Семенов Юлиан Семенович. Экспансия - 1

   - Вы считаете, что Муссолини был таким же националистом, как Гитлер?
   - Возможны модификации. Все-таки нельзя не учитывать многокровье Италии, но идея национального социализма или - поначалу - <окопного>, первым провозгласил именно Муссолини. Он был прямо-таки необходим для военного комплекса, который получил огромные прибыли после войны, эти люди понимали, что их мало, что они нуждаются в защите того, за кем идет масса, и они на него поставили. У них не было выбора: рабочие бастовали, власть не знала, как удовлетворить их экономические требования, не обидев военных промышленников, пример России был у всех на устах, тучи сгущались, угроза социальной революции была явью. Промышленники создают <антибольшевистские организации>, платят военным, которые обучают наемников, но разрозненные отряды - это ничто, капля в море. Силу можно убить только силой. Общество расслаивалось, нужен был лидер, который устроит и военных промышленников, и рабочих. Вроде бы несовместимость, не правда ли?! Однако эта несовместимость была кажущейся. Промышленников устроило то, что Муссолини повел рабочих в атаку не на банки и дворцы миллионеров, а на парламент и демократию, народ устал от нищеты и дискуссий, народ хотел определенности. Вот он ее и получил. Как всегда, в левом лагере шла перепалка по поводу принципов, на которых может состояться объединение с буржуазной демократией, как всегда, не было единства, как всегда, людей мучили прениями, а Муссолини пошел со своими фашистами на Рим и взял его без боя. Точнее говоря, он и не брал его: военные промышленники, банкиры и армия заставили короля отдать ему власть; <поход на Рим> нужен был как миф, ибо, по Муссолини, не логика правит массой, но именно легенда... Ну, а уж после того как он сел в кабинет премьера, после того как в его руках оказалась армия, полиция, флот, связь, железные дороги, не очень-то трудно было убрать идейных противников и поручить своим борзописцам создать культ <спасителя нации>. Свобода слова была признана ненужной, границы закрыты, газеты подчинены цензуре, забастовки запрещены, недоверие возведено в принцип - фашизм обрел свое лицо... Согласны с такого рода версией?
   - В чем вы видите разницу между национал-социализмом Гитлера и фашизмом Муссолини? - спросил Роумэн.
   - Она номинальна. Гитлер был еще менее образован, он вообще вышел из люмпенпролетариата, осознал свою бездарность в живописи, это, видимо, внутренне сломало его, отсюда - жестокость, культ крови и ненависти... Как всякий некомпетентный человек, он не верил логике и презирал науку. А поскольку в ту пору, когда Гитлер вышел на старт, в Германии буйствовал культ насилия, как реакция на ужас войны; поскольку интеллектуальная элита была разобщена, поскольку экономика рушилась, выбрасывая на улицу миллионы рабочих, ставших изгоями общества; поскольку образованных людей было мало, - внимающее истеричному с л о в у большинство ринулось за тем, кто говорил привычное и понятное: <Во всем виноваты евреи! Во всем повинны большевики!>
   - Сейчас вы, видимо, начнете меня убеждать, что и Гитлера привели к власти толстосумы... Что-то не вяжется: толстосумы - которых я не люблю, как всякий интеллигентный человек, - вполне мыслящие люди. Видимо, вы в первую очередь имеете в виду промышленников, зачем им было помогать тому, кто науськивает на них массу?!
   - Масса была той силой, которой Гитлер торговал: <Я могу ими управлять, а вы - нет. Хотите видеть меня фюрером, хотите иметь гарантию, что я спасу Германию от большевистской революции, - принимайте меня таким, каков я есть, я обещаю вам спокойную работу и неприкосновенность ваших счетов в банках>. Кстати, английский нефтяной король Детеринг передал Гитлеру накануне выборов в рейхстаг что-то около двадцати миллионов марок. Неужели вы серьезно думаете, что без поддержки Ялмара Шахта и вице-канцлера Папена фюрер мог прийти к власти? Они отдали ему власть, как и Муссолини. Но толстосумы очень боялись опыта России. Шахт и Папен ничего так не боялись, как русского эксперимента, где лозунг <Мир - хижинам, война - дворцам> стал практикой жизни...
   - Вы, случаем, не состоите в коммунистической партии?
   Штирлиц пожал плечами, закурил, поинтересовался:
   - А если и да - что тогда?
