- Давайте помозгуем сообща, как лучше действовать, - предложил он.
Высказались многие. И в конечном счете была признана наиболее желательной такая схема совместных действий бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей. Впереди идут истребители, очищая намеченный район от вражеской истребительной авиации. За ними на малой высоте, под прикрытием опять же истребителей, следуют штурмовики. Они наносят удары по противнику в прифронтовой полосе, в первую очередь по его зенитным средствам. А замыкают смешанную группировку авиации бомбардировщики Пе-2, предназначенные для действий по дальним целям во вражеском тылу. На обратном пути, используя превосходство вскорости, "пешки" догоняют штурмовиков. Тут же сосредоточиваются и все вылетевшие истребители. Задача последних - обеспечить полет бомбардировщиков и штурмовиков туда и обратно.
Такой способ нанесения ударов по наземному противнику оказался на практике очень эффективным.
Но от истребителей он требовал предельной четкости, согласованности действий на всех этапах сопровождения, что очень осложнялось отсутствием в то время надежной радиосвязи между самолетами. Эту трудность преодолевали всякими путями: устанавливали специальные сигналы для визуальной связи одного самолета с другим, а также между группами истребителей, разнообразили боевые порядки при полете к линии фронта и обратно.
Помогли нам и некоторые новшества в тактике. Скоростные истребители стали чаще переходить к боевым порядкам, рассредоточенным в глубину и по фронту, разделяться на ударную и прикрывающую группы, эшелонированные по высоте (иногда создавалась еще и группа резерва). Начали применяться действия звеньями четырехсамолетного состава, а также парами, хотя тактика пары истребителей только осваивалась. Летали мы, как правило, на увеличенных скоростях, при ведении воздушных боев предпочтение отдавали вертикальному маневру. Словом, истребители все более и более овладевали искусством борьбы, отвечающим духу времени.
С декабрьским ненастьем связано у меня и еще одно воспоминание. Пользуясь вынужденным ослаблением нашей боевой активности, командование дивизии организовало в городском театре торжественное вручение правительственных наград отличившимся летчикам, техникам, механикам. Затем состоялся концерт калининских артистов.
Ордена и медали получили тогда многие, в том числе Долгушин и Макаров. Я особенно радовался за них. Ведь они на моих глазах делали свои первые фронтовые шаги. Боевые награды - признание их зрелости и мужества.
От души поздравляли мы все и командира дивизии полковника Бурдина, удостоенного ордена Ленина. Пожимая ему руку, я никак не мог предполагать, что через несколько часов его уже не будет в живых.
А случилось это так. Городской театр находится на левом берегу Волги. Чтобы попасть оттуда в штаб дивизии, надо было пересечь реку. Дорога была проложена прямо по льду. Я с летчиками нашего полка проехал здесь на грузовой автомашине вполне благополучно. Бурдин же ехал на "эмке", но несколько позже. К тому времени усилился снегопад. Дорогу местами замело. Шофер сбился с пути, и машина угодила в полынью.
Погиб замечательный авиационный командир и большой души человек.
* * *
В конце декабря 1941 года мне опять предложили должность командира истребительного полка. Я не хотел расставаться с моими боевыми товарищами, начал отнекиваться. Сослался на то, что заместителем командира части работаю недавно, основательного командирского опыта еще не приобрел, а тут незнакомый полк, новые люди...
- Тогда вот что, - строго сказал начальник отдела кадров, - поедете на курсы командиров полков.
Против этого я пытался выставить еще какие-то аргументы, но безуспешно. Так или иначе, а со 180-м истребительным полком, уже ставшим для меня родным, пришлось расстаться.
Перед отъездом заглянул проститься в бывшую свою эскадрилью. На месте застал Сергея Долгушина, Никиту Борового и Сергея Макарова. Посидели, вспомнили, какими неоперившимися птенцами начинали они свою службу здесь. Вместе порадовались их боевым успехам. К тому времени каждый из них пользовался уже репутацией опытного воздушного бойца.
По-разному сложилась дальнейшая судьба этих дорогих мне людей. Они продолжали храбро сражаться в составе 180-го полка, но не всем довелось дожить до победы. В начале февраля 1942 года погиб Никита Боровой. В конце того же месяца - Сергей Макаров.
А с Долгушиным мы еще встретились, и он рассказал мне тогда о последнем вылете Макарова. Четверка наших истребителей завязала бой с восемнадцатью Ме-110. Несмотря на большое численное превосходство противника, наши летчики действовали смело, напористо. Сбив двух "мессершмиттов", Макаров пошел в атаку на третьего. Точная очередь - и тот задымил. Посчитав, что стрелок на "мессершмитте" выведен из строя, Макаров сблизился с вражеским истребителем до двадцати - тридцати метров, намере-ваясь добить его. Но тот опередил. Пулеметная очередь хлестнула по кабине, и Макаров был убит.
Героя Советского Союза Сергея Васильевича Макарова похоронили в братской могиле под Ржевом. 260 боевых вылетов, 35 воздушных боев, 10 сбитых самолетов противника - таков итог фронтового пути этого мужественного летчика.
Нелегкий жребий выпал и на долю А. И. Горгалюка. Он успел сделать 376 боевых вылетов и уничтожил 15 вражеских самолетов. Свой последний воздушный бой Горгалюк провел над Курском. Здесь его самолет сожгли. Сам он выбросился с парашютом, но от многочисленных ранений в лицо потерял зрение, восстановить которое не удалось. Тяжелый недуг не сломил, однако, воли летчика-коммуниста. Герой Советского Союза Александр Иванович Горгалюк окончил техникум и сейчас плодотворно трудится на посту заместителя начальника Управления Всероссийского общества слепых.
И. М. Хлусович закончил войну командиром истребительной авиационной дивизии. Теперь - в запасе. В. И. Зиновьев стал генералом. Далеко продвинулся по службе и бывший начальник штаба 180-го истребительного авиаполка М. Е. Проворов. Он ушел в запас тоже в генеральском звании с должности начальника штаба авиационного соединения.
Рассказывая об этом, хочу подчеркнуть лишь одно: в первые месяцы войны мне посчастливилось служить с замечательными людьми. Им я обязан многим. Не обо всех боевых товарищах из 180-го истребительного авиаполка удалось написать здесь, но все они мне очень дороги.
