Семенов Юлиан Семенович. Экспансия - 1

   В тот же день я был принят Гитлером и доложил ему свои соображения. Он был разгневан, но сдержался, а когда пригласил всех на обед, сказал Гиммлеру: <Ваш Шелленберг не верит в то, что именно е г о Бест и Стевенс руководили Эслером>. Гиммлер ответил, что он знает об этом, что пока еще не удалось получить доказательств прямой связи Беста и Стевенса с Эслером, видимо, англичане поддерживали с ним связь через <Черный фронт> Отто Штрассера, поскольку Эслер все-таки признался в том, что контактировал с двумя неизвестными, которые передали ему взрывчатку... <Мы сможем, заключил Гиммлер, - доказать лишь то, что бомба была изготовлена для Эслер а за рубежом>. Гитлер долго молчал, а потом обратился к Гейдриху: <Я требую, чтобы все они заговорили. Применяйте все, что угодно, но они должны сказать то, что я хочу услышать, то есть правду>. Однако по прошествии трех месяцев он переключился на другую идею, и я вздохнул с облегчением...
   В о п р о с. - Что это была за идея?
   О т в е т. - Точнее говоря, их было две. Первая - похищение герцога Виндзорского, а вторая - убийство или похищение Отто Штрассера.
   В о п р о с. - Мы вернемся к этим вопросам во время следующего допроса. Пока что у меня есть ряд уточняющих замечаний. Вы знакомы с той речью, которую фюрер произнес в пивном зале в Мюнхене за полчаса перед покушением?
   О т в е т. - Если мне не изменяет память, он говорил в этой краткой речи о том, что рейх стоит на пороге долгой кровавой войны, войны не на жизнь, а на смерть, и новый четырехлетний план, который он поручил разработать Герингу, сделает Германию военным лагерем.
   В о п р о с. - Вас не удивил тон этой речи?
   О т в е т. - Удивил.
   В о п р о с. - Объясните почему?
   О т в е т. - Потому что два месяца, прошедшие после окончания войны против Польши, были отмечены пропагандистской кампанией, которую проводил в прессе и на радио рейхсминистр Геббельс... Смысл сводился к тому, что фюрер подготовил мирные предложения Западу, вот-вот будет подписан договор с Лондоном, который подведет черту под войной и настанет эра процветания Германии. Речь фюрера в Мюнхене прозвучала как неожиданный Диссонанс всему тому, что печаталось в наших газетах.
   В о п р о с. - Как вы считаете, эта речь была неожиданностью для Гиммлера и Геббельса?
   О т в е т. - О Геббельсе я ничего не могу сказать, но Гиммлер - все то время, пока шло расследование обстоятельств покушения, - был в подавленном состоянии... Иногда мне даже казалось, что он чем-то испуган.
   В о п р о с. - Чем именно?
   О т в е т. - Я затрудняюсь ответить.
   В о п р о с. - Хорошо, тогда я сформулирую этот же вопрос иначе. Кто утверждал кандидатов, приглашаемых на традиционную встречу ветеранов с фюрером в мюнхенском <Бюргерброе>?
   О т в е т. - Я не знаком с этим вопросом, но мне кажется, что приглашения утверждала канцелярия Гитлера, а уж затем списки передавались начальнику управления охраны фюрера.
   В о п р о с. - Как его фамилия?
   О т в е т. - Выскочила из памяти... Я скажу вам позже...
   В о п р о с. - Он подчинялся Гиммлеру?
   О т в е т. - Формально - да.
   В о п р о с. - А фактически?
   О т в е т. - Фактически - Гитлеру. И в определенной мере Гессу и Борману.
   В о п р о с. - Кто распределял места в <Бюргерброе>?
   О т в е т. - Начальник охраны фюрера.
   В о п р о с. - Как вы объясните тот факт, что в первые ряды были посажены люди, очень близкие - в прошлом - к Рему и Штрассеру? Как объяснить тот факт, что от взрыва погибли именно те ветераны, которые находились под наблюдением специальной службы Мюллера, который прослушивал их телефонные разговоры и перлюстрировал корреспонденцию? Как вы объясните, наконец, и то, что на этот раз фюрер произнес столь короткую речь и не остался, как обычно, в подвале, а сразу же сел в поезд и уехал из Мюнхена. Мы провели исследование: это была беспрецедентно короткая речь, ни до, ни после он никогда не произносил такой краткой речи...