   - Вас завербовал Кремль в конце сорок четвертого?
   - А если раньше? - Штирлиц улыбнулся. - Тогда что?
   - Вы сказали, что вам известно, как пытали в гестапо... Если вас пытали, то кто? Когда? За что?
   - На все вопросы я не отвечу, но на вопрос <за что> готов дать ответ... Я кое-что сделал для того, чтобы помочь срыву сепаратных переговоров Аллена Даллеса с Карлом Вольфом... В Швейцарии, в сорок пятом...
   - Значит, моя интуиция, - Роумэн жестко усмехнулся, - не подвела. Вас вербанули коммунисты. Кому, как не им, было выгодно сорвать эти переговоры?
   - Странно... Мне казалось, что более всего в этом была заинтересована Америка... Стать страной, которая идет на сговор с Гиммлером? От этого довольно трудно отмыться... Мне кажется, я работал на вас не меньше, чем на русских... Вопрос престижа в политике - вопрос немаловажный...
   - И для того чтобы вы помогли нам сохранить реноме самой честной и респектабельной державы, вы убили несчастную Фрайтаг, дорогой штандартенфюрер Штирлиц?
   - Давно знаете мою фамилию?
   - А вы как думаете?
   - Я думаю, вам сказали об этом совсем недавно.
   - Мне сказали об этом после того, как ты, фашистский перевертыш, начал следить за моими друзьями...
   - Красивый, веснушчатый агент Кемпа - ваш друг? - удивился Штирлиц и потянулся за сигаретой, но не успел ее достать из пачки, потому что Роумэн ударил его кулаком в лоб, повалив навзничь...
   ГАРАНТИРОВАННАЯ ТАЙНА ПЕРЕПИСКИ - IV __________________________________________________________________________
   <М-ру Полу Роумэну,
   Посольство США в Испании
   Дорогой Пол!
   Элизабет и я сердечно поздравляем с Кристой. Бог тебя услышал и
   выполнил твой заказ: умная, голубоглазая и с веснушками, именно про
   такую девушку ты мне писал в одном из своих посланий. Счастья вам и
   добра.
   По поводу дома на берегу океана. Можно подобрать. Правда, цены
   довольно высокие, как-никак мы живем в Голливуде, не где-нибудь. Я
   посмотрел три коттеджика, один с бассейном, шесть комнат, дорого, но
   можно взять в рассрочку, другой - холостяцкий, всего одна спальня и
   холл, правда, огромная веранда, метров сорок, этот дешевле, поэтому
   просят все деньги сразу. Третий нужно ремонтировать, его арендовали
   немецкие и французские эмигранты, полное запустение, они потихоньку
   складывают чемоданы, с работой плохо, антинацистская продукция сейчас
   не требуется в той мере, как в сорок четвертом, поэтому люди решили
   вернуться к своим разбитым очагам в Европе.
   Я заказал фотографии трех этих домов, вышлю тебе со следующей
   почтой.
   Твой совет по поводу споров я учел и принял к неукоснительному
   исполнению. Ты совершенно прав: все решает ячейка счастья, в ней
   рождается мир и доверие, именно то, чего лишена большая часть
   человечества.
   Кстати, по поводу Врэнкса. Он не получал ни одного письма из той
   страны, которую ты имел в виду. Он писал туда пять раз, но не получил
   ни одного ответа. Твою рекомендацию я ему передал, он был весьма
   удивлен этим, тем не менее поблагодарил и пообещал обо всем подумать.
   Назавтра он позвонил мне и спросил, не был бы я так любезен отправить
   его письмо вместе с моим. Я ответил, что мое письмо тебе идет так же,
   как все обычные письма, это только ты мне отправляешь корреспонденцию
   с дипломатической почтой.
