Ла-5 капитана Андреева с отбитой на одну треть плоскостью все же дотянул до своего аэродрома, и летчик намеревался произвести посадку. Однако командир полка майор Луцкий не разрешил ему рисковать, приказал покинуть самолет, воспользовавшись парашютом.
* * *
С середины августа нашей дивизии все чаще ставились задачи на разведку наземного противника. И понятно почему. Обстановка на фронте резко обострилась, противодействие врага возросло. Наше командование очень нуждалось в сведениях о районах сосредоточения неприятельских войск, маршрутах их движения, оборонительных рубежах, железнодорожных перевозках и тыловых коммуникациях немцев.
Наиболее успешно выполняли разведывательные задания майоры Орехов, Воронько, Шульженко, капитаны Калинин, Шкуренко, Андреев, старшие лейтенанты Гольтман, Черноусов, Луговцев, лейтенанты Коверзнев и Сафронов. В конце августа четверо из них - Н. Н. Шульженко, П. Н. Андреев, В. Я. Калинин и В. Р. Коверзнев - были награждены орденом Красного Знамени.
Тем временем противник, прорвав нашу оборону, вплотную приблизился к Шауляю. Бои здесь достигли своего апогея. Нам пришлось в составе всей дивизии вылететь на боевое задание. Сбили мы при этом всего девять вражеских самолетов, но страху на немцев нагнали. Они в течение нескольких дней не появлялись над линией фронта.
Отразив контрудары в районах Добеле и Шауляя, 1-й Прибалтийский фронт развернул подготовку к новому наступлению на рижском направлении. Оно началось 14 сентября 1944 года. Погода не благоприятствовала действиям авиации, однако мы не сидели на месте.
Утром 16 сентября восьмерка Ла-7 под командованием майора А. П. Шишкина вылетела на прикрытие наземных войск. Боевой порядок группы был такой: на высоте четырех километров находилось звено Шишкина, пятьюстами метрами ниже звено майора А. В. Пашкевича. Внутри звеньев тоже было рассредоточение по высоте.
Придя в район патрулирования, Пашкевич заметил примерно в 1500 метрах над собой десять "фокке-вульфов", перестраивавшихся в колонну для бомбометания. Доложив об этом Шишкину, он повел свою четверку в атаку. Фашисты беспорядочно сбросили бомбы и приняли бой. Десять против четырех!
Майор Шишкин поспешил на помощь товарищам. Имея преимущество в высоте, он с ходу атаковал противника. Сразу же вспыхнули два "фокке-вульфа". Майору Пашкевичу и старшему лейтенанту Скрипнику удалось поджечь еще два вражеских истребителя. Этим, по существу, исход боя был решен. Потеряв почти половину самолетов, противник покинул район.
В сентябрьском наступлении наша дивизия тесно взаимодействовала с 3-м гвардейским механизированным корпусом - подвижной группой 43-й общевойсковой армии. Корпус был введен в прорыв, и к концу дня 16 сентября передовой его отряд достиг Западной Двины. Наши летчики надежно прикрывали боевые действия танкистов, вели в их интересах разведку вражеских войск. Сведения о противнике непосредственно с борта самолетов передавались на командные пункты танковых соединений и даже частей.
А всего на протяжении сентября 1944 года 3-я гвардейская истребительная авиадивизия произвела 2240 боевых самолето-вылетов, при этом состоялось 65 воздушных боев и было сбито 113 самолетов противника. Мы потеряли 16 самолетов.
В октябре 1-й Прибалтийский фронт предпринял новый удар на мемельском направлении. Вражеская оборона за четыре дня была прорвана на глубину до шестидесяти - девяноста километров. Советские войска вышли на побережье Балтийского моря, отрезав от Восточной Пруссии основные силы немецко-фашистской группы "Север".
И тут мне пришлось распрощаться с моими боевыми друзьями. Я получил назначение на должность командира истребительной авиационной дивизии во 2-ю воздушную армию, действовавшую в составе 1-го Украинского фронта на берлинском направлении. В то время у каждого из нас все мечты были связаны именно с этим направлением.
От Вислы до Нейсе
В середине ноября 1944 года я прибыл в штаб 2-й воздушной армии, располагавшийся в польском городе Жешув, чтобы представиться командующему генерал-полковнику авиации С. А. Красовскому по случаю назначения меня командиром 322-й истребительной авиационной дивизии. Степана Акимовича в тот день в штабе не было: он находился на докладе у командующего 1-м Украинским фронтом Маршала Советского Союза И. С. Конева.