Инспектор ВВС
Май 1942 года. По Большой Пироговской я направляюсь в штаб ВВС. Позади четыре месяца учебы на курсах усовершенствования командного состава. Вчера сообщили о назначении заместителем командира авиационной дивизии на Западный фронт. Осталась небольшая формальность: получить в отделе кадров соответствующие документы.
Был теплый весенний день. Легкий ветерок теребил в сквере только что вылупившуюся из почек изумрудную листву. Под деревьями ребятишки сосредоточенно копались в ящиках с песком. Навстречу попадались преимущественно военные. Как правило, без шинелей. Да и москвичи перешли уже на "летнюю форму одежды". Неожиданно меня окликнули: - Семенов, подожди. Обернувшись, я увидел выходившего из легковой машины полковника А. С. Шацкого - начальника отдела кадров ВВС. Обычно строгий и сосредоточенный, он сейчас вдруг как-то заговорщицки улыбался мне и даже, кажется, подмигнул:
- За предписанием?
- За ним, - ответил я, почувствовав что-то неладное.
- А в инспекции ВВС не хочешь работать? - спросил Шацкий. - Такие, как ты, очень нужны там. Боевой опыт передавал бы...
- Нет, не хочу, - ответил я. - А опыт передавать и в дивизии можно.
- Все-таки подумай, - посоветовал полковник. - И приходи завтра. Сегодня в штабе не буду...
А на следующий день мне сообщили, что свой прежний приказ командующий ВВС отменил и я уже назначен в инспекцию. Не сказал бы, что эта новость обрадовала меня. Каждый, кто свыкся с работой в войсках, переход на штабную должность воспринимает с предубежденностью. Я не являлся исключением: мне тогда тоже казалось, что работать в штабе, да еще в таком большом, - значит обложиться бумагами, писать разные отчеты, докладные, а живое дело - прощай!
Будто угадав мои мысли, Шацкий сказал:
- В Москве засиживаться не придется. Инспекторы почти все время будут находиться в частях. Они должны учить летчиков воевать.
От этого разъяснения настроение у меня несколько поднялось. К тому же я был убежден, что моя служба в инспекции - явление временное, рано или поздно мне все же удастся вернуться на командную работу. И тогда-то, пожалуй, даже пригодится все то, что я приобрету здесь, общаясь с авиационными руководителями различных должностных категорий, разных школ и многообразного опыта.
Вскоре мне довелось встретиться лично с командующим ВВС генерал-лейтенантом авиации А. А. Новиковым. Он проводил в инспекции совещание о новых ее задачах, вытекавших из больших организационных изменений в Военно-Воздушных Силах. У нас тогда начали создаваться воздушные армии, отдельные авиационные корпуса резерва Ставки Верховного Главнокомандования, формировалось много новых авиационных полков. Руководящий состав этих объединений, соединений и частей, естественно, нуждался в помощи, и оказать ее должны были прежде всего мы, инспекторы. Разумеется, с нас не снимались и обязанности контроля за выполнением в войсках директив, приказов, распоряжений Наркома обороны и командования ВВС.
После совещания А. А. Новиков задержал меня. Оказывается, начальник отдела кадров доложил ему о недавнем нашем разговоре.
- Значит, не по душе служба в инспекции? - спросил, улыбаясь, командующий.
Я откровенно признался, что особенностей этой службы пока не постиг, а вот службу в полку или дивизии знаю и люблю. Генерал выслушал меня не перебивая, а затем заговорил сам:
- Мы с вами коммунисты, и для нас интересы дела - самое главное. Роль инспекции сейчас исключительно велика. Сам Верховный Главнокомандующий интересуется ее работой...
Беседа была довольно продолжительной, и я наконец понял, что назначение меня в инспекцию ВВС едва ли являлось случайностью, стечением каких-то обстоятельств. Сюда подбирали именно тех, кто имел достаточный боевой опыт. Многих отзывали прямо с командных должностей,
В то время инспекция ВВС состояла из нескольких отделов. Каждый отдел занимался определенным родом авиации, и был еще один - оперативно-тактический. Мне предстояло работать в отделе истребительной авиации, который возглавлялся подполковником М. Н. Якушиным. Начальник мой тоже воевал в Испании, за что получил две награды: орден Ленина и орден Красного Знамени. В предвоенные годы его имя довольно часто появлялось в печати: Якушин неоднократко участвовал в московских авиационных парадах в составе знаменитой серовской "красной пятерки" истребителей. Ему были присущи виртуозное летное мастерство и удивительная настойчивость в любом деле - большом или малом.
В подчинении М. Н. Якушина кроме меня находилось еще восемь летчиков-инспекторов: Герои Советского Союза Н. С. Герасимов, П. Т. Коробков, И. Ф. Голубин, орденоносцы Н. И. Власов, Ф. М. Пруцков, Е. С. Антонов, С. А. Горелик, М. С. Сапронов. Мы получили широкие полномочия. В моем тогдашнем инспекторском удостоверении было написано: "Командирам частей, соединений и начальникам служб выполнять все требования и указания майора Семенова А. Ф.".
Понятно, что такой документ налагал на владельца и особую ответственность за свои решения и действия.
Инспектор обязан был хорошо знать авиационную технику, состоявшую на вооружении ВВС. Мне довелось много летать на отечественных истребителях МиГ-3, Як-1 и ЛаГГ-3, а также на самолетах иностранных марок - "кобре", "харрикейне" и других. Сравнивая эти машины, я пришел к выводу, что наши истребители значительно лучше зарубежных. Скажем, "кобра" имела неплохое вооружение крупнокалиберную пушку и четыре пулемета, но была тяжела в управлении, имела малую вертикальную скорость, медленно входила в переворот. А управление "харрикейном" осложнялось из-за "ломающейся" ручки, к которой нелегко привыкнуть. К тому же у него медленно нарастала мощность двигателя, на нем нельзя было применять энергичные маневры, особенно в вертикальной плоскости.