   У меня очень много новостей, но я понял из твоей прежней
   весточки, что целесообразнее говорить обо всем этом при личной
   встрече. Если я тебя понял верно, тогда наговоримся обо всем, когда
   вы с Кристой приедете сюда следующей весной. Пожалуйста, не
   резервируйте отель, Элизабет и я обидимся, если вы остановитесь не у
   нас, мальчишки орут на улице, так что они не будут вам мешать, да и
   комната, которую мы для вас приготовим, окнами выходит в сад, который
   принадлежит другу Эйслера, композитору Дмитрию Темкину, ты помнишь
   его, он делал музыку для фильма <Сто мужчин и одна девушка> с
   Леопольдом Стоковским в роли дирижера. Он живет здесь уже двадцать
   лет, стал знаменитостью; но говорит с ужасающим акцентом, а Эйслера
   приглашает в гости только вечером, чтобы никто не видел; днем и по
   воскресеньям у него собираются только одни американцы, все-таки
   пословица, что порою надо быть святее самого папы римского, только
   потому и стала пословицей, что выражает суть того времени (тех
   времен), в которое она сделалась хрестоматийной, то есть понятной
   каждому и почти каждому потребной.
   Если у вас в посольстве будут показывать фильм <Десант>,
   посмотри... В титрах ты найдешь и мою фамилию. Полюбуйся на игру
   президента актерской Лиги Рейгана, я тебе писал о нем, он изображает
   одного из наших диверсантов.
   К сожалению, я провалялся в постели, подцепив какую-то дикую
   инфлуэнцу (температуры нет, но страшный кашель), когда в Штаты
   приезжали русские писатели Симонов и Эренбург. О них много писали,
   причем по-разному, отмечали, что Эренбург личный представитель
   Сталина, давно и прочно связанный с русскими секретными службами,
   возглавлял бюро Коминтерна в Париже, а Симонов, который пишет
   лирические стихи, был придан ему в качестве декорационного прикрытия.
   Впрочем, газетная сенсация газетной сенсацией, а принимали их здесь
   великолепно, было очень дружественно, и, как сказал мне потом Брехт,
   к нему звонил затворник Лион Фейхтвангер и, кажется, был намерен
   выбраться из своего далекого уединения. Кстати, он ведет себя именно
   так, как ты советуешь мне вести себя. Ему легче - он создает миры, в
   которых живет, ему не скучно, а я - бездарь, лишен дара сочинять или
   рисовать, поэтому не могу существовать без общения с себе подобными.
   А месяцем позже приехали два русских беженца, один бывший
   полковник, другой майор. Рассказывали совершенно ужасные истории про
   Россию, напичканы сюжетами, которые можно сразу же крутить в кино, их
   лекции собирали громадную аудиторию, здорово заработали. Я с ними
   потом поговорил, и выяснилось, что они перешли к Гитлеру в сорок
   втором, сотрудничали с генералом Власовым, ты помнишь, о нем много
   любопытного рассказывал Аллен. Мой интерес как-то угас, потому что у
   меня, как и у тебя, да и у всех наших, свое отношение к перебежчикам.
   Я все время видел их в немецкой форме, представляю, как бы ты себя
   чувствовал, ведь охранники т в о е г о концлагеря носили такую же
   форму.
   Брехт ходит какой-то опущенный, я спросил, отчего он не отвечает
   на твои письма. Он был весьма удивлен и сказал, что ничего от тебя не
   получал. Но со свойственной ему рассеянностью он, я думаю, сунул
   куда-нибудь твои послания и найдет их лишь в тот день, когда решит
   прибрать в своем кабинете, сплошь заваленном книгами, журналами и
   корреспонденцией.
   Мы сердечно обнимаем Кристу и тебя.
   В ожидании скорой встречи, твой
   Грегори Спарк>.
   ШТИРЛИЦ - XVI (ноябрь сорок шестого) __________________________________________________________________________
   Сидя за рулем своего <форда>, Роумэн продолжал неистовствовать:
   - Кто тебе, фашистская сука, дал задание следить за Кри...
   Штирлиц быстро включил радио; передавали последние известия из Лондона.
   - Убери это! - крикнул Роумэн. - Выключи к черту! Меня не подслушивают. Убери, я сказал! Сейчас ты скажешь Кристе, где и когда ты ее видел с Кемпом, сука!
   - Слушай, придурок, - тихо ответил Штирлиц, - перестань орать, как истеричка в пору климакса. А подслушивать здесь могут даже в сортире. Это по правилам.
   - Это по вашим нацистским правилам! Это вы никому не верите, поэтому ставите аппаратуру в сортире, чтобы знать всю подноготную, и от этого перестаете верить даже самим себе! Все про человека имеет право знать бог! А вы замахнулись и на бога, паскуды! Убери звук! Мне мешает эта шлюха с ее последними известиями!
   - Не уберу. Высади меня и выключай. А мне жизнь дорога.