   О т в е т. - Вы полагаете, что покушение было организовано самим Гитлером?
   В о п р о с. - Нас интересует ваше мнение по этому вопросу.
   О т в е т. - Гиммлер рассказал мне, что, когда фюрер узнал о взрыве бомбы, которая подняла к потолку ту трибуну, на которой он стоял, убила девять и изуродовала сорок ветеранов движения, он чуть не заплакал, сказав: <Как всегда, провидение спасает меня, ибо я нужен нации!> Зачем фюреру нужно было организовывать такого рода спектакль? Чтобы наработать себе популярность? Но он и так был в ту пору чрезвычайно популярен в народе. Зачем еще?
   В о п р о с. - За тем, чтобы положить конец мечтам о мире. Такое вы допускаете? Вы же помните, что пресса той поры обещала немцам мир... Может быть, Гитлер хотел доказать, что англичане, которые готовят на него покушение, должны быть уничтожены и для этого надо идти на любые жертвы? Может быть, вы и ваша работа по Бесту и Стевенсу, начавшаяся незадолго перед покушением, были звеньями его плана?
   О т в е т. - Мне трудно в это поверить.
   В о п р о с. - А в то, что истинным организатором покушения - если вы считаете, что не Гитлер был инициатором этого <второго рейхстага>, - был Гиммлер?
   О т в е т. - Нет. Он тогда не мог пойти на это. Я помню, как он колебался в апреле сорок пятого, когда я умолял его сместить фюрера, я знаю его нерешительный характер, нет, я не думаю, что он тогда мог пойти на это...
   ШТИРЛИЦ - III (Мадрид, октябрь сорок шестого) __________________________________________________________________________
   - Вы очень напряжены, - сказал американец, - напрасно... Не бойтесь.
   - Я боюсь только дурного глаза, - ответил Штирлиц.
   Американец рассмеялся:
   - Неужели верите в дурной глаз? Не поддавайтесь мистике.
   - Так все же в какой ресторан вы намерены меня пригласить?
   - В тот, где хорошо кормят. Сытно. И разнообразно... Вы очень напряжены, я вижу. Да? Вам ничего не грозит, поверьте.
   Штирлиц усмехнулся:
   - Поверить? А это по правилам?
   - Вообще-то - нет, но мы - исключение.
   - Как я стану теперь жить без документов? - спросил Штирлиц, поняв, что тот полицейский не зря ждал их в машине; кому-то был очень нужен его документ, единственный, удостоверяющий личность доктора Брунна и его право на проживание в Испании сроком на шесть месяцев.
   - Жить трудно, - согласился американец, - но существовать можно вполне.
   <Я проиграл в р е м я, - сказал себе Штирлиц - а это единственно невосполнимый проигрыш. Я проиграл его, пока лежал без движения, потому что именно в те месяцы Белый дом повернул направо, русские снова стали <угрозой для человечества>, коммунистов в Америке посмели назвать <агентами иностранной державы>, а их деятельность объявили в р а ж д е б н о й>.
   ГЕЛЕН - I (осень сорок пятого) __________________________________________________________________________
   Вернувшись в Германию на американском военном самолете, Гелен поселился в Мюнхене; его к о н т а к т от Си-Ай-Си', с которым Даллес свел его еще за ужином в Вашингтоне, предложил службе генерала виллу в непосредственной близости от штаб-квартиры американских оккупационных сил, изъятую у семьи арестованного СС обергруппенфюрера Поля.
   _______________
   ' С и - А й - С и - специальная служба военной разведки США. (англ. сокр.).
   - Да что вы! - мягко улыбнулся Гелен. - Разве можно афишировать нашу дружбу... Зона полна коммунистическими элементами, все левые подняли голову... Нам следует поселиться вдали, подальше от злых глаз... Если русские узнают, что мы работаем вместе, - ждите большого скандала, они не преминут заявить, что генерал Гитлера учит Америку нацистскому антикоммунизму...
   Тем же вечером, вернувшись с конспиративной квартиры, где проходила встреча с к о н т а к т о м, Гелен сказал своему помощнику Курту Мерку в свое время тот возглавлял подразделение абвера на юге Франции:
   - Пошли побродим, засиделся, тела не чувствую...
   Они вышли на маленькую улицу, где теперь жил Гелен, отправились к Английскому парку по дорожке, устланной ржавыми дубовыми листьями; осень была теплой, дети купались и в октябре, воистину <мир сошел к человецем>.