Принял меня начальник штаба армии генерал-майор авиации А. С. Пронин - мой сослуживец по 1939 - 1940 годам. Тогда он был начальником разведки авиационной бригады, а я - заместителем командира эскадрильи. Жили мы в одном доме, часто встречались.
Наша беседа с самого начала приняла непринужденный характер. Генерал Пронин сообщил, что 322-я дивизия имеет большой боевой опыт. Один из ее полков получил гвардейское звание вторым по Военно-Воздушным Силам. Среди летчиков много Героев Советского Союза. Командный состав хороший.
- Но в последнее время дивизию лихорадят аварии самолетов, - сказал в заключение начальник штаба. - Только вчера доложили, что на посадке разбились еще два Ла-5. Советую разобраться с этим в первую очередь.
Знакомая картина! Когда мы начали осваивать истребители Ла-5, тоже было много поломок. Самолет неплох - имеет приличную скорость, мощное вооружение, обладает преимуществами перед истребителями противника в вертикальном маневре. Однако на взлете и при посадке требует от летчика повышенного внимания и четкости действий. Стоит приземлиться на повышенной скорости, при недостаточно ровном грунте или резко затормозить, и он энергично разворачивается. В результате фанерная обшивка в хвостовой части фюзеляжа ломается или скручивается настолько, что машину совершенно нельзя отремонтировать.
В гостинице я продолжал раздумывать над этим и пришел к твердому убеждению, что не все летчики 322-й дивизии хорошо освоили взлет и посадку на Ла-5. Особенно - посадку. Еще более укрепился я в своем мнении, когда узнал от главного инженера армии генерала А. В. Винокурова, что в дивизии всего лишь два учебных самолета Ла-5, да и они почти не используются. Теперь ясно, с чего следует начинать работу по ликвидации аварийности.
Утром меня вызвали к командующему, и в его приемной я неожиданно встретился со старым знакомым - Иваном Семеновичем Полбиным. На его плечах были уже генеральские погоны, на гимнастерке поблескивала Золотая Звезда. Генерал Полбин командовал в то время 6-м гвардейским бомбардировочным авиационным корпусом.
Я очень обрадовался встрече с этим одаренным авиационным командиром. Он, как и прежде, был полон новаторскими идеями о дальнейшем повышении боевой эффективности бомбардировочной авиации.
К командующему мы вошли вместе.
Генерал С. А. Красовский встретил меня приветливо. Расспросил, где я служил, на каких самолетах летал. Рекомендовал обратить особое внимание на подготовку летного состава к штурмовым и бомбардировочным действиям по наземным целям. Потребовал ликвидировать в дивизии аварийность. В заключение осведомился, нет ли вопросов у меня. И тут я обратился к нему с просьбой о выделении для нас нескольких учебных самолетов Ла-5.
- Ну и ну, - с нарочитой строгостью сказал командующий. - Дивизии еще не принял, а уже начал попрошайничать.
Я постарался обосновать свою просьбу. Генерал выслушал мои доводы и пообещал прислать шесть - восемь "спарок". Обещание это он не замедлил выполнить...
В штабе 2-го истребительного авиационного корпуса, в состав которого входила 322-я дивизия, меня ознакомили с дивизионными делами, более подробно охарактеризовали руководящий состав, поставили конкретные задачи на ближайшее время.
Корпусом командовал тогда А. С. Благовещенский. Я уже знал, что этот невысокого роста, плотный и энергичный генерал в конце тридцатых годов вместе с другими нашими добровольцами сражался против японских захватчиков в Китае и именно там заслужил высокое звание Героя Советского Союза. Затем работал летчиком-испытателем, но с началом Отечественной войны опять вернулся в войска. Мне довелось познакомиться с ним еще в 1943 году, когда я служил в Управлении боевой подготовки ВВС.
Алексей Сергеевич Благовещенский пользовался у летчиков большим авторитетом. Он всегда первым осваивал новые самолеты, часто вылетал на боевые задания, мастерски провел множество воздушных боев. В обращении с людьми был прост, высокую требовательность к подчиненным умел сочетать с отеческой заботой об их нуждах и запросах.
Этими же качествами отличался и начальник политотдела корпуса полковник Ф. М. Лобан. А вот начальник штаба генерал М. Д. Серов на первый взгляд произвел иное впечатление: этот на редкость пунктуальный и немногословный человек казался нелюдимым и даже несколько заносчивым. Однако при последующих встречах я всегда восхищался им: его работоспособностью, обширными знаниями авиационного дела и глубоко продуманными суждениями.