   - Никто не угрожает твоей паскудной жизни. Кто поручил тебе следить за Кристой?! Отвечай!
   - Сначала ты скажешь, когда ты узнал мое имя, а потом я отвечу на твой вопрос. Это мое усло...
   - Сделай громче! - вдруг крикнул Роумэн, резко нажав на тормоз. Найди волну, чтоб не уходила станция! Громче же!
   Штирлиц не сразу понял, отчего Роумэн резко затормозил и круто взял к обочине. Он дал громкость на всю мощь и только после этого понял, отчего Роумэн так жадно подался к приемнику.
   - После этого выступления, - читал лондонский диктор, - два ведущих специалиста <Нью-Йорк таймс> по вопросам международного коммунизма Фридрик Вольтман и Ховард Рашмор сделали заявление для печати, что, скорее всего, речь идет о большевистском агенте Эйслере, нашедшем приют в Соединенных Штатах после того, как Гитлер начал свою антисемитскую вакханалию в рейхе. Вольтман заметил, что, рассматривая возможную коммунистическую деятельность Эйслера, необходимо особо внимательно присмотреться к некоему автору текстов Бертольду Брехту, весьма популярному менестрелю ГПУ. Из осведомленных источников, близких к Капитолию, сообщают, что главным следователем в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности выступит Роберт Стриплинг. Передают, что он уже провел предварительные допросы Адольфа Менжу, Рональда Рейгана и Роберта Тейлора, однако подробности прессе сообщены не были. Обозреватели считают, что речь, вероятнее всего, идет о разветвленном коммунистическом заговоре. Сегодня Стриплинг вызвал для допроса сестру Эйслера миссис Рут Фишер, которая в двадцатых годах была одним из руководителей Германской коммунистической партии... Оттава. Сегодня здесь во время пожара в отеле <Принс Джодж> погибло три человека, среди которых известный горнолыжник Клод Фармье. Причины возникно...
   Роумэн выключил приемник, полез за сигаретой, закурил, посмотрел на Штирлица невидящим взглядом, потом открыл окно и длинно сплюнул.
   - Ну, суки, - сказал он тихо, - грязные, глупые, неграмотные суки... <Автор текстов Брехт>... Что же это такое, а?
   - Я не скажу, что это фашизм, - усмехнулся Штирлиц, - но какое-то сходство есть. Фашизм всегда дает первый залп против интеллектуалов.
   - А ты молчи!
   - Я могу выйти?
   - Нет.
   Роумэн сделал две глубокие затяжки, сигарета сделалась как траурное знамя: черный пепел и красная кайма, очень страшно. Он включил зажигание, развернулся и в нарушение всех правил погнал через осевую в центр, к площади Колумба; там затормозил и, не глядя на Штирлица, сказал:
   - Пошли.
   Штирлиц спросил:
   - Может, я подожду?
   - Пошли, - повторил Роумэн. - Ты мне понадобишься как эксперт по фашизму, маленький Гитлер...
   - А что, - усмехнулся Штирлиц, осторожно вылезая из машины, потому что после удара Роумэна, когда упал навзничь на скользкий пол, выложенный изразцами, в пояснице снова заворочалась боль, - вполне престижно; эксперт разведки Соединенных Штатов по вопросам гитлеризма. Положи мне хорошие деньги в неделю, я готов, проконсультирую, отчего нет?
   Они поднялись на третий этаж нового дома, прошли по длинному коридору, остановились возле двери, на которой была укреплена медная табличка <Юнайтед Пресс интернэйшнл>. Роумэн нажал большую медную кнопку, раздался мелодичный перезвон; дверь отворил низенький человечек в мятой рубашке, выбившейся из жеваных, слишком длинных брюк.
   - Здравствуй, Пол, - сказал он, - сядь и не путайся под ногами. Идет очень важная информация.
   И, повернувшись, засеменил в телетайпную, где большие машины, урчаще дергаясь, выдавали новости.
   Роумэн прошел следом за ним, оторвал бумажный лист с только что переданными сообщениями и углубился в чтение. Он пробежал текст стремительно, и Штирлиц отметил, что Роумэн читает как человек, привыкший работать профессионально: он сначала п р о г л а т ы в а л новость, потом выделял части и только после этого б р а л сообщение вкупе, выявив для себя главное и отбросив ненужное. Однако, судя по тому, как двигались зрачки американца, Штирлиц понял, что в этом тексте ему было важно каждое слово.