   - У меня дома американцы натыкали аппаратуру, - пояснил Гелен. Сделали это довольно красиво, но мой Генрих - все-таки он специалист высшего класса - выявил все точки; они пролезли даже в ванную комнату, понимая, что там - самое удобное место для тайных разговоров. Так что беседовать будем во время прогулок, давайте замотивируем это советом доктора - отложения солей, необходим двухчасовой моцион, пусть он запишет это в историю болезни, документ...
   - Трудно работать, ощущая к себе постоянное недоверие, - заметил Мерк.
   Гелен глянул на него удивленно:
   - А как бы вы поступили на месте американцев? Так же. Если еще не круче. Я, например, - допусти нашу победу над ними - посадил бы их в охраняемую виллу, не выпускал бы никуда, использовал как аналитиков и расчетчиков операций, не более того. Благодарите бога, что мы живем так, как живем, это оптимальный вариант, американцы - большие наивные дети, которые, увы, скоро повзрослеют...
   Мерк улыбнулся:
   - Благодарить надо не бога, а вашего друга Аллена Даллеса.
   Гелен покачал головой:
   - Нет, бога, потому что он свел меня с ним...
   - Ладно, поблагодарим, хотя я в бога не верю.
   - Только не говорите об этом американцам. Они даже на монетах чеканят: <В бога мы верим>. Как-то, правда, не очень корреспондируется с постулатом Библии о том, что надо изгнать торговцев из храма, но они победители, а их, увы, не судят. Судят нас. Именно в этой связи, дорогой Мерк, необходимо наладить очень аккуратный контакт с Нюрнбергом... Конкретно - с теми адвокатами, которые приняли на себя тяжкое бремя защиты нашей армии и правительства рейха... А так же - как это ни покажется странным - гестапо... Мы должны помочь нашим адвокатам в построении стратегии их защитительных речей...
   - Вы намерены помогать защите гестапо? - Мерк удивился. - Думаете, это возможно?
   - Невозможно. Однако это облегчит участь армии и правительства, работа на контрастах. А мы с вами к тому же обязаны думать впрок. Немцам вскорости понадобится секретная полиция по наблюдению за левыми. Именно эту мысль мы и должны аккуратно заложить в речи адвокатов. Очень тактично, сдержанно, при явном осуждении гестаповского злодейства и бесчеловечности...
   - В таком случае, почему вы не просите меня наладить контакт с тем, кто защищает партию? - усмехнулся Мерк.
   - Нам не нужна нацистская партия. Ее цели - я имею в виду антикоммунистическую и антирусскую устремленность - нужно и можно достичь совершенно иным способом... Об этом, однако, позже. Итак, первая позиция адвокаты Нюрнберга. Вторая позиция: в Марбурге, на Барфюссерштрассе, живет доктор Мертес... Это ваш старый сослуживец и добрый знакомый... Его подлинное имя Клаус Барбье. Я хочу, чтобы вы встретились с ним... И назначили ему место и время, где мы увидимся. Он и я. Вы обеспечите охрану. Продумайте, что нужно сделать, - Гелен внимательно посмотрел на Мерка, пешно. Частично эти возможности не использовались только потому, что генералы просто не знали о многом. Обвиняемые военные начальники узнавали о чем-либо только в том случае, если они, как солдаты, должны были по-военному выполнить готовое решение. Демократический политический деятель скажет, что они могли уйти в отставку. Это может сделать парламентский министр в демократической стране. Германский офицер не мог этого сделать.
   Воинское неповиновение было и будет нар (помогал ему в выявлении английских разведчиков, евреев и русских пленных, сбежавших из концлагерей; коммунистами занимался сам Барбье, никого к ним не допускал, докладывал об акциях лично Гейдриху, а потом Кальтенбруннеру), с л у ч а й н о встретил его на вокзале в Меммингене, задел рукой, извинился и, подняв шляпу, шепнул:
   - Зайдите в туалет.
   Там, возле писсуаров, Мерк беззвучно, одними губами, сказал:
   - Соблюдая полнейшую конспирацию, тщательно проверившись, явись в отель <Цур пост> во Фрайбурге десятого числа; приедешь базельским поездом; сядешь в Бонне в третий вагон с конца, нам так будет удобнее посмотреть, нет ли за тобой хвоста. Если мы увидим чужих, рядом с тобою устроится женщина в синем берете. Это сигнал тревоги, в отель не ходи.
