Страница:
Через несколько дней в состав 3-й ударной был включен 12-й гвардейский стрелковый корпус, получивший задачу наступать в центре оперативного построения армии. 14-й гвардейский стрелковый корпус, понесший наиболее тяжелые потери, был выведен во второй эшелон. Однако эта перегруппировка заметных изменений не принесла. Дивизии, как и прежде, вели тяжелые затяжные бои, медленно продвигаясь вперед.
Активность дивизий и корпусов во многом зависела от наличия боеприпасов, особенно снарядов. Как только их накапливалось более или менее достаточно, войска предпринимали нажим на противника и теснили его. Но не всегда спасало и наличие боеприпасов. Немцы в полосе нашей армии имели десять дивизионов артиллерии, а мы могли использовать
для их подавления лишь одну пушечную бригаду. И если мы достигали все же успеха, то, как правило, дорогой ценой.
Значительную помощь нашим частям оказывала авиация. Летчики использовали каждый час ясной погоды, чтобы обрушить на головы фашистов бомбовый груз. Представитель авиации генерал-майор С. У. Рубанов - командир штурмовой дивизии - почти безотлучно находился на наблюдательном пункте нашего командарма. Отсюда он руководил боями истребителей, ставил задачи своим штурмовикам.
Чтобы летчики били врага без промаха, Рубанов попросил выделить ему батарею 76-миллиметровых орудий. Эта батарея заранее пристреливала намеченные цели. Во время боя, когда штурмовики пролетали над НП, генерал Рубанов по радио давал распоряжение своим орлам: "Бомбить цель номер... Внимание, показываю!"Батарея открывала огонь по цели дымовыми снарядами, и летчики легко находили нужный объект.
Вероятно, такой метод был успешным и крепко досаждал немцам. Вскоре противник принял контрмеры: он начал интенсивно обстреливать нашу батарею, едва она выпускала первые снаряды. И все-таки артиллеристы продолжали взаимодействовать с летчиками.
11
Прибалтийская осень давала знать о себе затяжными дождями. Не то что машины, даже пехота с трудом двигалась по разбитым, раскисшим дорогам. В промозглый, холодный день я, выполняя задание начальника штаба, выехал в свою родную 33-ю стрелковую дивизию, с которой расстался два года назад. Она воевала в составе других армий, мне так и не довелось бывать в ней. А теперь снова вернулась к нам.
Не стану скрывать, что испытывал большое волнение: ведь для меня 33-я стрелковая была самой близкой. Хотелось увидеть офицеров, с которыми осваивал суровую азбуку войны. Но, к сожалению, почти никого из них уже не осталось.
Дивизией командовал незнакомый мне генерал-майор В. И. Смирнов, находившийся в момент моего приезда на наблюдательном пункте. Меня встретил начальник штаба дивизии подполковник А. М. Сахно, который в 1942 году был еще старшим лейтенантом, помощником начальника оперативного отделения. Мы обнялись и расцеловались.
Штаб размещался на хуторе, богатый хозяин которого бежал вместе с немцами. Сахно доложил обстановку. Дивизия наступала. Полки медленно продвигались вперед, преодолевая сопротивление врага. В дивизии ощущался недостаток боеприпасов для орудий и минометов. Обычное дело: так было во всех соединениях, а помочь мы в тот период ничем не могли.
Выкроив время, я попросил Алексея Матвеевича Сахно рассказать о наших общих знакомых. Многие из них за минувшие годы пали смертью храбрых. Некоторые были переведены из дивизии и продолжали воевать в других частях.
Отважный командир истребительного отряда майор Г. П. Григорьев, уже будучи заместителем командира 164-го стрелкового полка, погиб летом 1944 года при отражении массированной контратаки танков противника в боях за плацдарм на реке Великой. Отдал жизнь за Родину наш знаменитый разведчик А. А. Бабанин. После окончания Академии Генштаба, став подполковником, он вернулся в танковые войска, командовал 70-й механизированной бригадой в 9-м мехкорпусе. Под его руководством бригада успешно форсировала Днепр у села Зарубинцы и в составе 3-й гвардейской танковой армии проявила стойкость и упорство в боях на букринском плацдарме осенью 1943 года. Позже он вместе с бригадой участвовал в освобождении Киева.
В начале 1944 года Александр Афанасьевич был назначен заместителем командира 6-го гвардейского танкового корпуса. Из рассказов друзей Бабанина стало известно, что где-то в районе Проскурова, когда он ехал в штаб корпуса, его машина наскочила на противотанковую мину. Так оборвалась жизнь замечательного, бесстрашного человека.
Погиб в бою и смелый командир 73-го стрелкового полка подполковник Н. Д. Ивановский, который был при мне начальником оперативного отделения дивизии.
Мой однофамилец, неутомимый труженик майор А. Е. Семенов с должности начальника штаба дивизии был переведен на такую же должность в штаб стрелкового корпуса. Вырос по службе и переводчик Н. И. Гутченко, ставший начальником разведки в одном из стрелковых корпусов и получивший звание подполковника.
Не оказалось в дивизии и прославленного разведчика Бориса Аврамова. Весной 1943 года он уехал учиться в военную Академию имени М. В. Фрунзе. А затем, по слухам, которые ходили в то время, оставил учебу и ушел с небольшой группой добровольцев в партизанский отряд, действовавший под Псковом, да там и погиб. Лишь спустя много лет я узнал, что Борис Михайлович жив, хотя прошел через тяжелые испытания. Он и после войны продолжал трудиться в Красногорске, под Москвой. В кругу друзей мы отмечали его пятидесятилетие.
После Аврамова командиром разведывательной роты стал лейтенант П. Г. Писанка. Он оказался, пожалуй, самым тонким и самым хитрым из наших дивизионных разведчиков. Ему довелось возглавлять роту тогда, когда проходить в тыл врага стало намного сложнее, чем прежде, так как противник перекрыл все пути. В этих условиях Писанка вел себя весьма осмотрительно, долго изучал объекты разведки, зато действовал наверняка, очень дорожил людьми и тяжело переживал потерю товарищей. Под стать ему был и заместитель командира роты по политической части Михаил Васильевич Сычев. Ротный и его замполит удачно дополняли друг друга. А позднее стало известно, что войну Павел Григорьевич закончил начальником разведки 33-й дивизии. Затем уехал на Украину, работал секретарем райкома партии в Умани.