Первые дни работы в инспекции я всецело посвятил повторному изучению техники. Но дней-то этих оказалось не так уж много. В середине мая меня вместе с двумя другими инспекторами - Пруцковым и Антоновым - вызвал подполковник Якушин и объявил :
- Под Москву перебазировался на переформирование четыреста тридцать четвертый полк. Вы должны помочь его командованию в месячный срок, подготовить личный состав к новым боям. Задача не из легких. Полк прибыл с фронта, большинство летчиков вышло из строя, их заменила в основном необстрелянная молодежь. Так что работать придется напряженно, не считаясь со временем.
Трудности нас не пугали: мы были молоды, все трое воевали еще в Испании, наши летные и инструкторские качества считались достаточно высокими.
434-м истребительным авиаполком командовал тогда Герой Советского Союза И. И. Клещев. В свои двадцать с небольшим лет этот крепко сколоченный, энергичный, с волевым лицом и непокорной шевелюрой майор успел повоевать на Хасане, на Халхин-Голе и почти год - на фронтах Отечественной. Комиссаром полка был В. Г. Стельмощук, начальником штаба - Н. И. Зубков - люди более солидные по возрасту.
Из летчиков с боевым опытом мы встретили здесь капитана В. П. Бабкова (сейчас генерал-лейтенант авиации, заслуженный военный летчик СССР), капитана И. И. Избинского, лейтенантов В. Я. Алкидова, Н. А. Карначенка, А. Я. Баклана, А. Г. Котова, В. А. Савельева, В. А. Орехова. Почти все они впоследствии стали Героями Советского Союза.
Основное внимание сосредоточили, разумеется, не на них, а на молодом пополнении. Оно переучивалось на новые самолеты Як-1. Занятия в классах, на аэродроме, вывозные полеты, разборы их - на все это уходило ежедневно по двенадцать - четырнадцать часов. Не так-то просто в течение одного месяца научить каждого и управлять новой машиной, и вести на ней бой применительно к конкретной обстановке, к реальному противнику, постоянно совершенствующему способы и методы боевых действий.
Летом 1942 года немецко-фашистское командование стало массированно использовать бомбардировочную авиацию на относительно узких по фронту направлениях. Причем прикрытие бомбардировщиков истребителями осуществлялось не только в районах нанесения ударов, а и на протяжении всего маршрута следования от взлета до посадки. Основу тактики немецкой истребительной авиации составляли внезапные атаки большого количества пар на повышенных скоростях, с использованием в своих интересах положения солнца и облаков. Это, естественно, заставляло командование полка и нас, инспекторов, вносить соответствующие коррективы в ранее существовавшую систему подготовки наших истребителей. В первую очередь мы стремились, конечно, научить их уничтожать бомбардировщики противника. Большое значение придавалось боевым действиям в составе группы. Отрабатывались маневрирование, взаимодействие, использование бортового оружия, - словом, все то, чем обеспечивался успех боя с массами вражеских бомбардировщиков.
При подготовке к борьбе с истребителями противника внимание сосредоточивалось на осмотрительности в воздухе, стремительности и внезапности атак, на необходимости теснейшего контакта в паре. Использование пары как боевой единицы все еще оставляло желать лучшего. Объяснялось это многими причинами: не был обобщен опыт таких полетов, не были четко определены обязанности ведущего и ведомого, отсутствовали единые взгляды на применение пары истребителей в воздушном бою, особенно при вертикальном маневре.
Не последнее место отводилось изучению самолетов противника, их сильных и слабых сторон. Летом 1942 года наши возможности в этом отношении значительно расширились. Наладилась служебная информация, регулярно стали публиковаться соответствующие материалы в журналах и газетах. Летчики даже могли "потрогать" вражеские самолеты, подбитые в бою или принудительно посаженные.
К середине июня 1942 года подготовка 434-го полка к боевым действиям была закончена. Он состоял из двух эскадрилий и имел на вооружении двадцать истребителей Як-1. Его направили на Юго-Западный фронт, в 8-ю воздушную армию, которой командовал генерал-лейтенант авиации Т. Т..Хрюкин. Вместе с полком отправился туда и я, как представитель инспекции ВВС.
Воспользовавшись отсутствием второго фронта в Европе, немецко-фашистское командование к лету 1942 года сосредоточило на юге нашей страны огромные силы для активных боевых действий на сталинградском и кавказском направлениях. Чтобы сорвать вражеское наступление, советское Верховное Главнокомандование решило начать в середине мая наступательную операцию под Харьковом. Несмотря на некоторые успехи в самом начале ее, войскам Юго-Западного и Южного фронтов все же не удалось выполнить поставленную задачу. Многие наши части попали здесь в окружение.
В такой обстановке начал свою боевую работу 434-й истребительный авиаполк, обосновавшийся в районе Краматорска. Летчики вылетали на задания по пять-шесть раз в день, большими группами. Такой способ действий был вынужденным: немецко-фашистская авиация наносила массированные удары, а у нас не были еще решены должным образом вопросы управления истребителями, отсутствовала связь самолетов с землей, не имелось наземных пунктов наведения (они появились несколько позже и именно здесь, на сталинградском направлении).
Несмотря на сложность обстановки и трудности со снабжением полка горючим, боеприпасами, запасными частями к самолетам, воевал он превосходно. Мне довелось быть свидетелем воздушного боя, вспыхнувшего в районе Ново-Александровки. В нем сполна проявились решительность и высокое тактическое мастерство майора Клещева, беспредельная смелость летчиков.
Группа из десяти истребителей Як-1, возглавляемая командиром полка лично, прикрывала наземные войска. Неожиданно со стороны солнца появились "мессершмитты". Их было пятнадцать. Обнаружив нашу группу, они пошли на сближение с ней. Действовали неторопливо, самоуверенно. Что было делать Клещеву? Обороняться? Добровольно отдать инициативу в руки врага? Видимо, на это и рассчитывали немцы. Они разделятся на пары, окружат нашу группу, попытаются расколоть ее и уничтожить по частям. Нет, этого допустить нельзя. Надо самим атаковать, и атаковать немедленно, пока противник еще не перестроил боевого порядка. Только таким образом можно свести на нет превосходство немцев в силах.
И майор Клещев решительно направил свой самолет навстречу врагу. За командиром последовали остальные. С первой же атаки удалось сбить трех "мессершмиттов". Немцы не ожидали такого дерзостного удара и поспешили ретироваться.