   По худому лицу Барбье пробежала улыбка:
   - Начинаем, слава богу... Я так ждал этого, Мерк...
   Наблюдение, пущенное людьми Гелена за Барбье, в тот раз ничего тревожного не установило, <объект чист>; в <Цур пост> его ждал Мерк, получив информацию, что и за ним самим сегодня никого нет, сумел оторваться от американцев еще на выезде из Мюнхена, обычно его п а с л и весьма тщательно.
   Из Фрайбурга выбрались вечером, один из друзей Отто Габсбурга, отпрыска австро-венгерских монархов, подвез на своем <майбахе> до той деревеньки, откуда начиналось восхождение: в горы отправились ночью; на рассвете добрались до хижины, возле которой Гелен уже разбил свой лагерь.
   - Спасибо, Мерк, - сказал Гелен, гревшийся у костра. - Ложитесь спать, вы совершенно вымотанный, даже глаза запали. Можете взять у меня в рюкзаке шоколад, американцы пичкают им меня, а я его ненавижу.
   Гелен поднялся; по-прежнему, не глядя на Барбье, пошел по лугу к подъему; ночные холода делали высокие травы особенно пахучими, явственно ощущался аромат желтого жидкого меда, панацея от всех хворей, альпийское разнотравье, что может быть прекрасней и живительнее?!
   На краю обрыва, возле серых валунов, он резко остановился и заговорил, не оборачиваясь, зная, что Барбье идет следом:
   - Послушайте, Мертес, вы глупите на каждом шагу. Не считайте американцев наивными детьми, пусть в это верит на том свете ваш Геббельс...
   - Наш Геббельс, - поправил его Барбье.
   Гелена это удивило, он медленно обернулся:
   - Вы считаете возможным возражать мне?
   - Бесспорно, - ответил тот. - Мы же теперь намерены строить новую, демократическую Германию, а демократия предполагает всеобщее равенство и право каждого на защиту своей точки зрения.
   - Ну и наглец, - протянул Гелен. - Да вы просто-напросто наглец, Мертес!
   - Вы прекрасно знаете мою фамилию, господин Гелен. Ваш помощник работал со мною в Лионе, зачем вы так... Вы продолжайте, я вас слушаю самым внимательным образом.
   - Да нет, таким, пожалуй, вы мне не нужны, я раздумал говорить с вами.
   - А я нет. Вам придется говорить со мной, генерал, потому что оружия вы с собой не носите, Мерка я о щ у п а л, следовательно, убрать меня не сможете. Я спущусь вниз и - если меня возьмут американцы, которые, как сказал Мерк, за мною следят, - скажу им, что вы пригласили меня на конспиративную встречу. Тайком от них. С соблюдением всех мер предосторожности. Они двойной игры не любят. Как и мы.
   - Это вы мне угрожаете, да? - осведомился Гелен, снова отвернувшись от Барбье. - Вот, значит, какой у вас метод. Хватко, но не результативно. Вы норовите взять свое нахрапом, наглостью. Но это вы могли делать с девками, которых подкладывали под тех, кто имел связи с партизанами в Лионе. Со мною такие фокусы не проходят. Перед тем как было решено пригласить вас на эту встречу, я положил в служебный сейф план операции по вашей вербовке, поскольку вы представляли интерес для американцев. Однако вы отказались от сотрудничества. Следовательно, я передаю все материалы на вас американцам и помогаю им в создании стройной системы доказательств вашей вины и обосновываю необходимость вашей выдачи Франции, где вами займутся люди Тореза. Это все. Идите вон.
   Барбье долго молчал, потом, хрустнув пальцами, тихо сказал:
   - Простите, генерал. Вы должны меня простить... Сейчас во всем винят только нас, <ваш Гитлер, ваш Геббельс>, а все остальные, оказывается, только тем и занимались, что организовывали против них заговоры. А ведь это не так. Что мог без вас Гитлер и этот несчастный Геббельс? Да ничего... Нервы не выдерживают, появляется злость отчаянья... Простите, пожалуйста...
   Гелен долго молчал; именно такие мне нужны, думал он; хваток и бесстрашен; законченный наглец; фанатично предан прошлому; не предаст, значит; гестаповские фокусы я из него выбью, научится светскости, это в конце концов не самое трудное.
   - Где Зикс?
   - В лагере.