В те далекие дни еще продолжали служить в 33-й командир медсанбата майор Н. М. Иваницкий, начальник санитарной службы полковник И. С. Горелик, заместитель командира дивизии по тылу полковник интендантской службы Г. А. Шевелев. Но увидеть их не пришлось: меня подгоняло время.
В штабе дивизии разговорился с двумя знакомыми солдатами из охраны, которые раньше служили во взводе Ахматбека Суюмбаева, и мы вместе порадовались встрече. Узнал, что Суюмбаев стал старшим лейтенантом, принял учебную роту дивизии и успешно командовал ею. Весьма положительно отозвался о Суюмбаеве и Алексей Матвеевич Сахно, что искренне обрадовало меня. По моей просьбе разыскали старшину Андрея Витько. Грудь его украшали два ордена Красной Звезды и медаль "За боевые заслуги". Мы по-братски обнялись. Витько продолжал надежно обеспечивать командование дивизии радиосвязью. От него услышал, что наш общий знакомый радист из 73-го стрелкового полка Михаил Матянин стал старшим сержантом, вступил в партию и командует радиовзводом.
Эти встречи разбередили сердце. Было радостно, что навестил родное соединение, и в то же время грустно. Грустно, что никогда не возвратятся пролетевшие дни и никогда больше не увижу дорогих друзей, сложивших голову на полях сражений...
Главное направление
1
Генерал Букштынович вызвал меня рано утром, в необычное время. Через несколько минут я был у него, захватив, как всегда, рабочую карту и тетрадь для записей. Михаил Фомич представил меня двум офицерам. Один из них, полковник Пидоренко, оказался начальником отдела военных сообщений 2-го Прибалтийского фронта. Другой, полковник Аунс, - начальником передвижения войск на Прибалтийской железной дороге. Здесь же находился и начальник ВОСО (военных сообщений) нашей армии инженер-подполковник И. Е. Мулявко. Без долгих разговоров Букштынович приказал мне совместно с этими товарищами в двухдневный срок составить план перевозки всех войск и тылов нашей армии по железной дороге.
Для меня это было как гром среди ясного неба. Железные дороги мы только отвоевывали, а ездить по ним не приходилось давно. От Селигера и до Балтики мы прошли своим ходом. А теперь - на колеса!
По директиве Генерального штаба 3-я ударная армия в составе трех корпусов со всеми тыловыми частями и учреждениями выводилась в резерв Ставки. Нашим войскам нужно было сдать свою полосу 10-й гвардейской армии и сосредоточиться в районе к югу от Елгавы для погрузки в вагоны на железнодорожных станциях Елгава, Платоне, Мейтене, Ионишкис.
Направление и цель перевозки армии, районы выгрузки держались в секрете. Штаб фронта требовал принять самые строгие меры к сохранению в тайне передислокации армии. Все передвижения войск предписывалось совершать только в темное время. А если днем, то в нелетную погоду. Работникам железной дороги и офицерам линейных органов ВОСО разрешалось сообщать лишь номера эшелонов.
Вся переписка со штабом фронта прекращалась. По вопросам перевозки войск можно было обращаться по ВЧ только к начальнику штаба фронта.
Разрабатывать план перевозки по железной дороге целой армии мне довелось впервые. Надо было определить, какое количество вагонов и открытых платформ потребуется для каждой дивизии, для всех армейских частей, а также для множества тыловых частей и учреждений, установить сроки и порядок вывода войск из боя, время их сосредоточения в районах железнодорожных станций для погрузки.
Полковники Пидоренко и Аунс оказались большими специалистами своего дела. Не теряя времени, мы сразу приступили к работе. Сначала к подготовке плана были допущены только я и Мулявко. Но когда мы взялись за расчеты на погрузку каждого эшелона, пришлось вызвать начальников штабов дивизий и начальника штаба тыла.
2 декабря подготовленный нами план был подписан генерал-лейтенантом Н. П. Симоняком и отправлен в штаб 2-го Прибалтийского фронта. На следующий день командиры корпусов получили распоряжения передать занимаемые рубежи войскам 10-й гвардейской армии и вывести свои дивизии ближе к железной дороге.
Пять суток потребовалось для того, чтобы наши войска сосредоточились в указанных им районах. Погода стояла нелетная, воздушная разведка немцев не действовала, но все передвижения войск и тылов производились только ночью. Моросил мелкий, пронизывающий дождь вперемежку с мокрым снегом. Автомашины, орудия и другая боевая техника часто застревали в грязи. Их вытаскивали солдаты и офицеры проходивших мимо подразделений.
При всем том настроение у людей было бодрое и приподнятое. Достигнув намеченных пунктов, бойцы и командиры начинали подготовку к отъезду. Дел хватало всем. Одни пилили доски для оборудования вагонов, другие заготовляли на дорогу дрова. К месту предстоявшей посадки доставлялись железные печки и продовольствие, дорожные фонари и фураж, ведра и веники. Перед началом дальнего пути старались предусмотреть каждую мелочь. А о том, что путь предстоит долгий, догадаться было нетрудно. Не станут же из-за сотни километров поднимать на колеса такую уйму людей и техники!
Командиры и политработники разъясняли бойцам правила переезда по железной дороге в составе воинского эшелона, предупреждали, чтобы никто не отстал в пути. Проводились специальные занятия с начальниками эшелонов и старшими вагонов, а также с теми, кому предстояло нести службу суточного наряда.
Задачи, связанные с переездом, обсуждались на партийных и комсомольских собраниях, на общих строевых собраниях, на совещаниях офицеров. Особое внимание обращалось на то, чтобы все солдаты и командиры строго хранили военную тайну.
В этот период численность каждой нашей дивизии в среднем составляла немногим более 3000 человек. Каждую дивизию перед отправкой обеспечивали одним боекомплектом боеприпасов, двумя заправками горючего и пятнадцатью суточными дачами продовольствия и фуража.
Время на погрузку одного эшелона планировалось так: для стрелковых войск два часа; для артиллерии - три часа; для других войск - три с половиной часа.
10 декабря со станции Лайжува отправился наш первый эшелон под номером 7001. В нем находился полк связи. Следом двинулся эшелон, в котором разместилось полевое управление армии и часть батальона высокочастотной связи.
Из стрелковых корпусов первым начал грузиться в вагоны 7-й. В него входили 364, 265, 146-я дивизии и корпусные части. Для их перевозки выделялось 23 эшелона. Причем погрузка всех трех дивизий велась не последовательно, а одновременно с трех станций. Такой порядок отправки давал возможность иметь в районе выгрузки сразу весь корпус. При неблагоприятных условиях он мог обеспечить выгрузку других соединений армии.