Для многих участников этого боя он был первым. А что может быть важнее победы в самом начале боевой биографии летчика? Первый сбитый вражеский самолет - это конец сомнениям, неуверенности в своих силах, о чем не всегда говорится, но что непременно таится в душе каждого молодого летчика. Тут же возникает неукротимое желание увеличить боевой счет.
И наоборот, неудача в первом воздушном бою может надолго выбить летчика из колеи, породить у него еще большую неуверенность и в самом себе, и в своем самолете. А если неудачу потерпит не один летчик, а целый коллектив, то пагубные последствия ее будут значительнее. Потребуется немало времени и усилий, чтобы восстановить боеспособность, укрепить морально-боевые качества такого коллектива.
Потому-то опытные командиры, заинтересованные в росте фронтового мастерства подчиненных, всегда стараются создать молодым летчикам в первом их воздушном бою благоприятные условия для одержания победы. А когда бой выигран, предостерегают от излишней самонадеянности и зазнайства. Это тоже может сыграть злую шутку при формировании воздушного бойца.
Майор Клещев оказался достаточно дальновиден. Завершая разбор удачно проведенного боя, он не забыл подчеркнуть:
- Запомните, немцы умеют воевать: и атаковать, и обороняться. Они еще постараются взять реванш за сегодняшний свой проигрыш.
Так оно и получилось в действительности. 15 июня, когда группа в составе семнадцати "яков" вылетела на прикрытие наших наземных войск и уже достигла заданного района, на нее внезапно напали сверху девятнадцать "мессершмиттов". Затем на помощь этим девятнадцати подоспели еще девять истребителей противника. Завязался ожесточенный бой. Фашисты, имея преимущество в количестве самолетов, в высоте и скорости, вели себя очень агрессивно. Наши летчики оказались в трудном положении, но уйти из-под удара не могли - им строжайше запрещалось покидать район барражирования. Пришлось в основном обороняться и лишь в редких случаях - контратаковать. В итоге боя мы не досчитались трех самолетов. Правда, майор Клещев, лейтенанты Котов, Баклан и Карначенок тоже сбили по "мессершмитту". Однако это было слабым утешением. На сей раз и трофеи не радовали. Не радовали потому, что каждый сознавал: фашистам удалось все же навязать нам свою волю и заставить нас драться в невыгодных условиях. Лишь мужество, самоотверженность да взаимная выручка наших летчиков позволили избежать более значительных потерь.
В этом бою 434-й истребительный авиаполк впервые встретился с фашистскими асами из берлинской школы воздушных снайперов. Их только что перебросили тогда на наш участок фронта прямо из Германии.
В конце того тяжелого дня я долго разговаривал с майором Клещевым. Командир полка доказывал:
- У нас неправильно используются истребители. Нам ставят задачу прикрывать наземные войска, определяют район барражирования, и из него мы шагу в сторону сделать не можем. Даже когда видим за границей нашего района вражеские бомбардировщики, не имеем права атаковать их. Сами же при этом зачастую превращаемся в хороший объект для вражеской атаки.
Клещев настойчиво просил меня поставить этот вопрос перед командованием воздушной армии:
- Надо истребителям дать больше инициативы. Тогда и прикрывать наземные войска будем лучше, и потерь станет меньше.
Я внял его просьбе. Когда напряжение воздушной обстановки несколько ослабло, направился на армейский КП. К сожалению, у меня не было стопроцентной уверенности в том, что майор Клещев прав. Ведь и он, и я смотрели на события со своей полковой "колокольни". В силу этого мы могли не учитывать ряда обстоятельств крупного масштаба, связанных с положением и боевыми действиями наземных войск.
Имелся у меня и еще один вопрос, который хотелось разрешить в штабе армии. Он касался порядка постановки задач истребителям. В течение каждого дня в полк поступало обычно несколько боевых распоряжений от разных лиц. Нередко эти распоряжения были противоречивы и очень далеки от возможностей полка. Однажды в самом конце напряженного боевого дня мне довелось быть свидетелем такого телефонного разговора между командиром полка и одним из офицеров штаба армии:
- Клещев, немедленно поднимай восьмерку. Немцы бомбят наши наземные войска.
- Не могу. Летчики устали - каждый по пять-шесть вылетов сделал. Да и самолетов исправных нет.
- Ничего, летчики после войны отоспятся. Выполняйте приказ.
- Говорю вам, не на чем лететь.
- А инженер что делает? Самолеты нужно сразу вводить в строй.
- Это нелегкое дело. К утру введем.
- Зачем мне утро? Немедленно вылетайте! - В голосе офицера из штаба армии послышались угрожающие нотки. - Под трибунал попадете.
Пришлось звонить старшему начальнику. Тот внимательно выслушал командира полка и отменил непосильное для него распоряжение...
Моя поездка в штаб армии оказалась достаточно плодотворной. Круг лиц, которым разрешалось ставить задачи полку, был резко сужен. Истребители получили некоторую свободу действий при барражировании над заданным районом: командиру группы предоставили право выделять часть сил для действий в соседнем районе, если того потребует обстановка.
Обо всем этом я веду здесь речь с единственной целью: хочется, чтобы у читателя составилось хотя бы приблизительное представление о работе инспекции ВВС на фронте. Как уже говорилось выше, основными нашими обязанностями являлись контроль за выполнением приказов и распоряжений командования ВВС, а также передача молодым авиационным кадрам своего более богатого опыта боевых действий. Однако довольно часто инспектору приходилось заниматься и многими другими вопросами, так или иначе затрагивающими различные стороны жизни и деятельности войск. В частности, расстановкой командных кадров, налаживанием взаимодействия между родами авиации, между авиацией и наземными войсками, ликвидацией перебоев в снабжении горючим, боеприпасами, запасными частями для самолетов.
Иногда я задумывался о взаимоотношениях между командиром полка и инспектором ВВС. Руководил полком командир, но инспектор имел право вмешиваться в его действия, если считал их неправильными. На этой основе могли возникать трения между ними.
Однако у меня самого отношения с майором Клещевым сложились очень хорошо. Мы всегда понимали друг друга и действовали сообща. Если же и возникала какая-то шероховатость, она не носила принципиального характера, и мы оба старались поскорее сгладить ее.