Командный пункт нашей дивизии обосновался в семидесяти километрах северо-западнее Львова. Там меня встретил мой заместитель подполковник Г. А. Лобов (ныне генерал-лейтенант авиации, Герой Советского Союза, кандидат военных наук). В корпусе его охарактеризовали как отличного летчика, храброго воздушного бойца. Он любил сам слетать на задание, и мне посоветовали даже чуть сдержать эту активность Лобова: у заместителя командира дивизии немало дел и на земле.
Хорошее впечатление оставила у меня встреча с начальником политотдела полковником А. В. Нарыжным. В нем я сразу угадал опытного политработника, энергичного организатора.
Начальник штаба полковник Н. З. Шевченко - в прошлом штабс-капитан русской армии, затем красный кавалерист - пришел в авиацию, как говорят, уже в годах. Однако хорошо изучил ее, особенно по части боевого применения, умел принять смелое решение и провести его в жизнь.
На следующий день я вместе с Г. А. Лобовым направился в полки. Одним из них - 2-м гвардейским - командовал майор А. П. Соболев, другим - 482-м - майор Г. В. Диденко, третьим - 937-м - майор Ф. М. Косолапов. Все трое - молодец к молодцу.
На аэродромах увидел самолеты с надписями по борту: "Монгольский арат", "Шилкинский старатель", "Георгиевский путеец".
- Подарочные, - пояснил Лобов. - Приобретены на средства трудящихся.
На истребителях с надписью, "Монгольский арат" летала целая эскадрилья. Командовал ею капитан И. Т. Кошелев. Монгольская Народная Республика снабдила свою подшефную эскадрилью не только самолетами, но и добротным снаряжением для летчиков.
Самолет "Шилкинский старатель" подарили своему земляку командиру 2-го гвардейского полка майору А. П. Соболеву золотоискатели Сибири. А на истребителе, подаренном железнодорожниками Георгиевского узла, летал их земляк Герой Советского Союза капитан А. И. Майоров.
Работу в полках мы начали с обсуждения основных направлений подготовки к предстоящим боям.
Поскольку на фронте наступило относительное затишье, было решено резко увеличить количество учебных полетов. Это диктовалось рядом обстоятельств. И тем, что в последнее время в полки прибыло пополнение, состоявшее в основном из молодых летчиков. И тем, что даже ветераны дивизии сравнительно недавно пересели на истребители Ла-5 и Ла-7, а следовательно, не приобрели еще достаточного опыта в использовании их, отчего и участились случаи поломок самолетов на взлете и посадке. Наконец, нужно было выполнить указание командующего армией о необходимости готовить весь летный состав к бомбардировочным и штурмовым действиям по наземным целям; в истребительной авиации для многих это являлось совершенно новым делом, особенно бомбометание.
Не мог я не считаться и с тем, что после напряженных боевых действий летный состав дивизии какое-то время отдыхал. Это вполне естественно, но всегда связано с утратой навыков. А что сие значит, летчики знают отлично. Стоит не полетать всего несколько дней, и уже начинаешь чувствовать какую-то скованность, неуверенность. Садишься в кабину, а в ней что-то не так: вроде бы тесновато, шкалы приборов плохо видны, не сразу находишь нужный тумблер. О полете и говорить нечего: резко действуешь ручкой и педалями, стрелки приборов бегают из стороны в сторону, иногда кажется, что летишь с большим креном или разворотом. Начинаешь нервничать, суетиться и... совершаешь одну ошибку за другой. Потому-то в авиации и придается такое большое значение восстановлению навыков, или, говоря языком спортсменов, обретению летной формы.
Решили прежде всего проверить руководящий состав - командиров полков, эскадрилий, их заместителей, выяснить уровень подготовки каждого. Авиационный командир всегда должен быть готов выступить в роли инструктора.
Не все, к сожалению, разделяли эту точку зрения. До меня дошел ропот: зачем, мол, нас проверять и учить? Без того учены достаточно и воевали неплохо - вон сколько у каждого орденов. А если кто чего забыл, немцы напомнят. Учителя они тоже неплохие.
Но такого рода рассуждения прекратились сразу же, как только стали известны результаты проверки руководящего состава. Выяснилось, что даже командиры полков допускают иногда серьезные ошибки в управлении самолетом. Особенно при взлете и посадке.
Пригласил инспектора дивизии по технике пилотирования майора П. Н. Силина. Приказал спланировать и организовать систематические тренировки руководящего состава.
Майор П. Н. Силин по праву считался одним из лучших летчиков дивизии, отличался правдивостью и принципиальностью. Если уж замечал недостатки в пилотировании, говорил о них прямо, никому не делал скидок. И боец был отличный - никогда не упускал случая слетать на боевое задание. К концу войны он имел на своем счету двести восемнадцать боевых вылетов, участвовал в сорока восьми воздушных боях и лично сбил восемь вражеских самолетов.