Вторым отправлялся 79-й стрелковый корпус в составе 150, 171, 207-й дивизий и корпусных частей. Для него тоже было выделено 23 эшелона. И этот корпус грузился одновременно на трех станциях.
В 12-й гвардейский стрелковый корпус входили 23-я и 52-я гвардейские и 33-я стрелковая дивизии. Их намечалось отправить с 18 по 22 декабря. Для тыловых частей и учреждений армии планировалось 35 эшелонов. Трогались они в путь со станции Реньде.
По указанию Генерального штаба для руководства отправкой войск 3-й ударной была выделена из полевого управления армии оперативная группа со средствами связи. 7 декабря она прибыла в район погрузки и разместилась на хуторе Лидаки, в 15 километрах юго-восточнее Елгавы. В состав этой группы вошли: заместитель командарма генерал-майор И. И. Артамонов, член Военного совета армии полковник П. В. Мирошников, автор этих строк - - как заместитель начальника штаба армии, начальник отдела ВОСО инженер-подполковник И. Е. Мулявко, заместитель начальника связи подполковник Н. С. Федотов, армейский интендант полковник С. П. Кудрявцев, заместитель начальника штаба тыла подполковник Я. Я. Перескоков, а также офицеры оперативного и шифровального отделов, штаба артиллерии и политического отдела армии.
С хутора Лидаки мы имели телефонную связь со штабом фронта и штабами корпусов, а также с железнодорожными станциями. Это давало возможность следить за ходом подготовки войск к погрузке, за своевременной отправкой каждого эшелона. Однако основное время мы проводили непосредственно в дивизиях и на станциях погрузки, устраняя неполадки, которые обнаруживались на местах. Кроме того, я каждый вечер представлял донесение в Генеральный штаб. В этих донесениях указывалось, сколько и каких эшелонов отправлено за истекшие сутки, какие части в них погрузились.
К перевозке войск мы приступили точно по плану, однако вагоны и платформы подавались нам неравномерно, график нарушался. Каждый корпус уходил на три-четыре дня позже намеченного срока.
Отправка тыловых частей и учреждений продолжалась до конца декабря. Наша оперативная группа, свернув работу, убывала вечером 31 декабря. Погрузка средств связи и автотранспорта, обслуживавшего нас, производилась в сумерках. Так уж мне везло на фронте - встречать Новый год в дороге.
Благодаря заботам подполковника Мулявко наши вагоны были утеплены. В каждом приятно потрескивала железная печка. По предложению подполковника Федотова в несколько вагонов провели электроосвещение от движка связистов. Мы установили у себя трофейный радиоприемник. Двое работников походной столовой готовили праздничный ужин.
Как это бывает перед отъездом, каждый из нас испытывал радостное и немного тревожное чувство. Что нас ждет в новом году, на новом месте?
Даже мы, ответственные работники штаба, уезжавшие с одним из последних эшелонов, не знали, куда ушла наша армия, куда отправится наш состав. Станция Даугавпилс была единственной, указанной в маршрутном листе. Лишь ночью стало известно: миновав Даугавпилс, эшелон повернул на Полоцк, а затем на Молодечно.
Незадолго до полуночи сели за праздничный стол. Был тут подполковник Н. С. Федотов, с которым мы ровно три года назад вместе готовились в 33-й дивизии к наступлению у озера Селигер. Был инженер-подполковник И. Е. Мулявко, с которым мы сдружились за последний месяц, выполняя задание по перевозке армии. Пришел подполковник Я. Я. Перескоков, занимавшийся отправкой тыловых частей и учреждений. Майор А. К. Нестулин, один из ветеранов оперативного отдела, распоряжался закуской и всем остальным. Ему активно помогали старшина Д. И. Ходько - шофер и ординарец, прошедший со мною почти всю войну, и телефонистка Лиза Симакова.
Когда стрелки часов сошлись на заветной цифре "12", мы провозгласили тост за то, чтобы 1945 год принес окончательную победу!
2
Через несколько дней эшелон прибыл на станцию Мрозы, в 50 километрах восточнее Варшавы. Встретил нас подполковник Тур. Он ознакомил меня с ходом сосредоточения войск армии. Основная часть их была уже на месте.
Михаил Семенович Тур сообщил, что по решению Ставки 3-я ударная поступает в состав 1-го Белорусского фронта, которым командует маршал Г. К. Жуков. Эшелоны выгружаются на станциях Брошкув, Соснове, Мрозы, после чего войска сосредоточиваются в 25 километрах восточнее Варшавы - в районе Минск-Мазовецкий, Калушин, Лив, Добре.
Штаб армии, едва прибыв на новое место, отдал подробный приказ, в котором были указаны районы сосредоточения для каждого соединения и каждой отдельной части, определены пункты размещения штабов. Офицеры оперативного отдела подполковник Пластинкин, майор Грибанов и капитан Кузнецов предварительно объехали все намеченные районы, а теперь находились на станциях выгрузки, встречая эшелоны, передавая командирам соединений и частей необходимые данные для вывода войск в отведенные им места. Армейские связисты развернули свой узел и заранее провели линии связи в районы сосредоточения.
Для скрытности прибывающие части после выгрузки отводились в ближайшие укрытия и тщательно маскировались. Передвижение войск и техники совершалось только в темное время. Все указания на марш передавались устно. Радиосвязь была запрещена, радиостанции - опечатаны. С выходом в районы сосредоточения войска располагались, по возможности, вне населенных пунктов.
Выслушав своего заместителя, я отправился к генералу Букштыновичу, доложил ему о прибытии и о том, как прошла отправка последних эшелонов из Латвии. Разместился начальник штаба в одном из домов у местных жителей. Непрерывно раздавались звонки телефонов. Букштынович то и дело брал трубку, быстро и уверенно отдавал распоряжения. Настроен был Михаил Фомич весьма бодро. Его активность, его энергия словно бы передавались офицерам штаба.
- Вот что, товарищ Семенов, - сказал Михаил Фомич, - отправляйтесь в семьдесят девятый корпус и проверьте, как там организована подготовка штабов. Имейте в виду, в ближайшие дни мы с вами поедем в Седлец, в штаб фронта. Надо представиться новому начальству и получить ориентировку на будущее.