   Роумэн прочитал его не три, а четыре раза, молча протянул Штирлицу и, резко поднявшись, снова пошел в телетайпную.
   Штирлиц пробежал сообщение, полез за сигаретами, вспомнив тот весенний день в Берне, когда он сидел с пастором Шлагом на набережной, спустившись по красивым дорожкам, устланным бурой, ржавой прошлогодней листвой, к вольерам, где содержались олени: самое пустынное место в зоопарке, только утки летают, безлюдье и тишина. Именно там он впервые подумал, что может случиться с миром, если Даллес договорится с Вольфом, диффузия идей - штука сложная, проникновение концепции нацизма в буржуазно-демократическое общество незаметно; он помнил Берлин тридцать второго года, он хорошо помнил тот год, лучше б ему не помнить ту пору, так она была страшна, так горько было ощущение собственной беспомощности; видишь и понимаешь, куда катится страна, но ничего не можешь сделать, чтобы предотвратить ее сползание в ужас...
   <Здесь передают, - прочитал он сообщение еще раз, - что комиссии по расследованию антиамериканской деятельности в составе председателя Перкэна Томаса, сенаторов Карла Мундта, Южная Дакота, Джона Макдоуэла, Пенсильвания, Ричарда Никсона, Калифорния, Ричарда Вайля, Иллинойс, Джона Ранкина, Миссисипи, Хардина Петерсона, Флорида, и Герберта Боннера, Северная Каролина, провели предварительную беседу с Герхардом Эйслером, братом известного композитора, работающего в Голливуде. По поручению комиссии материалы к собеседованию готовили главный следователь Роберт Стриплинг и следователь Луис Рассел. Официальное слушание назначено на начало сорок седьмого года.
   Приводим текст стенографического отчета, полученный от адвокатов.
   С т р и п л и н г. - Мистер Эйслер, встаньте.
   Э й с л е р. - Я не намерен вставать.
   С т р и п л и н г. - У вас есть адвокат?
   Э й с л е р. - Да.
   С т р и п л и н г. - Господин председатель, я считаю, что мы можем разрешить свидетелю пригласить адвоката.
   П р е д с е д а т е л ь. - Мистер Эйслер, поднимите вашу правую руку.
   Э й с л е р. - Я не подниму мою правую руку до тех пор, пока мне не будет предоставлена возможность сделать заявление.
   С т р и п л и н г. - Господин председатель, я думаю, вы должны объявить, чему посвящено слушание, прежде чем принимать решение о правах свидетеля Эйслера.
   П р е д с е д а т е л ь. - Мистер Эйслер, вы в Комиссии по антиамериканской деятельности. На основании шестьсот первого параграфа гражданского права нам вменено в обязанность расследовать характер и объект антиамериканской пропаганды в Соединенных Штатах, а также выяснить, какие иностранные государства стоят за этой пропагандой и является ли ее целью свержение правительства США, а также иные вопросы, возникающие в связи с исследованием главного. Поскольку Коммунистическая партия США признана подрывной организацией, все формы ее деятельности подлежат рассмотрению в нашей комиссии. Поэтому ваши ответы на вопросы должны быть прямыми и ответственными, никаких двусмысленностей. Мы не намерены дать вам возможность выступать с какими бы то ни было заявлениями до тех пор, пока вы не принесете присягу. Лишь после присяги комиссия рассмотрит ходатайство о приобщении вашего заявления к делу. Итак, поднимите вашу правую руку.
   Э й с л е р. - Нет.
   П р е д с е д а т е л ь. - Мистер Эйслер, не забывайте, что вы являетесь гостем этой страны.
   Э й с л е р. - С гостями так не обращаются, потому что я...
   П р е д с е д а т е л ь. - Эта комиссия...
   Э й с л е р. - Потому что я не гость, а политический заключенный в Соединенных Штатах.
   П р е д с е д а т е л ь. - Одну минуту! Вы готовы присягнуть?
   Э й с л е р. - Я не могу присягнуть, прежде чем не сделаю нескольких замечаний.
   П р е д с е д а т е л ь. - Нет, сейчас вы не будете делать никаких замечаний.
   Э й с л е р. - Значит, не будет никакого слушания моего дела - во всяком случае, в моем присутствии.