   Это был СС оберштурмбанфюрер, давний друг Барбье; именно он первым провел экспериментальное опробование душегубок; в Минск приехал Вальтер Рауф, и они задушили две тысячи советских детей, - сначала решили посмотреть, как это будет действовать на детские организмы; испытание прошло блестяще; Зикс написал рапорт в Берлин, всячески возносил изобретение Рауфа: никаких криков, никаких айнзацкоманд, расстрелов; от гетто до кладбища пять километров, за это время все задохнутся в кузовах, все тихо и конспиративно.
   Когда из Берлина пришло поздравление, друзья устроили дружескую пирушку и отправили телеграмму Барбье: <Принимаем поздравления, желаем тебе счастья, твои братья>. (После победы Зикс был арестован американцами и передан в руки правосудия; Гелен - после первой встречи с Барбье обратился к американцам с просьбой выпустить Зикса для организации <оперативной работы по сопротивлению большевизму>. Однако военные юристы восстали; из четырнадцати обвиняемых эсэсовцев десять были повешены; Зикса с трудом удалось избавить от петли; его освободили три года спустя - за <хорошее поведение>; на следующий день после возвращения в Мюнхен он был зачислен в штат <организации> Гелена как специалист по борьбе с <красным террором>.)
   - Где Манке?
   - В лагере.
   (Этого удалось вытащить через год; работал руководителем резидентуры в Западном Берлине, контактировал с литовскими и украинскими националистами.)
   - Аугсбург?
   - Эмиль?
   - А что, есть еще какой-то?
   - Нет, нет, я не знаю никого, кроме Эмиля.
   - Ну так и отвечайте.
   - Он на свободе.
   - Это мне известно. Он принимает участие в вашей авантюре?
   - В какой именно?
   И тут Гелен обернулся.
   - В той самой, - гневно сказал он. - В любительской. Два паршивых фанатика ездят по стране, пользуясь наивностью американцев, и, видите ли, собирают <старых борцов> из гестапо Мюллера и разведки Шелленберга, чтобы начать подпольную борьбу за великую Германию. На кого поднимаете руку, Мертес?! С сегодняшнего дня будете получать указания человека, который придет к вам от Мерка. Ни одного шага без его санкции не сметь предпринимать. Ясно?
   - Да.
   - Это что такое?! - Гелен снова обернулся; лицо, словно маска гнева. - Как вы отвечаете мне, борец за демократию! Я спрашиваю, вам ясно?
   - Так точно, генерал!
   На этом встреча закончилась; путь вниз, в долину, был для Барбье самым унизительным; он ощущал себя маленьким и жалким; понимая всю безнадежность положения, достал из бумажника десять долларов, купил бутылку вонючей водки, видимо, яблочная, плохой очистки, выпил ее, не закусывая, хотя взял из дома плоский пластмассовый пакетик с хлебом, намазанным маргарином; пошел на вокзал и, забившись в угол, заставил себя расслабиться, досчитал до трехсот и уснул.
   Он не понял, сколько времени спал; вздрогнул, почувствовав, что рядом с ним сел кто-то. Глаз не открывал; ощущая тяжесть в висках и противную сухость во рту, подумал, что отдыхал он совсем недолго, обмен веществ с рождения был отменный, двух часов сна хватало на то, чтобы вывести из организма хмель, никаких последствий, ни головной боли, ни покалывания в печени; он ощущал на себе взгляд того, кто сел рядом; человек казался ему очень большим; почему-то был убежден, что у него маленькие голубые глаза.
   Глаза, однако, к его соседа - человека среднего роста - были черные, лицо - знакомое, где-то видел уже, только не мог вспомнить, где и когда.
   - Так вот, по поводу инструкций, - сказал человек. - Тот, кто привел вас в горы, просил поместить в <Гамбургер нахрихтен> и в кельнском <Курире> следующее объявление... Запоминайте, ни одно слово не может быть произвольно изменено: <По вполне доступной цене продается пленка для малогабаритных фотоаппаратов, типа <Лейка>, <Засс> и <Квик>. Обращаться по адресу Кассель, Бисмаркштрассе, семь и Гамбург, Ауф дем Келенхоф, два>. Запомнили?
   - Повторите, пожалуйста, еще раз.
   Человек повторил.
   - Теперь запомнил.
   - Вы поняли смысл этого объявления?