Последний эшелон прибыл на станцию назначения 10 января. Вечером ко мне зашел подполковник Мулявко, и мы подвели некоторые итоги перевозки войск. На передислокацию армии в новый район ушел ровно месяц. Всего мы использовали 117 эшелонов. Погрузку в основном закончили за 17 дней: грузилось семь эшелонов в сутки. Для ускорения перевозки эшелоны пустили по трем направлениям с выходом во фронтовой район через Белосток, Волковыск и Брест.
Передислокация армии прошла без воздействия авиации противника, и это, естественно, было большим плюсом. Немцы либо не заметили переброски такой массы людей и техники, либо не имели возможности помешать нам. Эту ответственную задачу армия выполнила успешно. Однако главное ожидало нас впереди.
Отправляясь в штаб 1-го Белорусского фронта, генерал Букштынович взял с собой меня и начальника разведки полковника В. К. Гвозда. Через час наша машина мчалась по улицам небольшого чистенького городка Седлец. Обстановка здесь была спокойная, до передовой - около 50 километров.
Прибыв в штаб, каждый из нас отправился к начальникам "по своей службе". Михаил Фомич Букштынович - к начальнику штаба фронта генерал-полковнику М. С. Малинину, Владимир Климентьевич Гвозд - к начальнику разведывательного управления, а я - к заместителю начальника оперативного управления фронта полковнику В. М. Крамару.
После взаимного знакомства Владимир Михайлович Крамар развернул на большом столе карту, на которой красными стрелами были нанесены задачи армий. Пользуясь этой картой, он познакомил меня с общей обстановкой в полосе действий фронта, с замыслом предстоявшей операции.
Суть дела была такова. Немецкое командование любой ценой стремилось удержать оставшуюся в руках гитлеровцев часть Польши. Из семи оборонительных рубежей противника между Вислой и Одером наиболее подготовленным был первый вислинский. Его занимали главные силы группы армий "А". Остальные рубежи предназначались для того, чтобы последовательной обороной обескровить, в случае прорыва, наши наступающие войска и не допустить их к Одеру. Вражеский гарнизон Варшавы состоял из четырех-пяти крепостных батальонов.
По решению Ставки разгром немецко-фашистских оккупантов в Польше возлагался на войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов. Им предстояло завершить освобождение польского народа от гитлеровского господства и создать выгодные условия для наступления на Берлин.
Основная идея намеченной Висло-Одерской операции состояла в том, чтобы одновременными сильными ударами на нескольких участках взломать оборону гитлеровцев, быстро ввести в образовавшиеся бреши крупные массы войск и, развивая успех танковыми и механизированными соединениями, стремительно преследовать противника. При этом предполагалось овладеть промежуточными рубежами вражеской обороны раньше, чем их займут отступавшие немецкие части или резервы.
1-й Белорусский фронт наносил главный удар с магнушевского плацдарма южнее Варшавы в общем направлении на Познань. Другой удар наносился южнее, с пулавского плацдарма, в направлении Радом, Лодзь. Еще один удар - в обход Варшавы с севера, на Сохачев. Непосредственно против варшавской группировки противника должна была наступать 1-я армия Войска Польского.
Выслушав информациию полковника Крамара, я не удержался от вопроса:
- Уверены ли вы, что такой большой и сложный план будет полностью выполнен?
Крамар удивленно посмотрел на меня. Ответил сдержанно и спокойно:
- Планы, которые нам приходилось разрабатывать до сих пор, войсками фронта осуществлялись успешно. Под Сталинградом, под Курском, в боях за Днепр и за Белоруссию. Верю, что и на этот раз намеченная цель будет достигнута.
Владимир Михайлович Крамар был ветераном этого фронта, имел богатый опыт работы в оперативном управлении одного из лучших фронтовых штабов. Здесь не бросали слов на ветер. Его уверенность опиралась на реальные силы. Лишь после войны мне стало известно, что накануне Висло-Одерской операции в составе двух фронтов - 1-го Белорусского и 1-го Украинского - было 2 млн. 200 тыс. человек, свыше 32 тыс. орудий и минометов, около 6500 танков и самоходных артиллерийских установок и до 5000 боевых самолетов. Эти два фронта имели половину танков и примерно одну треть орудий и самолетов всей действовавшей армии.
В январе 1945 года я, разумеется, не знал этих цифр. Грандиозный и смелый план наступательных действий фронта поразил меня.
3-й ударной армии в Висло-Одерской операции отводилась на первых порах довольно скромная роль. Нам было приказано стоять в резерве фронта восточнее Варшавы и готовиться к выдвижению в западном направлении. Более подробных директив мы еще не имели.
3
Три года наша армия сражалась с врагом на так называемых второстепенных направлениях, среди лесов и болот. Не было на нашем пути крупных промышленных центров, известных на всю страну. До Риги и то не дошли. Уж не о нас ли писал в своей замечательной поэме А. Т. Твардовский:
Бой в лесу, в кустах, в болоте,
Где война стелила путь,
Где вода была пехоте
По колено, грязь - по грудь,
Где брели бойцы понуро
И, скользнув с бревна в ночи,
Артиллерия тонула,
Увязали тягачи,
Этот бой в болоте диком
Не за город шел великий,
Что один у всей страны,
Не за гордую твердыню,
Что у матушки реки,
А за некий, скажем ныне,
Населенный пункт Борки.
Сколько таких безвестных населенных пунктов стояло на пути 3-й ударной! Нельзя было миновать их - через них лежала дорога на запад. А в них сидели фашисты. И чтобы освободить каждый такой населенный пункт, приходилось расплачиваться кровью.
Не витала над нашими знаменами громогласная слава, но, вероятно, не так уж плохо воевала 3-я ударная, если в конце войны Ставка решила вывести ее на направление главного удара, на прямой путь, ведущий к фашистской столице. Это была высокая честь. Ее заслужили бойцы и командиры, навеки оставшиеся у истоков Волги, на обледенелых берегах Ловати, в дремучих сырых лесах под Великими Луками и Невелем. Эту честь заслужили солдаты и офицеры, громившие врага в Латгалии и Курляндии, закалившиеся в многочисленных тяжелых сражениях.
Мы привыкли довольствоваться малым, надеяться главным образом на свои силы. Трудно вспомнить такой период, когда у нас было достаточно боеприпасов, горючего и многого другого. Пополнение приходило редко, дивизии наши, как правило, имели примерно половину положенного состава. Но мы не жаловались, мы понимали - фронт велик, есть более ответственные участки. И при всех этих трудностях воевали по меньшей мере не хуже других. Во всяком случае, 3-я ударная ни разу не отступила перед противником.