Высказались многие. И в конечном счете была признана наиболее желательной такая схема совместных действий бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей. Впереди идут истребители, очищая намеченный район от вражеской истребительной авиации. За ними на малой высоте, под прикрытием опять же истребителей, следуют штурмовики. Они наносят удары по противнику в прифронтовой полосе, в первую очередь по его зенитным средствам. А замыкают смешанную группировку авиации бомбардировщики Пе-2, предназначенные для действий по дальним целям во вражеском тылу. На обратном пути, используя превосходство вскорости, "пешки" догоняют штурмовиков. Тут же сосредоточиваются и все вылетевшие истребители. Задача последних - обеспечить полет бомбардировщиков и штурмовиков туда и обратно.
Такой способ нанесения ударов по наземному противнику оказался на практике очень эффективным.
Но от истребителей он требовал предельной четкости, согласованности действий на всех этапах сопровождения, что очень осложнялось отсутствием в то время надежной радиосвязи между самолетами. Эту трудность преодолевали всякими путями: устанавливали специальные сигналы для визуальной связи одного самолета с другим, а также между группами истребителей, разнообразили боевые порядки при полете к линии фронта и обратно.
Помогли нам и некоторые новшества в тактике. Скоростные истребители стали чаще переходить к боевым порядкам, рассредоточенным в глубину и по фронту, разделяться на ударную и прикрывающую группы, эшелонированные по высоте (иногда создавалась еще и группа резерва). Начали применяться действия звеньями четырехсамолетного состава, а также парами, хотя тактика пары истребителей только осваивалась. Летали мы, как правило, на увеличенных скоростях, при ведении воздушных боев предпочтение отдавали вертикальному маневру. Словом, истребители все более и более овладевали искусством борьбы, отвечающим духу времени.
С декабрьским ненастьем связано у меня и еще одно воспоминание. Пользуясь вынужденным ослаблением нашей боевой активности, командование дивизии организовало в городском театре торжественное вручение правительственных наград отличившимся летчикам, техникам, механикам. Затем состоялся концерт калининских артистов.
Ордена и медали получили тогда многие, в том числе Долгушин и Макаров. Я особенно радовался за них. Ведь они на моих глазах делали свои первые фронтовые шаги. Боевые награды - признание их зрелости и мужества.
От души поздравляли мы все и командира дивизии полковника Бурдина, удостоенного ордена Ленина. Пожимая ему руку, я никак не мог предполагать, что через несколько часов его уже не будет в живых.
А случилось это так. Городской театр находится на левом берегу Волги. Чтобы попасть оттуда в штаб дивизии, надо было пересечь реку. Дорога была проложена прямо по льду. Я с летчиками нашего полка проехал здесь на грузовой автомашине вполне благополучно. Бурдин же ехал на "эмке", но несколько позже. К тому времени усилился снегопад. Дорогу местами замело. Шофер сбился с пути, и машина угодила в полынью.
Погиб замечательный авиационный командир и большой души человек.
* * *
В конце декабря 1941 года мне опять предложили должность командира истребительного полка. Я не хотел расставаться с моими боевыми товарищами, начал отнекиваться. Сослался на то, что заместителем командира части работаю недавно, основательного командирского опыта еще не приобрел, а тут незнакомый полк, новые люди...
- Тогда вот что, - строго сказал начальник отдела кадров, - поедете на курсы командиров полков.
Против этого я пытался выставить еще какие-то аргументы, но безуспешно. Так или иначе, а со 180-м истребительным полком, уже ставшим для меня родным, пришлось расстаться.
Перед отъездом заглянул проститься в бывшую свою эскадрилью. На месте застал Сергея Долгушина, Никиту Борового и Сергея Макарова. Посидели, вспомнили, какими неоперившимися птенцами начинали они свою службу здесь. Вместе порадовались их боевым успехам. К тому времени каждый из них пользовался уже репутацией опытного воздушного бойца.
По-разному сложилась дальнейшая судьба этих дорогих мне людей. Они продолжали храбро сражаться в составе 180-го полка, но не всем довелось дожить до победы. В начале февраля 1942 года погиб Никита Боровой. В конце того же месяца - Сергей Макаров.
А с Долгушиным мы еще встретились, и он рассказал мне тогда о последнем вылете Макарова. Четверка наших истребителей завязала бой с восемнадцатью Ме-110. Несмотря на большое численное превосходство противника, наши летчики действовали смело, напористо. Сбив двух "мессершмиттов", Макаров пошел в атаку на третьего. Точная очередь - и тот задымил. Посчитав, что стрелок на "мессершмитте" выведен из строя, Макаров сблизился с вражеским истребителем до двадцати - тридцати метров, намере-ваясь добить его. Но тот опередил. Пулеметная очередь хлестнула по кабине, и Макаров был убит.
Героя Советского Союза Сергея Васильевича Макарова похоронили в братской могиле под Ржевом. 260 боевых вылетов, 35 воздушных боев, 10 сбитых самолетов противника - таков итог фронтового пути этого мужественного летчика.
Нелегкий жребий выпал и на долю А. И. Горгалюка. Он успел сделать 376 боевых вылетов и уничтожил 15 вражеских самолетов. Свой последний воздушный бой Горгалюк провел над Курском. Здесь его самолет сожгли. Сам он выбросился с парашютом, но от многочисленных ранений в лицо потерял зрение, восстановить которое не удалось. Тяжелый недуг не сломил, однако, воли летчика-коммуниста. Герой Советского Союза Александр Иванович Горгалюк окончил техникум и сейчас плодотворно трудится на посту заместителя начальника Управления Всероссийского общества слепых.
И. М. Хлусович закончил войну командиром истребительной авиационной дивизии. Теперь - в запасе. В. И. Зиновьев стал генералом. Далеко продвинулся по службе и бывший начальник штаба 180-го истребительного авиаполка М. Е. Проворов. Он ушел в запас тоже в генеральском звании с должности начальника штаба авиационного соединения.
Рассказывая об этом, хочу подчеркнуть лишь одно: в первые месяцы войны мне посчастливилось служить с замечательными людьми. Им я обязан многим. Не обо всех боевых товарищах из 180-го истребительного авиаполка удалось написать здесь, но все они мне очень дороги.