   Еще бы, подумал Барбье, только придурок не поймет; малогабаритные фотоаппараты марки <Засс> были на вооружении гестапо и региональных подразделений СД; никому в рейхе, кроме них, не позволялось держать эти фотоаппараты; ослушание каралось заключением в концентрационный лагерь. Понятно, по этим двум адресам, которые назвал ему человек Мерка, надо ждать гостей; люди гестапо и СД умеют читать между строк; сразу поймут: адреса в Касселе и Гамбурге - м а я к и. Ай да Мерк, ай да Гелен, лихо!
   - Кто будет принимать наших товарищей по этим адресам?
   - Это не ваша забота. Вам сообщат, если в этом потребуется необходимость. Дальше... Поставьте перед Эмилем Аугсбургом следующую задачу: поскольку у него есть контакты с мастерскими по изготовлению документов... Не возражайте, мы знаем все ваши адреса... Так вот, поскольку у него есть эти контакты, запросите у него подробный отчет о том, имеют ли его люди в своем распоряжении пишущие машинки с русским шрифтом?
   - Имеют. Две, - ответил Барбье. - Не надо проверять меня на мелочах. Поскольку вы меня в о д и т е, судя по всему, не первый день, вам прекрасно известно, что этими русскими машинками Аугсбурга снабдил именно я.
   - Одна из них русская, номер тридцать две тысячи сорок восемь?
   - Не помню. Но, кажется, номер пятизначный.
   - Эту машинку уничтожьте, вам ее подсунули. Когда сядете в поезд, вам передадут хорошую русскую машинку. Там же в чемодане будут деньги. Отчетность будете вести так, как вели в гестапо, учить, полагаю, не надо.
   - Правильно полагаете.
   - К вам поступает кое-какая информация из Берлина... Попробуйте сделать две-три дезинформации о том, как русские готовят свои войска для удара по <союзникам> с выходом на Ла-Манш. Аугсбург знает толк в русских делах, пусть сделает б о л в а н к у, передадите мне, мы внесем свои коррективы. Сколько времени вам нужно для выполнения этого задания?
   - За неделю попробуем управиться.
   - Меня это устраивает. Мое имя Эрих Ульстер. Связь у нас пока что будет односторонняя, я стану звонить вам или же встречать вас каждую пятницу в булочной Пауля... В девять утра. Если я буду знать, что за одним из нас смотрят американцы, в контакт с вами не войду, ждите звонка или письма из редакции, вас попросят зайти для переговоров по поводу вашего объявления. Это значит, я жду вас на вокзале Фульды, возле касс, каждый четверг, в семь вечера.
   Через неделю Гелен позвонил своему американскому к о н т а к т у и попросил внеочередную встречу, срочно, сейчас же.
   - У меня есть две чрезвычайные новости, - сказал Гелен, когда они увиделись. - Одна - горестная, начну с нее, потому что вторая, как понимаете, радостная...
   - Я-то вообще предпочитаю начинать с радостного...
   - Я - тоже, но дело заключается в том, что вы, возможно, захотите прервать нашу беседу и отправить мои горестные материалы в свой штаб, они того, увы, стоят.
   И он передал американцу фальшивку Эмиля Аугсбурга - две машинописные странички русского текста; печать и подписи были сработаны на славу, товар <на сливочном масле>.
   - Я не понимаю, что здесь написано, - сказал к о н т а к т.
   - Могу перевести. Но это будет весьма приблизительный перевод. Я решил отдать эту информацию вам, лично вам, чтобы именно вы могли ею оперировать. Это страницы из инструкции политотдела механизированного корпуса, расквартированного под Ростоком; замполитам даются рекомендации о работе среди личного состава в период броска к Ла-Маншу.
   - От кого пришла информация? - спросил американец, поднимаясь. Надежные источники?
   - Мои источники надежны, - ответил Гелен, - я шваль не подбираю.
   Американец позвонил в штаб, попросил срочно прислать двух автоматчиков, найти толкового переводчика с русского, срочно обработать документ и показать криминалистам на предмет исключения возможности подделки.
   - Спасибо, генерал, - сказал американец. - Кто, кроме вас, знает об этом документе?
   - Вы.
   - Значит, это наша совместная работа?
   - Нет, это ваша работа, - ответил Гелен.
   - Генерал, милый, вы же прекрасно знаете, что и у вас, и у нас, да и вообще во всех разведках мира, одна система проверки: что я отвечу Вашингтону, если меня спросят, как ко мне попал этот сверхсекретный документ русских? Вы понимаете, что этот документ позволяет нам крепко прижать вашингтонских миротворцев, поэтому я должен назвать человека, который передал мне это.