Активность дивизий и корпусов во многом зависела от наличия боеприпасов, особенно снарядов. Как только их накапливалось более или менее достаточно, войска предпринимали нажим на противника и теснили его. Но не всегда спасало и наличие боеприпасов. Немцы в полосе нашей армии имели десять дивизионов артиллерии, а мы могли использовать
для их подавления лишь одну пушечную бригаду. И если мы достигали все же успеха, то, как правило, дорогой ценой.
Значительную помощь нашим частям оказывала авиация. Летчики использовали каждый час ясной погоды, чтобы обрушить на головы фашистов бомбовый груз. Представитель авиации генерал-майор С. У. Рубанов - командир штурмовой дивизии - почти безотлучно находился на наблюдательном пункте нашего командарма. Отсюда он руководил боями истребителей, ставил задачи своим штурмовикам.
Чтобы летчики били врага без промаха, Рубанов попросил выделить ему батарею 76-миллиметровых орудий. Эта батарея заранее пристреливала намеченные цели. Во время боя, когда штурмовики пролетали над НП, генерал Рубанов по радио давал распоряжение своим орлам: "Бомбить цель номер... Внимание, показываю!"Батарея открывала огонь по цели дымовыми снарядами, и летчики легко находили нужный объект.
Вероятно, такой метод был успешным и крепко досаждал немцам. Вскоре противник принял контрмеры: он начал интенсивно обстреливать нашу батарею, едва она выпускала первые снаряды. И все-таки артиллеристы продолжали взаимодействовать с летчиками.
11
Прибалтийская осень давала знать о себе затяжными дождями. Не то что машины, даже пехота с трудом двигалась по разбитым, раскисшим дорогам. В промозглый, холодный день я, выполняя задание начальника штаба, выехал в свою родную 33-ю стрелковую дивизию, с которой расстался два года назад. Она воевала в составе других армий, мне так и не довелось бывать в ней. А теперь снова вернулась к нам.
Не стану скрывать, что испытывал большое волнение: ведь для меня 33-я стрелковая была самой близкой. Хотелось увидеть офицеров, с которыми осваивал суровую азбуку войны. Но, к сожалению, почти никого из них уже не осталось.
Дивизией командовал незнакомый мне генерал-майор В. И. Смирнов, находившийся в момент моего приезда на наблюдательном пункте. Меня встретил начальник штаба дивизии подполковник А. М. Сахно, который в 1942 году был еще старшим лейтенантом, помощником начальника оперативного отделения. Мы обнялись и расцеловались.
Штаб размещался на хуторе, богатый хозяин которого бежал вместе с немцами. Сахно доложил обстановку. Дивизия наступала. Полки медленно продвигались вперед, преодолевая сопротивление врага. В дивизии ощущался недостаток боеприпасов для орудий и минометов. Обычное дело: так было во всех соединениях, а помочь мы в тот период ничем не могли.
Выкроив время, я попросил Алексея Матвеевича Сахно рассказать о наших общих знакомых. Многие из них за минувшие годы пали смертью храбрых. Некоторые были переведены из дивизии и продолжали воевать в других частях.
Отважный командир истребительного отряда майор Г. П. Григорьев, уже будучи заместителем командира 164-го стрелкового полка, погиб летом 1944 года при отражении массированной контратаки танков противника в боях за плацдарм на реке Великой. Отдал жизнь за Родину наш знаменитый разведчик А. А. Бабанин. После окончания Академии Генштаба, став подполковником, он вернулся в танковые войска, командовал 70-й механизированной бригадой в 9-м мехкорпусе. Под его руководством бригада успешно форсировала Днепр у села Зарубинцы и в составе 3-й гвардейской танковой армии проявила стойкость и упорство в боях на букринском плацдарме осенью 1943 года. Позже он вместе с бригадой участвовал в освобождении Киева.
В начале 1944 года Александр Афанасьевич был назначен заместителем командира 6-го гвардейского танкового корпуса. Из рассказов друзей Бабанина стало известно, что где-то в районе Проскурова, когда он ехал в штаб корпуса, его машина наскочила на противотанковую мину. Так оборвалась жизнь замечательного, бесстрашного человека.
Погиб в бою и смелый командир 73-го стрелкового полка подполковник Н. Д. Ивановский, который был при мне начальником оперативного отделения дивизии.
Мой однофамилец, неутомимый труженик майор А. Е. Семенов с должности начальника штаба дивизии был переведен на такую же должность в штаб стрелкового корпуса. Вырос по службе и переводчик Н. И. Гутченко, ставший начальником разведки в одном из стрелковых корпусов и получивший звание подполковника.
Не оказалось в дивизии и прославленного разведчика Бориса Аврамова. Весной 1943 года он уехал учиться в военную Академию имени М. В. Фрунзе. А затем, по слухам, которые ходили в то время, оставил учебу и ушел с небольшой группой добровольцев в партизанский отряд, действовавший под Псковом, да там и погиб. Лишь спустя много лет я узнал, что Борис Михайлович жив, хотя прошел через тяжелые испытания. Он и после войны продолжал трудиться в Красногорске, под Москвой. В кругу друзей мы отмечали его пятидесятилетие.
После Аврамова командиром разведывательной роты стал лейтенант П. Г. Писанка. Он оказался, пожалуй, самым тонким и самым хитрым из наших дивизионных разведчиков. Ему довелось возглавлять роту тогда, когда проходить в тыл врага стало намного сложнее, чем прежде, так как противник перекрыл все пути. В этих условиях Писанка вел себя весьма осмотрительно, долго изучал объекты разведки, зато действовал наверняка, очень дорожил людьми и тяжело переживал потерю товарищей. Под стать ему был и заместитель командира роты по политической части Михаил Васильевич Сычев. Ротный и его замполит удачно дополняли друг друга. А позднее стало известно, что войну Павел Григорьевич закончил начальником разведки 33-й дивизии. Затем уехал на Украину, работал секретарем райкома партии в Умани.
В те далекие дни еще продолжали служить в 33-й командир медсанбата майор Н. М. Иваницкий, начальник санитарной службы полковник И. С. Горелик, заместитель командира дивизии по тылу полковник интендантской службы Г. А. Шевелев. Но увидеть их не пришлось: меня подгоняло время.