Инспектор ВВС
Май 1942 года. По Большой Пироговской я направляюсь в штаб ВВС. Позади четыре месяца учебы на курсах усовершенствования командного состава. Вчера сообщили о назначении заместителем командира авиационной дивизии на Западный фронт. Осталась небольшая формальность: получить в отделе кадров соответствующие документы.
Был теплый весенний день. Легкий ветерок теребил в сквере только что вылупившуюся из почек изумрудную листву. Под деревьями ребятишки сосредоточенно копались в ящиках с песком. Навстречу попадались преимущественно военные. Как правило, без шинелей. Да и москвичи перешли уже на "летнюю форму одежды". Неожиданно меня окликнули: - Семенов, подожди. Обернувшись, я увидел выходившего из легковой машины полковника А. С. Шацкого - начальника отдела кадров ВВС. Обычно строгий и сосредоточенный, он сейчас вдруг как-то заговорщицки улыбался мне и даже, кажется, подмигнул:
- За предписанием?
- За ним, - ответил я, почувствовав что-то неладное.
- А в инспекции ВВС не хочешь работать? - спросил Шацкий. - Такие, как ты, очень нужны там. Боевой опыт передавал бы...
- Нет, не хочу, - ответил я. - А опыт передавать и в дивизии можно.
- Все-таки подумай, - посоветовал полковник. - И приходи завтра. Сегодня в штабе не буду...
А на следующий день мне сообщили, что свой прежний приказ командующий ВВС отменил и я уже назначен в инспекцию. Не сказал бы, что эта новость обрадовала меня. Каждый, кто свыкся с работой в войсках, переход на штабную должность воспринимает с предубежденностью. Я не являлся исключением: мне тогда тоже казалось, что работать в штабе, да еще в таком большом, - значит обложиться бумагами, писать разные отчеты, докладные, а живое дело - прощай!
Будто угадав мои мысли, Шацкий сказал:
- В Москве засиживаться не придется. Инспекторы почти все время будут находиться в частях. Они должны учить летчиков воевать.
От этого разъяснения настроение у меня несколько поднялось. К тому же я был убежден, что моя служба в инспекции - явление временное, рано или поздно мне все же удастся вернуться на командную работу. И тогда-то, пожалуй, даже пригодится все то, что я приобрету здесь, общаясь с авиационными руководителями различных должностных категорий, разных школ и многообразного опыта.
Вскоре мне довелось встретиться лично с командующим ВВС генерал-лейтенантом авиации А. А. Новиковым. Он проводил в инспекции совещание о новых ее задачах, вытекавших из больших организационных изменений в Военно-Воздушных Силах. У нас тогда начали создаваться воздушные армии, отдельные авиационные корпуса резерва Ставки Верховного Главнокомандования, формировалось много новых авиационных полков. Руководящий состав этих объединений, соединений и частей, естественно, нуждался в помощи, и оказать ее должны были прежде всего мы, инспекторы. Разумеется, с нас не снимались и обязанности контроля за выполнением в войсках директив, приказов, распоряжений Наркома обороны и командования ВВС.
После совещания А. А. Новиков задержал меня. Оказывается, начальник отдела кадров доложил ему о недавнем нашем разговоре.
- Значит, не по душе служба в инспекции? - спросил, улыбаясь, командующий.
Я откровенно признался, что особенностей этой службы пока не постиг, а вот службу в полку или дивизии знаю и люблю. Генерал выслушал меня не перебивая, а затем заговорил сам:
- Мы с вами коммунисты, и для нас интересы дела - самое главное. Роль инспекции сейчас исключительно велика. Сам Верховный Главнокомандующий интересуется ее работой...
Беседа была довольно продолжительной, и я наконец понял, что назначение меня в инспекцию ВВС едва ли являлось случайностью, стечением каких-то обстоятельств. Сюда подбирали именно тех, кто имел достаточный боевой опыт. Многих отзывали прямо с командных должностей,
В то время инспекция ВВС состояла из нескольких отделов. Каждый отдел занимался определенным родом авиации, и был еще один - оперативно-тактический. Мне предстояло работать в отделе истребительной авиации, который возглавлялся подполковником М. Н. Якушиным. Начальник мой тоже воевал в Испании, за что получил две награды: орден Ленина и орден Красного Знамени. В предвоенные годы его имя довольно часто появлялось в печати: Якушин неоднократко участвовал в московских авиационных парадах в составе знаменитой серовской "красной пятерки" истребителей. Ему были присущи виртуозное летное мастерство и удивительная настойчивость в любом деле - большом или малом.
В подчинении М. Н. Якушина кроме меня находилось еще восемь летчиков-инспекторов: Герои Советского Союза Н. С. Герасимов, П. Т. Коробков, И. Ф. Голубин, орденоносцы Н. И. Власов, Ф. М. Пруцков, Е. С. Антонов, С. А. Горелик, М. С. Сапронов. Мы получили широкие полномочия. В моем тогдашнем инспекторском удостоверении было написано: "Командирам частей, соединений и начальникам служб выполнять все требования и указания майора Семенова А. Ф.".
Понятно, что такой документ налагал на владельца и особую ответственность за свои решения и действия.
Инспектор обязан был хорошо знать авиационную технику, состоявшую на вооружении ВВС. Мне довелось много летать на отечественных истребителях МиГ-3, Як-1 и ЛаГГ-3, а также на самолетах иностранных марок - "кобре", "харрикейне" и других. Сравнивая эти машины, я пришел к выводу, что наши истребители значительно лучше зарубежных. Скажем, "кобра" имела неплохое вооружение крупнокалиберную пушку и четыре пулемета, но была тяжела в управлении, имела малую вертикальную скорость, медленно входила в переворот. А управление "харрикейном" осложнялось из-за "ломающейся" ручки, к которой нелегко привыкнуть. К тому же у него медленно нарастала мощность двигателя, на нем нельзя было применять энергичные маневры, особенно в вертикальной плоскости.