   П р е д с е д а т е л ь. - Вы отказываетесь присягнуть? Я правильно вас понял, мистер Эйслер? Вы отказываетесь присягать?!
   Э й с л е р. - Я готов ответить на все ваши вопросы.
   П р е д с е д а т е л ь. - Одну минуту... Вы отказываетесь дать присягу?
   Э й с л е р. - Я готов ответить на все ваши вопросы.
   П р е д с е д а т е л ь. - Мистер Стриплинг, вызовите другого свидетеля. Комиссия будет соблюдать свой порядок. Вы ведь отказываетесь присягнуть перед лицом нашей комиссии.
   Э й с л е р. - Я не отказывался и не отказываюсь присягать.
   С т р и п л и н г. - Господин председатель, по-моему, свидетель должен замолчать. Или же встать и присягнуть. Или же быть выведенным из зала - во всяком случае, до тех пор, пока мы не придем к единому мнению.
   С е н а т о р М у н д т. - Господин председатель, спросите его еще раз: готов ли он присягнуть?
   П р е д с е д а т е л ь. - Вы снова отказываетесь принести присягу, мистер Эйслер?
   Э й с л е р. - Я никогда не отказывался дать показания под присягой. Я доставлен сюда как политический заключенный. Я прошу дать мне возможность сделать несколько замечаний по делу - всего три минуты - перед тем, как я присягну и отвечу на ваши вопросы, а потом выступлю с моим заявлением.
   П р е д с е д а т е л ь. - Я уже сказал, что вы получите право на слово лишь после того, как ответите на наши вопросы под присягой. Затем ваши замечания - если следствие найдет их заслуживающими внимания - будут рассмотрены комиссией. Но сначала вы должны присягнуть.
   Э й с л е р. - Вы ошибаетесь в этом пункте. Я ничего не д о л ж е н, ибо я политический заключенный. А политический заключенный ничего никому не должен.
   П р е д с е д а т е л ь. - Вы отказываетесь присягнуть?
   Э й с л е р. - Я прошу дать мне три минуты для того, чтобы я мог разъяснить комиссии то, что я на...
   П р е д с е д а т е л ь. - Мы будем дискутировать ваш вопрос только после того, как вы присягнете.
   С е н а т о р М у н д т. - Господин председатель, я полагаю, что свидетель должен быть удален.
   С е н а т о р Р е н к и н. - Согласен.
   П р е д с е д а т е л ь. - Уведите свидетеля.
   С т р и п л и н г. - Господин председатель, я бы хотел, чтобы знали, в какую тюрьму отправят Эйслера.
   П р е д с е д а т е л ь. - Кто его сюда доставил?
   С т р и п л и н г. - Два присутствующих здесь джентльмена. Назовите ваши имена.
   Г р е н н а н. - Я - Стив Греннан, офицер секретной службы, министерство юстиции, отдел иммиграции.
   Б р о с м а н. - Я - Бросман, офицер секретной службы, министерство юстиции, отдел иммиграции.
   П р е д с е д а т е л ь. - Это вы привезли сюда Эйслера?
   Офицеры секретной службы подтверждают это.
   П р е д с е д а т е л ь. - Куда вы его берете?
   Г р е н н а н. - В городскую тюрьму Вашингтона.
   Затем была приглашена для дачи показаний Рут Фишер, которая является родной сестрой Ганса Эйслера, композитора, проживающего по адресу 122, Вавэрли-плэйс, Нью-Йорк, и Герхардта Эйслера, находящегося в тюрьме Вашингтона. Будучи приведенной к присяге, миссис Фишер на предварительном слушании, в частности, показала:
   - Герхардт и я вступили в ряды Коммунистической партии Германии в 1920 году. Я была секретарем берлинской организации, затем членом Политбюро, а также членом президиума ИККИ Коминтерна в Москве. Мы очень дружили с Герхардтом, особенно в ту пору, когда он вернулся с фронта, где провел в окопах четыре года, однако в двадцать третьем наша дружба кончилась, потому что я встала в оппозицию к Политбюро и Коминтерну. Я потому решилась сегодня выступить с заявлением перед уважаемой комиссией, что считаю Герхардта одним из самых опасных террористов...
   П р е д с е д а т е л ь. - Простите, миссис Фишер, вы сводная сестра Ганса и Герхардта Эйслера?