В штабе дивизии разговорился с двумя знакомыми солдатами из охраны, которые раньше служили во взводе Ахматбека Суюмбаева, и мы вместе порадовались встрече. Узнал, что Суюмбаев стал старшим лейтенантом, принял учебную роту дивизии и успешно командовал ею. Весьма положительно отозвался о Суюмбаеве и Алексей Матвеевич Сахно, что искренне обрадовало меня. По моей просьбе разыскали старшину Андрея Витько. Грудь его украшали два ордена Красной Звезды и медаль "За боевые заслуги". Мы по-братски обнялись. Витько продолжал надежно обеспечивать командование дивизии радиосвязью. От него услышал, что наш общий знакомый радист из 73-го стрелкового полка Михаил Матянин стал старшим сержантом, вступил в партию и командует радиовзводом.
Эти встречи разбередили сердце. Было радостно, что навестил родное соединение, и в то же время грустно. Грустно, что никогда не возвратятся пролетевшие дни и никогда больше не увижу дорогих друзей, сложивших голову на полях сражений...
Главное направление
1
Генерал Букштынович вызвал меня рано утром, в необычное время. Через несколько минут я был у него, захватив, как всегда, рабочую карту и тетрадь для записей. Михаил Фомич представил меня двум офицерам. Один из них, полковник Пидоренко, оказался начальником отдела военных сообщений 2-го Прибалтийского фронта. Другой, полковник Аунс, - начальником передвижения войск на Прибалтийской железной дороге. Здесь же находился и начальник ВОСО (военных сообщений) нашей армии инженер-подполковник И. Е. Мулявко. Без долгих разговоров Букштынович приказал мне совместно с этими товарищами в двухдневный срок составить план перевозки всех войск и тылов нашей армии по железной дороге.
Для меня это было как гром среди ясного неба. Железные дороги мы только отвоевывали, а ездить по ним не приходилось давно. От Селигера и до Балтики мы прошли своим ходом. А теперь - на колеса!
По директиве Генерального штаба 3-я ударная армия в составе трех корпусов со всеми тыловыми частями и учреждениями выводилась в резерв Ставки. Нашим войскам нужно было сдать свою полосу 10-й гвардейской армии и сосредоточиться в районе к югу от Елгавы для погрузки в вагоны на железнодорожных станциях Елгава, Платоне, Мейтене, Ионишкис.
Направление и цель перевозки армии, районы выгрузки держались в секрете. Штаб фронта требовал принять самые строгие меры к сохранению в тайне передислокации армии. Все передвижения войск предписывалось совершать только в темное время. А если днем, то в нелетную погоду. Работникам железной дороги и офицерам линейных органов ВОСО разрешалось сообщать лишь номера эшелонов.
Вся переписка со штабом фронта прекращалась. По вопросам перевозки войск можно было обращаться по ВЧ только к начальнику штаба фронта.
Разрабатывать план перевозки по железной дороге целой армии мне довелось впервые. Надо было определить, какое количество вагонов и открытых платформ потребуется для каждой дивизии, для всех армейских частей, а также для множества тыловых частей и учреждений, установить сроки и порядок вывода войск из боя, время их сосредоточения в районах железнодорожных станций для погрузки.
Полковники Пидоренко и Аунс оказались большими специалистами своего дела. Не теряя времени, мы сразу приступили к работе. Сначала к подготовке плана были допущены только я и Мулявко. Но когда мы взялись за расчеты на погрузку каждого эшелона, пришлось вызвать начальников штабов дивизий и начальника штаба тыла.
2 декабря подготовленный нами план был подписан генерал-лейтенантом Н. П. Симоняком и отправлен в штаб 2-го Прибалтийского фронта. На следующий день командиры корпусов получили распоряжения передать занимаемые рубежи войскам 10-й гвардейской армии и вывести свои дивизии ближе к железной дороге.
Пять суток потребовалось для того, чтобы наши войска сосредоточились в указанных им районах. Погода стояла нелетная, воздушная разведка немцев не действовала, но все передвижения войск и тылов производились только ночью. Моросил мелкий, пронизывающий дождь вперемежку с мокрым снегом. Автомашины, орудия и другая боевая техника часто застревали в грязи. Их вытаскивали солдаты и офицеры проходивших мимо подразделений.
При всем том настроение у людей было бодрое и приподнятое. Достигнув намеченных пунктов, бойцы и командиры начинали подготовку к отъезду. Дел хватало всем. Одни пилили доски для оборудования вагонов, другие заготовляли на дорогу дрова. К месту предстоявшей посадки доставлялись железные печки и продовольствие, дорожные фонари и фураж, ведра и веники. Перед началом дальнего пути старались предусмотреть каждую мелочь. А о том, что путь предстоит долгий, догадаться было нетрудно. Не станут же из-за сотни километров поднимать на колеса такую уйму людей и техники!
Командиры и политработники разъясняли бойцам правила переезда по железной дороге в составе воинского эшелона, предупреждали, чтобы никто не отстал в пути. Проводились специальные занятия с начальниками эшелонов и старшими вагонов, а также с теми, кому предстояло нести службу суточного наряда.
Задачи, связанные с переездом, обсуждались на партийных и комсомольских собраниях, на общих строевых собраниях, на совещаниях офицеров. Особое внимание обращалось на то, чтобы все солдаты и командиры строго хранили военную тайну.
В этот период численность каждой нашей дивизии в среднем составляла немногим более 3000 человек. Каждую дивизию перед отправкой обеспечивали одним боекомплектом боеприпасов, двумя заправками горючего и пятнадцатью суточными дачами продовольствия и фуража.
Время на погрузку одного эшелона планировалось так: для стрелковых войск два часа; для артиллерии - три часа; для других войск - три с половиной часа.
10 декабря со станции Лайжува отправился наш первый эшелон под номером 7001. В нем находился полк связи. Следом двинулся эшелон, в котором разместилось полевое управление армии и часть батальона высокочастотной связи.
Из стрелковых корпусов первым начал грузиться в вагоны 7-й. В него входили 364, 265, 146-я дивизии и корпусные части. Для их перевозки выделялось 23 эшелона. Причем погрузка всех трех дивизий велась не последовательно, а одновременно с трех станций. Такой порядок отправки давал возможность иметь в районе выгрузки сразу весь корпус. При неблагоприятных условиях он мог обеспечить выгрузку других соединений армии.