Первые дни работы в инспекции я всецело посвятил повторному изучению техники. Но дней-то этих оказалось не так уж много. В середине мая меня вместе с двумя другими инспекторами - Пруцковым и Антоновым - вызвал подполковник Якушин и объявил :
- Под Москву перебазировался на переформирование четыреста тридцать четвертый полк. Вы должны помочь его командованию в месячный срок, подготовить личный состав к новым боям. Задача не из легких. Полк прибыл с фронта, большинство летчиков вышло из строя, их заменила в основном необстрелянная молодежь. Так что работать придется напряженно, не считаясь со временем.
Трудности нас не пугали: мы были молоды, все трое воевали еще в Испании, наши летные и инструкторские качества считались достаточно высокими.
434-м истребительным авиаполком командовал тогда Герой Советского Союза И. И. Клещев. В свои двадцать с небольшим лет этот крепко сколоченный, энергичный, с волевым лицом и непокорной шевелюрой майор успел повоевать на Хасане, на Халхин-Голе и почти год - на фронтах Отечественной. Комиссаром полка был В. Г. Стельмощук, начальником штаба - Н. И. Зубков - люди более солидные по возрасту.
Из летчиков с боевым опытом мы встретили здесь капитана В. П. Бабкова (сейчас генерал-лейтенант авиации, заслуженный военный летчик СССР), капитана И. И. Избинского, лейтенантов В. Я. Алкидова, Н. А. Карначенка, А. Я. Баклана, А. Г. Котова, В. А. Савельева, В. А. Орехова. Почти все они впоследствии стали Героями Советского Союза.
Основное внимание сосредоточили, разумеется, не на них, а на молодом пополнении. Оно переучивалось на новые самолеты Як-1. Занятия в классах, на аэродроме, вывозные полеты, разборы их - на все это уходило ежедневно по двенадцать - четырнадцать часов. Не так-то просто в течение одного месяца научить каждого и управлять новой машиной, и вести на ней бой применительно к конкретной обстановке, к реальному противнику, постоянно совершенствующему способы и методы боевых действий.
Летом 1942 года немецко-фашистское командование стало массированно использовать бомбардировочную авиацию на относительно узких по фронту направлениях. Причем прикрытие бомбардировщиков истребителями осуществлялось не только в районах нанесения ударов, а и на протяжении всего маршрута следования от взлета до посадки. Основу тактики немецкой истребительной авиации составляли внезапные атаки большого количества пар на повышенных скоростях, с использованием в своих интересах положения солнца и облаков. Это, естественно, заставляло командование полка и нас, инспекторов, вносить соответствующие коррективы в ранее существовавшую систему подготовки наших истребителей. В первую очередь мы стремились, конечно, научить их уничтожать бомбардировщики противника. Большое значение придавалось боевым действиям в составе группы. Отрабатывались маневрирование, взаимодействие, использование бортового оружия, - словом, все то, чем обеспечивался успех боя с массами вражеских бомбардировщиков.
При подготовке к борьбе с истребителями противника внимание сосредоточивалось на осмотрительности в воздухе, стремительности и внезапности атак, на необходимости теснейшего контакта в паре. Использование пары как боевой единицы все еще оставляло желать лучшего. Объяснялось это многими причинами: не был обобщен опыт таких полетов, не были четко определены обязанности ведущего и ведомого, отсутствовали единые взгляды на применение пары истребителей в воздушном бою, особенно при вертикальном маневре.
Не последнее место отводилось изучению самолетов противника, их сильных и слабых сторон. Летом 1942 года наши возможности в этом отношении значительно расширились. Наладилась служебная информация, регулярно стали публиковаться соответствующие материалы в журналах и газетах. Летчики даже могли "потрогать" вражеские самолеты, подбитые в бою или принудительно посаженные.
К середине июня 1942 года подготовка 434-го полка к боевым действиям была закончена. Он состоял из двух эскадрилий и имел на вооружении двадцать истребителей Як-1. Его направили на Юго-Западный фронт, в 8-ю воздушную армию, которой командовал генерал-лейтенант авиации Т. Т..Хрюкин. Вместе с полком отправился туда и я, как представитель инспекции ВВС.
Воспользовавшись отсутствием второго фронта в Европе, немецко-фашистское командование к лету 1942 года сосредоточило на юге нашей страны огромные силы для активных боевых действий на сталинградском и кавказском направлениях. Чтобы сорвать вражеское наступление, советское Верховное Главнокомандование решило начать в середине мая наступательную операцию под Харьковом. Несмотря на некоторые успехи в самом начале ее, войскам Юго-Западного и Южного фронтов все же не удалось выполнить поставленную задачу. Многие наши части попали здесь в окружение.
В такой обстановке начал свою боевую работу 434-й истребительный авиаполк, обосновавшийся в районе Краматорска. Летчики вылетали на задания по пять-шесть раз в день, большими группами. Такой способ действий был вынужденным: немецко-фашистская авиация наносила массированные удары, а у нас не были еще решены должным образом вопросы управления истребителями, отсутствовала связь самолетов с землей, не имелось наземных пунктов наведения (они появились несколько позже и именно здесь, на сталинградском направлении).
Несмотря на сложность обстановки и трудности со снабжением полка горючим, боеприпасами, запасными частями к самолетам, воевал он превосходно. Мне довелось быть свидетелем воздушного боя, вспыхнувшего в районе Ново-Александровки. В нем сполна проявились решительность и высокое тактическое мастерство майора Клещева, беспредельная смелость летчиков.
Группа из десяти истребителей Як-1, возглавляемая командиром полка лично, прикрывала наземные войска. Неожиданно со стороны солнца появились "мессершмитты". Их было пятнадцать. Обнаружив нашу группу, они пошли на сближение с ней. Действовали неторопливо, самоуверенно. Что было делать Клещеву? Обороняться? Добровольно отдать инициативу в руки врага? Видимо, на это и рассчитывали немцы. Они разделятся на пары, окружат нашу группу, попытаются расколоть ее и уничтожить по частям. Нет, этого допустить нельзя. Надо самим атаковать, и атаковать немедленно, пока противник еще не перестроил боевого порядка. Только таким образом можно свести на нет превосходство немцев в силах.
И майор Клещев решительно направил свой самолет навстречу врагу. За командиром последовали остальные. С первой же атаки удалось сбить трех "мессершмиттов". Немцы не ожидали такого дерзостного удара и поспешили ретироваться.
Для многих участников этого боя он был первым. А что может быть важнее победы в самом начале боевой биографии летчика? Первый сбитый вражеский самолет - это конец сомнениям, неуверенности в своих силах, о чем не всегда говорится, но что непременно таится в душе каждого молодого летчика. Тут же возникает неукротимое желание увеличить боевой счет.
И наоборот, неудача в первом воздушном бою может надолго выбить летчика из колеи, породить у него еще большую неуверенность и в самом себе, и в своем самолете. А если неудачу потерпит не один летчик, а целый коллектив, то пагубные последствия ее будут значительнее. Потребуется немало времени и усилий, чтобы восстановить боеспособность, укрепить морально-боевые качества такого коллектива.
Потому-то опытные командиры, заинтересованные в росте фронтового мастерства подчиненных, всегда стараются создать молодым летчикам в первом их воздушном бою благоприятные условия для одержания победы. А когда бой выигран, предостерегают от излишней самонадеянности и зазнайства. Это тоже может сыграть злую шутку при формировании воздушного бойца.
Майор Клещев оказался достаточно дальновиден. Завершая разбор удачно проведенного боя, он не забыл подчеркнуть:
- Запомните, немцы умеют воевать: и атаковать, и обороняться. Они еще постараются взять реванш за сегодняшний свой проигрыш.
Так оно и получилось в действительности. 15 июня, когда группа в составе семнадцати "яков" вылетела на прикрытие наших наземных войск и уже достигла заданного района, на нее внезапно напали сверху девятнадцать "мессершмиттов". Затем на помощь этим девятнадцати подоспели еще девять истребителей противника. Завязался ожесточенный бой. Фашисты, имея преимущество в количестве самолетов, в высоте и скорости, вели себя очень агрессивно. Наши летчики оказались в трудном положении, но уйти из-под удара не могли - им строжайше запрещалось покидать район барражирования. Пришлось в основном обороняться и лишь в редких случаях - контратаковать. В итоге боя мы не досчитались трех самолетов. Правда, майор Клещев, лейтенанты Котов, Баклан и Карначенок тоже сбили по "мессершмитту". Однако это было слабым утешением. На сей раз и трофеи не радовали. Не радовали потому, что каждый сознавал: фашистам удалось все же навязать нам свою волю и заставить нас драться в невыгодных условиях. Лишь мужество, самоотверженность да взаимная выручка наших летчиков позволили избежать более значительных потерь.
В этом бою 434-й истребительный авиаполк впервые встретился с фашистскими асами из берлинской школы воздушных снайперов. Их только что перебросили тогда на наш участок фронта прямо из Германии.
В конце того тяжелого дня я долго разговаривал с майором Клещевым. Командир полка доказывал:
- У нас неправильно используются истребители. Нам ставят задачу прикрывать наземные войска, определяют район барражирования, и из него мы шагу в сторону сделать не можем. Даже когда видим за границей нашего района вражеские бомбардировщики, не имеем права атаковать их. Сами же при этом зачастую превращаемся в хороший объект для вражеской атаки.
Клещев настойчиво просил меня поставить этот вопрос перед командованием воздушной армии:
- Надо истребителям дать больше инициативы. Тогда и прикрывать наземные войска будем лучше, и потерь станет меньше.
Я внял его просьбе. Когда напряжение воздушной обстановки несколько ослабло, направился на армейский КП. К сожалению, у меня не было стопроцентной уверенности в том, что майор Клещев прав. Ведь и он, и я смотрели на события со своей полковой "колокольни". В силу этого мы могли не учитывать ряда обстоятельств крупного масштаба, связанных с положением и боевыми действиями наземных войск.
Имелся у меня и еще один вопрос, который хотелось разрешить в штабе армии. Он касался порядка постановки задач истребителям. В течение каждого дня в полк поступало обычно несколько боевых распоряжений от разных лиц. Нередко эти распоряжения были противоречивы и очень далеки от возможностей полка. Однажды в самом конце напряженного боевого дня мне довелось быть свидетелем такого телефонного разговора между командиром полка и одним из офицеров штаба армии:
- Клещев, немедленно поднимай восьмерку. Немцы бомбят наши наземные войска.
- Не могу. Летчики устали - каждый по пять-шесть вылетов сделал. Да и самолетов исправных нет.
- Ничего, летчики после войны отоспятся. Выполняйте приказ.
- Говорю вам, не на чем лететь.
- А инженер что делает? Самолеты нужно сразу вводить в строй.
- Это нелегкое дело. К утру введем.
- Зачем мне утро? Немедленно вылетайте! - В голосе офицера из штаба армии послышались угрожающие нотки. - Под трибунал попадете.
Пришлось звонить старшему начальнику. Тот внимательно выслушал командира полка и отменил непосильное для него распоряжение...
Моя поездка в штаб армии оказалась достаточно плодотворной. Круг лиц, которым разрешалось ставить задачи полку, был резко сужен. Истребители получили некоторую свободу действий при барражировании над заданным районом: командиру группы предоставили право выделять часть сил для действий в соседнем районе, если того потребует обстановка.
Обо всем этом я веду здесь речь с единственной целью: хочется, чтобы у читателя составилось хотя бы приблизительное представление о работе инспекции ВВС на фронте. Как уже говорилось выше, основными нашими обязанностями являлись контроль за выполнением приказов и распоряжений командования ВВС, а также передача молодым авиационным кадрам своего более богатого опыта боевых действий. Однако довольно часто инспектору приходилось заниматься и многими другими вопросами, так или иначе затрагивающими различные стороны жизни и деятельности войск. В частности, расстановкой командных кадров, налаживанием взаимодействия между родами авиации, между авиацией и наземными войсками, ликвидацией перебоев в снабжении горючим, боеприпасами, запасными частями для самолетов.
Иногда я задумывался о взаимоотношениях между командиром полка и инспектором ВВС. Руководил полком командир, но инспектор имел право вмешиваться в его действия, если считал их неправильными. На этой основе могли возникать трения между ними.
Однако у меня самого отношения с майором Клещевым сложились очень хорошо. Мы всегда понимали друг друга и действовали сообща. Если же и возникала какая-то шероховатость, она не носила принципиального характера, и мы оба старались поскорее сгладить ее.