Вторым отправлялся 79-й стрелковый корпус в составе 150, 171, 207-й дивизий и корпусных частей. Для него тоже было выделено 23 эшелона. И этот корпус грузился одновременно на трех станциях.
В 12-й гвардейский стрелковый корпус входили 23-я и 52-я гвардейские и 33-я стрелковая дивизии. Их намечалось отправить с 18 по 22 декабря. Для тыловых частей и учреждений армии планировалось 35 эшелонов. Трогались они в путь со станции Реньде.
По указанию Генерального штаба для руководства отправкой войск 3-й ударной была выделена из полевого управления армии оперативная группа со средствами связи. 7 декабря она прибыла в район погрузки и разместилась на хуторе Лидаки, в 15 километрах юго-восточнее Елгавы. В состав этой группы вошли: заместитель командарма генерал-майор И. И. Артамонов, член Военного совета армии полковник П. В. Мирошников, автор этих строк - - как заместитель начальника штаба армии, начальник отдела ВОСО инженер-подполковник И. Е. Мулявко, заместитель начальника связи подполковник Н. С. Федотов, армейский интендант полковник С. П. Кудрявцев, заместитель начальника штаба тыла подполковник Я. Я. Перескоков, а также офицеры оперативного и шифровального отделов, штаба артиллерии и политического отдела армии.
С хутора Лидаки мы имели телефонную связь со штабом фронта и штабами корпусов, а также с железнодорожными станциями. Это давало возможность следить за ходом подготовки войск к погрузке, за своевременной отправкой каждого эшелона. Однако основное время мы проводили непосредственно в дивизиях и на станциях погрузки, устраняя неполадки, которые обнаруживались на местах. Кроме того, я каждый вечер представлял донесение в Генеральный штаб. В этих донесениях указывалось, сколько и каких эшелонов отправлено за истекшие сутки, какие части в них погрузились.
К перевозке войск мы приступили точно по плану, однако вагоны и платформы подавались нам неравномерно, график нарушался. Каждый корпус уходил на три-четыре дня позже намеченного срока.
Отправка тыловых частей и учреждений продолжалась до конца декабря. Наша оперативная группа, свернув работу, убывала вечером 31 декабря. Погрузка средств связи и автотранспорта, обслуживавшего нас, производилась в сумерках. Так уж мне везло на фронте - встречать Новый год в дороге.
Благодаря заботам подполковника Мулявко наши вагоны были утеплены. В каждом приятно потрескивала железная печка. По предложению подполковника Федотова в несколько вагонов провели электроосвещение от движка связистов. Мы установили у себя трофейный радиоприемник. Двое работников походной столовой готовили праздничный ужин.
Как это бывает перед отъездом, каждый из нас испытывал радостное и немного тревожное чувство. Что нас ждет в новом году, на новом месте?
Даже мы, ответственные работники штаба, уезжавшие с одним из последних эшелонов, не знали, куда ушла наша армия, куда отправится наш состав. Станция Даугавпилс была единственной, указанной в маршрутном листе. Лишь ночью стало известно: миновав Даугавпилс, эшелон повернул на Полоцк, а затем на Молодечно.
Незадолго до полуночи сели за праздничный стол. Был тут подполковник Н. С. Федотов, с которым мы ровно три года назад вместе готовились в 33-й дивизии к наступлению у озера Селигер. Был инженер-подполковник И. Е. Мулявко, с которым мы сдружились за последний месяц, выполняя задание по перевозке армии. Пришел подполковник Я. Я. Перескоков, занимавшийся отправкой тыловых частей и учреждений. Майор А. К. Нестулин, один из ветеранов оперативного отдела, распоряжался закуской и всем остальным. Ему активно помогали старшина Д. И. Ходько - шофер и ординарец, прошедший со мною почти всю войну, и телефонистка Лиза Симакова.
Когда стрелки часов сошлись на заветной цифре "12", мы провозгласили тост за то, чтобы 1945 год принес окончательную победу!
2
Через несколько дней эшелон прибыл на станцию Мрозы, в 50 километрах восточнее Варшавы. Встретил нас подполковник Тур. Он ознакомил меня с ходом сосредоточения войск армии. Основная часть их была уже на месте.
Михаил Семенович Тур сообщил, что по решению Ставки 3-я ударная поступает в состав 1-го Белорусского фронта, которым командует маршал Г. К. Жуков. Эшелоны выгружаются на станциях Брошкув, Соснове, Мрозы, после чего войска сосредоточиваются в 25 километрах восточнее Варшавы - в районе Минск-Мазовецкий, Калушин, Лив, Добре.
Штаб армии, едва прибыв на новое место, отдал подробный приказ, в котором были указаны районы сосредоточения для каждого соединения и каждой отдельной части, определены пункты размещения штабов. Офицеры оперативного отдела подполковник Пластинкин, майор Грибанов и капитан Кузнецов предварительно объехали все намеченные районы, а теперь находились на станциях выгрузки, встречая эшелоны, передавая командирам соединений и частей необходимые данные для вывода войск в отведенные им места. Армейские связисты развернули свой узел и заранее провели линии связи в районы сосредоточения.
Для скрытности прибывающие части после выгрузки отводились в ближайшие укрытия и тщательно маскировались. Передвижение войск и техники совершалось только в темное время. Все указания на марш передавались устно. Радиосвязь была запрещена, радиостанции - опечатаны. С выходом в районы сосредоточения войска располагались, по возможности, вне населенных пунктов.
Выслушав своего заместителя, я отправился к генералу Букштыновичу, доложил ему о прибытии и о том, как прошла отправка последних эшелонов из Латвии. Разместился начальник штаба в одном из домов у местных жителей. Непрерывно раздавались звонки телефонов. Букштынович то и дело брал трубку, быстро и уверенно отдавал распоряжения. Настроен был Михаил Фомич весьма бодро. Его активность, его энергия словно бы передавались офицерам штаба.
- Вот что, товарищ Семенов, - сказал Михаил Фомич, - отправляйтесь в семьдесят девятый корпус и проверьте, как там организована подготовка штабов. Имейте в виду, в ближайшие дни мы с вами поедем в Седлец, в штаб фронта. Надо представиться новому начальству и получить ориентировку на будущее.
Последний эшелон прибыл на станцию назначения 10 января. Вечером ко мне зашел подполковник Мулявко, и мы подвели некоторые итоги перевозки войск. На передислокацию армии в новый район ушел ровно месяц. Всего мы использовали 117 эшелонов. Погрузку в основном закончили за 17 дней: грузилось семь эшелонов в сутки. Для ускорения перевозки эшелоны пустили по трем направлениям с выходом во фронтовой район через Белосток, Волковыск и Брест.
Передислокация армии прошла без воздействия авиации противника, и это, естественно, было большим плюсом. Немцы либо не заметили переброски такой массы людей и техники, либо не имели возможности помешать нам. Эту ответственную задачу армия выполнила успешно. Однако главное ожидало нас впереди.
Отправляясь в штаб 1-го Белорусского фронта, генерал Букштынович взял с собой меня и начальника разведки полковника В. К. Гвозда. Через час наша машина мчалась по улицам небольшого чистенького городка Седлец. Обстановка здесь была спокойная, до передовой - около 50 километров.
Прибыв в штаб, каждый из нас отправился к начальникам "по своей службе". Михаил Фомич Букштынович - к начальнику штаба фронта генерал-полковнику М. С. Малинину, Владимир Климентьевич Гвозд - к начальнику разведывательного управления, а я - к заместителю начальника оперативного управления фронта полковнику В. М. Крамару.
После взаимного знакомства Владимир Михайлович Крамар развернул на большом столе карту, на которой красными стрелами были нанесены задачи армий. Пользуясь этой картой, он познакомил меня с общей обстановкой в полосе действий фронта, с замыслом предстоявшей операции.
Суть дела была такова. Немецкое командование любой ценой стремилось удержать оставшуюся в руках гитлеровцев часть Польши. Из семи оборонительных рубежей противника между Вислой и Одером наиболее подготовленным был первый вислинский. Его занимали главные силы группы армий "А". Остальные рубежи предназначались для того, чтобы последовательной обороной обескровить, в случае прорыва, наши наступающие войска и не допустить их к Одеру. Вражеский гарнизон Варшавы состоял из четырех-пяти крепостных батальонов.
По решению Ставки разгром немецко-фашистских оккупантов в Польше возлагался на войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов. Им предстояло завершить освобождение польского народа от гитлеровского господства и создать выгодные условия для наступления на Берлин.
Основная идея намеченной Висло-Одерской операции состояла в том, чтобы одновременными сильными ударами на нескольких участках взломать оборону гитлеровцев, быстро ввести в образовавшиеся бреши крупные массы войск и, развивая успех танковыми и механизированными соединениями, стремительно преследовать противника. При этом предполагалось овладеть промежуточными рубежами вражеской обороны раньше, чем их займут отступавшие немецкие части или резервы.
1-й Белорусский фронт наносил главный удар с магнушевского плацдарма южнее Варшавы в общем направлении на Познань. Другой удар наносился южнее, с пулавского плацдарма, в направлении Радом, Лодзь. Еще один удар - в обход Варшавы с севера, на Сохачев. Непосредственно против варшавской группировки противника должна была наступать 1-я армия Войска Польского.
Выслушав информациию полковника Крамара, я не удержался от вопроса:
- Уверены ли вы, что такой большой и сложный план будет полностью выполнен?
Крамар удивленно посмотрел на меня. Ответил сдержанно и спокойно:
- Планы, которые нам приходилось разрабатывать до сих пор, войсками фронта осуществлялись успешно. Под Сталинградом, под Курском, в боях за Днепр и за Белоруссию. Верю, что и на этот раз намеченная цель будет достигнута.
Владимир Михайлович Крамар был ветераном этого фронта, имел богатый опыт работы в оперативном управлении одного из лучших фронтовых штабов. Здесь не бросали слов на ветер. Его уверенность опиралась на реальные силы. Лишь после войны мне стало известно, что накануне Висло-Одерской операции в составе двух фронтов - 1-го Белорусского и 1-го Украинского - было 2 млн. 200 тыс. человек, свыше 32 тыс. орудий и минометов, около 6500 танков и самоходных артиллерийских установок и до 5000 боевых самолетов. Эти два фронта имели половину танков и примерно одну треть орудий и самолетов всей действовавшей армии.
В январе 1945 года я, разумеется, не знал этих цифр. Грандиозный и смелый план наступательных действий фронта поразил меня.
3-й ударной армии в Висло-Одерской операции отводилась на первых порах довольно скромная роль. Нам было приказано стоять в резерве фронта восточнее Варшавы и готовиться к выдвижению в западном направлении. Более подробных директив мы еще не имели.
3
Три года наша армия сражалась с врагом на так называемых второстепенных направлениях, среди лесов и болот. Не было на нашем пути крупных промышленных центров, известных на всю страну. До Риги и то не дошли. Уж не о нас ли писал в своей замечательной поэме А. Т. Твардовский:
Бой в лесу, в кустах, в болоте,
Где война стелила путь,
Где вода была пехоте
По колено, грязь - по грудь,
Где брели бойцы понуро
И, скользнув с бревна в ночи,
Артиллерия тонула,
Увязали тягачи,
Этот бой в болоте диком
Не за город шел великий,
Что один у всей страны,
Не за гордую твердыню,
Что у матушки реки,
А за некий, скажем ныне,
Населенный пункт Борки.
Сколько таких безвестных населенных пунктов стояло на пути 3-й ударной! Нельзя было миновать их - через них лежала дорога на запад. А в них сидели фашисты. И чтобы освободить каждый такой населенный пункт, приходилось расплачиваться кровью.
Не витала над нашими знаменами громогласная слава, но, вероятно, не так уж плохо воевала 3-я ударная, если в конце войны Ставка решила вывести ее на направление главного удара, на прямой путь, ведущий к фашистской столице. Это была высокая честь. Ее заслужили бойцы и командиры, навеки оставшиеся у истоков Волги, на обледенелых берегах Ловати, в дремучих сырых лесах под Великими Луками и Невелем. Эту честь заслужили солдаты и офицеры, громившие врага в Латгалии и Курляндии, закалившиеся в многочисленных тяжелых сражениях.
Мы привыкли довольствоваться малым, надеяться главным образом на свои силы. Трудно вспомнить такой период, когда у нас было достаточно боеприпасов, горючего и многого другого. Пополнение приходило редко, дивизии наши, как правило, имели примерно половину положенного состава. Но мы не жаловались, мы понимали - фронт велик, есть более ответственные участки. И при всех этих трудностях воевали по меньшей мере не хуже других. Во всяком случае, 3-я ударная ни разу не отступила перед противником.